***
До ближайшей закусочной они добрались быстро, шагая плечом к плечу и оглядываясь каждый в свою сторону. Не перейти на бег стоило огромных усилий, сравнимых с попытками не распаковать рождественский подарок раньше срока. Зато, ворвавшись в полупустое, пропахшее дешевым пойлом заведение, оба шумно вздохнули от облегчения, словно как минимум оторвались от погони. Идея Еродзуи Хиджикате понравилась куда больше, чем его собственная. Не очень хочется потом круглосуточно лежать на футоне в гипсе и топиться в бумагах. К тому же, даже доберись он до штаба, Хиджиката не уверен, что сможет сегодня заснуть. А саке, как известно, было одним из самых доступных средств от бессонницы. Первый же глоток согрел тело, мысли и слегка развязал язык, так что Хиджиката неожиданно поделился: — Не могу поверить, что она умерла. — Стенды никого не щадят. — Какие еще стенды? Это были приз… — ЗОВИ ИХ СТЕНДАМИ! Хиджиката недовольно свел брови вместе. — Почему стендами? — Ты пожалеешь, если я возьмусь рассказывать эту историю. И я пожалею, — Еродзуя передернул плечами и опустошил пиалу одним махом. — Не налегай так, я не собираюсь тащить твою тушу до вашей конторы. — То же касается и тебя, Оогуши-кун. Еще посмотрим, кто из нас свалится первым. Первый кувшин опустел очень быстро и заодно размыл очертания окружающих предметов и человека рядом. — Как работа? — Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? — Я не хочу напиваться в тишине! Расскажи мне о чем-нибудь, чтобы я не вспоминал, почему вообще оказался тут с тобой! — Это ты предложил надраться! — И ты согласился! — Молодые люди, — окликнула их хозяйка заведения. — Ведите себя потише, вы мешаете другим посетителям. Еродзуя и Хиджиката посмотрели на не подававшего признаков жизни мужчину, пускавшего слюни на деревянную стойку. Больше здесь никого не было. — Извините, — не стал спорить Хиджиката, и хозяйка, благодарно кивнув, поставила перед ними новую порцию саке. — Нормально у меня работа, — обратился он к Еродзуе, который заторможенно принялся наполнять их пиалы. — Как Горилла? — Хорошо. — Как Соичиро-кун? — Как всегда. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты потрясающий собеседник? — Я просто не хочу говорить об этом с тобой! — Ну хоть погавкай, смысловая нагрузка все равно не изменится! — Да пошел ты! Хиджиката замахнулся, думая впечатать полную саке пиалу засранцу прямо в глаз, но в процессе передумал и с наслаждением выпил свою порцию. Еродзуя одобрительно кивнул и последовал его примеру. — А у меня до того, как я встретил тебя, выдался крайне удачный день, — зачем-то поделился он. — Я проснулся после полудня, отобрал у Кагуры последнюю плошку риса и остался в живых, дочитал новый джамп, а потом к нам пришел — кто бы ты думал?! — Несчастный очкарик, которого вы держите за домработницу? — КЛИЕНТ! Кагура так удивилась, что случайно прищемила ему нос дверью. К счастью, от боли он потерял сознание, а когда очнулся, мы убедили его, что на него напала стая диких голубей. — Ты понимаешь, что рассказываешь это полицейскому? — Бедолага оказался еще глупее, чем выглядел, а выглядел он, как жирненькая зеленая гусеница, поэтому легко нам поверил. Потом он рассказал, что подозревает свою жену в измене и хочет найти доказательства. Мы с Кагурой, конечно, возмутились: нахера он к нам приперся, если его внешний вид и так достаточное доказательство! Бедной женщине надоело ждать, когда он станет куколкой и превратится в бабочку, ей захотелось простого человеческого тепла. Разве можно ее осуждать? — Надеюсь, после этих слов он тебе вмазал и ушел? — Разумеется нет! Он тут же распустил сопли и запричитал, что безумно любит свою женщину и не переживет, если она уйдет. Кагуре стало его жалко, и она согласились помочь. А когда Гусеница выложил на стол аванс — деньгами, Оогуши-кун, представляешь! — я спросил, где нам искать его несчастного энтомолога. Хиджиката закатил глаза, подливая им добавки. Как же просто купить этого придурка. И в каком же, должно быть, отчаянии был тот несчастный, раз пришел просить помощи у этих обалдуев. — Большую часть дня его жена проводит на работе — продает цветы. Выручки мало, но ей очень нравится, поэтому он не против. Гусеница может обеспечить их обоих, но его женщине не нравится сидеть дома. Обычно она заканчивает ближе к шести вечера, но последние две недели возвращается домой очень поздно. Гусеница сказал, у него нет времени следить за ней, поэтому он и попросил нас, но мы с Кагурой сразу поняли: зассал. — Этот человек тебе заплатил, прояви хоть немного уважения. — В принципе, его можно понять — днем охотятся птицы, удивительно, как ему вообще хватило духу добраться до нас. Короче, делать все равно было нечего, а последние деньги я спустил на леденцы еще пару дней назад. Шинпачи помогал монстру, с которым ему не повезло состоять в родстве, ходить по магазинам, поэтому на дело мы отправились вдвоем. Еродзуя прервался, не с первого раза попав пиалой по рту и отхлебнув немного носом. Выглядело отвратительно. — Энтомолог оказалась очень даже хорошенькой, по ней и не скажешь, что извращенка. Пока следили, мы с Кагурой несколько раз уснули: работа у нее — тоска смертная. Но самое интересное началось вечером. Домой эта женщина, как и предполагал Гусеница, не пошла. Сначала мы думали, она просто гуляет или вообще потерялась — даже обдолбанный по самые гланды наркоман увереннее прокладывает себе маршрут. Но потом она вдруг шустро прошмыгнула в какое-то новенькое здание почти на самой окраине. Мы не растерялись, быстро отыскали у него окно, вскарабкались на дерево, и только я собирался одной рукой закрывать Кагуре глаза, а другой фотографировать… Еродзуя заглянул в опустевший кувшин и обиженно икнул. Хиджиката раздраженно пнул его стул, побуждая продолжить — интересно же! — и жестом попросил хозяйку принести еще саке. Алкоголь уже подействовал на его чуткий к деталям мыслительный аппарат, и он не догадался спросить, откуда у Еродзуи вдруг взялся фотоаппарат. — …как мы увидели танцы! Не горизонтальные, а эти, обычные, которые в одежде. Кагура так расстроилась, что сломала ветку, на которой я сидел. В общем, подловив энтомолога после ее неправильной оргии, мы выяснили: оказывается, до свадьбы ей так и не удалось познакомиться с родителями мужа. А они собираются приехать к ним погостить уже через несколько дней! Понятия не имею, как такое возможно — даже я знаю, что гусеницы так долго не живут. Короче, когда-то очень давно старички занимались танцами, и ей захотелось произвести на них впечатление. Она уже кучу денег отдала за частные уроки, но у нее неплохо получается. Кагуре очень понравилось, она даже решила записаться в эту же школу — там вроде есть бесплатные групповые занятия. Надеюсь, ей быстро надоест, а то она отдавит кому-нибудь ноги, и придется платить за операцию. Еродзуя грустно вздохнул, укладываясь покрасневшей щекой на деревянную стойку. Хиджиката предпринял попытку скептически приподнять бровь, но не был уверен, что мышцы лица правильно истолковали посыл мозга. — И к чему был весь этот рассказ? — А хер его знает. Наверное, к тому, что даже самые очевидные на первый взгляд вещи могут быть совсем не тем, чем кажутся. Покрасневший, расслабленный и задумчивый Еродзуя представлял собой странно притягивающее зрелище. Хиджиката с трудом отвел взгляд и невольно задумался, было ли в его словах какое-то двойное дно, зашифрованное послание. Но голова протестующе загудела, и он отбросил эту мысль. В приятном полумраке, окруженные пустыми кувшинами из-под саке и звуками квартала Кабуки, Хиджиката и Еродзуя стремительно забывали свой страх перед миром сверхъестественного. По телу разлилась необычайная легкость и отодвинула любые переживания на задний фон. Пожалуй, продолжи Еродзуя свою примитивную болтовню, Хиджиката даже смог бы с облегчением отрубиться. Но тот молчал, и просить его нарушить эту тишину отчего-то казалось кощунственным. Поэтому они долгое время не говорили друг другу ни слова, продолжая пить и дрейфуя в шаге от беспамятства. Опустошить четвертый кувшин им было не суждено. — Молодые люди, — снова позвала их хозяйка, спрятав ладони в рукавах юкаты. — Мы закрываемся. Будьте любезны оплатить счет. «Счет, счет, счет», — влетело в ухо Хиджикаты бессмысленным набором букв. Он длинно моргнул. Соображал он примерно с такой же скоростью, с какой Сого стремился выполнять свои должностные обязанности. Еродзуя повел себя странно. Зазывно заулыбавшись, он подпер голову рукой и бросил на Хиджикату крайне двусмысленный взгляд. — Оогуши-кун, Оогуши-кун, — нараспев произнес он, его глаза опасно поблескивали. — А знаешь, на что похожи наши с тобой… — было видно, как он усиленно пытается подобрать наиболее подходящее слово, — посиделки? Сначала кино, потом бар, откровенные разговоры? Знаешь, а, Оогуши-кун? Хиджиката без единой мысли пожал плечом, заинтересованно следя за его преображением. Еродзуя наклонился ближе и томно выдохнул: — На свидание. Белая прядь, закрученная в несколько спиралей, замаячила у Хиджикаты перед глазами. Легкие отчего-то словно сжали в кулак. — А знаешь, что обычно делают на свиданиях, Оогуши-кун? Покрасневшие, влажные от алкоголя губы приковали поплывший взгляд. Хиджиката замер в растерянности. Еродзуя победно ухмыльнулся. И прокричал ему в лицо: — ПЛАТЯТ ЗА СВОЮ ПАРУ! Крепкий деревянный стул с грохотом полетел на пол. С удивительной для пьяного человека скоростью Еродзуя пустился в бегство, не сразу вписавшись в дверной проем и чуть не вывихнув себе плечо. С горем пополам и недопустимыми в присутствии женщины ругательствами он скрылся с глаз обомлевшей публики. Его исчезновение запустило в организме Хиджикаты аварийный режим. Бросив изумленной хозяйке пару купюр, он с достоинством поднялся. — Спасибо за ваше гостеприимство. И бросился за своей «парой».***
Зов взбунтовавшегося желудка разбудил Гинтоки в городском парке, когда предрассветное небо только начало светлеть. Он едва успел свесить голову за край деревянной скамейки, на которой ему посчастливилось заночевать, как наружу вырвалось вчерашнее саке вперемешку с желудочным соком. Гинтоки, впрочем, ни капли не расстроился, находя данный процесс естественным круговоротом алкоголя в природе и родным сердцу последствием веселой ночки. Хотя в этот раз привычный сценарий блеснул оригинальностью. Утерев рот рукавом кимоно, Гинтоки проанализировал свое состояние. Во рту отвратительный привкус, да и пахнет наверняка не очень приятно, поясницу ломит, шея затекла, задница замерзла, а на голове вздулась шишка. И он даже помнит, какой говнюк в этом виноват. Медленно обернувшись, Гинтоки взглянул на своего соседа по «койке», по совместительству вчерашнего собутыльника, по совместительству дьявольского заместителя командующего Шинсенгуми. Впрочем, сейчас единственно дьявольским было разве что его дыхание. Таким амбре при большом желании и опохмелиться можно. Гинтоки оценивающе разглядел спокойно спавшую жертву. Интересно, Хиджиката крепко спит? С какого рожна они вчера решили вздремнуть именно здесь? Еще и на одной лавке. В паре метров стоит точно такая же, но совершенно пустая. Хотя ночью было холодно. Может, поэтому? Гинтоки бесшумно, с достойной ниндзя точностью нырнул грязной ладонью Хиджикате за шиворот. Высунув от усердия язык, он осторожно ощупал «местность»: бумажник должен был быть где-то там. К сожалению, под пальцами была только горячая, словно свежесваренный рис, кожа и ничего больше. Когда Гинтоки случайно ткнул ногтем в мягкий сосок, Хиджиката грозно всхрапнул и прицельно пнул его пяткой в живот. Гинтоки с громким хрипом согнулся вдвое и боком повалился на землю. Повезло, что на чистую. Хиджиката, плотнее закутавшись в кимоно, повернулся к Гинтоки спиной и продолжил спать как ни в чем не бывало. Дурак Соичиро-кун, вон как своего начальника выдрессировал! Ему уже и просыпаться не надо, чтобы за себя постоять! Гинтоки поднялся на ноги, разочарованно рассыпаясь в проклятьях и потирая пострадавшие части тела. Ладно, не очень-то и хотелось. Все равно за выпивку не он платил. Хотя и за это Гинтоки вчера досталось. Ну кто же знал, что чертов коп может так быстро бегать и так метко кидаться обувью даже в полумертвом состоянии?! Порыв свежего ветра растрепал спутавшиеся белые волосы. Гинтоки спрятал правую руку за пазуху и медленно поплелся домой. Разбудить полицейского пинком под зад — очень заманчивая идея. Но мудрее будет по-тихому слинять и второй раз оставить этого олуха огребать последствия. Кинув прощальный взгляд на по-прежнему бессознательное тело Хиджикаты, Гинтоки ухмыльнулся. «Ты ничего не смыслишь в свиданиях, Оогуши-кун».