If we'd go again All the way from the start I would try to change The things that killed our love Yes, I've hurt your pride and I know What you've been through You should give me a chance This can't be the end I'm still loving you I'm still loving, I need your love I'm still loving you
Январь 2016
Через два дня должны были стартовать игры 1/8 финала Кубка Испании, но «Реала» там нет: команда дисквалифицирована из-за перебора желтых карточек у Дениса Черышева. И от того настроение у футболистов ни к чёрту. У погоды тоже свои заскоки — то дождь, то холодный ветер. Когда наступало такое состояние, когда тошнило от всего подряд, что могло помочь лучше, чем отключение мозгов под оглушающую музыку танцпола? И посовещавшись с Серхио, Тони позвал команду на свой день рождения в какой-то закрытый клуб, расположенный на одной из тихих улочек Мадрида. Клуб, в котором можно закрыться от всех и вся, не боясь свалиться вечером лицом в тарелку, а утром — увидеть свою фотографию на страницах испанских газет. Клуб, в котором Лука твердо решил напиться. Нет, налакаться в зюзю, нажраться в хлам, устроить, в конце концов, поминки по ушедшей любви. Он и так непозволительно долго обманывал себя, что всё будет в порядке. Еще перед Новым годом Лука думал, что всё будет хорошо. Ему казалось, что если сильно захотеть, Иван простит. Мечты ведь, рано или поздно, обязательно должны сбываться. И Лука, набравшись храбрости, отправил поздравление с наступающим праздником на выученный наизусть номер. Это сообщение выглядело как акт капитуляции, как разодранный в клочья белый флаг гордости, которым он умолял о пощаде. Через пару часов пришла ответная sms, что «…сообщение не было доставлено… убедитесь, что номер указан правильно, и попробуйте отправить сообщение еще раз». Лука грустно улыбнулся. Как больно верить в то, что никогда не вернется, как страшно грезить о том, чего не может произойти, как глупо мечтать о том, чего ты недостоин, ведь он, которому Иван доверял, которого любил, собственными руками убил всё. — Модрич, ты же совсем не умеешь пить. Не то, чтобы я осуждал подростковый алкоголизм, но все-таки… — насмешливый голос Серхио рассердил Луку, и он огрызнулся в ответ: — С чего ты решил?! Я, знаешь, как могу. — Ну-ну, — протянул Рамос, глядя на него, старательно попытавшегося выполнить поставленную задачу в минимальный срок. Как большинство трезвенников, Лука совершенно не знал свою норму. Однако, ему по большому счету было всё равно, что там думал Серхио об его (не)умении пить. Весь вечер он смеялся хриплым смехом, оттягивая ворот рубашки, тянулся через стол очередной рюмкой к Кариму, стараясь переорать громкую музыку, рассказывал под общий смех, как лет восемь назад охрана одного из баров Тель-Авива не пропустила внутрь, сказав, что детям до шестнадцати в их заведение вход запрещен (2). Стаканы вокруг стола звенели, сталкиваясь друг с другом. Музыка вонзалась в виски, как раскалённая игла. Только всё было напрасно. На сердце была пустота. Лука опрокинул в рот последнюю рюмку, поморщился от неприятного вкуса, поднялся на ноги, встретил жадный взгляд Ковачича, медленно отвёл глаза, спустился в туалет, отрезая тяжело захлопнувшейся дверью шум в зале, ополоснул горящее лицо, изучающе осмотрел своё отражение в зеркале мутными, как запотевшие стекла, глазами: — Я в стельку, — криво усмехнулся, поняв, что в них вскипели пьяные слезы. Музыка вновь ворвалась в мозг. Лука встретился в зеркале с маслянистыми глазами Матео. Ковачич, не мигая, смотрел на него, и, странное дело, этот взгляд не вызвал сегодня привычного раздражения и желания тут же смыть с себя. Правда, в пьяном сознании всплыло здравое, что надо бы уйти, но Лука запрокинул голову, подставляясь под тяжелые ладони, и чувствуя, как потяжелело в паху. Сумбурные мысли запрыгали в мозгу. У каждого внутри свой ад и свои черти. Лука ли не знал об этом. Так почему бы не позволить… почему бы и нет? Кому он хранил верность? Человеку, который спокойно сказал ему, что между ними всё кончено? Матео дотронулся до ширинки, медля, ожидая какого-нибудь знака, чтобы быть уверенным наверняка. Лука тихо простонал его имя. Подзабытый запах одеколона коснулся ноздрей, одарив внезапными воспоминаниями. Очарованный этим ароматом, он прижался спиной к чужой груди. Ковачич, осмелев, задрал рубашку, заскользил по животу, оглаживая каждый миллиметр кожи. Но ладони у Матео были слишком влажными, они не могли быстро находить потаённые местечки на теле, которые так безошибочно отыскивали те, другие, пальцы, заставляя Луку сгорать от желания. Возбуждение спало. Лука недовольно всхлипнул: он слишком отчаянно пытался создать иллюзию, врал самому себе. И нет, ему не нравилось отражение напротив, оно походило на блёклый рисунок на бумаге, смазанное расплывчатое пятно. Ему же нужно было другое зеркало, в котором бы тело ласкали руки Ивана: тёплые, нежные, родные. Он чувствовал их всегда, даже тогда, когда забывался сном. Лука прикусил губу, собираясь обернуться и послать Ковачича к чёрту. Но Рамос, бесшумно просочившийся в туалет, сделал это раньше: попросту сгреб за шиворот и выставил вон. Затем, встретив в зеркале хмурый полупьяный взгляд, словно извиняясь, пожал плечами. Странное раздражение охватило Луку. Упорно не желая поворачиваться, он поинтересовался у отражения Серхио в зеркале: — Пришел предложить свои услуги, а, Чехо? Хочешь мне вставить вместо него? Или, может, хочешь, чтобы это я тебе вставил? Отражение громко рассмеялось в ответ: — Ты точно не в моем вкусе. Лука закусил удила. Он повернулся к приятелю и зло протянул: — Что, не так красив, как Икер? Так, в ебле это не главное. Это удар был ниже пояса, он тут же это понял, потому что Серхио застыл на месте, и Луке совершенно не понравились недобрый блеск в карих глазах и какая-то неестественная, будто приклеенная улыбка. Они уставились друг на друга, с силой сжав кулаки, готовые броситься друг на друга. Потом Рамос резко сделал шаг вперед, провёл по плотной джинсовой ткани, издевательски сжал опавший член: — Чем ты меня тут собрался удивлять? Этим? Откровенная насмешка привела Луку в чувство. Он потёр лицо, пытаясь смахнуть опьянение: — Прости. Несу какую-то херню. — Именно, — Серхио беззаботно хохотнул, ловким движением сграбастал его в объятия, и наклонил над раковиной, наплевав на протестующие вопли. Лука, отплевываясь, очумело потряс головой — волосы повисли мокрыми прядями и смешно слиплись на лбу, — совсем по-детски вздохнул, когда Серхио бумажным полотенцем вытер ему лицо: — Протрезвел? Или еще искупать, чтобы не приставал к одноклубникам? Ты ещё долго собираешься страдать? Посмотри на себя, на кого ты стал похож. Синяки под глазами да огромный нос — это всё, что от тебя осталось, Модрич. Лука невидяще уставился на себя в зеркало, запустил пятерню в непослушные пряди. — Я и вправду идиот, — устало пробормотал он, внезапно почувствовав прилив жгучей ненависти к себе. — Спасибо тебе, Чехо. — Модрич, — позвал Серхио смягчившимся голосом. — Тебе надо ещё раз поговорить с ним. Лука тоскливо откликнулся: — О чём? — Просто поговорить. Ни о чём.Февраль 2016
— Да… да… понятно. Хорошо, а ты можешь встретить? Просто есть опасение, что ему там не очень рады, — говорил Рамос в трубку, задумчиво кивая своему портрету на дверце шкафчика. — Да, именно это я и хотел бы, чтобы ты сделал. Отлично! Значит, в одиннадцать… Да, я прослежу, конечно… Спасибо тебе, Жери, я твой должник, - он нажал на отбой и серьёзно взглянул на Луку, раздумывая, что сказать дальше. — Жери?! — озадаченно переспросил Лука. — Пике что ли? — Именно, — Серхио выдержал паузу, явно, чтобы дальнейшие слова лучше дошли до слушателя, а потом заявил, — значит так, в эту субботу, после игры, ты садишься на вечерний поезд и катишь в Барселону. — Ты не заболел, мой маленький? — притворно-ласково поинтересовался Лука. — С какого перепуга я должен туда ехать? Рамос лениво, точно кот, сощурился: — Женушка твоего красавчика улетела с дочерью в Севилью к родителям на Dia de Andalucia. Иван пока дома, и у тебя есть два дня, потому что потом он летит к семье… Жерар встретит тебя и довезет до места, и… даже поможет попасть к нему домой. Лука гулко сглотнул подступивший комок, подумав, что Рамос, наверное, шутит. Но Серхио, несмотря на игравшую на губах улыбку, был невозможно серьёзен. Сердце зависло где-то в горле, и стало трудно дышать: — Почему на поезде? — То есть, от самой идеи съездить туда ты не отказываешься? Уже легче, — улыбка Рамоса стала чуть шире. — Чтобы не светиться в аэропорту. Ну, и полюбоваться на черепах в Аточе, естественно (3). И еще. Постарайся больше не ревновать ни к Лео, ни к Марку, ни к еще тридцати игрокам команды. — Двадцати пяти, — машинально откликнулся Лука. — Что, прости? — Их заявлено на сезон двадцать восемь. Значит, осталось еще двадцать пять. Рамос взглянул с выражением «Господи, ну, за что мне всё это?!», и Лука невольно фыркнул в ответ: — Ой, иди нафиг!***
Глядя на блестящий утиный нос скоростного поезда, Лука испытал непреодолимое желание сбежать с вокзала как можно дальше. Но использовать надо каждый шанс, который давала ему судьба, и он, приветливо улыбнувшись кондуктору, решительно шагнул внутрь вагона. Ехать почти три часа. Он сел у окна, оглядел полупустой вагон, и снова пожалел, что не поддался первому порыву, и не сбежал. Какой же он дурак! «Зачем он согласился на эту авантюру?» — задал Лука себе вопрос. Но, с другой стороны, чего он, собственно, боялся? Ведь человек для того и живет, чтобы рисковать, чёрт возьми. Впереди его ждёт Иван. Так стоит ли сомневаться? О том, что всё могло пойти иначе, он предпочёл не думать. Пока не думать. В Барселоне было холодно. Тонкая спортивная куртка, в которой он так опрометчиво выскочил из раздевалки Бернабеу, совсем не грела, он натянул посильнее рукава свитера, спрятал нос в клетчатый шарф, пытаясь не застучать зубами в ожидании Пике. — Извини, опоздал немного, — наконец-то раздался за спиной знакомый голос. — Замерз? Лука молча кивнул в ответ, боясь выдать зубами барабанную дробь. Они медленно ехали по ночному городу, мимо освещенных домов и витрин, в направлении Кастельдефельс (4). От тепла машины разморило и заклонило в сон. Перед глазами всё плыло и рябило, и он невольно потёр лицо, боясь заснуть. — Согрелся? — громкий голос Пике вывел из дремоты. — Скоро приедем. Лука откашлялся: — Спасибо тебе. — Я делаю это не ради тебя. А ради Ивана. На него больно смотреть в последнее время. Лука растерянно произнёс: — У него что-то случилось? — Не старайся казаться тупее, чем ты есть, — неприязненно оборвал Жерар. — Ты прекрасно понял, о чём идет речь. Лука устало откинулся на мягкое сидение и обхватил себя руками. Остались ли еще люди, которые не знают о нас?! В коммуну, где жил Иван, они приехали через полчаса. Отчаянно зевающий охранник рассеянно осмотрел явно знакомую ему машину: — Сейчас открою ворота. Сеньор Ракитич ждет вас. Машина, неторопливо лавируя по узким улочкам элитного поселка, добралась до большого особняка. — Выметайся, и… удачи тебе! Лука, задумавшись, проводил взглядом отъезжающую машину. И не заметил открывшейся двери. — Ты? — судорожный вздох Ивана вернул в реальность. — А где Жерар? Охранник сказал, что… — Он привез меня и уехал, — на мгновение Луке показалось, что тот захлопнет дверь перед носом до того, как он успеет хотя бы слово сказать, но Иван отстранился, пропуская его, и почему-то нервно оглянулся на дом. Они молча прошли внутренний дворик. Не прогнал…не прогнал… и остановились на пороге дома. Лука прислушался к тишине внутри: — Ты один? — Да, семья в Севилье. Зачем ты приехал? — Поговорить. — Вроде бы мы уже всё выяснили, — холодно ответил Иван, глядя сверху вниз на Луку. Лука всмотрелся в его лицо — слишком давно любимые, безнадежно усталые глаза, тени на впалых щеках, от которых Иван казался бледнее, чем обычно — и вдруг почувствовал себя беззащитным под этим стылым взглядом. В голове закрутились слова о том, что виноват, что соскучился, что давай начнем всё сначала, но Иван стоял перед ним, скрестив руки на груди, и Лука понял, этот бред он даже слушать не станет. Тогда Лука шагнул вперед, провёл пальцами по скуле и согласно кивнул: — Выяснили, только вот ещё осталось найти способ выбросить тебя из памяти. Он аккуратно убрал назад отросшую чёлку и потянулся поцеловать ту самую морщинку меж бровей. Иван остолбенел, даже, кажется, перестал дышать, глядя на него странным взглядом, но руки зажили отдельной жизнью, одна удобно пристроилась в волосах, вторая скользнула под куртку, прижимая к себе неуверенным жестом. И Лука подумал, что кончит от этих неуступчивых губ, которые он сейчас осторожно пробовал на вкус. Слащавая песенка про любовь, несколько последних месяцев звучащая, кажется, из каждого утюга, заставила Ивана скрипнуть зубами и неохотно выпустить его из объятий. — Да, любимая. Вот собрался позвонить, однако ты опередила, как всегда. Конечно, соскучился. Да, скорее всего послезавтра. Да, помню, что обещал. Но, мало ли что, вдруг я получу травму. Конечно, постараюсь… — Иван, взглянув на Луку, притянул к себе так близко, что они почти соприкоснулись носами. — Да, я уже собирался лечь спать. Да, я помню, что должен отдыхать. И я тебя тоже. Да, и я без тебя. Иван отключил телефон, по губам блуждала какая-то странная болезненная усмешка. И Лука, не выдержав наступившего молчания, робко потянул его за рукав. — Бог каждый день дает нам свободу выбора между добром и злом, черным и белым, любовью и ненавистью. Так почему же мы не можем контролировать свою любовь, почему мы не властны над ней? — сказал внезапно Иван севшим голосом. — Почему, увидев тебя сегодня на пороге собственного дома, я не послал тебя к чёрту? Почему я, расставшись с тобой, всё это время боялся, что сорвусь и, наплевав на всех, нагряну к тебе домой, упаду на колени, и буду умолять вернуться? Он умолк, сверля Луку глазами. — Если бы любовь зависела от нашей воли, она бы тогда не была любовью, — хриплым шепотом ответил Лука, потом, помолчав, добавил, — Знаешь, я хочу сказать, что влюблён в тебя, как мальчишка. До сих пор влюблён. Иван улыбнулся, и Лука подался ещё ближе, вжимаясь в тело, срываясь на стон, когда сухие губы накрыли ему рот. Они целовались так, словно завтра должны были умереть, словно боялись, что это могло оказаться их последним поцелуем. У Луки перехватило дыхание, но он был не в силах оторваться от Ивана, дурея от судорожно вцепившихся в плечи дрожащих пальцев. И лишь «Хочу, хочу тебя» колотилось где-то в горле.***
Ловя чувство дежавю, Лука остановился на пороге спальни, тоже боясь оказаться на семейном ложе. — Нет, —покачал головой Иван, без слов поняв заминку. Не говоря больше ни слова, толкнул Луку на кровать, и тот охнул, задыхаясь от вмиг вспыхнувшего желания дотронуться до горячей кожи, ощутить на себе вес восхитительного тела. Вдруг на задворках сознания мелькнула мысль, что завтра же Иван должен выйти против «Севильи». Он упёрся руками в грудь: — Подожди, а как же игра? Ты будешь сонной мухой ползать по полю. Иван прервал поцелуй, разглядывая в полумраке его лицо: — Последние матчи я всё равно сижу на скамейке. Как-нибудь выдержу те десять минут, что отводит мне Лучо. В голосе прозвучала горечь от обиды, и Лука прижал к себе, утыкаясь носом куда-то в ключицу. — Перестань, — Иван обвёл мочку языком, — не надо меня жалеть. Ласковые губы спустились требовательными поцелуями на шею. Лука вцепился в ладонь, теплую, чуть шершавую: — Послушай, ведь у нас с тобой нет ни презервативов, ни смазки… — Эй, Казанова, а как же сто и один способ занятий любовью? Лука тихонько хихикнул, услышав порядком подзабытое прозвище.***
— Спи, я на тренировку. Лука почувствовал сквозь сон дыхание Ивана в своих волосах. Не открывая глаз, поймал руку, прижал к щеке: — Не уходи, пожалуйста. Иван послушно лёг рядом. Лука, не в силах оторваться от тонкого изгиба его шеи, прижался к нему, и Иван фыркнул: — Ты же понимаешь, что если ты меня сейчас не остановишь, потом я уже не смогу уйти. Лука жалобно выдал: — Надолго? — Часа через четыре вернусь.***
Воткнув наушники, Лука пританцовывал на кухне, подпевая в такт песни. Вдруг, затылком почувствовав на себе пристальный взгляд, резко обернулся: Иван, прислонившись к косяку, неулыбчиво глядел на него потемневшими глазами. — Что случилось? — осторожно окликнул Лука, коснувшись плеча. Иван устало вздохнул. — Ничего не случилось. Всего-то навсего, хочу всегда вот так возвращаться домой. К тебе… «Не буду про это думать. Иначе сойду с ума. А этого я сейчас хочу меньше всего на свете» Лука подошёл к столу, поставил тарелки на стол, отвернулся к плите, стараясь держать себя в руках: — Мне уже скоро пора уезжать. — Сегодня?! Нет! — Иван изменился в лице, притянул к себе, не удержавшись, погладил по волосам. — Я поеду в Севилью завтра. Останься ещё на одну ночь.Март 2016
За окном автобуса, везущего хорватскую сборную на матч в Осиек (5), лил дождь. Серое небо стремительно темнело. Лука, зевнув, положил голову на плечо сидевшего рядом Ивана, и вдруг поймал на себе пронзительный непримиримый взгляд Ковачича. Иван, сползая чуть ниже, чтобы Луке было удобнее, зарылся носом в макушку, и тихо прошептал на ухо: — Всё это как-то странно. Мы его чем-то обидели? Лука замолчал, не зная какой придумать ответ. На ум ничего не приходило, и лишь скулы ощутимо покраснели, а дыхание стало глубже, когда всплыло воспоминание, которое он так прилежно забывал — раздевающие маслянистые глаза и лихорадочный похотливый шепот. Вечером раздался стук в дверь. — Запахнись хотя бы, бесстыдник, — рассмеялся Иван, неохотно выпустив Луку из своих объятий. Лука насмешливо сморщил нос, но всё-таки наклонился за валявшимся на полу одеялом. Матео на несколько секунд неподвижно застыл на пороге, очевидно заметив и сдвинутые кровати, и небрежно перекинутую через спинку стула одежду, затем перевёл глаза на полуобнаженного Ивана и зло спросил: — Как долго вы вместе? Иван по-кошачьи потянулся всем телом, и приветливо улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок. Лука с вызовом вскинулся: — Это не твое дело. — Не мое? — Ковачич захлебнулся от обиды, шагнул к нему, всматриваясь в лицо. — Тогда почему ты хотел меня, там, в клубе, на дне рождения Тони? — Почему, Лукита? — внезапно за спиной раздался громкий, почти веселый голос. Лука перепуганно обернулся и невнятно забормотал: — Я смотрел в зеркало на наше с ним отражение, но искал там тебя. Он пах тобой. Твоим одеколоном. Но он не был тобой. Его руки не были твоими руками. Прости меня. Я прогнал его. — Не ври, Модрич. Меня Рамос прогнал, а сам остался. С тобой остался. Я был у двери… и слышал, что ты ему предлагал. — Неправда, — в голосе Луки зазвучало неприкрытое отчаяние, он зажмурился на мгновение. — Спроси у Серхио. — Убирайся! — Лука испуганно вздрогнул, но Иван уже распахнул дверь перед Матео. Тот испуганно отпрянул и выскользнул за дверь. — Я не изменял тебе. Иван закрыл Луке рот теплой ладонью. — Не надо, не хочу ничего слышать, — пробормотал он. — Ты был волен делать что угодно. И не обязан был соблюдать целибат, равно как и хранить мне верность. — Но я все-таки хранил, — в последней фразе Луки прозвучал немой вопрос. Иван притянул к себе. — Я тоже. Мне тоже никто не нужен, кроме тебя. Я тебе это сразу сказал. И я не собираюсь терять тебя из-за глупой ревности. Он коснулся его губ, сминая их в жарком поцелуе. Лука подался навстречу, плавясь в любимых руках, царапнул соски, огладил спину, ягодицы, с сожалением прервал поцелуй, — Пойдем, — не выпуская из объятий, потянул в кровать. Лука мучил Ивана неторопливыми движениями, заставляя бедра дрожать, как под током, нежно, с оттенком робости ласкал языком член. Иван громко застонал, и срывающимся голосом попросил: — Возьми в рот, пожалуйста. И Лука послушно наклонился, сильнее сжал опухшие от поцелуев губы, слизнув солоноватую смазку, вобрал так глубоко, что Иван всхлипнул и вцепился в длинные волосы. Тело сотрясала дрожь, руки зарылись в волосы, перебирая пряди, длинные ноги приглашающее раздвинулись, и у Луки зазвенело в ушах, когда он стал растягивать непослушные мышцы. Влажный скользкий вход поддавался с трудом, и он осторожно обвёл покрасневшие края чуть растянутой дырочки. Он еще слышал, как под ним задыхался от наслаждения Иван, снова и снова повторяя его имя. Но по телу уже пробежала горячая волна, заставляя поджимать пальцы на ногах. — Мой, — донёсся до него хриплый шёпот, заставляющий терять остатки разума, и Лука, вцепившись в длинные волосы, опустошенно застонал, кончая.Июнь 2016
— Как там Чарли? — Иван сидел на подоконнике, обхватив ноги руками и уткнувшись подбородком в колени. Лука подошёл к нему, легко мазнул губами по кончику носа, заставив того смешно наморщиться. — Жить будет. Голова разбита, но рана вроде бы уже начала затягиваться, — он нахмурился. — Приятно осознавать, что Ведран (6) повёл себя, как настоящий мужик, но Чачич должен был его заменить. Иван невесомо провёл по щеке, и на губах заиграла слабая улыбка: — Ох, Лука, а ты сам ушел бы с поля? Лука, хмыкнув, отрицательно качнул головой, потом прижался лбом ко лбу: — Ты прав, естественно, нет. И ты бы не ушел. Я же помню, как ты с температурой (7) играл. Телевизор, висевший на стене, забормотал: «…Весьма посредственный футбол первого тайма расцветил удар хорвата Луки Модрича, играющего ныне за мадридский «Реал». Он, не дав мячу приземлиться за пределами штрафной, пробил с лета и получился гол-красавец: мяч по замысловатой траектории ударился об землю и после отскока пролетел под рукой упавшего голкипера, Волкана (8)…» Дождь, моросивший всю игру, и не собирался заканчиваться. Пахло мокрым асфальтом. Капли барабанили по стеклу. Влажный ветер через приоткрытое окно ласково трепал их волосы. Иван отвёл прядь волос от лица Луки, наклонился, поймал губами губы. — Хватит, ты сводишь меня с ума, — умоляюще прошептал Лука, разрывая объятия. Иван поднял на Луку сияющий взгляд: — А давай сбежим. Мы же, думаю, заслужили немного свободы после сегодняшней победы.***
Сгущались сумерки. Внизу, по тротуарам, плыли разноцветные круги зонтов. Свет фонарей отражался в лужах, как в зеркалах. Лука, подумав мгновение, согласно кивнул, и они, крадучись, вышли из номера в сырой июньский вечер. Город укутал их пеленой дождя. Они гуляли под одним на двоих тёмно-синим зонтом по мощеным извилистым улочкам, вдоль уютных двориков, маленьких магазинчиков с намокшими шторами-маркизами над входом, увитых плющом деревянных окон, выкрашенных когда-то белой краской. Впитывали в себя приглушенные краски Монмартра, взлетающий в небо французский аккордеон со своим неизменно-вечным «Sous le ciel de Paris», оседающий ванилью на губах горячий шоколад, ароматный кофе с корицей, любовались золотой от огней Сеной, и корабликами, снующими по ней туда-сюда, смеясь, ловко уворачивались от брызг проезжающих мимо автомобилей… — Я понял, чем знаменит Париж, — хрипло пробормотал Лука, вскользь касаясь губами влажного виска. — Иллюзией счастья…***
Франция — родная для хорватской сборной страна. Именно здесь в 1998 году шашечные под руководством главного тренера Мирослава Блажевича сенсационно разгромили в четвертьфинале сборную Германии. В полуфинале угодили на хозяев турнира, проиграли им, но, не опустив руки, победили голландцев, финишировав на третьей ступени пьедестала почета. Штимац, Билич, Бобан, Шукер, Асанович, Просинечки — легенды хорватского футбола, которые заманили на футбольные поля сотни упорных мальчишек с разбитыми коленками, сделали для них игру не простым увлечением, а повальной манией. — Как вы думаете, нам по силам это повторить? — Чачич оглядел стоявшую перед ним хмурую команду. — Мне кажется, что в наших силах свернуть горы и взойти на футбольный Олимп. Ничья с командой Чехии и два забитых мяча в ворота чемпионов Европы давали хорватам ощутимый шанс на победу в дальнейшем. Вечером к ним номер постучался Дарио: — Парни, давайте посмотрим на ситуацию объективно. Сборная Португалии сильнее нас — это неоспоримый факт. У них в команде второй игрок мира. Но мы же можем совершить невозможное? Даже не имея нормального тренера. Мне важно знать, что мы сделаем все возможное для этой победы. Вы сделаете все возможное… Лука успокаивающе положил ему руку на плечо: — Да, капитан, мы выложимся на все сто. Даже не сомневайся. Увы, реальность оказалась к ним слишком сурова. Маленький стадион в Лансе всю игру сотрясали агрессивные выкрики болельщиков. Сборную Португалии на этом Евро откровенно не воспринимало, наверное, большинство. Кому-то португальцыИюль 2016
«Неизвестные атаковали виллу, где вместе семьей отдыхал полузащитник «Барселоны» и сборной Хорватии Иван Ракитич. Для семейного отдыха футболист решил выбрать роскошную виллу на острове Углян в центральной части Хорватии. Однако накануне вечером шестеро неизвестных камнями забросали дом, разбив в нем окна и повредив двери. После нападения нападавшие скрылись в неизвестном направлении. К счастью, Ракитич и члены его семьи не пострадали. Однако сразу после инцидента они решили покинуть остров. А теперь к другим новостям…» Лука некоторое время в оцепенении сидел перед телевизором, безуспешно пытаясь вспомнить, где валялся телефон. Наконец отыскал его, раз за разом набирая знакомый номер, и снова слышал в ответ спокойное «Абонент недоступен». Под вечер телефон ожил сообщениями, что абонент в сети, и долгожданной смс-кой «Всё нормально. Извини. Позвоню позже». Это позже наступило только на второй день, когда Лука готов уже был бросить всё и отправиться к нему, правда, неизвестно куда. Он обычно не отвечал на звонки с незнакомых номеров, но сейчас что-то заставило его это сделать. — Алло, Лука, добрый вечер, — прозвучал в трубке усталый голос, который он узнал бы из тысячи. — Что с тобой? Где ты? Вы не пострадали? Почему не отвечал? И почему у тебя новый номер? — Лука обеспокоенно сыпал вопросами до тех пор, пока Иван, с трудом умудрившись вклиниться в маленькую паузу, не рявкнул: — Модрич, помолчи, пожалуйста. Все нормально, никакого покушения на нас не было. Это Ракель. — Что-о? — Лука умолк, переваривая информацию. — Я не говорил тебе, но тогда, в феврале, она пересмотрела видео с камеры наблюдения, увидела, что ты был у нас в гостях. Выяснила у Хосе (это наш охранник), что он пропускал только Пике и устроила скандал. На Углян мы поехали с её родителями, сестрой и зятем. Ко мне в гости приезжал Праньич, и мы с ним просидели в кабаке всю ночь. Знаешь, потому что не очень хотелось, — Иван умолк. — Идти домой? — Да… Я вернулся на виллу под утро. Я не хотел уезжать, тем более что ты обещал приехать. Она сказала, что тебе здесь делать нечего. Что мы будем таскаться по ночным кафешкам, а ей придется сидеть дома с детьми. Мы разругались, и она разбила очередной мой телефон. — Принц поцеловал свою невесту, и жили они долго и счастливо… Разве не так должны заканчиваться все сказки, подобные твоей голливудской истории любви? Иван невесело рассмеялся: — Подъебываешь? — Ага, подъебываю… — согласился Лука. — Ты только не злись на меня. Однако на фото в инстаграме вы не выглядите несчастными… «No one will be able to remove our smile (9)» — О, — горько протянул Иван, — там мы действительно показываем публике идеальную жизнь. И счастье, которого у нас нет. Постим свои фотографии чуть ли не каждый день. Признаемся в любви, хотя отношения далеки от идеала. Лука прикусил губу, невольно соглашаясь: — Да, мне это тоже знакомо. Он устало закрыл ладонями лицо, прислушиваясь к неровному дыханию Ивана. «С кем ты там разговариваешь?» — донёсся до него звучащий издалека женский голос. Иван на том конце провода тоскливо вздохнул: — Лукита, я хочу увидеть… — Что? — Я хочу увидеть нас счастливыми.