Семь лет длиною в вечность

– Мне кажется, тебе не стоит смотреть на эти снимки, – Северус мягко отвел мою руку и перевернул сразу два листа, на которых были наклеены статьи, посвященные смерти одного из величайших волшебников современности, и колдофото, запечатлевшие церемонию похорон. – Думаю, тебе и самому нелегко вспоминать о тех днях, – прошептал я, глядя перед собой и воскрешая в памяти ночь, когда Северус вернулся из Мунго. За тринадцать лет брака я еще ни разу не видел его таким потерянным. – Мирно скончался во сне, – еле слышно констатировал он, тяжело опустился на край дивана и закрыл лицо руками. – Умер, как и жил, в полном одиночестве... – Разве Дамблдора можно было назвать одиноким человеком? – я подсел к Северусу и приобнял его за плечи. – Его ведь всегда окружали дети и преподаватели... Его уважали и любили. К его мнению прислушивались. Даже в Министерстве у него практически не имелось оппонентов. – Этого достаточно для того, чтобы почувствовать себя нужным и полезным для общества, но ничтожно мало для счастья, – бесцветным голосом отозвался Снейп. – Мне ли не знать об этом? Я сорок два года ожидал твоего рождения, но, даже предвкушая появление на свет своего Истинного Избранного, все равно страдал от одиночества. А у Альбуса... У него не было никакой надежды! Он встретился с Гриндевальдом всего лишь раз после их поединка в сорок пятом. Гордец Геллерт не желал, чтобы бывший любовник видел его слабым и немощным, и отказывался от свиданий. Он смягчился только за несколько дней до собственной смерти и позволил Альбусу наконец навестить его... Я представил себе эту картину – сидя на грязной соломенной подстилке тюремного каземата, седой как лунь старик в последний раз обнимал человека, которому много лет назад, в иной жизни, отдал свое сердце – и у меня навернулись слезы. Я читал историю Гриндевальда и знал, что в сороковые годы прошлого столетия одно это имя наводило ужас на волшебников Европы, но для Дамблдора он навсегда остался не монстром, а мальчишкой, когда-то любившим его. Если в биографии Риты Скитер была хоть крупица правды, их близость продолжалась всего одно лето, но, судя по словам Северуса, Альбус так никогда и не излечился от своей юношеской страсти. *** Мне действительно не было нужды смотреть на колдографии. В памяти и без этого всплывал тот теплый августовский день, когда магическая Британия прощалась с Альбусом Дамблдором. Так уж вышло, что за всю свою жизнь я ни разу не присутствовал на похоронах. Родители отца умерли еще до моего рождения, а мамины – несколько месяцев спустя погибли в автокатастрофе. Пару лет назад скончался муж маминой сестры Петунии, но на те похороны нас не позвали: мама с детства не ладила с сестрой, искренне считавшей все волшебное мерзким и отвратительным. Последним местом упокоения Дамблдора стала гробница на берегу Черного озера. Волшебники и волшебницы из многих стран мира прибыли в тот день в Хогвартс, чтобы отдать дань уважения этому великому и мудрому человеку. Было произнесено немало речей, в которых упоминались его заслуги перед магическим обществом, таланты педагога и ученого, совершившего массу открытий, его умение находить подход практически к каждому ученику (и здесь прежде всего приводился в пример его несомненный успех в работе со студентами из Дурмстранга) и преподавателю. Особенно растрогало всех выступление МакГонагалл. Северус опасался, что из-за недавних разногласий с покойным директором она демонстративно откажется от участия в церемонии. Однако Минерва оказалась выше собственных обид и в своей прочувственной речи говорила лишь о преклонении студентки перед своим учителем, о многолетней дружбе, связывавшей ее с Альбусом, и о том, что смерть Дамблдора – это невосполнимая утрата для всех, а для нее – личная трагедия. При этом по ее щекам нескончаемым потоком текли слезы. И не у нее одной! Сидевший позади нас Хагрид то и дело громогласно сморкался в свой громадный клетчатый носовой платок, икал и тихо приговаривал: «Великий человек – Дамблдор!» Нимфадора Люпин горько плакала, уткнувшись в плечо бледного как полотно Ремуса. Рядом с ней безутешно всхлипывали мадам Помфри и профессор Спраут. Я старался держаться изо всех сил, но и у меня предательски пекло в глазах. Я знал Дамблдора двадцать лет и просто не представлял Хогвартса без него. Наконец, когда все речи были произнесены, а на месте помоста с телом покойного директора возникла скромная мраморная гробница, слово взял Северус. – Когда Альбус пригласил меня преподавать в Хогвартс, мне уже перевалило за триста лет, – негромко сказал он. – Я был гораздо старше его, но абсолютно ничего не смыслил ни в преподавании, ни в психологии подростков. Весь мой собственный опыт общения с детьми к тому времени сводился к воспитанию моего приемного сына Тома, – Северус выразительно посмотрел на Риддла, и тот ответил отцу ободряющей улыбкой. – Я мог считать себя неплохим зельеваром и ученым, но совершенно точно не являлся учителем. А еще, как вам всем известно, я – вампир. Дамблдор прекрасно знал это и тем не менее доверил мне пост профессора Зельеварения, а чуть позже – и декана Слизерина. Вряд ли попечительский совет с восторгом одобрил идею взять в штат вампира, и я более чем уверен: мое назначение стоило Альбусу немало седых волос. Надеюсь, за все семьдесят два года, что я работал под его началом, у него никогда не было повода усомниться в правильности своего решения. Дамблдор вообще отличался широтой взглядов. Я сам, профессор Люпин, профессор Флоренц и профессор Бинс – живые тому доказательства. Сегодня я навсегда прощаюсь с добрым другом, мудрых советов которого мне будет так не хватать. Альбус желал, чтобы я возглавил Хогвартс после него. Это огромная честь и не менее огромная ответственность, и я лишь надеюсь, что не подведу его. Снейп замолчал. Внезапно налетевший порыв не по-летнему холодного ветра растрепал его длинные волосы и заставил всех присутствующих поежиться. Безоблачно-синее небо быстро заволакивали черные тучи, словно сама природа прощалась с удивительным волшебником, прожившим долгую жизнь и умершим, спасая своего ученика от гибели... *** – Ты начал халатно относиться к своим обязанностям семейного летописца или у нас действительно полтора года не было никаких значительных событий? – спросил Северус, взглянув на дату, стоявшую под следующей колдографией. – По-моему, мы с тобой и так тяжело работали в тот период, дружно осваивая совершенно новые для нас должности. Наверное, Магия просто смилостивилась над нами и не стала нагружать сверх меры. – В отношении себя не скажу, а вот ты прекрасно со всем справлялся. Впрочем, ты ведь весь предыдущий год и так фактически был моей правой рукой, так что я абсолютно не опасался, что ты не справишься. Не хочу тебе льстить, но из тебя вышел отличный декан и наставник. Ты умудрился всего за год подготовить Димитрова к сложнейшему экзамену на Мастера Артефакторики... – Не перехваливай меня, Сев, – покраснел я от удовольствия, – ты сильно преувеличиваешь мои заслуги. Владислав вряд ли сумел бы выдержать этот экзамен, если бы не обладал поистине гигантскими упорством и трудолюбием. Днем он по десять часов торчал в библиотеке, а вечерами еще и подрабатывал поочередно то в «Трех метлах», то в «Кабаньей голове». Иногда я спрашивал себя, когда же он спит?!  – Ты забываешь, что у него был мощнейший стимул поскорее получить звание Мастера и вернуться домой. – Да, – усмехнулся я, – стимул – лучше некуда! Его молодая жена Дана забеременела в то лето, когда Димитров окончил Хогвартс, и на Пасху меня даже пригласили стать магическим крестным маленького Романа. Так что ты совершенно зря говоришь, что у нас выдались скучные полтора года.  – Разве я сказал «скучные»? – хмыкнул Снейп. – Всего лишь на удивление спокойные. Особенно после бурных предыдущих лет. – Тут ты, пожалуй, прав. Наши болгарские студенты приучили нас все время быть начеку и не расслабляться. Мы с тобой уже и отвыкли от того, что никого вокруг не требуется спасать и можно мирно заниматься своим делом. Кстати, если уж мы затронули повседневные обязанности, то кое-кому все-таки пришлось немало попотеть, чтобы с ходу влиться в коллектив в качестве преподавателя и декана в одном лице. – Ты намекаешь на миссис Крам-Грейнджер? – осведомился Северус, разглядывая снимок, на котором я учил младших сыновей Гермионы летать на метлах. – Само собой, – кивнул я, – вот уж кому действительно было ох как тяжело! Совмещать две сложнейшие должности, а по вечерам – нянчиться с младшими сыновьями. Хорошо еще, что Виктор практически сразу приобрел небольшой домик в Хогсмиде, где они могли изредка встречаться, а то Гермиона совсем сникла бы. Несмотря на то, что она рвалась вернуться в Хогвартс, разлука с мужем давалась ей очень нелегко, а подаренные мной на свадьбу сквозные зеркала не решали проблему... хм... более тесного общения.  – Да уж, женатым профессорам всегда было непросто, – согласился со мной Северус. – Но, по-моему, миссис Крам-Грейнджер все же не слишком страдала от отсутствия внимания со стороны своего мужа. Ведь, насколько мне известно, ты зачаровал для Гермионы портключи, и все пасхальные и рождественские каникулы она с сыновьями проводила в Болгарии, тогда как ты опекал оставшихся в Хогвартсе гриффиндорцев.  – Ну ты же знаешь, я всегда сочувствовал находившимся в разлуке влюбленным, – рассмеялся я. – Настолько сочувствовал, что иногда даже не отказывался приглядеть за Любеном и побыть нянькой для Спаса и Александра... – О да, я помню этих неугомонных Крамов! – с усмешкой перебил меня Северус. – Старший – Любен – поступил на Гриффиндор, со второго курса играл в факультетской квиддичной команде, а затем пошел по стопам отца, заняв место охотника в сборной Болгарии. Среднего – Александра – зачислили к тебе на Слизерин. Он блистал в зельях и артефакторике, а после школы стал учеником отлично знакомого нам с тобой Мастера Димитрова. – Гермиона так надеялась, что Спас заинтересуется трансфигурацией, – улыбнулся я, – но, как мне кажется, в конечном итоге она все равно не разочаровалась. Вероятнее всего, он унаследовал от маггловских бабушки и дедушки любовь к медицине и, блестяще сдав экзамен на ЖАБА, получил диплом целителя. – Жаль, что Крамы ограничились тремя детьми. Вот было бы любопытно посмотреть, на какой факультет распределился бы четвертый, – воспоминания явно доставляли Северусу удовольствие, и я был чрезвычайно рад этому. – Удивительно, что Шляпа послала мальчиков на разные факультеты. Обычно она старается не разделять братьев. Вспомни, например, Уизли. Они все учились на Гриффиндоре. – А вот тут я с тобой не соглашусь, – парировал Северус. – Близняшки Патил – Падма и Парвати – распределились на Гриффиндор и Когтевран. Твой замечательный крестный Сириус не захотел отправиться на Слизерин, потому что мечтал учиться вместе с твоим отцом, а сыновья Драко – Николас и Игнотус – еле уговорили Шляпу не разлучать их. Так что при выборе факультета Шляпа все же не столь категорична. Она учитывает как личные склонности, так и горячее желание студента. – Это именно то, что произошло со мной! – воскликнул я. – Ведь Шляпа и в самом деле сначала собиралась послать меня на Гриффиндор. Правда, уверен, что в моем случае не обошлось без вмешательства Магии. Точнее, ее покровительства. Потому что, если бы моим деканом была Минерва, я вряд ли пережил бы первый и второй курсы. Мерлин, воображаю, сколько хлопот я тебе доставлял своими выходками! Я на минуту отложил альбом в сторону, чтобы увлечь Северуса в страстный поцелуй. За ним последовал еще один, и еще... Когда мы смогли оторваться друг от друга, в подсвечниках уже догорали свечи. – Я рад, что к тебе постепенно возвращается вкус к жизни, – Северус призвал Акцио плед и поднял с пола упавший альбом. – Бедный мой любимый мальчик, ты даже не представляешь, как мне хочется оградить тебя от потерь! – Это невозможно, Северус! – я еще крепче прижался к нему. В эти тяжелые дни он был для меня не только супругом и любовником, но и якорем, не позволявшим мне соскользнуть в пучину отчаяния и одиночества. – Мы с тобой оба знали, что так случится. Это плата за слишком долгую жизнь. Меня утешает лишь то, что ты будешь со мной до моего самого последнего вздоха. – В этом ты можешь быть абсолютно уверен! – пылко заверили меня.