Гнилые души

      Задний двор особняка семьи Чон заливало полуденное солнце. Лучи, играя, искрились и переливались, попадая на неровную гладь воды фонтана, приятно-мелодично разливающегося в саду. Осень медленно забирала свои права, устанавливая свои устои. Листья цветов и кустарников постепенно утрачивали хлорофилл. Их контуры иссушались, скукоживаясь, и крошились трухой под корни. Цветы более не благоухали ароматами и не рябили красками, утрачивая былую красоту, данную природой на определённый срок. Всё прекрасное имеет срок годности под тирадой высших сил. Как и человек имел свой срок. Красота вянет. Силы иссякают. Всё становится сухо, и только желание сдохнуть побыстрее свербит где-то под рёбрами. А все безнадёжно гонятся за бессмертием, словно это внесёт какой-то смысл в жизнь — только усугубит всё. Можно поддерживать красоту бесконечными пластическими операциями, вгонять под кожу гиалоурановую кислоту и ещё наведать какую новейшую хрень, даже не прошедшую проверки, лишь бы лицо не напоминало морду шарпея. Можно надеяться на учёных, косметологов, нанотехнологии, но время возьмёт своё, отразит последствия на здоровье, и тогда морщинки покроют лицо, а коже одрябнет, превращая в силиконовое, высушенное, искусственное подобие человека. Как не удобряй цветок, он сбросит свои лепестки. Чон Суён порой отсчитывала на себе, смотря уставшим взором в отражение, какой по счёту слетел её лепесток, когда становилось слишком невыносимо.       Вытащив сегодня на хорошую погоду Хосока, Су расстелила покрывало, и они устроились на нём в саду под широко раскинутыми ветвями ивы. Хосок упирался спиной на гладкий ствол, сидя у корней, а Суён удобно улеглась, прикрываясь от лёгких порывов ветра тонким пледом, устроив голову на коленях своего охранника. Раскрыв книгу, которую прихватила с собой, она жаждала углубиться в другой мир. Нынешнего с неё хватит. Ей нравилось такое уединение с другом, когда никто не следит и можно скинуть броню стального характера и просто расслабиться в приятной компании. Молодой человек молчал, прикрыв глаза, вслушиваясь в тишину, и как шелестят переворачиваемые страницы дочитываемого ей романа. Старшее поколение Чон отлучилось ещё ранним утром — дела в корпорации никогда не откладываются на потом. Только слаженность, постоянный контроль, точность и вечное недовольство начальства, как утверждал отец Су, заставляет подчиненных не проминать булки, а напрягать мозги под гнётом увольнения с высокооплачиваемой работы. «Если тебя не будут бояться, то о каком уважении будет идти речь, Суён» — периодами стальным голосом утверждал он, когда дочь пыталась оправдать очередного сотрудника, вынуждая её смиренно опускать глаза. Для господина Чона существует единое мнение, своё собственное, всё остальное неверное. Только моя правда — толика обеспеченных людей, как одностороннее правление, не вслушиваясь, что тебе пытаются сказать, объяснить, донести. А она более и не пыталась, не смея отказать родителю, особенно когда от неё требовали присутствия около него в корпорации. Это всегда означало одно, снова требуют её в роли шлюхи для переговоров, улыбаясь тем, от кого выворачивали все внутренности. Каждый раз это испытание. К такому возможно привыкнуть, но смириться никогда. Суён отторгала каждого, кто смотрел вглубь её декольте, мысленно уже трахая на отполированном столе, кончая ей на лицо. Мерзко. Вчера вечером ей пришлось снова всё перенести на себе. Она была выжата и измотана, хотя и требовалось ничего особенно, сиди марионеткой и следуй всему, что скажет отец, позволяя слюнявить её руку мужланам в костюмах, выхваляющих отцу красоту его единственной дочери. Вернувшись домой, хотелось сжечь платье, в котором была, и очень жаль, что нельзя содрать кожу — её бы она тоже сожгла, лишь бы забыться. И на утро, ощутив недомогание, она решила пропустить первые пары, расслабившись с единственным понимающим рядом человеком. Охранник знал, когда молчать, когда необходимо сказать слово, а когда и позволить придержать ладонь девушки.       Суён захлопнула книгу, дочитав последнюю главу «Гордость и предубеждение», чувствуя приятный романтический осадок. Ну почему в жизни не может быть так, как в книгах? Легко и уютно. Тонко и чувственно. Да, с определёнными своими трудностями, но всё же со счастливым концом, где главная героиня счастлива. Разве счастья достоин не каждый? Почему за него приходится бороться в неравной схватке? Или человек сам себе усложняет жизнь, порой не замечая очевидного? Может, счастье стоит перед самым носом, машет ручкой и кричит «я здесь, бери меня», но мы слишком слепы, глухи и глупы, чтобы его взять и пригреть в сердце. Вечные трудности, потуги и испытания. Человек окутывает себя в эти проблемы, как в изоленту. Прячется в себе, избегает простого и отрытого. Человечность одичала, обращая всех в волков-одиночек.       — Хосок, — обращается она к охраннику. Чон открыл глаза, кажется, успел задремать. — А ты когда-нибудь любил?       — Смотря, что ты подразумеваешь под понятием любовь.       — То, что зарождается вот здесь, — Суён приложила ладонь к области сердца.       Узрев жест, Хосок хмыкнул и мягко улыбнулся, переводя взгляд на пожухлые кусты сада.       — Любить можно по-разному. Я люблю своих родителей, своего брата — это семейная любовь. Можно любить свою собаку, хомячка, рептилию — это любовь к друзьям нашим меньшим. Любить можно друга, подругу. Можно испытывать влюблённость — временная любовь, навеянная определённым периодом в жизни. Поэтому твой вопрос слишком обширен. Каждый из нас любил и любит, и это неизбежно, так у нас устроено там, где находится твоя ладонь, — взгляд Су улавливал мелькающие лучики солнца, проскальзывающие меж утерявших былую сочность зелени листьев, колыхающихся от ветерка. Значит ли это, что у любви нет конкретики? Она безгранная, без точных определений и определённых данных. Тогда у каждого человека она своя? И Суён знает свою, её синоним «боль», разрушая её медленно, по кусочкам, отрывая лепестки жизни. Она любит болезненно для своей тонкой души и слишком не того. Но разве чувства можно обуздать? Нет, это стихия, которая накрывает внезапно без шанса на спасение. — Помню, когда был в десятом классе, — ушёл в воспоминания Хосок, продолжая речь, — я был в команде пловцов. Нас отправили на соревнования, и там участвовала девочка из другой школы. Она заняла второе место, но тогда мне казалось, что в моём сердце она заняла первое. Я был влюблён. По-мальчишески, неопытно, и всё же это была влюблённость. Я не знал о ней ровно ничего, кроме как из какой она школы. Со временем я узнал её имя, во сколько у неё заканчиваются занятия. Караулил её после школы, но, как жалкий трус, боялся подойти и заговорить. Я был влюблён ровно до того момента, как узнал, что у неё уже есть парень, — Хосок мягко и иронично посмеялся, словно сам над своей юной глупостью. Сейчас же он уверенный в себе молодой человек двадцати шести лет, и о чьей трусости придётся ещё поспорить с мудрецами.       Чон-младшая приподнялась с его колен, развернулась, поджимая колени под себя, чтобы сейчас было комфортно заглянуть в его глаза.       — А что если это была настоящая любовь? — не хотела сдаваться она. Хотелось поверить, что её друг знает, каково это — любить, и была возможность равносильно разделить с ней этот горький опыт. Звучит немного эгоистично, ведь не желает подобного ему — лучшему другу — хоть грамм подобных мук, но хочется, чтобы её поняли, услышали и переняли боль изнутри.       — Любовь не способна упорхнуть так, как если дунуть на пылинку. Она, скорее, как ожог — ноет, долго заживает и неотъемлемо оставляет отпечаток на всём, до чего успела пустить корни. Влюблённость же проходит легко и, как правило, без последствий, так же легко, как всплывает. На первых порах их легко спутать, но если бы я любил, то точно бы это понял, — уголки губ Хосока приподнялись, и на его щеках показались милые ямочки. Когда он так делает, Суён никак не могла провести ассоциацию, что это молодой человек перед ней тот, кто способен скрутить и уложить троих одной рукой, и, не задумываясь, броситься на её спасение в случае чего, прикрывая широкой спиной, но и так же способен выстрелить в человека в случае самозащиты. Такой простой с этими ямочками, он друг и хороший парень, отличный сын и брат. Она привыкла к нему и прикипела к его обществу, открывая в нём недостающую чувственность в её сухом обществе. — Но если бы я полюбил, я бы отдался этому чувству без остатка. Я хотел бы ощутить все её стороны, просторы. Я бы любил безумно, глубоко и осмысленно. Любил бы этого человека по-семейному, дружески, влюблялся бы каждый день заново. Нуждался и был бы зависим, — его улыбка стала горькой, и он опустил взгляд на сцепленные перед собой руки. — Вот только частица «бы» портит всю картину, не правда ли? Я выбрал тот путь, где она везде будет напоминанием.       — Каким напоминанием?       — Я служу вашей семье и мне некогда и нельзя заводить отношения, а любовь неуместна.       Господин Чон чёрствый человек, и Су не удивляется, услышав данное подтверждение в очередной раз. Отец мог ставить любые условия, лишь бы ничего его служащего не отвлекало от обязательств. Но ведь Хосок может уйти и жить нормально, так, как он заслуживает. Или он сам не желает уходить? Его что-то держит? Она? Но она действительно эгоистка, раз сама не способна отпустить друга. Её ладонь опустилась на руки Хосока и мягко сжалась на мужских пальцах. Его пальцы тёплые и длинные, имели легкую грубость, присуще изнурительными тренировками рукопашного боя и стрельбы из огнестрельного оружия. Даже сейчас под пиджаком в кобуре у него припрятан пистолет, который он применит ради неё. Пустит оружие в дело незамедлительно, лишь стерев улыбку, которая так симпатизирует Суён. Хосок был в меру накачан и силён, прикрывая свои мышцы классическими рубашками. Но не это главное в человеке, а то, что находится у него глубже, порой даже глубже, куда он сам боится заглянуть. Идеальный кандидат на «влюбиться». Бери и люби. Отдавайся мгновеньям. Припадай к приоткрытым губам и утопай в надёжных объятьях. Как сошедший с книги герой, куда Суён так любит сбегать от бездушности семьи и мучений неразделённых чувств. Она бы солгала, если бы не созналась, что данные мысли проскальзывали в её голове — полюбить другого. Как будто это так просто. Пускай эта любовь была бы даже запретной, тайной от других, но была бы взаимной, и она бы ощущала все трепетные слова охранника на себе, в себе. Она была бы любима. Она жалела, что друг слишком поздно оказался в её жизни? Пускай он был бы первым! Но её дурное сердце выбрало другого. Того, кого нельзя любить, потому что он полная противоположность всему духовному. Заскорузлый, циничный и вообще ещё та бесчувствия скотина. Она не хочет любить Чимина. Старается выдрать его из себя, но как выразился Хосок, любовь действительно пускает корни и, если не выдрать все без остатка, она снова начинает давать побеги, как сорняк. Как бы ты не внушал себе, не старался избежать зарождающихся чувств, всё это бесполезно. Всё равно, что крикнуть человеку «Не прыгай!», когда он уже летит в пропасть.       — Суён! — резко дёрнув головой, прервав создавшийся контакт между собой и Хосоком, Суён перевела взгляд. В дверях задней части дома стоял, подпирая косяк, Чонгук. Его брови нахмурены, а общий вид был помятый, не выспавшийся и слегка небрежный. — Нам пора ехать, — резко заявил он и вернулся вглубь дома, скрываясь от обзора сестры, поджавшей губы.       Он раздражителен сегодня, и Суён не знает, то ли это вызвано, застав её с Хосоком (она прекрасно знает, что парни недолюбливают друг друга), то ли это сказывается головной болью от его двухдневной гулянки. Он заявился после отсутствия под утро из клубов, баров, ресторанов (точно Су не знала всех передвижений этой троицы, но, как правило, они не блистали разнообразием), где открыли свою игру и отмечали почти в полной мере. Если эти парни разгуляются, то могут поднять и шумиху в прессе (родители, конечно, быстро заминали все проблемы, оставляя лишь выговор и подзатыльник своим чадам), или пропасть дней на пять, прокручивая впустую деньги. Но порой обязанности в учёбе брали вверх и пробуждали такого сонного, злого монстрика Чон Чонгука, злобного братика со скверным настроением, поднятого с мягкой кровати, распиханный властным тоном в трубку айфона голосом отца, грозя лишить всех карманных денег. Угрозы отец так ни разу и не воплощал в действия, но ослушаться его желания не появлялось. Брату с сестрой необходимо появиться на последних парах в академии и сдать доклады — создать видимость обучения, необходимой для имиджа семьи. Суён встала на ноги, пробурчав про себя, что её брат и сам-то зануда, и, потягиваясь, вытянула руки вверх, принимаясь потом собираться. Хосок помогал складывать плед и покрывало. Подняв книгу с травы, растущей ровным газоном, она ещё раз провела ладонью по обложке собственности библиотеки. Интересно, а способны ли Чонгук, Тэхён и Чимин полюбить? Или они окончательно подвергнуты алекситимии?

***

      Минсо пропустила два дня на учёбе, сообщив Хёри, что словила лёгкую простуду, и попросила прикрыть перед старостой и куратором. Она была растеряна и напугана, постоянно прокручивая в голове строки из пришедшего сообщения. Это… была угроза? Попытка её запугать? Но для чего? Что и кому от неё надо? А ещё теперь образованное тату, взгляд на которое вызывал дурноту. Несколько раз она пыталась с какой-то наивностью и надеждой стереть её, но свежие ранки и воспалённая кожа от тату-машинки причиняли боль — приходилось приложить лёд из морозилки. Она не знала, что делать и как поступать. А что если это просто пустые слова и её берут на «понт»? А если нет? Тогда что эти люди могут сделать с ней, с братом и мамой? Они способны на всё. В их способностях она более не сомневалась. И почему-то Минсо пришла к тому мнению, что это действовал не один человек. Нельзя же в одиночку провернуть всё это.       Ван звонил ей, и она нетипично сухо обмолвилась парой фраз, уверив, что у неё всё нормально. А сон так и вовсе не шёл — кошмары теперь преследовали похлеще, чем когда пересмотришь ужастиков на ночь. Поэтому, придя сегодня на занятия, она чувствовала себя разбитой и потерянной, шугаясь случайных столкновений. У неё остался номер с того смс, но как-то открыто обращаться в полицию с предъявлением содержания угрозы, или не угрозы, она побоялась. Полицейские запросто могли списать всё на розыгрыш друзей девушки или на чрезмерную мнительность с долей самовнушения. Вот только это не шутки, когда тебя пробирает страх. Вчера она вспомнила, что её подруга всё-таки дочка главного судьи Сеула, и решилась обратиться с аккуратной просьбой, позвонив ей.       — Хёри, скажи, а можно как-то по номеру узнать, кто владелец сим-карты?       — В наше время это вообще не проблема, — бодрым голосом отозвалась подруга. — Тем более, тебе же со мной повезло, — Минсо ощутила, как подруга расплылась в улыбке от собственной фразы. — Мой дядя работает адвокатом, и он запросто может пробить нужную ему подноготную.       — А ты не могла бы попросить его узнать владельца одного номера? — аккуратно поинтересовалась Пак.       — Что-то случилось?       — Нет, ничего, всё нормально, — просто я ищу одного человека, но ничего особенного, — да, докатилась, Минсо, ты уже начала обманывать, но сейчас её и правда мучили потрясения, обухом свалившиеся на голову, о которых не хотела никому пока сознаваться. Да и стоит ли? Будет ли это безопасно?       — Конечно, скидывай номер.       Поблагодарив подругу, Минсо сбросила вызов и отправила номер, набрав цифры в сообщении. И сейчас, двигаясь на первую пару, она значительно нервничала, слыша, как отчётливо отстукивает сердце каждый удар. Больше не хотелось улыбаться, подсознательно подозревая каждого мимо прохожего во всём, случившемся с ней. Так легко стать и параноиком. Утроившись на заднем ряду куполообразной аудитории, забежав по лесенкам на самый вверх и разложив вещи, Минсо подёргивалась, дожидаясь подругу, которая задерживалась. Хёри вбежала в открытые двери одновременно с сигналом о начале занятий. Начав уже нервно подёргивать коленкой под столом, Пак облегчённо выдохнула, увидев подругу. Ещё одна причина, по которой она ждала её, просто не хотела находиться одна. Необходимо, чтобы кто-то отвлекал от травивших мыслей, засыпающих кучей вопросов и предположений одно неприятнее другого.       — Привет, — шепнула Хёри ей на ухо, шлёпнувшись рядом, когда преподаватель уже начал свою лекцию. Минсо постаралась выдавить улыбку на своём лице, но сомневалась в её натуральности, но вроде подруга ничего не заметила, ухватив ручку между пальцев, создавая видимость доскональной записи слов профессора. — Я попросила дядю пробить тот номер, — продолжала шептать Хёри, не отрывая взгляда от преподавателя, чтобы они не получили выговор за болтовню. Минсо плотно сжала зубы, заметив, как ручку в руках задрожала, и она поспешно сжала её в кулак, унимая нервозность. — Ты уверена, что дала точный номер?       — Уверена, — так же шепнула она.       — Минсо, но данного номера вообще не существует, — покосилась на неё Хёри.       Шумно выдохнув, Пак ощутила разочарование и безысходность, как выпив гадкое пойло с горьким послевкусием и жгущим ощущением в глотке. А что она ожидала, что сейчас выдадут абсолютно всю информацию, полное досье, и она преспокойненько сдаст этого человека в полицию? Следовало ожидать, что эти мерзавцы основательно прикрыли все тылы и обезопасили себя. А что она может? Обычная девушка без связей и денег — всей главной атрибутики современной жизни и её устоев. Голова начала кружится от всей ереси и абсолютной растерянности. Мысли абсолютно не желали настраиваться на учёбу. (Не)доброжелатель в сообщении посоветовал ей забыть всё и жить дальше, но как? Как? Когда у тебя напоминание в буквальном смысле загнали под кожу.       С опечаленными мыслями, неприятным свербящим чувством, прикусив губы, она опускает взгляд на свой рюкзак, расположенный рядом на лавочке. Глаза приковываются к пустующему пространству, где находилась ранее, наверно, самая главная ценность из всех имеющихся безделушек. Восточный слоник с приподнятым хоботком кверху, был утерян. Минсо не знает, сыграла ли с ней её же невнимательность. Потерялся ли он по пути домой, в самом доме, а возможно, при каком ещё либо факторе. Но утеря её отяготила намного больше, чем обезображенное тело. Когда она была ещё мелкой девчонкой, едва исполнившейся пять лет, мама пришла уставшая и хмурая, но для дочери нашла улыбку, не такую широкую (её любимую), но идущую от самого сердца, она протянула ей игрушку сказав, что это папа просил ей передать. Минсо помнит тот трепет, что она испытала при виде слоника, прижала его к груди, боясь выпускать из рук. Единственная связь с отцом, как напоминание о его существование. Он был в её жизни хотя бы раз. Он существовал и дал знак. И сейчас у неё горечь во рту, постоянно наводящая на слёзы. Она снова прикусывает губу, удерживая пелену соленой влаги - не дай бог ещё разревётся на глазах у всех.       — Эй, все в порядке? — толкнула ее в бок Хёрин, выводя из воспоминаний.       — Да, я в порядке, — снова лжёт.       Остаточное время до большой перемены на обед (и во время него) Минсо была погружена глубоко в себя, и это заставило насторожиться и переживать Хёри, видя непривычное состояние подруги. Она то приходила в себя, отвечала на вопросы или машинально кивала в ответ, то снова погружалась в себя, зависая в пространстве, уставившись в одну точку. Хёри ещё не единожды спрашивала о её самочувствии, на что Минсо пришлось снова соврать на остаточное чувство простуды, от этого и повышенная неуклюжесть и слабость в теле, когда способен запнуться о собственную ногу. Так и не настроившись на учёбу, плюнула на это дело, Пак открыто укладывала голову на сложенные на столе перед собой руки. Хорошо, что на последние ряды в аудиториях редко обращают внимания, иначе её прогнали бы с лекции. Да ей было всё равно, пускай гонят, она чувствовала себя слабачкой, которая не может взять себя в руки, предчувствуя, что умудрилась вляпаться во что-то липкое и грязное и не может теперь от этого отмыться. Был бы брат только рядом, он нашёл бы слова, как и всегда, чтобы утешить сестрёнку. Просто побыл бы рядом и понял её молчание, когда она не способна раскрыть всей правды, всё же страшась, а вдруг ему правда может некто навредить. Тогда она себе этого точно не простит. Сеульские силки стягивали крепко узлы вокруг неё, желая поглотить чистую душу.       Отсидев до конца пар, Минсо, наконец, может сбежать из густо нашпигованного студентами заведения и броситься всеми остатками сил в работу, надеясь, что цветы её укроют от стресса и неизвестности. Хёри окрикнул какой-то знакомый, и она сообщила, что догонит её позже, так что пришлось нехотя в одиночку покинуть кабинет, попадая в поток галдящих со всех сторон студентов, желающих так же поскорее выйти на улицу. Погода располагала сегодня или прогуляться в парках в весёлой компании, или выбраться за город, или развлечься иначе, лишь бы не прятаться по домам. Студенты толпой ринулись к главному выходу, и Минсо пришлось сгруппироваться, но её то и дело периодически пихали, утягивали массовой толпой, словно она попала в поток реки с ускоренным руслом и, как не греби, тебя утягивает лишь в её направлении. Попав под очередную волну хлынувшей из соседних аудиторий молодёжи, она вжала голову в плечи и постаралась ещё теснее прижать руки к корпусу, понуро опуская взгляд. У неё нет настроения, она разбита и просто хочет наружу, где меньше всего людей.       Ойкнув, ощутив резкий и больной толчок со стороны, Минсо обернулась, не успев среагировать — шумная компания парней, кривлялись и толкались, как мальчишки школьного уровня (и, походу, такого же развития), совсем не заметили девушку, потому даже не удосужились извиниться, налетев на неё. Минсо пошатнулась от толчка, едва не упав, полетев в сторону, где как раз открылась очередная дверь аудитории. Сейчас она влетит в дверь или повалится на пол перед выходившими. Не ощутив грубого столкновения, а совершенно иное, упругое тело, в которое влетела, Минсо приподняла голову и поджала губы, чтобы теперь не пискнуть.       — Что за малышка меня решила посетить таким неожиданным способом? — моментально прищурившись, Чонгук расплылся в лукавой улыбке, взирая на неё. Она видела его всего пару раз и то издалека, хотя достаточно сложно не замечать, каким лоском он и его друзья отличались от серой массы, в которую входила и она. Сейчас он был слегка помят, причёска небрежна (но ему так идёт), а под глазами залегли синяки от недосыпа, но при этом всё равно казался восхитительным. Словно данного человека невозможно испортить ничем. Глянцевый эталон возвышался над ней и сверкал превосходством. Захотелось резко отстраниться, но парень прихватил за плечи, не дав такой возможности, пристально наблюдая за её реакцией и забавляясь растерянностью.       — Это чудо, — прозвучал новый голос за спиной, и Минсо бы шарахнулась, если бы руки парня не продолжали её удерживать, но голову она резко обернула, наблюдая за подошедшим Ким Тэхёном. Весь надушенный с непревзойдённым чувством собственного достоинства. Говорят «одет с иголочки», и Тэхён яркий тому пример — тёмно-синий костюм с серебряными окантовками сидел на нём идеально. Хотя и не удивительно, им наверняка шьют всё на заказ по личным меркам. Тэхён очаровывал глубоким взором, как опытный гипнотизёр, вводя в транс. Но чувствовать воочию его чары на себе достаточно неприятно. За ним следовал и Пак Чимин, не менее прекрасный представитель мужского пола, в белоснежном костюме. Он напоминал ангела, вот только ассоциации у Минсо оказалась с падшим ангелом. Сам Люцифер следовал, мягко ступая, заранее зная своё превосходно. Бог его изгнал, но он прекрасно обосновался на Земле. — Само чудо, решившее осветить твоё никчёмное существование, — решил уточнить Тэхён, заодно подколов друга. Улыбнувшись мягко, только уголками губ, денди с интересом рассматривал её. Хотелось превратиться в невидимку, чтобы тут же испариться и исчезнуть от их хищных взоров. Жуткий дискомфорт сковывал тело, так, что хотелось вырваться и просто убежать. Возможно, это было и самовнушение, когда со всех сторон Минсо кричали сторониться данного общества, всё звучало так просто и непринуждённо, но, попав в их лапы, паника подкатывала и окутывала разум на не подсознательном уровне, забиться куда-нибудь в щель.       — Чонгук, как тебе не стыдно, — ложно пожурил Чимин макнэ, вставая рядом, безотрывно следя, кажется, за каждым вздохом Минсо. Его глаза изучающе сузили и терялись за плутоватым прищуром, пытаясь донести неведомо что до неё, и до одури казавшиеся знакомыми. Но разве они знакомы? Поспешила Минсо с выводом, сейчас он был коварным змеем, обольстительным, знающим, кажется, всё о ней и видя насквозь, пока язык прилип к небу от сухости во рту. Хотелось сглотнуть ещё не прошедшую горечь от недавних событий, как накатывает что-то новое, от чего пьянеет и тело и разум, превращая в амёбу. — Не видишь, ты испугал девушку, — многозначительно кивнув Чону, Чимин улыбнулся Минсо, приподнимая игриво бровь.       — Я тебя напугал? — переманил на себя внимание Чонгук.       — Да… нет… я просто, — заблеяла Минсо. Язык онемел и не слушался, он кочевряжился во рту, но связности слов не получалось, выплёвывая только какие-то схожие обрывки знакомой речи.       Хотелось покачать головой, подать хоть какой-то признак жизни, но от паники занемело всё тело, а суставы окоченели. Их глаза, блестящие коварным огоньком, приковывают к месту. Для неподготовленной девушки это давление по всем фронтам. И если именно так стая загоняет дичь в ловушку, она согласна никогда более не заходить в лес, закроется дома в четырёх стенах и укроется от всего мира. Но поздно рассуждать о свободе, когда уже находишься в лапах чужаков. Теперь в полной мере ощутив их влияние, более не хочется испытывать подобного опыта. Одного раза вполне достаточно, чтобы понять всю степень опасности. Остаётся только надеется, что кто-то заметит её незримый сигнал SOS.       — Какого хера вы тут торчите?! — громогласно разнёсся женский голос за спинами.       Размахивая руками, в одной из них удерживая аккуратную маленькую сумочку под тон лёгкой шифоновой блузки с кружевными оборками, к ним приближалась Чон Суён, недовольно прищуривая взгляд. Она дожидалась дружков в машине, торопясь вернуться домой, переодеться и отправиться на тренировку по пилатесу, но троица идиотов, как всегда, вечно где-то застревает, наверно, обдумывая свои коварные планы по захвату вселенной. Она психанула, решив, «если гора не идет к Магомету, Магомет сам отправится к горе».       — А вот и сатрап в юбке, — Чонгук, наконец, выпустил Минсо, и она сделал шаг назад, вцепившись пальцами в лямки рюкзака. Она не чурается людей, но была слишком не готова вот так открыто, лицом к лицу, даже скорее физически, столкнуться с главарями золотой молодёжи Кореи во всей красе. Как если бы идол внезапно оказался перед тобой, и ты не знаешь, то ли попросить автограф, то ли шлёпнуться в обморок. Приблизившись к компании, Суён тут же, замахнувшись, стукнула сумочкой по плечу брата, на что он шикнул и ухватился за потревоженное место, посмотрел на бойкую сестру. — Ну чего ты? — засмеялся Чон.       — За сатрапа, — ехидно улыбнулась Суён, прищуривая взгляд, слегка склоняя голову. Над такой картиной, перед которой внезапно оказалась Минсо, можно даже посмеяться в обычной обстановке, но улыбка застревает только в мыслях, и тут же тушуется, когда богатенькая девушка обернулась на неё и оценивающе прошлась чёрными глазами, как сканером, от макушки до пят. Минсо, не заметив, упёрлась спиной в косяк, пожелав теперь с ним слиться от прищура девушки откровенной неприязни. Температура тела резко упала, как если бы она только что сгрызла огромный кусок ледника. Слова Хёри тут же всплыли в голове, напоминая, что перед ней действительно стоит Чон Суён «та ещё стерва». Губы девушки высшей касты искривились, словно перед ней стоял грязный домовой Добби и клянчил носок в знак свободы. Она горделиво вздёрнула головой, её пряди длинных волос проскользнули на плечо и заструились по грудной клетке. — Нам пора, — объявила командирша, осмотрев парней, потребовав следовать за ней. Изящно, как могут только леди элитного класса, она отбросила локоны назад и последовала обратно на выход, модельно выстраивая шаг на каблуках.       — Не бойся, — к Минсо склонился Тэхён, и она ощутила его аромат, кажется, древесный, с нотками цитруса. — Она, конечно, кусается, — он кивнул в сторону удаляющейся девушки, — но только когда чует угрозу, — он отстранился, уловив её взгляд, и игриво подмигнул.       Сердце Минсо сжалось, казалось, оно сейчас и вовсе отсохнет, безотрывно смотря на уходящий от неё квартет. Вблизи они устрашают ещё больше. Урок усвоен.