Это Еродзуя во всем виноват. С такой мыслью Хиджиката просыпался и засыпал каждый день.
Объективно — это он сожрал свой отвратительный сладкий рис вместе с бомбой. Это он не смог справиться самостоятельно и согласился на помощь Хиджикаты. И это он, раздери его черти, потащил Хиджикату в лав-отель! Так что совершенно очевидно — Хиджиката просто жертва обстоятельств! За что ему все эти страдания?! Что настолько ужасного он сделал в прошлой жизни, раз в этой ему прилетел такой откат?!
Подобные однобокие рассуждения крутились в голове Хиджикаты уже несколько недель. Крутились, пока он работал. Пока проверял отчеты и заполнял бумаги. Пока патрулировал улицы, обходя контору Еродзуи по широкой дуге. Пока уворачивался от меча или пуль Сого, пока разговаривал с Кондо-саном. Пока ел, принимал душ, надевал форму, читал речь на утреннем построении, курил, смотрел дорамы. Но никакие самоуговоры не помогали вернуть в его жизнь хотя бы подобие спокойствия.
Хиджиката гонял солдат с тройной силой, приказывал сделать сэппуку не меньше сотни раз за день — как минимум половина доставалась Ямадзаки — дымил, как химическая фабрика, а его взгляд распугивал любую живность в радиусе нескольких миль. Кроме Кондо-сана и Сого, разумеется, но они к разумным формам жизни не имели никакого отношения.
Кондо-сан явно вознамерился прочесть ему лекцию и устроить допрос с пристрастием. Хиджиката чуял его искреннюю тревогу, как пес чует настроение хозяина. Кондо-сан не скрываясь сверлил его обеспокоенным взглядом, утешал подвергшихся террору солдат и пытался узнать, что же у него случилось. Ради такого дела он даже на время оставил слежку за Отае-сан, а это значило, что у его новой миссии как минимум высший приоритет! Хиджиката, замечая его прямо по коридору, разворачивался на сто восемьдесят градусов и ускорял шаг. Иногда доходило до бегства.
Сого, на первый взгляд, вел себя как обычно: ежедневные попытки убийства, мелкие пакости, оскорбления и завуалированное неповиновение никуда не делось. Но иногда он смотрел так, словно хотел проникнуть Хиджикате в черепушку, задокументировать увиденное, залезть на верхушку терминала и раструбить всему Эдо через громкоговоритель. Хиджикату всякий раз брала абсурдная паника, хотя разумом он понимал, что Сого ничего не знает и стоит быть благодарным вселенной хотя бы за это.
Но все равно она сука!
Благо у Хиджикаты была работа. Он боготворил ее и не хотел даже думать, что бы с ним стало, не будь он каждый день так чудовищно занят. Точнее, не имей он возможность нагрузить себя бумагами и службой по самую макушку и чуточку выше. Пусть синяки под глазами росли в геометрической прогрессии; пусть по лицу Кондо-сана текли слезы, когда тот замечал сгорбленную за письменным столом спину Хиджикаты; пусть Ямадзаки вместо обычного «здравствуйте, заместитель командующего» начал креститься, ударившись в христианство; пусть во время очередной погони Кацура бросил в него шоколадкой, а не бомбой. Пусть. Зато у Хиджикаты не остается времени на себя и чушь, которая окопалась у него в душе.
Вот и сегодня он с большим удовольствием патрулировал один из самых злачных районов Эдо неподалеку от реки. Вокруг одни заброшки, притоны и редкие забегаловки, у каждой из которых наверняка большие беды с налоговой и санэпидемстанцией. Встретить здесь преступника все равно что увидеть пончик в кондитерской — обычное дело. Но тут попробуй докажи — в конце концов, компашка Еродзуи тоже выглядит как шайка бандитов, а на самом деле… ну и на самом деле они шайка бандитов. Но вот, например, Кацура с его возвышенной речью и ухоженными волосами никак не тянет на лидера преступной группировки, и тем не менее! Поэтому всегда и со всеми нужно держать ухо востро.
Хиджиката выбрал этот район специально. При патрулировании в других частях города можно было бы расслабиться, потерять бдительность и задуматься о всякой ерунде. Но не здесь. Здесь Хиджиката ежеминутно крутил головой во все стороны, держал правую руку на эфесе меча, шел тихо и старался лишний раз не отсвечивать. Только поэтому он и услышал, проходя мимо покосившегося деревянного дома:
— А ты уверен, что она их вырубит? Эти ято — сильные твари.
Хиджиката остановился. Голос доносился из разбитого окна: в правом нижнем углу было отверстие круглой формы, как от теннисного мяча, по краям змеились трещины. Голос, явно мужской, не молодой и не старый, продолжил:
— Надо бы сначала на ком-то проверить. Если продадим Харусаме пустышку, ни награды, ни жизни нам не видать.
Хиджиката подошел к отсыревшей стене вплотную и чуть ли не сунул ухо в дырку в стекле. Торговля с Харусаме, крупнейшим преступным синдикатом во Вселенной — вот это дело. Задержание, допросы, отлов сообщников, конфискация, оформление!
Как же он любит быть полицейским!
— Ты прав, — ответил новый голос, звучавший грубее. — Эту штуку нужно испытать.
— О, знаю! — вступил в диалог третий, мальчишеский тембр. — В Кабуки-чо есть одна девчонка — рыжая, работает на самурая с дохлыми глазами. Она сильна, как тысяча горилл!
— Я тоже о ней слышал, — поддакнул первый. — Мелкая еще, наивная. Предложим ей еду, нальем туда этой шутки — и готово! Не сработает, так просто уйдем, а если получится — продадим девчонку вместе с «Лаской»!
— Хороший план. Работаем.
«План говно», — не согласился Хиджиката, оглядываясь по сторонам. Нужно поймать заговорщиков на горячем, но просто так они не сдадутся, он по опыту знает. Врываться через парадный вход нельзя, нужен элемент неожиданности. Неизвестно, насколько хороши в бою эти головорезы и сколько их там вообще.
Хиджиката зашел за угол, в переулок настолько узкий, что он мог бы упереться спиной в стену и достать ступней до противоположной. Здесь было скопище всякого хлама: пустые коробки, пакеты с отходами всех цветов и размеров, бутылки, сгнившие бумажные упаковки, рваные и грязные вещи. При этом мусор был разбросан аккурат вокруг железных баков. В общем, все как обычно. Хиджиката задрал голову — прямо под баками находилось еще одно окно. Оно было открыто и вело на второй этаж нужного дома. Хиджиката еще разок прислушался — ни хлопка двери, ни звука шагов, подозрительные личности все еще внутри. А даже если уйдут — Хиджиката наверняка найдет в этой хибаре кучу улик, которые сможет приложить к делу. А потом сядет им на хвост. В конце концов, он знает, кто им нужен. Но все же надо бы поторопиться.
Буквально на секунду Хиджиката задумался — может, попросить подкрепление? Отряд Харады рассредоточен неподалеку. Но при мысли о подчиненных в мозгу тут же сами собой возникли образы Кондо-сана и Сого, которых Хиджиката очень старался избегать. К тому же, зная этих лодырей, половина из которых вместо дежурства где-то дрыхнет, ждать придется целую вечность! Поэтому он отбросил эту идею, проверил, хорошо ли закреплены ножны к поясу, и полез вверх.
То, что затея была херовой, Хиджиката понял, как только железо под его весом заскрипело с шумом пожарной сигнализации. Беззвучно ругнувшись, он встал как можно более устойчиво, выпрямился, вцепился в деревянную оконную раму и подтянулся. Хиджиката успел мысленно похвалить себя за скорость и физическую форму, прежде чем его верхняя часть оказалась в помещении, и он задеревенел.
Оказалось, окно на втором этаже вело в туалет. И он был занят.
Огромный лысый тип, сидевший на унитазе, медленно обернулся. Хиджиката сглотнул.
Пауза. Мягкий «плюх» в воду. Лоб бандита покрылся испариной, лицо побагровело. Хиджиката, пошарив рукой по стене, протянул ему туалетную бумагу.
— Спасибо, — сказал бандит и стукнул Хиджикату по голове своим пудовым кулаком.
Когда Хиджиката очнулся, то понял три вещи. Первая: в месте, где он оказался, железный потолок. Вторая: его череп не раскололся, либо его кто-то склеил. Третья: он идиот.
Хиджиката сел и тут же зашипел и съежился от боли. После такого удара удивительно, что он не получил инвалидность первой степени или хотя бы амнезию. Хиджиката очень осторожно проанализировал ситуацию, стараясь не делать лишних движений. Его запихнули в кузов грузовика, пропахший деревянными опилками и дегтем, вместо двери висела плотная коричневая ткань. Более того — Хиджиката сидел в клетке, высота которой не позволяла ему встать, а ширина — вытянуть ноги. Напротив стояли еще две, но они были пусты. Руки Хиджикате связали за спиной, меч, ремень и пиджак исчезли, карманы оказались вывернуты. Свои вещи он заметил на самодельном столе из четырех деревянных ящиков в правом углу, где через стенку располагалось водительское место. Слишком далеко, чтобы он смог дотянуться.
Хиджиката едва удержался от того, чтобы пнуть решетку и заорать какую-нибудь нецензурщину. Ну почему, почему ему в последнее время так не везет с туалетами?!
Ладно, спокойно. Просто стратегию ареста преступников нужно слегка подкорректировать и внести пункт «побег». Узнать бы, сколько времени Хиджиката провалялся без сознания. Эти ублюдки успели приступить к своему абсурдному плану?
Вспомнив детали этого самого плана, Хиджиката слегка расслабился. Девчонка из Еродзуи этих слабаков в порошок сотрет, включая того лысого с запором. Пусть хоть всем скопом нападают. А та уловка с едой просто нелепа! Не станет же она жрать что попало от кого попало. Девчонка, конечно, слаба на мозг, как и вся их контора, но у любой тупости есть предел! Верно?
Полчаса спустя Хиджиката с пустым лицом наблюдал, как рыжую ято, предварительно связав, бросили в клетку напротив. Бандиты злорадно потирали руки.
— Проще простого!
— Она так на еду налетела, будто неделю не ела!
— Еще и добавки просила, во дает!
«На что я вообще надеялся?» — спросил себя Хиджиката, и вопрос этот был риторическим.
— Выходит, сработало?
— Ага! Мы ее связывать начали, она ударит — и ничего! А я уж было с мамочкой прощаться начал.
— Только мы, походу, переборщили с дозой. Ее аж вырубило.
— Ничего, скоро очухается, главное, чтобы сила не вернулась. На сутки того, что она съела, должно хватить.
— О, смотри-ка, очнулся! — осклабился один из бандитов, заметив Хиджикату. — Ваше появление стало для нас сюрпризом, заместитель командующего Шинсенгуми.
— Особенно для Сэтору, — сказал второй, и они вчетвером заржали. Лысого громилы среди них не было.
— Куда вы нас везете? — спросил Хиджиката в ярости.
— Пусть это будет для вас сюрпризом! — бандиты, продолжая посмеиваться, проверили замки на обеих клетках и начали расходиться. Один из них занес в кузов старенький магнитофон, подмигнул Хиджикате и врубил музыкальное радио на полную громкость, поставив его ближе к выходу. Затем он забрал с ящиков меч Хиджикаты и ушел, довольно насвистывая.
Плевое на первый взгляд дело стремительно оборачивалось катастрофой.
Что они с ними сделают? У этих ублюдков действительно есть средство, способное обессилить ято? И они планируют продать его Харусаме? В перспективе это не сулит ничего хорошего. Конечно, многие ято просто наемники и работают на Харусаме в том числе. Но есть и другие. Харусаме получит способ устранить всех представителей клана, которые встанут у них на пути. И без того чересчур могущественный преступный синдикат станет еще опаснее. Потрясающе.
Грузовик тронулся с места. Хиджиката оценил неизящный, но эффективный ход с магнитофоном — он может кричать хоть до хрипа, снаружи никто его не услышит. Но, может, хоть один идиот на полицейском посту додумается заглянуть в кузов, откуда орет музыка? Есть ведь такая вероятность, да?
Обычно надежда умирает последней, но умудренный горьким опытом Хиджиката тут же пнул ее на плаху.
Итак, что он имеет? Помощи они вряд ли дождутся в ближайшие сутки — пока Кондо-сан и Сого поймут, что его похитили, Хиджикату успеют трижды пустить на органы. Из подручных средств в непосредственной близости разве что горсть опилок, но ими даже веревку не протрешь. Возможности с кем-то связаться нет. Кричать бесполезно. Просить пощады или вымаливать свободу — тоже, хотя Хиджиката рассматривает такой вариант просто до кучи.
Он посмотрел на девчонку — она не подавала признаков жизни, с такого расстояния он не мог толком разглядеть, дышит ли она вообще. Может, бандиты ее плохо обыскали, и у нее найдется хотя бы булавка, которой можно было бы вскрыть замок? К сожалению, тут Хиджикате оставалось только ждать, пытаясь абстрагироваться от безвкусицы, которая лилась из магнитофона.
Девчонка очнулась на тринадцатой по счету убогой песне, когда грузовик стоял в пробке. Она вяло зашевелилась, перевернулась на спину и с закрытыми глазами сказала:
— Шинпачи, если ты немедленно не выключишь это дерьмо, я выброшу тебя в окно.
— Шинпачи здесь нет, — замогильным голосом произнес Хиджиката, успевший за прошедшее время сочинить новый устав к кодексу Шинсенгуми, запрещающий слушать радио «Твой Новый Пубертат».
Рыжая ято открыла глаза и странно задергалась — Хиджиката расценил это как попытки сесть.
— Этот голос… Почему от него так сильно хочется сблевать?
— Потому что твой желудок полон черт знает какой дряни!
Девчонка все-таки села, слегка покачиваясь и обводя пространство вокруг сонным взглядом. Заметив Хиджикату, она моргнула и зевнула.
— А, это ты, Майо, — девчонка слабо подергала связанными руками, тупо уставилась на решетку клетки и пробормотала с едва различимым в голосе возмущением: — Ну ты и извращенец. Вы с садистом похитили меня, чтобы снимать фильмы для взрослых?
— Конечно нет, дура! — воскликнул Хиджиката, едва расслышав ее слова за громкостью музыки. — Тебя схватила шайка придурков и собирается продать Харусаме! Какого черта ты взяла что-то из их рук, да еще и сунула в рот? Тебя разве не учили в детстве, что нельзя брать еду у незнакомцев?!
— В детстве меня учили хуку слева и с молодости ухаживать за волосами. А Гин-тян говорит, что бесплатная еда всегда вкуснее.
— Не говори мне о нем!
Девчонка и не стала, продолжая нерасторопно оглядываться. Она выглядела очень вялой и сонной, будто отработала суточную смену или выпила. Хиджиката помнил ее такой лишь раз — во время того инцидента с бурей. Ему очень не понравилась эта ассоциация.
— Эй, ты же можешь нас освободить? Разнести тут все в щепки, как вы с Сого обычно делаете. Обещаю списать лишние жертвы и порчу имущества на аварию.
Девчонка не ответила, прислонив голову к решетке, словно уже устала держать ее прямо. Ее ресницы трепетали, глаза то и дело норовили закрыться.
— Эй! Ты меня слышишь?!
Девчонка что-то пробормотала, но в этот раз слишком тихо, Хиджиката не разобрал. Он закричал, налегая плечом на дверь клетки:
— Нет, не засыпай! Возьми себя в руки! Нас везут непонятно куда и явно не для того, чтобы устроить пикник!
— Я едва могу шевелиться, — сообщила девчонка все еще усталым, но немного более твердым тоном. — Совсем не чувствую пальцев.
— Черт, какой дрянью они тебя накачали? — Хиджикате хотелось сыпать матами и палить из базуки по Джои. И хотя бы одну сигаретку. Такими темпами он совсем скоро курить бросит, причем не по собственной воле! Этого Хиджикате никак нельзя допустить — без чего-то расслабляющего в этом дурдоме он долго не протянет. — Надо же было додуматься взять у них еду!
Девчонка обиженно поджала губы и пустила всю имеющуюся энергию в злобный взгляд.
— Просто у нас дома опять есть нечего: Шинпачи купил эксклюзивные плакаты с Оцу-чан, а Гин-тян все деньги пропил. Он вообще много грустит в последнее время.
Хиджиката нервно передернул плечами — он готов грызть решетку зубами или терпеть чудовищные пытки, все, что угодно, только не говорить о Еродзуе.
К счастью, девчонка сама оставила эту тему и с наездом спросила:
— А тебя-то они как схватили, Майо? Бросили майонез в клетку и закрыли ее за твоей спиной?
— Только тебя могли схватить таким тупым образом! А я… — Хиджиката прервался всего на несколько мгновений. Подойдет любая версия, кроме правды. — Меня взяли числом и устроили засаду. Устранишь меня, считай, устранишь весь штаб Шинсенгуми. Ублюдки не смогли устоять перед таким шансом, застали меня одного и…
— Видимо, это было так тупо, что тебе даже рассказывать стыдно, — зевая, заметила девчонка. Хиджиката скрипнул зубами, но в конце концов решил, что продолжать этот разговор бессмысленно.
Бандиты обмолвились, что дозы, которую они впихнули в рыжую ято, хватит на сутки. За эти сутки может произойти все что угодно. Тем более никто не мешает им повторять процедуру по мере необходимости. На силу девчонки надеяться нельзя.
— Эй, у тебя есть хоть что-то, что поможет нам сбежать?
— Мой зонтик они забрали. А руки связаны.
Хиджиката выдохнул, уже почти не чувствуя злости. Придется снова ждать.
По прошествии пары часов девчонка стала выглядеть слегка бодрее. Она все еще сидела, полностью облокотившись на решетку, но теперь могла держать глаза широко открытыми, дергать руками, пытаясь ослабить веревку, и подпевать радио так фальшиво, что Хиджиката уже мечтал о том мгновении, когда их обоих убьют.
Неожиданно грузовик резко затормозил, и деревянная коробка, на которой лежал пиджак формы Шинсенгуми, проехалась по полу почти вплотную к клетке рыжей ято. Та замолчала, удивленно моргнув. Хиджиката тут же стал напряженно вспоминать: что было у него в карманах? Значок, сигареты, зажигалка, рация, отчет Ямадзаки, бумажник.
— Эй! Достань там зажигалку и прожги себе веревку! — Хиджиката ликовал — его терпение дало плоды! Теперь они могут освободить себе руки, а рация поможет связаться с кем-нибудь из отрядов и запросить помощь.
— Опять всю работу за вас делать, — пожаловалась рыжая ято, но подползла к ящику, зубами стащила с него пиджак к себе в клетку и стала рыться в нем носом. Спустя пару минут возни она возмущенно заключила:
— Нет тут зажигалки!
— Как это нет?!
— Тут только твой тупой значок и какие-то брошки!
— Брошки?...
— Да, куча маленьких одинаковых брошек, кругленькие такие.
Осознание пришло к Хиджикате, как извещение о наследстве от любимой бабушки, — вроде и грустно, зато вытащит из долговой ямы.
После расследования дела яйцедробящего маньяка оставшиеся бомбы, проходившие как вещественные доказательства, все-таки попали в руки Чарлин. Эксцентричная ученая, которая все же очень помогла Хиджикате в расследовании, тут же разобрала их до последней детали, словила несколько эстетических и профессиональных восторгов и решила усовершенствовать. Часть своих наработок она передала Хиджикате в знак благодарности. Отказываться он побоялся.
Чарлин сохранила маленький размер устройства, но изменила его форму для более удобной эксплуатации. Для взрыва нужно было только соединить две половинки бомбы и досчитать до пяти. Хиджиката пока ими не пользовался и, честно сказать, не собирался. Травматического опыта, связанного с этими бомбами, у него и так было предостаточно. Но сейчас это — их единственный способ сбежать.
Девчонка пришла в восторг, когда Хиджиката объяснил, что это за «брошки». Она тут же предложила закидать ими бандитов или запихать бомбы им в зад, но эту идею, какой бы соблазнительной она ни казалась, пришлось отбросить. Поэтому спустя несколько минут разногласий было решено, что рыжая ято сначала попытается взорвать одну бомбу так, чтобы поджечь или порвать веревки на руках, а потом — разнести ими замок. Музыка, которая глушила все звуки из кузова, теперь играла им на руку.
Девчонка собирала бомбы по одной, клала в угол, слегка отползала и поворачивалась к ним спиной. Первый взрыв был неудачным: он не повредил веревку, но опалил девичьи руки. Вторая и третья попытка прошли так же. Хиджиката сочувственно морщился, наблюдая за усилиями рыжей ято: до него дошел запах горелой кожи и крови. В какой-то момент он даже подумал, что ничего не выйдет и она только зря себя калечит. Но раза с четвертого веревка все же дала слабину, узел вспыхнул. Девчонка заскулила от боли, пламя облизало ребра ее ладоней, но через несколько секунд она уже растирала затекшие руки и хмуро оценивала свои раны.
— Ты молодец, — решил похвалить ее Хиджиката, потому что действительно так думал. Какой бы дурной эта девчонка не была, душа у нее настоящего воина.
— Я принимаю восхищения только в денежном виде. Еще можешь взять мне суконбу.
— Да с чего это я должен?!
Девчонка проигнорировала его возмущения и принялась за следующий этап. Отсюда Хиджиката не видел, сколько бомб у нее осталось, но помнил, что всего их было меньше десяти. Рыжая ято нахмурилась, но засунула одну штуку в замочную скважину внушительных размеров и отошла. После взрыва она подергала дверь, но та не поддалась. Девчонка сжала ладонями прутья клетки и призналась:
— Осталось всего две.
— Тогда используй сразу обе, — приказал Хиджиката, приглядываясь к своему замку — правильно ли они вообще делают? А если взрыв сплавит изнутри металл, и замок просто станет непригодным для родного ключа? Оставалось надеяться, что сразу две бомбы взорвут его к чертям.
К счастью, так и произошло. Замок разлетелся на части, так что в Хиджикату чуть было не прилетело осколком, запах гари и дыма усилился. Клетка девчонки казалась иссиня-черной изнутри. Нужно бы поторопиться, пока похитители не заметили их игры в саперов.
Рыжая ято подошла к клетке Хиджикаты и подергала дверь. Лицо у нее было слишком серьезным, но он и без того знал: бомбы закончились, а сила к ней так и не вернулась.
— Тебе нужно уходить.
Девчонка не ответила, нахмурившись, стала оглядываться — искала другие подручные средства.
— Эй, слышишь меня?!
— Заткнись, Майо, у тебя изо рта майонезом воняет.
— Неправда!
— Ты умеешь вскрывать замки? Вот, — она вытащила из волос одну шпильку, на которой крепились ее заколки, и протянула Хиджикате. Он мог бы съязвить, что руки у него связаны, но вместо этого с легкой застенчивостью признался:
— Я не умею вскрывать замки.
— Ты же полицейский!
— Вот именно! С чего это я должен уметь вскрывать замки?! Я думал, ты умеешь!
— Я умею их только ломать! — в качестве доказательства она ударила кулаком по замочной скважине, но та и на миллиметр не погнулась. Девчонка закусила губу и потрясла рукой.
Хиджиката вздохнул.
— Сейчас ты мне ничем не поможешь. Ты должна бежать.
Девчонка ничего на это не ответила. Ее кулак снова впечатался в замок и снова безрезультатно.
— Хватит! Почему ты меня не слушаешь?!
— Потому что я на тебя не работаю!
— А про того, на кого ты работаешь, я вообще молчу! — воскликнул Хиджиката и тут же пожалел об этом.
Но девчонка почему-то застыла, словно он сказал волшебное стоп-слово. С окровавленными и обожженными руками, хмурой складкой на лбу и сжатыми губами она почему-то показалась Хиджикате очень взрослой. Как и Сого, она далеко опережает свой настоящий возраст, хотя обычно по ней и не скажешь. Хиджиката никогда не считал, что это хорошо — когда дети вырастают слишком быстро.
К тридцати такие дети становятся стариками. Как Еродзуя, хотя тот даже моложе. Как сам Хиджиката. Как почти все, кого он знает.
Внезапно грузовик подскочил, наехав на камень или кочку. Дорога стала ухабистее. Это значило, что они уже не на трассе. Должно быть, их вывозили в лес.
Хиджиката вновь заговорил, догадываясь, что время у них на исходе:
— Расскажи Кондо-сану и Сого, что случилось. Они меня найдут, — он хмыкнул и решил подразнить ее: — Еще немного, и я подумаю, будто ты волнуешься за меня, мелочь.
Девчонка фыркнула, демонстративно складывая руки на груди.
— Еще чего, Майо. Просто хотела потребовать у тебя плату за спасение.
— Вали давай, пока эти ублюдки нас не спалили.
Они обменялись долгими нечитаемыми взглядами. Хиджикате, пожалуй, было очень легко понять ее в этот момент. Отчасти он даже испытал облегчение, что это ей приходится делать трудный, но правильный выбор, а не ему. Конечно, они оба бывали в переделках куда хуже и все равно выходили из них живыми. Но никогда не знаешь, какая из них в итоге станет для тебя последней.
Хиджиката готов к смерти. Но это не значит, что он легко даст ей себя забрать.
— Возьми мой пиджак и значок, — попросил он девчонку, когда она сделала пару шагов назад. Она послушалась, накинула элемент формы себе на плечи — рукава были как минимум в два раза длиннее ее рук. Затем крадучись приблизилась к заслонке ткани и приоткрыла ее. У Хиджикаты оставался страх, что за ними на машинах едут еще бандиты, но он оказался напрасным: путь назад был открыт. По бокам грузовика вырисовывались деревья и кустарники, вместо бетонного покрытия — лесная дорога с двумя полосами от шин. Если и был идеальный момент для побега, то вот он.
Девчонка обернулась, прежде чем спрыгнуть:
— Я вернусь за своим зонтиком, Майо. И ты обещал мне суконбу.
Ее маленькая черно-красная фигура быстро скрылась в лесной чаще. Хиджиката цокнул ей вслед и пробормотал:
— Ничего я тебе не обещал, мелочь. Еродзуя, что ли, вообще вас не кормит?
Хиджиката поморщился: одно прямое и одно косвенное упоминание о Еродзуе за день, лимит превышен на несколько лет. Надо бы отвлечься.
К тому моменту, как бандиты заметили пропажу, Хиджиката почти выучил наизусть песни «Ты вошел в меня по ошибке», «Гладковыбритая теща» и «Делай пикет, не снимая штанов». Новый удар по голове он встретил с улыбкой, как старого-доброго друга.
Проснулся Хиджиката в месте, до боли напоминающем самодельную камеру в пещере. Неотесанная стена с острыми зубцами камней, низкий потолок, все те же железные решетки, хотя замок в этот раз навесной. В камере было только деревянное ведро и грязный, прохудившийся футон, больше напоминающий подстилку для собаки. На противоположной стене, за пределами камеры, был установлен держатель для факела и сам факел, служивший источником света. В остальном же стена была голой.
На секунду мелькнула мысль о том, что Хиджикату засунули в какую-то сраную РПГ-игру — настолько старым и убогим все это выглядело. Но она тут же сменилась другой, куда более животрепещущей и панической. Хиджиката не мог пошевелиться. Вообще. И даже на то, чтобы просто двигать глазными яблоками, уходило столько энергии, сколько он не тратил за двадцатичетырёхчасовой рабочий день.
Тревога разрасталась в груди, но не находила выхода и оседала внутри. Не успел Хиджиката окунуться в догадки — а они у него определенно были — как услышал голос из тени:
— Вы снова с нами, заместитель командующего. Значит, «Ласка» вас все-таки не убила. Очень хорошо.
Голос был очень смутно, но знакомым. Кажется, это был один из бандитов, чей разговор он подслушал.
— Вы спали целых двое суток, мы уже начали беспокоиться. Спасибо, что согласились принять участие в нашем маленьком фармацевтическом эксперименте.
Хиджиката не видел говорившего и не мог даже ответить: язык ощущался не мышцей, а галькой, и совершенно не слушался. Двое суток?! Не может этого быть! Он пролежал без сознания так долго?!
Смешно, но первое, о чем он подумал, — это ж сколько бумаг скопилось у него на столе?
— Не знаю, как вы это сделали, но признаю — я недооценил вас обоих. Но больше я не ошибусь. Теперь мы знаем, что «Ласка» работает, и воспользуемся ей с умом.
Послышалась сухая усмешка.
— Ну а вам остается ждать, заместитель командующего. Вдруг нам удастся выбить награду за вашу голову.
Затем был хриплый смех и звук удаляющихся шагов. Хиджиката снова остался один. Как этот придурок так быстро узнал, что он очнулся? Дежурил рядом с ним все двое суток? И все ради того, чтобы пафосно пробубнить свои злодейские планы в тот момент, как Хиджиката откроет глаза? Ну и дешевые же у них трюки!
Как ни прискорбно осознавать — ублюдок прав. Хиджикате опять нужно ждать и овощем пялиться в пространство. Как же он ненавидит ничего не делать! Единственный плюс в том, что теперь Хиджиката уверен — девчонке удалось сбежать. К тому же именно ее побег был необходим для срыва планов этих кретинов. Теперь они не смогут предъявить Харусаме доказательства, что их «Ласка» работает. Сам Хиджиката просто человек, и демонстрация его обездвиженной тушки ничего не даст.
И у кого они планируют потребовать за Хиджикату награду? У Джои? Вряд ли Кацура наскребет хотя бы половину чисто гипотетической суммы, которую бандиты за него предложат. Да и не в его это стиле. У Кихейтай? Те, конечно, смогут заплатить, но Хиджиката им даром не нужен. Продадут на черном рынке? Ну тут перспективы как никогда мрачные. Отправят в Шинсенгуми его отрезанный палец с требованием выкупа? Кондо-сана и Сого удар хватит — первого от горя, второго от радости. Сого небось уже надгробный камень ему заказал, паршивец. Ничего, при необходимости Хиджиката в стиле Тумбы Урман пробьет гроб и явится на построение всем назло! А до той поры будет лежать здесь и пытаться не спятить.
«Отличный план. Работаем», — похвалил себя Хиджиката и тут же задремал.
Гинтоки заулыбался, подпирая голову рукой. Очертания предметов вокруг его фигуры подернулись черной дымкой. Желтый свет от ламп закусочной, в которой они пили, падал только на него.
— Хиджиката-кун, а знаешь, на что похожа наша встреча?
— На свидание, — ответил Хиджиката, предугадав ответ. Он поднял руку ко рту, почувствовав сильное желание хлебнуть еще саке, но ладонь была пуста. Вокруг ничего не было — только темнота и Гинтоки.
— А знаешь, что обычно делают на свиданиях, Хиджиката-кун?
Хиджиката знал. Поэтому он первым наклонился к его губам, и в голову ударило безо всякого саке. Хиджиката почувствовал себя воздушным шариком, в который накачали гелия, и теперь он улетает высоко-высоко, туда, где никто не достанет. На вкус Гинтоки был как глинтвейн, как кровь с сахаром, как свобода, как ночь под открытым небом. Поцелуй получился горячим и влажным, посылающим по телу электрические разряды. Хиджиката легонько клюнул Гинтоки в губы и открыл глаза, ожидая увидеть реакцию…
…но увидел только каменный потолок, казавшийся черным из-за недостатка света. Пару минут он молча пялился на него, а потом сумел прохрипеть:
— Эй, кто-нибудь! Эй! Помогите!
— Чего там у тебя? — послышался за углом сонный голос. Хиджиката обрадовался ему, как родному.
— Мужик, займи меня чем-нибудь! Мне нельзя оставаться одному. У меня… у меня клаустрофобия! И эта, как ее… темнотафобия!
— Скотофобия.
— Сам ты скот!
— Да это боязнь темноты так называется, дебил! Не буду я с тобой болтать, я тебе пожрать принес! — Хиджиката услышал, как неизвестный поставил что-то на пол. Он скосил глаза — на деревянном подносе были пара яблок, горбушка хлеба и железная кружка с водой.
— Я же парализован! Я не смогу есть! — живот как по команде свело от голода. И правда, сколько Хиджиката уже не ел? Третьи сутки? Он даже поссать встать не может. Проклятье, да он даже не чувствует, не нагадил ли он прямо под себя, как последний пьяница!
— Не мои проблемы! Как встанешь, так и пожрешь! — неизвестный начал уходить, и Хиджиката из последних сил закричал ему вслед:
— Хотя бы расскажи мне что-нибудь интересное напоследок! А я за это тебе срок скину!
— Пошел нахуй!
Звук шагов стих, и Хиджиката почувствовал, как его горло сжало что-то до боли похожее на отчаяние. Назойливые мысли поднимались из незапечатанных гробов и скалились, как стая голодных гиен. Стратегия последних недель в нынешнем положении Хиджикаты не сработает. Он не может отвлечься на работу, на подчиненных, на тренировку. Это физически не в его силах.
Хиджиката больше не может убегать. Он должен встретиться с проблемой — своим собственным воспаленным сознанием — лицом к лицу.
После того случая с бомбой они с Еродзуей старались не пересекаться. Что было трудно, потому что они и раньше пытались, но их образ мысли слишком схож. Заметив друг друга издалека, они любыми способами пытались изменить траекторию движения. Хиджикате всякий раз приходилось подавлять в груди ощущение неправильности.
Стоит сразу сказать, он не испытывал предрассудков из-за связи с мужчиной. В Шинсенгуми есть пара индивидов с подобными интересами — Хиджиката им слова плохого не сказал! Правда, сам он, конечно, был исключительно по женщинам. Наверное. Вроде бы. Теперь правдивость этого утверждения под сомнением. Но дело тут совершенно в другом. Просто Хиджиката боялся перемен и не хотел их. Прежнее положение вещей его полностью устраивало. Все эти взаимные оскорбления на улице, пьянки, частое сотрудничество, драки и даже своеобразная дружба. Еродзуя был словно глуповатая, но отчего-то все равно любимая телепередача по телеку. Если она исчезнет, мир не рухнет, но ты все равно будешь ощущать потерю, словно твои будни больше не так приятны, как могли бы быть.
Но перемены были неизбежны, и Хиджиката сам должен был решить, к чему они приведут. И разумеется, как следует набухавшись, он сделал самый тупой выбор на свете!
Хиджиката предпочел бороться.
Сейчас, конечно, он понимает, что большего бреда и придумать нельзя! Но в том темном невзрачном кабаке, когда в Хиджикате было столько саке, что оно полностью вытеснило кровь и адекватность, это решение показалось ему гениальным и достойным настоящего самурая. Он чувствовал себя Александром Купидонским, который победил смертельную болезнь одним только усилием воли и был готов вести свою армию на новые завоевания. Но его положение все еще было слишком шатким, чтобы сию минуту вскочить на коня и устремиться в путь. Нужно было закрепить свою победу, увериться, что болезнь не свергнет его в бездну.
Хиджиката должен был переспать с Еродзуей еще раз и убедиться, что тот оргазм — всего лишь недоразумение, которое не способно изменить их жизнь.
План был хуже некуда и закончился полным фиаско. Утром Хиджиката нашел себя голым, грязным и очень растерянным в одной постели с Еродзуей. К огромному сожалению, он был пьян ровно настолько, чтобы нести и творить всякую хрень, но не настолько, чтобы ее забыть!
Впрочем, самым четким, что Хиджиката помнил, были глаза — черно-алые, как адская бездна, и в них действительно было что-то дьявольское. Остальные воспоминания шли кусками и больше походили на набор эмоций и ощущений. И от этого было еще хуже.
Ситуация ухудшилась, подсознание Хиджикаты не на шутку распалилось и баловало его странными образами во сне. Иногда выходить на улицу было попросту страшно. Голова пухла от нерешаемых проблем. Именно поэтому Хиджиката доводил себя до истощения и с головой нырял в работу, а про себя, словно мантру, повторял: это Еродзуя во всем виноват. И сам себе не верил.
Они оба сделали шаг, настолько глупый, что он только усугубил положение. Они все испортили, скинуть ответственность на кого-то одного не получалось. Что делать дальше Хиджиката не знал и принял очень трусливое намерение — не делать ничего.
Снова погружаясь в сон, Хиджиката признался самому себе, что его второе решение было даже тупее, чем первое.
За стенами конторы бушевала буря, но Хиджиката не волновался: на чужом футоне, под чужим одеялом и в чужой одежде ему было очень тепло и совсем не страшно. Гинтоки повернулся к нему лицом, притягательный и молчаливый, и в одно движение оказался сверху. У Хиджикаты перехватило дыхание, но он и не думал воспротивиться — здесь он мог делать то, что хочет. Гинтоки лизнул его кожу ниже ключицы, быстро и мимолетно, будто взял пробу. Затем он выпрямил спину, склонил голову набок и игриво сощурился. Хиджиката с ужасом вспомнил, что рядом должны спать дети, и обернулся так резко, что хрустнули шейные позвонки. Но рядом никого не было.
Хиджиката вернул свое внимание Гинтоки и провел ладонями по его ногам от колен до бедер. Тот улыбнулся, опасный и чарующий, будто вылезший из кипящего котла демон. Ужас и желание боролись в Хиджикате, как два диких зверя, но исход битвы был уже не важен, потому что Гинтоки улыбнулся совсем широко и завел руку назад. Его грудная клетка плавно изогнулась, кожа казалась мраморной. Хиджиката задрожал, когда Гинтоки медленно облизал губы, а при мысли о том, где сейчас его пальцы, рассудок помертвел от недостатка кислорода. Хиджикате хотелось поторопить его, убрать руку и рвануться вперед, продать дьяволу свою никчемную душу и окунуться в Преисподнюю всем существом…
...но вместо этого он очнулся от боли. Мышцы жгло и кололо ржавым копьем, как бывает, когда отсидишь ногу, а потом резко встаешь. Нервные окончания взбесились, пытаясь восстановить связь с мозгом. Дикое чувство голода усилилось, вместе с ним пришел еще и холод. Хиджиката апатично подумал, что ему еще повезло: если так называемая «Ласка» должна валить с ног ято, то он легко отделался.
Он повернул голову и уставился на пламя факела, ровное и рыжее, как волосы девчонки из Еродзуи. Как долго он здесь лежит? Сколько проспал на этот раз? Какие это по счету сутки? Девчонка добралась до города, рассказала все Сого и Кондо-сану? Или решила сначала улететь на родную планету и подлечить нервы? Хиджикату ведь ищут, да?
Впрочем, даже если и ищут, то как найдут? Окрестности Эдо огромны. Даже сам Хиджиката не знает, где он сейчас. Хотя это ведь не он себя ищет, так что не его проблемы. Просто хотелось бы пережить кризис ориентации, треск шаблонов и экстренный снос мировоззрения где-нибудь в другом месте.
Справедливости ради, шанс у Хиджикаты был, и он его профукал, вот теперь и расхлебывает.
На повестке дня (утра? вечера? ночи?) вопрос — что ему все-таки делать? Принять тот факт, что его нутро немного голубее, чем Хиджиката думал? Ладно. Смириться, что без Еродзуи Эдо кажется пустым, а саке — невкусным? Допустим. Предположить, что Еродзуя так же хорошо целуется, у него красивая спина и он очень приятный на ощупь? Ну… возможно…
Дальше-то что?
А что бы сделали нормальные люди на месте Хиджикаты после такого открытия? Вот живет себе, допустим, девушка. Живет она живет и встречает другую девушку, кучерявую, пассивную и раздражающую до икоты. Со временем они привыкают друг к другу, ходят вместе по магазинам, лепят пельмени, метают в мужиков отравленные дротики — чем там еще женщины занимаются? Все эти эпизоды случайные, как и последующая сексуальная связь. И вот одна из них понимает, что потерять все это было бы обидно, а воспринимать другую девушку как прежде не получается. К тому же теперь мысли о ней греют некоторые внутренности… ну и между ног тоже греют. Так что ей ничего не остается, кроме как пойти и серьезно поговорить с ней, чтобы все последующие походы по магазинам сопровождались страстным сексом в примерочной, а потом можно и по пельменю. И на окна решетки поставить, а то мужики задолбали. Так что...
…так что Хиджикате не нравится, куда завела его выдуманная им же парочка. То есть не парочка, а две отдельные девушки, которые жили двумя отдельными жизнями! А потом стали парочкой.
В черепной коробке Хиджикаты вдруг стало так пусто, как бывает только после ядерного взрыва или маминой генеральной уборки. И что, это и есть ответ? Предложить Еродзуе иногда веселиться по-взрослому? Тогда если что-то и изменится, то только в приятную сторону, неловкость постепенно исчезнет, стойкое ощущение недотраха — тоже, а драки, пьянки и перепалки на улицах сохранятся. Ничего серьезного, просто маленькая модификация их приятельства. И все будет хорошо.
Если Еродзуя согласится.
Боль в мышцах постепенно спадала, к Хиджикате возвращалась кое-какая чувствительность. Он ощутил, что весь с ног до головы мокрый — его била лихорадка? Хиджиката попробовал пошевелить ногой и вроде даже успешно. Можно было бы предпринять попытку доползти до подноса с едой. Пить хотелось просто чудовищно.
Но рухнувшее на него осознание весило слишком много, чтобы Хиджиката мог вынести его вес.
Кошмар. Он дожил до того, что хочет вступить в отношения с тупицей, бездельником и сладкоежкой. Хотя отношения — слишком громко сказано. В секс по дружбе. Нет, дружба — тоже громко сказано. Секс по пьяни. Нет, это вообще отвратительно звучит. Подумать только, куда Хиджикату завело длительное воздержание! Может, если бы он чаще посещал всякие увеселительные дома или наведывался в Йошивару, то не оказался бы в таком странном положении? Но как он мог предположить, что его равнодушие к женщинам пустит такие страшные корни?!
У Хиджикаты все еще свеж в памяти случай, когда ему подкинули женские трусики, намекая на то, что он не популярен у женщин. А вдруг тот вор трусов на самом деле имел в виду, что Хиджиката не интересуется ими в должной степени и скоро поплатится за это?! Но как он узнал?!
Хотя разве это не значит, что тогда бы Хиджикате подкинули не женские трусики? Какого черта он об этом думает?!
Нет, стоп, это же Сого те трусы прислал, засранец! Значит, это Сого знал?!
Да ничего он не знал, он просто ублюдок! О боги, Хиджиката уже с ума сходит, у него все в башке перепуталось с этим Еродзуей! А откуда Сого вообще взял те женские трусы — он и думать не хочет! Хиджиката вообще больше не хочет думать. Только закрыть глаза ненадолго. Буквально на секунду — а потом сразу к заветной кружке с водой.
И речь надо бы сочинить…
Хиджиката нашел себя голым, грязным, но совершенно довольным в одной постели с Гинтоки. Взгляд тут же уцепился за знакомую, исполосованную шрамами спину: красивая и благородная, как выкованный великим мастером клинок, который прошел тысячу битв, но ни разу не подвел своего хозяина. И белые волосы — пусть нелепые, пусть до смешного кудрявые, но уникальные. Больше таких ни у кого нет.
Гинтоки медленно обернулся, посмотрел на него и расслабленно зевнул. Если вокруг них что-то и было, Хиджиката не видел — только его.
Он осторожно протянул руку и потер большим и указательным пальцем белое кольцо у самого виска. Гинтоки продолжал смотреть, и губы у него были красные-красные, как маковые лепестки. Хиджиката спросил, игнорируя сильные проблемы с дыханием:
— Пойдешь со мной в кино сегодня?
Лицо Гинтоки стало мягче, красные губы приоткрылись, и Хиджиката с замиранием сердца ждал ответа.
—… ката-сан!
Его потянуло вверх, как щенка за шкирку, и Хиджиката стал сопротивляться — нет, еще буквально секунду!
—… та-сан, очнитесь!
Труднопонимаемый звук в знак протеста.
— Звучит весомо, Шинпачи-кун. Давай тогда бросим его здесь и пойдем домой.
— Стойте, Окита-сан!
Хиджиката открыл глаза и тут же с силой зажмурился: Сого светил ему фонариком прямо в лицо.
— Хиджиката-сан, подъем, вы проспали уже девять построений. Ваше заявление об уходе почти готово — мне осталось научиться подделывать всего одну завитушку, и Мацудайра-сан его подпишет.
— Окита-сан, перестаньте! Вы же видите, он не в себе! Хиджиката-сан, как вы?! Они вас пытали?
«Да, они не хотели со мной разговаривать», — подумал Хиджиката и прохрипел что-то нечленораздельное. Горло было сухим, как поверхность Марса, голова тяжелой, а боль вцепилась в тело, как бешеная собака. Еле-еле он выдавил:
— Воды…
— Сейчас! — с готовностью подскочил Шимура и через секунду вернулся с той самой железной кружкой. Хиджиката подумал, пока неаккуратно пил из его рук, проливая часть на грудь и шею, что все это до боли напоминает другой эпизод — когда девчонка принесла ему бутылку воды по просьбе Еродзуи. Хотя тот аманто-паразит все же обошелся с ним милосерднее, чем эти бандиты и их «Ласка». Фу, как же пошло звучит!
— Девчонка… в порядке? — спросил Хиджиката, как только снова смог говорить. Шимура прижал кружку к груди, беспокойно глядя ему в лицо, и закивал.
— С Кагурой-чан все хорошо, Хиджиката-сан, не волнуйтесь!
— Нам пора уходить, — веско вставил Сого, молчавший все то время, пока Хиджиката пил. Совсем нетипично для него. Хиджиката сощурился, пытаясь сфокусировать зрение, рассмотреть обоих мальчишек как следует, но окружающее пространство постоянно плыло и меняло очертания, как купленный на ярмарке калейдоскоп.
— Хиджиката-сан, вы можете встать?
Вместо ответа Хиджиката попробовал хотя бы сесть, но даже для этого ему пришлось упереться одной рукой в землю, а другой — вцепиться в Шимуру. Тело ощущалось грузным и чужим, словно принадлежало кому-то другому. И было очень, очень холодно — с трудом накопленные силы уходили в неконтролируемую дрожь.
— Иди первым, Шинпачи-кун. Расчищай нам путь, — Сого присел, закинул левую руку Хиджикаты себе на плечо, обнял за пояс и бесцеремонно потянул вверх. Хиджикату чуть не стошнило на месте, голова закружилась, и его потянуло вбок, но Сого держал крепко.
Шимура кивнул, откинул пустую кружку в сторону, достал боккен и пошел вперед. Сого потащил Хиджикату за ним, недовольно ворча ему на ухо:
— Ублюдок, я так надеялся, что мы найдем здесь только твой гниющий труп. Так сложно было подавиться крысиным хвостом или утонуть в дерьме?
Слушать это от человека, который волочил его на своем горбу и ради этого даже отложил меч в сторону, было смешно. Хиджиката улыбнулся краешком губ и похлопал Сого по предплечью кончиками пальцев. Засранец даже звучал как-то не так. Волновался, наверное.
Сого презрительно хмыкнул на его маленький жест. Но больше ничего не сказал и продолжил идти, беря на себя всю основную работу.
Оказывается, камера Хиджикаты в этом подземелье была не единственной — по всему коридору были разбросаны и другие, но все они были пусты. Факел, который Шимура догадался взять с собой, горел только напротив его темницы. А заканчивался коридор узкой каменной лестницей без перил, ведущей наверх. Оттуда слышались крики, лязг мечей и взрывы.
По мере восхождения Хиджиката будто бы пару раз отключался — вот они на третьей, вот на тридцать третьей, а вот на шестьдесят пятой ступеньке. Сого бранил его выражениями с плашкой 118+, пихал в бок, встряхивал, но Хиджиката то и дело терял связь с реальностью. Шимуре все-таки пришлось помочь им доковылять до вершины. Там любопытство к звукам разгоревшейся бойни заставило Хиджикату встряхнуться и поднять голову.
Помещение, в котором они оказались, было огромно настолько, что могло втиснуть в себя пару реактивных самолетов. Здесь стояли странные приспособления вроде операционного стола с огромным сверлом или четырех телевизоров, подсоединенных к холодильнику, пара грузовиков, большие деревянные ящики, прикрытые тканью, и стенды с оружием. Свет шел от кривого ряда голых белых лампочек под каменным потолком. Это ни черта не напоминало простую пещеру — скорее, целую подземную базу! Могли бы уж тогда Хиджикате в камеру хотя бы кровать поставить, ироды. Может, у них тут еще и водопровод есть?!
«Если и есть, то ненадолго», — подумал Хиджиката, заметив скачущую в разрушительном танце фигуру в красном, сжимающую фиолетовый зонтик.
— Тоши! — раздался полный радости крик рядом, и вместо Шимуры под его плечо нырнул Кондо-сан. — Тоши, как ты?! Сколько пальцев ты видишь?!
Перед лицом замелькало коричневое пятно, и Хиджиката сморщился.
— Кажется, он видит вовсе не пальцы, Кондо-сан.
— Кошмар, что же они с тобой сделали?
Хиджиката не ответил, да и почти не слушал, расслабившись в их руках. Кондо-сан и Сого привели с собой чуть ли не все отряды — здесь был даже Сайто, который вообще редко покидал штаб. Его оранжевое афро крутилось в самом центре событий. А рядом с ним и рыжей девчонкой, круша врагов с эффективностью пушечного ядра, сражался Еродзуя. И стало так приятно и легко, будто последний кусочек мозаики встал на положенное ему место.
Когда Еродзуя обернулся и их взгляды на долгое мгновение пересеклись, что-то внутри Хиджикаты отозвалось теплом. А потом он в который раз — серьезно, ну сколько можно?! — потерял сознание.
***
Больницы Хиджиката ненавидел. Поэтому, едва очнувшись и услышав знакомый писк датчика ЭКГ, он очень круто и мужественно вынул катетер, сорвал с руки пластырь, удерживающий трубку капельницы на месте, и попытался встать. А потом совсем не круто и не мужественно был уложен обратно в постель дежурившей у входа в его палату медсестрой. Она что-то крикнула за дверь и попыталась вернуть пациента в его изначальное положение. Хиджиката был вынужден подчиниться, когда медсестра угрожающе потянулась к шприцу с успокоительным. А потом в палату ворвался Кондо-сан и залил слезами и соплями все стерильные поверхности. Сого вошел следом, жуя жвачку с очень спокойным лицом.
Полчаса спустя Хиджиката уже был посвящен в курс последних событий.
Группировка, которая взяла его в плен, называла себя «Убибы Нетбоба» и занималась незаконными экспериментами всех областей. В случае успеха они продавали свои разработки тем, кто больше заплатит, сотрудничая со всеми подряд, но больше всего — с аманто. Эксперименты проводили на людях, которых никто не должен был хватиться. А вся партия «Ласки» — препарата, созданного на основе минералов с другой планеты, — была уничтожена в ходе операции по его спасению.
— Сделать еще они при всем желании не смогут — мало того, что мы их всех повязали, так еще и единственная планета с этими минералами недавно была уничтожена в ходе гражданской войны, — скучающе доложил Сого, сидя на подоконнике и болтая ногой.
— Так что об этой дряни можно не волноваться, — добавил Кондо-сан и погладил Хиджикату по плечу.
А девчонка, оказывается, приперлась к ним в тот же день, когда их обоих похитили, и Шинсенгуми совместно со всей шайкой Еродзуи развели бурную деятельность. Несколько дней они переворачивали Эдо вверх дном, разыскивая членов «Убибы Нетбоба», пока рыжая ято не узнала одного из напавших на нее на улице. В ходе непродолжительной беседы наедине с Сого тот указал примерное местоположение их главной базы, но точных координат не знал. Оставшееся время Шинсенгуми и Еродзуя прочесывали обозначенную местность, пока Садахару не взял след.
На этом моменте Хиджиката нахмурился.
— Все равно получается слишком долго. Их собака настолько плохая ищейка?
— Ну, Садахару этому не учили, — уклончиво ответил Кондо-сан. — Лес огромный, в нем тысячи запахов, он никак не мог найти твой, — тут он нежно улыбнулся и достал что-то из пакета, который поставил рядом с кроватью. — Нам помогли твои вещи. Кагура-тян просила вернуть их тебе.
В руках он держал его пиджак и полицейский значок. Хиджиката принял их, целую минуту чувствуя себя очень растроганным. А потом решил уточнить:
— А почему от них пахнет собачьим дерьмом?
— Да? Разве пахнет? — прикинулся ветошью Кондо-сан и сделал глубокий вдох. — А я что-то совсем не чувствую.
— Зато я чувствую! Вы что с ними сделали?!
— Понимаешь, Тоши, мы ведь все-таки служители закона и не можем позволить чужой собаке разбрасывать дерьмо где попало. У нас была с собой парочка мешков для трупов — Сого зачем-то с собой прихватил — а вот лопаток не было…
— Вы прибирали моей формой собачье дерьмо?!
— После этого у Садахару возникли некоторые сложности, чтобы снова распознать ваш запах, — как ни в чем не бывало ответил Сого, открыв окно чуть пошире.
— То есть вы так долго меня искали, потому что изгадили единственную вещь, с которой собака Еродзуи могла взять мой след?!
— Прости, Тоши, нам нужно было взять с собой больше твоей одежды.
— Нет, не нужно было! Какого черта вы вообще убирали за собакой в лесу?! Это же не парковая зона, там можно гадить, где хочется!
— Ну мы так и делали! А что, к животным это тоже относится?
— Да не переживайте вы так, Хиджиката-сан, ваша вонь все равно оказалась сильнее, — Сого тоже сел у постели Хиджикаты, достал из складок формы складной нож и принялся чистить яблочки. Наверняка чтобы сожрать самому.
— Ладно, — вдруг покладисто согласился Хиджиката, скинув пиджак и значок на пол — им все равно понадобится тщательная химчистка. Ему осталось уточнить всего одну деталь.
Он поймал потерявших бдительность Кондо-сана и Сого за воротники, наклонил к себе поближе и поинтересовался:
— Кто-то из вас, бездельников, заполнял бумаги, пока меня не было?
Кондо-сан виновато отвел взгляд и засвистел мелодию из рекламы депилятора, Сого надул жвачный пузырь.
Хиджиката вмиг пожалел, что его нашли живым.
***
Он встретился с Еродзуей, когда решил отвлечься от огромной стопки макулатуры на своем столе, пройтись по городу и сделать одно важное дело. Они наткнулись друг на друга так неожиданно, что натурально растерялись и целую минуту не знали, как реагировать. Но потом Хиджиката собрался и протянул пакет.
— Передашь своим.
Еродзуя принял его и тут же с любопытством заглянул внутрь.
— Я обещал девчонке суконбу. Ну и… там еще по мелочи.
— Очень мило с твоей стороны, Оогуши-кун. Мы как раз на мели!
— Как будто у вас бывает по-другому, — беззлобно заметил Хиджиката, и они снова замолчали.
Пока выздоравливал, Хиджиката еще несколько раз хорошо подумал над тем, что собирается сделать. Его предложение будет иметь множество последствий при любом раскладе. Если Еродзуя согласится, они станут связаны новыми обязательствами. Когда-то давно Хиджиката решил, что не собирается привязываться к людям за пределами штаба Шинсенгуми. Как он может заводить друзей или строить новые связи, когда каждый день рискует жизнью? К тому же работа занимает у Хиджикаты чудовищно много времени, ни на что другое его просто не хватает. Он постоянно хмурый, сердитый, уставший, у него нет хобби или постоянных увлечений, зато есть куча зависимостей и вредных привычек, а живет он в штабе Шинсенгуми. Что он может дать другому человеку? Зачем он ему?
Если Еродзуя откажется, то потом не упустит возможности как следует подразнить его за эту инициативу. Сны со временем уйдут, глупые мысли лягут обратно в гроб и позволят себя упокоить. Но тень неловкости и стыда в присутствии Еродзуи останется с Хиджикатой навсегда. Так что как ни крути — последствий не избежать, и у каждой есть свои темные стороны.
Пока Еродзуя с излишним вниманием изучал содержимое пакета, Хиджиката смотрел на него. Он видел, что кожа у него не мраморная, а бледная, губы не красные, а бледно-розовые и слегка потрескавшиеся, глаза не сияют неземным очарованием — они вообще не сияют, глаза как глаза, а под ними небольшие мешки, а на щеке — небольшая царапина с засохшей коркой крови. Единственно, волосы были прямо как во снах Хиджикаты — смешные, растрепанные и очень белые. И кончики ушей как-то необычно порозовели. Но в остальном Еродзуя был обыкновенным. Хиджиката в очередной раз подумал — и почему именно он?
«А кто еще?» — справедливо поинтересовался некто в его голове, и Хиджиката заподозрил, что рано слез с больничной койки. Надо было еще пару обследований пройти. А то заведется у него до кучи третья личность и придется составлять график пользования телом.
Зато этот Еродзуя, по крайней мере, был настоящим. И по нему Хиджиката успел соскучиться.
— Надо же, тут и клубничное молоко есть.
— Наверное, по ошибке купил. Давай выброшу.
— Но-но-но, руки прочь! Это подарок, между прочим! — Еродзуя спрятал пакет за спиной и улыбнулся, довольно, весело и чуточку насмешливо. Потом он прочистил горло, поднеся кулак ко рту, неловко качнулся с пятки на носок. Теперь кончики ушей у него стали красными.
Хиджиката начал:
— Еродзуя…
— Нет, стой! Я первый! — очень рьяно возразил Еродзуя и даже вскинул вперед руку. Потом он снова прокашлялся, выпрямился и произнес: — Оогуши-кун, пойдешь со мной в бар сегодня?
И потом добавил, потому что точно был настоящим:
— За твой счет, конечно.
«Вот нахал», — подумал Хиджиката и попытался найти в себе хотя бы искру раздражения. Но вместо него было только облегчение, легкое и приятное, как неожиданный выходной после череды рабочих будней. Они оба снова каким-то нелепым образом пришли к одному и тому же выводу и собирались сделать одну и ту же глупость. И Хиджикате бы разозлиться — ведь в прошлый раз это привело лишь к увеличению кома проблем. Но уже без удивления он понял, что по-настоящему хотел именно этого. Согласия.
— Кхм, Оогуши-кун? — позвал его Еродзуя напряженным тоном, и Хиджиката вспомнил, что оставил его реплику без ответа.
Он прокашлялся, представляя, как по-идиотски они оба смотрятся со стороны. Как школьники, ну честное слово.
— Пойду, — произнес Хиджиката и, не без довольства отметив, как мгновенно преобразилось все лицо Еродзуи, добавил: — Но платить будем оба.
— Говорю же, я на мели!
— Значит, будешь должен.
— Ну блин, — Еродзуя скуксился, поглядев в сторону, а потом вдруг снова повернулся к Хиджикате и сказал, ехидно, но с едва заметной застенчивостью: — А может, я тебе натурой отдам?
— Еще немного, и я подумаю, что ты все это затеял только ради халявы.
— За кого ты меня принимаешь?!
— За тебя.
Еще немного повздорив в несерьезной манере — почти как раньше, но с немного новым, не сказать чтобы неприятным оттенком, они вместе двинулись дальше. Вообще-то для выпивки было еще слишком рано, но вряд ли теперь Хиджиката сможет сосредоточиться на работе. К тому же он более чем заслужил немного расслабиться после случившегося.
— Эй, Оогуши-кун, — заговорил Еродзуя после нескольких минут молчания. — А ведь у нас намечается уже третье свидание.
Хиджиката, который в этот момент вытаскивал из пачки сигарету, чуть не уронил ее себе под ноги. Эта шутка про свидания что-то неприлично затянулась и к тому же рисует в воображении Хиджикаты исключительно непристойные образы.
Еродзуя придвинулся чуть ближе, бесцеремонно нарушая личное пространство, как делал это всегда. Раньше Хиджиката не обращал внимания. Раньше он не понимал, что это может значить.
— А ты знаешь, что обычно делают на третьем свидании, Оогуши-кун? — Еродзуя улыбался этой новой многообещающей, но пока осторожной улыбкой. Хиджиката решил, что она ему идет, и даже почти не смутился этого.
Он усмехнулся, зажав сигарету губами и щелкнув зажигалкой.
— Перебьешься, — выдохнув дым, Хиджиката добавил, потому что тоже был настоящим и твердо решил делать то, что хочет: — Сегодня — перебьешься.
