***
— Ты почти готова уже. Замечательно. Госпожа Хан бесцеремонно ворвалась в комнату дочери. Её не заботило, могла ли быть Суён занята или просто оказаться не к месту и не вовремя. Это очередное заявление, кто является хозяйкой в доме и по сути в жизни своих детей. В руках женщина удерживала пригласительные на благотворительный вечер, присланные, как и обещалось, матерью Чимина. Их можно было сразу узнать по дорогой глянцевой плотной бумаге с золотистыми буквами. Сама же Хан Лин уже была при полном параде. В строгом, но ярко-алом платье и лаконичной причёской убранных прядей в пучок, открывая шею, на которой висело грузное золотое колье. Комплектованные сережки свисали с ушей и сверкали, отражая свет люстры при каждом движении. Словно она собралась не на благотворительный вечер, а на показ мод осенней коллекции Ива Сен-Лорана. Суён пронаблюдала за матерью в отражении зеркала, затем обернулась к девушке-стилисту, заметно замешкавшейся в своих действиях: — Вы можете быть свободны. Спасибо. Её устраивала вышедшая причёска — голливудские локоны аккуратно обрамляли лицо и подчёркивали общий образ. Особенно Суён нравилось сочетание образа с растушёванными стрелками на глазах. Как бы часто ей не сообщали и не одаривали комплиментами, она редко оказывалась удовлетворена собственной внешностью, поддаваясь внутренним комплексам. Гнаться за комплиментами глупое и бездарное занятие, когда собственная самооценка не укреплена должным образом. Девушка-стилист мягко улыбнулась, поклонилась и покинула комнату, а Суён мгновенно напряглась, оставшись с матерью наедине, но старалась вести себя непринуждённо, делая вид поиска нужного оттенка помады среди разложенной косметики на столе. — Очень неплохо, — женщина наклонилась к плечу сидящей Суён и, прищурившись, оценила внешний вид. — Только знаешь, чего не хватает? — прихватив тюбик со стола, госпожа Хан открутила крышечку морковного цвета блеска и прошлась кисточкой по губам девушки. — Ты должна быть сегодня неотразимой, — расплылась в довольной улыбке мать, чувствуя приятный контроль над всеми ситуациями, — надо же загладить твой промах перед господином Юном. Моментальное ощущение реалити повисло в воздухе. Суён незаметно напряжённо сглотнула, пока мама приобняла её за плечи и, прихватив отложенные пригласительные, удалилась, характерно для её походки громко цокая каблуками. Мать умела бросить упрёк, сверкая белоснежной улыбкой, и обнять, оставив после лишь холод, и никогда не позволит забыть о проступке, упрямо впечатывая его в совесть, буквально на лбу выцарапывая клеймо, где её место. Это не пожелание отличного вечера, а очередное напоминание о пристальном надзоре. Что конкретно на этот раз требует мать, неизвестно, а ковыряться в её мыслях не оказалось ни желания, ни сил. Ей не привыкать выплёвывать гордость как ненужный компонент. Схватив салфетку, Су обмакнула ею губы, стирая морковную пошлость, совершенно не сочетавшуюся с образом. Но, скорее, больше хотелось стереть вторжение в личное пространство родного, но такого до дикости чужого человека. Мелкие ворсинки салфетки неприятно прилипали к блеску, но желание избавиться от цвета оказалось сильнее, и когда последняя салфетка была брошена на туалетный столик, Су посмотрела на себя в зеркало. Губы чуть припухли от чрезмерных стараний, взгляд моментально померк, словно в очередной раз последние силы высосали из её тела. По-моему, это делают все, кому не лень, найдя в ней источник. Не лучший вид для мероприятия — несмотря на даже на выровненный тон лица тональным кремом и выразительный макияж — на которое и так идти не хочется, но обязана присутствовать. Двери комнаты снова распахнулись. В этот раз Су обернулась, обеспокоившись, что мама вернулась, но на пороге стоял отец. Мягко приподняв уголки губ, он спросил: — Я войду? — Конечно, — облегчённо выдохнула Суён. Мужчина прикрыл двери и подошёл ближе, разглядывая дочь. Особой разговорчивостью господин Чон никогда не отличался. Даже на переговорах он был слишком краток и произносил утвердительно фразы чётко по делу. Изредка позволял себе улыбаться партнёрам в моменты, когда «продавал» дочь, и после в полном молчании заглядывал ей в глаза, стараясь таким образом извиниться. Не сразу, но Суён научилась принимать молчание отца. Лишь по его глазам она могла прочитать чуточку больше. Когда он извинялся, он слегка прищуривался, собирая мелкие морщинки у внешних уголков глаз, вздыхал, а в конце едва заметно приподнимал в полуулыбке левый край тонких губ. Но извинения нужны для успокоения мужской совести, не для Су. Для Су лишь осталась обыденность принимать их как должное. Это не несёт покоя на душе и надежду освободиться от кандалов обязанностей, возложивших на плечи всем грузом. — Прекрасно выглядишь, — тихо сообщил господин Чон. — Спасибо, — в тон отозвалась она. — Ты не видела маму? — Она недавно вышла от меня. — Следовало догадаться, — многозначительно усмехнулся отец, встречаясь взглядом с дочерью. — Что же, не буду мешать твоим сборам, — его рука легла на её макушку, мягко огладив по волосам. Как бы Суён не хотела, но выдавить даже слабую улыбку не смогла. Она просто молча смотрела на отца. Его лицо, затронутое возрастом, было спокойно. Чёрные волосы с редкой благородной проседью стильно уложены. Они с Чонгуком больше похожи на него, нежели на мать. Или это она просто хотела так думать. С данной мыслью проще примириться. Как бы не боролся с собой, но человек больше тянется к тому, кто большей частью добр к тебе. Хоть доброта и построена на выгоде компании. Госпоже Хан можно отдать должное лишь в прямолинейности своих отношений и решений, но когда господин Чон приправляет те же намерения вниманием к детям, даря поощрение в улыбке или лёгкому подбадривающему касанию, как сейчас, его легче прощать. Но до конца глубоко ранившая обида навсегда осталась в сердце, что искупить довольно сложно. Да никто и не пытался, на самом деле. Так уж тут заложено ещё предками. Суён развернулась на стуле, наблюдая, как отец покидал её комнату. Взявшись за ручку, мужчина обернулся: — Я хотел вот что ещё тебе сказать, Суён: не думай на этом вечере ни о чём, просто отдохни. Внимание мамы я возьму на себя. Когда девичьи глаза широко распахнулись, двери за ним захлопнулись. Значит ли это, что вечером родительский надзор ослабит хватку с шеи? Что она и правда может расслабиться? Но что скажет на это мать? Но отец обнадёжил, хотя полной уверенности в этом нет. Не аукнется ли это в дальнейшем? Вот что важно. Медленно развернувшись обратно, теперь в глазах читался испуг. Даже стало смешно, насколько она чувствует себя загнанным зверем не смеющим перечить. Дрессированным зверьком в руках алчных родителей. Жалкая… Какая она жалкая трусиха… Опустив взгляд на бежевый оттенок помады, она поднесла её к губам, растягивая по ним цвет. Если бы ей действительно дали волю, то разрешили бы остаться дома, а не придерживали бы поблизости. На всякий случай… От одного контраста проскальзывающих эмоций вполне может разболеться голова. Понадобилось пять глубоких вдохов и выдохов, чтобы немного прийти в себя и взять себя в руки. Двери комнаты снова распахнулись. Плотно сжав губы и нахмурившись, Суён обернулась. Ну, кто на этот раз? А заметив Чонгука, пробурчала себе под нос: — Не комната, а проходной двор. — Вечер ещё не начался, а она уже ворчит, — подошёл к ней Чон. — У меня много источников хренового настроения. Поделиться? — На это раз, пожалуй, откажусь, но возьму на заметку, когда мои закончатся, — усмехнулся Чонгук и, прямо как недавно мать, склонился к ней, посмотрев на неё в отражении. — И что это за красота в зеркале такая? А-а, так это же я, — сверкнул улыбкой Чон, бахвально изогнул бровь. Только в отличие от матери, с Чонгуком ей легко и плечи расслабляются. Улыбка сама вызвалась поддаваясь обаянию брата. Периодами он всё ещё тот же мальчишка-хулиган, любивший задирать сестру и смеявшийся над её обижено раздувшимися щеками. Да, с Чоном легко и спокойнее, поэтому ей хочется, чтобы он был рядом, как щит от сборища непереносимых циников с кривыми лживыми улыбками этим вечером. — Вот так-то лучше, — весело произнёс он. — Я бы тебя с удовольствием сопроводил, но сейчас убегаю, — Чон распрямился. — Куда ты? — удивлённо посмотрела на него Су. — Мне надо заехать ещё кое за кем. — И за кем же? — теперь нахмурилась Суён, чувствуя подвох в его наигранной загадочности. — Это будет сюрприз, — игриво протягивая слова, направился к выходу старший. Это будет просто вечер сюрпризов. Проблема только в том, что не все их любят.***
Машина тихо припарковалась возле подъезда, проигнорировав дорожные знаки, когда улицы покрылись активным вечером. Многие торопились после работы поскорее попасть домой. Школьники тащили сумки на плечах, задержавшись на дополнительных занятиях. Пожилые люди выползали из своих квартирок размять ноги себе и своим питомцам опустошить мочевые пузыри. Все они мельтешили в свете фонарей, то освещаясь жёлтым отливом ламп, то утопая в полумраке, чтобы вновь выплыть под очередным прожектором. Но каждый незнакомец не нёс абсолютно никого смысла, став обычной декорацией города. И это становится слишком очевидным, когда увлечённого человека интересует определённая цель. Свет в её комнате горел, хотя окна задёрнуты шторой из плотной ткани. Чонгук медленно вышел из салона и поправил чёрный пиджак. Он не шибко любит все эти официальные костюмы, кажущиеся абсолютно неудобными и сковывающими движения. Прокрутив в руке смартфон, он решает отбросить его на сиденье и захлопывает дверцу. В этот раз не станет звонить, а нанесёт личный визит. Чем вызвано данное решение, Чонгук не знает, но поддаётся данной идее явиться к двери квартиры. Возможно, хотел удивить и показаться непредсказуемым. А возможно, хотелось ещё раз запечатлеть растерянность в глазах девушки. На удивление, она ей как нельзя кстати идёт. А это большая редкость, которую он смог оценить. На проходе в подъезд он едва не натолкнулся на выходящую женщину с ребёнком. Вспомнив о малом знаке приличия, Чон решает, так уж быть, побыть сегодня джентльменам, придержав двери, выпуская их. Женщина смущённо поблагодарила, а девочка лет шести, крепко удерживающая мать за руку, откровенно любопытно рассматривала его и, чуть одёрнув руку матери, довольно громка спросила: — Мам, а это настоящий принц, да? Чонгук самодовольно усмехнулся, заметив, как женщина плотнее обхватила маленькую ладошку, быстрее повела малышку по улице, что-то нашёптывая ей, склоняясь к детскому ушку. Дети обладают своеобразным очарованием, говоря откровенные вещи и, пожалуй, они единственные, кому стоить верить. Их помыслы ещё чисты и невинны. Они искренни в своей откровенности даже перед незнакомым человеком. Взрослые слишком давно увязли во лжи, давно уродуя профанацией всё, до чего доберутся. Детский комплимент едва затронул его сердце, чтобы умилиться. Внутренний его нарциссизм уже обладал избалованной ценой. Единственное, что его зацепило однажды, это как раз брошенная фраза девушки, к которой он спешит. Она отрицала их свидание, при этом так чутко и осторожно, словно боясь задеть его чувства, которых и в помине нет — но ведь она не знает об этом. Зато заранее заботится о них. И это, на удивление, не было оскорблением или задетым самолюбием, но вызвало любопытство. Действительно любопытство, давно утерянное к женскому полу, ограничившееся на одном уровне постельных утех. Насколько наивность покрывает её нетронутое сердце и насколько громко она способно надломиться в своей несознательности? Узкие коридоры плохо освещались лампами. Чон брезгливо морщит нос от специфического непривычного запаха общественного проживания. Он никогда не был в подобных домах, его смущало абсолютно всё: от грязных поручней до потрескавшейся штукатурки на потолках и облупившейся краски на стенах. От мыслей, как здесь вообще может кто-то жить, его отвлекли голоса площадкой выше. — Здесь оплата за два месяца, а вы должны мне ещё за один, — высокий голос женщины звонко отражался от стен лестничной площадки. — Я… мы обязательно всё вернём, госпожа Мин, — второй голос, полный сожаления, был ему уже знаком. — Вы нагло пользуетесь моей добротой, девочка. Но так уж и быть, я даю вам отсрочку, — послышался шероховатый шаг женских сапог. По-видимому, женщина собиралась уходить. Ещё немного и Чонгук увидит, кому принадлежал первый голос. — Учтите, если бы вы мне не нравились, то давно бы себе уже искали другую квартиру, — решила завершить диалог незнакомка, широким жестом на показ, бросив свою красивую доброту, прикрывая ею истинный упрёк в адрес молодой девушки. — Мы ценим вашу доброту. Спасибо. Женщина лишь хмыкнула и принялась спускаться. Пересекнув один лестничный пролет, она бросила взгляд на Чонгука, поднимавшегося в это время противоположным путем. Её заинтересованный взгляд остановился на нём, осматривая или, скорее, откровенно пялясь на его лицо. В нём не возникло даже желания поздороваться, поэтому Чонгук равнодушно прошёл мимо, ещё ощущая её заискивающие глазёнки на частях тела. Его лишь начало грызть разочарование в том, что из-за дамочки в возрасте сорвалось эффектное неожиданное появление и теперь не будет должного эффекта. В ещё не закрытых дверях он застал опечаленную Минсо, погрузившуюся в собственные мысли. Она ногтем ковыряла ручку, пытаясь содрать лаковое покрытие с поверхности, а второй рукой сжимала ткань, как успел оценить Чон, вполне симпатичного вечернего платья. Минсо вздрогнула, словно очнувшись, заметив его краем глаза, и щёки её залил густой румянец, а глаза бегло забегали по стенам, лишь бы не встречаться с ним напрямую. — Ты всё слышал? — вместо приветствия поинтересовалась она. — Обычно я не слышу того, что меня не касается, — заверил её Чон, остановившись перед ней. Минсо поджала губы, пытаясь улыбнуться, но не вышло. Такого стыда она не испытывал уже давно. Хотя Чонгуку и не понять её проблем. Зато реальная граница разных жизней остро чувствуется между ней и тройкой. И как бы она не хотела сгореть от стыда или провалиться под землю, сейчас Чонгук стоит перед ней и явно ожидает каких-то действий. Он приехал за ней. Хотя желание куда-либо ехать резко отпало, загрузившись реальными проблемами. Ведь она напрочь не понимала, почему Ван не сообщил ей о задолженности по квартире. Вместе они могли бы найти решение. Она могла бы взять больше смен в цветочном, чтобы помочь оплатить долг. Всегда же есть выход. Но брат наглухо забивает круглый болт на эту проблему, не желая или забывая посвятить её в их существование. Ей хочется остаться дома, чтобы подумать об этом хорошенько. — Чонгук, я думаю, сейчас не лучшее время, чтобы мне ехать с тобой. — Ты почти готова, не жалко, если столько стараний пропадет? От всех проблем не убежать, но порой стоит делать кратковременные забеги, чтобы просто хотя бы освежиться. Наконец её глаза поднялись на него. Стыдливый румянец ещё пылал. Но обеспокоенность сменилась на задумчивость. — Я не силен в психологических штуках, но по мне, один вечер не даст ответов, но это всяко лучше, чем сидеть в четырех стенах и загружать голову. Разве от этого кому-то станет легче? Или моментально найдутся ответы? Если не позволять себе расслабиться, можно стухнуть, так не научившись дышать. Пять минут назад меня назвали принцем, так может, это неспроста? Может, моё предназначение этим вечером спасти принцессу из заточения и увести на бал, пока не пробьёт полночь? — его губы мягко тронула улыбка. — Я не буду обещать безудержного веселья в кругу снобов, но думаю, всё будет не так уж и плохо, — он протянул ей руку с раскрытой ладонью. — Доверишься мне сегодня? Девичьи пальцы едва дрогнули в нерешительности. Безопасно ли доверять ему, она не знает, но было слишком поздно — мужские крепкие пальцы уверенно уже сжали её вложенную ладонь.