ЗАРАЗА

*** POV Елена - Ты сделал это!!! – отчаянно колочу Деймона кулаками по груди, - ты сделал это! Снова! Ты заставил меня поверить в то, что я зря обвинила тебя! Ты заставил меня поверить в то, что, (в коем-то веке!!!), ты не при чем! Ты убийца, Деймон! Кроме всего, что о тебе говорили и говорят! Еще и убийца! - Хватит. Его лицо остается все таким же безразличным, а в голосе не меняется ни одна нота. Он хватает меня за руки, и оба мои запястье легко помещаются в одной его огромной ладони. Деймон медленно сжимает кулак, а я охаю от боли. А вот его глаза все еще остаются спокойными и ледяными. Все не так. Мой дом похож на кошмар. Все перевернуто. Еда испорчена. Продукты испорчены. Моя карьера испорчена. Из миски, которая валялась на полу больше нельзя есть. Работу, которую я позволила повалять по полу больше нельзя выполнять. Он все испортил. Он все испортил… Пытаюсь отклониться вперед, но Деймон, усмехаясь, удерживает меня, и паника, которая становится все сильнее от того, что никак не может выйти наружу, начинает охватывать меня целиком. Мышцы слабеют, губы начинают дрожать. Я чувствую, что плачу, что хочу закричать. Закричать изо всех сил, но почему-то я не могу. В горле даже не ком, а какое-то необъяснимое, непонятное нечто, и оно постепенно занимает все мои мысли. Все рухнуло. Все рухнуло. Все рухнуло. - Прекрати истерику, ты меня раздражаешь! Слышу его голос, и он, словно, выдергивает меня обратно в реальность. То, что происходит со мной, его раздражает. Я его раздражаю. Как и раньше. Как и всегда. Пытаюсь прикусить язык, щеку, сосредоточиться на том, как неистово сводит руки, которые он так и не отпустил. Все без толку. В стрессовых ситуациях я не могу контролировать свои эмоции так, как делал бы это нормальный, по общепринятым правилам, человек. Мама, папа, Стефан – они всегда старались оградить меня от такого. Мама научила меня справляться с эмоциями, если кто-то касается моей чашки или перекладывает мои вещи. В нашем обществе это нормально. И мне приходится следовать этим правилам, если я хочу жить в этом обществе, потому что иначе меня ждет закрытый пансионат для детей с особенностями, где меня будут окружать врачи и такие же особенные дети, как я. Больше всего на свете я не хотела попасть туда. Я очень старалась. И у меня получалось. Но все летело к чертям, когда рядом был Деймон. *** - Деймон, подожди… - Джена выворачивается из его рук, - Деймон! - Ну, что..? - он подцепляет носом прядку ее длинных светлых, немного вьющихся волос, прикусывает за мочку уха, и, перебирая пальцами, вытаскивает форменную блузку из-за пояса юбки, куда она заправлена. - Деймон хватит! – ее серо-зеленые глаза встречаются с его ярко-голубыми, в этот момент, почти синими, - секс в туалете по время урока истории – это уже перебор! - Слабо? – он закусывает нижнюю губу, а его руки начинают медленно скользить вверх по ее спине. - Деймон… - она тяжело дышит, изо всех сил стараясь собраться с мыслями, - я дочь директора школы… - Я помню, - он рычит, прижимая ее к себе, - это же отлично. Тебе точно ничего не будет. - А тебе..? - Мне по хер. Он заталкивает ее внутрь кабинки, прижимает к себе, она обнимает его ногами за талию и вскрикивает, до крови процарапывая жилистую, напряженную шею. Их отношения стояли поперек горла у всех: от учителей, которые не понимали, что выпускница, будущая королева бала и дочь директора делает с самым отъявленным отморозком школы, до практически всех школьниц, который с удовольствием хотели бы занять место девушки синеглазого десятиклассника, которые каждый день находил новые способы для того, чтобы провоцировать все руководство школы. Джену считали для него слишком правильной, с ним постоянно были скандалы. Они начали встречаться в начале ее выпускного класса, когда она упала на тренировке в группе поддержки, а он вежливо предложил подвезти ее до больницы. Когда, спустя пару минут, из своего кабинета вышла многоуважаемая Миранда Соммерс, ее дочь было уже не спасти. - Мистер Сальватор, мисс Соммерс!!! – дверь кабинки с грохотом открывается, и на ребят смотрят разъяренные глаза преподавательницы химии. Деймон недовольно закатывает глаза, Джена, подавляя крик, вгрызается зубами ему в плечо, от чего Деймон охает, закусывая нижнюю губу, а преподавательница за секунду становится алой, как помидор. - Вы не могли зайти через пару минут..? – в голосе Деймон звучит такое отчаяние, что даже Джена, прячущаяся за ним, поправляя юбку, застывает, пораженная его наглостью, - ну, серьезно? – парень невозмутимо застегивает ремень модных рваных джинсов, - Вам, что, жалко..? - Деймон! – Джена сверкает глазами, а он весело подмигивает ей. - Расслабься, малыш, - синие глаза внимательно смотрят на преподавательницу, и он покорно наклоняет голову на бок, - я пойду? Или по поводу этого вопиющего инцидента стоит позвать директора? - Иди… - кажется, скрип ее зубов слышен на всем этаже, и Деймон самодовольно улыбается в ответ. - Спасибо за внимание. *** POV Елена - Ладно, зачем тебе быть здесь? – сижу на подоконнике, растирая ладонями ноги ниже коленей, - Сара училась со мной, ты наверняка знаешь, по закону дважды за одно преступление не судят. Даже, если станет известно, что ты убил Изабель, тебя не посадят. И в этом моя вина… Мой голос начинает дрожать, я прикусываю щеку, и, кажется, в этот раз мне удается справиться с подступающей истерикой. Мокрые волосы, касаются шеи, напоминая, как Деймон несколько минут назад облил меня холодной водой из-под крана, чтобы я успокоилась и пришла в себя. Ему никогда не было меня жаль. - Я здесь потому что серийный убийца по кличке Тор – на самом деле, не я, - его глаза сейчас очень внимательные и очень спокойные, совсем светлые, почти прозрачные, - но, уверен, он был бы вообще не против, если бы мне дали пожизненное за все, что он сделал. Мне кажется, теперь у него масса претензий. - И ты решил спрятаться здесь? – в упор смотрю на него, - с точки зрения того, что я адвокат обвинения – это разумно. Но для маньяка, которого никто не может поймать вот уже десять лет, не трудно выяснить, что между нами есть… - запинаюсь, словно задохнувшись от собственных слов, - была еще какая-то связь. Пусть и… - Елена, я не прячусь здесь, - он подходит совсем близко ко мне, и я снова начинаю слышать сладкий пьянящий запах его духов, - у Тора не ко мне претензии. А к тебе, - вздрагиваю от его слов, внезапно осознав, что на этот раз Деймон прав, - я всего лишь защищался. А ты не смогла решить его проблему. Ты не смогла меня посадить. *** - Стеф? – Елена нерешительно приоткрывает дверь в комнату брата, - Стефан? Ты один? - Да, - парень тут же бросает на кровать книгу, которую читает, садится на постели и кивает Елене, чтобы та заходила, - что случилось, сестренка? - Хотела спросить, - Елена сильнее натягивает рукава теплой домашней пижамы, пряча в них руки, которые кажутся ей слишком холодными, - ты же пойдешь со мной на Выпускной? Или ты уже позвал Ребекку? Она невольно морщится на моменте, когда произносит имя девушки брата, и тот устало усмехается в ответ. Елене всегда не нравились все его девушки, но блондинка-одноклассница, которая перевелась к ним год назад, когда переехала из Нового Орлеана, раздражала его сестру сильнее всех остальных. Он знал это. Также, как и то, что его сестра, которую он любил больше всего на свете, была не самым уравновешенным и не самым простым человеком. Но еще он знал, что она изо всех сил старалась бороться с этим. А он, как мог, старался особенно не выводить ее из себя. - Ребекка вообще не пойдет на Выпускной, - Стефан тянется к прикроватной тумбочке, на которой начинает вибрировать его телефон и сбрасывает звонок, - они с родителями уезжают на два дня раньше. - А… - Елена отстраненно кивает, - мне жаль. - Тебе не жаль, - он весело подмигивает сестре, - да и мне тоже. Все в порядке, трагедии нет. Я схожу с Лекси. Мы выпьем пива, поржем над нашили красавицами, сделаем ставки, какая из пар расстанется в этот вечер, а у кого будет долгожданный первый раз. Не самый плохой сценарий для Выпускного. - С Лекси? – Елена неуверенно смотрит на брата, - почему ты не хочешь пойти со мной? - Я с удовольствием пойду с тобой, - Стефан ловит ее взгляд и еле заметно улыбается, - но ты уверена, что хочешь, чтобы с тобой пошел именно я? - Стефан! – Елена вспыхивает, а ее щеки моментально становятся густо розового цвета, - не говори, - у нее начинают дрожать губы, и она тратит все силы на то, чтобы справиться с собой, - пожалуйста, никому не говори… Она закрывает лицо руками, а Стефан, испугавшись, резко подается к ней, обнимает, прижимает к себе. Он пытается успокоить сестру, убедить, что он никогда никому ничего не расскажет, но в этой ее «тайне» нет ничего страшного или ужасного. Елена начинает раскачиваться взад-вперед, сидя у него на кровати, а он очень быстро отпускает ее, и постоянно что-то говорит-говорит-говорит. Говорит тихо и очень спокойно, чтобы она сосредоточилась на него голосе, и ей стало бы легче справиться с очередным приступом, который охватил ее также резко и неожиданно, как и всегда. С ней было трудно общаться. Трудно шутить. Никогда нельзя было угадать ее реакцию на что-то, что так недавно казалось всем безобидным. Стефан за восемнадцать лет почти научился считывать ее настроение и состояние, но даже у него иногда случались провалы. Тогда сестру приходилось успокаивать. Иногда на это требовалась пара минут, иногда больше часа. Если ее состояние совсем выходило из-под контроля, Елена, немного придя в себя, закрывалась в своей комнате и долго-долго была там одна, мечась из угла в угол, отчаянно ища то, что окончательно поможет ей успокоиться. В глубине души он считал, что сестре было бы легче, если бы ей не приходилось притворяться, что в ней все «в порядке». То, что мучило ее, было болезнью, и ему казалось, что проще было бы принять ее симптомы, а не пытать Елену, вынуждая бороться с ними. Но в их семье спорить с матерью было не принято. Она считала, что так будет лучше. Она много говорила с Еленой. Говорила обо всем и в разные периоды ее жизни. Конечно же, если бы сама Елена сказала, что хочет, чтобы ее просто оставили в покое и приняли такой, какая она есть, мать сразу же приняла бы ее позицию. Но вопрос: осознанно ли Елена выбирает ту самую «нормальную жизнь», или просто неосознанно копирует позицию матери, все еще оставался в его душе без ответа. Стефан не знал, как правильно. Он любил сестру сильнее всего на свете, и больше всего хотел, чтобы она была счастлива. Как привести ее к этому счастью, он, к сожалению, не понимал. *** В два часа ночи понимаю, что кухня уже, практически, похожа на то, как выглядела сутра. Тщательно вытираю руки, открываю холодильник, беру с третей полки питьевой йогурт, который стоит строго надписью вперед, открываю его, молясь, чтобы ничего не капнуло с крышки, аккуратно наливаю в стакан и делаю несколько глотков. Деймон в гостиной продолжает насиловать телевизор, кажется, пытаясь заставить его показывать три разные канала одновременно. После того, как ужин был испорчен, а вся надежда на него потеряна, он наорал на меня, заказал себе пиццу, и теперь три недоеденных куска лежат в жирной картонной коробке прямо на моем светло сером диване. - Иди сюда, - Деймон оборачивается, видимо, почувствовав мой взгляд, и кивает на свободное место рядом с собой, - пиццу будешь? Споласкиваю стакан, насухо вытираю его, убираю в шкафчик. Деймон давно уже не смотрит на меня, снова уткнувшись в телевизор, где показывают ситком о пятерых друзьях, живущих в Нью-Йорке, который мы никогда в это время не смотрим. Нерешительно подхожу к дивану, и Деймон поймав меня за руку, притягивает к себе, усаживая меня на подлокотник, а спиной укладывая себе на грудь. - Ешь, - он протягивает мне кусок пиццы, и я тут же пугаюсь, понимая, насколько у меня будут грязные руки, если я дотронусь до нее, - ешь пиццу. Деймон прекрасно знает, каково это для меня. Никто на этой планете не знает меня так, как он. Поэтому он сам берет кусок пиццы, кладет его мне на ладонь, и, нагнувшись к самому уху, хрипло шепчет у него: - Забей. Все нормально. Но все не нормально. Меня трясет и, кажется, от этого, вибрирует и диван, и весь дом. То, что я держу в руках жирную пиццу – неправильно. То, что эта, пропитанная маслом коробка, лежит на моем идеальном диване – неправильно. То, что Деймон сейчас в моем доме – неправильно. То, что было недавно на кухне – неправильно. То, что я не смогла доказать виновность убийцы – неправильно. То, что я поверила ему – неправильно. То, что сейчас мы смотрим не то шоу – неправильно. То, что телевизор на громкости двенадцать, а не девять – неправильно. Чувствую, как начинает болеть голова, как холодеют кончики пальцев. Прикусываю себе щеку, стараясь сконцентрироваться хоть на чем-нибудь, но Деймон, пристально наблюдая за мной, мешает отвлечься и перестать думать. Это неправильно. Он здесь. Это неправильно. То, что нас связывало. Это неправильно. Я поклялась себе, чтобы больше никогда не окажусь в такой ситуации. Я думала, что он умер. Он умер. Я верила, что он умер. Он умер. Умер. Умер. Его нет. Он мне кажется. Его никогда не было. Он всегда казался. И то, что было. Стефан знал. Мама узнала. Лучше бы его не было. Лучше бы тебя вообще не было. Все начинает расплываться перед глазами. Мне нужно что-то, что позволит сконцентрироваться и собраться. Что-то. Хоть что-нибудь. Деймон крепко обнимает меня, прижимая к себе, забирает эту несчастную пиццу, сжимает мои руки. Я ненавижу, когда меня берут за руки. Он это знает. Паника становится сильнее, когда я понимаю, что не могу вырваться. Не могу пошевелить руками, не могу шевельнуться сама. Я ничего не могу сделать. Я не контролирую свой мир. Я слабая. Я одинокая. Я особенный ребенок, меня так просто обидеть. Я должна контролировать хотя бы себя. А я не могу. А он сильный. Он может обидеть меня. Он всегда обижает меня. Как тогда. Ненависть к нему накатывает с новой силой. Он всегда меня обижал. Всегда издевался. Всегда заставлял принять то, что я ненормальная. И я ненавижу его именно за это. Как тогда. Он все знает. Он делает хуже. Специально делает хуже. Как экзорцист на очень паршивом сеансе, он пытается вызвать сейчас всех моих демонов, и у меня больше нет сил, чтобы с ними бороться. Начинаю кричать так громко, как только могу, и с этим криком из меня выходит все то, что копилось на протяжении этих десяти лет. Я мечусь в его руках, а он, как завороженный смотрит на меня, и я понимаю, что он победил. Если я снова позволила себе допустить это, я позволю и все остальное. Себе. И ему. Деймон целует меня, прижимая к себе так сильно, что, кажется, у меня начинают хрустеть кости. В голове нет ничего, только один сплошной белый шум, который наполняется его запахом и вкусом. Десять дет. Десять лет. Я думала, что он умер. Безумие накрывает меня с головой, проникает в кровь, течет по венам, добирается до мозга и сердца, проникает в них, нагревается, взрывается и, наконец, превращается в более-менее вменяемый звук. Где-то рядом на диване звонит телефон Деймона. Он отрывается от меня, прерывисто дышит, находит глазами телефон, и его губ касается искренняя, очень светлая улыбка, которой я никогда не видела на его лице, когда он смотрел на меня. «Стефан» написано на экране. - Привет, брат.