Dirty Diana

      Полустёртые многими ногами ступени были будто бы бесконечными, нескончаемыми. Шаг за шагом. Всё ближе к квартире. Всё ближе к так называемому уюту. Да чего уж тут обманывать, никакого уюта Чонгук от своей семьи уже не испытывал. Всё претило. Всё вызывало ёбаную ненависть.       Только-только поднималось солнце, скользя по асфальту красивыми бликами отскочивших от стёкол лучей. Чон носился сначала в клубе, прямо как эти самые лучи, потом вышел на гонку вместе со своей малышкой. Тэхён с сожалением смотрел на парня и предлагал ему покемарить хотя бы парочку минут, но Чон просто попросил открыть ворота.       — Вот дебил, — смотря вслед Чонгуку, сказал Ким. Слишком хорошо он знал парня, чтобы говорить, что он поступал правильно, а не раз за разом убивал организм, меняя режим сна, меняя всё в своей жизни кверху ногами. Не всегда перемены — это хорошо.       И сейчас Чонгук был с ним согласен. Лучше бы не пошёл на заезд. Пофиг на выигрыш и эти чёртовы провонявшие неизвестно чем деньги, да и пофиг на запах, ведь деньги не пахнут, мог бы и здоровье поберечь. Но такое ощущение, что Чон Чонгук давно болт положил на собственное здоровье и просто добывал деньги. Каждый выживал, как мог, порой чем-либо жертвуя.       В данном случае — здоровьем, которое всё же не долговечно.       Хёнгу тихо сидела на кухне, подперев крошечными ручками пухлые щёки. В такое раннее время маленький ребёнок должен спать, и Чонгук взял сонную, ещё толком не проснувшуюся девочку на руки и отнёс в свою комнату. Положил её на кровать, а сам уселся в кресло, вытягивая ноги. Глаза слипались. Хотелось быть в другом мире, подальше от всего этого дерьма.       В клубе была знатная нервотрёпка, связанная с наркотиками. Трясли буквально всех работников, особенно досталось новеньким. Губы Мэри, нежной девочки, дрожали, когда Хосок кричал на неё, а потом потребовал её сумку. Но ничего у неё не нашли: ни пакетиков, ни склянок, только косметичка с карандашами для глаз и помадами да телефон с ключами и бумажник. Люси громко негодовала по поводу всего и грозилась отстрелить тем наркобаронам яйца, чтобы они не лезли в такие прелестные заведения. Миён и Даяну никто не видел, по словам Хона, они, как оклемались, уехали по домам. Но Чонгук не сомневался: и их вытрясут.       — Даяна — любимица Хосока. У них будет совершенно другой разговор, — Хон смеялся, будто говорил о какой-то шутке, а не рассказывал про особое положение девушки в клубе. От этого становилось дурно, ведь кумовство Чонгука никогда не прельщало. Даже в гонках не принимали такие уж слишком грязные приёмы. — Ты ведь знаешь, что это он её сюда устроил, поближе к себе?       Хон сплетничал, как какая-то девушка, протирая бокалы и собирая плату за напитки от посетительниц, которые повелись на его глаза, полные искренней любви. По крайней мере, они считали Хона именно таким — любвеобильным и открытым со всеми. Но по-настоящему он был открытым пока что лишь с Чонгуком, но ему от этого становилось неловко. Чон понимал — бармен всё знал и всё видел, у него явно не только способность знать все заказы клиентов наперёд. Чонгук в основном слушал, изредка кивал, а сам думал, как бы закончить смену и уйти. Клуб давил на него; хотелось выйти и продышаться, выветрить из своего сознания пары невыпитого алкоголя и нескуренных сигарет. Всё это душило, рвало грудную клетку, казалось, ещё минута нахождения здесь, и на него выльется всё дерьмо, глубоко погрязшее в этом клубе. За красивой обложкой, красивыми танцовщицами и помещениями не всегда скрывалась та же самая красота. Здесь, в клубе «Sakura blossom», собиралась вся грязь, желающая запятнать как можно больше пространства.       В красивом пространстве тонна мразей.       — Чонгук, — Хёнгу подала голос пару часов спустя, когда парень заснул в кресле. Всё тело ломило, будто выгрызалось изнутри, каждое движение приносило боль ноющим костям, которые казались вывихнутыми. Чуть двинешься — рёбра вылезут наружу и будут царапать младшую сестру, которая подошла слишком близко, — иди поспи.       — Я поспал, всё хорошо, — но парня била мелкая дрожь, с которой он не мог справиться. Больно. Невыносимо больно. Ничего, не привыкать, скоро придёт в норму. — Иди лучше.       Девочка послушно кивнула, поцеловала брата в щёку и ушла за дверь, сонно, совсем по-детски потирая глазки. Чонгук сделал усилие над собой и поднялся на ноги, затем дойдя до кровати. Спать не хотелось, но ломило спину. Глаза слипались, но не от недостатка сна. Чону бы сейчас уйти вон из квартиры, пока отец не проснулся и не учуял запах сигарет и алкоголя, но он не мог и шагу сделать за пределы комнаты. Где-то внутри головы мозг будто шатался, как пьяный, не хотел думать.       Затрезвонил мобильник; Чонгук посмотрел на время, еле поняв, что сейчас десять часов утра, а звонил ему Мин Юнги впервые за долгое время. Слишком долгое время не встречались, даже не созванивались. И сейчас с болящей головой, с телом, которое будто неравномерно сложили из кирпичиков лего, Чонгук ответил на входящий звонок хриплым, полусонным голосом.       — Да?       — Дело есть, поможешь со своей тачкой?

* * *

      Руки сводило от боли. Такое иногда бывало после сна, когда неудачно подложишь руку под голову, а потом она немела, да так, что её не чувствуешь. То же самое было и с ЧиХо. Ей будто ампутировали руки по локоть, заставили стонать от боли. Но всё же эта боль и рядом не стояла с тем, что произошло ночью.       Девушка не сомневалась (или всё же сомневалась?) — Миён явно сидела у себя дома и пила вермут бутылками. Возможно, на следующую смену она не придёт из-за слишком сильного опьянения, а может, придёт, но работать на сцене не будет — тихо уйдёт в гримёрную и будет сидеть в углу. К насилию, в особенности сексуальному, привыкнуть невозможно. А богатые наркобароны просто думали, что им позволено всё.       Самой тоже хотелось выпить, но с утра пьют только алкоголики и прочие личности. Люди, ценящие алкоголь, пьют в другое время суток. Поэтому надо занять себя чем-то и полностью не уйти в себя.       Звонок Хосоку? В принципе, хорошая идея, но вчера он уходил в комнаты с двумя девочками в облегающих платьях, которые явно были порваны. Даяна помнила: когда-то её такое же платье запросто порвалось в сильных руках Чона. А что потом? Гамма чувств от жара до холода, полнейшее помутнение разума, следы её ногтей на спине парня, его метки на её ключицах, а потом, как школьница, покупала тоналку и замазывала синяки буквально везде, докуда доставали губы и зубы Хо: плечи, ключицы, шея, грудь. Может, даже красиво. Чёрт знает, что сейчас считалось красивым.       Гудки были долгими, даже слишком. ЧиХо успела поставить греться чайник и достать яйца из холодильника. Только потом владелец клуба поднял трубку, прохрипев что-то несуразное. Явно ещё не проснулся, а плохая Шин ЧиХо разбудила его.       — Доброе утро, господин Чон, выбирайтесь из постели, — сухо сказала девушка. Хо что-то пробурчал, но Шин цокнула языком. Такова была её натура: перечили, значит, надо осадить. — Мне срочно нужна твоя помощь, Хосок. Только во второй половине дня.       — М-м-м… так что тебе надо, Даяна? — он явно был до сих пор с теми девушками; кто-то мерзко захихикал почти в трубку, прокатился шепоток, Чон явно вздрогнул и рвано выдохнул. ЧиХо не отрицала, но, возможно, одна из девчонок провела наманикюренным пальчиком прямо посередине спины, где, она знала, было одно из его самых чувствительных мест.       — Напиться до беспамятства, — масло шипело на сковородке, пришлось уменьшить газ. — Я приду к четырём.       — Ты же понимаешь, что не выход — напиваться, когда можно пустить энергию немного в другое русло, — Хосок цыкнул на какую-то девчонку, которая явно попыталась вновь затащить его в постель. Не выйдет. Слишком часто менял своих постельных кукол. — Съезди к маме, к примеру, что тебе запрещает это сделать?       — Итэвон находится под контролем папиного хорошего друга, если меня увидят, сразу же сообщат, — уже понимая, какой вопрос будет следующим, Даяна продолжила: — И на нейтральной территории никак. Быть дочерью капитана полиции всё же не сахар, знаешь ли.       У Хосока всегда было море вопросов к ЧиХо. Настолько много, что он порой даже пытался уличить девушку во лжи. Её отцом действительно являлся капитан полиции, а у него свои связи были налажены буквально везде. Но как ЧиХо приходила и возвращалась из клуба, а её папаня до сих пор ничего не знал, оставалось для Чона загадкой.       — Ладно, хорошо, буду ждать.       — Спасибо.       На том разговор и закончился. ЧиХо всё же дожарила яичницу и даже уселась перед тарелкой, смотря прямо перед собой. Отвратительные сцены стояли перед её глазами, хотели быть выжженными на сетчатке, чтобы транслироваться ежедневно. Чёрт бы побрал эти воспоминания. Хотелось, чтобы всё это оказалось простым, но пугающим сном, и всю сонливость можно было бы смыть с себя гелем для душа с запахом чайной розы. Но все метки, полученные ночью, не стереть даже самой жёсткой мочалкой, не свести всю грязь с испятнанного вдоль и поперёк тела. А как же Миён? Полоскала горло алкоголем, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса члена и семени в своём рту. Ненавидела всех мужиков, истерично плакала. Благо соседей почти нет: новостройка, достаточно плохо продающаяся, и ближайшие соседи расположены только на первом этаже, в то время как сама девушка на четвёртом.       Поев, ЧиХо автоматически вымыла тарелку и взглянула на часы. Одиннадцать утра. Что делать пять часов, она не знала, но взяла карточку и вышла на улицу. Надо посетить Миён и понадеяться, что она хоть и помаленьку, но всё же приходит в себя. Пошлёт ко всем чертям — да и ладно, хоть говорит.       Прижимаясь щекой к стеклу в автобусе, ЧиХо ловила на себе взгляды мужчин. Было бы приятно, если не сейчас и не здесь, когда в тело вгрызались стрессовые мурашки, а руки дрожали, как у заядлого наркомана в ожидании дозы. К сожалению, доза не принесёт нужного расслабления, только заставит раз за разом кровоточить внутренние раны и сплёвывать кровь, которой почему-то стало слишком много в организме.       Лестница в построенной, но до сих пор должным образом не сданной многоэтажке завалена мусором, битым стеклом и какими-то огромными строительными мешками. В воздухе витал запах бетона и пыли, хотелось проветрить лестницу, но окна были наглухо закрыты. Вроде бы в хорошем районе жила, а картины подъездов печальные, будто в Итэвоне.       Дверной звонок не работал, поэтому ЧиХо до стёртых костяшек стучала. Миён была порядком помятой: забранные в хвост волосы растрепались, она явно спала в одежде, как и ЧиХо, но в квартире не пахло спиртом. Да что уж там говорить, Миён явно спала без задних ног, не намереваясь сегодня пить вино.       — Я спала, а ты меня разбудила… ну нельзя же так, Даяна.       — Можно, — сменив уличную пыльную обувь на домашние тапочки, Чихо пошла сразу же на кухню Миён. — Сегодня не повод раскисать и забивать на всё. Тебе приготовить кофе, чтобы взбодриться?       Уж что-что, а кофе Ми любила. Достав из холодильника молоко, она поставила его на стол и пошла в комнату, чтобы сменить помятую одежду на домашнюю и привести себя в относительный порядок. За каким чёртом ЧиХо пришла к ней так рано, Миён не знала, но подозревала, что это из-за того, что произошло ночью.       — Запасов алкоголя нет, я просто буду отдыхать, — сказала девушка, будто читая мысли ЧиХо. Шин чуть улыбнулась, ведь не могла отвлечься от турки, поставленной на плиту. Кофемашины у Миён не было, приходилось выкручиваться. — Эй, стоп, ты слишком много кофе налила.       — Думала, ты одна будешь кофе пить? — ЧиХо улыбнулась. — Ух какая ты гостеприимная, однако.       Девушки долгое время сидели на тесной кухне. Миён курила, сидя на подоконнике и открыв форточку, ЧиХо же выступала человеком, который следил за состоянием подруги. А вдруг Ми захочет открыть окно и выпрыгнуть из него? Благо что она действительно не пила, а то привычка тут у некоторых топить горе в алкоголе, вот и проецировала своё состояние на всех своих знакомых.       — Ты-то сама как? — Миён выкинула сигарету в форточку, совсем не заботясь, что бычок мог попасть кому-то на голову.       — Позвонила маме, — выдохнула ЧиХо. — Я не помню, о чём мы говорили. Помню только, что заснула, когда она меня утешала. Всё. Скоро поеду к Хосоку.       — Знаешь… — Миён подошла к плите и чуть провела пальцем по панели — жирная, надо бы помыть, но времени нет, — мы с девчонками всё не поймём насчёт тебя и Хосока. Вы встречаетесь? Если встречаетесь, то какого хрена ты терпишь все его измены?       Даяна откинулась на спинке стула, с неудовольствием замечая, что спинка неприятно врезалась в лопатки. А действительно, что их именно сейчас связывало с Хосоком? Былые отношения, а сейчас… просто отношения работника и работодателя? Нечто большее, но никак не романтика. Даже в прошлом ничто не пахло романтикой: никаких цветов, конфет, серенад под окнами. Пахло только диким сексом и сигаретным дымом. Они пользовались друг другом; Хосок — как очередной красивой побрякушкой с ароматом духов, который будоражил буквально всё в нём, ЧиХо — как источником клубных привилегий.       Любовь чиста и непорочна. Любовью не пользуются, чтобы добиться своего. За редким исключением, ведь паршивая овца всегда найдётся.       — Мы давно прекратили встречаться, — сказала ЧиХо. — Фактически, мы просто друзья и не имеем друг к другу никакого отношения. На его половые связи мне плевать, я не венеролог.       Удостоверившись, что с Миён действительно всё в порядке, то есть она не собиралась литрами пить алкоголь или же губить себя чем-то другим, Даяна вышла из квартиры, закрывая дверь. Сколько ещё похожих случаев будет? Сколько раз Даяна будет приползать к Миён и находиться рядом с ней, одновременно забирая негатив и пытаясь дарить лишь положительные эмоции?       Кто из девушек первой загнётся?