***
Просыпаешься ты, впечатавшись лицом в сидение перед тобой. Хорошо, что оно хотя бы мягкое, а то было бы в разы больнее. Вы почему-то слишком резко затормозили, а потому тебя по инерции и бросило вперёд — а ведь тебе говорили, чтоб ты пристёгивался, но нет же, ты же будешь вести себя как бунтующий подросток… Материшь себя за недальновидность, трёшь глаза — тебе снова больно, линзы, пытаешься проснуться окончательно, только вот выходит у тебя скверно. Бакуго громко матерится с переднего сидения, бьёт многострадальный руль, ругает «ебанутую старуху», куда-то звонит, потом матерится в трубку, яростно бросает мобильник на соседнее сидение, а потом орёт тебе, думая, что ты его не слышишь: — Поднимай свою сонную задницу, нам надо поймать тачку, — окончательно просыпаешься, думаешь, что как выйдете — попросишь вытащить линзу. Выходишь. Видишь его разозлённое лицо. Думаешь, что про линзы, в принципе, можно будет и потом поговорить, а пока что стоит заняться чем-то более важным — к примеру, голосованием у обочины. Трасса пустует непонятно почему — ты вглядываешься в простирающуюся перед тобой даль, но не видишь даже намёка на какой-нибудь транспорт, будто вы с Бакуго единственные идиоты, которые решили куда-то поехать. Кстати о Бакуго. Из багажника он вытаскивает огромную спортивную сумку и рюкзак, притом последний тут же летит в тебя — ты едва успеваешь поймать. Напоследок пнув машину, он плюёт себе под ноги, пинает колесо, зыркает в твою сторону, прожигая яростным взглядом, а потом резко отворачивается. — Старая машина моего отца. Очень, блядь, старая, — он в сердцах снова пинает колесо. — Я мог и угнанную добыть, но эта стерва… Он затыкается, больше ничего не говоря, а ты просто ждёшь хотя бы чего-то. Обойдя машину, вы встаёте рядом и начинаете ждать. Просто ждать, разглядывая холодное синее небо, следя за пустующей дорогой и думая каждый о своём. — Слушай!.. — пытаешься подать голос, но тебя тут же остужает его сухое: — На дорогу смотри, там, кажется, что-то ползёт. «Чем-то ползущим» оказывается машина, ты не разбираешься в их марках, которая не просто «ползёт» с достаточно большой скоростью, а ещё и со скрипом останавливается перед вами. Останавливается, хлопает дверью, выпуская водителя… нет, водительницу. Хозяйку. Девушка смотрит на вас, вы смотрите на девушку, Бакуго тихо матерится сквозь зубы, а ты думаешь о том, как тебя раздражают эти линзы, застрявшие в глазах и чувствующиеся ещё сильнее оттого, что ты думаешь про них. Ветер дует, деревья качаются, под твою куртку забираются ледяные струи воздуха, после чего материшься уже ты. — Здорово молчим, — усмехается девушка, после чего потягивается. — Вы тут разве не голосовали? — Не твоё де!.. — пытается огрызнуться Бакуго, но ты его тут же перебиваешь: — Голосовали, — киваешь, а потом стараешься не ёжиться под испепеляющим взглядом. — У нас проблемы и нам нужна помощь, — говоришь крайне спокойно, а девушка оценивающе разглядывает твоё лицо. Часть, которая не закрыта чёлкой. Начинаешь разглядывать её в ответ — задерживаешь взгляд на асимметричной чёлке, отмечаешь, что у неё в меру короткие волосы, оцениваешь висящие на шее наушники — у тебя когда-то были такие же, ты любил их за длину и прочность провода. Правда потом за сданный «не идеально» тест у тебя их отобрали. Ты, помнишь, тогда ещё долго рыдал. Правда, теперь тебе смешно от этого… а почему, не знаешь. Скользишь по двум красным каплям-татуировкам под глазами, оцениваешь, что она не то чтобы мила, но… обычна. Если не учитывать «капли» и обтягивающую кожаную куртку. Ощущение, будто она пытается из «серой мышки» шагнуть куда-то выше, но что-то в ней остаётся такое «тихое». У тебя такое ощущение складывается, по крайней мере. — Здорово, — язвительно откликается девушка, а потом в два длинных шага-прыжка пересекает расстояние между вами. Она ниже тебя намного, но смотрит будто бы сверху вниз. Тебя это не раздражает. Раньше бы разозлило, а теперь плевать. Вот ещё вчера подобный взгляд вызывал бы у тебя бурю эмоций, а сейчас ты смотришь на неё, а она едва ли тебе под чёлку не заглядывает. — Чувак, у тебя глаза поплыли, знаешь, да? «Линзы?» — судорожно думаешь, кусаешь губу, киваешь, она удивляется ещё сильнее, а потом кашляет в кулак. — Я, конечно, не в своё дело лезу, но… — она мнётся, но её тут же перебивает Бакуго. — Отвали, — сухое и шипящее. Он смотрит на неё, как голодный пёс на кость — ещё чуть-чуть, и кинется. — …но вам всё-таки требуется помощь. Особенно тебе, — обращается она именно к тебе, повернув лицо и усмехнувшись. — Хотя бы с глазами, — она подмигивает, но как-то ехидно. Судорожно вспоминаешь, что укусы на шее всё ещё не сошли. И что на скуле у тебя синяк. И не только на скуле. А она смотрит на твоё лицо и почему-то улыбается. Едва заметно — уголками губ. Но улыбается. — На самом деле, нам… — начинаешь говорить что-то не слишком важное — она идёт в сторону машины, ты идёшь за ней, рассказывая, что вам просто надо перебраться из города в город. Она просит тебя сесть на заднее сиденье машины, аккуратно достаёт линзу — глаз болит, ты тихо шипишь, но терпишь. — Не могла бы ты нас подвезти? — выделяешь слово «нас», она напрягается, но тут же расслабляется снова. — Да не вопрос, чего уж, — она улыбается, вдоволь натрогавшись твоего лица — ей это, кажется, понравилось. Ты смотришь на Бакуго, он смотрит на тебя — кажется, если ты посмеешь ему хоть что-то сказать или даже просто окликнуть его — тебе сломают лицо. Ну, или глотку порвут. Тут уж как «повезёт». Однако он снова сплёвывает на землю, кривит губы, медленно идёт в вашу сторону, а потом смотрит на девушку сверху вниз, поджимает губы, шипит что-то вроде: — «Сочтёмся», мелкая, — он окидывает её взглядом с ног до головы, фыркает. — Двинься, Асаши. Двигаешься. Он садится в машину, а девушка задыхается от этой несказанной наглости. Правда, потом ей приходится его выгнать, чтоб он положил ваши вещи в багажник. А потом вы всё-таки собираетесь ехать. — Что б ты знал, если бы ты не выглядел придурком, который может чуть что сотворить какую-нибудь херню, я бы в жизни тебя к машине и близко не подпустила, — она бурчит это себе под нос, а потом ругается на вас, чтобы вы пристегнулись. — Точнее нет. Ты выглядишь опасным для Асаши и у тебя его вещи. Так бы такого бестактного ублюдка я никуда бы не подвозила. Тебе разом перестаёт нравиться твоё новое имя. Так и хочется заорать, что ты Тодороки. Но ты молчишь. Холодно и спокойно. А Бакуго рядом с тобой яростно отвечает девушке в ответ — они друг с другом препираются, будто не только что познакомились, а знакомы как минимум всю жизнь. Ах, да, они ведь даже и не познакомились… Слушаешь их, звучащих на периферии, думаешь, что вам всё-таки несказанно повезло, что вы встретили эту девушку, думаешь, что хорошо было бы поесть — желудок ноет, тело ватное, а в голове пустота — укачало. Девушка гонит так, что пейзаж за окном сливается в одну мутную массу… или это тебя снова мутит? Не важно, прикрываешь глаза, пытаешься уснуть, но ничего не получается. Хватаешь ртом воздух, понимаешь, что тебе снова становится откровенно хреново, но поделать с этим ты ничего не можешь. Ты — не можешь. А вот Бакуго решает, что он вполне способен, а потому отстёгивает твой ремень безопасности и впечатывает тебя виском в свои коленки. Бурчит что-то едва различимое, потом напрягается — чувствуешь плечом и шеей — и кричит на девушку. Она на него в ответ. В горизонтальном положении тебе действительно легче… ещё бы он убрал свои пальцы с твоей шеи, так было бы вообще прекрасно — у тебя шея ведь чувствительная, а он только и делает, что гладит её грубыми и озябшими пальцами — мурашки ползут по телу вдоль позвоночника, тебя прошибает током, ты едва не мурчишь от этого чувства, забываясь, кто с тобой и где вы, собственно, находитесь. Машина едет ровно и спокойно, ты невольно начинаешь дремать — крики тебя не волнуют. Они вообще, кажется, прекращаются в какой-то момент. Раз и не было.***
Просыпаешься ты потому, что тебя трясут за плечи и хлещут по лицу ладонями. Не слишком сильно, но ощутимо. — Доброе, блядь, утро, — шипит тебе в лицо Бакуго, а потом отпускает тебя. — Приехали, выходим. Осматриваешься, трёшь глаза — за окном действительно город, чем-то похожий на ваш старый. Вылезаешь из машины, а потом пошатываешься слегка — Бакуго придерживает тебя за плечи, а потом встряхивает. — Спасибо, — улыбаешься девушке, которая тоже вышла из машины, чтобы с вами попрощаться. — Э… Ты хочешь что-то ещё сказать, но тут же забываешь. Она протягивает тебе бумажку с телефонным номером, розовеет лицом, отводит взгляд и что-то бормочет про помощь, свободный транспорт и так далее. На бумажке чуть ниже приписано «Звони в любое время», а ещё ниже «Джиро». Теперь ты знаешь, как её зовут. Пытаешься улыбнуться, но она уже на тебя и не смотрит. Прощается, кивает Бакуго, он в ответ ей что-то бросает — ты всё ещё тупишь и не можешь расслышать, что именно. — Давайте там, — Джиро улыбается, а потом садится за руль. — Наушники смени, — шипит ей Бакуго вслед. — У этих звучание дерьмовое. — Это у тебя звучание дерьмовое, пошёл ты! — она показывает фак через оконное стекло, а потом отворачивается, чтобы пристегнуться. На улице холодно. Ты ёжишься, сжимаешь в пальцах бумажку, а потом достаёшь из кармана телефон, забивая туда номер. Бакуго тем временем потягивается, закидывает сумку на плечо и жестом указывает тебе идти за ним. Почему-то у тебя в голове всплывает мысль, что ты не обязан его слушаться, однако она тут же гаснет — ты не знаешь, что в том рюкзаке, что у тебя за спиной, ты понятия не имеешь, в какое дерьмо влипнешь, если он захочет этого. Человека, который может достать поддельные документы за одну ночь, стоит бояться. — Пошли, — Бакуго злится. — И как она только клюнула на твою кирпичную рожу?.. Не отвечаешь ничего, просто следуешь за ним, отмечая, что этот город почти никак от вашего и не отличается. Ну, в смысле, нет каких-то особенных различий, которые бы бросались в глаза. Конечно, тут ты будешь заблуждаться по первости, ты и в своём заблудиться мог — ты же мир видел обычно из окна авто своего отца, который вёз тебя в очередную секцию или на какие-то дополнительные занятия. А здесь ты ничего не видел даже из этого самого пресловутого окна, а потому жмёшься к Бакуго, едва не касаясь его в действительности. — Сейчас забежим перекусить, а потом надо будет найти одного придурка и отобрать у него ключи, — ты так и не понимаешь, для кого он всё это произносит, но на всякий случай слушаешь. И думаешь, как будешь дальше действовать сам ты — надо будет найти вакансии, вернуть Бакуго деньги, потраченные на тебя — телом ты как-то отрабатывать не хочешь. Вчера ощутил, каков он, когда не пытается доставить тебе удовольствие, и тебе как-то не хочется больше это пробовать. Ты попробовал жизнь, и она тебе не очень-то понравилась. Он ориентируется в этом городе, будто часто здесь бывал — без карт знает, где и когда свернуть, а ты только и можешь, что идти за ним и пытаться не слишком сильно погружаться в свои мысли, чтобы не терять светлую макушку из вида. Завтракаете вы в какой-то фастфуд кафешке, притом ты едва успеваешь допить свой кофе, который тебя заставили взять, и доесть сэндвич, как он едва не за шкирку тебя вытаскивает на улицу, а потом пихает в плечо, чтобы стоял ровно. Он ни о чём тебя не предупреждает, ты не знаешь, чего от тебя ему надо, а потому ведёшь себя так, как хочется тебе. — Вот, это он, — Бакуго выделяет «он», а потом произносит то, что ты не ожидал от него услышать: — Это, конечно, не твоё дело, но ты ж доебёшься, я знаю. Да, мы с ним спим, да, мы встречаемся, да, он никого из моих не знает, да, это напоминает сопливый побег парочки, которую «не понимает общество», — он едва не плюётся этими словами. Так спокойно заявлять об отношениях с парнем? Нет, конечно, общество стало в разы толерантнее, но… но… Сглатываешь, смотришь на него, а потом на парня, которому тебя как раз представляют. Ну, парень как парень — одет в строгий костюм, на носу прямоугольные очки, сам весь из себя прилизанный-правильный, тебя такие люди всегда раздражали. Такие обычно и являются теми ещё блюстителями порядка, которые явно против геев. Правда этот лишь окидывает тебя суровым взглядом, а потом кивает. — Хорошо, — он протягивает кулак вперёд, а ты ничего другого не придумываешь, как подставить под него ладонь. И угадываешь. Он разжимает руку и оттуда с тихим звоном выпадают ключи. Дыхание замирает где-то в горле. — Я рад, что ты остепенился после… — Завали ебало, — шипит Бакуго, а ты просто молчишь. Смотришь на очередного незнакомца и молчишь, думая, что у тебя от не до конца прожёванного сэндвича в желудке какая-то неприятная тяжесть. Интересно, «после чего» Бакуго остепенился? Только вот ответом никто тебя не собирается радовать. Они просто жмут друг другу руки, а потом расходятся. Точнее, синеволосый парень уходит, а вы остаётесь наедине. — Это Иида. Если что случится — сразу иди к нему, — усмехается Бакуго, а потом трёт глаза. — Так бы хера с два он стал мне с хатой помогать, — снова сплёвывает. Он слишком много сегодня плюётся… нервное? — А так, его романтическая душонка просто не может остаться в стороне. И ему срать, что он мне по гроб жизни должен, хах. Молчишь. Ты не будешь ничего спрашивать — он сам всё расскажет в своё время. Но к сведению принимаешь, запоминаешь. Полезная информация. Любая информация полезная, ты это запомнил ещё давно, когда выслеживал моменты пониженной бдительности отца, когда планировал побег и слушал всё, что только мог услышать. Больше вы не разговариваете. Точнее, ты толком и не говорил — горло болит, а вот Бакуго замолчал и на твои «ошибки» максимум неодобрительно ворчал. Ошибками было в основном то, что ты снова шёл слишком медленно или случайно спотыкался. Придирался как мог, в общем. Квартира, в которой вам предстоит жить, выглядит неплохо. В том смысле, что она полностью обставлена — кухня, комната с кроватью… да, одной, но это можно пережить, ванная и всё. На самом деле тебе даже нравится, что здесь всего так мало, в особенности места. Ты ненавидишь некрасиво пустующие комнаты, тебе хочется, чтобы пространство вокруг тебя было чем-то заполнено — дома ты всегда был либо один, либо с теми, кто тебе неприятен… конечно, так было не всегда, но стало мерзкой обыденностью, когда отец упёк твою мать в психушку. Смотришь на кровать, которая кажется ещё более широкой, чем те, что были в мотелях. Думаешь, что надо раздобыть футон, потому что дома ты обычно на нём спал — тебе привычно. Интересно, не сочтёт ли Бакуго это за грубость? А если сочтёт, то как ты будешь из этого выкручиваться? Не знаешь. — Иида… блядь, ублюдок, — Бакуго осматривает спальню, стоя рядом с тобой в дверном проёме, но до тебя не дотрагиваясь. — Говорил же… ай, плевать. Кажется, ему тоже не нравится перспектива постоянно с тобой спать. Даже обидно как-то. — Ты так и будешь столбом стоять или, может, что-то начнёшь уже делать? — он вскидывает светлую бровь и выжидающе на тебя смотрит. — Я собирался искать работу, — киваешь, — правда, мне понадобится твоя помощь… Его взгляд теплеет. Если так, конечно, можно сказать. Бакуго кивает, а потом, оставив сумку у невысокого комода, который едва помещался в комнате из-за размеров кровати, падает на эту самую кровать, растягиваясь поперёк неё и будто подзывая. Ложишься на живот рядом с ним, понимая, что эта кровать до ужаса мягкая и уютная… — Ну, врубай поисковик, — он потягивается, будто кот, а потом заглядывает к тебе в телефон. — О, ты записал номер этой девки. — И что? — выгибаешь бровь, а потом понимаешь, что тебе его не видно из-за свисающей чёлки. Стягиваешь парик, а потом отмечаешь, что Бакуго ещё сильнее расслабился после этого. — Да ничего, полезно будет иметь хоть какие связи, — он пожимает плечами. — Пусть даже ты её ебалом подкупил. Молчишь. Начинаешь упорно искать вакансии… Ох, кто бы знал, что это будет настолько проблематично!.. Он критикует всё, что видит. Здесь начальник мудак, там зарплата низкая, тут до места работы хрен доберёшься, а это вообще: «Кафе для блядских извращенцев, ты серьёзно хочешь ходить в платье?!» Тебе за каждую попытку возразить давали подзатыльник и упрекали, что ты нихера не знаешь о жизни, а потому тебя всему надо учить. За каждое предложение и предположение — упрёки. Твоего терпения уже едва хватало на поиск новых вакансий на место чёртового официанта. Почему официанта? А потому что «ты Принцесска рафинированная, тебя никуда больше не возьмут». Охуительные заявления, на самом деле. — Слушай, — снова начинаешь ты. Тебя даже слушают!.. вот это редкость! Правда взгляд «заткни варежку, дебил» тебя уже достал. — Может, ты вообще не хочешь, чтобы я работу находил? Ну, судя по твоему поведению, всё, что ты делаешь — ебёшь меня и решаешь, что я буду делать дальше. Ты забываешь, что я нихера не младше тебя и уж явно не нуждаюсь в контроле каждого моего шага! На тебя смотрят с недоверием. Кривят губы в усмешке. А потом выдают: — Будто бы тебя что-то не устраивает. Одним быстрым движением он перекатывается так, что ты оказываешься придавленным к кровати его телом. Очевидно. Смешно. Будто бы от него можно было хоть что-то другого ждать. — Что уж поделать, если ты своей головой думать не умеешь, — он шепчет это тебе в лицо, а ты готов проклясть всё, что только можешь, потому что этот хриплый шёпот будто ток по твоему телу пропускает — оно всё вздрагивает и покрывается мурашками. Тебя снова начинает плавить. Блядь. Охуенно. Шото, ты дебил! Ты знаешь это. Ты смотришь на Бакуго снизу вверх и прикусываешь губу. — Или ты просто спермотоксикозник, который просто не хочет меня отпускать куда-то, потому что ему постоянно нужно куда-то совать свой член, — говоришь это непонятно почему ровным голосом. Он должен дрожать. У тебя дрожит грудная клетка, у тебя пульсирует внизу живота, у тебя мурашки волнами проползают по спине, тебе хочется податься к нему, прижаться, а ты лежишь и язвишь. Смешно. Нашёл время… — И это мне говорит тот, у кого встал от хрен пойми каких мыслей?! — он не злится, но всё равно говорит с непонятным вызовом. — Не забывайся, блядь. Ты не понимаешь, «блядь» — это обращение или междометие. На всякий случай оскорбляешься. Правда, твоего мнения уже нихрена не спрашивают — когда его вообще спрашивали? Охуенно живёшь, даже решать ничего не надо — плыви себе по течению, да ноги раздвигай, когда требуется. Ну или на коленки вставай, тут уж как повезёт. И всё-таки Бакуго слишком классно целуется. Да и трахается хорошо, когда не злится по хрен пойми каким поводам. А ещё его спине очень идут царапины… Правда, эти факты не отменяют того, что ты чувствуешь себя даже более, чем ужасно. Ты, кажется, пробуешь совершенно не ту жизнь на вкус. И тебе эта реальность совершенно не нравится. Или…