Гнилые души

      Что первое случается на утро, когда перебиваешь сон? Дезориентация во времени. Виски немного ноют, а в уголках глаз скапливаются утренние слёзы. И усталость как от полноценного рабочего дня, несмотря на пробуждение.       Суён приоткрыла глаза. Пояс от халатика перекрутился и неприятно сжимал талию. Пришлось его быстро выправить, иначе стягивающий узелок давил в бок. Солнце заливало большую часть светлой и просторной комнаты, что бывало обычно к полудню. Лёгкий шорох приоткрывшейся двери привлёк внимание. Наверняка это Хосок переживает за её состояние и периодически проверяет опочивальню. Су присела, поправив одеяло, и развернулась к охраннику.       — О, проснулась, — воскликнул Хосок и смелее зашёл, прикрыв двери. Он приблизился, мягко улыбаясь, и присел с краю кровати. — Я уже начал переживать, не заболела ли ты?       Су улыбнулась, хоть ещё довольно сонно, но эта забота приятно греет по утрам. Утро же? Всё же о ней кто-то думает и заботится, помимо брата. У брата своего рода беспокойство о ней, Хосок же всегда очень аккуратен и деликатен. Глядя на его улыбку, сложно догадаться о его роде деятельности, и не важно, что где-то за пазухой скрыт пистолет и первый дан боевых искусств. Суён знает, что он добрый и отзывчивый, с ним уютно и спокойно. Жаль, что брат не понимает её, молодые люди вполне могли бы подружиться, а вместо этого только пускают гневные искры, надеясь, что одна рано или поздно пробьёт броню. Просто с Хосоком она может находиться без косметики, растрёпанная, прямо как сейчас. С ним она неидеальная Чон Суён. И ей это нравится.       — Который час? — поинтересовалась она.       — Третий час дня пошёл.       — Чёрт, — фыркает Су, запуская пальцы в нерасчёсанные локоны, и прошлась ими, как гребешком, чувствуя отдельные спутанные волоски. Конечно, по ощущениям организма, она чувствовала не раннее пробуждение, а ленивое и с затёкшими мышцами. Когда она последний раз так спала? Так сразу и не вспомнить. Не важно, в какое время легла, утром всегда обязана встать на занятия. Вот так легко проспать — это непозволительная роскошь — результат дрессуры статуса. Ночь была умиротворительная. Душевные разговоры и редкостное спокойствие с братом убаюкали её сердце. Она помнит плечо брата. Как на щеке отпечаталась складочка от его рубашки. А от рома остался противны горьковатый налёт во рту, который сейчас хочется поскорее сплюнуть в раковину и хорошенечко отчистить зубы. Но не может припомнить, как оказалась в собственной постели. Кто позаботился? Чонгук? Хосок? — Почему ты не разбудил меня?       — Твой брат велел тебя не беспокоить в приказном порядке.       — Как это в его стиле, — проворчала девушка, подтягивая колени к груди, приобнимая ноги, окутанные одеялом. — А где он сам?       — Уехал час назад.       — Вот… — вобрала она побольше воздуха, шумно втягивая его ноздрями и выпрямляя спину. Ругаться нехорошо, особенно на Чонгука, который опять по-своему выразил братскую любовь. Но мать устроит ей нагоняй, если узнает, — козлик.       Хосок тихо усмехнулся, скашливая смех в кулак. О нет, ему непростительно посмеиваться над хозяевами дома, но это милое выражение девушки не может оставить его равнодушным. Если бы многие знали другую её сторону, уверен, ей стало бы проще и люди не воспринимали бы её как пустую картинку. Единственное опасение, открывая душу, становишься уязвимее для колких осуждений общества, мечтающих запятнать внутренний мир любого, кто хоть как-то-то не соответствует их мнению под копирку. И поливают грязью с особым наслаждением лишь потому, что ты не такой, иной, нежели их престижное светское общество, такое всё манерное до тошноты. Оно гадкое, а если ещё и светить ему в глаза искренностью, сияя бельмом, раздражая и принижая их выкрашенные одними купюрами достоинства. Словно, кроме чахлых бумажек и счетов в банках, не существует ничего в мире. Этот мир куплен/продан.       — Тебе правда полезно иногда просто поспать в удовольствие, — заверяет Хосок.       — Это, конечно, здорово, — Суён откинула одеяло, подползла к краю и села рядом с охранником, поставив ноги на мягкий ковер, поиграв пальцами ног с пушистым ворсом, — но ты же знаешь мою мать.       Мужчина призадумался. Госпожа Хан сложного склада характера. Местами вспыльчива и своенравна. Самый яркий представитель элитного общества со слащавой улыбкой на публике, но с острым оскалом и надменным взглядом. К такой особе лучше не поворачиваться спиной. Его не единожды жутко раздражало отношение женщины к дочери. Между ними никогда не было родственных чувств, а только расчётливый дипломатический подход. Сухая семья с красивым статусом.       — Зато я знаю, что рядом с тобой есть человек, который, в случае чего, может мастерски приврать о твоём недомогании, — и он лукаво улыбнулся.       — Не знала, что этот человек ещё и коварный соблазнитель, — прищурила Чон глаза, придерживая заговорщицкую атмосферу, но друзья мгновенно прыснули от смеха. У Су редко бывает хорошее настроение, поддерживаемое, по большей части, благодаря Хосоку.       В двери тихо постучали, прерывая друзей. Охранник тут же поднялся и двинулся проверить, кто пришёл. На пороге стояла горничная, удерживая на ладони маленький серебряный поднос с инвентарём.       — Кофе для госпожи Чон, — тихо сообщила девушка.       Благодарно кивнув, он принял его и вернулся к Су, ставя поднос на прикроватную тумбу.       — Кофе для госпожи Чон, — попытался он изобразить голос горничной, вытягивая писклявые голосовые нотки, но вышло из ряда вон плохо, так что Суён нахмурилась, покривилась, но снова открыто засмеялась.       Этот человек рядом с ней так легко добивается самых искренних эмоций, лёгкой улыбки, звонкого смеха. Всего, но только не трепета сердца. Поэтому Су становилось часто даже обидно, что сердце такое глупое, оно не умеет выбирать людей, кого действительно стоит любить. А он вот же, совсем рядом, только руку протяни. Но нет же, внутри только табло «френдзона». А возможно ли полюбить насильно? Заставляя себя? Это очень странное чувство просто хотеть полюбить человека. Возможно, ей просто надо время. Время, чтобы отпустить человека, находившегося на данный момент в сердце. Изгнать все мысли о нём, чтобы заполнить каждый участочек кем-то поистине достойным, с широкой улыбкой и добрыми глазами.       — Не называй меня госпожой, знаешь же, как меня это бесит слышать от тебя.       «А вот твой брат думает иначе», — мысленно ухмыльнулся Чон Хосок.       В любимой девичьей чашечке оставлял следы свежесваренный кофе, разносящий аромат по комнате, а рядом стоял сливочник и две дольки горького шоколада. Предвкушая, как кофе окрасится сливками, у Суён заныл желудок. Надо поскорее умыться и откусить ломтик шоколада — её личная доза удовольствия по утрам (сегодня это дневная трапеза).       — В этот раз, наконец, не стали класть кусочки сахара, — приметила девушка, склоняясь к ароматной чашке. — Твоя забота?       Кофе Су приносят в комнату каждое утро перед учёбой и всегда упорно навязывают белые сладкие спрессованные кубики, а у неё зубы сводит только от одного представления кофейной сладости.       Госпожа Хан умела руководить и каждого подчинённого подстраивать под себя. Весь персонал чётко знал свои обязанности. Она давала точные распоряжения и указания, так что каждый знал, как таблицу умножения, её любимые оттенки для постельного белья, вкусовые предпочтения, комфортную температуру воды и воздуха, обожаемые цветы, которые обязательно должны стоять в коридорах и гостиной. И все выдыхали только с отсутствием хозяйки дома. Вымуштрованность подчинённых давала плоды даже в таких мелочах, как навязывание Су обожаемого матерью сладкого кофе. Эта ошибка повторялась с частой периодичностью, напоминая рефлекс Павлова.       — А ты думала, я просто украшением служу возле двери? — показушно удивился Чон. — Да я же как огнедышащий дракон, защищающий свою принцессу от мерзкого сладкого кофе, — и он поморщился, словно сам только что его выпил.       — Ты лучше дракона — ты мой лучший друг, — ослепила девушка своей улыбкой, получая ответную от Хосока, кажется, лишь с чуточкой горчинки. — Ладно, мне надо умыться, выпить кофе и, наконец, уже взбодриться. Слишком долго я проспала.       Она приподнялась, встряхнула длинными волосами и потянулась, направляясь в ванную комнату, не видя, каким поникшим взглядом провожает её Хосок. Он же та же самая прислуга, а на что он рассчитывал? Ни на что. Ему и думать о большем запрещено. Но иногда сложно себе отказать лишний раз не пронаблюдать, как от поднятых рук во время потягивания широкие рукава халатика легко соскальзывают к самым плечам, а светлая кожа Суён на тонких руках словно сияет на солнце. И как пояс оплетает узкую талию, ярко вырисовывая женские изгибы. Хосок закрывает глаза и отворачивается, поймав себя вовремя, пока взгляд не пал ниже по девичьему телу. Так нельзя!       Тихонько прикрыв двери, младшая Чон включила холодную воду под краном и сбрызнула себе на лицо, освежаясь. Тёплый наливной пол, выполненный в 3D рисунке тропического острова и частью моря с морскими обитателями, приятно согревал слегка подмёрзшие ступни. Время на полноценный душ нет, иначе кофе остынет, а хуже, чем сладкий кофе, может быть только остывший кофе.       Заколов длинные пряди в незамысловатый пучок и сняв халат с трусиками, девушка зашла в застеклённую душевую, включив тёплую воду. С ней рядом могло бы сейчас поместиться ещё десяток её же самой. В доме всё был сделано с размахом, на широкую ногу, но вместо уюта это придало чувство пустоты и ненадобности. Она словно болталась в этом пространстве и билась о стенки, выискивая свой уголок в родном доме, но в нём по-прежнему было тихо. Капли стекали по телу и звонко разбивались о пол.       Сложно оставаться одной, даже страшно, и дружба с Хосоком была основана на этом страхе. Он просто был тем, кто всегда рядом, а ей большего и не надо было. Иногда казалось, что Суён сама за ним бегает, как увязавшийся хвостик. Привязывает его к себе тросом и не спускает глаз, желая, чтобы он был только её другом. Эгоистическая замашка для дружбы. Понимает. Но что не начнёшь испытывать из-за чувства одиночества.       Почти пять лет назад господин Чон объявил, что ему будет спокойнее, если дочь окажется под надлежащей охраной, и он сам лично позаботился о кандидате. Сомнений нет, отец умел выбирать себе людей. Но фактически мужчина откровенно туже сдавил удавку на шее дочери, окончательно лишая кислорода. Хосок не улыбнулся в день их представления. «Машина», — так она назвала его. Запрограммированный человек и совершенно бездушный, так считала Су. Пара официальных фраз был их максимум в день. Она не знала, что было у него внутри, когда следовал за ней и смотрел со спины, просто молча шёл и всё. Да ей было всё равно, хотя и отметила для себя, что он привлекателен и вежлив по складу характера, когда пару раз заставала его за обращением с прислугой. И чудесная улыбка, которую так же приметила украдкой, когда мужчина разговаривал по телефону.       Она игнорировала его, пока Хосок не обронил фразу: «Вы самая грустная девушка, которую я встречал». Удивительно, насколько чёткое было попадание. Конечно, тогда девушка усмехнулась: «И много ли ты таких девушек встречал?» Она смеялась над ним, как откровенная стерва, конченная сука, ведь так учила её мать. Надменный смех — лучшая защита не показать человеку уязвимость. Никто не должен знать больные точки, чтобы не было рычагов с душой. Нажми и поддался. Только не с ними. Это их семьи давят и задавливают. И Суён не должна поддаваться. Да что он знает о ней? А оказалось, он подмечал. Замечал то, что другим было вовсе неинтересно. Простой человек попытался её понять.       У неё никогда не было друзей. Дворецкий — дядюшка Ли — скорее был наставником. Он мудрый дедушка, которого приятно слушать, как родного дедушку, рассказывающего свои удивительные истории внукам. Его советы всегда были в нужный момент, а слова обладали целительным эффектом в самый отчаянный момент. Самыми близкими считались трое оболтусов. Один был несносный братец; второй своеобразный мальчишка со своими явно обкуренными тараканами в голове; а третий просто-напросто отравлял её сердце всем, чем только можно, от кончиков пальцев до мягкого тембра голоса.       Хосок её самый близкий друг, которого она боится потерять.       Суён выключила воду. Не стала вытираться, просто накинула длинный, до самых щиколоток, махровый белый халат, потуже затянула пояс и, распустив волосы, вышла обратно в комнату. Передние прядки на висках и кончиках волос подмокли. Су встряхнула их, оставив высыхать естественным путем, но тут же опешила. Девушка замерла, её глаза округлились от удивления, потому что совершенно не ожидала увидеть Чимина на своей постели. Последняя их встреча была не самой лучшей. Практически самой худшей, с почти утерянной надеждой. Дав себе слово видеться с ним меньше, избегать, разорвать общение, и что в итоге — Пак вальяжно проминает матрас в её комнате. Спасибо, хоть ботинки оставил свисать с краю кровати.       Хосок прожигал взглядом незваного гостя с наглой ухмылочкой. Непрошибаемый и чрезмерно уверенный в себе тип.       — Простите. Я ему сказал, что вы заняты, — как по приказу, отчитался за свою опрометчивость охранник. Он бы с радостью швырнул его за пределы комнаты, но не имеет таких полномочий. Конечно, Су может ему приказать, но она этого не сделает. А жаль.       — Ничего, всё в порядке. — Су обошла кровать и взяла в руки кружку с кофе, делая глоток. Если Чимин хотел её обескуражить, то не выйдет. — Чего тебе? — не глядя в его сторону, бросила наглецу.       — А ты миленькая без косметики, — Чимин закинул руки за голову, продолжая валяться на подушках. Наволочки приятно пахли чем-то знакомым, кажется, это лаванда.       Суён захотелось придушить его этими чёртовыми подушками, как свидетеля. А ещё из-за поглотившего стыда. Кажется, она побледнела, и если бы не умела держать себя, то мигом бы вылетела из комнаты без оглядки. Да она же НИКОГДА не появлялась перед ним без накрашенных ресниц, губ. Да она всегда была в образе, а сейчас буквально застали врасплох. Сглотнув, она приняла самый непринуждённый вид, сделав ещё глоток кофе. Он почти уже остыл.       — Если ты к Чонгуку, то его нет, — Су намеренно игнорирует его подвид комплимента.       — А если я к тебе?       — Мне-то ты можешь по ушам не ездить, — нахмурилась Су, разворачивая к нему голову и встречаясь с его взглядом. Зря это она сделала. Он смотрел безотрывно и с мягкой улыбкой, так что сердце мгновенно принималось трепетать и тянуться к предмету вожделения. Хочется прильнуть к нему рядом, уложить голову на плечо и ощутить, как приобнимет, плотнее прижимая к себе. Дурацкие несбыточные мечты, терзающие душу. К чему они лезут в голову роем назойливых мух? Да просто. Чтобы стало ещё хуже. — Когда в последний раз ты приезжал ко мне? Дай-ка подумать, — иронично выдержала паузу, — никогда.       — Поговорим? — молодой человек присел, но взгляда не отводил.       Су опустила чашку на поднос и скрестила руки на груди.       — Говори.       Чимин покосился на Хосока. При нём он говорить не собирается. Не его дело, да и подбешивает эта Суёновская «подружка».       — Я подожду снаружи, — Хосок далеко не дурак. Су никогда его не выгонит сама, а стоять и слушать избалованного юношу, только раздражать нервную систему. — Если что, я рядом, — предостерёг Хосок, прежде чем закрыть двери за собой.       Чимин усмехнулся, понимая, что последнее обращение было не для Суён, а предупреждение для него. Поднявшись на ноги, он ступил к девушке. Встал напротив, откровенно разглядывая её лицо, окончательно вводя сестру друга в неловкость, но держится она стойко. Ей не нужно столько косметики, чтобы указывать на красоту — Суён красива от природы. Едва ли не чёрные глаза с прямым взглядом и живым блеском светились ярко, лёгкий румянец на щеках указывал на её свежесть и молодость, а губы имели естественный персиковый оттенок. Почему-то сейчас особенно захотелось огладить их подушечкой пальца, чуть оттягивая нижнюю губу. Такую Суён хочется обнять и оставить ласковый поцелуй в лоб, висок, спуститься чуть ниже и прильнуть губами к милому румянцу. В этом халатике с естественной красотой она казалась домашней и до безобразия прекрасной. Понимая, как нагло пялится на её губы, он схватил кружку с кофе и сделал глоток, облизнув уголок губ от остатка сливок.       Су выжидающе наблюдала за ним, удерживая позу, потому что так ей проще усмирять себя, иначе наплевав на всё, схватила бы и сама слизала эти сладкие остатки. Чёрт, у неё же ничего нет под халатом. Не успела ещё уйти в гардеробную, как он сбил с толку. Холодок от моментально вспыхнувшего жара стал особо тщательно ощущаться на обнажённом теле. Скоро станет трясти от напряжения рядом с ним.       — Ну, — не выдержав, напомнила она.       Чимин бегло осмотрел комнату. Он действительно приехал к Чону, но на обратном пути понял, что не может пройти мимо её комнаты. Даже не знал, о чём толком с ней поговорить, просто захотел увидеть. Вот и все объяснение. Непонятное, но какое уж есть. В последний раз он был в её комнате, когда малышке Су было восемнадцать и над её столом висело пару плакатов каких-то айдолов и атмосфера была более девчачьей. Сейчас всё было лаконично, светлое, более соответствующее девушке. А вместо постеров висят полки с книгами. Насколько помнит, Су всегда была книжным маньяком. Чонгук до сих пор подшучивал по этому поводу, а Чимину всегда казалось, что во время чтения девушка становилась романтичной, тихой и спокойной. Она покачивалась на своих качелях фантазии, хрупкая и воздушная, пряча свои коготки, стирая колючки и испаряя яд на остром язычке. Она становилась той девчушкой, которая когда-то доверчиво впервые вложила свою вспотевшую от волнения ладонь в его руку.       — Ты ведь обижена на меня.       — Мне есть, на что держать обиду?       — Су, я ведь тебя знаю. Твоя складка на лбу до сих пор не расправилась, а под твоим взглядом я давно уже сожжён заживо, — улыбнулся Чимин.       — Чимин, мы уже давно не дети, чтобы ходить и обижаться друг на друга по пустякам.       — Не дети. Но человека можно обидеть в любом возрасте. Тем более, мужчина всегда должен думать о чувствах девушки. Вы намного сильнее нас и, тем не менее, мы должны беречь вас, иначе нам не выжить без прекрасного пола.       — Думать о наших чувствах? — усмехнулась Суён. — И это мне говорит тот, что играет на чувствах девушек. Тот, кого волнует лишь одно конкретное место, куда можно всунуть.       — Ая-яй, малышка, что за грубые слова из такого прекрасного ротика? — Су только покривила губы. — Я не утверждаю, что идеален…       — Совершенно не идеален.       «Вот язва», — посмеялся он про себя.       — Конечно, меня волнует местечко между ног. И ещё кое-какие интересные отверстия, — Су окончательно скривилась, как будто прямо перед её носом размахивали поношенными трусами. — Ну, а что? Это естественно и совершенно нормально. Но я не говорю обо всех девушках на свете. Жаль, что некоторые, не понимая свою цену, сами же себя обесценивают, отшвыривая гордость, как мусор. Проще же притворяться дурочками. С дурочками проще, они получают больше внимания, хоть и дешёвого, потому что их не надо уламывать. Пара букетиков, побрякушек, и они на седьмом небе от счастья, готовы благодарить во всех позах. Парни ведутся лишь по доступности товара. И пока им так проще, они будут пользоваться услугами «под рукой», — от представившейся мерзости, сколько девушек ему даются с лёгкостью и даже за раз, Су отвела взгляд к широкому окну. Это мерзко и больно представлять. Чимин коснулся её влажных прядей и аккуратно заправил за ухо и странным порывом пальцами огладил длинную шею, едва доведя до ключиц, отнимая руку как раз вовремя. Мурашки пробежались ровной дорожкой от прикосновений, вынудив девушку нервно вдохнуть, унимая дрожь в теле. Он редко прикасается к ней, но каждое кроткое касание будоражит сознание, взрывая внутри яркие фейерверки эмоций. — Я же говорю о тебе, Су. Ты всегда была особенной для каждого из нас. С тобой интересно разговаривать, а не думать, как бы поскорее заткнуть и хорошенько вдуть, — губы девушки поджались. — Ты знаешь себе цену, потому что не имеешь её. Тебя надо заслужить.       Внутри Суён происходит переворот. Голова кружит. Зачем он пришел? Зачем говорит это всё ей? Каждое ласковое слово больно бьёт по сердцу, а сил держаться мало. Хочется реветь и прижаться к нему, вдохнуть его запах и просто раствориться целиком в объятиях. Зачем он мучает её, каждый раз нанося рану глубже другой? Бьёт хлыстом по душе, чтобы её немой крик разносился безмолвной нескончаемой печалью.       Чимин всегда умел красиво говорить. Пленил завораживающим тембром, связывая по рукам и ногам в безвыходной ловушке. Либо отдаёшь ему всю себя целиком, либо… а другого и не дано. Иногда кажется, что влюбившись в него один раз, разлюбить не выйдет, как бы не старался. Вот и Суён нервно трясётся. Ведь дала же себе слово, а он буквально заново заполняет верой. Снова тянет к себе. Только бы не вестись на сладкие речи. Нет, надо взять себя в руки.       — Разве это что-то дает? Что это меняет? Мне полагаются бонусы? Это ты кричал, что мы испорчены, а сейчас утверждаешь, что меня — такую же испорченную — надо заслужить. Это ты говоришь о цене людей. Ты сам утверждал, что вам в кайф такая жизнь, — слова выплёскивались сами собой, как прорвавший больной нарыв. — Да ты сам запутался в себе. Не знаешь уже, что правильно, а что нет, — она резко выдохнула. — Просто зачем ты приехал? — с укором вонзила в него острым взглядом.       Чимин склонил голову, провёл ладонью по шее и сложил руки в карманы джинсов.       — Ты права. Вот такая я пустышка, а ты у нас драгоценная малышка. А что ты хочешь от нас? Чтобы мы изменились по щелчку пальца? Стали праведными и несли добро в мир? А надо ли миру наше добро? Не думала? Люди всегда соответствуют миру, Су! Оглядись ты уже вокруг, — он достал руки и раскинул в стороны, указывая на весь земной шар целиком. — Мы живём в настоящем, а не в мире, как пишут в твоих книжках, — хоть и считал её воздушной во время чтения, сейчас хотелось хорошенечко приложить Суён к асфальту реальности. А ведь даже не знает толком, на что злится, но внутри вскипает желчь. Почему? Просто за то, что она швырнула в него его же словами? Или это связано, с каким взглядом она осмотрела его? Словно перед ней самый мерзкий тип. Что это в её взгляде? Ненависть? Хотя, пускай она ненавидит. Пускай её будет тошнить от него. Пускай не приближается. Потому что эта тяга к ней преследует его повсюду. Но этой тяги не должно быть. Она давно не девочка, к которой относишься как к сестре. Она сестра лучшего друга! Она малышка Су. Да, она важна каждому из них, но его личная важность к ней стала разрушающе расти, и он не хочет это признавать. Заглушает в себе порывы. Сплёвывает остатки, лишь бы не вляпаться в необъяснимые чувства. Чувств нет! И не будет! Чтоб тебя, стоит перед ним в халате и не накрашенная, не расчёсанная, до одури привлекательная. Чуть оттяни запах махрового халата, можно припасть к ее ключицам, оставить дорожку поцелуев на плече и огладить мягкую бархатную кожу, жадно вбирая её запах без примесей духов. Он сходит с ума, однозначно. — Люди давно утеряли свою духовность, а ты так легковерно цепляешься за то, чего нет. Не будь так наивна.       — Это не наивность, Чимин. Просто я до последнего пытаюсь разглядеть в вас хоть что-то человеческое.       — И как? Разглядела?       — С каждой попыткой разочаровываюсь всё больше, — выплюнула ему в лицо, смело задирая подбородок, не оставляя шанса усомниться в её словах.       Пак прищурился.       — Даже не сомневаюсь, — резко прохрипел сквозь зубы. — Разочарование — это основополагающий фундамент жизни. Добро пожаловать в реальность, Суён, — Чимин развернулся и быстро покинул её комнату. Внутри него кипит злость, и она вырывается наружу, прожигая внутренности. Девчонка умела подбирать короткие, но действенные фразы, чтобы вывести его из себя. Слишком привык держать себя в руках, но с Су это катастрофа для уравновешенности.       «Зашибись извинился», — промотал молодой человек в своей голове, прошагав мимо охранника.       Суён поняла, как дрожат её руки, когда взяла кофе. Пальцы плохо слушались, неуверенно удерживая кружку. Внутри всё ещё пылает яростью обиды. Даже приступ тошноты подступает к горлу от возмущения. Лучше бы и вовсе не заходил. В последние дни стычки их становятся всё грубее, каждый старается максимально задеть, обидеть. Сплошное ребячество. Как же гадко на душе. Младшая Чон глубоко вздохнула и выдохнула, подойдя к балконной двери, ведущую на небольшую, но просторную мансарду. Вышла на прохладу, чтобы остудиться. Нахождение с Чимином — это расщепление на атомы эмоций, в которых путаешься и не можешь собрать и выбрать скомпенсированный баланс. Придушить? Поцеловать? Хорошенечко врезать? Приласкать? Сделать больно? Или любить до одури в сердце?       Не хочет любить. Хоть топай ножкой или бейся головой об пол, а что толку? Сделать установку разуму ещё не значит договориться с сердцем.       Где-то внизу, около дома хлопнула дверца машины.       — Чимин? Ну, посмотрите, как с каждым годом всё больше красавцем становится, — прозвучал высокий и тонкий женский голос. Он был весьма певуч и протяжен, выдавая склонности к отличному слуху. Когда-то женщина претендовала на звание оперной певицы, но связки подорваны без должных тренировок. — Уже уходишь? — молодой человек что-то отвечал ей, но Су было практически не слышно. — Как жаль, но обязательно заезжай к нам в гости, — сладко прощебетала обладательница голоса.       Цокот каблуков громко разнёсся поступью по каменной плитке в сторону дома.       Лёгкие Суён скрутило от нехватки воздуха, а кружка едва не выпала из рук, расплескав по руке остывший кофе.       Госпожа Хан вернулась.