And I've been waiting here for you to come around And it's not about forgiveness Cause it's all about the love anyhow We were born to fly To reach beyond the sky To carry on forever after You and I
Май 2018
— Подожди, выслушай меня. — Да пошел ты, — Иван зло дёрнул плечом, сбросив руку Луки. — Себя лучше пожалей, а мне твоя жалость ни к чему. Лука толкнул дверь гостевой раздевалки, под пристальным взглядом Серхио упал на лавочку и застыл на месте. Вся энергия, которая поддерживала в течение первого тайма, покинула его, сходя на нет. Однако не ощущалось ничего, даже усталости, и он, чувствуя, что одеревенели мышцы, лишь чуть поморщился. — Ну? — шепотом поинтересовался Рамос. Лука, не открывая глаз, отрицательно покачал головой. — Нет, Златко, я никуда не собираюсь. Я останусь с командой до конца тура… Далич внимательно оглядел Ракитича, явно успев отметить и сникший вид, и посеревшее от явного недосыпания лицо, но ничего не сказал. Vatreni в последнее время столь откровенно сдали позиции, что хорватские СМИ наперебой задались вопросом: «А стоило ли вообще выходить в финал чемпионата мира с такой игрой?» Уже два матча хорваты не могли забить, что, учитывая уровень мастерства нападающих, казалось странным. Досталось и Манджукичу, вкатившему в матчах за «Ювентус» лишь три гола, и Калиничу, с трудом запихнувшему за пятнадцать игр единственный мяч в сетку самой слабой команды Италии. Но больше всего грязи, по традиции, вылилось на капитанов, которых обвиняли в том, что играть сборная начинала лишь тогда, когда сильно пахло «жареным». Перед контрольными играми с перуанцами и мексиканцами, наставник сборной оказался между двух огней: Футбольная федерация Мексики при заключении контракта о товарищеских матчах настаивала на звездном хорватском составе, но клубные тренеры Европы, перед финишной прямой и Лиги Чемпионов, и национальных чемпионатов, требовали, чтобы топовые футболисты вернулись в целости и сохранности. Далич после игры с La blanquirroja (1) надумал-таки отпустить ведущих игроков домой. И Лука со скрытым напряжением ждал, как они вдвоем перенесут многочасовой молчаливый перелет в Испанию, но Иван неожиданно решил остаться в Америке, вызвав вздох облегчения и у него, и у Далича. Перед американским туром Лука репетировал речь, сам себя настойчиво убеждая в правильности принятого решения. Расставание будет нестерпимо болезненным, ну, так что с того… Лука пойдет на это ради его принцесс… — Мы должны расстаться, — решительно начал он, всматриваясь во внезапно побледневшее лицо с бесцветными губами. — Надо прекратить все это, потому что… Лука ждал хотя бы вопроса «Почему?», но Иван прищурился, будто разглядывал под микроскопом какое-то неприятное насекомое. — Хорошо… — аккуратно его обошёл, открыл шкаф, свалил вещи в чемодан одной кучей, окинул номер, старательно отводя взгляд, сделал пару шагов к двери и остановился на пороге. — Знаешь, в чем твоя проблема, Модрич? — безжизненно сказал он, по-прежнему не глядя на него. — Ты эгоист… — плотно прикрыл за собой дверь. Лука несколько мгновений просто стоял, сжимая кулаки и глядя в никуда, потом упал на кровать, и зарылся в подушку, хранившую слабый запах иванова одеколона. Его разобрал истерический смех. В кои-то веки он повёл себя не как законченный мудак по отношению к Ивану, а тот обвинил его в эгоизме. Впрочем, Лука был уверен, что поступил правильно. Ведь дети — это цветы жизни***
Пустой коридор Камп Ноу вывел их по чёрной лестнице — пролёт за пролётом — в ночной город. На автомобильной стоянке было пусто. Иван показал в сторону машины, а сам задержался у турникета, что-то выясняя у охранника. До Луки долетело недовольным голосом произнесенное Ракель, и извиняющиеся нотки в голосе Ивана. Пристегнувшись, Иван еще некоторое время сидел молча, плотно сжав губы. Лука исподтишка наблюдал за ним: ему почему-то думалось сейчас особенно важным запомнить каждую пробегающую по его лицу эмоцию. Он впервые не знал, о чём говорить с человеком, с которым двадцать минут назад едва не занялся сексом в пустой раздевалке. — Спросить или… лучше не спрашивать? — настойчиво вертелось у него в голове. Но мысли не желали облекаться в нужные фразы, слова, приходящие на ум, были либо слишком примитивны, либо попросту глупы. Он измучил себя за эти полтора месяца сомнениями, всё было так сложно, что, думалось, еще немного, и он сорвется окончательно. Но Ивану было очевидно гораздо тяжелее, чем ему, и Лука предпочёл помолчать, едва ли не съеживаясь от неловкости. Он отвернулся к залитым неоновым светом улицам вечно неспящей шумной Барселоны, радуясь тому, что скоро они окажутся на северной окраине города в небольшой квартирке, купленной для их редких встреч на чужое имя. Там он просто покрепче прижмется к Ивану, и всё встанет на свои места. По крайней мере, он на это надеялся. — Сегодня день рождения у Дани Алвеса. Жалко, что он ушел из команды. — Что? — Лука вынырнул из своих мыслей и с недоумением покосился на Ивана. Тот насмешливо усмехнулся: — Надо же было нам как-то начать разговор. Чем эта фраза хуже любой другой? Если бы он играл за нас, мы бы вас точно разгромили в очередной раз (4). Лука охотно проглотил наживку: — Вы бы выиграли? С чего это вдруг? Криш уже в первом тайме мог забить два раза подряд. Ваш хваленый Коут ничего не мог с ним поделать, да и Роберто. — О, Серхи! Как там Марсело, кстати, поживает? Сумел ли он оправиться после маленького спектакля, устроенного на публику? Он столь бурно изображал страдания, что мы остались в меньшинстве. — Судья, если честно… — Лука сделал неопределенный жест рукой, как будто не мог подобрать нужное слово. — Признай все же, что Альба сбил Марсело, и должно было быть пенальти. — Ну, кто же поверит пастушку, который ради развлечения кричит: «Волки»?! — рассмеялся Иван. — Вот и Эрнандес не поверил. Хотя, вообще, да, судья — мудак, если ты это имел в виду. Без сомнения, он должен был гнать с поля Гарета, а не Серхи. — Ага, и не засчитывать гол Месси, потому что, согласись, Суарес откровенно фолил. — Справедливости ради, стоит сказать, — с усмешкой признал Иван, — он ошибался в обе стороны. Лука, подумав, лишь кивнул. Они замолчали, и ни один из них не решался вновь нарушить наступившую тишину. — Газеты писали, что «Реал» будет играть вторым составом… — наконец негромко отозвался Иван. — Я думал, что не увижу тебя до июня. Лука в свете фонарей заметил непонятную тень на родном лице, и снова не понял, рад был бы Иван, или нет, если бы он сегодня не приехал. — О, Зидан вчера произнес целую речь. Ведь это Класико, и нужно попробовать обыграть вас, идущих без поражений. К тому же, оно последнее для Иньесты. Заканчивается эпоха, и нам надо бы поучиться у «Барселоны» провожать легенд. Иван, не отрываясь, внимательно смотрел на дорогу: — Из-за чего ты сцепился с Альбой? Лука неловко пожал плечами: — Он спросил действительно ли меня посадят в тюрьму, или это только слухи. Иван тихо чертыхнулся под нос, и Лука потихоньку расслабился, откидываясь на кожаное сиденье. — Что тебе сказала… — машину кинуло в сторону. Иван вывернул руль, бросил мимолетный взгляд на Луку: — Извини, я прослушал вопрос. Лука откашлялся: — Я хотел спросить, что сказал тебе Серхио? Иван громко фыркнул. — Что он колчан со стрелами забыл в раздевалке, но если понадобится, то он затащит меня туда силой, посмотреть на него… — он снова мельком посмотрел на него. — Но, ты ведь не это хотел узнать. Лука повернулся к Ивану, сосредоточенно оглядел, будто пытаясь определить рамки, за которые нельзя будет выйти. Иван сам пришёл к нему на помощь: — Я здорово тогда разозлился на тебя. Настолько, что даже не стал спрашивать о причинах. Злился до сегодняшнего вечера, скорее по инерции, если честно. А сегодня, когда ты бормотал что-то невнятное про жалость, — он нашёл руку Луки, на мгновение сильно сжал её, — я вдруг понял, что ты решил, что мне нужно сохранить семью. Решил за меня… и без меня. Послушай, но ведь нет ничего хорошего в том, что дети видят, что любви между самыми дорогими ему людьми уже нет. Он опять умолк. — Ты сейчас говоришь как моя жена. — Кстати, что у вас с ней? — как бы между прочим уронил Иван. — Мы решили остаться друзьями, живем в одном доме, спим в разных спальнях, наши, хмм, странные отношения длятся уже четыре месяца, — торопливой скороговоркой пробормотал Лука, не отрывая от Ивана взгляда. Иван посмотрел на него с любопытством: — Ее скоро, наверное, канонизируют… — Да, наверное… Лука сморщился, стараясь усилием воли подавить вспыхнувшее чувство вины. Иван тоже замолчал, остановив машину на перекрёстке и наблюдая за светофором. — Люди — странные существа… — после паузы продолжил он, поворачивая во двор. — Всё время за чем-то гонятся, чего-то ищут. А чего искать-то? У тебя жена, которая, если ты не врал, практически идеальна. Чего мы всегда ищем, а, Лукита?! Лука в раздумье пожал плечами. — Ты помнишь письмо, которое мне написал? — невпопад спросил он. — Помню… — грустно усмехнулся Иван. — Господи, тогда мне казалось, что единственной проблемой в наших отношениях будет лишь кто кому будет вставлять. Ну, и ещё две: будут ли у наших родителей внуки, и что о нас подумают окружающие. Внуки есть, друзья о нас знают, но не отвернулись, с сексом мы тоже разобрались. Но проблем меньше не стало. Машина остановилась около огромной многоэтажки, но выходить из неё они не спешили. — Ты писал ещё, что жалеешь, что нет таблеток от любви. — Я жалею, — очень серьезно ответил Иван. Лука почувствовал, как холодеют его ладони. Он сделал долгий вздох, стараясь привести дыхание в норму. Иван поймал его руку, поднёс к губам дрожащие пальцы, стараясь согреть их дыханием. — Я жалею, что мы потеряли столько времени. Из-за моей нерешительности. Из-за твоей ревности, — без тени осуждения или вызова сказал он. — Мы всегда могли поделиться своими сомнениями и облегчить себе жизнь. Но почему-то всегда усложняли. Лука уткнулся ему в плечо. Иван неловко провёл рукой по его голове, запустил пальцы в волосы, мягко оттягивая их назад: — Я же понял, что нравлюсь тебе, буквально сразу. Да и влюбился-то в тебя с первого взгляда, потому что ты был настоящим. Сначала настоящим. Но я виноват перед тобой, сильно виноват, — он легко огладил по скуле. — Я напялил маску безразличия, не хотел признавать очевидного. И тебя вынудил маску надеть. А потом мы обросли ими, покрылись как коростой, подбирали при каждой встрече эмоции в соответствии с обстановкой. Сейчас же, сдирая их, обнажая душу, испытываем адскую боль. Но теперь всё будет хорошо… В устах Ивана это прозвучало торжественно, почти как клятва, и у Луки что-то ёкнуло в груди. Он попытался понять, кого Иван сейчас пытался убедить: себя или его. Яркий свет фар въезжающей во двор машины залил салон, неприятно ослепил глаза, и Лука невольно зажмурился. Он нащупал ладонь Ивана, переплёл вместе их пальцы. Отчего-то он не мог поверить в то, что всё действительно будет хорошо. Но улыбнулся, несмотря на то, что неясное чувство тревоги медленно грызло его изнутри. — Лукита… — окликнул его Иван, — раз уж у нас вечер откровений, ответь, пожалуйста, на еще один, давно мучающий меня вопрос, — он умолк, глядя на него с серьёзным, даже немного суровым выражением лица. Лука взглянул на него почти затравленно, внутри у него начало всё мелко и противно дрожать в ожидании чего-то неприятного. — Как ты умудрился протащить тогда на базу колу и пиццу? Лука судорожно выдохнул, на его лице, видимо, столь открыто проступило облегчение, что Иван не выдержал, и, запрокинув голову, рассмеялся, снова становясь похожим на юного паренька из «Шальке», в которого он когда-то без памяти влюбился. — Ты такой идиот, — ворчливо пробормотал Лука, снова прижимаясь к Ивану. Тот крепко обхватил его руками, положил руку на затылок, притягивая еще ближе. От близости его тела Луку снова пробрала дрожь, и он охрипшим голосом прошептал: — Пойдем, у нас осталось не так много времени… Напрочь забыв об осторожности, до подъезда они добрались в обнимку, целуясь в лифте, не помня, как вставляли ключи в дверной замок, как добирались до спальни, торопливо раздевая друг друга на ходу.***
Лука проснулся от мягкого шороха ветра в листве за окном. С улицы через приоткрытое окно веяло утренней свежестью. Иван спал в своей излюбленной позе на животе, на его спине алели следы от ногтей. Лука, краснея, вспомнил, как он ночью стонал под ним, судорожно вцепляясь в спину, скуля, умоляя, срывая голос, требуя большего, ладонью скользнул вдоль едва затянувшихся ранок, прижался всем телом, ласково целуя между лопаток. — Ивано, нам пора, — пробормотал он, охнул, когда тот, резко повернувшись, подмял его под себя. — Который час? — поинтересовался Иван чуть хриплым ото сна голосом, зарываясь носом в шею. — Впрочем, неважно. — Важно. Я опоздаю на самолет, — Лука ласково оплёл руками плечи, притягивая его ближе. — Скоро мундиаль. И там, в России, я обещаю, что буду засыпать и просыпаться с тобой каждый день, по крайней мере, в течение двух недель, а если нам повезет, и мы выйдем из группы, то и дольше. А сейчас я должен уйти. Иван, со вздохом, осторожно выпутался из его объятий: — Нам повезет, обещаю.***
Двор встретил их косыми ванильно-розовыми лучами встающего над соседним домом солнца, запахом мокрой земли и тишиной. Ни одного постороннего звука, кроме шелеста листьев, а небо такое бездонное, что в нём можно было утонуть. — Как же тут тихо и спокойно, — Иван, запрокинув голову, посмотрел вверх. Его растрепанный после сна