Шелест листьев

      Осень уже полностью вступила в свои законные права, щедро одаривая Сеул дождями и могучими ветрами, а его жителей внезапной октябрьской хандрой. Чонгуку никогда не нравилась подобная погода, хотя к этому времени года он относился равнодушно, особой антипатии не питая. Зато вот Тэхён, кажется, осень полюбил, чего в прошлом за ним не наблюдалось. Теперь-то уж младший выучил и даже закрепил, что парень перед ним — словно иная версия того самого Тэхёна из их минувших дней. И хоть парень и открывался Чону понемногу, но Гук всё ещё не мог утверждать, что старший ему доверяет.       Хён порою пугал. Его поведение, некоторые его мысли и даже внешний вид. Чонгук до сих пор не мог забыть той картины, когда впервые навестил Кима в его квартире. Он всё продолжал вспоминать её, сжимаясь всем телом и игнорируя образовавшийся в горле ком. На пороге тогда стоял Тэхён, одетый в большие домашние чёрные штаны и такую же чёрную безразмерную футболку. Под его глазами пролегли мешки, щёки казались впалыми, будто он несколько дней не ел вовсе, а кожа болезненно бледной. Худые голые руки украшала россыпь заживающих синяков, а нос значительно опух и даже покраснел, накрытый большим медицинским пластырем. Старший уставился на него шокировано и горько усмехнулся.       «Уходи, Чонгук. Ты не должен здесь находиться», — только и сказал Ким, сразу же захлопнув перед ошеломлённым Чоном дверь.       Но Чонгук не ушёл. Он стучался в закрытую дверь ещё около часа, что-то выкрикивая и умоляя Тэхёна открыть ему. Ким не реагировал. В ту ночь младший так и уснул возле двери своего хёна, удивлённо отмечая утром, что, оказывается, не в своей тёплой постели, а на холодном грязном полу чужого подъезда. Это было бессмысленно. Но Гук принял и это.       Все последующие дни и недели Чонгук только и делал, что принимал. И когда Тэхён спустя три дня, наконец появившись в университете, нашёл младшего и извинился перед ним за своё поведение, после чего строгим тоном наказывал никогда больше к нему не заявляться, он и это принял. На самом деле Чон был готов принять и стерпеть, что угодно, смириться с чем угодно, лишь бы только друг стал больше перед ним открываться.       Каждый день младший старался радовать или даже чем-то баловать своего хёна. Приносил ему к обеду бэнто с нарезанными фруктами, что раньше Ким очень любил. Утром, когда они только встречались, брал тому в автомате самый большой и сладкий кофейный напиток. Ждал его после пар в те дни, когда время старшего не занимала подработка, и водил в разные парки и скверы, что в октябре завораживали любого своими красками. Самой лучшей наградой за все его старания служили те бесценные моменты, когда Тэхён одаривал тонсена своей улыбкой или, что бывало значительно реже, смехом. Однако все эти тёплые мгновения заставляли Гука, позабыв обо всём, стараться ради хёна в разы больше, стараться только лишь из-за того, чтобы увидеть сияние на прекрасном тэхёновом лице.       Они мало вспоминали о прошлом. Вернее будет сказать, Чонгук вспоминал, а Тэхён — нет, пытаясь всякий раз пресекать попытки ностальгии со стороны младшего. Чон этого понять не мог. Почему Киму было неприятно думать о тех беззаботных прошедших днях? Но спорить он со старшим не брался, а только лишь впредь контролировал свои ностальгические порывы. Возможно, оно было и к лучшему. Ведь теперь, Чон был убеждён, настало время наконец создавать новую главу их истории, пестрящую яркими картинками и незабываемыми пейзажами*.       Нацепив свою самую что ни на есть тёплую улыбку, Чонгук ступил на лестницу, что вела прямиком на крышу университета, где так любил коротать время, отведённое для перемен, Ким. Его распирала радость и предвкушение. И пусть старший просил не припоминать более всё, что касалось прошлого, сейчас от предложения Чона он просто бы не смог отказаться. Поэтому, набрав побольше кислорода в лёгкие, парень буквально за минуту справился с тремя техническими этажами, после которых ему открылась нужная дверь. Тэхён, как всегда, сидел возле перил у самого края, широко по обе стороны расставив руки и откинув ноги, голова была подкинута кверху, а глаза закрыты. Он был полностью расслаблен, погружённый от макушки и до пят в прекрасную иллюзию момента, которую сам всякий раз создавал.       Тихо подобравшись к хёну, дабы не напугать, младший окликнул его, после чего также присел рядом. Тэхён кивнул ему, глаза при том не открывая и всё так же продолжая утопать в своей рьяно оберегаемой иллюзии покоя и гармонии.       Времени было более чем достаточно. Перемена недавно началась, а у Гука так вообще пары уже закончились. Можно было с чувством полной безмятежности потратить всё оставшееся время дня на Тэхёна, если только он сам бы тому не воспротивился. — Хён, я хотел тебя кое-чем обрадовать, — негромко произносит парень, завороженно наблюдая за умиротворённым выражением на лице Тэхёна. — Тш, Чонгуки, — прошептал ему в ответ старший, даже мускулом и ведя, но глаза медленно открывая и слегка прищурено смотря на небо, — давай просто посидим так немного, а потом ты мне обо всём расскажешь. — Конечно, хён, как захочешь, — не заставив того ждать, сразу же ответил Киму младший. Чонгук, следуя примеру хёна, подбросил подбородок вверх, устремляя взгляд на затянувшееся тучами серое небо.       В объятиях ветра и компании друг друга оба парня чувствовали спокойствие и, что гораздо важнее, безопасность. Может, Чонгук и не задумывался никогда о том, каково это, чувствовать себя рядом с кем-то в полнейшей безопасности, насколько это дорого и ценно, да и самого Тэхёна ещё каких-то месяцев пять-шесть назад подобные мысли не посещали. Но сейчас старший понимал, что это, пожалуй, самое важное в общении с кем-либо. Банально ощущать себя в безопасности, только и всего. — Чонгуки? — Хён?       Но Ким ничего в ответ не сказал. Ответом послужило то, что никакими словами было не передать. Пододвинув свою руку ближе к чонгуковой, Тэхён легко коснулся большим пальцем его ладони, проводя им по коже так, будто пытался вложить в это с виду обычное действие всю благодарность и тепло, которое скапливалось в нём на протяжении месяца их общения. Внезапно к глазам Тэхёна подступили слёзы и, отпустив себя в это мимолётное мгновение, по его щеке прокатилась одинокая солёная капелька.       Чонгук этого не видел. Чонгук просто сидел, уставившись в бескрайнее небо и стараясь не двигаться, и, наверное, даже не дышал. Его сердце билось с такой невероятно бешеной скоростью, что грозилось вот-вот порвать все ткани и внешнюю оболочку, вырываясь из груди. Неужели новый Тэхён, тот самый Тэхён, который теперь переносить не мог тактильные контакты, который дёргался от простого постукивания по плечу, который просил Чонгука войти в его положение, каким бы оно ни было, и набраться терпения, сам проявил хоть какую-то инициативу и сделал первый шаг. И можно было это вообще назвать инициативой? Чонгуку, если честно, не хотелось сейчас размышлять над этим, ему не хотелось размышлять вообще ни над чем. Потому что сейчас Тэхён был рядом, буквально в нескольких от него сантиметрах, и нежно поглаживал пальцем по ладони. От его руки исходило тепло, отдаваясь младшему жаром на щеках и шее и заставляя пульс с каждой секундой лишь учащаться. Чонгук прикрыл глаза и шумно выдохнул.       Хотелось остановить время или записать эти ускользающие от них минуты на карту памяти, чтобы потом снова и снова возвращаться и материализоваться на этой крыше рядом с любимым хёном. Это было одно из тех самых исключительных мгновений жизни, в котором целиком и полностью хотелось раствориться. Им обоим.       Спустя несколько томительных секунд Тэхён накрыл чужую руку своей, обнаружив, что у парня рядом она была гораздо горячее, нежели своя собственная. Кажется, он был готов отворить младшему новую дверь, что скрывала за своими порогами нечто тёмное и для других не доступное. — Ты слышишь? — шёпотом спросил старший, опустив наконец голову и переведя взор на деревья, что были высажены у главного корпуса и поражали своей высотой и величием.       Однако, видимо, Чонгук совсем потерял способность говорить, по крайней мере в текущие минуты. Он лишь протяжно промычал, вопросительно взглянув на хёна. — Шелест листьев, — всё так же шёпотом, словно остерегаясь чего-то или страшась спугнуть наступивший и такой бесценный миг. — Когда поднимается ветер, его слышно так отчётливо. Деревья будто пытаются нашептать мне что-нибудь на ухо, рассказать какой-то свой секрет. Они будто разговаривают со мной.       И он прислушался, ведомый тихим откровением Тэхёна. Действительно. Подчиняясь сильным порывам холодного ветра, листья словно бы пытались вступить с ним в диалог. Их шелест беспокоил слух, ласково обволакивая чувствительные уши. — Им больно, — через, наверное, минуты две вдруг сказал Ким, вновь прикрывая тяжёлые веки.       Тэхёну казалось, что он понимал, что чувствуют листья на деревьях, когда наступает осень. Сначала им просто прохладно и некомфортно, так как нет больше того тепла, что они получали ранее. Потом условия, в которых они находятся, высасывают из них всю влагу, что являлась такой необходимой для жизнеобеспечения. И вот они уже полностью сухие и обессиленные, но вопреки этому до сих пор живут и продолжают держаться на веточках дерева, что соединяет их с внешним миром. Однако уже спустя некоторое время, когда бушует жестоко ветер, они буквально дрожать начинают от холода и давления, оказываемого его мощными порывами. Но они всё ещё держатся на ветках, изо всех сил пытаясь сохранить жизнь. И сейчас, после всех тех трудностей и невзгод, что окружающий мир возложил на них, листья как никогда ранее уязвимы. Сейчас они могут покинуть кроны дерева даже от лёгкого, едва ощутимого прикосновения. В итоге всё так и происходит: кто-то из них падает от того, что ветер продолжает свирепствовать, а сил для борьбы и поддержания жизненной энергии просто не осталось; кто-то от того, что тяжёлые дождевые капли бьют по ним с той силой, которой уже невозможно противостоять; кто-то даже от того, что по жестокой случайности попали мячом в их ветку или ударили дерево ногой. Они держались и были сильными так долго, чтобы в конечном счёте рухнуть от чего-то настолько незначительного. И ведь в конце-то концов, как бы стойко и храбро не боролись, все они оказываются на мерзлой и грязной земле. Так и наступает их смерть. А некоторые люди, даже не подозревая о том, что они уже сломлены, что уже давно мертвы, равнодушно топчут их ногами, проходя всё по новым тропам и забывая о всех тех листьях, что покоятся за земле. Возможно, завтра их кто-то уберёт? А возможно, они так и останутся в подобном положении, и вновь прохожие будут втаптывать их ногами в грязь.       Раньше Тэхён никогда не задумывался о том, насколько больно может быть листьям. Ровно до тех пор, пока сам не оказался на их месте. В нём даже зародилось странное желание убрать все опавшие на землю листья в кучу, чтобы более никто не вознамерился причинить им боль. Но станет ли им от этого легче, раз уже и так мертвы? А главное — станет ли от этого легче ему? Ведь он тоже уже почти мёртв. Он уже несколько раз срывался, но всё-таки пока ещё не упал. Однако выдержат ли его веточки? Как долго ещё они смогут его удерживать? Как долго ещё он сможет держаться?       И как Ким только раньше не понимал, что жизни людей так схожи с тем, что чувствуют листья на деревьях, когда наступает осень. — Тэхён-а, — обеспокоившись, выводит друга из мыслей Чонгук, когда замечает тонкие дорожки слёз на его щеках, — не держи всё в себе, прошу. Ты можешь поделиться со мной. Хён, пожалуйста, — на последнем слове его голос едва заметно подрагивает, выдавая волнение своего хозяина. — Я уже говорил тебе, Гуки, помнишь? — Тэ проводит свободной рукой по своему лицу, спешно вытирая предательски выступившие слёзы. — Каждый человек в этой жизни несёт свой крест. Неправильно перебрасывать его вес на кого-то другого, пытаясь облегчить свою ношу и сбежать от ответственности. Ведь тому человеку, быть может, уготовано ещё более тяжёлое бремя. — Пытаться справиться с жизненными трудностями в одиночку — вот, что неправильно, — надрывно бросает Чон, высвобождая руку из-под чужой и разворачиваясь к старшему всем корпусом. — Неужели ты думаешь, что после того, как я бросил семью и свой дом в Пусане, старых знакомых, прежний университет и перевёлся сюда только лишь ради тебя, то какие-то там проблемы, которые тебя коснулись в моё отсутствие, могут меня отпугнуть? Я просто хочу быть рядом с тобой, хён. Клянусь, я так часто об этом думал все эти восемь с лишним лет. И мне неважно, почему ты так изменился, почему стал дёрганным и раздражительным, почему стал мало кушать и перестал улыбаться тем вещам, которые раньше приводили тебя в восторг, — младший двигается ближе, почти вплотную, соприкасаясь коленями с ногами парня, и смотрит уже на грани истерики. — Я всё равно хочу быть рядом, хочу поддерживать тебя во всём и помогать. Не имеет значения, от чего, но я хочу защитить тебя. — Меня уже никто не защитит.       Наступает нарушаемая лишь звуками колыхающихся деревьев тишина. Чонгук молчит и смотрит прямо на Тэхёна, который так не осмелился за всё это время взглянуть тому в глаза. Его слова острыми копьями бьют по сердцу. Они зарождают панику и страх, с которыми Чонгуку тяжело справиться, тяжело, если только хён не поможет, не развеет его мрачные мысли и не уничтожит болезненные домыслы. Давление, его сейчас не ощущать невозможно. То давление, которое оказывает на младшего тэхёнова скрытность. И только ли это скрытность? Неужели Ким и вправду ему не доверяет? Или боится Гука истиной шокировать? Что же из этого?       Столько вопросов не дают покоя Чону вот уже целый месяц, но он даже не осмеливается теперь их задавать, потому что заранее знает, что ответов не последует. А то и хуже. Только бы из-за чрезмерной настойчивости Тэхён не вознамерился строить стену. С этим уже справиться будет гораздо тяжелее. — Просто позволь мне быть рядом, — опустив, словно нашкодивший ребёнок, глаза, Чон принимается медленно считать до десяти, собираясь с мыслями и смелостью. Неприятные эмоции душат горло, будто стальным обручем обхватив за шею. — Я пойду на что угодно ради тебя, хён. И если ты попросишь — я уйду. Просто помни всегда, насколько ты мне дорог. Хён, я, кажется… — Хорошо, Чонгук, — так и не предоставив возможности младшему закончить, перебивает Тэхён. — Хорошо, я понял тебя. — Хён… — Подожди! — обрывает Ким, заглядывая в глаза напротив.       Глаза Чонгука сейчас полны отчаяния, а ещё искреннего обожания и бесконечной преданности старшему. Этого невозможно не заметить и Тэхён замечает, поддаваясь тому, что между ними происходит. Он молчит, наверное, с минуту, видимо, собираясь с мыслями и подбирая более правильные для сложившейся ситуации слова. Старший ловит ладошку Чона, обеими руками за неё схватившись, и подносит ко рту. Чонгук, будто околдованный, смотрит и не двигается, наконец-то успокаиваясь под пристальным взглядом хёна и с его тёплым дыханием на своей руке. Тэхён пытается его согреть? — Давай просто будем друг у друга, — подытоживает Тэ, сложив их руки у себя на коленях, и опять нежно поглаживает кожу младшего. — Без всяких вопросов и объяснений, без оправданий и каких-то там надуманных причин. Никто из нас не в силах отмотать время назад. Ни ты, ни я не сможем вернуть прошлое. А сейчас мы способны только на это, просто быть друг у друга, понимаешь? Просто вот так проводить время вместе и желательно только в университете. Я не хочу тебе врать, Чонгуки, правда, не хочу. Поэтому, пожалуйста, не надо меня ни о чём спрашивать.       Почему? Вопрос буквально к каждому предложению, сказанному хёном. Почему же? Но раз Тэхён того хочет — Чонгук более не будет донимать его бессмысленными расспросами, впустую сотрясая воздух.       Не хочется соглашаться с тем, что только вот говорил Ким. Вернее, про быть друг у друга — это понятно, этого-то Чонгук больше всего желает, но только лишь быть… Младший просто замолкает, обдумывая каждое слово, каждую даже интонацию. И, сам того не замечая, начинает строить очередные предположения и догадки, которые уже завтра с новой силой ударят его по голове. — Чонгук? — Ким выпутывает одну руку из их надёжно сплетённого замочка, перемещая её тому на плечо, и слегка поддёргивает младшего, привлекая его внимание.       Как бы сейчас ни было обидно, как бы ни хотелось встать и убежать прочь, но желание остаться с ним всегда сильнее любых других. Поэтому Чонгук перехватывает чужую руку на своём плече и, поддаваясь какому-то мимолётному, но абсолютно глупому порыву смелости, переплетает их пальцы и смотрит на хёна в ответ. На удивление, тот руку не отнимает, наоборот, сильнее сжимает её в своей, пуская от этого действия разряды тока по всему телу Чона. В происходящее поверить сложно. Чонгук нервно сглатывает, завороженно заглядывая в глубокий омут карамельных глаз. Если это всё реальность, то он просто не сможет остановиться, больше не сможет контролировать свои самые сокровенные и бессмысленно-глупые мечты. — Ты хотел мне что-то рассказать, когда пришёл сюда? — не прерывая зрительного контакта, подаёт голос Тэ. — Да, я… — Гук теряется. Теряется в мыслях, в словах, в пространстве и во времени. Теряется в двух бескрайних пустошах, которые видит в чужих глазах. Выражения подбирать сложно, формировать их во вразумительные предложения ещё сложнее. — Билеты. — Билеты? — Да, хён, — Чонгук моргает и быстро опускает взгляд, концентрируя его на их сплетённых руках. — «Унесённые призраками». Ты так любишь фильмы Миядзаки. А особенно этот и «Замок Хаула». Я помню, как мы с тобой смотрели их в детстве у меня дома. Родителей тогда никогда не было и вся квартира была только наша, поэтому мы всегда включали телевизор на полную громкость. Мы лежали на диване и ели крылышки в кисло-сладком соусе из той закусочной неподалёку, а ты постоянно жаловался на то, что они слишком сладкие для тебя и в следующий раз надо будет брать какие-то поострее, — не сумев противиться слегка размытым, но всё ещё таким ярким и дорогим сердцу картинкам из прошлого, уголки губ младшего стремительно ползут вверх, украшая лицо невинной тёплой улыбкой.       Тэхён тоже всё это прекрасно помнил, хоть и старательно пытался забыть. А сейчас при виде на такую красивую и мягкую улыбку младшего, чувствуя жар, исходящий от его руки в своей собственной, просто непозволительно было думать о том, чтобы забыть. За весь этот прошедший месяц Тэ замечал порою необычные щекочущие бока ощущения, которые появлялись рядом с Чонгуком. Вот и сейчас. Это было странно, непривычно, но неожиданно приятно. Стоило ли пресечь подобное или же просто отпустить, погружаясь в эти воды и позабыв о возможных рисках. Мог ли Тэхён позволить себе хотя бы это? — На следующей неделе его будут показывать в кинотеатрах, — упорядочив наконец запутанные мысли, говорит Чонгук, после чего снова смотрит прямо на Тэхёна. — И я подумал, что ты обрадуешься, если увидишь его на большом экране. И купил нам билеты. На вечерний сеанс. Но если тебе неудобно, могу поменять и на дневной. — Чонгук, — Ким вздыхает тяжело. Отказывать не хочет. Больше всего на свете он сейчас не хочет задевать его милого заботливого Гуки. Но разве согласиться может? Что если об этом как-то прознает он. Или заявится опять к Тэхёну без предупреждения. — Постой, хён, — на лице младшего читается надежда, которую он отчаянно хранит вот уже восемь с лишним лет, — не отвечай сразу. Давай ты подумаешь, а потом скажешь мне, согласен или нет. Хорошо? Пожалуйста, хён, подумай.       И этот взгляд, Тэхёну кажется, стоит тысячи рисков. — Хорошо.       А ещё улыбка. Та самая улыбка, что загорается на прекрасном юном лице, стоит только Тэхёну с ним согласиться. — Надеюсь, у нас хорошие места. — Что? — с недоумением спрашивает Чон, не скрывая явного волнения в голосе. — Ну, ты же сам только что сказал: «Унесённые призраками», билеты, следующая неделя, кинотеатр, — словно бы поясняя маленькому ребёнку простые истины, неторопливо проговаривает Тэ. — Так у нас с тобой хорошие места? — То есть ты согласен? — Ты ведь сам подметил, что это мой любимый фильм Миядзаки. Разве я могу не согласиться?       И несмотря на все просьбы старшего себя контролировать и проявлять меньше тактильности, Чонгук не в силах успокоить бушующий сейчас внутри океан. Без особого напора Чон легко заключает хёна в свои объятия, утыкаясь носом ему в шею и мягко проводя рукой по позвоночнику. Их вторые со дня воссоединения объятия. Чонгук сумбурно бормочет слова благодарности, будто бы опьянев от счастья. А Тэхёну, вопреки всем гнусным мыслям и зародившимся в сознании предрассудкам, необъяснимо спокойно в этих руках. Спокойно настолько, что он и сам отвечает на это действие, обхватывая тонсена за плечи и несмело их сжимая.       И в это самое мгновение ему абсолютно всё равно, что будет завтра, через неделю или через месяц. Всё равно, узнает ли Хосок или останется в неведении. Потому что Чонгук рядом, он обнимает бережно, а в руках его тепло и даже как-то до сумасшедшего правильно. Словно именно так всё и должно быть. Словно именно так всё всегда и было.

***

      В кинотеатрах Тэхён не был уже года так три, наверное. И за это время они действительно изменились. Залы стали больше и просторнее, вмещая в своих стенах огромное количество зрителей. Звук стал громче, порождая иногда желание закрыть уши или прокричать с просьбой поубавить громкости. А ещё тут появились мини-маркеты, где можно было купить не только еду и напитки к фильму, но и разного рода стафф, которого было просто в изобилии. Да, прогресс явно не стоял на месте. Даже кинотеатры теперь поражали своей изощрённостью и креативным маркетингом.       Благо, «Унесённые призраками» остались всё теми же. Хотя была возможность пойти на них в другой зал, где фильм показывали в формате 3D, но Тэхён уверенно отказался, считая кощунством изменять хоть что-то в произведениях великого классика.       Зал был заполнен от нижних рядов до самых верхних, ни одного свободного места к началу показа не осталось. Даже спустя так много лет люди были готовы отдавать деньги и толпами валить на уже давно просмотренные им полнометражные аниме легендарной студии Гибли. Эта мысль как-то глупо согревала, потому что Тэхён по-настоящему любил и восхищался всеми работами этой студии, а в особенности выдающегося Хаяо Миядзаки.       На удивление Кима, дискомфорта не ощущалось ни капли, хотя он подозревал, что ему будет не особо-то и комфортно находиться в переполненном людьми тёмном помещении. Однако, что было ещё удивительнее, когда парни наконец зашли в зал и сели рядом, почти соприкасаясь плечами, Тэхёна посетило какое-то странное чувство предвкушения, что с каждой секундой заполняло его всё больше. Чонгук рядом внимательно смотрел на экран, где разворачивались действия аниме, живо реагируя на всё происходящее и порой задевая Тэхёна локтём или ладонью, чем очень его отвлекал. Но старший и сам не понимал, почему. Почему Чон так необъяснимо привлекал сейчас его внимание? Ким сделал глубокий тихий вдох, чтобы ни в коем случае себя не выдать, и решительно взглянул вперёд. Надо было переключиться на то, ради чего они сюда и пришли.       На экране Тихиро отчаянно пыталась отмыть в большой ванне Речное божество, которого ошибочно приняли за Духа помоек. Ничего себе, как долго же Тэхён был погружён в свои мысли и увлечён попытками незаметно посматривать на младшего, раз момент встречи девочки с таинственным и неизвестным ей ещё Хаку, что был помощником главной колдуньи, вдруг превратился в тот, что сейчас разворачивался перед зрителями. Теперь старший более не будет отвлекаться и полностью сосредоточится на фильме. — Скоро будет один из твоих любимых моментов, хён, — приблизившись практически вплотную к лицу старшего, прошептал ему на ухо Чонгук.       Сосредоточиться на фильме получалось из рук вон плохо. Сцены и локации стремительно сменялись всё новыми и новыми, но Тэхён будто мысленно бродил где-то. Он часто моргал, облизывал губы и никак не мог оставить в покое заусеницу на большом пальце правой руки. Потому что рядом сидящий темноволосый парень мало того, что постоянно эмоционально реагировал, так теперь ещё и стал нашёптывать на ухо Тэхёну, что он думал по поводу разворачивающихся в данный момент событий, опаляя чужую ушную раковину своим горячим дыханием. Тэ поёжился и сделал несколько тихих вдохов-выдохов, всё больше стараясь вникать в то, что перед собой видел.             — Да что у вас здесь творится?!             — Ты что, не видишь? Творится любовь, — говорили голоса с экрана, заставляя некоторых сидящих в зале едва ощутимо вздрогнуть, а некоторых — даже пустить слезу.       Чонгук повернул голову, открыто начиная смотреть на хёна, который, казалось, был немного напряжён. Он прикусил нижнюю губу и на мгновение закрыл глаза. Волнение стало резко расти внутри него, заставляя сердце работать в гораздо более усиленном режиме, а мозг, наоборот, расслабиться и свободно отпустить ситуацию. Младший склонил голову к лицу Тэхёна, который абсолютно точно видел боковым зрением, что сейчас происходит и не понимал, что за чёрт вообще толкнул Гука к таким странным действиям. Чон упёрся лбом в щёку старшего и, вновь прикрыв глаза, прошептал что-то ему в шею, пуская тем самым табун мурашек по всему телу Тэхёна. Прошло, наверное, секунд десять прежде, чем младший отстранился и, как ни в чём не бывало, медленно повернул голову обратно и перевёл сверкающий какими-то необычными огоньками взгляд на экран.       Хотелось закричать. А ещё вжаться в мягкое кресло, в котором сейчас сидел Тэхён. Что это вообще только что было? И почему его тело неожиданно отреагировало именно так? Нет, парню не было страшно, не было противно или даже неприятно, что он обычно теперь мог ощутить, когда кто-либо находился с ним в непозволительной близости. С Чон Чонгуком всё было иначе. Мурашки, что до сих пор покрывали нежную кожу Тэ, появились вовсе не от страха или дискомфорта. Вместе с ними Ким почувствовал, как внутри него разлилось тепло, волнами отдаваясь в некоторых участках тела и кожи. Щёки и шея предательски горели, а сердце, выбившись из привычного ритма, пустилось в бешеный пляс, заставляя своего хозяина дышать чаще и глубже. Очень давно Тэхён не испытывал подобного, уже и позабыв даже, насколько волнителен и вместе с тем приятен может быть такого рода жар.       Ещё немного. Нужно было продержаться ещё совсем немного.       Фильм близился к своему завершению. Хаку и Тихиро, крепко держась за руки, парили в чистом голубом небе, вспомнив наконец их первую встречу, не в силах от этого сдержать слёз. Тэхён всегда считал этот момент в фильме самым трогательным и эмоциональным. Когда он смотрел «Унесённых призраками» в первый раз, то даже растрогался, смаргивая образовавшуюся в глазах влагу. И хоть раньше он думал, что это также и самый счастливый момент, сейчас почему-то он показался парню печальным. Наверное, правильно говорят, что человек всё в этом мире воспринимает через призму своего опыта, прожитых уже дней и перенесённых происшествий.       Заиграла приятная мелодия, а на экране показались финальные титры. Зрители начали спешно подниматься со своих мест и покидать кинозал. Двух часов, проведённых здесь рядом с Чонгуком, будто и не стало. Однако теперь они надёжно отпечатались в памяти, открывая новую страницу их общих воспоминаний.       Встав со своего кресла, Чон опустил взгляд на старшего, вопросительно на него посмотрев. — Тебе понравилось, хён?       «Что именно, Чонгук? Что же ты не уточняешь?», — молниеносно пронеслось в сознании Тэхёна. Однако он лишь прикусил язык, как-то немного нервно и натянуто улыбнулся младшему и кивнул, поднимаясь со своего места вслед за ним.       И почему голос Чонгука в этот момент был настолько низким — вопрос ещё более интересный, чем все те, что незвано-негаданно посещали голову Тэхёна во время кинопоказа.