ЗАРАЗА

*** POV Елена — Мужу своему скажи, что б свалил. Деймон разминает руки, щелкая костяшками пальцев. Я не знаю, как ему удается быть одинаково невозмутимым в любой ситуации. Хотя когда-то я видела, как он нервничает. Это читалось даже в его дыхании или взгляде. А в следующий раз я увидела его уже в зале суда. Как я могла подумать, что он убил? Потому что хотела думать о нем хуже, чем он есть на самом деле? Куда уж хуже. Не уверена, что убийство сравнится с тем, кто это, на самом деле за человек. Прикусываю щеку, понимая, что еще немного и меня окончательно охватит бешеное и совершенно безнадежное состояние паники. Состояние, в котором я уже ничего не смогу с собой сделать. Деймон Сальватор. Мы не были с ним наедине почти десять лет. Я думала, что он умер. Я заставляла себя верить в то, что он умер. — Я не могу просить Мэтта уйти из его же собственного дома, — облизываю губы и опасливо кошусь на Деймона, который криво усмехается мне в ответ, а я пугаюсь того, что узнаю эту его отвратительную ухмылку. — Это только твой дом, Елена. И мы оба прекрасно знаем, кто купил его для тебя. *** — Мисс Гилберт… — Миссис Донован. — Простите. Пока Вы были в свадебном путешествии, пришел еще один подарок. — Да? — Елена приветливо улыбается молодому юристу, стоящему перед ней, — очень мило, а от кого.? — Отправитель не указан… есть одно «но», — мужчина затихает, а Елена инстинктивно напрягается, пристально глядя на него, — все документы на имя Елены Гилберт. Этот подарок не считается вашей общей собственностью с Вашим супругом. Руки у Елены начинают дрожать, а все оставшиеся силы уходят на то, чтобы успокоиться, и не начать раскачиваться взад-вперед, потому что мама с детства внушала ей, что этого делать нельзя. Особенно, если на нее кто-то смотрит. Она как-то научилась жить с этой бедой. Но была еще одна. Справиться с которой у нее до сих пор не получалось. — От кого.? — она так сильно сжимает кулаки, что на одной из ладоней немного проступает кровь от пореза длинными ногтями, — от кого этот подарок, Тони? — На конверте нет отправителя… — От кого?! Что там?! Елена выхватывает из рук Тони плотный конверт из желтоватого картона, рвет его, истерично доставая бумаги, и яростно начинает перебирать их, прекрасно осознавая, что, скорее всего, истерика уже победила ее, и она ничего не поймет. Собрав остатки воли, и заставив себя сконцентрироваться на конверте, Елена наконец, улавливает, о чем идет речь, и оторопело смотрит то на Тони, то на документы, которые держит в руках. Дарственная на дом. Улица, номер. Елена прекрасно знает его. Он ей давно нравился и какое-то время назад возле него стояла табличка «Продается». Они с Мэттом мечтали, что когда-нибудь и у них будет такой дом, но пока он им не по карману. — От кого? — ее голос хрипнет, а глаза становятся совершенно бесцветными и неживыми, — кто прислал мне этот подарок? — Деймон Сальватор. *** Кладовая маленькая. С невысоким потолком, все стены в стеллажах, что еще больше съедает пространство. Но даже для нее единственной чахлой лампочки, болтающейся на чуть изогнутом кабеле, оказывается недостаточно. Кругом полумрак, уютный, желтоватый, пахнет деревом и немного пряностями. Еще чуть-чуть шоколадом и кофе. Это одно из самых любимых мест в доме, потому что я отчаянно люблю все это: маленькие пространства, полумрак, вкусный запах и теплый свет. Когда угодно, но не сейчас. Не, когда в этой ловушке, так близко ко мне Деймон. Его взгляд, его голос, его запах. Тихий звук его дыхания. Кажется, кругом так мало места, что я ощущаю даже тепло его тела. От него всегда пахло особенно. Очень сладкие духи, запах кожи от очень дорогой куртки, вишневый табак. От этого запаха начинает кружиться голова. Я хочу убежать, но ноги не слушаются, и все, на что меня хватает — это опереться рукой о стену чтобы не упасть. Чтобы не упасть к нему в руки. Я ненавижу его. Не за то, что он мне слишком дорог. Был или есть. Я ненавижу его очень давно и всем сердцем. За то, что он наглый. За то, что он злой. За то, что он жестокий. Я ненавижу его за то, как он вел себя со мной, за то, как он ведет себя с другими. Я ненавижу этого человека вовсе не для того, чтобы не любить. Его есть за что ненавидеть. Просто так. Не для чего-то. Просто по-человечески. — Ты не мне подарил это дом, — я не узнаю свой собственный голос, — ты купил себе убежище, куда, в случае чего, всегда сможешь прийти. — Ага. Где меня, скорее всего, убьют во сне. Ну просто все предусмотрел. Я вспыхиваю, сдерживаясь из последних сил. Единственный фактор, который еще позволяет мне себя контролировать — это Мэтт, который, конечно же, сразу прибежит на мой крик, и, конечно же, Деймон — последний человек на Земле, которого ему стоит здесь видеть. Для Мэтта он умер. Для всего моего окружения он умер. Для меня самой он был мертв все это время. Сейчас он никуда не уйдет. Он не оставит меня в покое, а значит, нам надо поговорить. А значит, Мэтту, действительно, стоит уйти. — Если в тебе осталась еще хоть капля человечности, побудь здесь, пока я тебя не позову, — перевожу на него взгляд, и тут же жалею об этом: его глаза похожи на две ярко синие льдинки… на два ярко синих айсберга, — не показывайся моему мужу. — Не собирался, — он слабо качает головой в ответ и пристально смотрит на меня. Протягиваю руку, гашу свет, плотно закрываю за собой дверь кладовки. Надо помыть руки. Железная ручка, выключатель. Мне надо помыть руки. Если я этого не сделаю, разговора с Мэттом не получится. Разговора с Деймоном не получится. Вообще ничего не получится. Я буду думать только о том, что на моих ладонях куча бактерий. — Мэтт, — вытирая руки о джинсы, вхожу в гостиную, и муж тут же поднимается мне навстречу. — Да, милая? — Мне плохо, — это права, — я не могу успокоиться после процесса, — это тоже правда, — мне нужно немного побыть одной. Пожалуйста. Утыкаюсь носом в его плечо и изо всех сил стараюсь вдохнуть его запах, чтобы выбить из памяти эту гремучую смесь, которой пахнет и всегда пахло от Деймона. Ничего не выходит. Я не обманываю, мне, действительно, стало бы легче, если бы я осталась одна на какое-то время. Такое бывает. Не часто, но бывает. Мэтт знает это и понимает, что я иногда прошу оставить меня не потому что мало его люблю. Как раз наоборот. Иногда ему не стоит видеть меня. От этого нам обоим может быть только хуже. — Ты уверена? — он берет меня за подбородок, разворачивает к себе мое лицо, и я отчаянно киваю в ответ, молясь только о том, чтобы Деймона не изменил своих демонических планов, и не вышел до момента, когда Мэтт уйдет, — это на пару дней? — Не знаю, — честно отзываюсь я, — мне нужно прийти в себя. Мэтт покорно кивает, нежно целует меня, бегом поднимается наверх, а через несколько минут возвращается, закидывая на плечо спортивную сумку. — Я буду на квартире. Если что… — Я тебе позвоню, — часто киваю в ответ и крепко обнимаю его, несмотря на то, что для меня это просто титаническое испытание. Надеюсь, он это понимает. Надеюсь, он видит, через что мне приходится проходить, чтобы у нас с ним была нормальная, ну, или более-менее нормальная жизнь. Я люблю его. А Деймона ненавижу. И презираю. Но, тем не менее, Мэтт сейчас уходит, а Деймон остается. *** — - Мистер Сальватор, Вы не в баре, — мистер Таннер пристально смотрит на Деймона, положившего ноги на парту и качающегося на двух ножках стула. — Я в курсе, — Деймон лениво покусывает зубочистку, которую держит между зубов, а весь класс затихает, с интересом наблюдая за ним. — В таком случае, быть может Вы примете более подходящую позу? — Ммм… — Деймон многозначительно кивает, не двигаясь с места, — а какую? Шестьдесят девять? Мистер Таннер вспыхивает, класс взрывается от хохота, а Деймон с невозмутимым лицом продолжает отклоняться все дальше и дальше на стуле. На его худом бледном лице со впалыми щеками и немного болезненным румянцем на них, играет наглая самодовольная ухмылка. Одна из одноклассниц на соседнем ряду «случайно» роняет с плеча бретельку спортивного форменного топика, и Деймон весело подмигивает ей, игнорируя гневный взгляд ее парня. — Вон из класса!!! — лицо мистер Таннера начинает идти красными пятнами, и Деймон, снова усмехнувшись, глядя на него, спокойно пожимает плечами, поднимается со своего места и молча идет к выходу, — Ваше поведение, мистер Сальватор терпят здесь только из уважения к Вашей матери! — мистер Таннер злобно прикрикивает ему в спину, на что парень останавливается уже в дверях и безразлично смотрит на него, едва заметно улыбаясь. — Моя мама меня очень любит. Но, если Вы еще раз скажете о ней хоть что-нибудь, я сломаю Вам челюсть. А из уважения к ней меня обязательно отмажут. Спасибо за внимание. *** POV Елена — Я думал, он никогда не свалит. Как только за Мэттом закрывается дверь, я слышу его надменный, как всегда насмешливый голос. Деймон проходит в гостиную, разваливается на диване, положив ноги на маленький письменный столик, от чего я моментально морщусь, изо всех сил стараясь успокоить себя. Он знает, как я реагирую на такое. Он знает меня едва ли не лучше, чем я сама себя знаю. Он делает мне назло. Как и раньше. Как и всегда. — Зачем тебе оставаться здесь? — злобно смотрю на него, стараясь не замечать его наглое, слишком довольное выражение лица, — тебя оправдали, ты ни в чем не виноват. Можешь идти, куда хочешь. — Соскучился по тебе, — не моргнув глазом, отзывается Деймон и тянется за пультом от телевизора. Он начинает с дикой скоростью переключать каналы, и мне тут же становится нехорошо. В гостиной полумрак, и от телевизора сразу начинается какая-то неимоверная светомузыка, звуки сменяют один другой, я путаюсь в музыке и голосах. Меня начинает мутить, моментально холодеют кончики пальцев. Все вдруг становится также, как и десять лет назад, я с силой сдавливаю виски, стараясь успокоить головную боль и бросаюсь на кухню. — Я как раз хотел спросить, будет ли ужин! — догоняет меня невозмутимый голос Деймона, и я, забыв обо всем, что внушала мне мама, хватаю со стола яблоко и изо всех сил с криком запускаю в него. *** — Привет, я взяла нам кофе! — Елена ставит на стол два картонных стаканчика. На одном из них написано «Елена», на другом «Мередит». — Отлично, — молоденькая девушка с темными глазами и темными волосами, очень похожая на нее саму, устало кивает в ответ, — подожди минут десять, хорошо? Я закончу с отчетом, и мы пойдем. — Ага… Елена отстраненно кивает, делая глоток ароматного кофе, и озирается, с любопытством оглядывая очень светлый, раздражающе белый кабинет. Она отчаянно хочет спросить свою подругу, почему здесь все белое, а нельзя ли было выкрасить стены в менее бесящий цвет, нравится ли тут ей самой, почему все, что связано с врачами, вообще всегда должно быть белого цвета, что будет, если выбрать другой, и… она прерывает поток своих мыслей, понимая, что еще немного, и они вырвутся наружу, чего бы ей сейчас совсем не хотелось. У нее должна быть нормальная жизнь, а значит, она должна вести себя, как все нормальные люди. Что бы при этом ни входило в понятие нормы. — Что с ней.? — ее взгляд неотрывно прилеплен к одной из медицинских карт, валяющихся на столе, и Мередит, хмурится, подходя к подруге. — Попытка суицида. На машине въехала в бетонную стену на одном из заброшенных складов. Ты ее знаешь? — Почему ты уверена, что это суицид, а не авария? — Елена продолжает гипнотизировать, исписанный ровным остреньким почерком лист бумаги. — Потому что депрессия, общее моральное состояние, предсмертная записка, «во всем прошу винить»… так ты ее знаешь? — Она жива? — В коме. Елена, — Мередит подходит ближе и забирает со стола медицинскую карту, — ты ее знаешь? — Сара Сальватор… — еле слышно отзывается Елена, продолжая рассматривать пустое место, на котором только что лежало медицинское заключение с мелкой, не очень качественной фотографией, — я училась с ней в колледже. *** POV Елена Кухня и гостиная сейчас словно после бомбежки. Все, что я так усердно строила и берегла все это время разлетелось к чертям, стоило лишь ему снова появиться в моей жизни. Я держала себя в руках почти десять дет. Правильнее будет сказать, бесконечные девять лет, четыре месяца и двадцать девять дней. Да, черт возьми, я их считала. Я думала, что он умер. Я верила, что его больше нет. Только с ним я могла снова сорваться и дойти до такого. Только он не просил меня притворяться. — Я слышала о Саре… — смотрю куда-то в пустоту, сидя на краю кухонной тумбы, — мне очень жаль. — Прошло много лет, — Деймон корчит неопределенную гримасу, присаживается на корточки, поднимает с пола миску для салата, и начинает собирать в ладони ее содержимое, — до этого я не видел ее больше года. Не стоит мне сочувствовать, Елена. Мне не больно. Закусываю губу, стараясь окончательно выровнять дыхание, а заодно и в очередной раз осознать: он бездушный, безжалостный, злой и жестокий человек, которому никогда не было и не будет больно. — Но она была твоей… — Она мне никем не была, — Деймон поднимается на ноги и пристально смотрит мне в глаза, — и ты это знаешь, — он подходит ближе, и я инстинктивно сжимаюсь, молясь только о том, чтобы он не коснулся сейчас моих рук, — ненавидишь меня? Он встает почти вплотную ко мне, обнимает за талию и, снимая с тумбы, притягивает к себе. Меня несколько раз словно ударяет током. Я пытаюсь вывернуться от него, пытаюсь не смотреть в глаза, на всякий случай, пытаясь даже не дышать, чтобы не слышать этот его сумасшедший, всегда опьяняющий запах. Отрицательно трясу головой, но он только усмехается в ответ, берет в ладони мое лицо, (не так, как Мэтт, уходя, а, как самый отвратительный в мире полицейский в камере пыток самого страшного в мире преступника), и заставляет посмотреть ему в глаза. — Ненавидишь… столько лет от меня убегала. — Про тебя такое говорили, — мой голос хрипнет, и я с трудом могу уже им управлять. — Про меня всегда что-то говорят, — его губы в миллиметре от моего лица, — а ты веришь, — кажется, что его жар обжигает мне кожу, — всегда верила. Всегда хотела, чтобы я был плохой. — Нет… — я дрожу, как завороженная глядя на него, а он только усмехается в ответ. — Хотела… чтобы легче было ненавидеть. — Я… — если он приблизится еще хотя бы немного, его губы коснутся моих, — я верила, да… и ты всегда был плохим… но ты не убийца. А я обвинила тебя. Прости. — Не извиняйся, — его губ касается привычная самодовольная улыбка. — Почему? — затравлено смотрю на него, он чуть подается вперед, но вместо того, чтобы поцеловать, отпускает меня и резко отходит в сторону. — Потому что это так и есть.