Гнилые души

      Серебристый, буквально с зеркальной поверхностью BMW не спеша заехал на территорию особняка семейства корпорации Пак. Железные увесистые ворота из самой прочной стали всегда открывались перед этой машиной, охрана пропускала без запинки, увидев в камеру владелицу. Личный водитель, по совместительству охранник — Чон Хосок, мягко притормозил у главного входа и вышел из авто, открывая дверцы перед молодой красивой девушкой.       Её чёрные длинные волосы, доходившие практически до талии, моментально подхватываются ветерком, немного играющим с прядями, отдававшими лёгкой синевой на солнце (прямо как у брата), стоило ей покинуть салон. Да, она была похожа на брата, даже слишком — они близнецы с разницей в двенадцать минут.       Прямой нос, очерченные скулы, соблазнительный контур губ, плавные изгибы фигуры, которые вынуждена поддерживать постоянно, не позволяя себе лишнего. Здесь были важны любые мелочи. А красивое личико и стройная фигура как дополнительный билет в ещё лучшую жизнь (хотя куда ещё лучше) или добивания чего-то столь желанного. Взмахни она пару раз густыми ресницами перед толстым и потным дяденькой, но зато с толстым карманом или с имеющим нужные ресурсы для компании отца, они теряли разум, сами не замечая, как ставят свои подписи перед таким желанным плодом, до которого нельзя даже притронуться — папочка не позволит. Наслаждайтесь издалека. Её использовал родной отец, как вещь, как красивую картинку, посадив дочь рядом с собой, утеряв убедительные аргументы, надеясь на глубокий вырез девушки, совершенно не задумываясь, как она себя будет отвратительно чувствовать, едва ли не выблёвывая эти похотливые взгляды, проникающие в самую глубь и морально её насилующие. И если брат был правой рукой, которому перейдёт всё наследство, то она была дипломатической шлюхой. Куколкой своего отца. А все слёзы, пролитые в подушку, и унижения не в счёт.       Красива — бесспорно.       Богата — неизменно.       Чего тут жаловаться?       Она была частью этого бесчинства богатых и избалованных людей её общества и всё же имела дичайшее отличие, которое была вынуждена скрывать — иначе не выживет — она умела чувствовать. Прояви себя настоящую и ты окажешься дикаркой, изгоем, в которого будут тыкать пальцем и коситься надменными хищными взглядами, заочно презирая за слабость. В их мире проявить слабость было именно умение испытывать эмоции и даже любить, по-настоящему, искренне. Но нет, ты не под маской, а значит, ты низшая тварь, которой здесь не место.       Будь сукой, и только тогда тебя начнут уважать.       Чон Суён поправила чёрное платье, буквально обтягивающее плотно её тело, и удобно перехватила папку, привезённую с собой. Прикусив губы, идеально ровно выкрашенные алой помадой, и глубоко вдыхает, смотря на главный вход особняка. Каждый её поход сюда сопровождался волнением, которое так же мастерски приходилось скрывать, и за эту манипуляцию она уже давно бы получила Оскара.       Суён кивает Хосоку, отпуская его припарковать машину, а сама расправляет свои плечи, как учила мать с детства.       «Показывай свой статус расправленными плечами и гордой походкой, дочка, и мир падёт перед тобой».       Да, мама, ты учила быть её твёрдой и уверенной, чтобы ничего не могло сломить. Она должна была стать бесчувственной марионеткой с одной-единственной маской на лице, не имея права её сменить.       Вот только она сломалась, так жёстко и резко, что каждый день для неё стал борьбой с самой собой. Вернее, ей помогли сломаться, просто разорвав искусственную оболочку, бережно создаваемую ею до шестнадцати лет. Всего один взгляд перевернул все внутренности и пробился в душу, которую, кажется, потеряла. Всего один парень вернул чувства, но тут же жёстко уничтожил её сердце, и теперь там до сих пор можно найти тлеющие остатки органа. Но она продолжает играть свою роль, она же актриса первого плана. Она дочь главы Чон корпорации. Она обязана держать статус. Свои чувства похоронить и закопать в реальности, а своё мнение упрятать и вообще забыть.       У всех миров есть две стороны. Одна прекрасна, притягательна, идеальна, другая хоронит тебя морально, превращая в монстра в человеческом обличии. Ты живёшь, ты улыбаешься, создавая иллюзию счастья, но ты гниёшь изнутри, теряя человечность.       Суён едва подходит к двери, как дворецкий семьи Пак открывает их перед ней и низко кланяется. Ей хочется улыбнуться дворецкому, ведь для неё он дядюшка Ли, добрый и понимающий. В своё время он заметил, что этот нескладный подросток отличается от остальных. Её грустные глаза опускались в пол, стоило родителям отвернуться и снять свой натиск. Он протянул ей руку, когда она оступилась, своими рассказами иссушал девичьи слёзы, а советами приносил покой. Чон искренне полюбила этого человека, заменившего ей дедушку, в то время как биологическому не было до неё дела, брат имел куда больший приоритет, родившись мальчиком, а значит, уже тогда стал наследником, пока она вынуждена выбиваться из его тени. Да только в этом не было смысла.       Плотно сжимая губы, она заходит внутрь, даже не успев насладиться архитектурой особняка Паков. Чон это обычно делала по привычке, неосознанно, любуясь неким современным искусством. Тонкое сочетание изящества с чёткими гранями, да, их семья заплатила приличную сумму архитектору, чтобы сейчас довольствоваться богатыми изысками. Суён была в каждом особняке глав несломленной троицы корпораций: их дом, семьи Ким, но почему-то именно здесь невольно начинаешь себя ощущать современной императрицей.       — Добро пожаловать, госпожа Чон, — она слышит голос с лёгкой хрипотцой дворецкого, но не выдаёт ни единой эмоции, даже не повернувшись в его сторону, может, лишь чуть сильнее сжала папку в руках.       — Чимин уже проснулся? — твёрдый, даже грубоватый тон, а ей тошно от самой себя.       — Да, госпожа.       Стройные длинные ножки быстро передвигались по холлу и оставляли эхо цокота каблуков по отделанному мрамору. Суён поднялась по винтовой лестнице на второй этаж, ведь её не нужно провожать к спальне Чимина, являясь частым гостем в этом особняке и, зачастую, именно благодаря ему. Она ругала и даже порой проклинала себя за то, что не может отказать этому дьяволу во плоти с золотисто-карими глазами.       Чон сделала глубокий вдох и на секунду прикрыла глаза, когда сердце выдало удар, едва не разломивший её грудную клетку. В который раз она приказывает себе взять себя в руки и сжимает свободную руку в кулак, а затем опускает её на увесистую ручку и открывает двери, заходя внутрь, чтобы тут же, на месте, в очередной раз внутри умереть.       Барабанные перепонки пробили вульгарные стоны, смешанные с пошлыми звуками жёсткого секса. Девушка извивалась, корчилась и орала не хуже порноактрисы, пока Чимин буквально вдалбливался в неё, резко входя и выходя, голодным зверем, у которого было воздержание не меньше года.       Но именно так трахается Пак Чимин.       — Чёрт, — выругивается Суён, резко закрывая двери и отходя от них метров на пять.       Она медленно подходит к широкому окну, установленному в коридоре, и бросает папку на подоконник, а сама обхватила себя руками, впиваясь ноготками в предплечья, устремляя взгляд на задний двор с садом из одних только роз, потому что так решила госпожа Пак. Колючие цветы с длинными шипами разных цветов и сортов, и Чон кажется, что она упала в эти терновники, ощущая, как их иглы глубоко вонзаются в её тело. Раны кровоточат, даже не намереваясь затягиваться, она увязла там, пропала. Пропала с того самого дня, когда впервые увидела его, такого статного, хоть и невысокого ростом, но настолько высоко себя ставящего в обществе, что не подчиниться ему невозможно. И Чон повелась, а привязанность к другу брата росла с каждым днём.       Повелась ещё тогда, когда ей исполнилось шестнадцать лет и впервые разрешили посетить шведский приём в честь благотворительности. Она нервничала. Жутко нервничала и постоянно теребила подол платья. Брат оставил её, не намереваясь весь вечер возиться с сестрой, он-то уже привык, ведь, в отличие от неё, он посещает такого рода выходы с двенадцати лет. Дискриминация, но в действительности её подготовка длилась дольше. Как держать голову, что говорить, как говорить, с кем говорить, абсолютно каждый шаг был продуман и прописан в сценарии. Всё решали за неё, а она смиренно должна подчиняться. Она не брат-близнец, которому позволены все вольности, она инструмент в руках родителей для добивания целей, и именно поэтому подготовка была жестока. Её ломали, даже не позволив ещё сформировать собственное «я». Тогда она впервые испытала страх, настоящий ужасающий страх перед оценивающими взглядами, откровенно её рассматривающими, и она не смела от них убежать — не имела права. Именно Чимин оказался тогда её спасителем, он любезно представился девушке, поклонился и поцеловал тыльную сторону её ладони, а потом всего лишь улыбнулся… больше ничего… но она жёстко лажанулась, постепенно, за целый вечер, пока он сопровождал её и успокаивал, помогая влиться в общество, когда позволила снять броню, отдав маленькое бьющееся сердечко ему на блюдечке. Именно с того момента Чон Суён поняла, что самолично прокляла себя, молча наблюдая, как медленно, самым садистским методом, он отрывал по кусочкам её душу и безжалостно растаптывал. Она закрылась ото всех, но не от самой себя, поэтому и по сей день продолжает погибать и всё же продолжает борьбу.       Двери комнаты открылись и закрылись, но она не обернулась, просто слушала неспешные приближающиеся шаги Пака, по пути застёгивающего ширинку штанов, но не удосужившись застегнуть рубашку, оставляя на виду голый торс и свежие засосы на шее.       — Рад тебя видеть, Суён, — он улыбается, но девушка так и продолжает гипнотизировать сад за окном.       Чон не могла сказать то же самое в ответ. Она давно не рада.       А после увиденной картины ничего, кроме мерзко, гадко, отвратительно, оставляющего своё горькое послевкусие, ничего не могла ощутить.       — Очередная горничная, — хмыкает девушка. Слова дались с трудом, но она давно научилась себя контролировать. — Новенькая, что ли? — она вздёргивает бровью, поворачиваясь к нему лицом — маска надета — встречаясь с его ухмылкой.       Сколько девушек и даже женщин побывало в его постели, сколькие прошли через ширинку его штанов. Горничные, элитные шлюхи, секретарши его отца, обычные девушки-глупышки, которые повелись на его «романтически сопли» в игре, которую сами и придумали. Хотя и она сама дура, повелась, только отдала при этом намного более ценное, то, что ни одна не отдаст сполна, и то, что он сам не имеет.       — Закрываться не учили?       — А тебя стучаться? — она молчит, держа оборону. — Не хмурь личико, тебе не идёт, — Пак присаживается на подоконник, замечая папку, но пока не спешит сменить тему на данный предмет. — Хороший секс с утра, Суён, залог отличного настроения. Рекомендую.       Каждое его слово сопровождается неприятными мурашками по её телу, которые хочется содрать вместе с кожей. Ты чёрствый, Пак Чимин, а ещё дикий садист, раз до сих пор не заметил её внутренней боли, от которой кричит каждая клеточка кожи.       — Я не разделяю твоих взглядов.       — Очень жаль, — на этом Суён поворачивается и смотрит на него в упор, сглатывая сухую слюну, ловя нотки издёвки.       Потешается, насмехается, но никогда не прикасался к ней и пальцем. Просто уничтожал взглядом, пронизывающим и холодным. Это одностороннее чувство, об чью стену она разбилась с жутким терском и продолжает рассыпаться под его ногами. Взгляд на взгляд и мимолётные случайные прикосновения — их граница. Она всегда останется не больше чем сестра друга и хорошая знакомая, к которой можно обратиться при необходимости. Ближе он не подпускает, старательно пропуская её тайное желание чего-то большего.       Младшая Чон пододвигает чёрную папку ближе к нему:       — Это то, что ты просил, — уводит взгляд на просторы заднего двора и снова скрещивает руки, только в этот раз поджимая губы, сдерживая прилив и так уже накопившейся обиды.       Пак спрыгивает с подоконника, беря папку в руки, и в его глазах заблестел неподдельный азарт, и он даже складывает губы трубочкой, быстро пролистывая страницы содержимого, а затем ухмыляется, закрывая её. Позже более подробно с ней ознакомится, но уже успел приметить парочку интересных вариантов.       Суён в этом деле умела ему угодить. Не знает, как, но она мастерки умела пробить любую информацию о ком угодно, и именно это её умение уже в который раз выручает его в игре. Да, в каком-то роде Чон была ему поставщицей девочек с более сладким кушем и задором. Конечно, она не одобряла этой дурной затеи, но всё равно была в курсе всех их событий, даже наблюдала молча со стороны. И Пак знал, что может на неё положиться, хотя она каждый раз сжигала его взглядом, посылая на хер.       — Ты чудо, милая, — подходит к ней слишком близко, мягко притрагиваясь к щеке девушки, и погладил мягкую кожу большим пальцем, не сводя прямого взгляда, изучая черты лица. Суён в некотором роде была особенной девушкой, ведь она единственная, кто так легко, без особого риска пробилась в их троицу. Нет, гулянки не по её части, по крайне мере, в их отмороженной компании, но она имела тесную с ними связь. Зайди она в одну с ними комнату, они не умолкнут, а продолжат говорить — и это многое значит. А она и сама не догадывается, что каждый из них готов будет пойти ради неё на убийство.       Тогда, убей себя, Пак…       Чон резко ударяет его по руке и отстраняется. Хочется бежать отсюда, устала задыхаться, а он ещё добивает ослабленную оболочку. Одно его прикосновение, и участок кожи сожжён. Оставь хоть немного живого от неё.       — Не прикасайся ко мне после своих грязных шлюх, — произнесено с отвращением, но отвечает на его взгляд. Она здорово поднатаскала себя не обращать внимания на моторное сердцебиение и очередное отмирание души.       Чимин кривит уголок губ, словно только пришёл в себя, и сейчас перед ним всё та же стервочка Чон Суён, а не та хрупкая особа, которая отразилась в радужках её чёрных глаз.       — Тогда мне никогда не прикоснуться к тебе, малышка Су, — и снова глумится. Забавно, за столько лет она не привыкла к этому, и каждый раз психует и бесится, хмуря маленький прямой носик.       — Ты омерзителен, — шепчет она сквозь плотно сжатые зубы.       — Спасибо за комплимент.       Он усмехается, а она трясётся — он думает, от гнева, но, на деле, от жалости к самой себе. Слабачка. Жалкая слабачка. Столько лет дрессировки, а сейчас сдаёт позиции и всё чаще хочет от него сбежать. Боль, безнадёжность и отчаянье — вот с чем она ведёт борьбу внутри себя, и в каждом чувстве он принял непосредственное участие.       Чон фыркает, вспоминая своё истинное предназначение, вздёргивает головой, проходя мимо, быстро бросая прощальную фразу:       — Это в последний раз, Пак Чимин.       Чимин склоняет голову, смотря на девичью походку в облегающем платье, проскальзывая влажным языком по пухлым губам. Ему забавно, ведь эту фразу она говорит каждый раз.       — Чону «привет», — выкрикивает вслед и смеётся, видя, как она, не оборачиваясь, поднимает руку, выставляя средний палец.       Суён едва ли не бежит по лестнице вниз. Так хочется прижать руку к груди, в которой ломаются рёбра, а каждый сустав выворачивает до хруста. Конечно, она уже не в первый раз застукивает его с неизвестной девкой или, как сегодня, с горничной, которая даже толком не успела снять костюм, ей просто его задрали и вошли глубоко, только отодвинув линию трусиков, но всё равно это каждый раз отдавалось новой волной удара, как хлыстом по измученному телу, и ей просто хочется тут же сдохнуть, чтобы эти терзания хоть на секунду ослабили хватку и отступили. Но всё это выдуманное спокойствие, о котором она мечтает, лопается мыльным пузырем, видя его довольную завоевательную ухмылку, покорившую свою очередную жертву.       Разве она не желала, чтобы он прикоснулся к ней так, как к другим?       Желала.       Постоянно.       Требовала, ублажая ночами саму себя под одеялом и выкрикивая его имя. И, по-прежнему, каждое утро заново убеждала себя, что всё прекратится, она избавится от долбанной привязанности, окончательно примет образ куклы, какой хотят её видеть, но проклятый Чимин заново раскрывает ту боль, что старалась глубоко затолкнуть в себя, и выворачивает наизнанку, не заботясь о деликатности тонких граней.       Смирение — её единственный выход.       Нет?       Дворецкий слегка растерялся, видя такой стремительный уход молодой особы, и едва успевает к тому моменту, чтобы она не хлопнула дверьми. Дядюшка Ли смотрит на девушку, у которой подрагивает нижняя губа, удерживая разрушающие эмоции за замком. Он знает её, хорошо успел изучить, и видит каждую её скрытую трещинку.       — Может, чашечку фруктового чая? — аккуратно спрашивает, стараясь не задеть её. Казалось, ещё чуть-чуть, и Суён тут же распадётся перед ним без возможности собрать всё на место.       Она была бы рада посидеть хотя бы пять минуточек (больше дворецкий себе не сможет позволить из-за загруженности рабочего распорядка) с дядюшкой и поплакаться, но сейчас бежать отсюда и как можно скорее, просто разбивало каждую клеточку, и здесь ей больше невмоготу дышать отравленным воздухом — задыхается.       — Нет, — отчеканивает тембром, каким должна обращаться к прислуге, наблюдая, как дворецкий снова поклонился и открыл перед ней двери. Нет, он не обидится, он всё понимает, и оба должны принимать расслоение уровней. — Спасибо, дядюшка, — добавляет она всё же шёпотом и быстро уходит, уже не видя мягкую улыбку старичка.       Хосок, ожидавший госпожу, встрепенулся и отстранился от каменной стены особняка, заприметив её на мансарде, и ему даже пришлось ускорить шаг, чтобы догнать её.       — Госпожа Чон, подождите, я подгоню машину, — молодой человек ровняется с ней, но она продолжала быстро передвигать ногами. Выпуская нервозность, играющую с собственными нитями, в каждый шаг.       — Не стоит, — она знает, он не станет перечить и молча двинется следом, лишь слегка опередит, чтобы открыть перед ней дверцу авто.       Суён усаживается и запрокидывает голову на подголовник, прикрывая глаза. Боль уже щипала глаза, требуя выхода, а она уже так устала бороться. Первая слеза скатилась, когда машина тронулась с места.       Хосок посмотрел на госпожу в зеркало заднего вида во время второй слезы. Он был вторым человеком в её жизни, который видел её слабость. Она доверилась этому пареньку и могла назвать его другом, настоящим другом, но не позволяет этому огласки — ведь так не положено, так не должно быть, это аморально с её-то статусом.       — Поехали в парк? — Хосок убирает рамки приличия и улыбается девушке. Всё, что он может, это подставить ей плечо для слёз и закрыть собственным телом от внезапной пули.       Чон Суён посмотрела на водителя и положительно кивнула, хотя он уже и так свернул на другую трассу.

***

      Минсо широко улыбалась и махала рукой, приветствуя новую знакомую, с которой познакомилась на вступительных экзаменах, попутно придерживая лямку рюкзака на плече, увешенного брелками и подвесками из мягких игрушек, сравнивая его с детскими. Девушка ёжится, почувствовав попутный прохладный ветер, и жалеет, что решила сегодня обойтись джинсовой ветровкой, белой футболкой, заправленной в укороченный джинсы, и белыми конверсами. Хотя брат и убеждал её одеваться теплее, но она была больше озабочена его состоянием здоровья, внимательно изучая выписанный рецепт врачом, запоминая список лекарств, что придётся купить на обратном пути, и давая последние, её персональные напутствия Вану, требуя, чтобы отдыхал и набирался сил, а также хорошо кушал. Правда, готовит она, если уж совсем честно говорить, отвратно, поэтому готовкой заправляет брат, либо она покупала готовую еду. Минсо честно пыталась один раз приготовить сюрприз брату, но после того, как едва ли не спалила кухню, а кастрюля была уничтожена без права на восстановление, он строго-настрого запретил ей приближаться к плите, сравнивая её со всемирным апокалипсисом. Младшая Пак просто взяла обязанности по уборке и рада, что хоть чем-то может помочь брату, который и там многое для неё сделал.       — Ты сегодня бодра, — поприветствовала её рыжеволосая Шин Хёри.       — Да? Мне кажется, я всегда такая, — Пак улыбается ещё шире, а Хёри поражается такой жизнерадостности знакомой.       Девушки направились в сторону Сеульской Академии наук, сравниваясь с основным потоком студентов. Контингент здесь тоже слишком отличается друг от друга, делясь на две категории. Богатенькие детишки, чьи родители способны оплатить обучение в самом престижном заведении для своих чад, и поэтому они здесь больше короли: желают — приходят на пары, а могут насрать, ведь дипломы всё равно куплены; и те, кто смог своим умом доказать, что умные люди ещё не являются вымирающим видом — они прилежно учатся, стремясь связать судьбу, проводя опыты и открывая новые знания или делая новые открытия. Эти слои стараются не пересекаться, чтобы и дальше мирно сосуществовать вместе.       Пак Минсо не подходила ни под одну из этих категории. Ведь даже новая знакомая её оказалась дочерью главного судьи Сеула, и Минсо приятно удивилась, не заметив в девушке надменности или желания ставить себя выше, она даже чем-то напоминала её саму, только в другом облике. Она даже могла назвать её подругой и желала этого, чтобы не чувствовать себя одинокой в страшно-неэмоциональной столице. Может, она порой мечтательна, невнимательна, местами неуклюжа и даже наивна, но в своей школе она имела много друзей, но здесь же словно оказалась в другом мире, где живут абсолютно другие люди с другим менталитетом. Как другая вселенная, цивилизация настолько запудрила им мозги, что, кажется, они забыли, что такое нормальное общение, вежливость и даже нужда в другом человеке. Здесь не заводят друзей, а только выгодные связи, поэтому Пак радовалась, что смогла найти себе хоть кого-то близкого по душе. Бороться в одиночку не приучена, слишком открыта этому миру, и нужен тот, кто объяснит новые правила, которые хоть ей и не нравятся, но их нужно принять. Научит воспринимать новое поколение и введёт в курс дела, пока она не вляпалась в передрягу, а это она умела с лёгкостью, как щёлкнуть пальцами.       — Минсо, — обращается Хёри, откидывая рыжие пряди, подхваченные ветром, назад, — признайся уже наконец, как ты попала сюда? У тебя влиятельные родители? Или, может, — девушка округляет глаза, резко останавливается и хватает Пак за плечи, — у тебя папа президент, но тебе нельзя об этом никому разглашать? Честно, я сохраню это в тайне.       Минсо громко смеётся над реакцией Шин. Всё намного проще, чем она думает, но фантазия у подруги работает отменно.       — Нет, — мотает Минсо головой, пока Хёри продолжает удерживать, не давая сдвинуться с места. — Я просто сверхумная, — опять смеётся, видя скептическое лицо напротив. — Ладно, ладно, у меня очень умный брат, который помог подготовиться, и я как-то умудрилась сдать вступительные экзамены.       Звучит просто, но она говорит правду, хотя за этой правдой и скрыты бессонные ночи над учебниками и даже пара подзатыльников от брата, если она филонила. Но младшая Пак установила себе цель попасть в академию, чтобы получить достойное образование и устроиться на высокооплачиваемую работу, чтобы материально помогать маме, приходившейся порой работать на трёх работах, чтобы поднять детей на ноги. Она хочет, чтобы мама гордилась ей.       А мать, госпожа Лим, всегда гордилась своими детьми, сумев воспитать их с «живыми чувствами», добрыми и отзывчивыми. Она сохранила у них ценность чистой души. Хотя в наше время опасно иметь такие качества, но они будут бороться, пускай будет больно, пускай их попытаются сломать, а современный ритм города загонит в клетку, но они останутся настоящими людьми в глазах шокирующей общественности.       Она с братом вместе против всего мира.       — Хёри, — Минсо хмурит брови, заглядывая через плечо девушки, приметив, как возле академии припарковалась машина, она не разбирается в марках, но у этой на капоте «прописана» сумма с не меньше, чем с шести нулями. Из неё вышли трое парней и девушка. — Кто это такие? — как заворожённая, она наблюдала за ними.       Они какие-то нереальные, словно только сошли с глянцевой обложки журнала и даже, в каком-то роде, казались искусственными. Ровная гладкая кожа, уложенные волосы, идеально сидящая одежда из последней коллекции. Создавалось впечатление, что сама стихия природы — ветер, обходил их стороной, боясь нарушить идеальность вида. А остальные студенты машинально отступали в сторону, освобождая проход. Они не походили на спустившихся богов, но определённо имели его внушение, так что на них было страшно смотреть и в то же время невозможно отвести взгляд.       Хёри обернулась и какое-то время тоже провожала их взглядом:       — Это Ким Тэхён, Пак Чимин, главная холодная красавица, а сокращённо — ещё та стерва, Чон Суён и её брат-близнец Чонгук. Это детки таких людей, что проще сразу удавиться, чем пересечься с ними. Так что мой тебе совет, никогда, ни при каких обстоятельствах, не связывайся с ними.       Минсо молча и машинально кивала, создавая вид, что слушает Хёри, так и не отводя взгляд с четвёрки — чёрт, они даже идут грациозно.       Конечно, она с ними не станет связываться, даже наоборот, она их сторонится, но они определённо та категория, за кем хочется и интересно наблюдать.       Ведь смотреть никто не запрещал…