Гнилые души

      Когда Пак Чимин зашёл в квартиру пентхауса, которая находилась на самом верху высотки с действительно прекрасным видом на ночной город и выходом на крышу, в ней уже присутствовала «тусовка». Здесь не было громкой музыки, басы не пытались разорвать в клочья барабанные перепонки, лазеры цветомузыки не резали глаз, а пьяная молодёжь не стирала подошвы в кривом танце и не налетала в пьяном угаре на что-либо. Звуки, запах, подсветка, даже отрегулирован градус тепла и влажности воздуха — всё для его владельцев территории. Идеальная атмосфера для избранных этой жизнью людей. Приятная мелодия разносилась по всему обширному пространству, ласкала слух и расслабляла уставшее тело. Приглушённый свет не давил на глаза. Даже хотелось ухнуть в такой лёгкой ненавязчивой манере комфортности или хотя бы просто ненадолго прикрыть глаза, утопая в идиллии. Так спокойно. Так под стать их манере. Умеренный шик.       Пентхаус принадлежал Ким Тэхёну (а в совокупности и всей троице). Папочка мило предоставил щедрый подарок сыну, позволив самому ему выбрать желаемое. И Ким знал (все знали), что это не проявление заботы сыночку, а обычный откуп за недовнимание «Мне некогда, сынок, но вот держи себе новую игрушку». Можно было включить гордость, сделать красивый жест и отказаться от подачки, так упрямо подсовывающую прямо под самый нос, но тогда это было бы не больше, чем глупость. Глупо упускать приступы щедрости родителей, посчитавших, что дитё нужно отвлечь, чтобы не докучал и не мешался под ногами. В их социальной прослойке, на самой вершине, это вполне нормально, как само собой образующее. Здесь нет дела до детей, как и детям нет дела до родителей. Обычные устои, что трактует им обязанности, которые не плохо бы было исполнять. Каждый из них потребитель и требует, своевольничая, насколько это позволительно. Здесь не спросят «Как у тебя дела?», либо спросят, но не из-за беспокойства, а для разговора, в котором выскажут, что им требуется. Это суть, которая режет тупым ребром по обиженному сердцу, но уже приобретя иммунитет, чтобы не страдать по подобной херне, а для других и вовсе искажается прекрасным явлением. Тэхён имел гордость и имел её во всех позах, но всегда придерживался «дают — бери». Было бы большим упущение кусать руку, которая пока тебя кормит. Он никогда не оставался жить в пентхаусе на постоянной основе — это пункт сбора для удовлетворения потребностей и развлечения, когда не хотелось торчать в клубах, барах и казино.       Пак (как, в принципе, и Чон) не знал причины, почему Тэхён не хочет здесь находиться, но в те редкие моменты, когда заставал друга в одиночестве, наблюдал, как его рука сжимала до побеления костяшек бокал с виски, а сам он сверлил горизонт с высотки через коричневатое стекло панорамного окна. Его брови образовывали глубокую складку, дыхание было ровным, но грудным и глубоким. Периодически виски скользил по глотке, но казалось, что так он сглатывал гадкий ком, образованный мучением глубоко внутри. Всё приходило в норму, когда Ким приходил в себя и замечал друзей. Прежняя улыбка-ухмылка, острые язвительные шуточки и прежний Ким Тэхён, которого они знали (или нет?).       Чимин снял увесистый и душный пиджак стального серого оттенка и перекинул его через плечо, увешивая на крючок из собственных пальцев, второй рукой ослабляя галстук, которой сейчас служит удавкой, стирая шею до покраснения. Хочется стянуть этот поводок отца, вынуждено надевая, играя в хорошего сына. Сейчас он на своей территории, и данная атрибутика примерности здесь неуместна. Он проходит холл, выходящий в огромную комнату. Одну-единственную комнату можно смело разбить на пяти-шестикомнатную квартиру. Бросает взгляд на Тэхёна, натирающего кий с кривой улыбкой, не сводя взгляда с девушки напротив.       Молодая особа стояла через стол с зелёным покрытием от Кима в неприлично короткой юбочке развратной школьницы, тонкие ножки подчёркнуты чулками, а каблук делал её зрительно выше. Белый топ, что был на девушке до этого, валялся где-то под ногами, а красный бюстгальтер подчёркивал небольшую, но упругую грудь красотки с чёрными нарощенными волосами до поясницы. Красное белье явно сейчас интересовало Кима больше, как красная тряпка для быка, она отражалась в его зрачках, а по ухмылке можно понять степень, с каким остервенением парню хочется содрать его с девичьего тела, но ещё не время, игра пока заводит больше, а начатое, как учили их родители, надо доводить до конца. Девушка играла во рту язычком, то оттопыривая щёку, то проскальзывала языком по губам. Наглый, откровенный флирт и нескрываемая симпатия к парню, что сейчас мастерски выигрывает её в бильярд, а она сама и не стремится выиграть, даже, совсем наоборот, желает поскорее проиграть.       Чимин усмехается парочке и проходит дальше, замечая в самом углу, у панорамных окон, нежащегося в открытом, на небольшом пьедестале, джакузи Чон Чонгука. На лице парня играла блаженная улыбка, руки раскинуты на бортики, а голова расслабленно откинута назад. Он полностью поглощён пузырьками, приятно щекотавшими кожу, прикрыв глаза, и лишь дыхание учащёно, периодически срываясь с губ выдохом или шумным вдохом через носовые пазухи. Наслаждение жизнью сполна завладело его разумом и наполняло до краёв. Пак ошибся в одном-единственном — какого рода наслаждение завладело его другом, а понимание доходит только когда две макушки оголённых девушек рядом с ним, как нимфы из чудесных сказок, вынырнули в нашем грешном мире для глотка свежего воздуха, но им попался весьма извращённой натуры принц. А наполнение чем, чего и до каких краев, стало ясно по их улыбочкам с наслаждением облизывающих полные губы. Чон улыбнулся ярко и слишком даже заразно, раньше, чем открыл глаза. Удовлетворённый кот получил самые жирные сливки. Его рука скользнула к блондинке справа от себя и запуталась в мокрых волосах русалки. Ей больно, Пак видит это в её глазах, в которых проскользнул лёгкий испуг, и замечает, как пряди плотно сжимались в кулаке, но она улыбается по обязанности отработке своих денег.       — Милая, — Чонгук тянет слова так, как умеет только он, чтобы внушить страх и полнейшее подчинение молодому господину. Так что не зря ты боишься, красотка. — Если ты ещё раз применишь свои зубки, то в следующий раз тебе придётся заказывать вставные челюсти, — он улыбается, сглаживая слова, проведя тыльной стороной ладони по щеке блондинки, позволяя второй, только уже брюнетке (Чон любит контраст в девочках), прижаться к груди и водить языком по шее с выступающей венкой от возбуждения.       Дождавшись кивка острозубой нимфы, его рука, нажимая на белокурую макушку, опуская обратно под воду, зализывать вину на возбуждённом члене молодого господина. Спорить, сопротивляться нет смысла, только себе дороже. Ступив на дорожку доступных девушек — отработка денег должна соответствовать их сумме, а за те, что достанутся им сполна, должны прикусить язык, стирать его в мозоль на мужской головке, сглатывая сперму, чтобы тут же раздвинуть ножки настолько широко, насколько это потребуется. Здесь неуместно жаловаться, никто не подталкивал ложиться на лопатки и принимать мужчин без разбору с любым размером, терпеть их пыхтения, скорость ненасытного вдалбливания в тело и улыбаться чужой сперме на лице. Возможно, это не от лучшей жизни, потому что навряд ли девушка поняла, что ей скучно, а первая мысль, пришедшая на ум, оказалась проституцией. Насильно (или почти) никто не приводил их в этот мир, только добровольно (опять же, тоже «почти»). У каждой своя история, но никто не любит копаться в чужом дерьме. Падкость на лёгкие большие деньги склонила на колени перед толстыми кошельками. Плюсом ко всему красивая внешность, стройное ухоженное тело, а всё остальное дополнит сутенер, имеющий со своих девочек приличных доход. Поэтому и отбор похлеще, чем в топ-модели, но желающих отдаться, потрахаться с бизнесменами не иссякал и пополнялся постоянно, как неизменный круговорот в природе.       «Милые леди» — как любил называть их Тэхён, но всё же шлюхи есть шлюхи, надо называть вещи своими именами. Статус «элитные» — единственное отличие от заправочных проституток, что за вону готовы отсосать дальнобойщику. Смысл один, дело только в том, кому сосёшь. И ещё, пожалуй, немаловажный атрибут — обязаны быть чисты, не душой, нет, это давно ненужное, неважное и забытое — кожа должна быть чистой и гладкой, чтобы клиентам было приятно касаться и покусывать зубами тонкую ткань. Их тела насквозь пропитаны духами, утеряв родной от природы аромат, да так, что родная мать не отличит своё чадо от канистры одеколона. Улыбка должна сверкать вечным «зелёным светом» на любое извращение. Милые леди должны радоваться, что сегодня они оказались избранными для таких аполлонов современности и заядлых холостяков страны, а не терпеть поседевших миллионеров, уже отживших своё, но всё же желающих вкусить молодое тело в надежде, что их пожухлый член ещё приобретёт жизнь в умелых ручках. Сегодня действительно особенный день, потому что можно действительно ощутить возбуждение, течь, как последней сучке, видя такие желанные, в меру накаченные, тела партнеров в самом расцвете сил.       Бросив пиджак на чёрный кожаный диван, Чимин берёт с барной стойки Jack Daniel’s, смачно заполняет им пустой бокал, и всё же решает бросить в него пару кубиков льда, и спокойно подходит к панорамный бронированным окнам, отливающими практически таким же коричневато-золотистым оттенком от заходящего солнца, что и его алкоголь, омывающий лед, охлаждаясь от подобной игры двух разных по плотности и состоянию жидкостей. Оставляя уже давно развлекающихся друзей за спиной, Пак не удивляется, что его принимают без вопросов, даже, словно, не замечая. Тут всё как должное, если ты сам сумел сюда зайти, значит, ты свой.       Первый глоток дружищи Джэка скользит холодной струей по языку и теряется в желудке. Паку почему-то было всегда приятно понимать, что через данные окна ты видишь целый мир, но мир не видит тебя. Он приятно покусывает собственную губу от данной мысли и прекрасно знает, что не один получает удовольствие от подобного. Друзья часто любили порассуждать на эту тему за парочкой сигарет. Даже в таких мелочах они умели уловить это господство, при которой нет необходимости поправлять корону. Она чётко, уверенно, как и должно быть, неосязаемо-видно покоилась на их головах. Здесь, порой, стоя на ложе, с высоты террасы, где открывался вид на весь город, и вовсе можно сполна насытиться статусом властелина мира. Это чувство они впитали ещё с молоком матери и глубоко пропитали в самые недра, не успев произнести первые звуки. Кому-то просто везёт в жизни, они же были поцелованы самой удачей и благословлены судьбой за жизнь золотых мальчиков. Но у всего есть обратная сторона медали. Взамен они отдали души, а камни, через которые вынуждены пробиваться, они проскальзывали ужами между щелей жизни и смеялись, долго, истерично и выставляли средний палец всевышнему. Всё это прекрасно припудривалось дорогой и качественной обложкой с заголовками в газетах об идеально-образцовой семье с отбеленными улыбками, по волшебству стирающихся, стоит камерам опустить объектив. Это их жизнь, о которой знали только лично сами и принимали её, какой она и должна быть, какой обязана быть, но… именно так для них была сложена идеальность. Пускай кривая, дурно провонявшая ложью и сложена некачественно, балансируя на грани денег и власти, но у каждого жизнь своя, и свою они давно определили, каждый день внушая себе галлюциногенную имитацию счастья, и сами в него же верили (возможно).       — Ты задержался, хён, — в спину пришла первая фраза, адресованная именно ему, а он почему-то улыбается, слыша голос младшего мальчишки, продолжающего водные игры с нимфами.       — Твоя девочка заждалась тебя, хотя, не переживай, — Тэхён присоединился к разговору, склонился над столом, прищурил глаз, выстраивая лучший удар, а удостоверившись, лёгким ударом сбивает красный шар, загоняя его в лунку, победно улыбнулся, зная, что сейчас его девочке придётся снять очередной элемент одежды, — я не дал ей скучать слишком долго… два раза, — обернувшись, Ким ловит ехидный взгляд Пака и подмигивает ему мол, «ничего не поделаешь, они и так его долго ждали».       И, как по волшебству или зову, из комнаты на втором этаже вышла огненно-рыжая особа. Только невольно язык поворачивается назвать её бестией и верить, что в постели она проявляет себя соответствующе. Девушка нарочито медленно спускалась по лестнице, скользя по перилам ладошкой, позволяя себя разглядывать новоприбывшему господину. На вид ей от силы восемнадцать. Остаётся отдаться в ручки не слишком надёжной надежды, что всё же возраст в паспорте превышает эту отметку, чтобы не ощущать себя совсем уж конченным педофилом.       Пак приподнял уголок губ, оценив товар, и одобрил. Ему нравится милая мордашка, тонкая талия, ярко выраженная под платьем, хотя, сложно назвать платьем вещицу, через чью сетку видно достаточно недешёвое белье, по крайне мере, купленное не на ближайшем рынке, рядом с рыбными лавочками, а в магазине.       — Пришлось задержаться, — Чимин отвечает и делает ещё один неспешный глоток, не сводя взгляда с рыжей девушки. — Надо было уладить пункты договора с арабскими эмиратами.       — Вот же привередливые скоты, — шипит Тэхён и сразу же ухмыляется, смотря, как брюнетка сексуально стягивает один чулок с ноги, закинув ножку на край бильярдного стола, демонстративно бросая его на пол. Вот же плутовка. — Неужели они не понимают, что все поставки идут через нас, даже если попытаются обойти нас через Китай, оп, но там тоже все наши связи.       — Ну, зачем это им знать, пускай поскачут, помучаются, жизнь научит, кого надо любить, а потом сами приползут к нам на коленях, — Чон упёрся руками в бортики, приподнялся и уселся на край джакузи, оставляя ноги в воде, прикрыв только полотенцем всё ещё набухшую плоть, поддерживаемую абсолютно нагими и пышногрудыми нимфами, последовавшими за своим принцем, присаживаясь к нему по краям, продолжая блуждать пальчиками по телу парня. Не обмазался ли Чон сегодня валерьянкой, раз две малышки так не могут отлипнуть от него, или это всё магия феромонов?       — Именно это, но только в более деловом стиле, я пытался внушить отцу, — Чимин оценивающе успел осмотреть голые тела милых леди, прикидывая, в каких позах возьмёт каждую или даже обеих сразу. — Он сегодня явно не в духе, а кому как не единственному сынку можно вытрахать мозг, причём абсолютно бессмысленно, — Пак, склоняя голову набок, наконец, обратил внимание на рыженькую, кротко ждущую разрешения к действиям. Разве он запрещал? Чимин позволяет приблизиться, замирает, когда её ручка тянется, хватая галстук и стягивает его окончательно с шеи «щенок свободен», а затем этими же пальчиками ловко расстёгивает пуговицы рубашки. Её заострённый ноготок оцарапывает кожу груди Пака, спускается ниже, очерчивая плавный рельеф кубиков, и ему, чёрт возьми, это дико нравится. Кошечка имеет ноготки. Смело, дерзко, такая решительность порождает моментальный интерес и похоть к своей шлюшке на вечер. — Как тебя зовут, милая? — интересуется он.       — Асоль, — фальшиво-миловидный голос бестии резанул слух, с таким же явно фальшивым именем, больше служившее для заинтересованности клиентов в своём резюме.       Девочку явно учили, даже, вполне не один месяц, ломать голос, потому что в Корее любят эту невинность и миловидность, но, только не в ночи, не наедине, где можно снять это всё искусственное дерьмо и посмотреть на сущность. На самом деле — это жутко бесит, но Пак решил закрыть на это глаза, всё равно им будет не до разговоров, её язычку найдётся более лучшее применение, а она уже ухватила право оказаться первой, кто запустит руку за линию его боксеров.       Хватая бестию за тонкую талию, Чимин прижимает хрупкое тело к себе резко, едва не расплескав старину Джека. Девушка выдохнула от неожиданности, но тут же её губки расплылись в довольной улыбке, ощущая тёплые поглаживания очень сексуального парня на своей пятой точке. Такому она отдалась бы без запинки, просто так, потому что хочет, особенно, когда грудь упирается в мужскую и накаченную, а в нос ударяет Bleu de CHANEL. Такое бурное сочетание сносит крышу покруче экстази.       — Асоль, сыграем в игру? Пока взрослые дяденьки будут разговаривать, я хочу, чтобы ты научилась читать мысли, и мне не пришлось бы на тебя отвлекаться, не считая особые случаи, — Пак подмигивает, а девушка покорно кивает. Чимин удовлетворён повиновением, из которого можно лепить дурную фантазию — девочка явно будет его фавориткой на эту ночь, но не более. Здесь нет места привязанности, и она не имела смысла в подобной глупости. Соитие — да; больше, чем симпатия к шлюхе — идиотизм. Наутро они останутся не более чем очередными.       Подтолкнув девушку идти рядом, они усаживаются на диван, на который он бросил пиджак. Асоль не теряется и усаживается на колени Пака, пуская влажный язычок в дело, покрывая слюной его шею, а девичьи пальчики вырисовывали только ей ведомые узоры под белой рубашкой. Чимин, наконец, расслабляется в полной мере. Виски в руке и организме, красивая девушка ласкает его на его же коленях. Хочется прикрыть глаза и откинуть голову на спинку, отдаваясь полноценно рукам и губам (ведь он же просил её читать мысли) девушки на его уже возбуждающейся плоти. Но он ещё раз решает осмотреть друзей: Чонгук, этот мелкий мальчишка, покусывал уже грудь брюнетке, уложив девушку на мокром от тел полу, а второй рукой ублажал нимфу-блондиночку пальцами между длинных ног. Одна эта троица только заполняла всё пространство стонами и непреодолимым желанием устроить оргию прямо сейчас. Но не время, обычно горячее блюдо у них подаётся в конце, как яркий завершающий штрих похоти и разврата их до жути избалованных и очерненных душёнок с протёртыми стенками. Им бы надрать задницы ремнем (причём, стоило это сделать ещё в детстве), да поставить в угол, но уже слишком поздно — они прогнили настолько глубоко, что избавиться от этой гнили невозможно, где промоется, там наполнится с двойной силой, а дьявол давно подготовил им местечко в аду.       Чимин отпивает из бокала, немного играет жидкостью во рту языком и проглатывает, кусает Асоль за плечо, улыбается её игривому смешку на его зубки, а потом переводит взгляд на Тэхёна с его спутницей.       Тэхён забивает ещё один шар в лунку и шипит под игривый смех, когда чертёнок в красном бюстгальтере стягивает второй чулок. Девочка играет с огнём и пока не понимает его разрушающей силы, которая может испепелиться буквально изнутри. Ким умеет ждать, но наносит удары чётко и по самому больному. Становится скучно, а это опасно.       Кий летит на зелёную поверхность, его шаги быстро приближают к недошкольнице в короткой юбке, которая быстро задирается, а само женское тело резко и грубо наклоняется. Щека чертёнка с нарощенными волосами прижимается к столу, так, что кожа ощущала всю гладкость сукна. Её спину выгибают сильнее, заламывая руки и грубо сжимая запястья в длинных сильных пальцах, которые обвили словно тугими канатами. Ким быстро расправляется с кружевными трусиками, стягивая их с аппетитной попки, и шлёпает по ней до покраснения на участке. Девушка выдыхает и даже пискнула от резких действий. Она елозит на столе, прикусывает губу и хочет ещё. Хочется свежего молодого тела с полноценной силой и возможностями. Её тошнит от тех стариков, что выбирали красотку последние две недели, а потом ей приходилось часами вдыхать жизнь в их пожухлые отголоски молодости. Проституткам тоже необходим секс и оргазм, но это не входило в их постоянную и регулярную жизнь. А тут подворачиваются такие горячие самцы, которых самих хочется трахнуть до потери пульса, до разрывания каждой клетки и внутреннего взрыва пика сладострастия, да так, чтобы тело сотрясалось и билось в конвульсиях, как при эпилепсии.       Ким не собирался быть галантен, он расстёгивает пуговицу на джинсах, стягивает их вместе с трусами, и, пока девушка покачивала бедрами, зазывая, она готова, одна ждёт его мужскую плоть и течёт, как тёлка во время течки. Кима не надо звать, он сам приходит. Сжав сильнее тонкие запястья, он прошёлся головкой по влажным половым губам чертёнка, вслушиваясь в её приглушённый стон, и вошёл резко, без подготовки и дополнительной смазки в анальный проход девушку. Ей, сука, больно. Действительно больно. Глаза расширились, с губ сорвался крик, она пытается вырваться, отстраниться, но Тэхён плотно упирает её в стол и совершает резкие грубые толчки в такой узкий проход, и от этого пиздец как приятно, пока девушка корчится. У неё горит и, кажется, лопнули тонкие кровяные сосудики, принося дополнительный дискомфорт. Она просит прекратить, ей больно, а Ким показывает чертёнку, что на его территории он дьявол и выносит приговор, входя до самого основания. Ему узко, горячо и до жути приносит кайф её сопротивления, ещё бы только не скулила. Его ладонь путается в искусственных волосах, наматывая их на кулак, приподнимая голову девушку, он опускается к её уху и рычит зверем:       — Милая, будь добра, заткнись.       Брюнетка сглатывает, послушно опуская глаза, до боли прикусывая нижнюю губу, чтобы стараться не издавать звуков. Её большое опущение, что за всю практику так и не опробовала анального секса. Но она продалась полностью, а пока ещё сама не понимает, как скоро войдёт во вкус данного извращения и будет с радостью раздвигать ягодицы.       Интересно, можно ли изнасиловать проститутку? Или это априори невозможно?       Стоит прикусить язычок и засунуть глубоко. Продажное тело, как пластилин — оно податливо, послушно, смиренно. Можно зачитывать как мантру. Сказали лежать — будет лежать, сесть — сядет и опустит взор. Принимай статус шлюхи гордо, но при этом засунь гордость так глубоко, насколько глубоко будут иметь тебя. Улыбайся и принимай выбранную жизнь во всей её красе.       Ким уже ощущает прилив, когда поясница приятно ноет, а головка становится чувствительней при малейшем движении, он ускоряется, кайфуя от тугостягивающих стенок его член, и стонет, изливая горячую сперму прямо внутрь. Он тяжело дышит, лоб покрылся испариной, но ему блядски хорошо. Улыбаясь, Тэхён облизывает сухие губы в довольной улыбке, выходит из проститутки и натягивает джинсы с трусами. Он наклоняется к девушке, ловко подцепляет застёжку красного бюстгальтера и расстёгивает вещицу, чувствуя, как она вздрогнула, но, по-прежнему, в режиме «хорошей девочки» не посмела издать звука.       — Если я хочу, чтобы ты его сняла, надо снять, — шепчет в ухо чертёнку и отстраняется. — Умница, милая, — бросает ей, уже мягко хлопнув по половинке ягодицы, но не видит, как она жмурится из-за уже не таких болезненных, но всё же неприятных ощущений, отдающих теперь в самый эпицентр задницы при любом движении. — А теперь налей мне виски и иди, умойся.       Если ты не подчиняешься власти, рано или поздно, но поступит наказание.       Ким обходит стол и усаживается рядом с парочкой Чимина и рыженькой бестии под ухмылку и смешок первого. Это нормально, здесь все привыкли к такому, а в обществе таких дам нет присущего, что называют «дружба». Они даже не обратили внимание, как их «подружку» насильственно поимели в зад. Они дикие жрицы ночи, с клеймом и ошейником на цепи от хозяина. Падкость на деньги развращает умы до настоящей борьбы за внимание к себе, а по-другому и нельзя. Каждый сам за себя, а кого и как трахают другие, не волнует до тех пор, пока не дойдёт внимание до собственной персоны.       Пока девушка послушно, на трясущихся ногах, побрела на кухню, по совместительству и бару, находившуюся на той же территории отрытого пространства, ей даже негде было укрыться, чтобы стереть капельку слезы, грозившую размазать макияж, и гремела бокалами, бутылками и ещё какой-то посудой, Тэхён внимательно посмотрел на Пака, а тот, ощутив это, повернулся, встречаясь с глазами друга.       — Помнится мне, кто-то припоминал давнюю игру, — Ким вздёргивает бровью, бросив тонкий намёк.       — Возбудим и дадим хуёвое чувство, хён. А ты оттягиваешь наши яйца уже долго, — Чонгук слышит слишком интересующую его тему для разговора. Он отстраняется от своих девушек, не обращая внимания на разочарование, исказившееся на их личиках.       — Лишь умеющий ждать получает истинное наслаждение, — спокойно отвечает Чимин.       — Философ хуев, — усмехается Чон.       Брюнетка-чертёнок отвлекает парней, подойдя к Тэхёну, протягивая бокал с алкоголем. Ким принимает его и рассматривает девушку, вернее, то, что находилось уже без красной злополучной тряпочки:       — Улыбайся, милая, ты не на похоронах, — Ким поднимает взгляд на её глаза, довольно кивает, видя вынужденную улыбку, и указывает ей в сторону второго этажа, отпуская, наконец, привести себя в порядок в ванной комнате.       Девушка тут же удаляется, забегая по лестнице, прикрывая двери за собой, хотя, на самом деле, очень хотелось ими хлопнуть, показав глупую наивную обиду, засевшую в маленьком бьющемся шлюшечьем сердце.       — Ты сегодня, малость нервный, — подмечает Чимин, поглаживая бедро Асоль.       — Мне есть кого благодарить за это, — Тэхён плотно сжимает бокал в руке и выпивает залпом весь виски, оставляя кусочки льда одиноко биться о пустое дно. — Ну так что, ты так и не дал ответа, — решает он резко сменить тему, ибо не портить себе настроение окончательно.       — Скоро, друзья мои, совсем скоро.

***

      Честно, Минсо ощущала себя одиноко. И злилась на саму же себя, потому что пока не могла сдержать обещание. Она справится, она уже большая девочка, и ещё много подобного самовнушения забивает голову, но вместо этого бродила по комнатам и не находила себе места, испытывая чувство маленькой потерянной девочки. Два дня без брата сказались паранойей — она постоянно прислушивалась к посторонним звукам, реагировала на любой шум и вздрагивала, даже когда у соседей наверху упало что-то тяжёлое, она думала, взорвалась, как минимум бомба, а по ночам постоянно преследовала мысль, что их и без того бедненькую квартирку решили ограбить. Она знает — привыкнет. На всё необходимо время, но пока ей одиноко и жутко не по себе идти домой, в пустую квартирку, по знакомым улицам после подработки. Обычно Ван встречал её и они шли вместе, обсуждая недавно совместно просмотренный фильм или выслушивая ее рассказы о сказочных герберах, что пришли в их магазинчик прямо из Голландии.       Пак-младшая берёт себя в руки, вернее пытается, но ещё так сложно освоиться во взрослой жизни и понимать, что всё, вот эта черта, когда ты уже не ребёнок, у тебя появляются свои проблемы, которые и должен решать сам. Она вот-вот вылетела из материнского гнезда с непрерывной опекой, попадая под крыло брата, хотя всегда была под ним, но оставшись вдвоём, это стало более резко ощущаться обоим. Минсо ещё не так уверена в себе, от слова «совсем», а лететь в одиночку не готова — город пугал своими нравами. И это, бедняжка, ещё не знает всей сути, летая в своих наивных просторах, с благоуханьем цветов, с морем радушных улыбок и радугой добросердечности. А ведь придёт время, когда надо будет глотнуть кислотного воздуха, открыть глаза на едкость, увидеть истинных людей и лишь чудом не сломаться под громогласным «такова наша жизнь». Снять розовые очки необходимость, и лучше сделать это самостоятельно. Когда это делают другие — это больно и глубоко полосит разбитыми линзами по клапанам сердца.       Минсо не находила себе места. Она ходила по коридору, заглядывала на кухню, ковыряла облупившуюся краску дверного проёма, присаживалась на стул и ложилась на кровать. Всё это — неотъемлемый атрибут её поведения разговаривая по телефону. Девушка созванивалась с матерью не так часто, как хотелось бы, но зато болтали они не один час. Минсо могла описать матери любую, даже такую незначительную мелочь, как это может показать с первого раза одним, но только не ей. Госпожа Лим по ту сторону провода вспоминает, как её дочь умудрилась ей полчаса рассказывать, как встретила после дождя на асфальте дождевого червя, поражаясь, как он попал в мегаполис, и заканчивая разговор уже о его возможных детях, что ждут папочку домой. Воображению Минсо может позавидовать любой творческий человек, и порой думаешь, как всё это вообще умещается в маленькой головке. Но то, как девушка передавала все свои эмоции, периодически вздыхала, окуная в свой крохотный, но такой светлый и уютный мир, этому можно позавидовать в тысячекратном размере.       — Да, мам, я тепло одеваюсь, — Минсо как раз зашла в свою комнату и подошла к окну, принимаясь теребить шторки, которые купила сама, ощущая гордость в маленькой частичке самостоятельного выбора на первых порах взросления. — И я покушала сегодня, честно… Ван? Он уже ушёл на работу, — ей было неловко говорить неправду матери о брате, но он пока просил не говорить о его «повышении», сказал, что потом сам всё ей расскажет, а она дала слово. Правда, от этого слова ей дурно, не любит врать матери и сейчас очень рада, что её глаза не видны через мобильник, иначе моментально бы спалилась одними покрасневшими кончиками ушей.       Пак выслушивает беспокойство мамы о брате, что он много работает, ночные смены плохо сказываются на здоровье, а сама она хмыкала, соглашаясь. Минсо отодвигает край тюля в сторону, оставляя маленькую щёлочку с видом на улицу, покрывшуюся сумерками. Её внимание привлекает машина цвета мокрого асфальта, уже не первый раз оказывающаяся под её окнами, и водитель уже знаком, только меняется на нём одежда. Кажется, мужчина кого-то караулит или чего-то выжидает. Появлялось дурацкое чувство слежки и, кажется, даже за ней. Она мотает головой, словно отгоняя мушки странных мыслей разыгравшего воображения. Возможно, это всё ещё коварная паранойя непривычки пустой квартиры. Кому-то стоит поменьше смотреть триллеров. Кто знает, может, у людей здесь просто дела, а припарковаться под её окнами просто удобно. Минсо в душе посмеялась над собой. Она закрывает шторки и ложится на кровать, продолжая разговор с матерью, позволяя себе ещё немного побыть малышкой и пожалобиться на учёбу и требовательных преподавателей.