your reality

      Кусаешь губы, нервно оглядываясь вокруг: тебе кажется, что все вокруг смотрят на тебя, что всем есть дело до двух ввалившихся в кафе парней, которые ещё и выглядят… ну, своеобразно и явно не так, как подобает посетителям подобных заведений. И ты бы явно нервничал ещё сильнее, не будь рядом с тобой Бакуго. То, что ты без него был способен на всё, а сейчас постоянно нервничаешь, тебя почему-то даже не настораживает.       — Придурок, — шипит он сквозь зубы, а потом поджимает губы — они становятся тонкой полоской, едва заметной на лице. — Блядь, как знал, что надо глянуть, кто там в работодателях, — он несильно пинает ногой барную стойку, девушка за ней удивлённо пищит, начинает на вас таращиться, пытается что-то спросить, но Бакуго снова заговаривает, а потому девушка затыкается. — А ты чего стоишь, Асаши? Давай, поговори на тему вакансий, поговори про всё остальное.       И говорит он это всё с таким вызовом, что у тебя невольно озноб ползёт вдоль позвоночника, а руки едва не немеют — страшно. Но ладно. Ты — грёбаный Шото Тодороки, пусть теперь тебя зовут другим именем. Ты — можешь всё, потому что ты уже один раз смог и сбежать, и найти себе «союзника». И вообще. Ты можешь всё и пытаешься себя в этом убедить особенно в этот момент, когда говоришь слишком спокойным голосом:       — Вам нужен работник, я пришёл устраиваться на это место, — откуда-то сзади слышится смешок Бакуго, девушка пару раз хлопает глазами, а потом так радостно лопочет:       — Да-да! Конечно! А-Асаши-кун, правильно? — она улыбается, а потом лезет куда-то под стойку, откуда выуживает бумаги, какие-то пакеты, а потом достаёт откуда-то из складок своей юбки телефон и звонит, что-то говорит, но так тихо, что тебе этого даже и не слышно, а потом вручает тебе весь ворох, который держала в руках, после чего с радостной улыбкой от уха до уха говорит: — Айзава-сан готов вас принять! И вы… эм… тоже можете пройти! — она смотрит уже на Бакуго, а тот смеётся. И кивает. И тебя пробирает дрожь — сделать вид, что его тут нет, чтобы не бояться, будет сложно. Или твой вывод о том, что рядом с ним ты такой слабый, не глупости, то тебе надо перебороть себя.       Девушка провожает вас до какой-то двери, ты упорно пытаешься запоминать повороты, но мысли о том, что же ты будешь говорить, тебя сбивают с толку. А что ты будешь говорить? А что тебе надо будет делать? А тут точно берут без опыта работы, как и говорилось в заявлении?       Думать тебе не даёт одна небольшая проблема. Девушка от вас уходит, кивнув и пожелав удачи, а ты забываешь даже, что было записано у неё на бейджике. Нервно облизываешь губы, оглядываешься на Бакуго, который пристально буравит твою макушку взглядом. Нервно сглатываешь, а потом чувствуешь на своей талии слишком привычную широкую ладонь. Становится легче. Возникает желание затянуться либо сигаретой, либо поцелуем — он и тебя на это подсадил? Смеёшься, пытаешься улыбнуться, а потом отворачиваешься от парня, поворачивая ручку двери. Ладонь с твоей талии тут же исчезает.       — Здравствуйте, — сдержанно киваешь, делая шаг в кабинет. Тебе ведь можно было зайти, верно? Ничего.       — Ага, — бурчит тебе непонятного вида мужчина, закопавшийся в бумаги и не выглядывающий из-за них.       — Я по поводу работы, — кашляешь в кулак, делая ещё шаг.       — Ага, — всё так же бурчит он. Что-то со стола со звоном падает, ты слышишь, как жидкость течёт по полу, нервно смотришь на происходящее. — Блядь!..       — Так что мне нужно сделать? — прикусываешь губу, смотришь на него, прижимаешь к груди врученные тебе кульки с одеждой, кажется, и с документами.       — Для начала заткнись и сделай мне кофе, — протягивает мужчина, выглядывая из-за завалов, и ты, наконец-то, можешь его рассмотреть: кошмар на голове и щетина, а также круги под глазами, почти такие же, как у той горничной у входа. Нервно усмехаешься, понимая, что у этого человека тебе придётся работать… — И сделай лицо попроще. Как там тебя?..       — Я ещё не представился, — поджимаешь губы, а потом замечаешь кофеварку на тумбе прямо за дверью. — Я Асаши.       — И где мой кофе, Асаши? — он тянет это всё с таким видом, будто если ему не налить кофе — он сдохнет. Хотя, при условии, сколько на столе навалено бумаг — явно сдохнет. Без кофе. Да и в целом. Надо сделать ему кофе?..       Надо. Только вот кофеваркой ты пользоваться не умеешь. И чашек не видишь. Зато видишь тряпку в бурых разводах и понимаешь, что для того, чтобы сделать ему кофе, тебе нужно будет ещё несколько шагов совершить. А точнее: поднять ту чашку, которая упала, вытереть то, что из неё вытекло, а потом наполнить её заново. Думаешь, что не так уж и сложно, а потому складываешь вещи на одно из кресел у стены — ты их не заметил, зато их прекрасно заметил Бакуго, который в одном из них уже успешно пристроил свою задницу. И сидит теперь, смотрит на тебя, буравит взглядом и одними губам шепчет «придурок тормознутый». А ты не придурок и не тормознутый. Поэтому задираешь нос мысленно, понимаешь, что это, в первую очередь, твоё дело, и ты очень проиграешь Бакуго, если тебя сюда даже не возьмут. Берёшь тряпку, даже не двумя пальчиками, пускай тебе и мерзко. Хотя... это просто кофе? Всё хорошо?       Идёшь к столу, находишь лужу, присаживаешься рядом, в одну руку берёшь чашку, в другой сжимаешь тряпку и начинаешь елозить ею по луже, которая заметно уменьшается, впитываясь в ткань. Не поднимаешь взгляда на мужчину, который что-то упорно подписывает у себя на столе и, кажется, тоже на тебя не смотрит. Вы друг друга игнорируете, всё хорошо. Ты трёшь пол возле его ног, держишь в руках чашку из-под кофе, а потом встаёшь, когда считаешь, что пятно уже достаточно исчезло, а остальное испарится самостоятельно.       С кофеваркой общаться сложнее, чем с половой тряпкой, но вы находите общий язык: кнопку «включить». Ставишь чашку, включаешь, она сама выдаёт тонкую тёмную струйку, спустя некоторое время счастливо плюётся, мол, всё, пиликает, ты радуешься тоже, забираешь чашку, которая достаточно горячая, к тому же, после чего отправляешься к работодателю, рассматривая его, ставишь перед ним чашку, так, чтобы он случайно не сшиб её локтем, а потом говоришь:       — Ваш кофе.       — Во-первых, «Ваш кофе, Господин», во-вторых, переоденься в платье, а в-третьих, прополощи тряпку, — он выдаёт всё это, даже не глядя на тебя, — Переодеваешься здесь.       Нервно прикусываешь щёку изнутри. Тебе очень нужна эта работа, ты просто не можешь послать его нахер. Хотя хочется.       — Хорошо, Господин, — киваешь, даже кланяешься, как вроде бы надо. Он, вроде бы, усмехается.       Идёшь к креслам, где Бакуго копается в телефоне, начинаешь разворачивать куль одежды. Интересно, подойдёт ли тебе платье по размеру? Девушка ведь не знает твоих параметров. Как тут всё вообще устроено? Только вот с платьем канители оказывается слишком много. Уже хотя бы потому, что там не только платье, там ещё и чулки с подвязками, корсет и ободок. Всё это в кружавчиках. Нахера вам чулки? И как ты ободок будешь на парик крепить?!       Ладно. Сначала, наверное, корсет. И тут сразу начинается пиздец, потому что как самостоятельно его затянуть, ты не представляешь. Глядя на завязочки на платье, ты вообще едва не передумываешь сюда устраиваться. А потом испуганно смотришь на Бакуго. Который тут же встаёт. И кивает на корсет. Ты готов кинуться к нему на шею и отсосать прямо сейчас просто за то, что он сам собрался тебе помочь. Тут же стягиваешь с себя верх, оставаясь только в штанах, после чего прикладываешь корсет к торсу. Теплые руки касаются твоей спины, которая тут же покрывается мурашками. Только вот он просто состыковывает края корсета.       — Выдохни, — тихо говорит он, а ты нервничаешь, потому что ты сейчас стоишь в одних штанах, к твоей слишком чувствительной спине притрагивается Бакуго, а дышать ты просто не в состоянии. Но выдыхаешь. И он затягивает шнуровку так, как, по его мнению, нужно. Вдохнуть у тебя после его "как нужно" получается с трудом. Штаны стянуть тоже. Но удаётся. Нервничаешь, что за вами наблюдает твой работодатель, но потом забиваешь. Нужно надеть чулки. Получается скверно — у тебя на ногах пусть и светлые волосы, но они ощущаются под тонким капроном. Приходится с этим долго промучиться, пока Бакуго едва не пожирает тебя глазами. Приладить подвязки к чулкам оказывается ещё сложнее, ты едва не материшься, но вовремя сдерживаешься. Когда с чулками покончено, ты едва их не ненавидишь, но они… вроде бы приятно обхватывают твои ноги? Ладно, переживём. Бакуго вон, вроде бы, нравится. Вон как смотрит… Ха. Теперь платье. Надеваешь его, насколько это возможно, а потом поворачиваешься к Бакуго спиной, чтобы он помог. Только он не двигается.       — Эй?.. — выдаёшь тихо. — Пожалуйста?..       Окей, после просьбы он хоть что-то делает. Снова давит на твою спину, снова доставляет тебе сомнительное удовольствие, надавливая на спину и слегка царапая её ногтями. Чёрт!.. Ладно, стон удалось проглотить, но тебе это не особо нравится. Приходится вдохнуть так глубоко, как можешь, а потом выдохнуть. С платьем покончено. Он всё завязал, будто профессионально это умел. Интересно, тебя заставят ходить на каблуках?..       Ободок прилаживаешь кое-как. Шрам вроде не открывается. Хорошо, чёлку на лице ты оставляешь. Вроде неплохо. На стене над креслом зеркало — ты смотришься, вроде ничего такой. Ладно. Выворачиваешь и складываешь свои вещи, всовываешь ноги в кроссовки, а потом слышишь всё тот же усталый голос:       — Туфли под креслом.       Материшься сквозь зубы, слушаешь смешок Бакуго, натягиваешь на себя туфли, понимаешь, что размер вроде как даже подходит. Охуенно, мужские туфли на каблуке. Здорово.       — А где можно прополоскать тряпку, Господин? — кое-как подходишь к нему.       — В другом углу раковина, — выдыхает он. Наблюдательность, видимо, у тебя в минусе — это ты сам уже додумываешь.       Нервно усмехаешься, благодаришь, берёшь тряпку, отправляешься её прополаскивать — вода идёт только холодная, но тебе нормально, ты не против, ты привык. Правда, когда ты успел привыкнуть, ты так и не понимаешь. Но ничего. Берёшь себя в руки, делаешь тряпку чистой, выжимаешь её едва ли не до полностью сухого состояния — силы тебе не занимать, слава всему, чему только можно. Относишь материю на место, подходишь к мужчине, смотришь на него, кашляешь в кулак, прочищая горло:       — Я всё сделал, Господин.       Он не смотрит на тебя даже, берёт чашку кофе, которого убыло максимум на пару глотков, а потом выливает это тебе под ноги.       — Убери.       «Проверяет», — доходит до тебя.       — Сейчас я всё уберу, Господин, — улыбаешься, подхватываешь чашку, из его рук, а то он уже собрался, кажется, бросить её на пол, относишь её к кофеварке, ставишь в неё, нажимаешь на кнопочку, берёшь тряпку, тут же едва не летишь к грёбаной луже, вытираешь её, матерясь, ибо двигаться в платье сложно, а сидеть в нём так, чтобы юбка не пачкалась ещё сложнее. Передвигаться на каблуках — ад, сидеть в корсете — ад, ходить в корсете, на каблуках, в чёртовом платье, не теряя достоинства и скорости — ад. Но ты сам себя уважать перестанешь, если упадёшь в грязь лицом. К тому же, тот заинтересованный взгляд, которым тебя одаривает Бакуго… ещё немного, и у тебя встанет только от этого взгляда, и плевать на всё, что здесь происходит.       Машинка пиликает, когда ты уже заканчиваешь вытирать пол, идёшь сразу же к раковине, кидаешь в неё тряпку, летишь к кофеварке, забираешь кофе.       — Ваш кофе, Господин, — улыбаешься, хотя хочется его убить. Он едва не смеётся, тебе кажется. Но благодарит. Ты можешь прополоскать тряпку. Ты можешь. Ты идёшь и полощешь её. А потом возвращаешься к нему, и уже готов его убить.       Он снова выливает кофе на пол.       Терпение почти лопается. Бакуго откровенно ржёт, кусая губы и едва дыша. Ты снова идёшь за тряпкой.       За час он делал это ещё раза три-четыре. И с каждым разом тебе становилось всё легче приседать на корточках, ходить на каблуках и прочее — ноги привыкли, тело тоже, только вот очень хочется убивать. Что там говорил Бакуго про твоё вечно похуистическое лицо? А оно сейчас работает? Ты сейчас горишь настолько, что следующую чашку кофе хочется вылить ему на лицо.       Собственно, когда он поднимает руку, чтобы вылить кофе снова, ты перехватываешь чашку и, будто войдя в роль, выдаёшь, стараясь не особо сильно выдавать своё раздражение. И тут до тебя доходит...       — Прошу прощения, Господин, но я должен попросить вас покинуть заведение, — поджимаешь губы.       — Ну наконец-то, — смеётся мужчина. — Вообще, если это делают не случайно, а специально, то нужно выгонять со второго раза — первый ещё дозволен, есть такие фетишисты, которым нравятся горничные, вытирающие пол. А вообще, вот…       Он протягивает тебе какую-то бумажку. Ты ставишь кофе на стол, разглядываешь листок, понимаешь, что тебя, кажется, берут.       — Расписывайся, переодевайся, дома тренируешь походку и правильный тон, — он задумывается, зевает, а потом говорит. — На ком тренироваться тебе, вижу, есть. Платье забираешь с собой, но впредь будет храниться в раздевалке — Урарака покажет тебе, где это. А так, ты на испытательном сроке — если твоей выдержки хватит правильно ко всем обращаться и вести себя подобающе горничной — то останешься на нормальную ставку. Оплата еженедельная. А теперь пошёл отсюда, у меня много работы.       — Спасибо, Го… — кашляешь и замираешь, тебе надо его всё ещё называть господином или нет?       В ответ он рассмеялся.       — Айзава. Меня зовут Айзава. А твои документы мне Бакуго уже передал, пока ты с тряпками носился, — у него очень страшная улыбка. — Асаши, да? Будешь зваться «Аса-тян». Всё необходимое тебе подготовят.       «Откуда он знает, что Бакуго это Бакуго?» — нервно думаешь, а потом ковыляешь к креслам. И просяще смотришь на Бакуго, чтобы тот помог тебе раздеться. И он помогает. И снова трогает твою спину. И снова тебе слишком хорошо. Окей, ты получил эту работу. Окей. Ты счастлив. Окей. Кто такая Урарака?       О том, кто такая Урарака, вы узнаёте, когда, собрав всё и кое-как упихав документы в пакет с платьем, выходите из кабинета Айзавы. Он вообще, видимо, весёлый человек, надо бы узнать о нём побольше, тебе интересно. Урарака — та девушка, которая вас сюда провожала. Она распинается в благодарностях, улыбается, проводит краткую экскурсию по зданию, Бакуго таскается за тобой, тоже всё запоминает, на телефон посматривает, а потом кашляет в кулак, намекая то ли тебе, то ли девушке, что стоит уже, как бы, заканчивать. Она заканчивает, а потом улыбается и говорит: «До свидания, ждём вас снова!» Тебя это напрягает. А потом ты понимаешь, что теперь тебе придётся так прощаться со всеми. Блядь. Паника снова к горлу подступает.       Бакуго ведёт тебя по улице к ближайшей урне, протягивает сигареты, а ты снова проникаешься безудержной нежностью к нему — он слишком добр к тебе, слишком заботлив. Вы закуриваете. Ты счастлив.       — Айзава пидорас, — Бакуго закашливается, морщится, а потом поджимает губы. — Он у меня в школе вёл, а потом его выперли, ибо он какого-то ученичка поёбывал. Кажется, того, который у двери яйца морозит. В охуенную ты, конечно, компанию попал.       — Что?.. — хлопаешь глазами. Дым застилает глаза, в голове пустеет.       — Блядь, ну, ты тормоз, вписываешься в коллектив, — он закатывает глаза. — Что слышал. Потом поймёшь. Тебе как, норм с платьем? Ты сам с ним справиться вообще сможешь? Или будешь помощи просить у этих уебанов?       Нервно прикусываешь фильтр. Отводишь взгляд.       — Окей, сегодня вечером будешь тренироваться с этой хернёй. И завтра. И вообще… блядь, ты придурок, это же просто!.. — он кривит губы, хмурится, а ты нервно затягиваешься.       — Я не пробовал, — кашляешь тоже, выдыхаешь, смотришь на него, а потом сам хрипишь: — нам за ключами нужно.       — Точно.       Он говорит, будто ты ему ткнул то, что он и так знает, будто ты пустое место и вякнул вообще непонятную херню.       — Заебал, — шипишь, затягиваешься в последний раз.       — Чего?! — он охуевает. Ты охуеваешь тоже. Вау, ты это сказал. А стоило ли? Оно ведь просто вырвалось. Ты просто перенервничал.       — Вырвалось, — наклоняешь голову, бычкуешь сигарету, вздыхаешь. — Извини.       — Долбоёб.       Больше вы не разговариваете, ни когда он заказывает тебе ключи, ни когда вы отправляетесь в какой-то магазин одежды, ни когда вы выбираете тебе всё, от джинсов до рубашек с футболками — всего по два. И бельё. И он всё оплачивает. И ты просто смотришь на него и понимаешь, что сейчас тебя разорвёт. Тебя разрывает, когда ты смотришь на него, когда понимаешь, что он о тебе, блядь, заботится так, как никто о тебе не заботился. И не повторяет изо дня в день, что ты ему должен, не напоминает, что ты никто, кроме как тоном и редкими «приказами». Или ты просто снова запутался? Как он вообще к тебе относится? Как он с тобой обращается? Ты содержанка, ты сказал, что он тебя заебал, но он только назвал тебя долбоёбом. И всё. И ничего. Вы возвращаетесь за ключами, ты несёшь кучу пакетов, ты едва вспоминаешь, где вы живёте, у тебя в кармане куртки ключи, в голове пустота.       И вот ты уже стоишь посреди улицы. И идёшь по ней домой. И ты ничего не понимаешь, у тебя давит в груди, у тебя пересыхает в горле, а дома ты первым делом раскладываешь свои вещи в ящик комода. Тебе ведь можно выбрать тот ящик, который тебе удобен? Самый нижний? Ведь да? Ты его выбираешь. Ты убираешь туда вещи, отрывая от них ценники, стараясь не считать, сколько же он на тебя потратил, стараясь не думать об этом. А потом идёшь и куришь, запивая дым кофе, который сам же себе и заварил — молодец, научился с чайником обращаться. Раньше ты вообще чайников боялся, потому что мать плеснула в тебя кипятком именно из него. И шрам раньше ныл при каждом взгляде на это чудо техники. А теперь не ноет. Теперь тебе нормально.       Стягиваешь парик.       Тебе хорошо.       Ты дома. У себя дома. У вас дома. Ты живёшь с кем-то. Кто о тебе заботится. Почти просто так. Ты не можешь забыть его фразу, что на то, что долг надо отрабатывать, ты мог просто забить. Ты не можешь.       Докурив, выкидываешь сигарету за окно, моешь чашку, идёшь к кульку с платьем, находишь там чулки с подвязками. Находишь рубашку — чёрную, в которую ты вцепился, как только увидел её. А потом передумываешь и всё-таки отправляешься в ванную, где находишь купленную вместе с зубной щёткой бритву. И бреешь ноги. Впервые в жизни. Иначе чулки ощущаются максимально хреново. И тебе так стыдно, что ты просто не можешь держать себя в руках. Тебе откровенно неловко этим всем заниматься. А потом ты очень нервно бреешь выше. Потому что… чёрт побери, пусть волоски и не слишком длинные, пусть они и никому, вроде не мешали, но… но блядь. Но ты всё равно бреешься. Полностью. Потому что тебе почему-то всё это кажется каким-то неприятным и мерзким.       Уже в комнате натягиваешь чулки. С подвязками, той чёрной рубашкой и чёрными же трусами. Блядь. Ты чувствуешь, будто готовишься непонятно к чему. Отгоняешь от себя глупые мысли, натыкаешься взглядом на спортивную сумку, думаешь глянуть таблетки. Глядишь. Ага. Находишь таблетки. И одежду. И два пистолета. И патроны. И резиновый хуй. И застёгиваешь эту сумку ко всем чертям, думая, что надо научиться нормально ходить на каблуках.       Натягиваешь туфли. И как они угадали с размером? Смешно. А если бы эти не подошли? То, что было бы? То, как тогда? Думаешь об этом, курсируя по квартире, стараясь держать осанку, потом находишь поднос ставишь на него несколько чашек и учишься правильно ходить, чтобы ничего не падало и не скользило. Потом экспериментируешь с тарелками. Мысли, зачем Бакуго пистолеты и дилдак, тебя не покидают. Ты наливаешь в чашки и тарелки воду из-под крана. И ходишь уже с ними из комнаты в кухню, из кухни в ванную и обратно, улыбаешься зеркалу в ванной и наклейкам на нём, а потом спрашиваешь:       — Ваш чай, Господин! Зачем вам резиновый член, Господин? — понимаешь, что улыбка выходит ебанутая. Решаешь не улыбаться. Уходишь из ванной.       Зачем. Ему. Всё это. Что это за таблетки. Они в непонятной белой баночке, они в простецкой баночке. Они обычные. Хули он с них блевал? Откуда ты понахватался таких слов, что материшься даже в мыслях? Пиздец.       Руки начинают трястись после круга эдак десятого с полным подносом воды. И ноги тоже гудят. Перекур. Чашка кофе. Мысли плывут. Понимаешь, что ты выглядишь, как последняя блядь. Хочется смеяться.       В двери поворачивается ключ. Как можно быстрее выкидываешь сигарету, допиваешь кофе и спешишь туда. Репетиция началась.       — Добро пожаловать, Господин! — кланяешься, потом разгибаешься, смотришь на охуевшее лицо Бакуго…       …и на медленно ползущие вверх брови той девушки, которая вас подвозила. Кажется, Джиро?.. Её имя тебя волнует в последнюю очередь.       — Долбоёб, блядь.       Ты в очередной раз признаёшь его правоту.