I realize a missed a day But I'm too wrecked to care anyway I look around and see this face What the hell have I lost my taste Don't want to find out Just want to cut out
Март 2014
Иван осторожно заглянул ему в глаза: — Давай навестим моих родителей? Ехать до них всего-то час на поезде… А завтра вернемся в Мадрид. У меня же скоро день рождения, однако мы девятого играем с Альмерией, и ни они ко мне, ни я к ним не попаду. Лука сидел в пустой раздевалке стадиона «Кибунпарк» (1), ждал, разговаривающего в коридоре по телефону, и думал, что это плохая идея. Но Иван, прежде чем ответить на звонок, мягко обнял его, скользнул языком по мочке уха, прихватил её губами, и дыхание Луки сбилось. Иван поцеловал так, что Лука уже не смог вспомнить, почему он решил, что предложение познакомиться с родителями не очень удачное, и принял его, не в силах отказать этим теплым подрагивающим губам. Просто Иван, чёртов манипулятор, умел вызывать у него неодолимое желание совершать странные поступки, и точно знал, что для того, чтобы поймать Луку, нужна наживка «Еще один день вместе». Они не виделись до этой игры больше двух месяцев, и мысль о том, что он может еще целые сутки быть рядом, дышать с ним одним воздухом, слышать смех, вызвала бурю эмоций. Голос разума, тихо напомнивший, что мама дома волнуется…соседи смеются, заткнулся, чтобы проснуться под насмешливым взглядом таких же, как у брата, зеленых глаз. — Это моя сестрёнка, — Иван уселся на диване непозволительно близко от Луки, — мы с ней живём душа в душу… — …кулаком в глаз, пяткой в ухо! — фыркнула Николь, с интересом наблюдая за тем, как Лука тихонько вытягивал пальцы из плена ладоней. Во время обеда он опять сидел напротив светловолосой девушки. Её ехидная улыбка выбивала из равновесия, от этого становилось не по себе, и кусок не лез в рот, поэтому он старательно отворачивался, стоило ему лишь поймать любопытный взгляд. Уши пылали от смущения. — А вы из каких мест, Лука? — пришла к нему на помощь мама Ивана. — Акцент у вас, как и у нашего Иво, не пойми какой. — Акцент... Ну, мама, когда играешь то в Англии, то Испании, то в Германии, — развёл руками Иван. — Я родился в Модричах, недалеко от Задара. После гибели деда мы вынуждены были оттуда уехать… — тихо ответил Лука. Иван положил ему руку на колено, успокаивающе погладил, и Лука дёрнулся, невольно разрываясь между желаниями сбросить её или броситься в объятия. — Да уж, война разбросала всех. Нас Родины лишила, многих людей, которых мы любили, тебя — родного человека и дома… — сделав глоток вина, задумчиво протянул отец Ивана, — Нам повезло, мы успели уехать раньше, и не видели, что там происходит. За столом воцарилось тягостное молчание. — Давайте не будем о грустном, — тряхнув волосами, решительно сказала Николь, — у нас сегодня гость, и его надо развлекать. Рассказать тебе, каким он был в детстве? — Да, мне очень интересно… — с облегчением отозвался Лука. — О, нет, — тотчас шутливо простонал Иван, — теперь любимую сестренку не остановить. — Любимую?! Ты это серьезно? — Николь картинно пожала плечами, бросив мимолетный взгляд на брата, потом повернулась к Луке. — Когда я родилась, мой братец несколько дней плакал и просил маму обменять меня на мальчика, чтобы ему было с кем гонять мяч. — Вот же язва, — беззлобно хмыкнул под общий смех Иван. — Иво никогда не был прилежным учеником. Однажды он спросил меня, сколько лет ему ходить в школу, — мама шутливо нахмурилась. — Я сказала ему, что девять. И он мне заявил, хорошо, но не на день больше. Он сразу принял решение, что лучше свяжет себя с футболом, чем будет читать книжки. — Да, футбол с детства был смыслом жизни нашего сына, — отозвался отец, покачав головой. — Помнишь, когда пришла посылка с футболками сборной Хорватии, и ты, и Деян… — …не хотели их снимать, — подхватил Иван. — Мы спали в них. На следующий день надели их в школу. И на следующий день снова. Вау, у нас есть футболки сборной Хорватии, думали мы (2) Шум за дверью прервал застольную беседу. — Это Деян с детьми, — захлопала в ладоши Николь, резво вскочив из-за стола. — У них ремонт, и они останутся у нас ночевать, — извиняюще сказала мама. — Придется вам, мальчики, спать вместе в комнате Ивана. Правда, там одна кровать, но она большая. — Ничего, мы привыкли на сборах, — вырвалось у Ивана, и Лука покраснел, как помидор, под понимающий смех выбегавшей из столовой Николь.***
Лука удивленно округлил глаза при виде таблички на двери «Не беспокоить. Смотрю футбол». И Иван забавно смутился и запустил руку в шевелюру: — В большой семье, знаешь ли… Впрочем, сестру эта надпись никогда не останавливала. Темно-синие стены, на них постеры с футболистами, стеллажи с книгами, и, действительно, двуспальная кровать — Лука не успел толком рассмотреть скромную обстановку. Иван собственническим жестом притянул к себе сразу же, как только захлопнувшаяся дверь отрезала их от внешнего шума. Лука, прижавшись к груди, почувствовал, как пальцы, на мгновение замерев, скользнули по спине к ягодицам, и понял, что нисколько больше не жалел, что приехал сюда. Горячее дыхание Ивана обжигало шею, и Лука не хотел сдерживаться. Ему слишком не хватало этого немигающего взгляда, остановившегося на пересохших губах, настойчивых ласк, пульсирующей под пальцами вены на виске, зубов, несильно прикусывающих затвердевший сосок, что он, боясь издавать слишком много звуков, все равно не смог сдержать стона удовольствия, чувствуя, как член наливался кровью… Спина затекла до потери чувствительности, и давно надо бы повернуться на бок, но Иван спал, закинув на него ногу, обхватив одной рукой поперек живота, а другой, запутавшись в волосах. И Луке нравилось ощущать тяжесть любимого тела, и до боли в сердце было приятно вдыхать аромат одеколона и слабый запах***
Окно было открыто настежь, и ухо ловило музыку ночной Севильи, врывавшуюся в комнату ревом мотоциклов, пением сирен скорой помощи, и неясным гулом автострады. Иван неотрывно смотрел в потолок: — Я в «Барселону» перехожу после чемпионата мира. — Но я слышал, что тебя звали к нам, — Лука рывком притянул Ивана к себе, потёрся щекой о плечо, такое тёплое, сильное. — Соглашайся, и мы будем всегда рядом. Хорошо же… В ответ тот отрицательно покачал головой: — Я не смогу. Рядом с тобой не смогу. Меня трясет, когда мы в сборной вместе, а тут… Представляешь, тут всегда рядом. Лука замолчал, и Иван робко, почти умоляюще, коснулся волос: — Не сердись. Я же сорвусь и выдам себя, да и тебя подставлю. О нас узнают. Лука глухо охнул и нагнулся за валяющимися на полу джинсами: — Мне пора. Если Папа Карло узнает, что меня нет в номере, то оторвёт голову и мне, и Икеру. — От тебя клубникой пахнет, — Иван обнял его, утыкаясь между лопатками. — Ты обиделся на меня, да? — За что? — в голосе Луки всё же прозвучала горечь. — Дело твое. Обижаться было глупо и бесполезно, однако досада заползла ему в душу. Иван как наркотик, подсесть было проще простого, но чем дольше употребляешь, тем сложнее жить без него, а тем более расстаться. Вернее, уже невозможно. Тяжелый аромат цветущих апельсиновых деревьев кружил голову. Яркий свет ночных фонарей освещал пустынный двор, в их свете листья выглядели блестяще-зелёными, а белые цветы — сделанными из тончайшего фарфора. Лука вскинул глаза к ночному небу, и странная тоска овладела им: — Как ты думаешь, люди, которые раньше жили, видели то же самое? Те же звезды, ту же луну, вдыхали те же запахи, чувствовали то же самое, что и мы? Иван обхватил его за талию, и Луку, уткнувшегося лбом ему в грудь, накрыла волна острой нежности… Утром Касильяс подозрительно сощурился на него, успевшего бесшумно прошмыгнуть мимо Карло Анчелотти, и нелепо упасть, болезненно сморщившись, на заднее сиденье автобуса. У Луки подозрительно блестели покрасневшие глаза под опухшими веками, но, несмотря, на измученный вид, он с вызовом воззрился на своего капитана, и Икер отвёл взгляд, мол, это совсем не мое дело.Май 2014
Лука снова остался один на один со своей ревностью, от которой хотелось разбить кулаки об стену. Пульсирующая боль в висках становилась нестерпимой, и всё, чего он хотел, это попытаться уснуть. Но мысли, словно дедушкина заезженная пластинка, крутились по кругу. Неужели это правда, что люди часто не видят того, что находится у них прямо под носом?! Он не пропустил ни одну игру «Севильи» с тех пор, как там играл Иван. Он видел их двоих вместе, видел, как они праздновали забитые голы, но не придавал этому значения. Лука стиснул зубы, пытаясь успокоить не в меру разошедшееся воображение, когда просматривал газеты страницу за страницей: …Ракитич и Каррису празднуют победу в Лиге Европы… Пресса обсуждает «особенный поцелуй» двух футболистов «Севильи»…Футболист поцеловал своего партнёра по полузащите Ивана Ракитича… Каррису случайно целует Ракитича прямо в губы… Что это было — неудачная попытка поцелуя в щеку или первая открытая гей-пропаганда… Самый бурный скандал в интернете… Ракитича подозревают в гомосексуализме…. Marca TV, Eurosport, Real Madrid TV, Canal+ Liga — он бездумно прощёлкал телевизионным пультом по главным спортивным каналам — Это был страстный поцелуй… Получилось волнительно… — почти сразу переключил на другой - Неудачно вышло… — отключил телевизор вовсе. И вновь почувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине обмана. Стук в дверь отвлек от тяжёлых мыслей в голове. — Я принесла тебе чай, Лука, — Ваня сунула ему в руки поднос, с какой-то непонятной жалостью изучая лицо. — И надо бы поесть. Он, с трудом преодолевая сковывающее оцепенение, машинально взял поднос и бездумно покивал. — Лука, так нельзя, — я когда-то это уже слышал — ты губишь себя. Я не могу уже выносить этот твой бессмысленный и пустой взгляд в потолок. — Ты не понимаешь. Я хочу не вспоминать о нём, но не могу. Я думаю о нем постоянно на протяжении семи лет. Семь — счастливое число… И, да, да, я схожу с ума, как только представляю, что они… — судорожный вздох жены привёл его в чувство, заставив заткнуться. — Господи, какой я идиот! Зачем я это тебе рассказываю?! Она, побледнев, грустно улыбнулась в ответ: — А у тебя есть еще какие-то варианты. Кому ты про это можешь еще рассказать? — Зачем ты вышла за меня замуж? Ты же понимала, что я тебя не люблю, — он осторожно поставил поднос на столик и отошел к окну, невольно отмечая, что слова прозвучали на редкость жестоко. Молодец, Лука, крайне своевременный вопрос… — Потому что я тебя любила, — спокойно ответила она, помолчала, собираясь с мыслями. — Нам надо, в конце концов, поговорить. Хотя, я выбрала для этого явно неподходящее время. Он криво усмехнулся: — Да нет же, самое то… Ваня подошла к нему вплотную и Лука чуть отстранился: — А сейчас, после всего этого, ты по-прежнему любишь меня? Его испытующий взгляд встретился с её печальным. Ваня нервно откинула назад длинные волосы. — Послушай, я веду себя, как страус, прячу голову в песок, боясь нарушить хрупкий мир, установившийся между нами, потому что … — она слегка запнулась, — потому, что не хочу с тобой расставаться. У нас двое детей. Я, помнишь, просила тебя остаться хотя бы друзьями. Неужели это так трудно?! — Ты не ответила. — К чему ты клонишь? Говори прямо. — Да разве тебе непонятно?! Наша семейная жизнь давно умерла. И ты прекрасно это знаешь. Зачем мы всем врём — родителям, друзьям, прессе, детям? Зачем ты позволяешь мучить себя? — Я люблю тебя. Я по-прежнему люблю тебя и хочу быть с тобой. — Любишь настолько, что готова делить меня с ним? Ваня подошла к окну, распахнула створки, и синие майские сумерки тут же ворвались в комнату ароматом цветущих деревьев. — Четыре года назад, у алтаря, я клялась любить тебя вечно, быть вместе в горе и радости… — её голос задрожал от слёз. — Я готова принять тебя такого, какой ты есть. Понять и принять твою любовь к Ивану. Лука с тоской смотрел, как Ваня содрогалась от плача. Затем, не выдержав, обнял за плечи, повернул к себе лицом и поцеловал в дрожащие от рыданий губы, чувствуя себя отъявленным негодяем. — Я не заслуживаю твоей любви. Он застрял в моем сердце, и его, увы, оттуда не выскрести. — Как и тебя из моего, но, давай попробуем еще раз… Лука взглянул в побледневшее лицо, в глаза, глядевшие на него с надеждой и любовью, и отчетливо понял, что судьба дала ещё один шанс все исправить. Вот только, прошептал надоедливый внутренний голос, нужна ли такая семья? Ну же, Лука, подумай хорошенько… — А это что-то изменит? — тихо поинтересовался он. — Надо попытаться. Ради детей. — Мама, там Эма заплакала, — их сын стоял на пороге и любопытством изучал редкую картину — обнимающихся папу и маму. Ваня смахнула слезы и, улыбаясь ему, отозвалась, — Иду-иду! Лука, сжав виски, подумал, что вся его жизнь состояла из цепочки необдуманных решений. И теперь пришла пора пожинать их плоды.***
Они обыграли «Атлетико» со счетом 4:1. Лука поднял Кубок чемпионов над головой. Рамос оскалил зубы в счастливой улыбке, протянул к нему руки, чтобы откинуть назад длинные взмокшие волосы и поцеловать во влажный лоб: — Рапунцель ты наша! Жалко с ними будет расставаться? Может, передумаешь? — Ты изменял мне? — Лука прошептал в трубку, закрыв её ладонью, чтобы никто из команды его не услышал. Иван рассмеялся в ответ: — Меня уже допрашивали репортеры, теща, жена, мама, брат. Ну, давай, и ты меня помучай. Я уже сто раз объяснял, что он хотел поцеловать меня в щеку. — Ты ещё и смеёшься надо мной?! — Лука, злясь, повысил голос. Рамос, сидевший напротив, посмотрел на него удивлённо, и он перешёл на шепот: — Просто ответь. — Что это ты сцену закатываешь? — Какую? — спросил он, боясь заскрежетать зубами. — Типичную сцену ревности, — Ивану было всё ещё смешно. — Ты как ревнивая девица… — Ничего я не закатываю. Да и кто я такой, чтобы требовать от тебя верности. — Лука, давай хотя бы на время перестанем друг друга уничтожать. В трубке повисло молчание, нестерпимо мучительное. И лишь рваное дыхание бежало по проводам, пугая Луку. А потом тишина разбилась вдребезги: — Ты ведешь себя, как Ракель, — в голосе Ивана послышалась усталостьИюнь 2014
— Что с тобой? — Да ничего, — Лука подпёр рукой подбородок, тоскливо провожая смеющегося над какой-то шуткой Плетикосы Ивана. — Со мной всё хорошо. — Не очень-то похоже, — понимающе хмыкнул Дарио. — Что, опять в ссоре? Лука сжал кулаки в бессильной злости и с некоторой досадой пробормотал: — Блять, сколько вас, таких проницательных? — Не беспокойся. Немного, — хмыкнул Дарио. — Я, который наблюдал это с самого начала, еще Чарли. И, думаю, наш малыш, с отлично настроенным гей-радаром, который с тебя глаз не сводит. Лука оглянулся на поле, безразлично повёл плечами, стараясь смахнуть с себя эти невидимые липкие прикосновения-взгляды. Маленький мальчик с выразительными губами, когда-то сфотографировавшийся со своим кумиром, в прошлом году стал… отчаянно влюбленным членом сборной… — Сколько вы уже вместе? Лет семь-восемь? Если мне не изменяет память, это третий опасный период в браке из пяти, — задумчиво протянул Дарио. — Когда всё стабильно и налажено, а в кровати наступает пресыщение телом партнера. Лука закатил глаза и хмуро фыркнул: — Начитался гламурных изданий? Дарио скривил в усмешке губы: — А куда деваться, если Мирела (3) возглавляет такой журнал. Хочешь не хочешь, а приходится.***
Хорваты начали игру с отличных атак. На первых секундах Ковачич пробил из-за пределов штрафной. Олич откликнулся на навес Перишича и с линии вратарской пробил в ближний угол, да так, что мяч пролетел рядом со штангой. К двенадцатой минуте они уже вели в счете после того, как Ивица продрался сквозь защиту бразильцев по левому флангу, и Марсело, неудачно подставивший ногу под мяч, забил в родные ворота. Хорваты играли прекрасно, Стипе совершал потрясающие сейвы, спасая ворота сборной. Но всегда очень трудно побеждать, когда на стороне противника судьи. Неймар наотмашь ударил по лицу Луки, тот упал, но хорваты напрасно окружили японского арбитра. Нисимура явно не хотел ломать матч-открытие удалением игрока хозяев мундиаля. К середине второго тайма Лука понял, что продвижение бразильцев по полю, их удары по воротам напоминали образцово воплощаемую в жизнь футбольную методичку Сколари. На шестьдесят девятой минуте Деян Ловрен на миг приобнял Фреда, который уже после объятий хорошенько подумав и комично подпрыгнув, упал под ноги хорватскому защитнику. Нисимура уверенным жестом показал на точку, попутно выписав желтую Ловрену. В конце игры Перишич послал мяч в сетку, но за пару секунд до этого раздался свисток арбитра. В конце матча Лука стиснул зубы, увидев, как Рамирес атаковал Ивана, уложив того на газон боевым приемом. Их взгляды встретились, и Лука, забывшись, обеспокоенно спросил одними глазами, как тот себя чувствует. Но Иван отвернулся, и Лука понял, как что-то обрушилось вокруг него в этот момент…***
— Можно войти? — Заходи, конечно, — Дарио с сигаретой в зубах стоял на балконе, и Луку накрыло острое чувство дежавю. Ветер доносил до них успокаивающее влажное дыхание безбрежных океанских просторов Атлантики, и он на долю секунды замер, увидев тлеющий в сумраке огонёк, провёл рукой по стриженному ёжику волос, силясь отогнать воспоминания. — Что-то случилось? — прервал его размышления спокойный голос капитана. — Ну, и чего там пишут про этот кризис? — нетвердо полюбопытствовал Лука, внимательно глядя в глаза, стараясь выглядеть спокойным, но так ощутимо волнуясь, что Дарио, сначала не понявший, о чем вообще идет речь, мягко улыбнулся, собираясь с мыслями. — А, ты вон про что. Вроде бы, перестать пилить друг друга за каждую мелочь, заняться собой. Впрочем, этот пункт вы оба выполнили, не скажу, правда, что на «отлично» (4), — он не смог сдержать насмешливый смешок. — И последнее — внести в вашу жизнь что-то новое, разбавить рутину, так сказать. Тебе показалось, что Иван пытался. С Даниэлом… И тебе это не понравилось. Угадал? Лука отшатнулся, отошёл на другую сторону балкона. Желваки вздулись на скулах, пока он раскачивался с пятки на носок и сжимал руки в кулаки. — Хм, смотрю, я задел за живое, — Дарио потушил сигарету и примирительно продолжил. — Прости, я знаю тебя слишком давно, и всегда считал серьезным человеком, готовым отвечать за свои поступки. Но, таким ты бываешь, видимо, только на поле. Я не хочу влезать в ваши отношения с Ракитичем. Не мое это дело, кто там с кем трахается. Тем более, меня тут местные журналисты тоже за гея держат (5). Но вы так долго вместе. Неужели вы так и не научились доверять друг другу? Почему ты держишь его крепко? Так крепко, что тебе самому больно от этой хватки? Лука невесело прикусил нижнюю губу: — Я уже обещал, и не раз, что не буду ревновать. Но чем лучше он ко мне относится, чем больше я понимаю, как он мне дорог, тем больше я боюсь потерять. Я пытался всеми силами не показывать этого, однако ничего не получается. И я себя грызу, и, что страшнее, его… — А он? — Он?! Но я не даю повода для ревности… Дарио с изумлением взглянул на Луку. — Я как настоящий culé (6) за твоей командой не так слежу, как за «Барсой». Но, напомни мне, милый мой, — пряча ироничную улыбку, осведомился он, — кто это виснет на Бейле, Рамосе, Марсело, и на Криштиану — О, особенно, на Криштиану! — после каждого забитого им гола? — Ай, обычное празднование голов. Сам понимаешь, что всё это на эмоциях, — отмахнулся Лука. Дарио насмешливо поднял бровь: — А Иван, который выиграл Лигу Европы, значит, эмоций не испытывал. Ты законченный эгоист, Модрич. Ревнуешь не потому, что он дает тебе повод для ревности, а потому что думаешь «Как так?! Ему может нравиться кто-то другой, а не я…» — Эгоист? — Да! Тут и к гадалке не ходи. Лука стремительно обернулся к Дарио, жадно ловя ртом прохладный вечерний воздух, и тот увидел встревоженные, широко раскрытые глаза на внезапно побледневшем лице: — К гадалке?! Постой-ка, что она сказала тогда? Он выскочил из номера — Мне надо с ним поговорить… — и тут же наткнулся на Чорлуку и Ковачича: — Пошли с нами в бассейн. — Эмм, — Лука неуверенно откашлялся, — может, Ивана позовём? — Я заглядывал к нему, но он там по телефону с женой разговаривал. Ты же знаешь, это надолго, — тут же с готовностью отозвался Матео. Лука помрачнел, поняв, что настроение опять испортилось: — Что ж, хорошо, идем. Бассейн в тени экзотической зелени переливался бликами, искрился, как ртуть, под светом ярких фонарей, принимая в свои ласкающие объятия разгоряченные обнаженные тела хорватов. — Давай-давай, — подтолкнул Луку Деян. — Куда это годится, мы голые, а ты в плавках. Всё равно, здесь нет посторонних. — Ходите по краю, — пробормотал Лука, — а что, если нас все-таки увидят. — Ой, да брось! Мы живем тут одни. На закрытой базе, которую охраняют десятки полицейских, — Ведран, явно красуясь, стоял нагишом на бортике бассейна с бокалом коктейля в руке. — В небе еще и вертолет летал, тоже, наверное, охрана, — смущённо проговорил Матео, бросив на Луку будто бы случайный взгляд. И Луке захотелось стереть его с себя влажным полотенцем. Он разбежался и, подняв столб воды, погрузился в воду, так и не решившись окончательно раздеться (7).***
— Нет, вы только послушайте… «Суровые мужские развлечения хорватов… решили провести процесс релаксации крайне нестандартным образом… когда фотографии спортсменов появились в сети, многими они были восприняты как съёмки с вечеринки представителей нетрадиционной сексуальной ориентации… Ловрен, Модрич, Чорлука и Ковачич купались без плавок, прикрывая руками половые органы… четверка активно резвилась в воде и похлопывала друг друга за самые различные части тела…» — Ковач хмуро отложил газету в сторону, затем умолк, чтобы добиться относительной тишины, сухо, как приказ, отчеканил каждое слово. — Никаких интервью прессе до конца чемпионата мира. Или, лучше, до конца жизни… Команда притихла, каждый постарался сделаться как можно незаметнее и не попасться тренеру под горячую руку, и лишь у Матео отказали тормоза: — Лука же был в плавках. В зале послышались приглушенные смешки. — Я видел гей-порно, Матео, оно начиналось так же… — обманчиво спокойно отозвался Нико. Лука, скосив глаза, увидел, как оцепенел сидевший наискосок Иван, затем, видимо, почувствовав что-то, посмотрел него в упор. И Луку пробрал мороз, потому что это был взгляд убийцы, смотрящего на свою жертву, перед тем, как уничтожить. От этого взгляда ему захотелось сбежать, спрятаться, уползти из зала. Это должно быть сном, тем страшным сном, в который не веришь после пробуждения, но который оказался таким реальным. Лука с трудом сдержался, чтобы не отвести глаз, и не признать тем самым начало конца их отношений. Нервы, грозя лопнуть, натянулись тугой струной от страха потерять его, и от злости на самого себя. Сидевший рядом Дарио перехватил безмолвный поединок: — Интересно, у кого из вас хватит мудрости первым признать себя виновным? После игры с Камеруном Лука зачарованно наблюдал, как Иван, кинув на него колючий взгляд, непринужденно, под прицелами камер, стянул с себя шорты, чтобы отдать их своему бывшему одноклубнику Стефану Мбиа, на мгновение коснувшись скулы, а затем в одних трусах направился в раздевалку под недоумённые ухмылки окружающих (8). Он сдался первым, вечером ураганом ворвался в номер Ивана, чуть ли не снося напрочь дверь. Цепкими пальцами схватил за футболку, дёрнул на себя — Вставь мне… Хочу тебя, хочу…до одури… — потянулся к ширинке, расстегивая замок на джинсах. Тяжело дыша, Иван поймал его руки, странно вгляделся. Сердце Луки застучало так сильно, словно собралось вот-вот выскочить наружу. Он застыл от страха, ожидая, что скажет Иван, затем, решительно тряхнув головой, прижался губами к шее, туда, где под чуть солоноватой на вкус кожей судорожно билась ниточка пульса. Его всего затрясло от облегчения, когда Иван, подумав мгновение, стиснул покорное тело, подхватил под ягодицы, заставляя ногами обхватить бедра, и увлёк в сторону кровати. Возбуждение накатило горячей волной, Луку выгнуло под умелыми пальцами, сминающими до синяков бока: зубы прикусили нежную кожу на внутренней стороне бедра так сильно, что кожа покраснела, наливаясь кровью; рука резко скользнула по ноющему члену, грубо сжала ягодицы. Лука зашипел от смеси обжигающей боли и острого возбуждения, когда Иван втолкнул сразу два пальца в скользкий от смазки вход, а потом горячая головка упёрлась в узкую дырку. Иван взял его с неприкрытой животной яростью, грубо втрахивая в кровать, и сердце отчего-то зашлось в рваном ритме… Потом Лука, зажмурившись, оплёл руками и ногами Ивана, не давая сдвинуться. — Еще немного, — хрипло попросил он, и Иван покорно остался в нём, стараясь не раздавить. Отдышавшись, Лука потянулся припухшими губами с поцелуем, и вздрогнул, увидев, как Иван отстранился и нагнулся за полотенцем. На ивановых губах зазмеилась злая улыбка, черты лица заострились, и взгляд сделался холодным, как сталь клинка: — Успокоился? Теперь убирайся. Я не собираюсь играть в доброго самаритянина… Лука почувствовал нарастающую в груди панику: — Подожди, послушай… — Нет, это ты меня послушай. Я не хочу доказывать тебе, что ни в чем не виноват. Ты ревнуешь меня к жене. — Нет, уже не ревную, — горячо возразил Лука. — Ты ревнуешь меня к одноклубникам. Лука закусил губу, пытаясь не сорваться. Внутри всё окатило волной неимоверной боли, от которой защипало в глазах. Он всё-таки потерял Ивана из-за своей безумной, выворачивающей наизнанку ревности. Мир снова стал тусклым и бесцветным. Пустоту, вот что он теперь ощущал. Пустоту, выжженную, почерневшую, несущую тоску. — Я не хочу делить тебя ни с кем, ни с женой, ни с друзьями. Какое-то безумное помешательство на тебе, — Луке с трудом удалось выдавить ответ. — Знаешь, что я хотел сделать, когда увидел этот идиотский поцелуй? — Не знаю, и даже не хочу знать, — Иван посмотрел на него с нечитаемой смесью эмоций на лице. — С меня хватит твоей … безжалостной любви.Декабрь 2014
Прихрамывая, Лука медленно, опираясь на трость, поднялся по ступенькам детской больницы в Загребе. Хорватские журналисты, опрошенные изданием «Vecernji list», признали Модрича лучшим футболистом Хорватии по итогам 2014 года. Ваня настояла на том, чтобы вручение этой награды произошло среди больных детишек, которым они привезли новогодние подарки. И кажется, что она тем самым намеренно исключила любую возможность их встречи с Иваном. Он в ожидании журналистов устало присел в мягкое кресло, вытянув ноющую ногу. Иван за полтора месяца, прошедшие с их последней встречи, ни разу не позвонил ему, значит, действительно — всё закончилось? За дверью послышались осторожные шаги, и тихий детский шепот, потом дверь, едва слышно скрипя, открылась, в комнату заглянул мальчик с взлохмаченными темными волосами. — Привет, — улыбнулся ему Лука. — Проходи, не бойся. Тот робко, бочком, с трудом приволакивая ногу, вошёл в комнату, взглянул летне-зелёными глаза, и Лука подавился рваным воздухом, поперхнувшись на полуслове. — Вот куда ты сбежал, маленький разбойник, — молоденькая медсестра всплеснула руками. — А я тебя обыскалась. — Я же не могу бегать, ты что, забыла, что у меня нога болит? — удивленно сказал он, потом повернулся к Луке, указывая на трость. — У тебя тоже? — Немного… — Как ты ее сломал? — В футбол играл. — А я в хоккей… Нет, я люблю играть и в футбол тоже, и мама ругается из-за этого, потому что, она говорит, что сейчас ты ногу сломал, а в следующий раз тебе сломают голову. Мама, знаешь, как плакала, когда я сюда попал, — он удобно устроился у Луки на руках. — В хоккей лучше играть, чем в футбол. Я однажды мячом в окно соседям попал. Там тетя злая живет. Она меня за ухо увела к маме. А шайбой окно трудно разбить… — За какую команду ты болеешь? — Лука ласково провёл по шелковистым вихрам, безуспешно пытаясь пригладить их. Мальчик задрал свитер, и Лука горько усмехнулся, увидев под ним сине-гранатовую футболку. — Ты знаешь, что в «Барселоне» играет Лео Месси? — это в устах ребенка прозвучало как имя Бога. — Знаю, я с ним знаком… — малыш восторженно уставился на Луку, и у того снова перехватило дыхание. Мальчик некоторое время о чем-то сосредоточенно раздумывал, а потом спросил: — Ты можешь передать Месси от меня подарок? Лука серьезно кивнул в ответ: — Конечно, я передам через моего… друга, который тоже играет в «Барселоне», через Ивана Ракитича… Только, от кого? Как тебя зовут? — Желько… (9)