Since you're gone The world is not the same
Февраль 2009
«Пришли мне свой адрес» Лука перечитал смс-ку от Ивана, наверное, раз пять. «Зачем?» — отправив ответную, он фыркнул, почему-то сразу представив, как Иван закатил глаза. «Надо» — точно, закатил. Вскоре писк телефона оповестил ещё об одной: «Благодарю» Мысли Луки тотчас заметались в голове. Приедет, или нет? Надо бы вызвать клининговую компанию убраться в доме, хотя бы на кухне… Отчего-то Луке казалось, что время остановилось. Прошло уже дней двадцать, — вечность, по его меркам, — после травмы. Он целыми днями валялся то в спальне на кровати, то на диване около телевизора. Если честно, то он давно мечтал о чем-то подобном. Растяжение, вывих, перелом — всё, что угодно, лишь бы сбежать от проблем. Туманный Альбион заставлял задыхаться от осознания собственной бесполезности. Дела в команде шли на редкость отвратительно. Рамоса сменил Реднапп (1), а Лука по-прежнему не показывал и сотой доли той игры, которую он демонстрировал в сборной. Отчего-то вспомнилась та их последняя беседа перед расставанием: — Я не прижился в команде. — Может быть, потому что ты играешь в небританский футбол. — В какой-какой? — В умный, Модрич, умный… Неделя, и выдерживать томительное ожидание не осталось сил. Снова бессонница до рассвета. И так которую ночь подряд. В голове, поставленная на повтор, кружила одна и та же картинка: Его губы, такие податливые, такие нежные, такие отзывчивые… Один-единственный день, который буду помнить всегда, день, в котором я тебя целовал… Вот и сегодня утром он откинулся на подушку, вытирая пот со лба, а потом со всего маху саданул кулаком по ней, будто она была виновата во всех его бедах. На улице стоял туман, такой густой, что соседние дома спрятались в нем полностью. Лука с чашкой кофе в руках у окна, тоскливо изучал голые, блестящие от сырости, ветки деревьев в саду. Резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть. Он открыл, на пороге приветливо улыбался тощий высокий парень в красной форме Royal Mail (2) — Доброе утро, мистер. Вам письмо, распишитесь вот здесь. Лука взглянул на витиеватую подпись отправителя, и руки предательски задрожали. Письмо было от Ивана. Ватные ноги не хотели держать тело, и он медленно опустился на стул в прихожей, и, от волнения закусив губу, осторожно достал из конверта листки, исписанные неровным почерком.«Здравствуй, Лукита!
Если честно, я не знаю, почему я пишу тебе, вместо того, чтобы поговорить по телефону. Наверное, так мне будет легче подобрать нужные слова. Я люблю тебя, люблю так сильно, что изредка мне становится от этого страшно. Я влюбился в тебя практически сразу же. Я думаю, что даже в тот день, когда я впервые оказался в сборной. Я не знаю, заметил ли ты, но я всю тренировку наблюдал за тобой, а потом ты подошел ко мне, почему-то смутился, уставился в пол, и сначала я даже и не понял, что со мной происходит. А потом стало поздно. Ты, как вирус, проник в мой организм. Если было бы можно, я бы остался с тобой в нашем тайном убежище, у старого каштана. Там было так легко и уютно. Мы были там с тобой как будто бы одни в целом мире.Иван»
Лука с письмом в руках привалился к стене. В груди неприятно защемило, а по телу как от озноба прокатилась нервная дрожь. Пальцы непроизвольно сжались в кулак, сминая листки. Виски, у него есть виски, и это единственное, что ему сейчас действительно нужно… Он пришёл в себя на диване с запотевшим стаканом в руках. Вкус показался ему омерзительным, пить он не умел от слова совсем, а алкоголь держал на всякий случай для таких же непьющих приятелей. Но, оказывается, когда человеку плохо, это пойло легко вливалось в глотку. А главное, оно давало некоторое забвение. Шум в ушах становился всё сильнее, нервы — всё слабее. И вот он, в конце концов, сорвался и зарыдал во весь голос. Он, который последний раз плакал в далёком детстве. Утром страшно болела голова, кружилась так, что нестерпимо хотелось застонать. Он потёр опухшие глаза, мельком бросил взгляд на полупустую бутылку, заложил руки за голову, уставившись в потолок, и издал неопределенный звук — то ли кашель, то ли вздох. Потом побрёл в душ. Прохладная вода показалась спасением. И Лука даже сумел после душа ненадолго забыться. К вечеру головная боль, с трудом, но прошла. Лука перечитал письмо заново, и слова, отложившиеся в памяти после первого прочтения, сложились в единое целое: Он любит меня. Надо просто терпеть и ждать. И я буду ждать, до окончания карьеры, а, если понадобиться, то и до старости…***
Листки бумаги белели на столе, вызывая смутное беспокойство. Лука уже час сидел на кухне с чашкой давно остывшего чая и бездумно смотрел в окно.Здравствуй, Иван!
Дождь, ливший с утра, наконец-то прекратился. С неба медленно падали тяжелые серые хлопья снега, прямо на глазах превращаясь в грязную жижу. Он понятия не имел, что писать в ответ, голова была абсолютно пуста.Здравствуй, Иван! Ты прав, говоря про то, что наша любовь сломает нам карьеру…
Скомканный листок полетел под стол.Здравствуй, Иван! Я сам понятия не имею, что нам делать дальше…
Второй комком отправился туда же. Если ты не ответишь, я не обижусь… Порывистым жестом Лука отбросил ручку и встал из-за стола с легким вздохом облегчения, словно преодолев какое-то тяжелое испытание.Апрель 2009
Зазвонил будильник. И это значило, что Лука обязан встать, позавтракать, сходить в душ, одеться и поехать на тренировку, а вечером он вернется домой, приготовит ужин и завалится спать. В последнее время он ненавидел свою жизнь… В последнее время ему всё чаще чудилось, что его жизнь расписана кем-то свыше, и это был, пожалуй, самый скучный сценарий, который только можно придумать. И он, особо не сопротивляясь, плыл по течению. А окружавшие люди подталкивали в спину, предлагая двигаться дальше, плыть в нужном направлении. Только вот, кому нужном?! Ты должен опекать новичка… Ты переходишь в Тоттенхэм… Ты будешь играть на этой позиции… Изредка жизнь представлялась сном, никак не заканчивающимся кошмаром, и ужасно хотелось бы проснуться, но его затягивало всё глубже и глубже. Мы останемся друзьями… А ведь еще менее года назад чёрно-белые будни благодаря любви были окрашены в сочные краски, и мир вокруг взрывался яркими эмоциями. Мир, в котором Иван навсегда оставил свои цветные следы… Надо терпеть и ждать… С улицы донёсся резкий гудок автомобиля. Лука накинул толстовку, подхватил с пола огромный рюкзак, закрыл дверь, уселся в машину, ощущая себя роботом, ежедневно повторяющим одни и те же бессмысленные движения. Всю дорогу до стадиона он молчал, невидящим потерянным взглядом уставившись на дорогу. Молчал и Ведран, который десять дней назад в аэропорту Перпиньян-Ривесальте (4) оставил Ракитича с таким же взглядом. На парковке около «Уайт Харт Лейна» (5) Чорлука осторожно коснулся плеча Луки: — Слушай, может быть, ты попросишь Грязного Гарри не выпускать тебя против Вест Хэма? Лука равнодушно посмотрел в сторону: — Что за глупости? — А может, тогда ты позвонишь… — Хватит, я не хочу о нём говорить. Даже с тобой, — огрызнулся Лука, нервным движением сбросив руку Ведрана с плеча. Потом он виновато поймал взгляд друга, прежде чем тот обиженно отвернулся. — Извини. Я не хочу о нем говорить, правда. Просто, когда я о нем думаю, всё внутри сжимается от боли. Это ужасно, особенно потому, что я ничего не могу с этим поделать. — Вы два непроходимо тупых идиота! — злобно прошипел Чорлука. — Почему бы вам не поговорить друг с другом? — Мы поговорили… — Поговорили? — враждебно переспросил Ведран, еле сдерживая раздражение. — Интересно, почему тогда, когда я спросил у Ракитича, что с ним, он ответил, что всё просто. Просто, один человек исчез из его жизни без объяснения. Лука недоверчиво хмыкнул и пробормотал с деланным безразличием: — Может, с девушкой своей поругался. — Ну, ты и придурок, — сердито закатил глаза Чорлука и со злостью хлопнул дверью машины. Они шли длинными коридорами стадиона в гробовой тишине. Когда молчание стало гнетущим, Лука остановился, заглянул другу в лицо и наткнулся на добродушную улыбку и понимающий взгляд. Благодарно улыбнулся в ответ. Ускорил шаг, внезапно поняв, что ему стало легче. Значительно легче. Старый стадион Тоттенхэма загудел как улей, когда Лука влетел в штрафную противника, скинул мяч на Павлюченко, который, находясь спиной к воротам, принял его и нанёс отличнейший удар в дальний угол. Трибуны взорвались воплями восторга, скандируя их имена, одобрительно засвистели, когда Роман, как пушинку, подхватил Модрича на руки, благодаря за ассист. Лука расхохотался: ещё полчаса назад он был еле живой, а сейчас у него словно крылья за спиной выросли.Июнь 2009
Почему ты считаешь, что любовь — это грех? Как любовь может быть неправильной? Луке хотелось бы задать эти вопросы Ивану и получить на них ответы. Только и всего. Они встретились взглядами. — Ну, что же ты молчишь? Рискни, спрашивай, — сказали глаза Ивана. Но выражение его лица говорило об обратном. И Лука прикусил щеку изнутри, боясь начать разговор, который в своей голове он мысленно прорепетировал не один десяток раз. Он слишком скучал, он чересчур долго, до физической боли, ждал этой встречи, чтобы в одночасье нарушить правила странной игры, предложенной Иваном. — Рад встрече, — Лука потряс головой, отогнав непрошеные воспоминания, и протянул руку. Ну, что же, если ты хочешь, будем изображать дружбу. Несмелое, но такое родное прикосновение прохладных пальцев и благодарный взгляд в ответ сразу же убедили его в том, что он на правильном пути. Ты сам придешь ко мне, когда этого захочешь. Я подожду, Иван, пока ты не устанешь сбегать от самого себя…***
Петрич забил гол в ворота украинцев на второй минуте, после чего хорваты подсели у своих ворот, явно не собираясь атаковать. Немудрено, что к пятьдесят пятой минуте они проигрывали уже со счетом 1:2. Второй пропущенный гол привёл их в чувство, и игра снова пошла на равных. Хорваты дважды били по воротам, сначала Дарио Срна, а потом снова Младен, но штанга раз за разом спасала долговязого вратаря украинцев. А потом Роберт Ковач отдал пас на Луку, тот быстрее ветра рванул в сторону ворот противника, сыграл в стенку с Манджукичем. Чигринский попытался им помешать, но от его ноги мяч влетел в ворота Пятова. И красно-белое шашечное море на «Максимире» в едином порыве взорвалось неистовыми воплями. После финального свистка Лука готов был в изнеможении свалиться на траву, и закрыть от усталости глаза, но дружеские похлопывания по спине не дали ему это сделать… Манджукич, Чорлука, Срна, Ковач… И Иван, уже подаривший кому-то свою футболку, притянул к себе, стиснул в крепких объятиях. Лука сорвано задышал, прижимаясь лбом к разгоряченной потной коже: тело прошила мелкая дрожь. Разве можно обнимать так того, к кому ты ничего не должен чувствовать… Футбольный сезон в национальных чемпионатах был закончен. Футболисты уже собирались разъехаться по домам на долгожданный отдых, но Билич, раз команда дома, на родном стадионе, решил задержать их на несколько дней. В новом сезоне в сборной намечалась небольшая ротация кадров, поэтому необходимо было провести небольшую корректировку на предстоящий период. Необходимость застрять в Загребе Луку не порадовала. Он второй день ловил на себе пристальные взгляды Ивана, буквально кожей ощущая его внутреннюю борьбу. Иван явно пытался настроиться на серьезный разговор. Виноватые серо-зелёные глаза преследовали повсюду, в них было столько затаенной боли, что следующие дни для Луки превратились в мучительный ад. — Давай посидим вечером в нашем любимом местечке, — тихо предложил Иван, не глядя ему в лицо. Лука с надеждой поднял на него глаза, поймал смущенный взгляд и отказался: — Знаешь, я не могу… Там не могу… Когда ты будешь рядом, мне будет сложно не сорваться и не захотеть коснуться тебя. Не надо ничего усложнять. — Тогда посидим у меня в номере? Я попрошу Младена уйти. Лука внимательно вгляделся в его лицо, и вопрос «Чего же ты от меня хочешь?» повис в воздухе. Это грех, и я никогда, слышишь, никогда… Это всё противоестественно… Да, да, да, помню я, помню твое письмо, выучил наизусть. Можно подумать, что что-то изменилось за эти несколько месяцев. А выслушивать всё заново?! Увольте…***
— Может, мы как-нибудь встретимся, пока ты тут? — в трубке, как нельзя кстати, зазвучал мелодичный женский голос. — А то всё по телефону да по телефону. На уютной террасе уличного кафе, за столиком с коваными вычурно изогнутыми ножками, высокая светловолосая девушка рассеянно помешивала ложечкой растаявшее мороженое. Стена за ней была украшена множеством полок с цветущими растениями. И сама она в коротком белом платье напомнила ему хрупкий нежный цветок. Лука наклонился к ней, небрежно коснулся щеки. — Боснич, какая ты красивая, — в голове мелькнула запоздалая мысль, что надо было бы купить букет. — Спасибо, — смущенно порозовела Ваня. Сначала говорить им как будто было не о чем. Ни он, ни она не знали, как прервать затянувшееся молчание. Ваня с какой-то непонятной нежностью внимательно изучала лицо, и, когда Лука поднял на неё взгляд, ласково ему улыбнулась. И то, что он увидел в её больших глазах, ему совершенно не понравилось. Темноволосый официант, явно узнавший Модрича, нервно поправил фартук, когда остановился перед ними, чтобы принять заказ. Лука вопросительно посмотрел на Ваню. Та отрицательно покачала головой. — Один черный кофе без сахара. Ваня насмешливо посмотрела вслед официанту: — Как ты думаешь, он попросит автограф? Лука неопределенно хмыкнул: ему это было совершенно неинтересно. — Что с тобой? У тебя такие синяки под глазами, — тонкая рука легла ему на ладонь и принялась вырисовывать успокаивающие круги. Он в ответ тяжело вздохнул: — Я устал от Англии. Может, мне куда-нибудь перейти? — Куда? Он сделал вид, что серьезно задумался, хотя ответ был готов давным-давно: — Ну-у, может быть, в Бундеслигу? Ваня заметно помрачнела: — Ты вот это серьёзно? Чтобы деградировать? Лука озадаченно нахмурился и переспросил: — Деградировать? Это почему же? Ваня скривила губы в полуулыбке: — Напомни-ка, милый, какие клубы вышли в полуфинал Лиги чемпионов в этом году? — Три английских и «Барселона». Но Тоттенхэма среди них нет, — упрямо заметил он. — И в следующем году не предвидится. Ваня звонко и (Луке показалось) так понимающе рассмеялась, что он почувствовал неловкость: — Да, наверное, ты права. — Естественно, — фыркнула девушка. — Тоттенхэм — клуб достаточно амбициозный, топовыми футболистами не переполнен. У тебя есть еще шанс стать в нем звездой. Ну, а потом мы будем выбирать снова. Лука отставил в сторону пустую чашку и нервно забарабанил пальцами по столу: — Я точно у тебя в рабстве. — Ага, — сухо ответила она, и он разглядел неприкрытую злость в её глазах, — но оно приносит тебе неплохой доход. И не драматизируй, пожалуйста, — немного помолчала. — Ты ведешь себя как ребенок. Или… как влюбленный, который хочет быть поближе к объекту своей любви. Лука отвёл глаза, потому что это было чёртовой правдой. Кончики ушей загорелись, а следом за ними и щеки. Он беспомощно открыл рот, не зная, что сказать. В воздухе повисла неловкость. Потом он резко выдохнул, и успокаивающе сжал её руку: — Не сердись. И не говори глупости. Я и вправду тебе благодарен. Пойдем, погуляем. Мне скоро возвращаться на базу. — Пойдем, а куда? — Ваня радостно кивнула. Она тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Лука неопределенно пожал плечами: — Да хоть куда. Куда ноги приведут.***
— «Музей разбитых сердец» (6), м-да, то, что надо, — вывеска на здании заставила безрадостно хмыкнуть. — Зайдем? Экспонаты… шокировали. Топор, старый плюшевый медвежонок, подвенечное платье, протез ноги — каждый со своей душераздирающей историей расставания — вещи, которые были когда-то дороги их владельцам, являлись частью их жизни, которая ушла в прошлое. Они переходили из одной комнаты в другую, от стенда к стенду, и читали, смеялись, вздыхали, задумывались. Около письма, которое написал мальчик девочке, с которой был знаком всего три майских дня, когда их семьи сбегали из разбомбленного Сараево, Ваня расплакалась. Лука мягко, опасаясь сказать что-то нелепое, притянул её за талию к себе. Она смахнула слёзы, прижалась к нему всем телом, и всхлипнула: — Пожалуй, у меня есть, что отдать сюда. Лука криво усмехнулся, вспомнив об ивановом письме, невольно подумал, что оно тоже могло бы стать неплохим экспонатом для этого странного музея, потом взглянул на телефон и понял, что до вечерней тренировки у него осталось всего полчаса. — Похоже, мне пора брать такси, — слегка виновато сказал он, — иначе я не успею. — Хорошо, — откликнулась Ваня, ее ресницы дрогнули, когда она обняла его за шею и несмело потянулась к нему за поцелуем. Лука неловко отстранился, стараясь выдавить из себя улыбку, и губы её скользнули по щеке. Она вспыхнула от внезапно накатившего чувства стыда и тихо спросила: — Ты прилетишь ко мне на день рождения? Лука остановил первую проезжавшую мимо машину, торопливо поцеловал девушку в висок и кивнул в знак согласия.***
Ему повезло как утопленнику. Он влетел в холл и буквально на ходу врезался в Ракитича и Петрича, уже торопившихся на тренировку. — Извините! — Лука на мгновение завис. Какой же Иван всё-таки красивый! Лука успел рассмотреть и идеальную кожу, и длинные светлые ресницы, вызывающие зависть у девушек, и губы, которые он однажды, так давно, целовал. Потом непонимающе моргнул, увидев ненависть в глазах. Иван, грубо выругавшись, оттолкнул Луку прочь и заспешил к выходу. — Что это было? — Младен с недоумением посмотрел в спину Ракитичу, потом перевёл глаза на Луку. — Знаешь, у тебя помада на щеке. Не забудь стереть ее перед тренировкой. Лука растерянно фыркнул, глядя им вслед. Затем расплылся в широкой улыбке. Напяливать на себя маску перманентного счастья, когда ты в сборной, давно стало будничным делом, но сейчас он был абсолютно по-глупому, по-настоящему счастлив. Что-о? Ты ревнуешь меня?! Ваня, за твою помаду я при встрече завалю тебя цветами…Сентябрь 2009
Хруст от ломающейся кости несколько дней преследовал Луку в кошмарах. Он помнил, как падал на газон, молотил по нему кулаками, шипя от пронзительной боли. Можно, конечно, сказать, что Ли Бойер не виноват, подумаешь, столкнулись в обычном подкате. Футбол невозможен без травм — это прописная истина. Но получить перелом в начале сезона, перед ключевым матчем хорватов с англичанами — это, по меньшей мере, странно. На ум почему-то пришёл да Силва (7). Тот же «Бирмингем», и тоже перед игрой хорватской сборной с англичанами. Действительно ли это просто совпадение? Лука устало откинул голову на подушку: — Так и до паранойи недолго. Но я просто схожу с ума от одиночества. Весь мир Луки сузился до размеров собственной квартиры. Нога жутко зудела под гипсом, мешала лечь на бок и нормально поспать. От телевизора тошнило, все книги из домашней библиотеки были давно прочитаны. Телефон отключен, желания принимать поздравления с днем рождения тоже не было. Единственное доступное развлечение — это интернет. В ожидании вечерней игры хорватов с англичанами, он с утра пересмотрел пропущенный матч с Беларусью, перематывая эпизод с голом Ивана раз пять. Потом побродил по сайтам спортивных хорватских газет в поисках новостей из сборной. На странице «Večernji list» откопал перевод интервью с Иваном из белорусской газеты «Прессбол», дошёл до последнего вопроса и понял, что ему надо выпить. Немедленно, срочно, безотлагательно. Пытаясь аккуратно балансировать на здоровой ноге, добрался до бара, махом выпил двойную порцию виски, потом, подумав, прихватил всю бутылку. — Вы часто меняете цвет волос? — Один приятель помогает мне делать это… Приятель? Приятель? Приятель??? К восьмидесятой минуте счет на табло 5:1, и бутылка больше, чем наполовину, пуста. Робкий стук в дверь еле дошёл до его сознания. Ноги, как будто ватные, совсем не слушались, пока он добирался до двери. — Знаешь, сегодня тяжелый день, и я бы предпочел, чтобы ты взяла привычку предупреждать меня по телефону о своем приходе, — сквозь зубы процедил он. Боснич бросила на него очень покорный взгляд: — У тебя он отключен весь день, и я волновалась. И, если бы я тебя предупредила, ты бы отказался со мной встретиться. — Именно так, — не скрывая раздражения, согласился Лука. — К тому же, разве после твоего дня рождения мы не договорились все дела решать исключительно по телефону? Ваня пьяно хихикает, льнёт всем телом к Луке, запутывается руками в волосах, впивается в губы мокрым поцелуем под аплодисменты гостей… — Я не понимаю, в чем виновата. Но, пожалуйста, извини меня, - трясущимися, искусанными в кровь, губами сбивчиво прошептала она в ответ. — Не понимаешь?! Ваня пустым взглядом взглянула ему в лицо, потом некрасиво сморщилась в попытке сдержать слезы: — Я люблю тебя. Лука замер в дверях. Тонкие руки притянули к себе, огладили спину, нерешительно потянулись к ширинке, вызывая толпу мурашек. Голова пуста, тело не хотело слушать никаких приказов. Руки спустились на её бедра, делая последнюю попытку отодвинуться. Но она прижалась ближе, и Лука, обреченно вздохнув, не нашёл в себе сил оттолкнуть девушку, да, если честно, уже и не захотел.Декабрь 2009
. От открытого окна веяло холодом, ветер швырял мокрые хлопья прямо в лицо, и Лука зябко передёрнул плечами, ощущая странную пустоту в душе. Лондон дышал сыростью, заворачивал в одеяло седого тумана многоцветье новогодних гирлянд. Туманная дымка глушила все звуки, ватой заволакивала дома, придавая окружающему миру ощущение завораживающей, чарующе-волшебной нереальности. Снег всё падал и падал, пушистым покрывалом накрывая сказочный, сошедший с рождественской открытки, город. Где-то там, за едва видимыми в тумане окнами кипела жизнь: люди готовились к празднику, украшали ёлки, смеялись, готовили ужин. Пекарня в доме напротив дымила сладкими ароматами свежеиспеченного имбирного печенья, молотого перца, корицы. На улице быстро стемнело, Лука замерз, но никак не мог заставить себя закрыть окно и отправиться в одинокую холодную постель. Две недели… мы виделись с тобой в этом году всего две недели… три игры и неделю предсезонки… Кусая чуть ли не до крови губы, он думал, что это ненормально — так любить, до одури, до исступления, до боли, до кровоточащих ран в сердце. Ему всё чаще хотелось наплевать на осуждение общества, забыть свою нынешнюю жизнь, сжечь все свои моральные принципы, и сделать то, что следовало уже давно. И он пошёл бы на это, если бы только был уверен, что всё это не зря. Но ебучее чувство долга настойчиво твердило ему, что есть устоявшиеся правила, которые нарушать не принято, и он продолжал гореть в собственном аду одиночества. Из тоскливых мыслей выдернул звонок телефона, и он сердито произнёс: — Я слушаю, Ваня. — Нам надо поговорить. Не по телефону. Потому как о таких вещах по телефону не говорят…