***
Да, точно засыпаешь. Об этом ты узнаёшь, когда просыпаешься, услышав омерзительную трель первого будильника, вскакиваешь на кровати, тут же осекаясь и вспоминая, что тебе шуметь не стоит хотя бы из чувства такта. Переводишь взгляд на мирно спящего рядом с тобой Бакуго, который спит, закутавшись в одеяло и повернувшись к тебе лицом. Его лицо расслабленно, он даже немного улыбается сквозь сон — едва заметно, но всё-таки умильно. Пока он не проснулся, вырубаешь будильник, смотришь на время и понимаешь — давно ты так рано не вставал. Даже забыл эти ощущения усталости и подавленности. Стараясь не шуметь, вылезаешь из кровати, забираешь телефон и на всякий случай аккуратно задёргиваешь шторы: скоро рассветёт, а ты не знаешь, во сколько Бакуго нужно встать. Ты так… проявляешь заботу, что ли? Ладно, забота заботой, но в потёмках ты едва не падаешь через собственные ноги. Приходится светить телефоном. Дойдя до ванной, ты смотришь в своё заспанное и помятое лицо, несильно бьёшь по щекам и понимаешь, что дико хочешь спать. Холодная вода тебе товарищ — умываешься и вместо желания поспать появляется желание уничтожить этот мир. Ну, ты хотя бы проснулся. Относительно. Это не точно, однако плевать. Надо поменьше думать о работе, иначе начнёшь нервничать, мандражировать и, может, даже паниковать. Да, лучший способ решения проблемы — не думать о ней. Ты не знал? Лучше прокручивать в голове на повторе мысль, что тебя вполне могут найти и вернуть «домой». Блядь, нет, об этом думать тоже как-то не хочется. Ты впиваешься пальцами в волосы и жмуришься до боли. Чистишь зубы, думая о зубной пасте с лимонным вкусом, выдыхаешь, понимая, что надо бы ещё и искупаться. Полотенца есть, ты видишь их в зеркале, они висят за твоей спиной, они на месте, а ты — нет. Так, что за мысли? Нет-нет-нет. Всё. Никаких глупых рассуждений, ты сегодня будешь предельно серьёзен. Да. Обязательно. И тебе на всё плевать. Тебе на всё плевать? Тебе на всё плевать. На всё-всё-всё. Кроме работы, к которой ты не готов, отца, который тебя ищет, непонятных людей, которые интересуются Бакуго и знают о тебе, Джиро и её сомнительного поведения и прочей разной херни. Ты вчера признался Бакуго в любви? Офигенно, а ты его любишь? Лбом глухо бьёшься о кафель, выключаешь всю горячую воду и минуту стоишь под ледяным душем, приходя в себя. На кухне темно, туда не попадает свет из открытой двери ванной, ты упорно не можешь вспомнить, где выключатель. Вроде, нащупываешь его на стене и тут же видишь прекрасную картину: пустая пачка твоих сигарет лежит на столе рядом с точно такой же пустой бакуговской пачкой. Ну что ж, пиздато. В холодильнике ты не находишь ничего, что мог бы приготовить себе быстро за оставшиеся до выхода двадцать минут, а потому разумно решаешь просто выпить сладкого чая — терпеть его не можешь, но выбирать не приходится. Возьмёшь у Бакуго из бумажника денег — поешь на работе. Это ведь нормально, да? Чёрт, снова мысли о работе. Шото, хватит, тебя уже трясёт… Чайник греется отвратительно медленно, ты нервно рассматриваешь собственный телефон и понимаешь одну простую истину — Бакуго видел твою заставку, когда говорил с Ашидо. И ничего не сказал. Может, ещё скажет? Посмотрим. Но всё-таки тебе становится на душе как-то легче, когда ты пытаешься думать о хорошем — к примеру, что у тебя появился шанс стать практически независимым!.. Или не появился?.. Ладно, чайник кипит, отвлекая тебя от безрадостных мыслей, заставляя подняться и заварить себе тот самый пресловутый чай. Вкусно. Даже не так мерзко, как тебе казалось раньше. Неплохо. Паника подкатывает к горлу тягучим комком, тебе откровенно хреново от всего, о чём ты только можешь думать, а тело начинает колотить понятная дрожь. Надо успокоиться, да только вот сигарет нет… надо и на них у Бакуго взять денег. И пофиг, что он тебе не разрешал ничего брать. Время утром летит со скоростью света: ты сделал только пару глотков ароматного напитка, а часы с экрана телефона тебя уже убеждают, что пора одеваться и выходить. Чёрт бы побрал это всё, ты так устал жить по расписанию… невольно начинаешь завидовать фрилансерам. Хотя, тебе выбирать не приходится. Чай приходится допивать в ускоренном темпе, едва не давясь им и не обливаясь, а потом нервно светить телефоном по комнате, находя всё, что угодно, кроме одежды и сумки, с которой ты должен пойти и в которой лежит твоя одежда. Бакуго на кровати сонно бурчит, а ты в темпе вальса скачешь по комнате, пытаясь отыскать всё, что надо, но… где эти чёртовы чулки?! Ладно, они уже в сумке. Бакуго постарался? Плевать. Судорожно одеваешься, вылетаешь из комнаты, твой телефон второй раз за утро взрывается мерзкой мелодией будильника — она у тебя не менялась никогда, кажется, в твоей жизни… и поэтому ты ненавидишь её, наверное, ещё сильнее, чем отца. Парик натягиваешь в ванной, тихо матерясь и ненавидя свои непослушные по утрам волосы. Из комнаты доносится какое-то шуршание, но шагов не следует — ты его не разбудил, значит всё в порядке, можно обуться, натянуть куртку, тактично позаимствовать достаточное по твоему мнению количество денег, а затем, закинув сумку через плечо, сбежать из дома. Почему сбежать? Не знаешь, но тебе кажется, что ты и сейчас бежишь, а не уходишь, чтобы вернуться.***
Город встречает тебя серым холодом безлюдных улиц — тихо. В такие моменты ты безбожно скучаешь по наушникам, хотя не помнишь, когда в последний раз ими пользовался, но сейчас они кажутся тебе единственным оптимальным решением звенящей тишины на улицах. Ладно, не звенящей, редкие машины неприятно шумят, ветер шелестит уже свободными от листвы деревьями и свистит в проводах — тоже малоприятные звуки. И всё это тебе не нравится. Лучше бы ты включил себе что-нибудь, пусть даже отвратную подвижную хрень с радио, она и то звучала бы лучше шума утреннего города. Ты терпеть не можешь эти звуки. К тому же, здание твоего кафе тебе мерещится буквально везде, хотя ты точно знаешь, что до него тебе ещё пилить и пилить по холодным пустынным улицам. Вообще, тебе кажется странным, что вокруг почти ни души — всё-таки не такое уж и раннее утро, чтобы людей не было. Ты, конечно, не эксперт, да и гулял по утрам достаточно редко — за последнюю неделю видел больше утренних улиц, чем за всю свою прошлую жизнь — но тебе отчего-то это кажется странным и неестественным, будто ты попал в какое-то другое измерение. Невольно замедляешь шаг — то ли дыхалки не хватает, то ли ещё что-то, но ты замечаешь, как мир по обе стороны от тебя начинает двигаться медленнее, хотя на самом деле это ты со своей привычной торопливой ходьбы перешёл на более размеренный шаг, вдыхаешь холод поглубже, заставляя себя прочувствовать всю прелесть мятной зубной пасты — во рту будто морозильная камера, а в лёгких и того хуже. Кашляешь. Кажется, курить всё-таки вредно, но кому какая разница, если тебе этого так хочется? Блядь, от мыслей о курении тебе хочется курить ещё сильнее, отчего лёгкие сжимает тисками, а в горле першит — почему такая реакция? Разве не должно быть… ах, да, ты не знаешь даже как должно быть. И спросить не у кого. Хотя, ты и не захотел бы спрашивать, лучше бы залез на какой-нибудь форум, наверняка люди уже сталкивались с такими проблемами. Ты не единственный такой в мире, твои проблемы не уникальны: ты понял это, когда у тебя впервые встал на лучшего друга от его слишком близкого к тебе нахождения. Дома ты тут же полез в интернет, а затем нашёл прекрасное объяснение всего этого. Крутая штука эти форумы, полезная, главное. Вроде бы ты идёшь медленно, никому не мешаешь — некому мешать, на улице пустота — думаешь о своём, ностальгируешь, отвлекаешься от грустных мыслей про отсутствие сигарет, близящийся первый рабочий день и прочее на прокручивание событий давно минувших дней, а потом едва не падаешь на тротуар, потому что непонятная фигура, которой, видимо, было мало пустой улицы, задевает тебя, толкая в сторону. И, вроде бы, как обычный прохожий толкает плечом в плечо, но тебе это кажется странным. Логично, кроме вас тут не видно ни души. Если раньше ты просто медленно шёл, то сейчас ты вовсе останавливаешься, глазея вслед этому странному придурку. Окей, Шото, почему ты стоишь на месте и не спешишь на работу? Тебя толкнули. Окей, Шото, почему ты не догоняешь, чтобы дать сдачи, а просто стоишь на месте? Потому что ты завис, и ты придурок. Окей, Шото, почему тебя вообще толкнули на пустой улице? Потому что… так, стоп, а почему? Вдох, выдох, лезешь в карманы, которые у тебя не были почему-то застёгнуты, думая, что у тебя что-то украли… но ключи и купюры на месте. Хотя, какой карманник будет так топорно что-то воровать? Глупости, да и только. Значит, тебе что-то подкинули. Окей, бумажку. Окей, на ней написано: «Сдохни в муках, цветная шлюха». Озноб пробегает по твоей спине и концентрируется в районе желудка. Про то, что тебе пожелали смерти, ты даже и не думаешь, тебя сейчас другое волнует. «Цветная». Этот кто-то знает про твой цвет волос. «Шлюха». Этот кто-то знает, что ты спишь с Бакуго. Или видел, как к тебе приставал Каминари (вроде так его звали?) в клубе. Но это ведь не может быть он, верно? Хотя, кто знает, его затылок, удаляющийся от тебя с бешеной скоростью, обтянут серым капюшоном, а потому цвет волос разглядеть ты при всём желании не можешь. Тебе должно быть страшно. Но тебе похуй. Здорово. Может, стоит продолжить путь? Опаздывать в первый же день как-то не солидно, могут ещё уволить посреди испытательного срока… Дальнейший путь проходит без всяких происшествий. Мысли в голове крутятся с катастрофической скоростью, когда ты встаёшь перед приоткрытой дверью с табличкой «закрыто». Всё. Ты пришёл на работу и не думать об этом не получится. Ты помнишь, где и что — тебе это показывала девушка, имя которой ты с трудом вспоминаешь. Знаешь, куда тебе нужно. Кажется, она что-то говорила про душевые, в которые тебе нужно будет наведаться до раздевалки… да, точно, говорила. В зале, который ты запомнил относительно людным, ни души: стулья тёмными рогатинами стоят на столах, полы блестят от чистоты, свет погашен — видно только светлую полосу, идущую из-за приоткрытой двери обслуживающего персонала. Отлично, там кто-то есть, кто наверняка сможет объяснить, как конкретно тебе одеваться… опять ты чувствуешь себя ничтожеством, пора бы привыкнуть постоянно пользоваться чьей-то помощью. Точнее, привыкнуть, что без этого ты ничего не сможешь, и твоя былая иллюзия самодостаточности разбивается вдребезги об эту отвратительную реальность. На негнущихся и дрожащих ногах движешься на свет, понимая, что с каждым шагом сумка всё сильнее оттягивает твоё плечо, а в груди ледяными иглами застывает дыхание. Тебе отвратительно страшно, но было бы хуже, если бы тот, кто включил свет, был не один. Голосов не слышно, значит там либо двое, кто не общается между собой, либо кто-то один. Второй вариант, очевидно, лучше. Приоткрываешь дверь в раздевалку, смотришь на «девушку», которая была первым увиденным тобой работником кафе и шумно сглатываешь. Это парень. Па-ре-нь. Ты скользишь взглядом по его тощему и поджарому телу, видишь абсолютную плоскость груди, которая тебе, почему-то, запомнилась вполне обширной, видишь синяки на его бёдрах, укусы на талии — что они там делают? — ещё раз сглатываешь, понимая, что ни слова сказать не сможешь сейчас, но стыдиться его не будешь — у тебя как-то из памяти выпало, что у тебя вся задница в синяках. И не только задница. Парень тоже молчит, не смотрит в твою сторону даже, копошится в сумке, похожей на твою, достаёт оттуда точно такие же вещи, что лежат в твоей, раскладывает это по скамье у стены. Вообще, вся комната достаточно маленькая… или же тебе так кажется из-за крючков по стенам, вешалок в углу и лавочек, которые, похоже, вообще по всему периметру расположены. Сейчас здесь тесно, но пусто как-то… ну, кроме этого парня, который теперь уже перевёл на тебя взгляд и замер, держа в руках сложенные чулки. — Иди в душ. Вот так, без «привет», без хоть какого-то представления о том, что это за человек и как его зовут, без всего. Тебя посылают в душ, а ты понимаешь, что под взглядом этих — каре-фиолетовых? — глаз ты не можешь ослушаться. Отмечаешь, что у него один глаз карий, а в другом, видимо, линза, понимаешь, что его слегка хриплый голос звучит так, что тут же отдаётся в черепной коробке и давит изнутри — тебе нужно в душ, он так сказал. Что за гипноз, вашу-то мать? Скидываешь сумку на лавку, вешаешь куртку на крючок, зависаешь, понимая, что у тебя нет полотенца, что ты не знаешь, стоит ли раздеваться здесь — душевая прямо за соседней дверью, но… Парень вздыхает, запускает пятерню в растрёпанные волосы, прикрывает глаза, морщится, бурчит что-то про тупых новичков, про то, как его всё заебало, а потом всё тем же голосом, от которого теперь застывает всё не только в голове, но и в груди, командует: — Полотенца там, раздеваешься там, придёшь сюда — одеваешься в платье. Надеюсь, ты умеешь делать это сам? Пристыженно молчишь, делая шаг назад и едва не спотыкаясь через порог. — Понятно. Голову не мочи. «Понятно» — как клеймо на лоб. Всё с тобой, Шото, понятно. На тебя даже кто-то с «такими же» следами как у тебя смотрит как на дерьмо. Здорово. На время, пока ты споласкиваешь тело от пота, выступившего от ходьбы — тебе вроде было холодно, но ты вспотел, странно — от пыли, которую ты себе, возможно, придумал, ты не думаешь ни о чём, прокручивая раз за разом в голове все фразы и будто впитывая в себя каждое слово, прокручивая себя через них, как через мясорубку и снова убеждаясь в собственной неопытности. Одевшись разве что в трусы и накинув на бёдра влажное полотенце, ты возвращаешься в раздевалку. Теперь у этого парня оба глаза фиолетовые — под цвет волос и синяков под глазами. Да и сам парень уже одет в чулки, корсет и пояс… и как он так быстро? Или это ты слишком медленный? Не знаешь. Пока он на тебя смотрит, ты как можно быстрее натягиваешь на себя чулки с поясом, закрепляя всё это на талии… он качает головой, машет рукой вниз — ты снимаешь пояс, оставляя его болтаться на ногах. — Смотри, больше повторять не буду. Он смотрит на тебя, а ты уже не в силах отвести взгляд от его рук, которые ловко достают корсет из твоей сумки, шнуруют его, но слишком медленно, чтобы ты запомнил навсегда, что, куда и как продевать и засовывать, как что тянуть и зачем. Невольно задумываешься, а зачем ты вообще шнуровку доставал. Дурак, не иначе. Парень о тебе, наверняка, тоже такого мнения, но он больше ничего не говорит, протягивая тебе корсет. Ты надеваешь его через голову, а в руках у тебя остаются два шнурка, которые ты вполне можешь сам затянуть за спиной, а затем завязать, просто заведя руки назад. Это даже, вроде как, не так уж и сложно… но дальше платье. Хотя нет, сперва затянуть пояс на талии. Понимаешь, что затупил, надев его сначала — он врезался бы в кожу и это было бы больно. Ты зря боялся. С платьем всё тоже, оказывается, просто, нужно было разве что завести руки назад и всё завязать. Парень усмехается самодовольно, поджимает губы и смотрит выжидающе. Точно, нужно поблагодарить… в горле пересыхает. — Привет. Молчание тебе ответ, придурок ты чёртов. — Спасибо. — Не стоит, — он кивает, отворачивается к собственной сумке, а у тебя будто с плеч груз спадает. Один из. Теперь ты знаешь, как нужно надевать платье! Но ты не знаешь, что тебе делать дальше. Ждёшь пока парень перед тобой оденется, ловко и быстро затягивая на себе платье, и повесит сумку на крючок, повторяешь за ним последнее, прячешь телефон в карман, застёгиваешь куртку, на всякий случай, а потом первым выходишь из раздевалки, не слушая больше ничего, что происходит за дверью раздевалки. Первым, что делает парень-которого-ты-всё-ещё-не-знаешь-как-зовут, оказывается бейджик, который он тебе выдаёт, когда вы подходите к стойке администратора уже в рабочем зале. На нём «твоё имя», которое теперь красуется на твоей груди. Плоской груди, разве что слегка приподнятой корсетом. Вот у твоего коллеги грудь накладная и обширная, а на ней красуется точно такая же приколотая бумажка, заточённая в пластик. «Хитоши Шинсо». Отлично, вот и познакомились. — Хватит нервничать. Его голос звучит иначе — ты не можешь подчиниться ему только потому, что он это сказал, а потому начинаешь нервничать ещё сильнее. — Сначала стулья снять, протереть столы, обновить специи и салфетки, затем заправить кофе-машину и дождаться Урараку. Он будто читает какой-то список, монотонно всё это проговаривая. Даже глаза прикрыл, будто там у него всё это выбито. Ты не знаешь, нужно ли это делать тебе — точнее, не знаешь, что конкретно. На всякий случай идёшь к стульям, слыша шуршание юбок — своих и Шинсо, который полез под стойку и, кажется, достал оттуда мешок с кофе. Ворочать стулья, которых здесь примерно десятков пять, а то и больше, особенно в корсете — такое себе занятие. Тебе неудобно, пусть и не тяжело совершенно. Каждый стул достаёт тебе до груди спинкой, а это весьма немало. Но всё в порядке, с этим заданием ты вполне справляешься, не думая ни о чём, кроме столов и стульев, кроме тусклого света из окна — уже рассвело, кроме перечниц и солонок с салфетницами, которые ты боишься задеть, снимая очередной стул. Отвлекает. Неплохое занятие. Нервы даже притупляются. Ты даже пропускаешь приход Урараки, которая что-то лопочет Шинсо, визгливо смеётся, а потом убегает в раздевалку. Столы вы протираете уже вдвоём — Шинсо занят чем-то другим, но оно и понятно, ведь он и так мыл полы — те были влажными, когда ты только пришёл. Кажется, он здесь «главный», ну, после того Айзавы, конечно. Невольно вспоминаешь, как он впервые отреагировал на тебя и Бакуго. Значит, они знакомы? Кому он тогда писал? Неужто Айзаве? Или… В голове начинают всплывать практически безумные теории, как он написал о том, где сейчас Бакуго, Киришиме или, вроде бы, Каминари, а затем за ним кто-то приходил… а что, если он понимает, что у тебя парик? Ох чёрт, шрам ведь видно… было, когда ты наклонялся, чтобы натянуть чулки. Нет, людей со шрамом на половину лица, конечно, не так много, но их всех в учёте не содержат, а значит и тебя могут и не узнать, могут и не заметить… блядь. Что ж всё так трудно!.. —…дёт! — хлопаешь глазами, пытаясь найти источник шума, вырвавший тебя из раздумий. — Не пойдёт так дело, говорю! Урарака — кажется — стоит перед тобой, уперев руки в боки и нахмурив свои тонкие подкрашенные брови. — Ты натираешь это пятно уже пять минут! — она говорит не то раздражённо, не то удивлённо, — А это всего лишь рисунок на столешнице! — Извини…те. Хлопаешь на неё глазами, полностью забывая цепочку событий, которую выстроил у себя в голове за последние, оказывается, пять минут. — Мало того, что не поздоровался даже, так ещё и спишь на ходу! — она дует губы, а у тебя в животе скручивается холод. — И сделай лицо попроще, ну Асаши!.. Зависаешь, разогнувшись и вцепившись взглядом в девушку. Она злой не выглядит от слова «совсем». Она вообще будто бы смеётся. — Привет?.. — облизываешь пересохшие губы, добивая этим Урараку. Она заливается смехом, который режет тебе уши, а тебя заставляет несколько раз нервно моргнуть. Что происходит? — Какой же ты… ха-ха… — она трёт тыльной стороной ладони глаза, а потом улыбается. — Не спи. Давай заканчивай, скоро открываемся. Ты молодец. То, что она говорит, даже как-то не вяжется с её выражением лица. — Давай сегодня хорошо постараемся! — в её глазах загорается какой-то заводной огонёк, от которого тебе становится не по себе. Слишком она… заинтересована во всём этом. Напоминает отношение Деку к изучению истории и нахождению фактов практически о любых людях, которые он записывал в толстенную тетрадь. Почему-то… от воспоминаний про друга стало грустно. Не важно. — Хорошо. Ты киваешь и продолжаешь протирать столы, уже быстрее и не отвлекаясь на посторонние мысли. Скатерти накидывает Урарака, бережно их разглаживая и улыбаясь каким-то своим мыслям. Всё остальное разносишь ты, после устало падая на стул возле кофемашины, понимая, что тебе предстоит ещё и с клиентами общаться. А зал постепенно начал заполняться народом, Урарака подхватила меню из стопки на стойке, улыбнулась тебе, вручила его, кивнула в сторону новоприбывших. Благо, что говорить, ты знаешь, проблем быть не должно. К тому же, тебе на руку повязали яркую ленточку — под цвет твоих волос — с надписью «новичок», а значит, лишних вопросов к тебе быть не должно… Урарака что-то тебе ещё рассказала, мол, тебе стоит звать её, в случае чего. Ну, и что Шинсо тебе трогать не стоит, особенно по пустякам… да ты и не хотел — его и так шатало, откровенно говоря. Почти как Бакуго той ночью, когда он тебя криком разбудил. Пока идёшь к столику, за которым ещё нет меню, нервно прокручиваешь в голове: «Добро пожаловать домой, Господин/Госпожа» — думаешь, как бы не налажать с этим, сделать голос милым, чтобы всё было хорошо… Видишь, перед тобой сидит темноволосая девушка, опустившая лицо к экрану телефона… — Добро пожаловать домой, Госпожа! — ты кланяешься, прикусываешь губу, застываешь в такой позе ненадолго, а потом разгибаешься, пошатнувшись и едва не упав с этих чертовски неудобных туфель. — А платье тебе идёт больше рубашки… м-м… чулки на тебе? — Джиро улыбается, а ты нервно буравишь её взглядом, понимая, что она — последний человек в твоей жизни, с которым ты хотел бы сейчас видеться, особенно… когда ты выглядишь так. — Мне, пожалуйста, кофе. Она смотрит на тебя, ты смотришь на неё, у тебя дрожат коленки — благо этого под платьем не видно — а у неё губы складываются в миловидную улыбку. — Ты хоть улыбнись То… Асаши, правильно? Сердце начинает колотиться об рёбра так быстро, как никогда. — Какой именно кофе вам нужен? Улыбнуться у тебя не получается.