Гнилые души

      Белый Лексус LX 570, управляемый водителем, плавно и не торопясь заехал на территорию пентхауса семейства Пак. Во вместительном салоне сиденья давно расположены так, чтобы пассажиры сидели друг напротив друга для удобства общения. Неоновая подсветка, вмонтированная по периметру салона, изгибалась лишь в некоторых местах, соответственно дизайну, и подсвечивала лица мягким синим светом, отражаясь на чёрной кожаной обивке. Брат с сестрой чаще садились вместе, не оставляя выбора остальным. Суён комфортнее ощущать рядом плечо брата, нежели терпеть повседневно похоть Тэхёна, полностью направленную в её адрес (вернее, целясь под её юбку), поэтому такой вариант она отрезала сразу. А с Чимином это слишком тяжко и напряжённо. В данном случае, её саму тянуло к нему, и когда он так рядом, сложно удерживать себя в руках, оставаясь в привычном образе. Хотя и его глаза напротив ничем не были лучше, но для этого всегда можно уткнуться в экран смартфона. Как-то само завелось, как само собой образующее, что семейства корпораций по необходимости развозили и привозили своих чад на занятия, и сегодня очередь Чонов доставить друзей в сохранности по домам. Первая остановка Чимина. Молодой человек посмеялся последней шутке Тэхёна, а потом отсалютовал друзьям, одарив Суён отдельным вниманием в виде улыбки. Он мягкой поступью ступил на дорожку, когда охрана поприветствовала господина, открыв перед ним дверцу. Суён покусывала губу, быстро обдумывая решение, и всё же выбралась следом за ним, проигнорировав возглас брата, интересующегося, куда она.       — Чимин! — прикрыв дверцу салона авто, щёлкнув замком, привлекая внимания Чимина. Тайный возлюбленный обернулся на звук, вопросительно изогнув брови. Суён приблизилась к нему ближе, придерживая дистанции только вблизи, насколько могла чувствовать себя в более-менее своей тарелке. Сердце всё равно предательски стучит. Ему безумно идёт этот белый костюм — прямо контраст с душой. — Та девушка в академии, это ведь она? — вспомнилось, как она застала этих троих и зашуганную девчушку. Боже, игра ещё не началась, а у девушки уже предынфарктное состояние. Что же тогда будет дальше?       Покосившись на тонированный лексус, как бы для удостоверения, что никто их более не слышит, Чимин всё же понизил тембр и ступил к девушке ближе. На каблуках она была немного ниже его, но зато комфортно придерживать зрительный контакт, а заодно и приятно — глаза у неё красивые.       Суён нервно сглотнула. Невольно хочется отстраниться или, наоборот, прижаться, обвить руки вокруг торса, опустить голову на плечо и вдыхать характерный мужской запах, присущий только ему. О, это нервотрепка для неё. Демон. Однозначно самый соблазнительный его представитель.       — Не думал, что запоминаешь всех кандидаток.       — У меня хорошая память на лица.       — А я-то думал, что ты так бедняжку окунула в своё холодное презрение.       Суён дёрнулась, поджимая губы от замечания. Грубое замечание, но правдивое. Даже пощёчину не за что дать. Только если за разбитое сердце, и то не его вина, сама напоролась, когда от него и намёка не было. Ну почему всё так сложно?       — Речь сейчас не об этом, — фыркнула она, скрестив руки под грудью.       — А о чём? — усмехнулся Чимин. Ему всегда было интересно наблюдать, как по лицу этой девушки проскальзывает контраст эмоций, как её брови то изгибаются, то хмурятся, образовывая складку на переносице. А эти искорки в глазах, кажется, способны осветить и обжечь. Всё так забавно складывается в этой девице, очень сложно сдерживаться от соблазна подзадорить её фитилек. — Я дал тебе намёк о подтверждении, но если тебе этого недостаточно и необходим прямой ответ, то да — это она.       Да Суён и не сомневалась, она фактически запомнила её, хотя и обычная серая мышь, ничем не примечательная и скучная. Одна из многих провинциалок, приезжающих в столицу за лучшей жизнью. Но что они здесь найдут? Работу? Может, понадеются стать звездой, а на деле будут убирать номера в гостинице. Нет, сейчас даже чтобы стать звездой нужны деньги. Без денег тебя не заметят, ты никто. Ну, можно ещё по стандартной схеме «через постель» — тоже вариант. Но обычным в центре точно не место — город поглощает слабых и немощных. И та студенточка лишь очередная, дело только времени. А судя по сынкам троицы, у неё его осталось не так уж и много. Отсчёт до первых слёз десять, девять, восемь…       — Может, вы прекратите это всё? — удивительно смягчился голос Суён, и во взгляде отразилась искренняя просьба, обращаясь к голосу разума старшего из квартета (на данный момент и в их уединенном дуэте).       — Ну надо же, — расплылся в широкой улыбке Пак. — Это женская солидарность резко в тебе проснулась или сострадание? А может, и то, и другое? Девушка, куда вы дели нашу стервочку Су?       Хоть прикрывайся ладошкой, чтобы не ослепляла его белоснежная улыбка, но вместе с ним и возникало желание гваздалызнуть его чем-нибудь потяжелее. Точно дождётся когда-нибудь. Помнится, у Рапунцель и сковорода была холодным оружием, надо взять на заметку.       — Стервочки — это те, кто стонут под тобой, Пак.       — Но всё же стонут, — ухмыльнулся он, за что ту же всё-таки получил от Суён по уху. — Что, вот так сразу на БДСМ перешли? Мне нравится твой напор, — отшутился и тут же увильнул от грозящего второго замаха. — Стоп-слово! — хихикнул ещё раз, когда Су скривилась и отвела глаза в сторону особняка, демонстративно закатив. Что-то сегодня малышка не в духе.       Ну что за идиот? Она скоро сама дойдёт до критической точку и изнасилует его когда-нибудь. Согласна даже на БДСМ, лишь бы хоть раз посмотрел на неё другими глазами. Не малышка Су, а девушка Суён, которая жаждет внимания, ласки и любви. Как лбом об стену, хоть реви и плачь, поджимая коленки.       — Господи, когда вы уже станете серьёзней? — посетовала она сразу на трёх дружков. Они не особо отличаются друг от друга, поэтому можно смело объединить, попросив дружкам хоть по капле серьёзности. Она точно среди них самая младшая?       — Может, эдак лет к семидесяти и то не уверен, — снова сверкнул Пак улыбкой. — Ладно-ладно, — поднял он руки, согнув в локтях, ладонями к ней, показывая на отступление сарказма, язвительности и всех его синонимов. — Что ты хотела сказать?       — Просто… — оторвавшись от особняка, она переместила взор обратно на него и тут же опустила к носкам туфлей, надеясь, наверно, что там был написан нужный ответ. Но там были только его лакированные блестящие ботинки рядом с её туфлями — так близко стоит, ещё хоть шажочек к нему ближе, и всё — снова поплывёт в дурман, перестав здраво мыслить. Странно замявшись даже для себя, Суён осознала, что не знает, какое объяснение странному чувству внутри себя. Она уже смирилась с их игрой, плюнула, послала далеко ребяческие затеи мальчишек. Да что уж там, ей стало откровенно похрен и на девушек-жертвенниц. Сами дуры, раз так легко ведутся и не могут раскусить этим мерзавцев. Пока не надкусишь, не поймёшь, что яблоко червивое. Пускай будет уроком, что надо тщательней подбирать партнёров. Но сейчас всё хочется прекратить. Отпустить девушку, у которой только от одной встречи с ними застыл страх в глазах. Наверно, всё-таки это странно выплывшая женская солидарность, как отметил Пак. Но тоже, с какой стати? — Просто мне кажется, не стоит, и вам следует остановиться… пока не поздно.       — Су, мы же не сектанты, никто девочек не приносит в жертву на алтарь. И не убийцы. Все живы и здоровы, прошу заметить, но говоришь ты о нас именно в уничижительном ключе, — пожал он плечами, не желая более разбирать эту полемику. Какая её муха сегодня укусила?       — Скажи, когда человек погибает, его же нельзя возродить? — полоснула она взглядом в упор. Чимин отрицательно покачал головой. — А почему ты думаешь, что с душой не происходит то же самое?       Пальцы парня устало потёрли переносицу, прикрывая глаза, тяжело выдыхая.       — Су…       — Чимин, ты вернулся дорогой, — его прервал мелодичный женский голос. Женщина лет сорока восьми, которой на вид не дашь и тридцать шесть, спустилась к ним и продефилировала по дорожке, на которой вели разговор. Кремовое закрытое элегантное платье обрисовывало до сих пор поддерживаемую фигуру. Локоны собраны в простую причёску, но так удачно лаконирующую с образом, только несколько прядок выбились и развевались, подхватываемым ветром. Драгоценные свисающие серьги сверкали на солнце. Очень красивая. Она подошла, мягко улыбнувшись девушке. — Рада тебя видеть, Суён, — поприветствовав, она чмокнула её в щеку.       — Здравствуйте, госпожа Пак, — ответила Су поклоном и схожей улыбкой. Она невольно восхищалась этой женщиной, найдя эталон, как должна вести себя истинная леди. Госпожа Пак Сон — мать Чимина — всегда подавала себя с особым лоском, статностью. Превосходная мать, поддержка мужу, всё держала под контролем с улыбкой и небывалой лёгкостью. Наверно, с таким даром надо родиться. А такой выбеленной репутации и вовсе можно позавидовать — без пылинки, сучка и задоринки. И как такая женщина смогла породить такого демона с ангельской улыбкой? Знала ли она, как её сын уничтожает её с каждым днём всё безжалостнее? — Чудесно выглядите, — абсолютно нелестно сделала Су комплимент.       — Спасибо, милая. Заглянешь к нам на чай?       — Простите, но мне надо уже ехать, — она бы попила, и очень бы хотела, но не в их обществе, а с дядюшкой Ли. С ним и чай вкуснее и разговоры душевнее. Но увы и ах, тогда она откланяется. Но взяла на заметку, что давно не чаёвничала с дворецким, и начинает скучать — надо исправляться.       — Я планирую устроить очередной благотворительный вечер, очень надеюсь, что ты его посетишь.       — Обязательно, госпожа Пак Сон, и с удовольствием.       — Тогда я отправлю приглашение вашей семье, — улыбка коснулась губ женщины. Она обернулась к сыну, перехватив его руку, и молодой человек отзывчиво согнул её, придержав руку матери. — Пойдём, дорогой, сегодня вечером надо ещё заехать в офис отца.       Они попрощались, Суён ещё раз обменялась взглядом с Чимином. Это не последний разговор. Пускай он отнекивается, но она будет наблюдать за ходом событий, и не уверена, что молча. Сестра Чонгука двинулась к машине, устраиваясь рядом с братом на прежнее место. Небывалая усталость накатила, словно разом высосали всю силу — это уже слишком странная закономерность с паразитом её сердца — так что уже не хочется ехать ни на какой пилатес.       — Я думал, ты сядешь рядышком со мной, — состроил печальную гримасу Тэхён, сопровождая все её телодвижения упрямым зазывающим взглядом.       — Освободи меня от своего общества, мачо, — грозно зыкнула на него девушка. «Что ему, секса не хватает, что ли? Пиявка недотраханная».       — Злюка, — надулся парень.       Водитель тронулся так же мягко и выехал с территории, двигаясь теперь к особняку Кимов. Суён усталым и не заинтересованным взглядом осматривала мимо проезжающие машины. «Чимин, когда же ты меня отпустишь?» — думала она. Но никогда ответа не поступало и не поступит. Это как надеяться на надежду, которой изначально не было. Всё его естество так привлекает, притягивает, манит. Это ненормально. Знает. Осознаёт. Но можно только разводить руками. Глаза-щёлочки, которые пропадают, стоит ему широко и открыто улыбнуться или посмеяться. Мягкие губы… поцеловать бы их хоть раз. Всего один. Она много не просит. Но сомневается, что ей станет это достаточно и сможет остановиться, потребовав большего до взрыва мозга. Поцелуй, его блуждающие руки по телу, и пускай шепчет всё, что угодно сладким голосом на ухо, хоть оскорбления, она всё проглотит и отдаст всё, что ещё удалось сберечь от него. Сколько лет ещё терпеть? Где же она так нагрешила в прошлой жизни, что сейчас так утопает в муках, хоть замаливай безымянные грехи?       — О чём вы переговаривались с Чимином? — вывел из задумчивости сестру Чонгук.       — Да так, ни о чём, — отмахнулась Су.       — Ага, мы так и заметили. У вас появились секретики?       — Нет никаких секретиков, — цокнула языком девушка, воззрившись на надоедливого братца. Секретики… они с ним не подружки. Да и дружба как таковая с Чимином не складывается, хоть ты тресни. Покоя. Она всего лишь хочет покоя, но, как назло, в такие периоды её начинают доставать с удвоенной силой. Секретики… Есть один в её сердце, но им знать его не положено. Они бесчувственные чурбаны. Ведутся только на красивую обёртку. Над чувствами смеются. И что? И это наш мир? Её общество? Неудивительно, что человечество рано или поздно вымрет, внутри-то уже пусто, обычный мешок с внутренними органами.       — Ой, хорош собачиться, — перебил их Тэхён. Они как раз заехали к его особняку, и парень собирался выходить, но, передумав, обернулся к Суён. — Ну что, пошли?       — Куда? — удивилась младшая Чон, изгибая брови, недоуменно уставившись на предмет неожиданности.       Тэхён приподнял руку, выставляя указательный палец, указывая на выход, и сам удивлялся, как это она сама не догадалась.       — Я думал, ты со всеми сегодня выходишь, — губы Суён сложились в трубочку и вырвался пыхтящий «прф». Девушка едва истерично не хохотнула. Этот Тэхён… невыносим. Странный эгоцентричный мальчишка, застрявший на границе подростка. Просто неизменный инфантильный представитель. — Да брось, Су, нам будет весело, — подмигнул он ей. — У меня в комнате много интересных статуэток, игрушки там… разные. Но самое восхитительное — широкая, мягкая кровать, и я на ней… голенький.       — Бесишь, — выхватив сумочку, расположенную сбоку от неё на сиденье, девушка швырнула личную вещь в Тэхёна. Парень, звонко смеясь, уклонился от снаряда сестры друга. Что за бессмысленная бравада? Этот идиота кусок никогда не изменится. С самого первого дня знакомства его желание изучить весь «внутренний мир» Суён прям не даёт ему покоя. Сперва её смущало такого рода внимание, и заливалась краской, потом начало льстить, но сейчас, по истечению времени, захотелось кастрировать. Тэхён обаятельный и не глупый, каким порой выставляет себя, но, чтобы полюбить такого, надо быть сущей сумасшедшей. Чтобы его понять, надо вынуть его изнутри, встряхнуть от внутренних тревог и просто принять. Но решиться на такое сможет не каждая. Тэхён, как тигр, прекрасен издалека, величествен, им восхищаешься, но любая попытка зайти на его территорию будет расцениваться как попытка посадить в клетку. Вырвет сердце голыми руками. Какой же ненормальной надо быть, чтобы пойти на это добровольно. — Проваливай, а то весь салон уже твоими гормонами провонял, — продолжала белениться Су. Похотливое животное. У него явно мозги не в голове, и даже спинной отказывался думать, перекочевав на болтающуюся «пипиську». Надо было оторвать её в прошлый раз. Такую возможность упустила.       Выскочив наружу, Ким всё ещё смеялся, мило улыбнулся и помахал рукой на прощанье отъезжающего авто. Семейство Чон, из двух человек, наконец, двинулось в сторону дома. Пейзаж давно сменился с городского на загородный, когда ещё завозили Чимина, и ещё минут двадцать езды впереди. Снова дом, где каждый в себе, в своём одиночестве и прострации личного мирка. Никому нет дела, где ты и чем занимаешься в данный момент, а обращение только по нужде. Суён покосилась на брата. Интересно, каково ему дома? У неё-то хоть есть Хосок. Может, именно поэтому он старается при любой возможности сбежать и неважно куда, просто уйти, лишь бы не быть одному. Раньше он часто приходил к ней в комнату, и они могли допоздна болтать, смотреть приколы в интернете или фильмы, но с возрастом и с появлением этих феромононакаченных дружков их встречи стали реже, а моменты уединения можно уже посчитать на пальцах… на одной всего руке.       — Признайся, наконец, — вдруг заговорил Чон, — ты терминатор и прибыла на землю с миссией уничтожить продолжателей рода великой тройки?       — Что за ахинею ты несёшь? — как-то нервно хохотнула девушка, на что брат ухмыльнулся, а потом широко улыбнулся.       — Ты кидаешься на всех. Зарядила Чимину, — начал он сгибать пальцы в подсчёте, — чуть не угробила Тэхёна сумкой, а я, между прочим, самый первый пострадал — плечо до сих пор болит, — похныкал Чон, вспомнив «зверское нападение» Су. — Тебя надо лишить сумочек и записать их к разряду смертельно опасного оружия.       — Ой, не утрируй.       — У тебя что, пмс?       Глаза Суён широко распахнулись от брошенной фразы, выпрямив спину, как если вогнать спицу в позвоночник, она развернулась к брату.       — Ты… ты…. — хлопала всё так же широко распахнутыми глазами, она раскрывала рот и захлопывала обратно. Нет, ну что за наглость. Что за придурки её окружают. Один пуще другого. Может, их штампуют на какой фабрике? Тогда давно пора прикрыть лавочку, иначе планета не способна будет перенести ещё подобных сибаритов. — Нет у меня никакого пмс, это всё вы, идиоты, выводите, — сжав плотно кулачок, она стукнула брата по плечу.       — Ай-ай, руку отшибла, — показушно закривлялась жертва побоев. Для этого толстокожего — это всё равно, что погладить. Кинь в него булыжник, он отлетит, а он так и не поймёт, в чём было дело, а тут на кулак сестры жалуется.       — Запишись в театральный кружок — такой талант пропадает.       Они подъехали к коттеджу, Чонгук помог Суён выбраться из машины, подав, как он ещё поскуливал, покалеченную руку. Идя нога в ногу, зайдя внутрь, подтвердив дворецкому, что перекусят чего-нибудь и даже вместе, а не, по привычке, отдельно, брат с сестрой поднимались по широкой изогнутой лестнице на второй этаж, готовые разойтись по своим территориям.       — Чонгук, — обратилась младшая, и он обернулся, но пришлось развернутся полностью корпусом, видя, что сестра явно хочет о чём-то поговорить. — Чимин уже оставил подсказку?       — Да. Вот теперь думаю, возле какого детского сада караулить девушку, — Чонгук скривился, представляя ребёнка и совершенно не зная, какой применять подход к ней и будет ли это вообще законно по отношению к ребёнку. Либо ещё хуже — мамочка. Всё же предпочитает он помоложе. Это Чимин любит разнообразить досуг дамочками постарше.       — В смысле? О чём ты? — нахмурилась Су.       Чонгук вздохнул, запустив руку в карман, извлекая из него игрушку. Пришлось отбить её у Тэхёна, который по известным только ему причинам первый заявил на неё права. Суён удивилась. Не обратила внимание, как нехарактерно оттопыривается карман его джинсов. Протянув руку, она взяла в руки слоника, внимательно осмотрев, прокручивая в руках.       — Видишь, — утвердил Чон, указывая как на самое очевидное. — Ну, вот какая нормальная девушка будет таскать игрушки, если она не ребёнок? — «или мамаша уже» — добавил про себя. Суён лишь вздёрнула плечом, странно залюбовавшись слоником. Он ей что-то напоминал, но вот что именно или какое событие, никак не могла нащупать в воспоминаниях. Надо их хорошенечко проштудировать. Возможно, пройтись по просторам интернета, но убить вызванную заинтересованность игрушкой.       — Я возьму?       — Ну уж нет, это не твоя война, сестрёнка, вдруг ещё запишешься в перебежчики, — выхватив из её рук слоника, Чонгук спокойно запихал его на прежнее место, похлопав ладонью по нему, фиксируя сказанное — слоника сестра не получит.       — Хорошего же ты обо мне мнения, — скрестила Суён руки перед собой, надувая обиженно нижнюю губу.       — А не ты ли в прошлой игре делала ставку с Тэхёном? — ухмыльнулся брат. — Причём не на меня.       — Кто старое помянет, — проворчала под нос Су, потом горделиво задёрнув носом. — И не прогадала, — ответила она язвительностью. — Прости, но я рационально располагаю возможности, — и опустила тот факт, что ей приятно было опустошить кошелёк Тэхёна, хоть на время сбив его спесь. Но на самом деле, она никогда не поддерживает кого-либо. Хотят дурачиться? Пусть. Только махнуть рукой и остаётся.       — И на кого в этот раз поставишь? — «ни на кого» — так и хочется крикнуть уже об этом. В этот раз есть желание прикрыть их незаконные игрища. Отшлёпать по рукам и попытаться внушить «всё, хватит». Но разве кто послушает. Ага, как же, выслушают, осознают и ещё раз выслушают. — Ладно, я голоден, — не стал дожидаться ответа старший, — пойду переодеваться, — резко похолодел Чонгук и развернулся на пятках, удаляясь в свою комнату.       Суён обернулась, увидев вышагивающего Хосока, поправлявшего аппаратуру для прослушивания общей связи охранников, чтобы быть в курсе дел. Значит, отец уже отпустил его. Когда Суён отправлялась с Чогуком, он старался прибрать охранника себе на время, утверждая его профессиональные качества. И его появление в направление к ней объяснило причину резкой смены настроения брата.       «Что же вас мир не берёт, мальчики?»

***

      Табличка «обед», повешенная на входной двери, спасала от посетителей, пока коробки заваливали проходы цветочного ларька. Снова привоз, и надо поскорее всё прибрать, растащить по углам и успеть воссоздавать красоту, позволив мужчинам почувствовать себя романтичными героями, преподнося букет дамам сердца. Всё это прекрасно, но сегодня Минсо никак не могла собраться с мыслями. Перетаскивая коробки, вскрывая, умудрилась порезаться о ножницы — теперь два пальца, как подбитые солдаты, были перебинтованы. Но она рада, что работа позволяет хоть ненадолго отвлечься от всех мыслей, а то голова уже кругом от вертушки «тату-Чонгук-Тэхён-Чимин-Суён» и так по замкнутому кругу. Что-то не везёт в последние дни. Конечно, больше сейчас она думала об этих эталонах Кореи — умеют они оставить впечатление на девичьей психике. Такую встречу и не забудешь, руки до сих пор дрожат. Наконец, все цветы расставлены по оазисам, полы подметены от опавших лепестков, листьев и ленточек, и Минсо довольно взирала на чистоту, готовая поменять табличку на двери с «обед» на «открыто».       — Минсо, — из каморки вышла хозяйки, — у тебя всё в порядке?       На секунду сердце замерло. А в порядке ли? Не знает. Она не может точно дать ответа. Мысли точно не в порядке, тело тоже. О великий разум, держись хоть ты. Недавние все события подкосили. Наверно, плохо быть такой впечатлительной и принимать близко к сердцу. Неужели всё так плохо, если замечают со стороны её растерянность? Или старушка обладала глубокой эмпирией и умела замечать невидимое для других?       — Да, всё в порядке, — постаралась она улыбнуться.       Старушка покачала головой, присела на стул перед кассой и поманила девушку к себе, присоединиться. Прихватив пластмассовый стульчик, Минсо присела рядом, оказавшись ниже. Мягкая морщинистая ладонь госпожи Чхве опустилась на макушку студентки и по-доброму встрепала ей волосы, собранные в невысокий хвостик, всё же заставив её искренне улыбнуться.       — Поверь моему опыту, Минсо, никогда. Слышишь? Никогда не держи то, что у тебя скрыто, вот здесь, — трепавшая рука опустилась, указывая к левой стороне района сердца помощницы. — Человек склонен к одиночеству, но главной причиной одиночества является он сам. — Минсо посмотрела на старушку, опустившую свою руку на коленку, прикрытую длинным платьем, сидя открывавшим только щиколотки хозяйки, и фартуком. — Мне страшно смотреть, как сейчас в мегаполисах люди всё чаще и жёстче закрываются друг от друга. Теряются понятия любовь, семья и дружба. Если мы утеряем все чувства, что же от нас останется? Само понятие человек иссякнет. Я помню ещё то время, когда, пройдя по улице и улыбнувшись незнакомцу, тебя не сочтут за психа и улыбнутся в ответ. Такая вроде мелочь, а так приятно было на душе, и тебе и самому незнакомцу, — старушка странно хохотнула. — Сейчас же всё чаще думаешь, как бы тебя не отдубасили, — горько хихикнула она. Минсо не перебивала, ей всегда было интересно всё, чем делилась госпожа Чхве. Наверно, это так здорово было раньше, когда люди были открытыми и доброжелательными. Сейчас ей казалось, что в Сеуле она попала в какую-то ловушку. Зоопарк людей, разбитый по категориям иерархии. Пропала природная гармония. А когда она пропадает, появляется риск исчезновения какого-либо вида. Но страшнее всего-то, что всё это сделано руками человека, паразитирующего в обществе. Люди сами себя поглощают. Хочется закричать «Что же вы творите?!», но проигнорируют. Посмотрят, подумают, что чокнутый, и убегут в свою раковину «моя хата с краю». — Если у тебя есть человек, которому можно выговориться, обязательно поговори. Наша душа начинает страдать, когда нет выхода эмоциям, она переполняется и начинает чахнуть. Так и зарождаются обида и злоба. Сейчас ими переполнены каждый второй. Боятся быть непонятыми, поэтому замыкаются в себе. Депрессии, суицид — современные болячки современных людей. Им кажется, так и должно, так проще. Человек разленился, перестав искать ответы. А знаешь, что самое страшное? — Минсо, не отводя взгляда от старушки, покачала отрицательно головой. — Что всё это считается сейчас нормальным. Но страх — это не нормально. Страх порождает страх. А лекарство — оно вот совсем рядом, и оно самое целительное, — улыбнулась хозяйка, и её глаза заискрились неизъяснимой жизнью и свободой. Распахнув глаза, девушка залюбовалась. Неважно, сколько тебе лет, человек прекрасен в любом возрасте, если искренность в нём бьёт ключом. Человек прекрасен, оставаясь собой.       — А какое лекарство? — аккуратно поинтересовалась Минсо, не заметив, как перешла едва ли не на шёпот от чувства, что ей только что едва не передают народную мудрость, и она должна сохранить её и передавать так же из поколения в поколение.       — Любовь, милая. Любовь — единственное лекарство. И тем, кто верит в неё, не грозит эпидемия. Любовь к человечеству может исцелить мир. А надо всего-то так мало, выслушать, понять, и человек спасён. Вот она — сила. Нам всего-то надо другого человека рядом, и болячка пройдёт. Знаешь, Минсо, а я до сих пор верю, что наш мир не безнадёжен. А великие «вера, надежда, любовь» исцелят души, — глаза старушки посмотрели за окно, и она ушла в свои мысли, замолчав, оставаясь с едва тронутой губы улыбкой.       Минсо казалось, что из неё, прямо сейчас что-то рвётся изнутри. Оно зовёт и требует выхода, едва ли не задыхаясь. Тяжело вдыхая, пробило жгучее желание выплакаться не тяжело, а легко и просто. Она поднялась на ноги.       — Можно я выйду ненадолго? — тихо попросила хозяйку, на что та только кивнула, не отрываясь от улицы, всё так же оставаясь в молчаливых воспоминаниях.       Девушка выбежала через задний выход наружу, сжимая в руках телефон. Человеку для спасения нужен человек. Да, ей всего-то надо поговорить с близким. Госпожа Чхве права, нельзя держать в себе. Кто знает, если она себя сохранит, то сможет спасти и кого-то ещё, покажет, что всё хорошо и мир по-прежнему прекрасен, просто надо немного натолкнуть в сторону позитива. Мама сейчас на работе, не хочется её отвлекать, но после обязательно позвонит и скажет, как она сильно её любит. А Ван? Он никогда не ругался, когда она отвлекала его, и сам просил звонить в любое время суток. Минсо улыбалась, набирая номер брата, приложив аппарат к уху. Два гудка, три, четыре…       — Да, Минсо, — наконец послышался голос брата, и девушка улыбнулась шире. Как же хорошо.       — Ван, я так соскучилась, — едва не пропела она в трубку. Сразу ощутился прежний прилив ребячества и захотелось поканючить «когда же ты приедешь», но понимает — брат занят не фигней, а повышение не хухры-мухры. Надо держать себя в руках и не докучать.       — Я тоже. Потерпи немного, я приеду скоро.       — Знаешь, я хотела с тобой поговорить…       Она была прервана голосами на другой линии, там, где брат. Какие-то мужчины с грубыми голосами и матюгами едва не через слово звали её брата. Она нахмурилась от резкого странного чувства, кольнувшего под рёбрами.       — Да-да, я уже иду… — ответил брат, обращаясь к тем мужчинам, которые ей почему-то уже не нравились, пускай и не видела их, но веря, что по голосам можно определить тип людей. Да и напряжение в голосе брата не внушало доверия. — Минсо, давай я тебе потом позвоню, мне надо… я должен идти, — скомкано бросил он ей.       — Ты самый лучший братик на свете, — ей дико захотелось успеть сказать это. Успеть… Когда это слово сопровождало их маленькую семью? Они всегда были рядом. Никуда не торопились, а сейчас будто сама жизнь подгоняет, как на конвейерной дорожке.       Ван умолк и, показалось, уже положил трубку.       — Всё будет хорошо.       Связь прекратилась. Порыв Минсо был омрачён странностью и неясностью. То, что рвалось наружу, утихло и присмирело. Разве в организациях, где готовят специалистов, разговаривают как бандюги какие-то? Кто были те люди? И почему голос Вана так сменился? Что значит «всё будет хорошо»? Ведь и сейчас всё хорошо. Разве нет? Минсо опечалено опустила руку, продолжая удерживать в ней телефон.       «Всё будет хорошо…»