— А о чем молитесь вы, сир Джорах? — спросила она. — О доме, — ответил он скорбным голосом. — И я молюсь о доме, — сказала она, поверив себе.
Дж. Р. Р. Мартин. «Игра престолов», Дейнерис ІІІ
Солнце светило настолько ярко, что перед глазами заплясали цветные пятна. Мальчик перевёл взгляд на неспешно покачивающуюся морскую гладь, но и по ней пробегали ослепляющие блики. Он провёл ладонью по нагретому, шёлковому песку, пропустил несколько горсток сквозь пальцы, наблюдая, как он поспешно скользит вниз. Почувствовав нежное прикосновение к щеке, мальчик улыбнулся — руки матери всегда были тёплыми и мягкими. Приоткрыв один глаз, он увидел водопад густых угольно-чёрных локонов. Её волосы вместе с морским бризом щекотали лицо. — Что было дальше, мама? — спросил он. Женщина сидела на берегу, подогнув ноги под себя. Это было прекрасное летнее утро, чтобы побыть вместе с сыном, насладиться шумом волн и красотами острова. Мальчик лежал у неё на коленях, нетерпеливо ожидая услышать продолжение истории. — А дальше Джейнара седлала своего дракона Терракса и улетела на юг. Она возвратилась в Валирию спустя три года, рассказав архонтам о том, что видела. Соториос был огромен, как и Эссос, но абсолютно не похож на него, — женщина начертила на мокром песке круг, заполняя его волнистыми линиями. — Непроходимые джунгли, невиданные звери, пятнистые люди — наездница рассказала обо всём удивительном, заставшем её в путешествии. Люди Соториоса крепкие, сильные, свирепые, — она изобразила рядом с импровизированным материком большого, мускулистого человека в набедренной повязке. — Валирийцы посчитали, что они станут отличными и выносливыми рабами. Трижды строились колонии на мысе Василиска и трижды поднимались восстания. Мальчик поднялся с материных колен и посмотрел на так называемый Соториос. Он провёл пальцем к северо-западу и нарисовал большой полуостров, напоминающий взмывающего ввысь дракона. — Боги покарали валирийцев за надменность, — сказал черноволосый, как мать, малец и растерзал пятернёй крылатого ящера на песке. Теперь это были уродливые, скорбные руины, постепенно исчезающие с каждой новой волной. — Не говори так, милый, — женщина поправила невесомую шёлковую шаль, подвинувшись ближе и обняв сына за плечи. — В тебе течёт их кровь. — Едва ли, — буркнул он, ковыряя пальцем дырку в разрушенном Валирийском полуострове. Для своих десяти лет этот молодой человек был слишком серьёзен. Он старательно занимался вместе с мастером над оружием и мейстером, но от забав предпочитал держаться подальше. Всё отведённое на это время мальчик проводил на побережье. Раньше он прихватывал с собой бумагу и уголёк, воплощая фантазии на пергаменте, но недавний инцидент напрочь отбил у него тягу к рисованию. Единственным оставшимся развлечением были рассказы матери. Иногда это было связано с историей, а иногда и с чистой воды выдумкой и сказкой, как например сказание о Сервине Зеркальном Щите или Галладоне из Морна. — Не хочешь поиграть с остальными? — спросила дева, услышав позади приглушённый детский смех. Мальчик обернулся, бросив взгляд ониксовых глаз на ущелье в обрубленных скалах. — Они не хотят со мной играть, — ответил ей сын, отворачиваясь к морю. — Какие глупости, дорогой, — женщина ласково коснулась его щеки, поглаживая её. — Вы с Теоном отлично ладите с детьми лорда Таргариена. При упоминании «лорда Таргариена» юный отшельник поёжился, а лицо его сделалось медной маской. — Сенья называет меня бастардом и плодом греха, — ненавистно прошипел он. Пальцы матери прошлись по вьющимся волосам, взъерошенным на ветру. — У миледи крутой нрав, но не думаю, что она хотела обидеть тебя, — постаралась успокоить она сына, коснувшись губами виска. — Миледи, — издевательски фыркнул мальчик, вынеся свой окончательный вердикт. — Все девчонки дуры. Женщина рассмеялась, откинув голову назад, и с улыбкой на пышных малиновых устах произнесла: — Ох, Орис. Ты похож на злого медвежонка. — Может я и есть медведь. Мормонт с Медвежьего острова, — мечтательно сказал ей сын, приковывая пытливый взгляд к материному лицу. — Ты ведь родилась на севере. Почему ты покинула свой дом? — Хотела немного согреться, — всё с той же весёлой улыбкой ответила женщина. — И застряла здесь, когда ваш корабль попал в тот шторм, — досадно подытожил мальчик. — Иначе бы у меня не было тебя и Теона. Вы смысл моей жизни.Смысл моей жизни… Смысл… Жизни…
Громогласное эхо звучало в голове Ориса. Два блестящих чёрных глаза постепенно приближались к нему, а локоны превратились в шипящих змей. —Daor, muña… Daor! — Что он шепчет? — спросил грубый мужской голос с сильным акцентом. — Да кто ж его разберёт, — ответил ему другой, ткнув обратным концом алебарды Баратеону под рёбра. Лорд медленно открыл подрагивающие веки. Здесь было темно, как обычно, лишь одинокий факел служил скудным источником света. Он видел мужской силуэт с оружием в руках. Рукава и подол его песочного халата были окаймлены засохшими пятнами крови. Когда дверь с лязгом широко распахнулась, двое стражников втолкнули вовнутрь того, кого забрали накануне. Орис знал его — это был оруженосец Уайлда. Мальчишке едва миновало тринадцать, когда он отправился вместе со своим лордом на войну. Теперь из миловидного светловолосого паренька с белоснежной улыбкой он превратился в изуродованное чудовище. В волосах виднелись засохшие комки смолы, один из ярких голубых глаз отсутствовал, а белоснежная улыбка стала кровавой — сам Вдоволюб разрезал ему рот от уха до уха. Сейчас же оруженосец еле ковылял, видимо, лишился нескольких пальцев на ноге. Лорд-командующий снова закрыл глаза и оказался на пляже. Мама убрала непослушные кудрявые пряди со лба, нежно поцеловав его туда, и принялась щекотать. Маленький Орис заливался смехом, упав боком на мокрый песок, и подогнул под себя ноги. Позади раздался чей-то крик, должно быть, Висенья снова испугала Рейнис, бросив в неё крысу — её всегда забавляли вопли и визг младшей сестры. Оглянувшись, мальчик увидел возле пещеры нескольких людей, включая лорда Эйриона. Последний спешил к ним, а позади него неуклюже шествовали по песку стражники в латах. С каждым его шагом улыбка сползала с лица Барры. Густо-пурпурные глаза Таргариена были наполнены злобой, кудлатые брови насуплены, а полы чёрного плаща развевались подобно крыльям. «Столько шумихи из-за крысы?» — подумал Орис, будучи крепко объятым матерью. — Вот, где эта шлюха! — Эйрион ткнул пальцем в сторону служанки. — Резвится с бастардом на морском бережку! — Милорд, — успела вымолвить она и в следующий момент закричала от боли. Мужчина с длинными серебряными волосами схватил Барру за угольные локоны и тащил её по песку в сторону пещеры. Она заливалась слезами, умоляя отпустить её, следом за ними бежал Орис, пытаясь ухватить отца за рукав, но Эйрион отмахнулся, пнув его ногой в живот. Удар замедлил мальчика. Он стонал, согнувшись пополам, не в силах сделать и вдоха. Спустя вечность Орис начал ползти к толпе людей, а когда смог подняться на ноги, увиденное вызвало неподдельный ужас. Возле пещеры лежал его мёртвый брат. Половина головы отсутствовала, зияющая дыра в черепе обнажала смесь из мозгов и крови. Орис почувствовал приступ тошноты и едва сдержал себя. Пепельные пряди Теона были обагрены, лицо изуродовано, зубы порядком отсутствовали. Над его бездыханным телом рыдала их мать. Барра прижимала к себе сына, касаясь пальцами уцелевшей части лица. — Мой ма-мальчик, — взахлёб произнесла она, роняя горькие слёзы. — М-м-мой прекрасный мальчик! Её руки были в крови Теона. Она бережно водила ладонями по трупу сына, будто старалась оживить его материнской любовью. Орис хотел подойти к ней, обнять, успокоить, но не мог сдвинуться с места. Он не отводил взгляда от тела брата, видя, как маленький серебряный медальон в виде трёхглавого дракона выскользнул из кармана его бридж. Это украшение Теону подарил сам лорд Эйрион на его восьмилетие, с тех пор он не разлучался с ним. Висенья устроила скандал по этому поводу, мол, неслыханно — дарить бастарду геральдику дома, к которому он не принадлежит, и была отправлена в свои покои без ужина. Сейчас зачинщица стояла вместе с Эйгоном и Рейнис, гадко ухмыляясь. Она провела пальцем по горлу и ткнула в сторону Ориса. И в следующий момент произошло сразу несколько вещей: стайка летучих мышей выпорхнула из пещеры средь бела дня, круживший над замком Балерион издал оглушающий рёв, широко разинув пасть, а Эйрион набросился на служанку. Он повалил рыдающую Барру на песок, забрался сверху и принялся колотить её кулаками по лицу. — Daor, muña… Daor! Daor! — закричал черноволосый мальчик. Орис ринулся к нему, но Таргариен одним взмахом рассёк ему губу перстнем в виде драконьей головы. Он упал навзничь, ощущая во рту солёный вкус крови. Голова страшно гудела и кружилась, боль назойливо пульсировала во всём теле. Крики матери и ругательства Эйриона эхом раздавались в ушах. Поднявшись с огромными усилиями, он видел, как Эйгон пытался остановить отца, но четверо стражников крепко держали наследника. Когда Барра перестала кричать и сопротивляться, а её размозжённое лицо превратилось в багряную маску, Ориса вырвало. Сёстры одна недовольнее другой покинули побережье, лорд Драконьего Камня слез с мёртвой служанки. Камзол его и плащ были пропитаны густой червонной жидкостью, борода и кулаки так же перепачканы ею. Эйрион тяжело дышал и приказал стражникам забрать тело сына для сожжения на вечернем костре. В комнате без окон воняло нечистотами и смертью. Мужи в цепях и ошейниках, ослабленные и изуродованные, вздрагивали от малейших звуков. В противоположном углу прижимался к грубому камню лорд Стедмон — его оскопили, а мужские признаки отослали жене в Широкую Арку вместе с головой их первенца. Рядом с ним сидел лорд Тойн, лишившийся всех зубов после того, как спросил у Вдоволюба, можно ли в качестве предсмертного желания порезвиться с его вдовушкой. Услышав шаги за дверью, мужчины встрепенулись — кто захныкал, как малое дитя, кто стал молиться, кто пытался притвориться мёртвым и слиться со стеной, лишь бы его не заметили. Вошедший дорниец внимательно всматривался в каждого и ухмылялся, видя то или иное увечье. Больше всего его забавляли те, кто начинал скулить и умолять о пощаде. Он приближался, держал факел у самого лица и впивался чёрными глазами, будто хотел прочесть мысли пленника. Благодаря хоть и такому скудному источнику света командующему удалось разглядеть леопарда с секирой на его кожаных наплечниках. Когда выбор был сделан, он потянул за ремешок на горле и опустил тканевую маску с лица, ранее скрывающую всё, кроме очей. — Ты, — дорниец ткнул пальцем в грудь Баратеона. Орис ухмыльнулся, щурясь от яркого огня факела, и хрипло произнёс: — Valar morghulis. — Это ещё что за дрянь? — спросил он. Орис откашлялся, сплюнув мокроту под ноги врагу. — Я сказал, — он сделал небольшую паузу, ещё раз прочистив горло и облизав сухие, потрескавшиеся губы, — что твоя мать была шлюхой. — Ублюдок! — он наотмашь приложился кулаком к челюсти лорда-командующего, вызвав у того лишь сиплый смех. Баратеон сплюнул кровь и новую порцию мокроты, а его зубы окрасились в багрянец, будто мужчина долго жевал кислолист. Его хохот звучал подобно крошащемуся льду. Остальные пленники смотрели на Ориса, как на сумасшедшего и шептались, взывая к Семерым. Сбитый с толку дорниец выхватил цепь, рванул за неё, приказав встать. С трудом поднявшись на ноги, командующий чувствовал слабость и головокружение, но держался гордо и прямо. Сантагар ещё раз потянул за кандалы, израненные запястья Баратеона заныли, а в камеру вошёл ещё один мужчина. Его красную, перепаханную рытвинами рожу было хорошо видно и без факела. Нелепые светлые кудри делали его похожим на уродливый одуванчик. Две щелки в виде глаз, распухший, будто от пчелиного жала нос, отсутствие верхней губы и жидкая бородёнка, захватывающая выдающийся второй подбородок, мясистые руки с мозолями — этот гибрид человека и свиньи было в пору выставлять на показ за медяк, но лордский титул защищал главного врага Ориса. Чудовище открыло рот, прокряхтев: — Лорд Баратеон. Смотрю, с вами плохо обращаются. Он кивнул на свежие следы крови, обнажив кривые зубы. — Нюансы заточения, — беззаботно ответил командующий. — Пустяк. — Отрадно слышать это, — сказал он, оборачиваясь к стражнику. — Куда ты его ведёшь? — К Червю, милорд. Червём звали местного душегуба. Никто не знает, какому проклятью подвергся воспалённый разум норвосийского изувера, но его пытки были одна изощрённее другой, что хорошо ощущал на себе каждый пленник Виля. — Нет-нет, никакого Червя. Лорд Баратеон очень дорог нам, — Вдоволюб оскалил кривые зубы в гостеприимной улыбке и вновь обратился к Орису. — Скажите, милорд, если бы я снял с вас кандалы, каким был бы ваш первый шаг? Мужчина ответил не сразу. Он посмотрел на оставшуюся открытой дверь, заметил две поблескивающих лезвия секиры и остановился на Сантагаре. Увидев интересную вещицу на его поясе, командующий ухмыльнулся сквозь густую чёрную бороду. — Я бы выхватил у твоей ручной крысы кнут, — он указал пальцем на кожаную плеть со змеиной рукоятью, — и душил бы тебя, пока эти мерзкие поросячьи глаза не вылезли из орбит. На удивление, Виль рассмеялся, уперевшись кулаками в собственные внушительные бока. — Какой пыл! — воскликнул он. — Просто невероятное сходство с вашей дражайшей супругой, — услышав это, Орис побледнел и замер. — Недавно я получил от неё письмо, боги милостивые, что за женщина? Яростная штормовая гарпия. Мне не терпится встретиться с ней. Глаза Баратеона налились кровью. Он тряхнул цепью, ринувшись к Вилю настолько, насколько это позволяли сделать скованные кандалами ноги, но Сантагар ему помешал, ткнув древко копья в грудь. — Если ты… — Тише, друг мой, тише, — Вдоволюб по-дружески похлопал командующего по плечу. — Мы отправимся вместе, конечно, о чём речь? Негоже влюблённым не видеться так долго, — он подмигнул ему щелкой-глазом и проследовал к выходу. — Веселее, лорд Баратеон. Вы едете домой. Эта ночь отличалась от всех проведённых в проклятой пустыне. Впервые за почти пять лет заточения он спал не сидя и не на вонючей соломе вместе с остальными пленниками. Сегодня ему выделили комнату под самым небом в одной из трёх замковых башен. Не без усилий приняв ванную, проклиная все Семь преисподних, мужчина долго смотрел из окна на пылающие впереди очаги. Конечно, отсюда невозможно было увидеть Штормовой Предел, но Орису хотелось верить, что самый дальний огонёк светит ему именно оттуда. Что Аргелла так же само стоит у своего окна и ждёт мужа вместе с их сыном. Давос, боги праведные, ему должно было исполниться шесть лет в будущем году. «Я провёл всё детство единственного сына сидя на цепи, как пёс» — думал командующий, безжизненно ковыряя вилкой форель. Потушив все свечи и задёрнув полог, Орис забылся в тревожном сне. Он лежал на ещё неостывшем от дневного солнца песке, поджав ноги под себя. Всё это время он развязывал и обратно завязывал украшенное узелками-розами тёмно-синее платье матери, пропитавшееся засохшей кровью. Мальчик тихонько мычал без слов хорошо знакомую колыбельную, что слышал всё детство. Ему подпевал шум волн и кричащие чайки, парящие над ними. Объятия Барры были приветливо раскинуты, чем Орис и воспользовался, улёгшись возле неё. Они часто сидели или лежали вот так в обнимку, только раньше мама была жива. Мальчик не мог поднять взгляд, а если не смотреть на изуродованное Эйрионом лицо, то можно было представить, что она просто крепко спит. —«Озёра и горы, и замок морской Всё это будет твоим, дорогой». Он едва слышно пропел строчки, под которые засыпал и сильнее сжал холодную материну ладонь. Кто-то, бесшумно подкравшись, навис над ним и потрепал за плечо, а Орис даже не отреагировал. Когда в лунном свете сверкнуло серебро коротких волос, мальчик оторвал пустой взгляд и посмотрел на незваного гостя. — Что ты делаешь? — вопрошал он, сильнее тряхнув брата. — Вставай. — Оставь меня, Эйгон, — отрешённо ответил бастард, смахивая прочь его ладонь. Таргариен смотрел сверху вниз на безутешного единокровного брата. Его чёрная льняная рубашка развевалась на ветру подобно парусам. — На его месте должен был лежать я, — услышал он сдавленный голос. — Тогда бы он не тронул маму. — Орис, вставай! — раздражённо произнёс он, хватая бастарда за предплечье. — Чего ты хочешь?! Орис буравил его своими чёрными глазами-жуками. Гнев придал голосу твёрдости и силы, подействовал оживляюще и заставил вспомнить о случившемся горе. — Нам нужно похоронить Барру, — спокойно ответил Эйгон. — Или ты хочешь оставить её на кормление птицам? Нехотя Орис послушался, и ему пришлось взглянуть на то, что осталось от его матери. Тяжёлый ком застрял у мальчика в горле, глаза наполнились слезами, пока Эйгон доставал из сумки плотную белую ткань. Они вместе укутали покойную в неё, и осторожно взявшись за края, потащили по песку, а затем проследовали вверх, к утёсу. Таргариен был старше, крупнее и сильнее, поэтому подойдя к узкой тропке, закинул служанку на плечо, в то время как его младший брат карабкался впереди, расчищая дорогу. Ясное звёздное небо и полная луна были хорошими источниками света. Взявшись за лопаты, которые Эйгону удалось умыкнуть, они принялись неумело копать, натыкаясь то на камни, то на толстые, мёртвые невесть откуда взявшиеся корни деревьев. Остановившись через несколько часов, Таргариен вновь полез в свою сумку, достав оттуда опаловое платье из тончайшего шёлка. — Что ты делаешь? — ужаснулся Орис, воткнув лопату в земельную кучу. — Это платье леди Валейны! — У неё есть ещё, — ответил Эйгон, наклоняясь к бездыханному телу женщины. — Эйгон, если твой отец узнает… — Ты хочешь похоронить мать в кровавых тряпках? — два аметиста злобно вспыхнули в лунном сиянии. Больше Орис спорить не стал. Кое-как они освободили Барру от грязного одеяния, надев новое, красивое, переливающееся жёлтыми и розовыми самоцветами. Следом в ход пошла та же белая ткань, с её помощью Эйгон и Орис опустили женщину в вырытую могилу. Бросив прощальный взгляд на маму, бастард взялся за орудие труда, с остервенением закапывая её труп. Когда с делом было покончено, перепачканные, мокрые от пота братья возвращались в замок. Небо понемногу светлело, прояснялось, а, значит, на маломальский отдых оставались считанные часы. Черноволосый мальчишка бесцельно шёл, не разбирая дороги. Он не чувствовал усталости, тревоги, боли, не чувствовал ничего. За один день он лишился матери и брата, половина откололась от целого, оставив зияющую дыру. — Ты как? Всё нормально? — Эйгон остановился у входа в оружейную, откуда юный лорд и шмыгнул ночью из замка. Орис слабо кивнул, толкая тяжёлую дверь. Здесь пахло деревом, маслом и сыростью. — Ты мой единственный брат. Я никогда тебя не оставлю, — фиолетовый взор Таргариена, так напоминающий Теонов, сверкнул решительностью. Лицо бастарда смягчилось, а в уголках глаз снова защипало. Он вытер их грязным рукавом и поспешил вперёд, разведывая, нет ли под главным входом стражи.***
Чёрные тучи нависали над всадниками, будто хотели задавить их своей тяжестью. Казалось, ещё немного, и они напорются на знамёна с коронованными оленями на золотых полях. Горы возвышались подобно мрачным гигантам, обнажившим острые пики, а редкая, сухая, стоптанная трава дополняла этот унылый пейзаж. На меховой плащ леди Баратеон приземлилась одинокая снежинка, что тут же растаяла. С порывом ветра полы длинного одеяния взмывали ввысь, превращая её в крылатую тень. Аргелла была отличной наездницей и хорошо держалась в седле даже сейчас, несмотря на растущую нервозность. Напряжённую зимнюю тишину нарушало фырканье лошадей и учащённое сердцебиение леди, которое, как ей казалось, было слышно в Солнечном Копье. — Они уже должны быть здесь, — не выдержав тревожного молчания, сказала она. Мужчина подле неё верхом на гнедом жеребце мрачно нахмурился. Филин на его нагруднике широко раскинул крылья и обнажил когтистые лапы, готовый сорваться с металлической пластины и впиться ими в глаза врага. — Должны, миледи, — подтвердил он, не найдя других слов утешения. Она всматривалась в серую пустошь, рисуя в воображении пёстрые знамёна со змеями, лимонами и леопардами. Её большие сапфировые глаза покраснели и глубоко провалились в глазницы, окружённые тёмными кругами, а о выступающие скулы можно было порезаться. Пышные губы цвета спелой вишни стали пергаментными и покрылись корками. Аристократичную бледность сменила потускневшая, будто не видящая солнце долгие годы кожа, казавшаяся серой и болезненной. Блестящие, чёрные с синим отливом волосы — единственная сохранившаяся черта Аргеллы Дюррандон — были стянуты в тугой пучок на затылке. — Если эта тварь думает, что сможет одурачить меня, я сожгу его вшивый замок дотла, — прошипела она, крепко сжав поводья. — Похоже, это не понадобится, миледи, — произнёс рыцарь, указывая пальцем на крохотные цветные точки впереди. Они стремительно приближались. Уже на расстоянии ста футов леди Баратеон отчётливо видела ядовито-жёлтое поле с чёрной гадюкой, приготовившейся к укусу. По мере пребывания вражеских всадников гвардия с оленьими знамёнами ровнялась, гремела латами, оружием и щитами. Когда дорнийцы остановились в пяти метрах от противников, Аргелла гневно изогнула брови — среди разномастных ублюдков с трусливо закрытыми тряпками рожами не было её лорда-мужа. Один из них в горчичном тюрбане выехал вперёд, и кивнул в знак приветствия. — Леди Баратеон! — торжественно произнёс он с резавшим ухом акцентом, взирая на черноволосую деву заплывшими глазами. — Слухи о вашей неземной красоте… — Где мой супруг? — раздражённо перебила дорнийца Гелла, а её серебряная лошадь нетерпеливо фыркнула, ударив копытом о твёрдую землю. Виль оскалил кривые зубы-валуны в улыбке: — Сразу к делу? Будь по-вашему. Он махнул рукой и что-то неразборчиво тявкнул одному из своей гвардии. Мужчина с неизвестным Аргелле гербом на нагруднике слез со своей лошади и проследовал к охраняемому экипажу. Когда дверь повозки с глухим стуком отворилась, сердце леди Баратеон подпрыгнуло до горла. Оттуда неуклюже вышёл высокий мужчина с короткими чёрными волосами. Он выглядел как когда-то крепкий, свирепый воин, сохранивший былую мощь, но сильно исхудавший. Вместо густой бороды виднелась недельная щетина, добавилось шрамов и хромоты. Лорд сильно закашлялся и выплюнул мокроту под ноги своему тюремщику. Когда он выпрямился, Аргелла едва слышно пискнула, а её глаза увлажнились. — Орис, — одними губами прошептала она, готовясь пришпорить лошадь. — Попридержите коней, миледи, — хрипло захохотал Виль, надувшись, как жаба. — Сначала выкуп. От его мерзкого смеха у женщины свело скулы. Она повернулась к сидящему рядом рыцарю и громогласно, во всеуслышание произнесла: — Сир Джереми, если что-то пойдёт не по плану — этого, — она небрежно указала подбородком на Виля, — убейте первым. Мужчина в латах согласно кивнул, крепко сжав мягкую, кожаную рукоятку своего полуторного меча: — С радостью, леди Аргелла. Женщина в меховом плаще спустилась с лошади. Сир Джереми Мертинс проследовавший её примеру взял у одного из стражников позвякивающий мешок, и они вместе отправились на встречу дорнийцам. К тому времени Вдоволюб тоже слез с коня и забрал у неизвестного гвардейца ключ от кандалов Ориса. — Милорд, позвольте мне отвести пленника, — сказал он, но краснолицый лорд наотрез отказался. — Я не боюсь сердитой девчонки, — прокаркал Виль, потянув за цепь Баратеона. С каждым шагом навстречу мужу Аргелла жадно впивалась глазами в его новый облик, желая заметить хоть одну прежнюю черту. За их недолгое пребывание вместе она никогда не видела Ориса с короткими волосами и без бороды. Облачённый в подшитый мехом янтарный кафтан с рисунком из мелких змеиных чешуек и кожаным поясом, замшевые песочные штаны, коричневые сапоги с закрученными носками, мужчина, приближающийся к ней, казался чужим. Только чёрные блестящие глаза напоминали об Орисе Баратеоне, что принёс клятву в штормовой септе и покрыл молодую невесту своим плащом. Безобразный Вдоволюб ловко поймал брошенный ему в руки сиром Джереми выкуп, подбросив его несколько раз вверх. — Увесистый мешок. Возможно, вы слегка накинули больше, чем нужно, — он открыл безгубый рот и с лязгом освободил пленника от наручников. — Надеюсь, мы ещё… — Ты будешь гореть, Виль. Даю слово, — голос леди Баратеон прозвучал тихо и вкрадчиво, но столько яда не было ни в одной дорнийской гадюке. Не нашедшийся с ответом мужчина круто развернулся и отправился к своей гвардии. Они послали лошадей галопом, оставив после себя одну лишь пыль. Рыцарь, сопровождающий леди, удалился с поклоном, оставив штормовых владык наедине. Глаза Аргеллы наполнились слезами. Она сделала шаг навстречу мужу и дрожащей ладонью дотронулась до его щетинистой щеки, увенчанной мелкими шрамами. — Здравствуй, незнакомец, — с полуулыбкой на устах произнесла она и в следующий момент ощутила стальные объятия. Орис крепко прижал жену к себе, будто хотел слиться с ней, стать одним целым. Она уткнулась носом в мягкий мех кафтана и содрогалась беззвучными рыданиями. Годы разлуки встали в горле комом вместе с горечью и бесконечным одиночеством в высоких стенах из белого камня. Аргелла зажмурилась, ощущая, как горячие солёные струйки стекают по лицу. Она впивалась в мягкое одеяние Ориса, ощупывала его, будто стараясь прочувствовать каждый участок тела, чтобы убедиться в его реальности. — Гелла, — прошептал лорд, щекоча дыханием затылок супруги. Он коснулся губами шеи, обращая её взор на себя. — Я подвёл тебя. — Мы возвращаемся домой, любимый, — леди улыбнулась, смахнув с пушистых ресниц последние слёзы. — …подвёл тебя и Давоса, — продолжал мужчина, но та лишь отрицательно трясла головой. — Какие глупости ты говоришь, — Аргелла почувствовала, как он прижался к её лбу своим, и потянулась к мужниным рукам, сплетая их пальцы воедино. — Боги, Орис… Кто это сделал? Ужас отразился в ясных синих очах, когда леди Баратеон увидела его правую руку — кисть отсутствовала, оставив вместо себя лишь зашитый обрубок. Она подняла рукав до локтя, провела пальцами в мягких перчатках из оленьей кожи вдоль уцелевшей части и остановилась у самого края увечья. — Это неважно, — твёрдо сказала она, поднеся руку к своему лицу, и коснулась губами запястья. — Неважно, милый. Мы всё исправим. — Мейстер Эмброуз отрастит мне новую? По-твоему, это можно исправить? — процедил Орис, резко отняв конечность и задёрнув рукав кафтана. — Боги, прости, — он понял, что натворил, когда увидел выражение лица жены. — Прости, я… — Ты устал, — кивнула Аргелла, тихо шмыгнув носом, и поспешила спрятать взгляд. Грубость мужа ударила по ней сильнее, чем годы расставания. Не смотря на поцелуи и объятия, осадок, оставшийся в душе от долгожданной встречи, заставил леди задуматься — не погиб ли истинно её муж на этой проклятой войне. Гвардия радостно встречала своего лорда, на что Орис криво ухмыльнулся, продемонстрировав солдатам никуда не девшееся от их глаз увечье. Он под одобрительный шум и звон щитов заявил, мол, теперь придётся пронзать дорнийских ублюдков насквозь только левой рукой, а на место правой поместить топор или крюк. Отказавшись «снова прятаться в коробке», он седлал мышастого жеребца, поскакав вперёд вместе с сиром Джереми. Гелла взглянула на свою лошадь, а затем сняла перчатки, посмотрев на руки — грубые поводья успели оставить красные следы между пальцев и несколько мозолей. Развернувшись в сторону кареты, она взмахнула полами чёрного, как ночь, плаща, поспешив укрыться там, где её никто не увидит её отчаяния. Дорога была дальней, капризной и утомительной, однако на пути к Вилю леди Баратеон не замечала подобного. Возможно, мысль о воссоединении с любимым сглаживала все негативные моменты и придавала ей сил, но сейчас Гелла была выжата, словно лимон, обессилена и горько разочарованна долгожданной встречей. Она вспомнила, как горячо они с мужем прощались во дворе Штормового Предела много лет назад, какими нежными и родными были те поцелуи, и ощутила предательский ком в горле. Когда рогатый жёлтый месяц выглянул из-за туч, экипаж прибыл в Чёрный Приют. Аргелла увидев мощную базальтовую твердыню и знамёна с раздвоенной фиолетовой молнией, невольно улыбнулась, вспоминая счастливое детство, проведённое в этих стенах. Здесь она играла со слабой на голову, но милой Джейн Хасти, которая каждый день плела новый венок из одуванчиков для принцессы. Кузина Элейна исполняла обязанности верховного септона и короновала Аргеллу Первую, Деву Шторма, а потом они составляли долгий список из обидчиков, чьи деяния требовали немедленного королевского вмешательства и наказания. Однажды в этот список попал будущий король Штормовых земель, который отказался танцевать с Джейн и обозвал её полоумной. За это Реджинальд Дюррандон был позорно испачкан мукой, лишён титула принца и наречён именем Реджи-Болван. Гелла с теплотой вспоминала их проказы и с тяжёлым сердцем могилы. Лорд замка был заранее осведомлён о прибытии путников и оказал радушный приём, предложив гостям пищу, вино и кров. Неожиданным сюрпризом для леди Баратеон стало то, что служанка привела её к той самой комнате, где спала маленькая принцесса. Даже льняные бледно-голубые шторы остались те же — Аргелла хорошо помнила, как солнце едва поднявшись, беспощадно озаряло покои своим светом, превращая их в пылающий очаг. Согласно кивнув на предложение о горячей ванне, леди расстегнула брошь, сбрасывая с себя плащ. Она села на край постели, касаясь резных столбцов, пока стайка служанок, перешёптываясь, порхала туда-сюда, подготавливая всё для её удобства. — Где мой муж? — спросила Гелла у юркой курносой девчушки. — Он ужинает с лордом Кристоном, миледи, — тоненьким голоском ответила она, осторожно выливая ведро с клубящимся паром. Кристон был младшим и единственным выжившим из детей лорда Корвина. На момент его рождения Дюррандоны и Дондаррионы успели разругаться, поэтому Аргелла впервые увидела кузена лишь на собственной свадьбе. Он похоронил четырёх братьев, один из которых являлся бастардом и сестру, очаровательную Элейну. Будучи совершеннолетним, он стал хозяином Чёрного Приюта после смерти отца в Дорнийской войне. Не желая оставаться наедине со своими мыслями, Гелла приказала двум служанкам остаться и помочь ей принять ванную. Добавив несколько капель любимого жасминового масла, леди осторожно ступила в обжигающую воду, плавно опускаясь и облокачиваясь о закруглённые железные края спиной. Одна из девушек с тёмными кудрями бережно омывала её тело мягкой, смоченной в благовониях тканью сложенной в несколько раз. Когда служанка, наклонившись, дотронулась груди леди, Аргелла расслабленно закинула голову назад чувствуя, как кудри касаются лица. Если закрыть глаза, можно было представить, что прикосновения и волнистые волосы принадлежат её мужу, что теперь Орис плавно опускается к бёдрам, лаская их внутреннюю часть, и вот-вот заденет чувствительный бугорок между нижних складок. Вторая служанка вынула серебряную заколку, распуская тугой пучок, и зарылась пальцами в корни волос леди, мягко прочёсывая их и массируя. От этого Гелла едва ли не застонала, из последних сил держа себя в руках. Темноволосая девушка приподняла ногу леди, приближаясь к заветным местечкам госпожи, маслянистая ткань выскользнула из её рук и пальцы нервно коснулись промежности Аргеллы, прикусившей нижнюю губу. Боги, как хорошо, что она не видит её лица, а вторая возится с волосами. На секунду в голове леди Баратеон промелькнула безумная идея — а что, если..? Тело изнывало от желания, а невинная шалость никому не повредит. В конце-то концов, она верховная леди Штормовых земель, она имеет полное право… Глухой стук открывшейся двери отвлёк её от дерзкой мысли. Служанки встрепенулись, а Гелла, прикрыв грудь руками, обернулась — Орис сменил дорнийский наряд на шерстяные бриджи, льняную рубаху и кожаный шнурованный дублет. — Убирайтесь, — приказал он, не взглянув на служанок, с поклоном вылетевших из комнаты. Леди свернула мокрые волосы в жгут, выжимая их, и медленно встала, ступая по мягкому мирийскому ковру. Вода стекала по её телу, когда она облачилась в ночное платье из плотного шёлка с широкими рукавами. Орис подошёл к небольшому круглому столу, наполнив серебряную чашу густым, кровавым напитком. — Чем ты занималась? — спросил он, почувствовав терпкий винный привкус на губах. — Принимала ванну. На что было похоже? — небрежно обронила Гелла, расчёсываясь гребнем, украшенным самоцветами. Баратеон плавно осушил кубок несколькими глотками, наливая себе новую порцию. Прикончив и её, он взял с подноса несколько вяленых фиников. — Что две служанки ласкают мою жену, а она и не против, — так же небрежно произнёс он, раскусывая терпкий фрукт. Аргелла отбросила в сторону гребень, поспешив спрятать лицо за водопадом тёмных волос: — Нелепость. Мужчина не без помощи большого резкого зеркала развязал платок у горла и потянулся к шнуровке дублета, повозившись с нею. — Ты не почтила нас своим присутствием за ужином, — он беззвучно выругался, проклиная все Семь преисподних, и в конечном итоге распахнул одеяние, бросив взгляд на стеклянный графин. — Что? — недоумённо спросила леди Баратеон, расстилая постель и подбирая кроватный полог. — Орис, я устала, я… — Ты избегаешь меня, — настаивал на своём командующий с затуманенным от выпитого рассудком. Он не слушал жену, ощущая, как злоба растёт в нём с каждым новым глотком. — Стыдишься мужа-калеки? Гелла, попрощавшись с мыслями о долгожданном сне, тяжёло выдохнула. Она оставила одеяло и отошла от постели, остановившись в метре от супруга: — Как ты можешь так говорить? — тихо спросила леди, глядя на Ориса. Его щёки покрылись румянцем, несколько мокрых винных пятен хаотично расположились на некогда чистой рубашке с глубоким вырезом — было заметно, что шрамов прибавилось и на широкой груди. Чёрные, как морская пучина, глаза-жуки впились в стоящую напротив девушку. — Кузен Кристон поведал интересную историю, — после этих слов Аргелла напряглась, догадавшись, какого рода историю сегодня слушал муж за этим ужином льстецов и дураков. — Когда меня схватили, Эйгон навестил тебя. Чего хотел мой брат? Леди Баратеон покосилась на соблазняющий винный графин, и мужчина, пролив солидную его часть на пол, подал мокрый кубок жене. Она отчётливо вспомнила, как шурин воспользовавшись ситуацией усадил её на стол, блуждал ладонями под платьем, сжимал, Боги милосердные, грудь и предлагал немыслимые вещи — предать Ориса, её лорда-мужа. — Эйгон сообщил условия выкупа. Сказал, что сделает всё возможное, чтобы освободить тебя, — добавила Гелла после паузы. Орис сделал шаг навстречу, от чего она тут же ощутила терпкий с нотами кислинки запах, и отчаянно захотела отступить назад, но вместо этого девушка одарила мужа ледяной синевой глаз, пригубив вино. — Это всё? А вот кузен… — Чуть не забыла, — нарочито задумчиво произнесла Аргелла, решив, что сегодня игра будет по её правилам. — Эйгон обмолвился парой слов про то, что ты трахал Висенью. Промелькнувшее в ониксовых очах удивление застлало пеленой воспоминаний. Впервые старшая сестра пришла к нему — зелёному четырнадцатилетнему мальчишке под покровом ночи. Недоумевая, что Висенья здесь забыла, он всё же впустил её в свою небольшую комнатушку, закрыв дверь, как она и сказала. Насмешливо искривив губы при виде скромного убранства, валирийка скинула плащ возле камина, оставшись в прозрачном одеянии, обнажавшим каждый изгиб тела. Высокая, стройная Висенья Таргариен стоящая напротив полыхающего пламени потянула за тесьму крохотного узелка, лёгкая ткань моментально оказалась у её лодыжек, а Орис пропал в этой суровой красоте. Со временем понимая, что каждый «неожиданный визит» не что иное как месть их брату, бастард перестал питать иллюзии касательно этой связи, а со временем и вовсе отверг Сенью, вызвав тем самым гнев дракона — ещё немного и сестра бы перерезала ему глотку. — Это было давно и никогда не имело значения, — отрешённо ответил Орис, отгоняя воспоминания прочь. Такой ответ не устроил Аргеллу. Она почувствовала, как измученное сердце рвётся на куски, руки дрожат, а глаза в очередной раз наливаются слезами. Она с силой толкнула мужа в грудь, моментально вспыхнув подобно серебряной молнии на чернильном небосклоне. — Пять лет я отбивалась от всех этих ублюдков, говоривших мне, что ты мёртв! — Взревела она, смахнув волосы назад. — Я не теряла веры, боролась за право освободить тебя, воспитывала нашего сына, я была готова жечь города и что получила взамен? — истерически хохотнула девушка, ткнув пальцем в супруга. — Твой холод, недоверие и подозрение в супружеской измене. Орис ощутил сладостную тяжесть в бриджах, выбросив пустой кубок прочь. Бушевавший в нём годами голод дал о себе знать, едва он увидел жену в ванной, а ревность захлестнула с большей силой, когда служанки прикасались к тому, что принадлежало одному ему. Он схватил уцелевшей рукой жену за затылок и жадно впился в её уста, не смотря на протестующее мычание. Второй рукой он обвил её спину, прижимая к себе, что есть силы. — Перестань, — невнятно пробормотала разгневанная девушка, пытаясь оттолкнуть мужа. — Орис, хватит! Пока Аргелла старалась освободиться, левая рука бесцеремонно забралась под платье, впившись в нежную кожу. Влага обильно сочилась по внутренней стороне бедёр леди, на что мужчина самодовольно рассмеялся и будто бы случайно задел набухший бугорок между скользких складочек. Девушка заскулила, принявшись стягивать бриджи лорда едва развязав шнуровку. Почувствовав горячую плоть в ладони, Гелла пробежалась тоненькими пальчиками до основания и крепко сжала мягкую кожу, вырвав из груди мужа животный рёв. Второй рукой она развязала платье и нетерпеливо отбросила его. Каждая клеточка тела пылала и трепетала перед долгожданной лаской, леди была готова взвыть, когда Орис решил подразнить её, раздвигая головкой складочки и массируя клитор. Эта пытка вызывала у него ухмылку, он пристально наблюдал, как жена безмолвно открывает рот, стараясь насесть на член. — Ненавижу тебя, Баратеон! — простонала Гелла и он грубым рывком вошёл, шлёпнувшись яйцами о её промежность. Крик наслаждения, сорвавшийся с губ, было слышно во всём замке как пить дать. Орис вжал девушку спиной в холодную стену, подхватил под колени и без лишних сантиментов трахал её, ощущая горячую вязкую жидкость, стекающую по кудрявым внизу волосам. Стоны Баратеонов разрывали комнату, пока большой член со вспухшими сине-зелёными венами терзал обижающее, влажное нутро Аргеллы. Сейчас они были одним ненасытным целым, истосковавшимся друг по другу за годы разлуки. Ногти Геллы оставляли красные полосы на плечах и затылке мужчины, что пульсировали и невероятно пекли. Упругая грудь подпрыгивала на уровне глаз лорда, нежные персиковые соски, которые кусал Орис, набухли до боли. — Ты моя! Только моя! Моя! — рычал он, сильнее сжимая зубами розовые кружочки. Девушка, изогнувшись, толкнула мужа и рухнула вместе с ним на пол, забираясь сверху. Она свободно двигалась, скача на нём, как на жеребце и наклонилась вперед, сжав ладонью горло Баратеона. Она надавливала всем весом, не прекращая двигаться, и видела, как он бешено выпучивает глаза, сжимая пальцами её ягодицы и поясницу. Они двигались навстречу, вбивались в тела друг друга и наконец с протяжным хрипом Орис обильно кончил, не отпуская жену. Аргелла, чувствуя, что лопнувший тугой узел стекает по пульсирующему члену мужа, с блаженной улыбкой отпустила его горло, распластавшись сверху. Поленья мирно потрескивали в камине, а Баратеоны, переведя дух, перебрались в постель. Лорд-командующий нежно гладил плечи любимой, касался губами волос и что-то шептал. Гелла чувствовала, как тяжёлые веки слипаются, как всё тело сладко болит от напора её мужчины и прижималась к нему плотнее. Все тревоги, переживания и недавняя ссора казались им несущественной мелочью, о которой и вспоминать смешно. Орис сгрёб жену в объятия и впервые за много лет крепко заснул без мучительных сновидений.