Случайности не случайны, а если и случайны, то специально!

      — Эй, старик, налей еще.       — Еродзуя-сан, что у вас случилось? Вы какой-то сам не свой сегодня.       — Все со мной… ик… в порядке. Просто хочу побыстрее пропить зарплату.       Пил Гинтоки уже несколько дней. В час острой нужды им с Шимпачи и Кагурой повезло найти хорошую подработку — срочный ремонт, платят много и даже кормят. Дети были в восторге и работали на совесть, да и Гинтоки вкладывал в подвернувшееся дело всю энергию. Так, чтобы на мысли сил просто не оставалось. А все заработанные деньги он тратил на саке в дешевых забегаловках. Оно помогало ему не париться. С этим Гинтоки теперь испытывал временные трудности.       Назойливые мысли и воспоминания лишили его покоя.       Их с Хиджикатой времяпрепровождение после… инцидента можно иллюстрировать и клеить в буквари напротив буквы «Н», обозначающей «Неловкость». Гинтоки крайне редко испытывал нечто подобное, но рядом с этим копом сценарий читался задом наперед. Игра в молчанку прервалась эффектно: закусочную потрясло взрывом. Гинтоки молниеносно схватил свой боккен и скрылся в ближайшей кабинке. Он слышал, как Хиджиката откашливался от пыли и что-то кричал. А потом новый голос произнес:       — Отвратительно выглядите, Хиджиката-сан. Отвратительно живым и развратным. Хотя за такую поразительную способность брать себя в руки при любых обстоятельствах вам надо отдать должное.       Гинтоки замер, подобрав под себя ноги, чтобы не запалиться. Он ожидал, что сейчас Хиджиката сдаст его и расскажет правду. Ну, часть правды — что это Гинтоки облажался, но выкарабкался собственными силами.       Но Хиджиката ничего про него не сказал и просто ушел, игнорируя насмешки Сого. Тот с гаденьким хихиканьем последовал за ним, и вскоре Гинтоки остался один. Он уже плохо помнит, сколько еще сидел в этом туалете, как вернулся в контору, что говорили Кагура и Шинпачи и что он им отвечал. Все происходящее подернулось туманом. Белым, как свет от лампочек в той уборной. Как пластиковая дверь кабинки. Как пятна на его кимоно. Его, кстати, Гинтоки сжег той же ночью. А до того времени прятал от детей так тщательно, как не прятал ни деньги, ни сладости.       Гинтоки несчастно икнул от воспоминаний и опрокинул в себя еще саке.       Самое ужасное, что он не мог найти повода, чтобы, как обычно, обвинить во всем Хиджикату. Коп появился как всегда не вовремя и принес с собой отвратительные новости, но если бы не он…       Гинтоки вздрогнул и инстинктивно закрыл свою промежность рукой в защищающем жесте. Да, если бы не Хиджиката, все закончилось бы куда более печально. А так он хотя бы жив и здоров. Почти. И к тому же по гроб жизни обязан Хиджикате за свое спасение-унижение. Могло бы быть хуже!       Гинтоки звучно стукнулся лбом о деревянную барную стойку.       Стоит сразу сказать, он не испытывал каких-то предрассудков по отношению к чисто мужской связи. Да ни в жизнь! На войне этим каждый третий баловался, Гинтоки слова плохого не говорил. Иногда даже подрабатывал свахой, но это другая и в деталях даже печальная история. В себе, конечно, он никогда такого интереса не замечал. Вроде бы. Наверное. Как-то он теперь не уверен!       Гинтоки хлебнул еще саке. В этом пошатнувшемся мире оно было ему самым верным и самым преданным другом.       Короче, связь с мужчиной здесь ни при чем. А вот связь с кем-то знакомым, особенно с Хиджикатой — да. Потому что она будет что-то значить. Она аукнется последствиями. Они ведь друг другу не никто, чтобы навсегда разойтись и больше не пересекаться. У них есть история и очень даже неплохая.       Гинтоки казалось, что теперь все изменится, и он не хотел этого. Прежде его все устраивало. Их приятельство, перепалки, совместные дела, попойки и сражения. Хиджиката был словно фарфоровая чашечка из чайного сервиза: убери хоть одну — и вся композиция нарушится. Чего-то будет не хватать, и тогда весь сервиз придется спрятать в шкаф или пользоваться только заварочным чайником и сахарницей.       Кувшин с саке опять опустел. Гинтоки влил в себя уже несколько штук, чтобы забыть о причинах своей тревоги, а вместо этого снова пытается в них разобраться. Все-таки почему он так волнуется о произошедшем? С ним случались вещи гораздо хуже и позорнее. Такие, которые хочется похоронить настолько глубоко, чтобы никто не смог раскопать. У него до сих пор есть проблемы куда серьезнее. Такасуги, например.       Гинтоки махнул головой и поморщился. Только его тут для полной картины не хватало.       — Старик, еще.       Хозяин закусочной жалостливо скривил губы, будто Гинтоки собирался его ударить.       — Хватит вам, Еродзуя-сан. Вы уже даже сидя качаетесь.       Мир и правда пытался стряхнуть Гинтоки со стула, но он сопротивлялся, упираясь в барную стойку локтями.       — Вот когда усну, тогда и хватит.       — Вы так навечно можете уснуть.       — Заманчивое предложение.       Старик вздохнул и покачал головой. Посетителей у него почти не было, так что он мог уделить внимание несчастному дураку, который пытался утопиться в спиртном.       — Может, поделитесь, что у вас случилось? — старик взял чистую тряпку и принялся протирать стаканы. Гинтоки хрюкнул, пытаясь удержать голову на месте. Ее настойчиво клонило то вниз, то вбок.       — Случайный секс со знакомым.       Старик сделал губами идеальную «о», но без удивления.       — Не вы первый, не вы последний. Всякое бывает. Тут мне давеча такую же историю рассказали. Зашла девушка — красивая, статная, совсем не для моего заведения. И стала прямо как вы напиваться, да еще с таким мрачным видом, будто умер кто. А потом рассказала — она по пьяни легла в постель с братом лучшей подруги! Как теперь, говорит, им обоим в глаза смотреть — ума не приложу.       — И что? — с интересом подался вперед Гинтоки и чуть не упал, но вовремя восстановил равновесие. Старик только посмеялся с него.       — Ничего. Она, оказывается, сама себя накрутила. Этот брат давно был в нее влюблен, предложил встречаться. И подруга ее обрадовалась! Теперь живут все вместе одной семьей. Я за них очень рад.       Гинтоки моргнул, мысленно перестраивая декорации и актеров истории под свои нужды. Представил, как он, Кагура и Шинпачи переезжают в штаб Шинсенгуми, чтобы «жить одной семьей». Или Шинсенгуми к ним. Хотя перед этим Хиджиката еще должен сделать сенсационное заявление, что всегда хотел заманить Гинтоки в постель.       Погоди-ка…       А вдруг так и есть?! Этот извращенец давно отпускал всякие грязные намеки! Взять хотя бы те нелепые подкаты! Хиджиката свалил все на паразита-аманто, но что, если он просто хотел оправдать свой позорный провал?       Хотя Гинтоки потом тоже много чего говорил, на себе почувствовав жесткие редакторские правки инопланетного ублюдка. Ладно, этот случай не подходит.       Но были еще! Вот, например, когда они пили в том баре, посмотрев жуткий фильм ужасов со стендами. Хиджиката точно пытался его споить и склонить к блудному баловству! Гинтоки, правда, был не против. Не против напиться, то есть! Вообще-то он даже сам это предложил. И сам наливал. Хиджиката только заплатил, причем тоже с подачи Гинтоки. Но плата ведь тоже считается, да?       Ну хорошо, это тоже мимо. Но как насчет инцидента с бурей и совместными ночевками? Хиджиката как-то подозрительно быстро согласился на предложение Шинпачи. Все потому, что его страстное желание возлежать с Гин-саном на одном футоне могло осуществиться! И эти их переплетенные конечности — все не просто так, он его домогался!       Тут Гинтоки крепко задумался, пытаясь вспомнить, а не он ли случайно первым полез греться о так удобно расположившееся рядом тело. Но даже если так, у него есть оправдание! Холод тогда стоял жуткий, еще эти засранцы отняли у него одежду.       Пиала с одинокой каплей саке на донышке глядела на него с ласковой укоризной, как учительница младших классов. Гинтоки ее облизал. Согласно всем этим уликам, это скорее он приставал к Хиджикате. А это в корне не верно! Так что теория говно. Гинтоки снова приуныл и растекся по барной стойке. Не будет у них никакой «жизни одной семьей». Кстати, а зачем она им?       Сквозь вату в ушах Гинтоки слышал, что старик продолжает что-то бубнить:       — … не только из-за подруги так расстроилась. Тот молодой человек был ей по-своему дорог, и она боялась, что из-за этого случая потеряет их обоих. Но хорошо то, что хорошо кончается! Они теперь даже о ребенке задумываются, представляете?       «Нам не надо, уже есть», — хотел было ответить Гинтоки на автомате, но не смог выдавить из себя ни слова. Какая-то очень простая истина плавала в ворохе мыслей маленькой золотой рыбкой, но он никак не мог ухватиться за нее. Она уплывала все глубже и глубже, рискуя снова затеряться в черноте сознания. Гинтоки помотал головой, пытаясь привести ее в порядок, тут же потерял равновесие и грохнулся на пол, больно ударившись затылком.       И рыбка вдруг вынырнула прямо ему в руки. Гинтоки распластался на грязном деревянном полу с комьями дорожного песка и уставился в пустоту.       Перемены неизбежны, и Гинтоки должен решить, куда они приведут. Вот только он не может. Он запутался. Он не знает, как должен поступить.       Что ему делать?       История этого странного деда вообще не помогает! С той парочкой все ясно — парень был давно влюблен, девушке понравилась ночь с ним, вот все и закрутилось. Но у Гинтоки ведь по-другому! Любви никакой не было, даже саке не было, только угроза жизни и здоровью! А то, что все было…       ...было…       Гинтоки вдруг дернули вверх. Голова протестующе завопила, барная стойка и стулья, потолочные лампы, стройные ряды бутылок и озабоченное лицо старика вальсировали, как танцовщицы в театре.       — Еродзуя-сан?! Вы в порядке?       — Нет, — честно ответил Гинтоки и зажмурился.       Он ведь даже не верил, что у них получится. Что Хиджиката сумеет ему помочь. Согласился от отчаяния, особо даже не задумавшись. У них не должно было получиться.       Но у них получилось, и это стало потрясением.       Ладонь, которая хозяйничала у Гинтоки между ног, была мужской. Хватка на поясе — стальной, грудь, на которой он лежал, — широкой и плоской. В ухо рычал низкий, хриплый голос. От тела рядом пахло потом и куревом. И никакая повязка не помогла бы Гинтоки абстрагироваться от всех этих деталей разом. Но ему это и не понадобилось.       Гинтоки понятия не имеет, что ему делать с этим фактом.       — Пойдемте, Еродзуя-сан, вам надо на воздух, — старик помог ему подняться на ноги, поднырнул под плечо и потянул к выходу. Гинтоки послушно заковылял, все еще пребывая в прострации.       Что ему делать?       Снаружи было почти так же светло, как и внутри, — в этой части квартала Кабуки большая часть заведений работала круглосуточно или исключительно в ночное время. Мимо шли мужчины и женщины в парах, группки веселых и грустных алкоголиков, одинокие подозрительные личности, редкие дети, родителям которых не помешало бы как следует всыпать. Улица пестрела красками всех цветов, а значительно выше висели луна и парочка звезд. Сегодня они казались Гинтоки очень далекими. Будто брезговали подбираться ближе.       Старик поставил его у стены, на которую Гинтоки тут же возложил ответственность за свое вертикальное положение.       — Может, позвонить кому-то из ваших работников? — учтиво предложил старик. Какой-то он чересчур вежливый. Может, маньяк какой? Гинтоки теперь очень подозрительно относился ко всем добреньким пожилым людям.       — Не, спасибо, я как-нибудь сам.       Откуда этот старик знает, кто такой Гин-сан? Как состоялось их знакомство? Может, они с Шинпачи и Кагурой как-то раз у него подрабатывали? Что-то он не может вспомнить.       К счастью, старик ушел, и Гинтоки поспешил скрыться в ближайшем темном переулке, передвигаясь со скоростью улитки. Зайдя за угол, он тут же сполз на землю и плюхнулся задницей на мусорный пакет. Тот, к счастью, не порвался, только выплеснул застаревшую вонь с мерзким звуком. Гинтоки вытянул ноги и уперся затылком в каменную стену.       Надо бы доползти домой. Кагура и Шинпачи уже косо поглядывают на него. Не дай боги пожалуются Зуре — тот сразу поймет, что с ним что-то не так, и изнасилует ему мозг. Черт, какое неподходящее слово!       Гинтоки пьяно рыгнул, чувствуя, что ему самое место лежать со здешним мусором по соседству.       Он должен что-то придумать. Что-то предпринять. Вернуть назад спокойствие, которое у него вероломно отняли. Он был вполне себе доволен жизнью, пока не знал, что может словить кайф на коленях у Хиджикаты. Все внутри воротится от этого осознания, требует решений, ответов, алгоритмов, теорий, действий, требует вернуть все как было.       Что ему делать?       Так, какие у него варианты? Первый, самый простой и сложный — игнорировать. Забыли, ничего не было, галлюцинация, морок, мираж. Но Гинтоки он не нравится — просто потому что если бы он был на него способен, то не оказался бы здесь. Второй вариант — смириться. Типа, ну да, занятно получилось, вот это экстрим, как насчет больше никогда так не делать? Смиряться Гинтоки умел плохо, эти случаи можно по пальцам пересчитать. Он даже с курчавостью своих волос до сих пор смириться не может — кстати, надо попробовать тот мусс из новой рекламы. Ну а третий вариант — бороться.       Тут Гинтоки воспрял духом. Бороться — это как раз про него! Он же никогда не сдается, дерется до последнего и одерживает верх. Его могут ранить в процессе, но почти любая рана затянется и станет лишь шрамом. Конечно, некоторые шрамы напоминают Гинтоки о его потерях, о войне, о боли. Но есть и другие, и их гораздо больше. Они символизируют победу.       Бороться — это хорошо, благородно и вообще достойно настоящего самурая, как сказал бы Зура. Гинтоки однозначно выберет бороться.       Он задумался. Бороться надо с врагом. Кто его враг? Хиджиката? Нет, он же ему помог. Старуха-маньяк? Та уже получила по заслугам, он в новостях видел. Кабинки туалетов? Гинтоки задавят числом. Незапланированные оргазмы? Тут он потеряет больше, чем приобретет, да и стратегия весьма смутная.       Так, еще раз! Что мешает ему жить как раньше? Тут сразу целый список — ежедневные назойливые мысли, сны, невольные попытки переосмысления, беспричинная тревога, воспоминания. Но у всего этого один источник: тот внезапный фейерверк удовольствия и шок от того, с кем Гинтоки его получил.       Окей, с этим разобрались. Но как бороться с чем-то настолько абстрактным?       Группа пьяных подростков громко рассмеялась неподалеку от Гинтоки, но он даже не шелохнулся. Его мыслительный аппарат работал на пределе возможностей.       Если максимально упростить его пространные рассуждения, то Гинтоки беспокоят два факта: «он получил удовольствие» и «это был Хиджиката». Эти факты работают в тандеме и руинят все на своем пути. Как победить факты? Можно их отрицать, но это бессмысленно и ничем хорошим не заканчивается, спросите у Святой Реквизиции. Сколько бы людей они не жгли, ведьмы оставались выдумкой.       Истинная победа над фактом — это его опровержение. Доказательство, что никакой это не факт, а так, враки и злые происки. И так как его факты — сросшиеся сиамские близнецы, то уничтожь Гинтоки хоть один, второй тут же издохнет следом.       Он заулыбался, как ребенок, радуясь своей логической цепочке. Просто, это ведь так просто! И почему Гинтоки сразу до этого не додумался?!       Итак, «он получил удовольствие» и «это был Хиджиката». Спорить со вторым фактом бесполезно, в туалете точно был он, все черты налицо: внешность, запах, повадки, привычки, манера речи. Никак не опровергнешь. А вот с первым фактом все сложно. Не получи Гинтоки тогда удовольствие, его яйца бы навсегда сложили свои полномочия. Но нужно ведь учитывать контекст, да? Контекст, синтаксис, абзацы, запятые — это все очень важно. И контекст ого-го какой — целая смертельная угроза! Она всегда толкает людей на невероятные вещи! На оргазмы, например. И кстати, может, Гинтоки из-за стресса как-то не так все запомнил? Может, его воображение не вырубилось, а наоборот — врубилось на полную катушку? Может, он так круто запудрил самому себе мозги, что было уже не важно, кто там ему помогает: мужчина, женщина, Хиджиката, Горилла или принц Хата? Главное, чтобы кто-то сделал за Гинтоки всю грязную работу. Он ведь обожает бездельничать, это наверняка стало дополнительной стимуляцией!       Вот и ответ! Гинтоки кончил лишь благодаря невероятному усилию воли! Хиджиката выступил в качестве бесплатной рабочей силы и не более. Фантазия Гинтоки в условиях критической ситуации сработала настолько хорошо, что он сам этого не понял. Ему показалось, что этот вынужденный перепихон был вполне себе ничего, потому что он заставил себя так думать, Гинтоки просто все выдумал! Ведь если бы тогда он хоть на секунду усомнился, последствия были бы летальными. Вот она, великая сила самовнушения!       Гинтоки чувствовал себя Купюрником, который потушил костер, на котором его должны были сжечь, одной лишь пламенной речью. Истинные еретики сбежали в страхе от его сияющей фигуры. Но у него все еще слишком мало сторонников, чтобы пойти войной на Святую Реквизицию и одержать победу. Нужно больше, нужна доказательная база, исследования, эксперименты. Истинные факты против лживых!       Гинтоки, ведомый новой миссией, встал и воинственно поднял голову.       Ему нужно переспать с Хиджикатой еще раз. И, когда станет очевидно, что в нынешних обстоятельствах им не достичь кульминации, Гинтоки сможет вздохнуть с облегчением.       Мир преклонился перед его решимостью и перестал вертеться во все стороны. Гинтоки принял это за должное и зигзагообразной походкой отправился в путь.       Будь он хоть немного трезвее, то смог бы распознать в своей затее некоторую двусмысленность. Но саке, верный боевой товарищ, вспенил кровь, осветил щеки румянцем и ласковым голосом Кецуно Аны хвалил Гинтоки за находчивость, подгоняя действовать как можно быстрее и решительнее. И он был рад ему подчиниться.       Итак, вот его план. Пункт А: найти Хиджикату. Пункт Б: уговорить Хиджикату с ним переспать. Пункт В: не достичь с ним оргазма. Надо же, всего три пункта! Это будет легко!       Гинтоки неуклюже лавировал между прохожими, постоянно задевая кого-то плечами или наступая на ноги. Некоторые хотели разразиться скандалом, но, замечая его лихорадочный взгляд, затыкались и стремительно убирались прочь.       Сперва найти Хиджикату. Это самая простая часть плана — он тоже где-то бухает. Если пьет Гинтоки, то пьет и Хиджиката, это логично. И, так как думают они примерно одинаково, Гинтоки пришлось постараться, чтобы не пересечься с ним этим вечером. Он крутился вокруг своей оси, шел куда глаза глядят, кидал монетку и мыслил на опережение. И все равно прокололся — Гинтоки издалека заметил фигуру полицейского в случайном кабаке, развернулся, прошел пару кварталов и остановился у старика.       Гинтоки нашел то место, но Хиджикаты там уже не оказалось. Он не расстроился. Встретиться им гораздо проще, чем наоборот. Может, Хиджиката тоже его ищет? Если так, то это даже обидно — разве не один лишь Гинтоки был в силах найти решение их проблемы? В любом случае нужно продолжить поиски.       Он пошел прямо. Всюду мерещился запах дешевого табака, и это дико отвлекало. Такое с Гинтоки уже не первый день. Запах преследовал его повсюду, будто въелся под кожу. Табаком пахло на улице, в его конторе, им пах каждый прохожий, каждая миска с едой, постельное белье и даже освежитель воздуха. Ассоциировался он у Гинтоки только с одним человеком. И, если этот чертов человек не найдется сию минуту, он начнет буянить!       Ноги принесли Гинтоки к очередному бару, настолько непримечательному, что вход в него сперва можно было принять за нарисованную выцветшей гуашью декорацию. Именно там он и нашел свою цель.       Хиджиката сидел к дверному проему боком и неспешно болтал остатки саке в кувшине. Сигарета у него в губах дотлела до фильтра и вот-вот должна была обжечь. Он был в гражданском, как и всегда в свой выходной. Его лицо повлажнело от жары, щеки алели яркими пятнами. Хиджиката неподвижными глазами глядел в точку чуть левее от входа. Стоило Гинтоки сделать еще один шаг вперед, их взгляды пересеклись.       Время застыло, как вор, которого застали врасплох, Мир замолчал. Гинтоки следил за реакцией Хиджикаты, не уверенный, чего ему стоит ждать. Тот не кричал, не возмущался, не кривился, не бледнел, не спешил разворачиваться и пробивать собой стену. Наоборот — заметив Гинтоки, он будто бы расслабился, чуть опустил веки и наклонил голову вниз. Потом заговорил:       — Я тебя ждал.       Гинтоки кивнул. Значит, он тоже уже понял. Это хорошо. Им обоим будет проще.       Впрочем, что-то с Хиджикатой было явно не так. Он казался каким-то странно безмятежным. Гинтоки не помнит, чтобы хоть раз видел его таким. На их общих пьянках Хиджиката оставался таким же невыносимым засранцем, каким всегда и был. Даже в тот раз с бурей, когда они уже были не в себе от голода и отчаяния, он вел себя пусть куда менее запальчиво, но вполне узнаваемо. А сейчас он прямо другой, уравновешенный человек. Такой по-хорошему спокойный. Образ портила только крошечная складка на лбу. И отчетливая атмосфера безнадеги — на нее Гинтоки и шел.       Ладно, первый пункт готов. Теперь второй — уговоры. Гинтоки переступил с ноги на ногу, топчась на входе, как придурок. Хорошо хоть на него не обращали внимания — пьяные мужики в дальнем углу заведения видели уже десятый сон, а бармен протирал столик у окна. Гинтоки был как-то не в настроении для лирических отступлений. Рассказ про борьбу, факты и Купюрника получится длинным и запутанным — от одной мысли аж голова заболела. Нужно как-то уговорить Хиджикату так, чтобы он все понял и согласился, при этом не уговаривая и ничего не объясняя.       Гинтоки многозначительно произнес:       — Оогуши-кун, ты это… пойдем.       Хиджиката медленно моргнул, складка у него на лбу стала больше. Он отодвинул кувшин в сторону, чуть не опрокинув на бок. Губы, чуть влажные от выпивки, сначала сжались сильнее, потом разжались и сказали:       — Пойдем.       Затем Хиджиката удивительно ровно встал и ойкнул: окурок сигареты прижег ему кожу над уголком рта. Хиджиката выплюнул его под ноги, бросил деньги куда-то в сторону бармена и подошел к Гинтоки вплотную. От него все так же несло потом и куревом. И саке, конечно.       Гинтоки потянул его на улицу за рукав кимоно и огляделся. Второй пункт готов. Остался третий, самый муторный. Где бы им привести его в действие? Домой нельзя. На улице нельзя. Более-менее приличный сортир им попадется попытки с двадцатой, но туда как-то совсем не хочется.       Гинтоки еще раз взглянул на Хиджикату — тот пытался зажечь новую сигарету, но не попадал пальцем по кнопке зажигалки. Гинтоки без задних мыслей нажал на нее и уставился на маленький огонек. Хиджиката поднес его к кончику сигареты и, когда тот задымился, с наслаждением затянулся и благодарно кивнул. Гинтоки кивнул в ответ и опустил руку.       Где будет удобно?       Тут в его поле зрения попало какое-то непристойное изображение на одной из вывесок: две задницы в черных стрингах. Гинтоки пригляделся — нет, ошибочка, два сердца в кожаных ремнях. Он посмотрел под другим углом — задницы в кожаных ремнях? Сердца в стрингах? Не разобраться. Надпись чуть правее гласила: «Ночь страсти». Значит, лав-отель. А что, это идея. Но на номер придется раскошелиться.       — Оогуши-кун, у тебя есть деньги?       Хиджиката буркнул что-то утвердительное. Тогда Гинтоки повел их вперед.       Девушка за стойкой регистрации смотрела на них без малейшего проблеска интереса. Дизайн заведения слепил глаза и чувство вкуса: чокнутое обилие розового, пошлые черно-белые картинки на стенах, распечатанные на принтере, потолочные лампы в форме цветочков. Пока Гинтоки пытался нащупать у апатично курившего Хиджикаты бумажник, работница успела трижды глотнуть из своей дымящейся кружки. Потом Гинтоки сунул ей купюру с трудно различимым номиналом. В ответ ему в руку прилетел ключ с нелепым брелком. Хиджиката, словно очнувшись, забрал свой бумажник, не забыв легонько треснуть Гинтоки по затылку, и первым пошел наверх.       Сама комната оказалась чуть лучше, чем ожидалось. По центру, конечно, стояла внушительных размеров кровать с белой простыней, красными подушками и одеялом. Постельное белье чистое, хотя явно застиранное не один десяток раз. По бокам две низенькие тумбочки, у одной отсутствовала ручка. Еще тут были кресло, дверь в ванную и туалетный столик с пультом от кондиционера. Гинтоки поискал глазами сам кондиционер, но не нашел. Он щелкнул выключателем, и это было ошибкой, которую он поспешил исправить — резкий белый свет ударил по вискам и вмиг сделал обстановку раз в пять хуже. К счастью, окно выходило на оживленный квартал Кабуки, который горел ярче Сириуса, так что комната и так прекрасно освещалась.       Хиджиката, оглядев убранство с очень невпечатленным видом, спокойно прошел вглубь и сел на кровать. Гинтоки начали грызть сомнения: ему вдруг очень захотелось струсить, плюнуть на третий пункт и пойти домой.       Нет-нет, он должен это сделать! Третий пункт самый важный, без него все было напрасно!       Хиджиката широко зевнул и уронил сигарету себе на колени. Приглушенно чертыхаясь, он снова сунул ее в рот и поскреб черный след на ткани. Его кимоно слегка распахнулось на груди, и Гинтоки подвис. Кожа на груди Хиджикаты блестела, как стекло бутылки с чем-то очень вкусным и бесплатным. Завороженный, Гинтоки снял сапоги и тоже сел на кровать.       Шум за окном стал тише, будто с соседней комнаты пришел злой отец, завладел пультом и убавил громкость.       Гинтоки попытался сосредоточить внимание на лице Хиджикаты, таком непривычно расслабленном и мягком. Тот отзеркалил его усилия, собирая глаза в кучку. С этими раскрасневшимися щеками и дрейфующим в небытии взглядом он казался возмутительно соблазнительным. Как клубничное молоко по скидке.       — Ну ты еще долго? — тихим и каким-то не своим голосом спросил Гинтоки, дернув подбородком в сторону сигареты. Хиджиката попытался свести брови вместе и скосить на нее глаза. Морок притяжения слегка спал: выглядел он крайне дурацки. Гинтоки даже обрадовался, будто нашел знакомую потерявшуюся вещицу, которая не то чтобы очень сильно дорога, но иногда могла порадовать. Хиджиката зажал сигарету между средним и указательным пальцами, повернулся к Гинтоки и с видом заправского дилера поводил ей у него перед носом. Гинтоки отрицательно помотал головой. Хиджиката пожал плечами и потушил ее прямо о каркас. Надо бы запомнить, чтобы потом не приставал с претензиями о порче чужого имущества.       Потом Хиджиката первым залез на кровать, завозился. Вспомнил, что был в обуви, и задергал ногами. Один тапок отскочил от потолка и приземлился на журнальный столик, другой улетел в окно. Но Хиджиката, кажется, удовлетворился результатом и лег спиной на одну из подушек. Гинтоки тут же навис сверху, уперевшись руками по бокам от его головы.       Зрачки у Хиджикаты были широкие и черные, как проход в пещеру, где с равным успехом может прятаться медведь-людоед и сундук с сокровищами. Стало очень жарко. Гинтоки привстал, развязал пояс, скомкал его вместе с кимоно и жилеткой и запульнул за край кровати. Хиджиката не говорил ни слова и просто смотрел на него, приоткрыв губы. Кожа у Гинтоки покрылась мурашками, что-то в животе сделало кульбит и нырнуло в горячую ванну. Он аккуратно устроился на бедрах Хиджикаты и задумался.       Нужно решить, с чего начать третий пункт. Гинтоки зрительно обследовал распластавшееся под ним тело. Влажная шея, вздымающаяся грудь, красные губы — все это требовало внимания с одинаковой настойчивостью.       Так, спокойно! Гинтоки не какой-то там прыщавый школьник, которому нужна инструкция по эксплуатации резиновой секс-куклы, которую суки-друзья подарили ему на день рождения. Хотя Хиджиката вполне тянул на секс-куклу. Красивый, розовый, неразговорчивый, податливый. Только сделан не из резины и одежды на нем слишком много. И без инструкции.       Хиджиката, будто услышав несвязный ворох чужих мыслей, сам попытался раздеться, но пальцы его плохо слушались. Гинтоки бросился помогать, потому что он очень добрый и всегда готов оказать дружескую поддержку. Серое кимоно распахнулось, как конфетная обертка, и явила Гинтоки свое содержимое. Крепкие плечи, чуть загорелая кожа, живот с аккуратной дорожкой волос, на вид такой твердый, что на него можно ставить кувшин с водой — ни капли не прольется. Ниже были простые черные боксеры, и они уже слегка топорщились. Гинтоки пьяно улыбнулся.       Уже совсем скоро, третий пункт. Совсем скоро все вернется на круги своя.       Неожиданно Хиджиката стряхнул с себя сонный морок и очень осмысленно посмотрел Гинтоки в глаза. Тот замер, успев только просунуть пальцы под резинку его трусов и коснуться тазовой косточки. Хиджиката серьезно сообщил:       — Это второе.       Гинтоки захлопал ресницами.       — Что второе? — на ум лезли только пункты плана. У Хиджикаты что, была запланирована своя программа, и они приступили только ко второму действию?       — Второе свидание, — так же серьезно пояснил Хиджиката. Первые несколько секунд Гинтоки был совершенно сбит с толку, но потом в голове смутным флешбеком пронеслась их совместная пьянка после ужастика. Он тогда не имел в виду ничего такого, просто не хотел платить. А Хиджиката запомнил. Ну надо же.       Гинтоки захихикал.       — Ты такой пьяный, Оогуши-кун.       Хиджиката неохотно закивал, признавая очевидное, но смотрел так, будто этим делал Гинтоки одолжение. Он приподнял голову, почти касаясь его носа своим.       — А ты знаешь, что делают на втором свидании?       Гинтоки как загипнотизированный следил за мягкой линией его рта и мелькающим за ним языком. Едва ли слыша, что там Хиджиката бормочет, он мотнул головой. И, когда этот рот впечатался в его, Мир и Время открыли бутылку шампанского, наперебой поздравляя друг друга.       В голове Гинтоки взорвалась череда хлопушек, по венам хлынул бензин. Целовался Хиджиката так же уверенно и напористо, как дрался, пил и командовал. Чужой язык хозяйничал во рту так нагло, словно уже заплатил за аренду, и Гинтоки с возмущением — да-да, однозначно возмущением — ответил, пытаясь перехватить инициативу. Хиджиката оттянул зубами его нижнюю губу, прикусил подбородок. Гинтоки втянул Хиджикату в новый поцелуй, обхватив ладонями его горящие щеки.       Кажется, это было не обязательно. Целоваться для третьего пункта совсем не обязательно. Губы Хиджикаты не испачкались в шоколаде, креме или хотя бы сиропе. Он не был братом-близнецом Кецуно Аны или одиноким наследником целого состояния. Гинтоки не сошел с ума (наверное) и не подчинялся чьей-то злой воле (наверное). Так что у него нет и мнимого оправдания тому, что он продолжает это делать и даже постанывает от ощущений.       Гинтоки все-таки смог оторваться от губ Хиджикаты и ткнулся носом ему в шею. Тот не выразил возражений, его руки с силой прошлись по чужим бокам, оставляя пальцами красные следы, царапнули поясницу и сжались под ребрами. Хиджиката куснул Гинтоки за ухо и жарко выдохнул, притираясь грудью к груди. Это совсем не помогало сосредоточиться.       Может, Хиджиката волшебный? Или ядовитый. Может, если его слишком долго касаться, целовать и даже смотреть на него, то заболеешь? Гинтоки точно заболел — он весь горит, и у него разом отказали некоторые органы. Сознание бьется в агонии — он уже ничего не понимает, не владеет собой, не контролирует ситуацию. И в том туалете все было точно так же.       Значит, это все-таки Хиджиката, это он во всем виноват! Его следует изолировать от нормальных людей, из-за него они заболевают и начинают странно себя вести. А Гинтоки так вообще жертва в квадрате, ведь Хиджиката не только заразил его, но и заставил чувствовать себя благодарным! Появился, понимаешь, в самый нужный момент, как сказочный принц, поколдовал своими руками и укатил на полицейской машине в закат. Немудрено, что Гинтоки не мог перестать о нем думать — это был двойной удар по его расшатанному рассудку!       Гинтоки попытался возликовать: он выстроил новую схему, нашел повод обрушить на голову Хиджикаты всю ответственность за свое душевное состояние. Но вместо ликования чувствовал только губы Хиджикаты на своем горле, горячие пальцы, которые пытались разобраться с молнией на брюках, и расползающуюся в груди лужу магмы.       Теперь, когда Гинтоки все понял, он может с чистой совестью пойти домой. Вот прямо сейчас.       Гинтоки приподнял голову и взглянул в лицо Хиджикаты, собираясь сказать ему, что он уходит и вообще заставлять людей себя хотеть это совсем нехорошо. Хиджиката ни единым мускулом не выразил понимания своей вины. Вместо этого он подался вперед, обхватил губами круглую белую прядь и слегка потянул.       Сердце Гинтоки устроило забастовку без объяснения причины, а член, который до этого лишь заинтересованно наблюдал за развитием событий, вдруг изъявил желание принять в них активное участие. Ноги отнялись, отказываясь выносить своего хозяина за пределы отельного номера.       Ладно, если подумать, отказываться от первоначального плана очень непродуктивно. У Гинтоки ведь были пункты. Кажется, он как раз в процессе выполнения последнего. Там было что-то про оргазмы.       Пальцы Хиджикаты справились с молнией и нырнули внутрь.       Оргазмы — это без проблем.       Гинтоки приник к губам Хиджикаты и потерся об него всем телом, уделяя особое внимание промежности. Чужие пальцы обхватили его именно там, где надо, и двигались, сжимали, гладили настолько хорошо, что любое сопротивление умирало в зародыше. Гинтоки вспомнил, на чем его прервали, оттянул резинку черных боксеров, нащупал горячее, твердое, живое и обернул ладонью. Хиджиката громко простонал ему в рот, потом отлип и приказал:       — Снимай.       Солдат у Гинтоки в штанах дезертировал и устроился работать в Шинсенгуми. Иного объяснения тому, что он послушно выпрямился на голос Хиджикаты — своего непосредственного начальства, попросту не было. Сам Гинтоки не мог его винить, а даже отчасти понимал. Он заполошно стянул с себя и Хиджикаты остатки одежды, клюнул его губами в середину груди и заерзал. Хиджиката довольно зарычал, положил руку ему на затылок, почесал за ухом, будто котенка, и потянул на себя.       Их руки задвигались в едином темпе, будто до этого у них были годы репетиций. Гинтоки лизнул маленький след от ожога в уголке губ Хиджикаты и посмотрел вниз. Они оба получали заслуженное внимание, никто не был обделен или обижен. Второй рукой Хиджиката водил по его спине и груди, то царапаясь, то сжимая, то выписывая круги подушечками пальцев. Гинтоки втянул в рот его твердый сосок, и какая-то область в голове окончательно атрофировалась. Саке — давно надо было понять, что никакой он не боевой товарищ, а чертов предатель! — пожало руку третьему пункту и получило целую стопку зеленых. Мир и Время допили шампанское и перешли на абсент. Но Гинтоки уже было до лампочки, так как в этот момент Хиджиката убрал его ладонь, соединил их члены вместе и стал творить магию. Гинтоки охнул, вцепился в его бедро и предплечье мертвой хваткой и втянул в поцелуй, глубокий, как пропасть, в которую они рухнули.       Когда магма вырвалась наружу, сея хаос и разрушения, когда в реку бензина упала горящая спичка, когда Святая Реквизиция победила, покрыв весь континент кострами до самых небес, когда планом из трех пунктов можно было разве что подтереться, Гинтоки успел заметить, что краснеют у Хиджикаты не только щеки — алыми пятнами покрывается вся его грудь. А в глазах, черно-синих, как ночное небо, действительно есть что-то дьявольское. Потом чернота пожрала окружающее пространство, и Гинтоки оставалось только подчиниться ей.       Когда он проснулся следующим утром, солнце уже вовсю хозяйничало в провонявшей сексом комнате. Саке дергало стоп-кран и собиралось экстренно покинуть рейс. В голове играл оркестр, состоявший из одних только дудочников. Гинтоки тихонько заскулил от боли.       Больше в номере никого не было.