Общее благо, или кое-что о лимонных дольках

Царь Геллерт Гриндевальд занял свой трон, убив законного наследника. Он был никем до этого, может быть, неплохим ученым и воином, но к трону никакого отношения не имел. Просто в какой-то момент собрал группу сподвижников и взял власть боем, и более кровопролитной войны — войны гражданской, междоусобной — не видала страна до того. Его харизма и умения буквально подчиняли людей. Он был манипулятором, причем манипулятором профессиональным, умелым и знающим себе цену. А еще он был молод, этот злобный тиран, красив лицом и фигурой и прекрасен в бою. Послы из восточной жаркой страны прибыли на восходе солнца. Тотчас же приказав привести их, Геллерт занял свой трон. Их было немного — темнокожих мужчин и женщин в летящих одеждах, все они были смуглые, будто разные оттенки шоколада, черноволосые и одетые в разноцветные ткани с нашитыми мелкими монетками. Переводчик застыл у царского плеча. — Приветствуем тебя, великий царь, пусть вечно живет твое сердце, — сказал главный из послов, — наш царь рад дружить с тобой, и он надеется, что сердце твое смягчится от его даров. Геллерт встал. — Рад приветствовать вас. Надеюсь, что впереди нас ждет только благоприятное сотрудничество. Не ждет. Гриндевальд уже собирает войска на границе, готовясь ко вторжению. Родных земель стало на удивление мало. Его задаривают золотом и драгоценностями, умасливают целым слоном и стаей леопардов и под конец выносят блюдо с фруктами. — Ублажи свой вкус этими дивными плодами, что растут только в долине реки Нил. Каждый из них подарит тебе здоровье, или удачу, или невероятное удовольствие. Геллерт склоняется над блюдом, но потом, заметив быстрый, опасный взгляд посла, отстраняется и жестом подзывает дегустатора с обезьяной. — Эбернетти. Проверь. Посол бледнеет. Эбернетти отламывает кусок хрусткого, янтарного ананаса, нюхает и передает своей мартышке. Животное дохнет через пятнадцать минут неспешного и напряженного разговора. — Схватить, — негромко чеканит Геллерт в звенящей тишине. Людей с Востока в мгновение ока окружают, главного хватают, выпинывают под ноги царю. Геллерт примеривается насадить отравителя на нож, как тот взвивается, кидается обнимать ему ноги — его задерживает стража — и быстро-быстро частит на своем птичьем языке: — О, великий господин, прости меня, своего грешного недостойного раба! Алчность затмила мне глаза и сердце, и взамен я готов отдать тебе величайшую свою драгоценность, только дай мне жить! Геллерт даже не успевает ответить, как посол кричит в толпу: «Альбус!» — и толпа расступается. У Геллерта захватывает дыхание на секунду. Он думал, что этот юноша был частью делегации, но теперь увидел рабские наручи на тонких запястьях и очень светлый на фоне остальных оттенок кожи. Длинные персиково-рыжие волосы были заплетены в небрежный хвост со вплетенными в него бусинами и монетками. Глаза были опущены, но Геллерт заметил, что они были светлые, прозрачные. Талия была по-мужски узкая, фигура ладная, и Геллерт не знает, кто осведомил восточных людей о его вкусах. Он весь, одетый в полупрозрачный лиловый шелк, звенел и будто бы плыл, как размытая картинка. Белоснежные руки медленно поднялись вверх, затанцевали там, он начал медленно водить в разные стороны крепкими бедрами, вскинул голову, демонстрируя шею, обернулся спиной, выразительно поводя задницей. Лицо было равнодушно и безэмоционально. Геллерт неосознанно облизнулся. Не отрываясь от танцующего юноши, махнул пальцами своему ближайшему советнику: — Всех этих, кроме рабов, — убить. Мальчишку — ко мне в спальню. И снимите рабские браслеты. *** Он не намного младше Геллерта, на самом деле. Гриндевальд убеждается в этом, когда приходит в свои покои, и пленник смеряет его испуганно-равнодушным взглядом. — Подойди ко мне, — на французском сказал царь. Пленник округлил глаза и зябко обхватил себя руками за плечи. Неуверенно шагнул вперед, еще, остановился на почтительном расстоянии и уткнул взгляд в пол. — Ближе, — сказал Геллерт уже на английском. Мальчишка поморщился, но послушно подошел вплотную. Геллерт подцепил его пальцами за подбородок и поднял голову. Зелено-голубые были глаза, в мелкую крапинку, с длиннющими, как у девицы, ресницами. Геллерт опускает ладони на чужие бедра, и мальчишка вздрагивает и пытается отстраниться. Царь его отпускает, но тощие бока оценить успевает: — Иди поешь, — кивает на стол около постели, — как тебя зовут? — Альбус, — тихо шелестит он в ответ, скользнув к столику. Геллерт заваливается в кресле и уже оттуда наблюдает за ровной, напряженной спиной. Альбус аккуратно разобрал кусок мяса, брезгливо откладывая хрящи и прожилки. Геллерт, не сумев сдержаться, дотягивается и легко проводит пальцем по узлам дрогнувшего позвоночника под полупрозрачной тканью: — Тебе принесут одежду. Если что-то будет нужно — попроси слуг. *** Геллерт прикусывает перо и не слушает советников абсолютно, погруженный в свои мысли настолько, что министр экономики негромко кашляет на середине доклада, а затем садится на место и невозмутимо наливает себе чай. Пару минут царь меланхолично водил пером по листу перед собой. Получилась какая-то восточная вязь с точками на пересечениях линий. Ближайший советник тронул его за плечо: — Ваше Величество? Вы готовы выслушать нас? Геллерт потер глаза и кивнул: — Да… Да, я прошу прощения. Хопкинс, продолжайте. Хопкинс кивнул и вновь заполнил зал доходами и уровнем ВВП. Геллерт заставил себя слушать его. К вечеру он, если честно, про Альбуса забыл, и, зайдя в свои темные покои, даже немного напугался — и напугал пленника, начав размахивать кинжалом. Альбус съежился в кресле, забравшись на него с ногами, и испуганно засверкал глазами. — Зажечь свет? — спросил слуга, появившись за спиной Геллерта. — Да… А что раньше не зажгли? — не понял Гриндевальд. — Я попросил, — прошелестел Альбус, слезая с кресла и становясь в полный рост. В тусклом пока еще свете Геллерт увидел, что пленника вымыли, переплели волосы в красивую тугую косу без вульгарных украшений и переодели. Геллерт жестом выставил слугу вон. Альбус все так же недвижимой статуей застыл в середине комнаты. — Станцуй мне. В глазах напротив, кажется, впервые появилось что-то большее, чем страх и равнодушие. Альбус посмотрел на него прямо, чуть зло и возмущенно. Будто хотел сказать, что не сильно-то и сомневался. Только за этим-то ему и оставили жизнь. Но вскинулся, покорный и тонкий, под неслышимую музыку, поднял руки, и уже простая, тонкая полупрозрачная рубашка очертила изящный стан. Геллерт развалился в кресле, в одной руке держа бокал вина, и заинтересованно уставился на пленника. Альбус выгнулся, запрокинув голову и округлив грудь, повел бедрами — легко, мелко, будто примериваясь, потом повернулся боком, взмахнул кистями рук, словно веерами, как-то слишком резко дернул всем телом вперед и уже сильно, с призывом крутанул бедрами. Ноги все еще были в мягких тканевых браслетах с монетками, и Геллерт на некоторое время залип только на фактурные тонкие лодыжки и длинные, фантастические ноги. Альбус скрипнул зубами, когда царь поднялся с места, но танцевать не перестал, лишь обреченно шагнул вперед: «Делай, что хочешь. Я уже давно не принадлежу себе.» Геллерт поймал узкую кисть и поцеловал выпирающие костяшки: — Ты прекрасен, ты знаешь об этом? — он дернул Альбуса в свои объятия, и он плавно, нехотя перетек в его руки. — Ты великолепен от макушки до пят, — мурлыкнул Геллерт в огонь волос. — Не… надо, — прошелестел Альбус, стоически терпя царские ласки, как домашний старый кот. Геллерт хмыкнул, но выпустил его на волю: — Сядь. Альбус упал обратно на свое кресло. Геллерт заметил, что место пленник себе выбрал тактически-оптимальное: ближе к дальнему углу, в тени от струящегося балахона постели. — Ты ужинал? Альбус ответил, не поднимая глаз от пола: — Да… Сир. Щеки у него были восхитительно персиковые. — Не хочешь выпить? — Как пожелаете, сир. Геллерт фыркнул, и только этим заставил мальчишку поднять глаза и удостовериться, что господин в хорошем настроении. — Откуда ты? — Из Англии, сир. Гриндевальд удивленно вскинул брови: — И как же ты попал в рабство послу Восточного каганата? — Мой корабль захватили пираты. Я оказался на рабском рынке. Оттуда меня выкупил хозяин… бывший хозяин. — Твоя фамилия? — Дамблдор, — выдохнул Альбус и Геллерт удивленно присвистнул: — Фениксов птенец в моем замке! Ты, пропавший пять лет назад наследник! Как же тебя угораз… Альбус поднял глаза. Геллерт заткнулся и сглотнул: — Что они сделали с тобой? Он больше не был Дамблдором. Плен сломал внутри него что-то важное, дамблдоровское. Возможно, именно поэтому Геллерт его и не узнал сначала, хотя хорошо знал и его отца, и брата — не было этой стойкости, твердолобости, добродушия. Он был Альбусом, пленником людей с востока. Пленником Геллерта Гриндевальда