Клуб «Камелот» вмещал в себя достаточно народу, но по масштабности не был самым большим среди своих конкурентов. Он располагался, скорее всего, на третьем месте по элитности в списке желающих покутить и растранжирить деньги. Его владелец держал филиалы салонов BMW по всей Корее и за её пределами. Поэтому и клуб внутри чем-то напоминал салон автомобиля. Барная стойка оформлена в стиле передней части машины, за которой усердно работал водитель-бармен, подливая всем желающим «омывайку». Народу собралось немало, заполоняя собой нижний ярус с танцполом и местами у бара. На пол-яруса выше вела лестница, ограждённая непривычными поручнями в виде колёс (владелец явно фанатик автомобилей). Ступени лестницы прорезинены, наверно, сделано для удобства, либо чтобы девушки не скользили на своих шпильках, рискуя переломать ноги. Наблюдая за некоторыми такими особами, так и хочется подойти, снять туфли и отшвырнуть куда подальше. Зачем надевать то, в чём даже передвигаться не можешь? Чтобы покрасоваться? Показать свои кривые ноги? Но это лишь говорит о нескончаемой глупости обладательницы каблуков, и кроме усмешки ничего к себе более не вызывает. Такие дуры надеются подцепить богатенького мальчика и крутить по своей прихоти. Но сами при этом ничего не умеют, кроме как раздвигать ноги.
Ким Тэхён наблюдал за мельтешением людей с vip-зоны и периодически посмеивался над таким девушками, которые танцевали, извивались и крутили своими задницами, завлекая к себе. Нескладные нимфы, ступающие в ряды доступности для мужских кошельков. Всё это было так нелепо, они даже не двигались с места, прирастая подошвами к полу — стоит им сделать шаг, как напряжённые ножки дрогнут, и прекрасная часть человечества свалится со своего блезирного пьедестала, больно разбив коленки. Нет, были, конечно, и привлекательные особы. Их ножки заточены, позволяя себе высоту каблука выше. Движения в танцах более плавные, а их руки скользили по телу, очерчивая талию, обрисовывали контуры груди и терялись в волосах — интересные штучки. Самые опытные дьяволицы сидели у барной стойки. Их можно было вычислить только по одному взгляду, слегка со спесивой ноткой — превосходные актрисы. Они не тратили энергию на нелепость, как совсем ещё молодки с кривыми ногами, и могли себе позволить, чтобы самим решать подпускать к себе мужчину, которые в своё время сами их подмечали. Эти дамы знали себе цену и вполне себе могли уверенно спросить «К тебе или ко мне?»
Порой интересно наблюдать за массовкой со стороны, смотря на актёрскую игру, кто как покроется ложью, чтобы блеснуть покраше и не выдать, что копил на вход в клуб на подработках. Стараться прочитать их мысли, ставя свои теории исхода событий, который и так был слишком предсказуем для подвыпившего общества. Было бы интересно, если бы Тэхёну не было сейчас скучно. Он выдохнул смог сигареты от последней затяжки и окунул окурок в заполненную пепельницу, вальяжно раскинулся, раскидывая руки по спинке мягкого вельветового диванчика. Здесь комфортно. Небольшое пространство отделяло от лишнего шума и суматохи внизу. Полумрак не давил на глаза. Ким точно бы не перенёс нахождение в тесноте тел, от чьей одежды воняло дешёвым рынком и порошком стираного белья. Вот в чём преимущество денег, когда ты отделяешь себя от никчёмности и жалости. Когда Ким выпьет, его начинает тошнить от дешёвой части меркантильности населения. Даже наблюдая со стороны через панорамное тонированное окно за происходящим в низшей прослойке, в нём просыпался беспросветный грубый цинизм. Он взял валяющийся на сидушке смартфон в руки и прокрутил его меж пальцев, как игрушкой спиннер. Отправив другу хуй его уже знает какую по счету смс, после чего Чон соизволил ответить, что скоро будет, он понимает, что хочет расслабиться. Тэхён не любил ждать. Его томило ожидание. Что заставило друга задержаться без понятия, но за это время Ким успел знатно заскучать. Это в некоем роде опасное для него состояние. Он не предпочитает оставаться в одиночке. Скучая, оставаясь один на один с самим собой, его начитают поглощать мысли. Мыслить не дурное занятие, но он предпочитал этим не заниматься. Его беспокоило то, куда заводят эти мысли. Порой делая неприятные выводы, а иногда же загоняя в тупик. Как игра с собственным подсознанием. Игра с самим собой. Пустая и бессмысленная. Игра подразумевает собой в конечном итоге победу или поражение. Любой исход, как выиграть или проиграть себе же. Конечно, есть ещё и ничья, но тогда эта галиматья будет тянуться нудно и бесконечно. Тебе кажется, что ты знаешь себя как облупленного, каждую свою оболочку, грань. А потом понимаешь, что здесь, внутри, ничего нет. Там пусто. Ничем незаполненное пространство. И только сердце бьётся, соизмеряя пульс — тело-то живо, и этого достаточно.
Музыка едва была слышна, так что от неё лишний раз не разболится голова. Она врывалась только потоком и разносилась по комнатке, когда официант приносил, либо забирал заказ. Спать не хотелось, и даже приглушённый свет не сманивал прикрыть глаза. Тэхён протянул руку к нагрудному карману белоснежной рубашки, специально на пару размеров больше, чтобы болталась в свободном крое. Редко надевая что-то обтягивающее, его тело не воспринимало, чувство ограничения и ущемления, которые он, такой свободолюбивый, не переносил (хотя, наверно, это глупо так относиться к обычным вещам). Его пальцы скользнули вглубь, извлекая маленький пакетик порошка, издалека напоминавшую муку. Он высыпал небольшую часть на стеклянную поверхность низкого столика, ухватил с края столешницы кредитку из кошелька, заодно со свеженькой купюрой доллара, воны или евро (он даже не обратил внимания на денежную единицу). Кредиткой выстроил ровную кокаиновую тонкую дорожку, скрутил купюру в трубочку и вдохнул через неё наркотик. Носовую пазуху защипало, и Ким потер рукой нос. Причина, по которой он с друзьями начал баловаться запрещенными препаратами? Всё по одной и той же причине — скука. Имея деньги, можно позволить себе всё: купить любую вещь (и даже человека, если потребуется), слетать на любой курорт, купить остров, организовать адреналовую встряску, купить всю ночь, кутить всю ночь. Приходится каждый раз изворачиваться, ища что-то новое, новые ощущения, чтобы избавится от навязчивого чувства.
Ким откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Интересно, а если бы он сейчас имел другой статус, жил бы в обычной среднестатистической семье, ходил бы в обычную школу, своими знания поступил в институт, заимел бы себе милую спокойную девушку, на которой планировал бы жениться, завести детей, нуждался бы в чём-то большем? Это был бы его потолок, пожизненный удел, работая офисным клерком, чтобы прокормить семью. Но при этом был бы он счастлив? В чём соизмеряется счастье? Какое истинное его предназначение? В чём суть и какова правда? Для каждого понятие счастье своё. Для каждого человека оно индивидуально подстраивается под рамки его суждений и возможностей. А если возможности безграничны? Если убрать эти ограничения со скупого разума и мыслить более глубоко и глобальнее? Можно придерживаться общего мнения, прописанного в словарях, но разве это будет истина? Это что-то должно идти изнутри. А если изнутри ничего нет? Если там сплошняком равнины равнодушия? Тогда, счастлив ли он сейчас, имея при этом всё? Выходит, можно купить всё и вся. Даже любовь можно купить, если и это ещё чувство обитает на грешной планете, не подавленное под мизантропами и циничными людьми. А можно ли купить собственное счастье? И не получится ли при этом всё равно что купить себе себя? Как выкуп собственной души. Но ведь самому себе не заплатить, утверждая «да, я счастлив» — это уже самовнушение, а это всего лишь очередная ложь. Солгать можно даже самому себе, только какой в этом смысл? Да и выгоды никакой. Так, временное успокоение. Звучит полным бредом, а может, и нет. Играть с собственными мыслями, это как постоянно находиться в поисках ответа. Вот только на какие вопросы он их ищет? Найти истинный смысл в жизни? Это кажется нескончаемой беговой дорожкой. Ты бежишь, можешь регулировать скорость, менять стиль бега, но всё это топтание на месте. Ты ни к чему не придёшь, потому что лента крутится у тебя под ногами. Лента — ложь и правда одновременно. Ни то, ни другое не принесёт удовлетворения, но оставит чувство одышки и вечной жажды. Жажды жить. Познать её горизонты. Тэхён усмехается собственным мыслям, понимая, что кокаин начал свою работу.
Послышалось, как открылась дверь, потом музыка прорвала полутишину комнатки, а потом снова стихла.
— Без меня начал развлекаться? — послышался голос Чонгука, бросившего взгляд на пакетик с кокаином на столе.
Тэхён лениво разомкнул веки и приподнял голову, осмотрев друга. Чон прихорошился сегодня. Уложил волосы на левый бок. В уши вставил серьги из белого золота. Поверх выгодно подчёркивающей мышцы чёрной футболки накинута кожанка с многочисленными заклёпками. По-моему, Тэхён видел её на предыдущем показе от Валентино. Но это не важно. Это не отменяет того факта, что его друг ходячий кусок тестостерона.
— Потому что вас, о святая задница, Чонгук, не дождёшься, — съязвил в ответ Ким и всё же оскалился другу. Теперь он не один хотя бы и можно себе позволить пошевелить языком и лицевыми мышцами.
— Спасибо, что высоко ценишь мой зад, — посмеялся Чон и уселся на соседний диван. Протянув руку к ведру на столике, доставая из него бутылку игристого вина, Чонгук улыбнулся, одобрив выбор, возвращая бутылку на место. — Мог бы и девочек пока заказать. На крайняк снять любую здешнюю. Посмотри, какие прыткие девахи, — он кивнул на окно, за которым по-прежнему кривлялись молодые неопытные девицы, и усмехнулся, по-видимому, поймав себя на тех же мыслях, что недавно прокручивал в голове и Тэхён.
Лицо Тэхёна недовольно искривилось.
— С ними и поговорить-то не о чем.
— А тебе захотелось поговорить? — хмыкнул Чон. Признаться, его удивили слова друга.
— А почему бы и нет? Разве тебе этого не хочется периодами? Поразмышлять о жизни, потолкать умные речи. Для чего тогда человеку дан язык? Чтобы задействовать. Мужчинам для размышлений, вести переговоры, выражать мысли. Женщинам, чтобы приносить им удовольствия мужчинам во время этих речей, подтверждая всю глубину слов, как их глотки.
Чонгук театрально, слишком гротескно приподнял брови, схватился за сердце, чувствуя всё оскорбление женского пола на себе, как личное, и фальшиво-возмущённо вскрикнул:
— Феминисток на тебя не хватает! Они тебе отрежут яйца, повесят их сушиться на раскаленном солнце, а тебя на кол посадят.
— Пошёл ты, придурок, — Тэхён в голос звучно рассмеялся.
Они посмеялись, прежде чем снова завели разговор. Только уже разлив себе по рюмкам коньяк, оставили пока прохладное шампанское на потом. Чонгук последовав примеру друга — так же смастерил себе дорожку белоснежного порошка, вынюхал, а после, посмеявшись, откинулся на спинку дивана, прикрыв при этом глаза. Этот смех напомнил Тэхёну смех над самой жизнью с её дурными устоями. Честно, Ким порой завидовал макнэ. Он тот, кто настроен ко всему с таким пренебрежительным похуизмом, что это можно воспринять, как своего рода талант. Чонгук не любит думать (совершенно), в то время, как сам он нет-нет, да и окунётся в омут подсознания, старается там устроить археологические раскопки, по возможности провести ревизию, выкинуть всё ненужное, захламлённое, а потом плюёт на это гиблое дело. Что толку искать смысл и суть, когда она строится на обстоятельствах и подчинена лишь собственной воле. Тэхён произнёс «за нас» (забыв добавить единственных и неповторимых), и они протянули бокалы, чокнулись, услышав звон наполненной посуды, проглотили залпом холодный алкоголь, уставившись на вид за окном.
Под действием алкоголя не могут устоять даже самые невинные девы. Тела на танцполе прижимались всё ближе, теснее, развязнее, прикосновения становились вовсе не случайными, а глупышки хихикали под пристальным вниманием мужского пола и их непреодолимого желания познать их мир между ног. Можно это устроить даже в ближайшей кабинке туалета. Тэхёну и Чону смешно наблюдать со стороны. С их статусом не привыкли смотреть, как кто-то добивается, пыхтит, желает. Это их желают, это перед ними кланяются, на них работают, подчиняются. Эгоистично? Непременно! Но покажите хоть одного неизбалованного ребёнка, выросшего в роскоши и богатстве, тогда, возможно, они примут поражение. Или не примут? Сыновьям верховных корпораций негоже проигрывать. Это удел другого класса. Тогда, есть ли у них слабости? Что может сломить неуязвимого человека? Пуля в лоб? Но это лишь физическая оболочка. Он умрёт, да. Но разве это сломит его? Закалённую гордость не сломить холодным оружием. Необходимо искать ответы глубже. Если, конечно, там ещё что-то осталось, помимо самолюбия.
— Что думаешь насчёт этого? — вдруг задал вопрос Чон. Он достал свой айфон из кармана чёрных потёртых джинсов, открывая недавнее сообщение на обозрение, протягивая аппарат ближе к Тэхёну.
На экране светилось идентичное, буква к букве сообщение, что хранилось и у него в смартфоне. Два сложенных вместе слова, а сколько тогда они принесли предчувствия чего-то острого, проскользившего по нервам. Это ощущение новизны в подтухающей жизни. Что-то будоражащее воображение неизвестности. Тогда у Тэхёна невольно выделилась слюна, как если бы перед ним стояло лакомство, ещё неизведанное его вкусовым рецепторам, но с дичайшим соблазнительным ароматом. Ему уже хочется протянуть руку, коснуться, ощутить весь смак на мужском языке и проглотить добычу. Это моментальный азарт охотника, изголодавшегося по свежей крови молодой лани.
«Игра началась».
Ким прищурил глаза, смакуя свежий неизведанный кусок предвкушения во рту, и покривил уголок губ.
— Предполагаю, что это та самая причина, по коей необходимости Пак собрал нас здесь.
— Соглашусь, — во взгляде Чонгука сверкнул азарт. Наверняка он сам услаждался всю дорогу сюда от предчувствия игры и не единожды проскальзывал языком по губам. Чон так же падок на живую игру, его отвлекало от будней, которых он избегал, забываясь в алкоголе и наркотиках (как все они это делают). — Только где носит этого засранца? Умеет он потянуть за причиндалы, что аж потом на заднице невозможно спокойно сидеть в ожидании. У тебя есть предположения, что он приготовил на этот раз? — поинтересовавшись, Чон наполнил свой бокал порцией коньяка, бросив в коричнево-золотистую жидкость пару кубиков льда, и залпом влил в себя, прихватив дольку засахаренного лимона, зажевав её во рту, даже не поморщившись.
— Без понятия, — Тэхён завалился на диван, наскучившись видом за окном, выпрямляя ноги, немного свешивающихся с края из-за недостатка длины мебели, складывая одну на другую в районе щиколоток. Откуда ему знать, его устроит всё, лишь бы это не кричало банальностью, и он быстро не потерял интерес. Хочется ощутить именно борьбу, а не моментальное завоевание. Слишком приелось: пара ласковых слов, и девушка вьётся ужом вокруг ног так, что эту тварь хочется потом брезгливо сбросить. Неужели девушки с каждым годом становятся всё доступнее, сговорчивее, падкие на роскошь? Если не меркантильная, то определённо будет пустоголовая. Либо чересчур будет играть чрезмерную невинность и чураться мужского пола до потери сознания. Всё это проходимо и дико скучно, а скучно — самое мерзкое слово для него. В итоге нет ни одной, кто бы отстаивала свои взгляды (если таковые имелись), интересы. Все сдавались, подчинялись, смирялись, и всех приводило к однотипному — секс, его дописанное имя в тату, обрамлённое розой. — Это постановка Чимина, а каков будет сценарий: комедия, романтика, может, даже триллер, — хмыкнул он, — нам скажет господин режиссёр.
— Хочешь сказать, мы всего лишь актёры? — Чонгук вытянул сигарету из раскрытой пачки на столе.
— А разве нет? Представь, вся наша жизнь - это огромная сцена, все окружающее декорации и люди, в ней кто-то массовка, у кого-то даже есть роли со словами. Есть персонажи, кто подталкивает главных героев на совершение действий, как правило, они появляются в одном акте. Любое слово будет влиять на исход событий. А мы главные герои на своей сцене. Только мы не знаем сюжета, не знаем сценария, нет заготовок, мы чистой воды импровизаторы судьбы, — Чонгук замер, так и не донеся сигарету до губ, она зависла в руке, прокручиваясь меж пальцев, вдумываясь в слова.
— Тогда кому известно, каков будет финал?
Тэхён вздохнул, вздёрнул подбородком и выдохнул. Ни у кого нет таких сил, кто бы мог вершить судьбу каждого человека. Даже супергерои не могут предугадать исход битвы, это удел сценариев предрешать «добро всегда побеждает зло». Жизнь — она другая. Она не терпит слабых. Если в тебе нет силы духа, ты жалкая тряпка, тогда и делать тебе нечего в этой жизни. Каждый играет свою роль до определённого момента. Достигает пика, эпопеи. Вопрос лишь в том, кого смерть встретит с овациями, а кто так и останется никем незамеченной массовкой. Тэхён невольно вспоминает любимого братца, такого излюбленного судьбой сынка. Какова же его собственная роль? Быть тенью Джина на втором плане? Кокаин выветривается, от этого и возвращается скверное настроение.
— Одному лишь Богу известно, — небрежно бросил фразу Ким и сник. Он потянулся к той же пачке сигарет, вынул папиросу, зажал её в зубах. Чонгук открыл крышку зажигалки, прикурил, прежде чем бросил ему, чтобы он повторил действия. Тэхён вдохнул затлевший табак и выдохнул серый дымок, не отстранив сигарету с губ. Звякнув крышкой зажигалки, он закрыл и бросил её на стол с громким звоном о стекло столешницы. Почувствовав взгляд Чонгука на себе, Тэхён перевёл свой навстречу.
— Подался в веру? — склонив голову, Чон внимательно осмотрел друга. Тэхён порой ведёт себя странно, часто сменяет настроение и уходит в себя, а потом бросает фразочки, по которым не поймёшь, пошутил он или сказал всерьёз. И при этом его интересно слушать. Чимин и Чонгук прекрасно знают, пускай Тэхён говорит, чем умалчивает. Достаточно неприятное ощущение, особенно когда его губы плотно сжаты, глаза сужаются до щёлочек, а стеклянный взгляд не выражает ничего. Соберись прострелить из лука яблоко на его макушке, ни один лицевой нерв не вздрогнет. Его мысли про себя страшнее сказанных слов.
— Что есть Бог? Создатель? Как уверовали бы нас, христиане? Если он так велик и всесилен, что смог сотворить всё, где его могущество? Почему не покажет, не удивит? Я ещё не встречал ни разу чуда, которое меня уверовало бы. И пускай меня покарают за скептицизм. А вот человек сам может его сотворить для себя, и это будет реально. Значит, человек и есть сам Бог? Я верю в одно — силу человека, — Тэхён говорил спокойно, размеренно, периодически совершая паузы для затяжки, и следом выдыхал дым, наблюдая, как он развеивается в пространстве vip-зоны. Так если человек сам Бог, почему же он тогда не может увидеть собственное будущее? Заранее знать ответы? Людям для чего-то не дано всевластие. Возможно, чтобы совершать ошибки, набираться опыта, найти смысл. Значит, человек всё же уязвим до тех пор, пока он способен чувствовать. Порой Тэхён говорил странные вещи, выводил скептические теории, особенно под действием лёгких наркотиков, но, вдумавшись, с ним невольно соглашаешься. — А ещё верю в свою харизму. Разве я не милый? — усмехнулся Тэхён, возвращая прежнего привычного себя, чтобы друг успокоился и бросил глухой смешок в ответ.
— Ты просто неимоверный зануда, Ким, — выдал вердикт Чон, докуривая сигарету. — Тебе не хватает кресла-качалки, трубки мира в правую руку и ещё немного хрипотцы увеличить в голосе от постоянного её курения, и посадить вокруг тебя несмышлёных подростков, чтобы они гадали, а вдруг это маразм пришёл за их дедом, и пора его сдать в дом престарелых.
— А для чего я тут распинался, именно эту картину я и представлял, только ещё тебе сопли вытирал платочком, сопляк, не умеющий ценить мудрость взрослого поколения.
— Учти, я распинаться не буду, сразу тебя в психушку сдам, — ткнул в него пальцами с зажатыми между ними дотлевающей сигаретой, Чонгук расплылся в улыбке.
Немного призадумавшись, Тэхён всё же состроил опечаленную мордашку, надувая губы:
— Ты хотя бы меня навещай, а то кто меня будет кормить безвкусной здешней кашей.
Музыка опять потоком ворвалась в комнату, прерывая разговор, когда дверь открылась. Молодой человек в пурпурном костюме, чёрной рубашке и лакированных туфлях, спокойно зашёл и закрыл за собой, заглушив следом и басы.
— О, Чимин, — Пак замер на месте, узрев на друга. Подскакивая, приняв обратно сидячее положение, Тэхён уселся, уперев локти в бёдра, а подбородок уложил на сцепленные меж собой пальцы. — Вот скажи, недавно одна дама выразилась, что я редкостная сволочь, и я задумался. Разве самый прекрасный в мире парень может таким оказаться? Ну какая из меня сволочь? Согласись? Я слишком мил и очарователен.
Уголки губ Чимина мягко приподнялись. Друг умеет растерять на миг внезапным потоком слов. Тэхён улыбался, приподняв брови, а в глазах его застыла детская непринуждённость. Переведя вопросительный взор на младшего, Чимин вдовесок приподнял брови, тот посмеивался, покачивая головой, словно говоря ему не обращать внимания.
— Философствуете без меня или уже дошли до третьей стадии? — обратился он к Чонгуку.
— Дай-ка подумать, — приложив в задумчивости палец к подбородку, Чонгук прошёлся по воспоминания не слишком глубоко. — Судя по всему, первую он прошёл без нас, вторая протекла более мягко и не так уж занудствующее, а третья «я самый обаятельный и привлекательный, как меня можно не любить» началась с твоим приходом.
— Что же, думаю, на сегодня я это переживу, — криво ухмыльнулся Чимин.
Друзья знают Тэхёна, как никто другой. Даже родители не знают истинный характер своего второго выродка, если им вообще есть до него дело. Он никогда не чувствовал в полной мере семейного очага, каково это — проводить семейные праздники, когда все собираются за одним столом. Каждый вечер это непременно выливается в показуху. Гламурные элитные вечера, где собираются все знакомые и те, кого вообще не знаешь, но тебе они нужны для связей. Выгода. Кругом одна выгода. И одиночество. Ким знает истинную причину, которая свела их троих вместе — всепоглощающее одиночество. Когда тебе тошно настолько, что хочется обрести хоть кого-то, с кем можно поговорить. Окружающие, родные считают, что это нормально, как в порядке вещей — дети великих корпораций должны дружить. Как слишком очевидное. И только они сами знают истинную причину. Они детьми оказались потерянными, ненужными и оказались потребны друг другу, чтобы выжить в бездушном мире. Даже здесь они вынесли выгоду. Тогда можно назвать дружбой общение, вынося из неё определённую выгоду? Необходимо, пока окончательно не увязнут в мизантропии. Тэхён скорчил им недовольную моську, докурил сигарету и затушил в пепельнице. Но ведь он без них уже точно скиснет от тоски.
Чимин прошёл, устраиваясь на третьем диванчике, оказываясь напротив Чонгука. Вид его был слегка уставший. Он не спал сутки. Отец в последнее время слишком на него наседает. Чего удивляться, единственный сын, единственный наследник, и его нужно подготовить во всей экипировке, чтобы закалка была достойна отца, а трудности не смогли пошатнуть построенную на стольких жертвах компанию, доставшуюся от его деда. Лишь немногие знают, сколько было крови и жертв. Власть — это испачканные руки в крови, коррупция, чёрный рынок сбыта, незаконные действия, подкупы, выкупы и ещё куча невесть чего нелицеприятного. Никто не построит власть, будучи оставшись с чистыми манжетами и невыпотрошенными душами. Чистый лист биографии — фикция. Милые улыбки прессе — фальшь. Убеждения себе, что так правильно — ложь. А всё это выливается в привычку, увековеченная нормам вещей и суждений, привитые с самого детства, как глаголят нравственностью родители. Вкупе ко всему из его головы не выходила девушка, то, как на её молочной нетронутой коже прорисовывалась татуировка, впервые оскверняя чистоту. Он полюбовался с минуту творением своих людей, убрал прядь её волос за ухо и огладил кожу щеки ладонью, даже пожелав ей удачи, прекрасно понимая, что удача не поможет (и всё же). Никому не поможет. Быстро вернулся домой, переоделся — хотелось быть при параде, официально объявляя об открытии их игры, приехав к товарищам.
— Штрафную, — произнёс Тэхён, пододвинув Чимину, наполненную рюмку коньяка. Они молча подняли руки, чокнулись без лишних тостов и влили в себя алкоголь, отставляя пустую посуду на столик. — Ну, чем порадуешь? — хлопнул в ладоши Тэхён и потёр ладони друг об друга, как ребёнок, которого угостят скоро чем-то вкусненьким.
Чимин снял пиджак, укладывая рядом собой, игриво бросил взгляд на друзей. Глаза горят в ожидании. Тэхён улыбался, прищурив глаза, внимательно наблюдая за его действиями. Чонгук старался придерживаться брутальной безразличности, скрестив руки на груди, бросая скучающий взгляд в тонированное окно, не сосредотачивая взор ни на ком конкретно, смотря больше в пространство. Он был спокоен, но Пак приметил еле заметное поёрзывание на месте. Рука Чимина юркнула в карман уложенного пиджака, доставая хранящуюся вещь, и бросил перед ними на стол. Мягкая игрушка прокрутилась пару раз и завалилась на бок, брякнув своим колечком брелка.
Тэхён заинтересованно притянул руку и взял фиолетового слоника, разглядывая с неким непониманием.
— Ты что? Ребёнка ограбил? — его брови приподнялись, затерявшись в спадающих на лоб густых волосах, щекочущих ресницы.
— Это ваша наводка, — спокойно уверил Чимин.
— Ты наверняка шутишь? — так же заинтересовавшись слоном, Чонгук наклонился, перехватывая его из рук Тэ. Разглядывая игрушку с восточным рисунком на спине, скептически сводя брови к переносице, Чонгуку уже не нравилась эта затея. — Если это так, то не смешно, Чимин.
— Дело ваше. Я заберу подсказку обратно, а вы выкручивайтесь дальше сами, раз в вас возродился дух Станиславского, — складываясь пополам, поддавшись вперёд, протягивая руку, Чимин жестом требует игрушку обратно. Чонгук отдёрнул руку, не дав возможности забрать.
— Что же ты припас такого, что тебе пришлось иметь дело с детьми? Только не говори, что это многодетная мать-одиночка, а эта игрулька одного из её спигрызов. Это должно быть что-то грандиозное, а не за что я тебя пошлю в глубокие дали ануса.
— Почему же одиночка, у неё есть муж, — хохотнул Чимин. — Я же вам говорил — будет интересно. Вперёд к победе, друзья мои, — его рука взмыла вверх, рассекая плавно пространство, сделав жест рукой, говоря, что старт объявлен.
— Тогда за это стоит выпить, — первым приняв старт, хищно расплылся Тэхён в улыбке. — Чон, открывай шампанское.
Охлаждённая бутылка была вынута из ведра со льдом, от контраста комнатной температуры и прохлады капельки измороси покрыли её тёмно-изумрудное стекло. Чонгук содрал упаковку, швырнул удерживающую проволоку и надавил на пробку. Стрельнувший хлопок на миг прервал доносившуюся музыку. Пена хлынула из горлышка, заливая стол и пол. Остатки шампанского Чонгук разлил по бокалам, стоящие рядом с ведёрком, и каждый из них утянули свой в руку. Пузырьки искрились и играли в бокале, шипя и хлопаясь на поверхности.
— За честную великолепную игру, — Чимин приподнял бокал, и товарищи повторили жест. Их глаза блестели азартом, а на лицах застыла одинаковая кривая улыбка. Заговорщическая, таинственная, безжалостная, с одним лишь чувством жажды шоу. Коварные вампиры современности, жаждущие невинной души. Иссушить её до дна. Девушки не виноваты, это просто стечение обстоятельств застучавшихся мальчишек, решивших поиграть в Богов жизни. Стать властителями чужого сердца, постепенно вонзая в него когти и зубы, как кошка, играющая с мышкой, оставляя мучительные следы неоправданности, загнанности и испуга. Бедняжки даже не понимают, что произошло. Что случилось. А последствия? Им уже будет насрать, когда до них дойдет исход. Они останутся существовать, пытаться смириться, пережить, но точно не забыть. Их оскал, терпкие слова навечно останутся запечатлены на тонкой коже своим неизменным присутствием. Вечной памятью. Ночным кошмаром сладких мук.
Игристое вино играло прохладой на языке, скользило по глотке и постепенно согревалось в желудке разгорячённых игроков. Приводящая в восторг игра, охлаждающая скуку, как если бы этим шампанским им брызнули в лицо, и они, наконец, проснулись и встрепенулись от хандры скуки. Момент настал, и остаётся только не позавидовать девчушке, мирно спящей в своей комнате, не представляя ещё, какое чудовищное осознание дойдёт до неё утром. Её испытания начнутся с первыми лучами солнца. Жертва, на которую объявлен гон и охотники обнажили клыки, чтобы вгрызться в сонную артерию. Они дичь, трофей.
— С этого момента вы официально являетесь соперниками, — просмаковав сладковатый напиток, Чимин облизал губы, переводя взгляд с одного друга на другого, которые прожгли друг друга взглядами. Бойцы объявлены, и прозвучал гонг начала первого раунда. — Да победит сильнейший, — сильнейший обольститель, пускающий ядовитые корни, как сорняк, желавший заполнить собой весь мир хрупкой девы с клеймом на теле. Чимин приподнялся со своего места, ухватив пиджак и довольно кивнул молодым людям. — В этот раз я не пожелаю вам удачи, потому что отдал её девушке с оттенком глаз кофейного ликёра.
— Ещё одна наводка? — поинтересовался Тэ.
— Возможно, — пожал Чимин плечами и направился к выходу.
Оставить их наедине, обговорить детали, чтобы поплескались на просторах своих нетрезвых мыслей. Обдумали стратегию, как загнать в ловушку и захлопнуть крышкой клетки в самом центре души девушки. Игра началась, а значит, скоро чья-то жизнь пошатнётся и разрушится в дальнейшем. Завоеватели не щадят никого. Захватчики злостно требуют всей территории и заполоняют своим естеством каждую сотку мыслей. Требуют своих устоев внутри и требуют дань в вечной к ним любви.
— Даже не отметишь с нами? Так торопишься к своей новенькой горничной? — колко подмечает Чонгук, оборачивая голову в сторону хёна.
Чимин хмыкнул и обернулся:
— Она ахриненно делает минет.
***
Небесные шифоновые шторы колыхались, попадая под потоки юркого ветерка, проскальзывающего в комнату через приоткрытое окно. Прохлада заполнила пространство, когда приятно спать, не укатываясь одеялом или лишь частично прикрывая им участки тела. И только лучи полуденного солнца попадали на лицо, пригревали и будили разоспавшуюся девушку. Минсо потянулась, перевернулась на бок и зарылась лицом в подушку. Давно она так сладко не спала, единственное подозрительное беспокойство заставило её нахмурить брови. Пробудившись, когда мозговая активность начала свой ход, зажигая фитилёк мыслей, в голове начался гул и виски сдавливало, во рту сухость, так, что язык казался подобием сухофрукта, как после похмелья. Зная это чувство единожды, позволив себе с друзьями выпить чуть больше положенного на выпускном, утром было знакомое подобное неприятное ощущение. Но вчера она точно не пила. Не могла она не заметить, что неконтролируемо выпила чего-то с градусом вместо сока или газировки. Внизу жгло, словно там совсем недавно прошлись разгоряченной кочергой. Глаза Минсо широко распахнулись, окончательно отгоняя сон. Воспоминания фрагментами обрушили с такой мощью, что ей показалось, что черепушка вот-вот лопнет. Она резко села на кровати. Сердце стучало как заведённое — неугомонный заведённый моторчик. Грудная клетка вздымалась от глубокого дыхания. Воспоминания пронзили, заострённым копьём — глаза в темноте. Они смотрели не на неё, а глубже, проходили сквозь. Глаза дьявола. Стало душно, Минсо показалось, что воздух резко накалился до тропического. Рука потянулась к приспущенным джинсам. Она так и проспала в одежде. После тех глаз и тембра голоса, она не помнит, как оказалась дома, в своей кровати. Плотная непроходимая пелена застилал всё, унося в амнезию отдельных деталей. И только жуткий страх неизвестности остался. Пальцы дрожали, приближаясь месту, где, кажется, остался ожог. Что было? Может, её пытали, пролили кипяток на кожу, и она потеряла сознание? Да что от неё можно добиться? Простая, слишком обыкновенная девушка. Что с неё можно взять? Пальцы неловко захватили пояс джинсов. А может, её всё-таки ограбили, и паранойя была не напрасной? Несмело озарившись по комнате, не было похоже, что здесь кто-то был посторонний и рылся на полках. Вроде всё так же, как и было, когда она выходила в последний раз из квартиры. Тогда что случилось? Те глаза были страшным сном? Парень в кепке и чёрной толстовке был кошмаром, и её никто не хватал, затыкая рот? Тогда что так жжёт внизу? Собачка молнии был спущена, пуговица расстёгнута до неё, она аккуратно отогнула край, ахнула, прикрывая рот, и отдёрнула руку от джинсов, словно там полз по ней паук со своими многочисленными глазками и лохматыми лапками.
Дыхание Минсо участилось, ладонь с губ опустилась на грудную клетку, ощущая, как мощно фильтруют лёгкие воздух. Всё это странно. Нелогично. Ничего в голове не приходит к единому мнению. В голове вообще ничего нет, пустая коробка. Всё кажется полнейшим бредом, абсурдом её мнительности, но там, из-под трусиков показывается весь спектр абсурдности, и это уже не разыгравшееся воображение, а след чего-то неизвестного ей. Ужасный знак кого-то постороннего. Минсо подскочила к кровати слишком резко и на миг зажмурилась, ощутив головокружение. Придя в себя, она приблизилась к зеркалу в полный рост, служившему частью дизайна шкафа с одеждой. Пришлось взять себя в руки, повторить действия и приспустить джинсы ниже, прихватив край белья, и едва не взвизгнуть. К дрожащим рукам присоединилось всё тело. На её гладкой коже пустила корни извивающаяся роза с острыми шипами. Опасная, колкая, способная проткнуть кожу насквозь и проникнуть вглубь неё, очерняя прекрасным коварством. Взгляд приковался к татуировке, безотрывно разглядывая каждый листик и лепесток цветения розы. Они в стадии распускания, а чтобы полностью расцвести, раскрыть свой бутон, ей нужна сила и энергии. Энергия Пак Минсо, из которой теперь постепенно будет высасываться жизнь.
Это не рисунок ручкой, сделанный для забавы, как порой делала она сама в детстве, представляя, что это настоящая татуировка. Детская забава — не более, в отличие от этого рисунка, опалившего кожу, местами ещё покрытую коркой. Подушечки пальцев скользнули по стволу розы. Точно не забава, нарисованная для того, чтобы пошутить над ней — это чернила, загнанные под кожу. След демона, решившего позабавиться над невинной девой. Сглотнув оцарапывающий горло сухой ком, Минсо перевела взгляд на свое лицо. Она похожа на загнанную дрожащую лань, не знающую свою участь. Глаза распахнуты, покрывались сухой пеленой, потому что боялась даже моргнуть. А, может, стоило бы. Вдруг это просто до сих пор ещё сон, такой глубокий, что кажется реальным. Губы дрожали и не хотели слушаться, пришлось их прикусить. Минсо зажмурила глаза до разноцветных мушек, шныряющих под закрытыми веками, и прошептала про себя «пожалуйста». Пускай всё это окажется нереальным, она даже согласна на галлюцинацию, признать, что разыгралось воображение. Согласна на всё, лишь бы проклятая роза исчезла с её тела. Пускай ядовитый цветок завянет. Пускай она проснётся. Но ничего не изменилось. Глаза снова сцепились с тату в какую-то неизвестную борьбу, надеясь стереть её взглядом, как ластиком чёрный грифель карандаша. Как флорист, она бы могла оценить всё мастерство, изящество цветка, если бы на её коже это не было так ужасно. Это чья-то злая шутка над ней? Тогда почему никто не смеётся? Не выскочит из шкафа и выкрикнет «это розыгрыш»?
Кому это надо было? Для чего? Зачем? Столько вопрос без единого ответа. В голове крутилось миксером всё и не могло остановиться, засасывая в воронку непонимания, неопределённости и страха. Одно она теперь знает точно. Кто-то был здесь, рядом с ней, в её комнате, и кто-то сделал это всё намеренно, умышленно. Но тогда опять миллион вопросов пускали свои зародыши в голове. Минсо жутко до скользких мурашек по коже. Что всё это значит? Это те глаза, сверкающие из-под козырька кепки. Кто он? Что ему надо от неё? Кажется, она начала сходить с ума. Её рука вцепилась в волосы, а голова стала мотаться из стороны в сторону, пытаясь отогнать дурноту, но становилось только хуже. Хочется рыдать взахлёб от нелепости происходящего. Это всё не с ней. Нет-нет. Что-то чужеродное вмешалось в её пространство и теперь глумится.
Она никогда не хотела себе татуировку. Не хотела мараться. Да и никогда и не осмелилась бы на этот шаг. А кто-то посмел себе эту вольность, решил всё за неё, вынудил. Почему? Как же всё это нелогично, не собирается в целостность, а бросает, как при шторме на волнах каких-то жалких мышлений, ни к чему не приводя, и она только готова захлебнуться во всём этом хаосе. Хочется заткнуть этот потоп пробкой, но вместо этого накатывает истерика от сковывающей всё на свете бельмесости. Жадно глотая воздух, хотя и не было удушья, но ей казалось, что она захлёбывается и вот-вот паника настигнет, Минсо оборачивается, делает два шага скованными ногами, хватая телефон с тумбочки. Ей нужно позвонить Вану. Он успокоит, даст совет. Ей нужен брат, без него ей страшно. Она так ещё не окрепла, а удар от жизни пришёл слишком внезапно. Она не готова к такому. Кое-как нажав на разблокировку и уже быстро найдя номер брата в списке, телефон внезапно завибрировал, и Минсо вскрикнула, выронив его из рук. Сердце проламливало грудную клетку, и ей пришлось отдышаться. Опустившись на колени, Пак аккуратно взяла его обратно в руки, взглянула на экран, где высвечивалось оповещении о входящем смс с неизвестного номера.
Предчувствие говорило — нет, оно кричало — не стоит открывать, закрой, удали, забудь, это недобрый знак, но она открывает окно и замирает, не обращая внимания, как затекают ноги в неудобной позе, вчитываясь в смысл сообщения, приводящее в шок и сковывая параличом ослабшее тело.
«Доброе утро, Минсо. Надеюсь, тебе хорошо спалось. Наверняка ты уже успела заметить сюрприз от меня. Как тебе? Правда красиво? Тш-ш, не нервничай так (уверен, ты трясёшься сейчас), нервные клетки не восстанавливаются, хотя кто знает, никто точно это не доказал, ведь в противном случае, все люди умирали бы неврастениками. Я отклонился от темы. Перехожу к сути. Слушай внимательно, Минсо. Ты не должна никому об этом сообщать. Живи так, как раньше, словно ничего и не было. Забудь. В противном случае, я не думаю, что твой брат сможет устроиться на работу. А что же скажет мама? Ты же не хочешь, чтобы она переживала. Будь хорошей девочкой, Пак Минсо, и, возможно, мы с тобой даже подружимся, а нам лучше с тобой дружить, уж поверь. Aloxa, милая цветочница.
(Не)доброжелатель.»
Аппарат второй раз выпал из рук на ковровое покрытие возле кровати.
Что творится с этим миром?
— Что… что всё это значит?
