Завоеватель

      Дорога домой. Ухабистая, размытая, опасная. Долгожданная. Дорога, спустя вечность отсутствия.       Не было ни единого дня за эти долгие пять лет, чтобы Орис не вспоминал её и не жалел, что покинул дом, отправившись воевать за своего короля. Когда мужчина закрывал глаза, он видел лицо жены, сына и знакомый путь, ведущий к ним. Он видел большой белостенный замок, знамёна с оленями — он видел дом и семью, которой предстояло вот-вот воссоединиться.       Всё утро на бирюзовом небе сияло зимнее солнце. Снег искрился и переливался самоцветами, пока Баратеоны миновали усадьбы Келлингтонов и Хорпов — последние твердыни на пути к Штормовому Пределу. Орис посмотрел на черноволосую жену верхом на молодом рыжем жеребце и улыбнулся — щёки Аргеллы покрылись нежным морозным румянцем. Заметив взгляд супруга, леди Баратеон заговорщически подмигнула ему и послала коня галопом, оглядываясь назад. В ответ на это мужчина ухмыльнулся, натянул поводья и ринулся следом за ней, наклонившись вперёд. Когда кони сравнялись, азарт уже захлёстывал обоих. Гелле вспомнились их многочисленные прогулки верхом и под парусом, каждый момент, проведённый вместе с мужем до этой ужасной войны, разлучившей двух влюблённых.       К полудню светило скрылось за свинцовыми тучами, а с небес стеной срывались пушистые снежные хлопья. Сир Джереми предложил остановиться у Хорпов и переждать непогоду, но лорд Баратеон отказался задерживаться.       — Я не могу ждать больше, сир, — заявил мужчина.       Проезжая знакомые заснеженные холмы Орис видел призраков и красное с оранжевыми языками пламя Мераксес. Сегодняшний снегопад был чем-то похож на тот шторм, в котором бастард сразил последнего Дюррандона, оборвав королевский род. Аргилак, силы которого хоть и были в два раза больше, но оказались бесполезными против огнедышащей твари, не сдавался, даже попав в ловушку, задуманную побочным братом узурпатора. Будучи поражённым вражеской сталью, он одарил будущего зятя полным ненависти и презрения взглядом. Отогнав от себя воспоминания, Баратеон вернулся в реальность, заметив верхушку одинокой мощной башни, выдержавшей гнев самого Штормового бога.       Волнение и трепет наполнили грудь воина, когда тяжёлый навесной мост опустился, впуская всадников. Во внутреннем дворе было невероятное столпотворение и суета. Каждый обитатель замка ликовал и рукоплескал, встречая своих лорда и леди. Орис видел домашнюю гвардию в полном составе, отсутствовал только их капитан сир Джереми Мертинс, сопровождающий Аргеллу к Дорнийским маркам. Рядом с солдатами стояли мейстер и кастелян, мастер над оружием, даже одноглазый Кит и мальчишка, разносивший уголь.       Когда Орис вместе с женой оказался в хорошо знакомом зале с высоким потолком-куполом, его сердце забилось сильнее. Многие воспоминания, не дававшие ему сдаться во время пленения, были связанны именно с этой палатой. Сюда он впервые вошёл вместе со своей невестой, с нескрываемым восторгом рассматривая красоты холла. Аргелла Дюррандон была облачена в его плащ, грубые солдатские сапоги и высокомерие — любимый из нарядов Ориса. Здесь же она объятая собственной яростью впервые прорычала, иначе не скажешь, о чувствах к жениху, и это было в сто раз искреннее, чем сладкие, как подслащённое мёдом вино, речи дев, что доводилось слушать лорду. В этих могучих стенах состоялся свадебный пир владык, отныне называвшихся Баратеонами из Штормового Предела. Среди звёзд и полумесяцев Орис узнал, что совсем скоро он станет отцом и чёрные глаза бесстрашного командующего, сразившего тысячи врагов, наполнились слезами. С каждым шагом сердце в груди мужчины металось всё сильнее, ведь эту встречу он представлял долгие годы, и, наконец, ей суждено было осуществилось.       На чудовищно большом рогатом троне, вырезанном из призрачно-белого чардрева, сидел черноволосый мальчик. Яркие сапфировые глаза, что он непременно унаследовал от матери (вместе с тем же высокомерием и заносчивостью на детской физиономии), были сосредоточены на визитёрах. Ощущалось, что о прибытии всадников предупредили недавно, но это был отнюдь не первый его приём. Когда расстояние между ними сократилось, малец властно и слишком сёрьёзно для своего возраста произнёс:       — Добро пожаловать в Штормовой Предел. Моё имя Давос Баратеон, я лорд этого замка.       Орис невольно улыбнулся, услышав столь официальное приветствие от сына. Он назвался Баратеоном, но говорил как Дюррандон, и конечно не узнал отца.       — Это честь для меня, милорд, — мужчин кивнул ему, задержав взгляд на лице мальчика.       Лёгкий и беззаботный смех Аргеллы, сопровождающей супруга, раздался охлаждающим родниковым журчанием. Теперь, вновь обретя мужа и защитника, она сменила свои закрытые платья с агрессивными кольчужными мотивами на васильковую парчу с серебряным узором. Плечи прикрывала лоснящаяся меховая накидка, скреплённая оленьей брошью на груди. Женщина повернулась к коротко стриженому мужчине и нежно сплела их пальцы, а мальчик на троне, увидев это, подозрительно прищурился, что не ускользнуло от глаз Ориса.       — Давос, милый. Это твой отец, — прощебетала Гелла, озаряя Чертог Дюррана собственным счастьем. Её взгляд, обращённый к мужу, был наполнен любовью и трепетом. — Он вернулся домой.       В отличие от матери Давос не просиял радостью, услышав, что теперь их семья вместе. Юный лорд раздумывал несколько секунд, сжав пальцами один из «рогов» подлокотника и плавно поднялся с громоздкого седалища. С отцом его разделял ряд грубых каменных ступеней. Он смотрел сверху вниз, изучая синим, как горные озёра, взором незнакомца.       — Мне сказали, что ты в плену, — сказал мальчик никак не более дружелюбным тоном. — Ты сбежал?       Орис молчал. Недоумённая улыбка замерла на обветренных устах. Он почувствовал ласковое прикосновение Аргеллы к плечу и коротко произнёс:       — Нет.       — Твоё войско освободило командующего? — наседал мальчик, преодолевая верхнюю ступеньку.       Теперь улыбка превратилась в гримасу. Чёрные глаза-жуки недобро сверкнули, и мужчина всё так же немногословно ответил:       — Нет.       — Тогда как? — не унимался Давос, повысив голос, взлетевший эхом до потолка-купола.       Плотно сомкнутые челюсти Ориса неприятно свело. Он ощущал себя подобно натянутой тетиве, которая вот-вот пошлёт стрелу во вражескую цель с лихим свистом. Даже настойчивые касания и снисходительная улыбка жены не действовали успокаивающе — видят боги, не так он представлял долгожданную встречу с единственным сыном.       — Меня выкупили, — прогремел мужчина, чувствуя, как после этих слов тонкие пальцы Геллы впиваются в его плечо сквозь одежду.       Впервые за этот напряжённый разговор ему удалось увидеть, как уголки губ наследника приподнимаются, а в синих глазах мелькает удовлетворение. Это выдавленное признание явно развеселило Давоса.       — Выкупили? — с напускным замешательством спросил мальчик, делая ещё один шаг навстречу родителям. — Как породистую кобылу? — Он кивнул на прикрытую меховым рукавом плаща правую руку. — С оттяпанной культёй.       — Давос! — Аргелла моментально вспыхнула, угрожающе отбросив пышные волосы назад. От прежнего счастья на её лице не осталось и следа. — Извинись перед отцом, немедленно.       Мальчика, явно не привыкшего к материному гневу и запретам, это не устроило. Победоносное ликование исчезло с детского лица, а на смену ему пришло недовольство. Он сжал кулак, сверкнув небольшим серебряным перстнем в виде оленьей головы, и развернулся к синеглазой, как он, женщине.       — Тесса умерла из-за него! — Давос ткнул пальцем в сторону отца и наградил его полным укора взглядом.       В голосе ребёнка ощущалась глубокая боль и ненависть. Услышав это обвинение, по спине воина пробежал холодок, а ноги предательски дрогнули. Единственное разумное объяснение словам сына лежало на поверхности, но он отчаянно боялся в это поверить, лихорадочно соображая и ища опровержение такому заявлению.       Аргелла не сразу нашлась с ответом. Слова мальчика задели давние раны, а в сознании стали всплывать окровавленные простыни, одинокие слёзы на лицах служанок, молчаливый свёрток в руках мейстера Эмброуза и стальную хватку сира Джереми, крепко державшего её рыдающую. «Почему она не дышит? Почему?!» — эхо собственного рёва раздалось в ушах женщины.       — Тесса… родилась мёртвой, — с усилием произнесла леди Баратеон, стараясь сохранить самообладание. — Мы это обсуждали.       Голос матери сухо прошелестел, как опавшие осенние листья, и это разозлило лордёныша подобно бесконечным наставлениям и едким придиркам старого мейстера. Давосу казалось, что во всём этом огромном замке лишь он один скорбел и скучал по малютке сестре, не сделавшей и вдоха. Хоть он был слишком мал в ту пору, когда ужасная трагедия случилась в доме Баратеонов, со временем осознание её смерти неминуемо пришло.       — Тесса? — в чертоге послышался баритон с хрипотцой.       Чёрные глаза Ориса были прикованы к сыну. В безотрадном взгляде свирепого воина можно было прочесть сожаление, раскаяние и мольбу о прощении, но Давос Баратеон остался глух к горю отца и оттолкнул его обжигающей бездонной синевой.       — Да, ты правильно понял, — полным презрения тоном заявил он. — Когда твой брат прилетел к нам…       — Давос! — окликнула сына леди. Она решительно ступила вперёд, будто старалась защитить мужа от нападок их ребёнка.       — …и сказал, что ты в плену…       — Достаточно, молодой человек! — громогласно закричала Аргелла, ткнув в сторону юного штормового лорда указательным пальцем. Она смерила его потемневшим взором и только потом произнесла. — Мейстер ждёт тебя.       Казалось, что малец перебирает в голове все известные ему колкости, чтобы задеть Ориса напоследок. Он открыл, было, рот, но сердитое лицо матери внушало некий страх и в последний момент лордёныш либо передумал, либо струсил. Будь мальчик котом, шерсть на спине встала бы дыбом от внутреннего недовольства. Давос в последний раз взглянул на отца и с деланной покорностью произнёс, прежде чем покинуть Чертог Дюррана:       — Мои извинения, лорд-отец.       Орис смотрел вслед наследнику и устало выдохнул, когда маленькая фигура исчезла. Он подал Гелле руку, помогая сойти с грубых ступеней, и коснулся пальцем внешней стороны холодной ладони.       — И что на него нашло? Ох, боги праведные, — женщина с пышными чёрными волосами, отливающими синим свечением коснулась висков, стараясь унять пульсирующую боль.       Когда она покидала Штормовой Предел, пообещав сыну вернуться с сюрпризом, мальчик загорелся от счастья. Он всё выпытал, валирийский ли это клинок или быть может драконье яйцо, но Гелла лишь ласково поцеловала его на прощание, оставив пятилетнего Давоса править от имени родителей и томиться в ожидании. «Вот так сюрприз» — невесело подумала про себя леди.       — Очаровательное дитя, — ровным тоном произнёс доселе хранивший молчание муж. По маске застывшей на его лице было сложно понять, о чём думает воин и что у него на душе, но Аргелла и без того всё понимала. Орис Баратеон, верховный лорд Штормовых земель и лучший (если так ещё кто-то считал) военачальник Вестероса, был отвергнут собственным сыном, так и не простившим отца. Леди догадывалась об обидах Давоса, всегда избегающего этой темы, но женская мягкосердечность и вера твердили, что вода камень точит, а встреча поможет забыть былое и объединить семью.       — Для Давоса это большое потрясение, — мягко произнесла женщина, дотрагиваясь щеки супруга кончиками пальцев. — Будь снисходительнее.       — Думаю, это всё королевская кровь. И капля бастардовой, — усмехнулся Орис, и после напряжённой ссоры у Геллы на сердце отлегло. Она узнала в бритом незнакомце собственного мужа, который одним прикосновением мог унять все тревоги.       — Дай ему время, — шепнула она, чувствуя тёплые губы воина.       Уста Ориса напоминали изумительное золотое борское вино, пригубив которое уже невозможно было оторваться. Мощным рывком он прижал жену к себе, податливо выгнувшуюся в спине навстречу ласкам. Мужчина прошёлся поцелуями вдоль линии подбородка, переключился на шею, чувствуя яро пульсирующую жилку под тонкой нежной кожей. Пальцы Аргеллы забрели под чёрный меховой плащ и упорно искали шнуровку дублета — она истосковалась по супругу, и ни одно правило приличия больше не могло сдержать штормовую деву, настойчиво требующую его внимания.       — Почему ты не сказала мне? — над самым ухом леди раздался недобрый тон, который она терпеть не могла.       Улыбка исчезла с пышных уст так же быстро, как и появилась. Гелле казалось, что её вырвали из объятий мужа и бросили нагую в Студёное море. Ужасные воспоминания, что превратились в ночные кошмары, мучавшие женщину по сей день, налетали на неё разгневанными призраками прошлого и тянули за собой в бездну боли и отчаяния. В ушах стоял гул, а Чертог перед глазами расплывался, превращаясь в залитую солнцем опочивальню с окровавленными простынями. Она видела, как свёрток шевельнулся, но все твердили, что виной тому сквозняк и девочка не дышит. Выпуклые стальные перья на броне сира Джереми исцарапали ей ладони и лицо, леди впивалась пальцами в наручи, толкала мужчину в грудь, напарываясь на новые порезы. Только две дополнительные пары рук и Эмброуз с маковым молоком смогли угомонить обезумевшую от потери женщину, но лишь на время. Спустя несколько дней горячки перестало помогать и лекарское снадобье, а мейстеру пришлось прибегнуть к выжимке Ночной тени. Неделю она пролежала в кровати, позабыв обо всём, кроме собственного горя.       — Что я должна была сказать? — произнесла Гелла, отпустив мужа. Пелена слёз застала глаза, превращая Ориса в размытый силуэт. — Что наша дочь умерла внутри меня? Что я… Не смогла…       Голос Аргеллы дрогнул и сорвался. Она отвернулась, почувствовав обжигающие солёные капли, бегущие по впалым щекам, и зажмурилась, беззвучно плача. Леди зажала рот рукою, подавляя всхлипы и стараясь отогнать эхо воспоминаний в голове.       — И это случилось, когда мой брат прилетел сюда, — услышала она столь холодный, как и прежде голос мужа.       Она посмотрела на тонкие косые линии шрамов близ запястья, оставшихся от брони сира Джереми и прижала руку к груди.       — Никто не знает, когда это случилось, — сипло ответила леди.       Едва горячка прошла и Гелла наконец поднялась с кровати, первым делом она украдкой заглянула в детскую. Давос, которому исполнилось немногим больше года, безучастно смотрел на деревянного воина верхом на коне в руках рыжеволосой служанки. Она крутила игрушку и так, и эдак, прицокивая языком, имитируя топот копыт и стараясь развеселить маленького лорда, но тот не проявлял к играм никакого интереса. Позже леди сказали, что мальчик сидит так уже несколько дней, вопит от кормилицы и замолкает лишь тогда, когда все оставляют его в покое. Злость на саму себя захлестнула сердце женщины и с тех пор Давос никогда больше не чувствовал нехватки материнской любви и заботы.       — Что Эйгон сделал с тобой? — Орис коснулся её подбородка, обращая взгляд на себя, от чего Аргелла мгновенно вздрогнула.       Ей было неприятно его прикосновение и допрос. Интонация Баратеона напомнила Гелле дуновение ледяного зимнего ветра, пробирающего до костей, что гулял за стенами замка. Блестящие лаза впивались в неё, будто хотели утащить в эту ониксовую бездну, где нет ни капли нежности к жене, и безвозвратно поглотить.       — Он ничего не сделал! — разозлившись, леди смахнула прочь ладонь мужчины. Её грудь вздымалась, взгляд был решителен и резал словно кинжал. — Ты думаешь, я лгу тебе, милорд?       Спустя считанные секунды после этих слов суровое лицо воина смягчилось. Он настойчиво протянул к ней крепкие руки, как делал это тысячи раз до войны. Увидев родную нежную улыбку мужа, сердце женщины забилось ещё сильнее.       — Нет, любимая. Я так не думаю, — ответил Орис. Он пропустил чёрную, как вороново крыло прядь сквозь пальцы, заправил её за ухо, наблюдая, как уголки пышных губ Геллы приподнимаются. Леди коснулась в ответ широких плеч, проводя тонкими пальцами по тёплому серому меху его плаща, и прижалась щекой к груди Баратеона. В сильных и бережных объятиях супруга она могла позабыть обо всех невзгодах. Мужчина прикрыл глаза, вдыхая аромат жасмина, и тихо произнёс. — Я знаю, что ты лжёшь.       Гелла оцепенела. Страх захлестнул её нутро. Она ожидала отвратительной правды смешанной с грязными домыслами злых языков, которую судачили про жену лорда Штормового Предела и его венценосного брата. Леди хотела услышать хоть что-то, пусть даже и обвинение в измене, лишь бы застывшая маска на лице командующего исчезла. Но Орис молчал. Он коснулся губами лба Аргеллы, придерживая её за затылок, и плавно отпустил. Едва заметно усмехнувшись, он развернулся, как вдруг в чертоге с потолком-куполом раздался звонкий голос леди Баратеон:       — Куда ты идёшь?       Воин смотрел на неё чёрным взором и напоследок произнёс с горечью, которой она прежде не слышала в голосе мужа:       — Я хочу увидеть мою дочь.       Сопровождаемый пристальным взглядом супруги мужчина покинул зал. Он шёл длинными, широкими коридорами, петляющими, как кроличья нора. Каждый, кого он встречал на пути, кланялся своему лорду в знак приветствия, замирал и смиренно опускал глаза. Толстые стены с оленьими знамёнами разносили его шаги по всей твердыне бывших королей. У последней лестницы, ведущей к его цели, звучал смех. Две служанки боролись с порывом ветра, что со звоном распахнул большое окно. Пушистые белые хлопья залетали вовнутрь, взмывали ввысь и опускались на девичьи волосы. Когда Баратеон свернул к ним, снег поспешно таял, разговоры стихли, как и смех. Ступени, как казалось командующему, не закончатся никогда, а распахнутые двери так и останутся недосягаемыми, но тут большая звезда, встретившая его далеко впереди, блеснула в последних лучах зимнего солнца.       За сорок лет жизни в септах Орис бывал нечасто. Он не верил в справедливых и милостивых богов, семь небес, уготованных праведникам, зато охотно верил в семь преисподних, где ему предстояло оказаться. С юных лет он каждым взмахом меча прорубал себе дорогу туда. Он шёл путём безбожника и был готов гореть, пока одна непокорная королева не перевернула его жизнь с ног на голову.       Баратеон без труда нашёл её. Крошечное надгробие с южной стороны септы рядом с большим и величественным, принадлежавшим деду почившей, само бросилось воину в глаза. Ноги отяжелели, шаги замедлились, а ониксовые очи резало, будто невесть откуда налетевшим северным вихрем. Остановившись совсем рядом, мужчина провел пальцем по аккуратно вытесанным на холодном камне словам:

Тесса Баратеон Родилась и скончалась в 4 г. от З. Э.

      Это была ложь. Тесса из дома Баратеонов не сделала и вдоха, не открыла глаз, чтобы увидеть этот мир. Она появилась на свет мёртвой, поцелованной Неведомым. «Очередная ложь. Неведомый здесь не при чём. Другой отнял жизнь моей дочери» — отозвался внутренний голос.       Раскалённые капли стекали по щекам командующего и пропадали в отросшей бороде. Орис закрыл дрожащие веки и увидел малютку с чёрными завитками по всей голове и большими синими, как штормовое море, глазами. Аргелла держала её на руках и осторожно передала девочку отцу. Тесса прижалась к нему, зарывшись носиком в густой серый мех плаща, смеясь от того, как он щекочет ей личико. Баратеон прижал кроху к себе и с упоением вдохнул запах шёлковых волос.       Не в силах больше стоять на ногах, Орис рухнул на колени перед маленькой могилой. Он прижался лбом к гладкому, холодному камню и впился пальцами в края. Обжигающие слёзы градом катились по измученному лицу, а воин трясся от скорби и боли.       — Я подвёл тебя, — прошептал командующий, вновь и вновь проводя пальцами по выгравированному имени. — Тебя и твою маму.       Образы в голове, где Аргелла держит на руках их дочь, стали невыносимыми. Орис закричал, что было силы, а его голос эхом взлетел к потолку-куполу. Он кричал долго, надрывно, превозмогая режущую боль в горле и душе. «Мёртвые нас не слышат, мальчик» — сказал однажды бродячий септон, который послушал, как маленький бастард, сидящий у чардрева, пытается поговорить с умершей матерью. Он знал, что Барра была северянкой, а северяне по сей день сохранили веру в Старых Богов, поклоняясь белоснежным гигантам с вырезанными на стволах ликами. В одном из древних фолиантов с причудливыми спиральными рисунками Орис вычитал, что деревья могут призвать душу усопшего, а ответом вопрошающему станет ветер и шум кровавой листвы. Но старик в латаных обносках оказался прав — никто не откликнулся, как бы мальчик не звал.       Воин не шевельнулся, ощутив мягкое прикосновение к плечу и услышав знакомый шорох платья. Он чувствовал раздражающее жжение в местах, где стёр кожу об камень, и нежный запах жасмина, витавший в септе. Чьи-то тёплые, мягкие руки коснулись его и мужчина, наконец, отпустил надгробие. Орис обнял жену за ноги, стоя перед ней на коленях и спрятал лицо в блестящей ткани. Аргелла шептала ему слова утешения, убеждала, что в произошедшем нет ничьей вины, но воин знал, кто в ответе за смерть его ребёнка.       Когда тонкие языки пламени сотни свечей заплясали по стенам септы, командующий поднялся. Он покинул обитель богов, ведя супругу под руку, обдумывая следующий взмах меча, что непременно приведёт к семи преисподним.

***

      — Королевская Гавань? — скептически вопрошал женский голос.       Место, которое обладательница голоса представляла в своей голове, долгие годы слыша эти слова от мужа, совсем не соответствовало увиденному ею. Клочок земли с горсткой домишек, деревянной крепостью на вершине утёса и парой-тройкой лодок у недостроенного причала походил на обычную деревеньку, коих в Вестеросе было не сосчитать.       — Во всей красе, — ответил мужской. Его обладатель хотел обвести рукой живописный край, но, замешкавшись, ударился железной десницей о поручни. — Проклятье!       — Блошиная конура звучит более подходяще, — продолжила женщина, будто не заметив неловкой ситуации.       Она спокойно положила свою ладонь в тонкой перчатке из оленьей кожи поверх мужниной, слегка сжав её. Леди знала, что он ничего не почувствует, но этот простой жест малость успокоил обоих.       Орис Баратеон ещё плохо справлялся с приобретённой частью тела вместо прежней, отнятой проклятым Виллем. Бесчисленное множество винных кубков было разлито, пока штормовой владыка привыкал брать чашу левой рукой, приборы летели на пол, сёдла в сторону, а полсотни мечей были выброшены в море. Там же норовили оказаться и все кузнецы Штормового Предела за то, что были не в состоянии выковать меч даже для калеки. Аргелла слышала крики мужа, не смотря на то, что двор, где она гуляла с их сыном, и кузня располагались в разных углах замка.       — Я не хочу оставаться здесь, — произнесла она, глядя на развевающееся на ветру знамя.       Кровавый дракон на обугленном поле украшал стены деревянной крепости Таргариенов. За ними и находилась причина визита Баратеонов в это место.       — Мы не задержимся надолго, — ответил Орис, обняв Геллу за плечи.        «Железная ярость», двухмачтовая галея с горчичными парусами и коронованным оленем, разрезала волны, а столица становилась всё ближе. Капитан отдал приказ встать на якорь и спустить шлюпку на воду. Аргелле такое путешествие было не по душе, но Орис заверил, что в море сейчас безопаснее, чем на дорогах. «Вы должны быть защищены» — сказал он, когда мейстер принёс свиток с драконовым оттиском, крепко прижав к себе жену.       На наветренном берегу их уже ожидал экипаж. Рыцари во главе с командиром встретили Баратеона дружескими объятиями и похлопываниями по плечу. Усадив жену в карету, воин составил им компанию верхом на гнедом жеребце.       До Аргеллы доносились обрывки фраз, связанные с тем или иным происшествием в государстве и за его пределами: беспорядки на Железных островах, жестокая смерть Джона Селми, в которой явно были замешаны дорнийцы, распри между Тирошем, Миром и Лиссом, но солдатская болтовня не могла избавить её от тревог. С самой первой встречи, когда король с жёнами прибыл в Штормовой Предел, отношения у них не заладились. «Висенья, злобная сука, точно что-то выкинет, чтобы разозлить меня. Она не забыла того унижения, нет, не забыла. Поделом ей. И венценосный братец ничем не лучше, прилетел в ночи, когда Ориса пленили… Проклятый безумец».       Женщина мысленно возвращалась в каждый одинокий день, наполненный страхом и печалью. Она натягивала улыбку с самого утра, когда шла в детскую, когда принимала штормовых лордов и слушала их лесть, а ночью беззвучно рыдала, пока тревожный сон не утащит её за собой в чёрную пустошь. Иногда она просыпалась от собственных криков, зовя то Ориса, то почившую королеву Реджину, но рядом были лишь гвардейцы да мейстер. Она не заметила, как служанка забрала у неё плащ, а муж попрощался, уходя куда-то с Эйгоном. Гелла не видела ничего, кроме подола платья из плотного сливового бархата с тонкой меховой подкладкой цвета тёмного золота. Лишь у большой двери с вырезанным на ней драконом леди вспомнила об истинной цели визита в Эйгонфорт. Женщина постучала, приоткрыв двери, и тихо спросила:       — Ваша милость, позволите?       На большой кровати с бледно-розовым балдахином лежала измученная, но счастливая женщина. В её распущенных волосах слились серебро и золото, под фиалковыми глазами залегли тени, лоб покрылся испариной, аккуратные губы были искусаны, но радость и счастье, исходившие от неё, затмевали уставший вид королевы.       — Гелла, — с улыбкой выдохнула валирийка, слабо махнув кистью в знак согласия. — Заходи.       Леди Баратеон прошелестела юбками, пересекая комнату и села на край кровати, склонившись над свёртком в руках Рейнис. Свёрток пошевелился, будто почувствовал, что на него смотрят с интересом и открыл глаза. Два аметиста смотрели на черноволосую женщину. Маленький принц унаследовал тонкий нос, губы матери и ямочку на подбородке от отца. Его волосы напоминали жидкий шёлк и были серебристее луны.       — Кто у нас здесь? — нежно произнесла женщина не в силах сдержать улыбку при виде очаровательного крохи. Королева медленно повернулась в сторону золовки и осторожно дала ей сына. Гелла придерживала малыша и слегка покачивала на руках, а принц, будучи рад повышенному вниманию, робко улыбнулся. — Он прекрасен.       — Мейстер говорит, что ребёнок беспокойный, — с заметным волнением проговорила Рейнис. — Эйнис много плачет и кричит.       — Давос был очень спокойным, — медленно ответила леди Баратеон, касаясь кончиками пальцев пухлой щеки племянника. — Но в последнее время этот молодой человек решил воздать мне сполна. Истинно сын своего отца.       — Я так рада, что Орис вернулся к тебе, дорогая, — королева подвинулась ближе, когда служанка забрала принца, и взяла руку Аргеллы в свою, слабо сжав её. — Мы все ужасно тревожились и молились за него.       Её голос звучал подобно ласковому весеннему ветру, а глаза так сияли искренностью, что ложь, даже если она и прозвучала, различить было невозможно. Рейнис смахнула со лба прилипшие платиновые пряди и болезненно поморщилась, всем видом стараясь это скрыть.       — Вы слишком добры, моя королева, — произнесла леди Баратеон, улыбнувшись ей в ответ. Младшая из Таргариенов всегда вела себя с ней приветливее всех остальных, но таких слов от Рейнис она ещё не слышала.       — Это уж точно, — раздалось издевательское хмыканье.       Аргелла слышала какой-то стук и звон лат позади. Одна из служанок ойкнула и поспешила убраться из покоев. Тяжёлые шаги раздавались всё ближе, пока леди не увидела краем глаза металлические кольца в волосах и кривую ухмылку самой опасной женщины Семи королевств.       — Провалился на первом же задании, великий генерал, — продолжала Висенья Таргариен, скрестив руки с чешуйчатыми наручами на груди. — Орис годен только безумных стариков убивать, да и то… Был годен.       В этот момент принц заплакал навзрыд, а Рейнис недобро посмотрела на сестру. Висенья, которую плач племянника нисколько не обеспокоил, со скучающим видом прошлась вдоль стены, уделив маленькому принцу не больше внимания, чем своим сапогам. Мейстер поспешил вернуть младенца матери.       — Гелла…       Леди Баратеон поднялась в кровати, расправив волны на юбке платья, и с самой лучезарной улыбкой произнесла:       — Отдыхай, сестра. Вам нужно набираться сил.       Едва она договорила, поспешила выйти из покоев королевы. В коридоре с низкими потолками было очень душно, не смотря на разгар зимы. Аргелла шла вдоль стен, придерживаясь за них, ощущая тошноту и головокружение. Как только эта дрянь смеет так говорить о её отце и муже? Мерзкая ведьма, которой доставляют удовольствие людские страдания и боль. Гелле нужно было найти мужа, но где его искать, она не имела понятия. В этой чужой деревянной крепости женщина ощущала себя подобно загнанному в клетку зверю, что не может вырваться наружу. Боль внизу живота пульсировала и нарастала, тошнота вызывала спазмы, а перед глазами всё расплывалось. Только не сейчас, боги милосердные. И куда запропастился этот намасленный благовониями платок? Неужели она обронила его?       Гулкие шаги позади неё раздавались всё ближе, и к своему огромному сожалению Аргелла хорошо знала, кому они принадлежат.       — Говорят, ты потеряла дочь, — проскрипела Висенья Таргариен.       Сосредоточившись на одиноком пламени факела и убрав со лба выступившие капли, Гелла увидела её перед собой. Кривой рот второй королевы изображал всё ту же гадкую ухмылку.       — Мертворождённая или умерла при родах? — продолжала выяснять она.       Приведя в порядок тяжёлое дыхание, леди Баратеон надменно посмотрела на обидчицу, пронзив её очами цвета шторма.       — Не твоего ума дело, — отрезала она, ступая дальше по коридору.       — Так же говорят, что она была просто чудовищна, — повысила голос Висенья, шагая за женщиной. — Безглазой, слизкой, с крыльями, как у летучей мыши, рыбьим хвостом вместо ног и щупальцами, вместо рук. Смотреть тошно.       Аргелла резко остановилась, услышав эти слова про их с Орисом дочь. Она медленно развернулась лицом к обидчице и ядовито процедила:       — Говорят, что ты не можешь родить брату, потому что он трахает тебя в задницу, опасаясь зачать дитя.       Сердце бешено билось в её груди, но не от страха. Ярость и боль смешались в дочери штормовых королей, и теперь она сама стала штормом, желающим уничтожить всё на своём пути. Из распахнутого окна подул морозный ветер, терзая её чёрные, как вороново крыло волосы, и отбросил их назад. Тяжёлое золотое ожерелье угрожающе пошатнулось на шее и груди разгневанной девы.       — Я подарю этот длинный язык твоему сыну на именины, — Висенья ловким движением достала короткий кинжал из сапога и наставила лезвие на Аргеллу.       — Тронь меня, и у Эйгона останется только любимая жена. А обуза в виде тебя станет пеплом, — леди округлила глаза, и воительнице на мгновение показалось, что они вспыхнули густым пурпуром.       — Мерзкая потаскуха, да ты знаешь, что я с тобой…       — Что здесь происходит? — громыхнул властный голос короля.       Женщина с чёрными волосами обернулась и к своей радости увидела мужа рядом с высоким венценосным мужчиной. Висенья обнажила своё оружие, а теперь настало время леди Баратеон. Она бросилась к супругу, что было сил, и крепко впилась дрожащими пальцами в его шерстяной камзол.       — Аргелла, — выдохнул он, непонимающе глядя на жену. — Что случилось? Ты вся дрожишь.       — Я прошу тебя, давай уедем, — прошептала женщина, а в больших синих глазах выступили слёзы.       Орис смотрел на замершую с кинжалом в руках сестру, что опустила широкое лезвие, перебирая пальцами рукоятку из драконовой кости. Взъерошенный вид Висеньи говорил о том, что если бы они с королём задержались, то одним богам известно, чем бы это всё закончилось.       — Миледи, объясни мне, в чём дело, — он вновь перевёл взгляд на напуганную жену с мокрыми от слёз щеками.       — Я зашла поздравить её милость с рождением сына. После королева Висенья предложила мне показать крепость в ответ на наш радушный приём в Штормовом Пределе и… и… Ох, Орис, — голос женщины сорвался и сменился глухими всхлипами.       Уцелевшая рука воина легла на затылок супруги. Он успокаивающе гладил её шёлковые волосы, в то время как чёрный взгляд, адресованный сестре, пылал гневом.       — Продолжай, Гелла, — тихо произнёс командующий.       — Она назвала нашу бедную девочку слизким, безглазым чудовищем, — сдавленно сказала леди, делая глубокий вдох. — Она сказала, что вырежет бастардово отродье из моего живота и подарит Давосу.       — Она лжёт! — негодующе закричала королева. — Эйгон, я клянусь.       — Орис, мне так страшно, — продолжала Аргелла, содрогаясь от рыданий. — Она схватила меня за горло, прижала к стене и подставила лезвие, — женщина мягко взяла левую руку мужа и приложила её к своему животу. — Прямо сюда.       Аргелла Баратеон роняла слёзы на камзол мужа, который с каждым услышанным словом становился всё яростнее. Он впервые в жизни захотел схватить сестру и перерезать ей глотку на глазах у брата, бросив бездыханное тело ему под ноги. От этого его сдерживала напуганная жена и их дитя в её чреве.       Вечер, когда воин узнал, что он вновь станет отцом, стал самым счастливым после возвращения домой. Когда Гелла сказала это ему, мужчина подхватил её на руки и кружил вместе с ней, радостно улыбаясь и неистово целуя жену, что в скором времени подарит ему мальчика, девочка, а может, будь на то воля богов, и двоих.       — Висенья, объяснись, — впервые подал голос король.       Орис не хотел смотреть на брата, поэтому его полный ненависти взгляд был адресован королеве.       — Я говорю тебе, она лжёт! Я не знала, что она брюхата! Если бы ты слышал, что она… — Орис, я не переживу, если наш малыш умрёт, — горячо шептала Аргелла, подняв заплаканный взгляд на мужа.       — Он не умрёт, ты слышишь меня? — лорд коснулся горячей ладонью её щеки, бережно вытирая слёзы. — Мы сейчас же отплываем.       — Останьтесь, брат, — нахмуренный Эйгон развернулся к нему, кивнув. — Это больше не повторится, я даю тебе слово.       Баратеон перевёл взгляд на жену. Гелла, его королева любви и красоты всё крепче прижималась к нему, впившись пальцами в спину. Он ещё никогда не видел супругу настолько испуганной и беззащитной, как сейчас. Ни когда нагую дочь Аргилака Надменного отдали ему нагую, ни когда проклятый ублюдок Коннингтон хотел её изнасиловать, ни даже когда Орис уезжал на войну, оставив женщину, подарившую ему сына и семью, совсем одну.       — Я не переживу… Я не выдержу… Наш малыш…       Сбивчивый шёпот срывался с дрожащих губ, прекрасные глаза покраснели. Баратеону было невыносимо видеть жену в таком состоянии. Седьмое пекло, он обещал ей, что всё будет хорошо!       — Мы отправимся домой, — твёрдо сказал мужчина, наконец взглянув на брата ониксовым взором.       Эйгон Драконовластный подошёл к леди в фиолетовом бархате. Его рука замерла в нескольких миллиметрах от её плеча. В последний момент король одёрнул себя и тихо произнёс:       — Миледи, мне очень жаль. От лица дома Таргариенов…       — Ты веришь ей? — вмешалась в разговор старшая сестра. — Ей, а не своей законной жене и королеве?       — Я разберусь с тобой позже, — резко обернулся мужчина, проходя мимо неё.       — Эйгон! — закричала Висенья, схватив его за предплечье. Их взгляды встретились, как два заточенных смертоносных клинка. — Не смей так…       — Я сказал позже, — процедил король, одёрнув руку.       Висенья Таргариен, владычица Семи королевств, свирепая воительница, молча смотрела вслед мужу-брату, спешившему к их младшей сестре, что преподнесла ему долгожданного сына. Она знала, что сейчас Эйгон преклонит колени у её ложа и опустит серебристую голову на колени прекрасной Рейнис, боготворя её и благодаря за наследника. От этой картины Висенье захотелось взреветь, подобно разъярённой Вхагар и предать огню этот проклятый богами сарай, в котором её брат и сестра счастливы.       — Всё хорошо. Всё хорошо, любимая, — услышала она шёпот бастарда.       Полукровка прижимал к себе эту лживую дрянь, сыгравшую на отцовских чувствах. Боги всемогущие, как же это было невыносимо! Когда они собирались уходить, штормовая дева обернулась, адресуя потерпевшей сопернице полный собственного превосходства взгляд синих глаз.       Пересекая палубу, воин не сводил глаз с неба. Когда Баратеоны зашли в каюту, Орис помог снять жене меховой плащ. То ли от мороза, то ли от пережитого за сегодняшний день, Аргелла дрожала всю дорогу от крепости до корабля, но едва они зашли на борт, женщина успокоилась, будто все страхи и опасения остались на суше. Благодаря трём весело полыхающим жаровням и изумительным горячим супом с тыквой и олениной они быстро согрелись.       Переодевшись в тонкое ночное платье, леди удобно расположилась на мирийском шёлке. Прикончив пару винных кубков с пряностями, Орис поспешил к жене, поправив мягкие изумрудные подушки вокруг неё.       — Скоро мы будем дома, — прошептал командующий, касаясь губами бархатной кожи супруги.       — До тех пор, пока он снова не призовёт тебя, — ответила Аргелла, чувствуя, как ледяной металл его железной руки приподнимает подол платья, обнажая стройную ногу.       — Не призовёт, — возразил Орис, скользя поцелуями к шее.       — Ты десница короля, — непонимающе произнесла леди.       — Больше нет. Я отказался от должности.       Гелла пристально смотрела на мужа, стараясь понять, не чудится ли ей это. Раньше она не могла представить, как открыть глаза мужчине, слепо следующему за Таргариенами, а теперь он говорит, что отказался быть десницей обожаемого брата-короля. Неужели причиной этому стало то, что он увидел угрозу для своего ребёнка? Но нет, он отказался ранее… Что же произошло?       — Но, Орис, они твоя семья. Они нуждаются в тебе, — стараясь скрыть ликование в голосе, сказала леди.       Баратеон коснулся тёплой ладонью небольшого бугорка, выпирающего из живота жены:       — Вы моя семья.       Вишнёвые уста Аргеллы расплылись в улыбке. Она видела отражение языков пламени во взоре любимого и ощутила, как его руки крепко обвивают её тело. Орис приподнялся с мягкого ложа, упираясь локтём в перину, но его леди оказалась проворнее. Она повалила воина обратно, забираясь сверху и касаясь пальцами крепкого торса, увенчанного полумесяцами шрамов и рубцами. Потянув за тонкую тесёмку и стащив платье вниз, Гелла предстала перед мужем такой, какой он впервые её увидел. Леди плавно вильнула бёдрами и ощутила промежностью твёрдую плоть. Расправившись со шнуровкой, она приподнялась и со сладким вздохом направила её в себя, наполняя каюту стонами.