your reality

      Когда ты просыпаешься, Бакуго уже не спит, он уже жарит яичницу, которую затем разрежет пополам и положит на две разных тарелки — тебе и ему. Он уже заваривает кофе, а ты, посетив сперва ванную, натягиваешь едва успевшую высохнуть одежду. Ты сонно вспоминаешь о том, как под утро проснулся по нужде, а когда мыл руки, осознал, что в стиралке всё ещё лежит ваша уже давным давно постиранная одежда. И повесил её. Ты думаешь, что сейчас Бакуго, на котором сейчас вчерашняя и, кажется, весьма влажная футболка, благодарен тебе за это.       Ты чувствуешь себя очень странно. Вчера вы провели весьма «милый» день. Тебе так кажется. Ты не знаешь почему. Но всё-таки ощущаешь это. Даже при условии, что ты не выспался совершенно у тебя остались лишь приятные впечатления о том, что было вчера. Не о том, что было позавчера, нет. Совсем нет.       Чашка кофе, полторы скуренных сигареты, — на середине второй ты вспоминаешь, что хотел бросить, — горчащий дымом поцелуй с Бакуго на дорогу, путь до работы, на которую ни сил, ни желания идти не было, но была необходимость. Хотя бы развеешься. Тебе даже больно думать, как Бакуго пойдёт на свою «работу» в таком-то состоянии, после подобного дерьма.       Хотя чего ты. О чём ты. Ему не привыкать. Ему совершенно не привыкать. Он же говорил, что такое уже было. Это для тебя — потрясение, которое ты толком не осознал до сих пор, которым ты будешь ещё долгое время ебать себе мозги.       Интересно, кто же новый работник? Крутишь в голове самые худшие варианты, тяжело вздыхаешь и чешешь голову — под париком она адски чешется. Надо что-то делать с твоей концентрацией, надо как-то себя лечить.       Урарака как всегда приходит позже тебя, но сейчас не настолько, насколько обычно. И она заметно нервничает, даже тебя не замечает толком, суетится, всё проверяет за тобой; а ты уже всё сделал успешно, ты уже спустил стулья, протёр столы, заправил кофе-машину, обновил специи, протёр полы даже — и как успел всё один? Непонятно. Но стоит девушке убедиться, что всё хорошо, она наконец-то обращает на тебя внимание, хлопает своими глазищами и, задыхаясь, говорит:       — Сегодня новичок. Где он? — она нервно сглатывает, прижимает кулачки к груди, а ты не знаешь, что ответить — ты тут никого не видел, не слышал, а в раздевалке находятся лишь твои вещи.       — Не знаю, — пожимаешь плечами, озвучивая собственные мысли и садясь на стул возле стойки. До открытия ещё не так мало времени, поэтому ты можешь спокойно посидеть, передохнуть. Сигареты ты забыл дома. Нет, не забыл — оставил. Там им и место. А если захочется и будет невтерпёж — попросишь у прохожих, не откажут.       Вы с Ураракой молчите. Просто сидите и молчите, ожидая появления вашего нового коллеги, который, видимо, упорно не хочет приходить. Вы даже успеваете открыть кафе, прежде чем в него влетает первый человек кроме вас, но он не посетитель, он — светит улыбкой и дышит тяжело, он запыхается и выпаливает вам, кланяясь и едва не на пол падая от этого по инерции:       — Простите! Я… Я!…       Ты охуеваешь, кладёшь ему руку на плечо, пытаясь вытянуть его повыше, чтобы он встал и посмотрел на вас, пока Урарака паникует и своими нервными телодвижениями едва не сносит столы и стулья — она тебе чем-то напоминает Ииду.       — Всё хорошо, я покажу тебе, где раздевалка и душ. Ты справишься быстро? — ощущаешь на собственной груди какой-то странный и малоприятный груз ответственности, а потому легонько встряхиваешь головой. Тебе надо ему помочь, пока Урарака пытается всё проверить, чтобы кафе было готово к приёму посетителей. Она стала более нервной, раньше она такой не была, как тебе кажется.       — Я… Хисаки, — устало выдыхает парень, а ты лишь киваешь, представляясь в ответ. — У вас тут красиво!       Он кажется тебе слишком позитивно настроенным для человека, который опоздал в первый же рабочий день, но тебя это мало волнует. Ты спокойно, но быстро показываешь ему то, что показывал тебе Шинсо в первый день твоей работы — где душ, где раздевалка, где оставлять вещи и прочее.       — С платьем сам справишься? — мысленно прикидываешь, не так ли много вы времени провели здесь, не так ли загонялась там Урарака без вашей помощи.       В ответ тебе кивают. Ты вроде как успокаиваешься. Тебе не нравится чувство ответственности, но раз ему не рассказали, — а тебе показалось, что не рассказали, — где и что расположено, то ты обязан был это сделать. И вы с Ураракой обязаны будете за ним приглядывать.       Когда ты возвращаешься в зал, девушка замечает тебя почти сразу, показывает большой палец вверх и подмигивает, а ты, легко улыбнувшись ей в ответ, хватаешь меню и смотришь за тем, где же остались клиенты без меню, которым явно нужно что-то подсказать, которых нужно обслужить.       Сегодня по идее твоя очередь стоять возле входа и улыбаться всем, зазывая людей и заманивая их в ваше заведение, но ты решаешь, что пока останешься в зале, приветствуя всех изнутри и провожая до столиков, снова «борясь» с Ураракой за клиентов или клиенток — тебе всяко интереснее обслуживать прилично выглядящих людей, а не тех, кто смотрит на тебя как на кусок мяса или как на бесплатную порнуху. Таких тут, конечно, достаточно, но они обычно не лезут — знают, что тогда их внесут в чёрный список и не дадут никак более посмотреть на всё это вживую конкретно в вашем заведении.       Тебе везёт на тех, кого ты «выбираешь» себе в клиенты, кому ты носишь кофе и мило улыбаешься, перед кем показываешь себя. На тебя сегодня выпадает, очевидно, большая часть народа, так как Урарака объясняет Хисаки — как, что, куда, зачем и почему. А ты пока ещё недостаточно квалифицированный для этого, поэтому в конечном итоге, когда они оба начинают активно работать, а поток клиентов утихает, выходишь на улицу, накинув нечто вроде шубы.       Приятная рутина. Уютная атмосфера. Тебе даже стало как-то «хорошо», когда Шинсо ушёл. И ты молишься, чтобы он ушёл навсегда, чтобы он не появлялся больше, чтобы не смотрел на тебя так, чтобы ты не думал о том, что твой корсет снова окажется измазан спермой или о том, что кто-то будет пялиться на тебя, пока ты будешь мыться. Отвратительно. Тебе хуёво даже вспоминать об этом… но радость, что так не будет хотя бы в ближайшее время — даёт надежду, даёт сил что-то делать. К примеру, улыбаться людям более ярко, — хотя ты не привык улыбаться вообще, — более громко и менее зажато говорить прохожим «Господин, мы ждём именно вас!», «Добро пожаловать, проходите!», «До свидания, мы уже скучаем!» — многое из этого твоя вольность, ранее ты не говорил подобного, да и, вроде как, не был обязан. А сейчас хочешь. Тебе легко…       Очень легко. Настолько, что ты не замечаешь, как на тебя смотрит твой новоиспечённый коллега. Ты вовсе о нём не думаешь. И не хочешь думать — какой смысл?       Осознаёшь, что тебе начинает нравиться твоя работа, что тебе здесь хорошо.

***

      На работе хорошо, но дома всё равно лучше. Даже при условии, что ты возвращаешься раньше Бакуго. Даже при условии, что у тебя отваливаются ноги от беготни на каблуках и начинает побаливать горло — ты сегодня порядком прибавил Урараке и Хисаки работы, потому что почти весь день торчал в дверях и заманивал клиентов всё больше и больше — Урарака даже выходила ругаться, топала своими ножками и злилась, что они там не справляются, просила прийти, а тебе не хотелось. Тебе хотелось быть «аперитивом», но вот главным блюдом пусть будут они, пусть на них смотрят похотливо, пусть на них дрочат под столом через штанину — ты и такое видел, ты и такое замечал. А тебе это неприятно. Ты вообще готов стать «маскотом» заведения, куклой — стой да улыбайся, а потом помоги поставить столы на место и помыть полы.       Дома ты, кстати, тоже моешь полы сразу после того, как снимаешь парик и стягиваешь с себя штаны, оставаясь лишь в трусах, носках и футболке. Но это ничего, это по твоему желанию, да и просто «захотелось». А когда заканчиваешь, когда завариваешь себе чашечку чая, который захватил по дороге с работы, когда забираешься на стул с ногами, садясь в позу лотоса и забираясь в телефон, чтобы снова погуглить футоны и цены на них, ты понимаешь, что… Бакуго уже должен быть дома. Но дома его нет. И это тебя ебёт в мозг.       Тебе уже откровенно похер на футоны, тебе похер на чай, ты названиваешь Бакуго… а он просто берёт трубку.       — Чё надо? — рычит он в неё, а тебе кажется, что это звучит как-то сдавленно.       — Ты когда домой? — спрашиваешь с какой-то хрипотцой в голосе. У тебя горло болит даже после глотка чая.       — Скоро.       После одного короткого слова он отключается. Тебя это нихуя не обнадёживает, ты лишь начинаешь переживать сильнее, начинаешь нарезать круги по кухне, закуриваешь, открываешь окно, допиваешь чай, успеваешь посчитать от нуля до сотни и обратно — его нет. А переживания у тебя в голове — есть. И тебе надо бы забить, расслабиться, ведь у него «работа», ведь он тоже зарабатывает вам на жизнь, ему отнюдь не сладко приходится, он не обязан по телефону распинаться перед тобой обо всём, что делает, где находится и так далее…       К моменту, когда он возвращается, ты уже выпил чашек пять чая, пару раз обжёгся кипятком, послал свои нервы в пизду, послал в пизду желание бросить курить и трижды сорвался на сигареты — трижды из десяти раз. Неплохой результат. Но долбоёбом ты от этого не перестаёшь быть.       И, самое забавное, паниковал ты совершенно зря! Бакуго приходит в совершенно обычном для него состоянии, скидывает рюкзак, падает на кухонный стул, стягивает с себя футболку, а ты рассматриваешь его шею на наличие засосов и… обнаруживаешь их отсутствие. Проводишь пальцем — не тоналка. Не знаешь почему, но тебя волнует, не ебётся ли он с кем-то на стороне. Он лишь усмехается тебе в ответ. Ты отдаёшь ему свой недопитый чай, а он утягивает тебя к себе на колени, едва не обливаясь и не выбивая из твоих пальцев сигарету.       Целует. А ты улыбаешься в его губы, ловя его улыбку и растворяясь в удовольствии…       Но стоит тебе закрыть глаза — перед ними встаёт лицо Момо. И тебе становится настолько хуёво, насколько ты не думал, что станет. День был слишком спокойным и хорошим, чтобы ничего подобного не произошло. И оно происходит в твоей голове. Но ты пытаешься не подавать виду, лишь вздрагиваешь, когда Бакуго отрывается от твоих губ, чтобы затянуться твоей сигаретой и запить это твоим же чаем… а потом поцеловать, деля с тобой кипяток с приятным вкусом мяты.       Ты не знаешь, что может быть дальше. Ты не хочешь думать, что может быть дальше. Не хочешь знать. Не хочешь понимать. Тебе достаточно, что вы сейчас с ним рядом, что у тебя всё в порядке на работе — ты упускаешь из внимания, что Шинсо не исчез, а лишь ушёл в отпуск и всё равно может объявиться в твоей жизни, ты теряешь из виду нового сотрудника, о котором ты ничего не знаешь, ты забываешь о собственном отце и людях, с которыми проблемы у Бакуго, забываешь, что вы пережили и где вас видели — в том дерьме.       А потом у Бакуго вибрирует телефон в кармане. Ты вытягиваешь его, шутливо «зажигаешь» экран…       И всё, что ты успеваешь прочитать, прежде чем Бакуго скидывает тебя с колен и вырывает из твоих рук телефон, это: «Я вас нашёл, мур».       И тебя бесит даже не то, что вас кто-то искал и нашёл. Тебя бесит то, что кто-то пишет Бакуго смски со словами «мур». Это — ревность? Что?       Тебе смешно. Бакуго — нет. Он смотрит на тебя, а ты смотришь на панику в его глазах и на наливающиеся вены на висках.       — Пиздец, — сухо и хрипло выдыхает он, а тебе хочется зажмуриться, уснуть и продолжить жить в «хорошей» версии реальности. Тебе не хочется «пиздеца». Да только у тебя нет выбора, кроме как подойти к Бакуго, обнять его и выдохнуть ответное:       — Мы справимся.       И получить за это незаслуженно по лицу.