The easy way Is not the way my life will take Because the limit is the sky The easy way Is not the way that I can take My life's in pieces half the time Dancing on a razor blade Break the ice but never break Where the time meets destiny Take your chance and come with me
Январь 2018
Футбол — это игра, которая не терпит страха и вознаграждает тех, кто рискует. Она проста и понятна. В нее можно играть почти везде. И всё, что на самом деле нужно, это мяч. Вот мяч, вот ворота, и у тебя есть девяносто минут на то, чтобы стать героем. Но в этой игре, как и в любой волшебной сказке, легко превратиться в тыкву. Нереализованный пенальти, так не вовремя полученная красная карточка, и ты становишься козлом отпущения, сталкиваешься с ненавистью тех, кто еще вчера боготворил тебя. Увы, современный футбол — это, прежде всего, большие деньги, бизнес, целая индустрия, в котором культовые фигуры могут запросто стать разменной монетой в закулисных интригах сильных мира сего. Атмосфера вокруг сборной Хорватии с легкой руки журналистов давно считалась шизофреничной. Vatreni бойкотировались болельщиками и прессой. В чём только не обвиняли игроков: эгоизм, лень, звездная болезнь, трусость, сосредоточенность на клубной карьере — и это лишь малый перечень возможных грехов шашечных! Лука вряд ли когда-нибудь сможет забыть растерянные глаза Ивана, который прочитал в одной газетёнке, в которой его сравнили с «оленем, застрявшим перед фарами автомобиля». Да и сам Лука превратился из героя нации в её изгоя, соучастника преступления. Его появление в Хорватии сопровождалось выкриками, и «сукин сын», пожалуй, самое безобидное из них. Лука привык улыбаться ненавидящей его толпе, приучил себя не замечать в ней разгневанных лиц, еще недавно встречавших его радостными воплями, свыкся с прожигающими насквозь взглядами. Расистские выкрики, нацистская символика на газоне, фанатские драки и брошенные на поле файеры, и всё это для того, чтобы привлечь внимание мировой общественности к своей внутренней войне, к единственному врагу, против которого болельщики даже враждующих клубов готовы были выступать единым фронтом. И имя этого врага — Здравко Мамич, который приобрел колоссальные рычаги влияния на весь хорватский nogomet, и такую же колоссальную ненависть всех страстных поклонников футбола. А стоявший перед Лукой нынешний президент хорватской футбольной федерации Давор Шукер, бывший великий форвард, лучший бомбардир в истории сборной, воспринимался теперь не иначе, как марионетка Мамича, покрывающая его грязные делишки и как меркантильный скряга, которого интересовали только деньги. — Госпожа Президент, Модрич — это игрок, который является краеугольным камнем в игре всего коллектива, — слащаво улыбаясь, Шукер, буквально вцепившийся в руку Луки, потянул его поближе к Колинде Грабар-Китарович. Его пристальный холодный взгляд вынуждал Луку следить за своими словами, и даже жестами. Он силой заставил себя взять в руки, сдерживая тяжелый вздох. — Господин Шукер, я страстная фанатка футбола, — в глазах Колинды мелькнули и пропали смешинки, — и турниры с участием сборной Хорватии стараюсь посещать лично. Мне ли не знать, как играет господин Модрич?! К тому же, я сегодня лично вручала ему награду как лучшему футболисту года (1). Лука скованно улыбнулся, кивнув в сторону столика прессы: — Боюсь, госпожа Президент, многие из них с Вами не согласятся. Они ненавидят меня. Чего стоит та последняя статья в «Večernji list», в которой меня прямо назвали предателем и задались вопросом: «А имею ли я моральное право быть капитаном сборной?» — Лука на мгновение замолчал. — После этого я перестал читать эту газету. Её карие глаза с интересом рассматривали его, и, кажется, заметили и его неловкость от официальной обстановки, и слишком уж (и Лука нервно провёл по волосам) взлохмаченную прическу. Затем Колинда материнским жестом притянула его к себе и обняла: — Я Ваша давняя поклонница, Лука. Вы же разрешите мне называть Вас по имени?! — прошептала она на ухо. — Жизнь ломает сильнейших, чтобы они могли доказать, что могут подняться. Но я верю, что люди, в конце концов, отделят зерна от плевел. Они вспомнят, что Вы лучший игрок нашей сборной, и перестанут смешивать футбол и политику. Кстати, — в её мягком голосе появились сочувствующие нотки, — очень плохо, что Вы не читаете газет. Там же было опубликовано письмо болельщиц, в котором они просили Вас не сдаваться в память о вашем погибшем дедушке (2) Лука сглотнул внезапно подступивший к горлу ком. — Жизнь ломает всех, Лука. И тут главное — оставаться Человеком. Некоторое время они серьёзно смотрели друг другу в глаза, но пауза затянулась, повисло молчание, и Лука, неловко усмехнувшись, вежливо откланялся и отошёл. Взгляд осторожно скользнул по залу в поисках Ивана и нашёл его в компании парней из сборной. За весь вечер, под недремлющим оком Ракель, Иван ни разу не посмотрел на него. Лука пристально вгляделся, заметив и тёмные круги под потускневшими глазами, и вымученную улыбку, и отсутствие привычной, бьющей фонтаном энергии. Он устало покрутил в руках бокал выдохшегося шампанского, которое продержал в руках весь банкет. Жизнь ломает всех. Главное — выстоять… Пожалуй, это относилось и к ним двоим… И вновь ощущение беспомощности накрыло с головой. Конечно, уже давно пора бы перестать обманывать себя и просто принять, что они никогда не будут вместе потому, что нет на свете ничего более бессмысленного, чем иллюзия, заставляющая поверить в невозможное и из-за этого сводящая с ума. Жизнь ломает всех. Но смогут ли они выстоять?! Да, они всегда были рядом, когда приезжали на сборы, они встречались два раза в год на Класико. Изредка им неимоверно везло, и они, под вспышками фотоаппаратов, пересекались ещё и на встречах, подобных сегодняшней, ловя на себе любопытные взгляды праздной публики и профессиональные — журналистов, рассматривающих их как под микроскопом. Иван подался вперед, и грубовато поцеловал, держа его лицо в ладонях. Горячее прикосновение разлилось по телу волной возбуждения, отзывающейся ноющим желанием в паху… Лука потряс головой, силой выбрасывая эту картинку из сознания. Словно прочитав его мысли, Иван резко развернулся на носках, скривил губы в мимолетной усмешке и незаметно кивнул в сторону двери. Серебристый мерцающий свет луны, разлившись по покатым черепичным крышам, рассеял темноту на открытой террасе. — Вот это да! Какая огромная! — восхищенно пробормотал Лука. — Где-то недавно я такую уже видел! Иван повернул к нему бледное лицо: — В фильме «Брюс всемогущий», где главный герой привязал её к балкону, зажег для любимой на небе яркие звезды, а потом они отправились в спальню заниматься любовью. Тишина, отрезавшая их от толпы, казалась неестественной. — Любовью… — мечтательно протянул Лука, а потом покосился на Ивана и вздрогнул: ему показалось, что в странно посветлевших глазах заблестели слезы. Но нет, это всего лишь холодный лунный луч упал на его лицо. — Как жалко, что время нельзя повернуть вспять, — тоскливо сказал Иван. — Отмотать бы жизнь лет на десять. И сбежать. Лука, чувствуя предательскую слабость в ногах, взглянул на него исподлобья: — От меня? Иван внезапно расхохотался, да так, что слезы всё-таки навернулись в уголках глаз. Лука растерянно вслушался в громкий безрадостный смех, затем понимающе хмыкнул и поймал его за тонкие запястья, пытаясь удержать от истерики: — Что с тобой происходит? Если я сделаю всего один шаг вперед, то смогу коснуться его губами и стереть слёзы… — Мы с тобой два идиота, пойманных в ловушку, — почти беззвучно уронил Иван и болезненно сморщился. — Ты знаешь, как ведут себя отвергнутые женщины? Женщины, которые поняли, что они не нужны? Лука пожал плечами: — У нас все в прошлом. К тому же (я тебе много раз говорил про это), Ваня всегда знала, что я её не люблю, — вежливо напомнил он, не сводя с Ивана глаз. Тот помолчал, обдумывая, как бы помягче выразить неприятную мысль: — Я на самом деле был готов влюбиться в неё. Вновь наступившая мертвая тишина, нарушаемая лишь оглушительными ударами сердца и прерывистым дыханием, зазвенела в ушах. Чертова луна, зачем она так ярко светит?! Лука провёл ладонью по лицу, желая спрятаться от самого себя. Он почувствовал себя страшно задетым. Но не произнёс ни слова, лишь сжал кулаки в надежде сохранить спокойствие. Лунный свет раскрашивал снег искрящимся голубоватым светом, рисуя на нём странные картины из теней. — Как же здесь тихо и красиво, — задумчиво протянул Иван, а потом повернулся, явно желая определить по лицу Луки, что он думает, и, словно поняв, сильно стиснул ему ладонь. — Я бегал за ней, по-другому и не скажешь, семь месяцев, потому что упорно не хотел признавать своё поражение. Наконец, она согласилась пойти со мной на свидание. Моя настойчивость убедила её в том, что у меня серьёзные планы в отношении нашего с ней будущего. Я заставил её думать, что у неё есть со мной шанс. Но проблема была в том, что после того как я заставил её поверить мне, я так и не смог полюбить. Я заботился о ней, дарил подарки, делал комплименты, выполнял любое желание… И каждый день, каждую минуту понимал, что я люблю не её. И, пока я запутывался в этой лжи, она, наверное, влюблялась в меня. Я не обманывал, я никогда не изменял ей с другими женщинами, — голос его сорвался, и Лука снова услышал в нём нарастающее отчаяние. — Я не знаю, когда и как она поняла, что я не люблю её, но она обижена, и поэтому злится на меня, мечется в поисках доказательств моих измен, делает глупости, изредка на грани фола. А недавно вполне серьёзно заявила, что в случае развода не отдаст мне дочерей. Увы, но судьи в Испании чаще всего оказываются на стороне граждан страны, и отцу-иностранцу могут отказать в опеке. — Я не знал, что у вас дошло до этого, — неуверенно начал Лука. — Ты ни разу… — Конечно, ты не знал, — согласился Иван, и в его голосе не было упрека, только констатация факта. А ещё безропотность и всепрощение. Ты знаешь меня лучше, чем я сам себя… Это пугает… Иван, чуть склонив голову, рассматривал Луку: — Что ты почувствовал, когда я сказал, что мог полюбить Ракель? Ревность и злость на меня? Я угадал? Лука покаянно кивнул. Они были вместе уже одиннадцать лет. И он тоже мог много чего рассказать про Ивана. Тот добр, честен, говорил на пяти языках, любил серый цвет, всегда был готов выслушать, и точно знал, что Лука Модрич — грёбаный эгоист, не удосужившийся практически ни разу за последние два года поинтересоваться его семейной жизнью, с удивительной ловкостью обходя неудобную тему. — Почему ты мне ничего не говорил? Иван отвёл взгляд: — Не хотел лишний раз напоминать тебе о ней. Берёг мои чувства… Лука отчаянно стиснул зубы, пытаясь справиться с подступившими к глазам непрошеными слезами. Я не могу понять, чем я заслужил такую бескорыстную любовь… Да, вероятно, я и не заслужил… — Прости меня, — наконец выдавил он, и Иван изменился в лице. — За что? — За то, что разрушил твою жизнь. Мне надо было отойти в сторону давным-давно, — севшим голосом ответил Лука. — Если бы не я, у вас с ней всё было бы хорошо. Я виноват перед тобой. Но Иван вдруг дёрнулся, как от удара хлыста, выдержал недолгую паузу, неверяще разглядывая его, и Лука увидел в потемневших глазах злой блеск. — Какая отличная мысль… — прошипел Иван. — Ты тоже хочешь ударить меня? Знаешь, ты кто? Самый настоящий… — Я думаю, что нам пора в гостиницу, — голос за спиной раздался так неожиданно, что они вздрогнули. — Я устала от этого шума, и у меня страшно болит голова… Ракель уставилась на них с неприкрытой ненавистью, и пальцы Ивана дрогнули в его руках. — Мы не можем уйти, до конца мероприятия больше часа. Она рассерженно топнула ногой: — Я хочу немедленно! Дверь бесшумно распахнулась, пропустив слегка запыхавшуюся Ваню. «Только этого еще не хватало» — мысленно простонал Лука, но жена удивила: — Ракель, вот ты где. Пойдем, выпьем ещё по бокалу. Они давно не виделись. Пусть поговорят. Маури, прищурившись, вскинула вверх острый подбородок. — Поговорят, — ледяным голосом протянула она, — а может, и поцелуются. Во взгляде Вани мелькнул тщательно скрываемый страх, и Лука увидел, как мелко задрожали пальцы, поправляющие прическу. — Что ты такое говоришь? — в её лице, и без того очень бледном, теперь, кажется, не осталось ни кровинки. — Матерь Божия, да открой уже глаза, — высокомерно ответила Ракель. — Тебя не удивляет их слишком пылкая, хмм, дружба? Все эти объятия перед играми, комментарии в инсте со смайликами-поцелуйчиками… и общий номер во время игр сборной на протяжении одиннадцати лет. Иван передёрнул плечами, на скулах его заходили желваки. Лука не сводил глаз с побелевшего лица, с ужасом замечая, что хвалёная железная выдержка явно начала давать сбой. — Оказывается, моего муженька, — Ракель небрежно кивнула в сторону Ивана, — подозревали в гомосексуализме. Жаль, что я про это узнала слишком поздно. А прошлым летом дочка призналась мне, что видела, как они целовались на Камп Ноу. — Хватит! Закрой рот! — вдруг рявкнул Иван, — ты тогда довела девчонку до нервного срыва. Я вынужден был придумать себе травму, бросить сборную и вернуться домой. Их взгляды скрестились, будто острые ножи, еще чуть-чуть, и полетели бы искры, но Ракель скрестила руки на груди и холодно отчеканила: — Через пять минут мы уходим. Или можешь не возвращаться вовсе. И ты знаешь, что тогда будет, — она подхватила Ваню под руку. — А мы пока выпьем по бокалу шампанского. Лука молчал, с трепетом наблюдая, как глухо простонал Иван, опустив плечи под тяжестью непосильного бремени, с усилием надавил на виски в тщетной попытке успокоиться, потом неожиданно мягко улыбнулся: — Я люблю тебя. И ты ни в чем не виноват, запомни это. Но мне действительно пора. В небе ярко горели равнодушные звезды, освещая засыпающий Загреб. Не виноват?! Разве?! Я не хотел, чтобы наши отношения заканчивались, и старательно отворачивался от проблемы… избегал разговора о конкретных вещах… обходил тему брака…ревновал, как и она… Лука незряче уставился на раскинувшийся внизу город. На него вдруг навалилась страшная апатия. Вечер превратился в пытку. Мысли сами собой свернули в русло, которого Лука вот уже который год всячески старался избегать, отчасти из-за суеверия, отчасти из-за того, чтобы не свихнуться. Запомни… его счастье в будущем зависит и от тебя… Он яростно ударил кулаком по мраморным перилам террасы, разбив при этом в кровь костяшки пальцев. — Что ты имела в виду, старая ведьма… Неужели то, что нам надо расстаться… ради его малышек?! — Журналисты наделали огромное количество фотографий, которые украсят обложки завтрашних газет, — тонкая рука жены легла на плечо. — Лучший футболист Хорватии в лунную ночь со своим другом. С другом и его женой. Вы должны вести себя осторожнее. Кривая ухмылка растянула его рот, несмотря на то, что онемевшие мышцы лица почти не слушались. Он перехватил холодную руку, поднёс к губам и поцеловал: — Я думаю, что сейчас они сделают еще одну. Лучший футболист Хорватии со своей любимой женой. Она поморщилась: — Прекрати, пожалуйста, ёрничать. — Извини… — горько выдохнул он, выпустил её руку и сделал шаг назад. — Ну, у тебя получилось успокоить его жену? Ваня, слегка подрагивая от холода, закуталась в легкую шелковую накидку и ответила дрогнувшим голосом: — Я бы могла спросить у тебя, почему за ваш идиотизм должны расплачиваться другие, — умолкла на мгновение, и Лука с вызовом вскинулся, но она опередила его. — Но не спрошу, потому что, да, с трудом, но я поняла, что это не глупости. — Как ты поняла? — Он, ожидая подвоха, уставился на жену с растерянностью, и Ваня, заметив этот взгляд, закатила глаза: — По инстаграму Ракель (3). Она тоже несчастна…***
Безликий номер-люкс самой дорогой гостиницы Загреба встретил их долгожданной тишиной. Ваня, сидя в кресле, нервно крутила обручальное кольцо: — Я так устала. Не возражаешь, если я что-нибудь выпью? Лука налил в низкий широкий стакан тёмной, как пережженная карамель, пахучей жидкости, настороженно хмыкнув, увидев, как жена одним глотком опустошила содержимое, затем откинулась в кресле и прикрыла веки. — Знаешь, — криво усмехнулась она, по-прежнему не открывая глаз, — ещё вчера я бы не начала этот разговор, потому боялась бы того, что станет в разы хуже. Но сегодня, посмотрев на Ракель, я поняла, что он необходим, как единственный вариант для сохранения дружеских отношений между нами. Плесни-ка еще, — она снова протянула ему стакан, наконец-то встретилась взглядом, и, набрав в грудь побольше воздуха, быстро произнесла, — я хотела бы перед тобой извиниться. Лука удивлённо вскинул брови и открыл было рот. — Не перебивай меня, — Ваня протестующе подняла вверх руки, и Лука с тревогой заметил, что её пальцы все так же дрожали. — Да, я хотела бы извиниться. Я люблю, то есть, любила тебя… - торопливой скороговоркой поправилась она. — Я думала, что добилась того, чего хотела, выйдя за тебя замуж. Конечно, я надеялась на лучшее, но не вышло. Так бывает, и очень часто, увы. Однако я смогла посмотреть правде в глаза, и увидела весьма неприятную для меня картину. Даже если мы будем продолжать жить вместе, ты все равно будешь любить его… Он никуда не денется из твоего сердца. По ее лицу всё-таки покатились крупные слезы: — Знаешь, пока я не знала про него, я всё думала: почему я тебе не нравлюсь? И что мне надо исправить, чтобы понравиться тебе? Худшее, что только можно представить, это позволить влюбиться и не ответить взаимностью. Она надолго замолкла, глядя на Луку так, что он почувствовал себя очень неуютно. Он прекрасно понимал, что виноват не меньше, что морочил ей голову, и он не знал, что ответить своей жене. — Мне страшно, потому что между нами ничего нет, совсем ничего. Нет любви, нет ненависти… — Ваня смахнула солёные дорожки, — лишь дети. Но они растут так быстро. Ты хороший отец, Лука, и они всегда будут любить тебя. Но скоро они поймут, что мы не любим друг друга. Так что, мы должны расстаться. Нам надо исправить самую большую ошибку в своих жизнях. И я всё ещё хочу найти мужчину, ради которого мне бы хотелось возвращаться домой. Того, кто будет любить меня… — Ты не права, — Лука запнулся, не зная, как правильно сформулировать то, что вертелось у него на языке, — говоря, что между нами ничего нет. Ты мой агент, помнишь? А ещё наша дружба? — Ну, ты и эгоист, Модрич! — Ваня, странно улыбаясь, как будто ей и больно, и, одновременно, смешно, посмотрела на него из-под полуприкрытых глаз. — Наверное, я последняя, кто тебе это говорил. Значит, сначала агент, а потом друг?! Ну-ну! И как он терпит тебя всё это время? Лука, видя подрагивающую на её губах полуулыбку, снова осознал, что она единственная женщина на свете, с кем он мог откровенно поговорить. Он опустился на пол около её ног. Холодные дрожавшие пальцы жены тотчас зарылись в его волосы: — Ты всегда был таким. Тебе, сколько я тебя знаю, всегда хотелось сбежать от проблем, и сосредоточиться лишь на приятных вещах. — И тут появилась ты, которая с радостью повела меня по ухабам житейской дороги, — подхватил он. — Ты, которая старше меня на три года, и умнее на целую голову. Ваня легко дернула его за прядку: — Не очень-то вежливо напоминать женщине о ее возрасте. Лука прижал её ладонь к своей щеке: — Да я вовсе не твой возраст имел в виду. Ты тоже прости меня, пожалуйста. Но я рад, что ты осталась тогда со мной на ночь. И это уж точно была не ошибка. У нас с тобой отличный сын и прекрасные малышки. Потом они сидели молча. И Луку не покидало странное ощущение, что ещё один период жизни подходил к своему логическому завершению, а вот сможет ли начаться новый — было неясно. Впереди его пока ждала неизвестность. Он пристально вгляделся в лицо жены: — Как ты думаешь, у нас ещё получится начать счастливую жизнь? Ваня в ответ задумчиво кивнула: — Конечно, Лука. Даже не сомневайся…