Багряные звезды

Игральные кости, гладкие, отполированные сотнями рук, ложатся в ладонь удобно. Так, будто бы Ворин выточил их под себя — может быть, даже из собственных ребер, — а не взял у Хабаси в начале вечера. Ворин перебирает пальцами, катает меж ними кости. Те теплы — нагрелись за прошедшее время — и гладки. Их грани на удивление ровны, а центр тяжести не смещен. Это не было бы странным, если б сама Хабаси играла другими. Но мухлевать — сегодня, по крайней мере, — она не стала. И, видимо, уже пожалела об этом три и четыре раза. — Леди Удача воистину на твоей стороне сегодня, Нейтари. Знаешь правильные слова, а? — Хабаси досадливо и раздраженно топорщит вибриссы и бьет хвостом, но в глазах ее Ворин видит тень улыбки и странного, будто бы _сытого_ удовольствия. Он уверен, что ему не кажется — читать бетмеров у него получается куда лучше, чем людей, пусть и не так хорошо, как меров. Наловчился с самого детства. Ворин выбрасывает кости на стол — две шестерки издевательски поблескивают в свете масляной лампы — и придвигает выигрыш к себе поближе. — Сладкоголосая льстит мне. Откуда же авантюристу и вору знать столь тонкие чары? — Ворин салютует Хабаси стаканом, а затем отпивает шейн, не отводя от каджитки взгляда. Это уважение — но уважение на грани вызова. Нейтари амбициозен, нагл и искренен в собственной жажде опасности — он знает, что талантлив, и не боится свой талант показать… Ворин Телас берет от его положения и свободы самое лучшее, прекрасно зная, что при малейшей опасности для _себя_ сбросит эту — и любую другую — кожу и ускользнет сквозь пальцы. Но сейчас опасности нет, и потому он играет с огнем с почти злым весельем. — Впрочем, Сладкоголосая права — и карты, и кости, и жребий, и фишки, и прочие вещи любят меня. Звезды отмерили мне куда больше везения, чем прилично иметь босяку и плуту — все думают, что я шулер… Ворин вздыхает наигранно-печально, и постукивает обожженными когда-то пальцами по столу. Хабаси чуть обнажает зубы в довольном оскале, щурится и чуть ли не урчит, перекатывая когтем один из кубиков. — У Хабаси хороший нюх, она знает, как пахнет ложь. Нейтари лукавит — не далее как вчера Хабаси видела в его рукавах крапленые карты… Ворин разводит руками, мол, поймала, виноват, но ни вины, ни раскаяния не чувствую. Но это и не укор — в воистину сладком голосе Хабаси слышится почти-материнская гордость. Гордиться ей в самом деле есть чем — многие из приемов Ворин узнал от нее или же отточил под ее руководством. — Взгляд у Хабаси еще острей — не поверю, что она не заметила, _с кем_ я играл. Щенок Жестокосердного сам виноват, что пришел на наши земли и не следил ни за чужими руками, ни за собственным кошельком. Мухлевать ему в самом деле было не слишком нужно — карты любят его даже сильней, чем кости, и будто сами стремятся в руку, — но Ворин азартен. И жаден — но не золота жаждет он, и даже не власти. Он жаден до ощущений — острых, как нож в сердце, и сладких, точно пары скуумы. Его манит опасность, риск для него куда желанней любой награды, хоть и работать лишь за идею Ворин редко когда согласен. Он жаждет испытаний, жаждет неопределенности, жаждет подлинной свободы — в том числе от абсолютного везения. Он может позволить себе не мухлевать, а испытывать на прочность собственное везение и внимательность, но иногда именно в заведомой нечестности игры кроется вся ее прелесть. Ворин жульничает из любви к искусству — и потому что любой из навыков может угаснуть со временем. Он не может позволить себе надеяться лишь на удачу — в конце концов, _на землях велоти нет места случайности_. Безопасно надеяться исключительно на себя, ведь даже оружие может предать. Не выигрыш манил его вчера, но жажда смертельной опасности. Если бы разведчик Гильдии Бойцов распознал обман, было бы по-настоящему _интересно_. Он не заметил — и от досады Ворин подменил собственные карты, чтобы проиграть в предпоследнем коне… И не вмешивался больше в игру, когда после пошел ва-банк. Хортатор и Шармат выпали ему совершенно честно — и подарили чистейшую из побед. Даже жаль, что после случилась скучнейшая драка. Хабаси наконец кидает кости — удачно, но ставка была не особо высокой. Ворин на это лишь пожимает плечами и придвигает к каджитке невысокую стопку дрейков. На деньги она не смотрит. — Тот, кто зовет себя Нейтари, делает слишком высокие ставки и слишком любит тянуться вибриссами к пламени. Для таких как ты у народа Хабаси есть много слов, но все они оскорбительны. Однажды Нейтари оступится, но вместо него пострадают другие. Но готов ли Нейтари к подобным ставкам? Ворин на это лишь вновь разводит руками и чуть прикрывает веки, признавая чужую правоту. Хабаси фыркает — и вновь протягивает ему теплые, отполированные сотнями рук кости. Она умна и не обманывается молчанием, но ни учить чему-то, ни убеждать она не собирается. Молчания Хабаси достаточно — она знает, что ничего иного все равно от Ворина не получит. Они оба знают: тот, кого захватил азарт, не думает о ставках.