***
Холодное пространство космоса. Где-то там, далеко-далеко — жёлтый диск солнца. А может, правда, что галактика создана искусственно? Хотя кому эта правда нужна? Нокс никогда не понимал людей, которые бегут за правдой. Вот зачем надо знать: искусственный Фрайкс или нет? Ну живут они на нём, он крутится-вертится, никуда не торопится, на своей оси парень, с Луной дружит. Что станет, узнай они правду? Вот знает её Нокс, и что? Всё так же, как и до появления подобной информации, никакой разницы. Но ведь для некоторых это важно. Так в чём ценность именно такой правды? Если ты изменить это не в силах, есть ли толк в истине? С другой стороны, иногда она нужна. Хотя это, скорей, честность или признание фактов. Почему-то Нокс долго и упрямо, будто в этом был какой-то смысл, с определённой периодичностью вспоминал дорогу назад. Вернее, тот момент, когда сначала Поллак подсел к нему и спросил: «И что ты в нём нашёл?», а потом Карт: «Так у вас с ним серьёзно?» Поллаку Нокс ответил так: «Главное, чтобы ты не нашёл». Но сразу же понял, что был чересчур груб. Поллак — товарищ и друг, а ещё Нокс ему нравился, даже больше того. С такими людьми так поступать нельзя. Поэтому, когда его отправляли на «Первом» в космопорт, он вдруг удержал Мэтта и сказал: — Когда я пойму, что в нём особенного, тогда скажу. Я скажу тебе. Поллак некоторое время молчал, а потом ответил: — Не надо. Мне об этом знать неинтересно. Просто удивляет, как в природе всё неправильно и в тот же момент закономерно. Почему плюс притягивает минус, а ум — тупость? И наоборот. — Затем похлопал Фрэнка по плечу и пошёл дальше. А Нокс до сих пор думает об этом, и ведь действительно не может понять, что в Швитиче такого особенного, индивидуального. Почему именно он? И каким образом? Карту же Нокс ответил: — Серьёзно. Он — мой. Мой. Сильно сказано. То, что Нокс просто заставил Тома обратить на себя внимание своими постоянными гляделками, было очевидно. Но то, что ответит ему Том на это, Нокс не знал. Тогда его это не волновало, он не задумывался, правильно ли поступает. Просто смотрел и наслаждался. Наслаждался каждым мгновением, не думая о том, к чему это может привести. Сейчас думает и понимает, что пока они были в амбаре на другой стороне Фрайкса и ждали приказа, а потом шли домой — всё это время Швитич, будто тень, был рядом. Вроде шёл впереди, нёс караул, выполнял приказы Декстера и Бокха, терпел иногда шутки в свой адрес и даже посмеивался над ними, но Нокс знал — Том совсем близко, руку протяни, и он вцепится в неё мёртвой хваткой и не отпустит. Том его. Поэтому ни Карту, ни кому-либо другому он его не отдаст… — Просто Том, — продолжил тогда Карт, глядя на Швитича усталыми и красными от недосыпа глазами, — слишком невинный. И ранимый. А ещё наивный. Откровенный… Его нельзя обижать. Будешь обижать — по морде дам. — Да пошёл ты, — сказал Фрэнк. Карт посмотрел на него серьёзными глазами, и хоть в комнате и стоял полумрак, Нокс видел, насколько честен и твёрд в своих убеждениях был здоровяк. Когда Швитич нашёл себе вот такого защитника и друга, когда смог убедить Карта в своей невинности? И когда Карт, за какое грёбаное время — ведь его было не так много - смог увидеть в Томе слишком многое, то самое, что Нокс разглядывал месяц, а то и больше?! Нокс моргнул, потёр сухими ладонями лицо, вспомнил о зажатой подмышкой папке с медкартой. Бросил взгляд в иллюминатор на кусок видимого с этого места коридора, оценил его прелесть и уродство отсюда, из космоса. Потом глянул на наручные часы. Время поджимало и надо было идти. Не в том дело, что Фрэнк не хотел, очень даже хотел вернуться на Фрайкс, просто когда он вернётся, он сделает то, что должен сделать. Потому что никто не знает, что будет завтра, и где упадёшь, а где встанешь. — Нокс, привет, — Фрэнк обернулся, взял папку в руку, чтобы не потерять. На станции прохладно, в рубашке с коротким рукавом не слишком комфортно. А на Моргане больничная пижама, ему везёт. Хотя Нокс всё равно ему не завидовал. — Здоров, — буркнул Фрэнк и снова глянул на часы. — Улетаешь? Выписали? — с завистью спросил Морган. Нокс кивнул. — А мне ещё три дня тут парить кости. Эта суч… хороший врач не хочет меня отпускать. Мож, я ей понравился? — Ты же вроде развёлся? Вот и вперёд. — Эта рана ещё не зажила, — деловито и с какой-то наигранной болью сказал Морган. — Так что не сыпь на неё соль. — Как скажешь, — Нокс хмыкнул. — Мне пора. — Да, я провожу, — буркнул Морган, и когда они отошли на пару метров от палат, обернулся, а потом спросил: — Сигарета есть? Нокс достал пачку, угостил тремя. Морган, будто драгоценность, огладил их пальцами, сунул в кармашек пижамы, четвёртую, что Нокс вынул для себя, прикурил, дав понять, что старших надо уважать. Фрэнк достал себе ещё одну, чиркнул зажигалкой. — Как рука? — спросил Морган, когда они подошли к лифту. Он спустит Нокса на пять этажей ниже, а там метров тридцать пешком, и ангар, где стоит «голубка». Фрэнк закусил фильтр зубами, перебрал металлическими пальцами, сжал кулак, слегка стукнул в стену. Вытянул руку, растопырил пальцы и ладонью закрылся от яркого маленького софита. — Красавица, — через минуту сказал он. — Но я бы такую не хотел, — хмыкнул Морган, дымя сигаретой. — Что поделаешь. — Нокс коротко пожал плечами, согнул руку в локте, снова сжал кулак. — Если бы не ты, кто знает, что было бы, — сказал Морган. — Если бы не мы все, — поправил Нокс и серьёзно посмотрел на Моргана. Такие речи ему не нравились. Они все рисковали и каждый получил по заслуженной ране. Руки мог лишиться кто-то другой, например, Поллак. Или Бокх. Или даже Декстер. — Через две недели прилечу сюда снова, — будто продолжая другой разговор, нарушил тишину Нокс. — Будут опять тестировать, смотреть, насколько хорошо прижилась. Потом последний этап приживания и покрытие синтетической материей. От родной хуй отличишь. Понял? А ты «мне такую не хотелось бы»! — Не, Нокс, не разведёшь, — усмехнулся Морган, затушил окурок о стену и сунул его в карман. — Мне мои родные больше нравятся. — Ну тогда пиздуй в палату, — Нокс ударил о кулак Моргана металлическим кулаком, тот покривился. Нажал на кнопку вызова лифта. Двери тут же разошлись, Фрэнк откинул окурок, вошёл в коробку, а Морган спокойно пошёл назад. На поверхность планеты «голубка» опустилась легко, как птичка, а не металлический шаттл. Встретили его Бокх и… Швитич. Появление Тома было совсем неожиданным, и Нокс вдруг понял, что до безумия рад, будто подросток, которому папа купил велосипед. Лично он в четырнадцать лет мечтал о двухколёсном друге. — Ну что, попарил жопу на больничной койке, Нокс? — Бокх с сигаретой в зубах, в шлеме, бронежилете и ионке выглядел, как всегда, по-командирски. — Две недели для меня — это много, капитан, — сказал Фрэнк и передал Бокху медкарту, Льюис — уж точно не Декстер и не Бокх — разберётся, куда эти бумажки приклеить, куда засунуть или какую задницу ими вытереть. — Тогда вон, видишь те коробки? — Бокх спокойно ткнул в сторону, где Картер, Карт, Долтон и Фармер, разбирая высокую картонную стену, переносили её по частям в биолом. — Бери под ручку своего ненаглядного Швитича и вперёд, разгребать это дерьмо. Нокс кивнул, посмотрел на Томаса, тот сглотнул, и они тут же направились к ребятам. Встретили Нокса хорошо, как и подобает в таких случаях. После того как загрузили в будку и биолом пятьдесят тяжёлых коробок, поехали к коридору. Вокруг бочки уже стоял ионный щит, накрывая огромную территорию пустыни куполом. За две недели успели вырасти две двухэтажки и даже ангар, где уютненько расположились три биолома — Декстер лично выделил машины из своего запаса. Правда, Бокх долго матерился: пришлось, скрипя зубами, отдать своих девочек вновь прибывшей группе солдат во главе с каким-то хером по имени Филипп Блут. Нокс окинул нового начальника нового поста пристальным взглядом и по приказу Бокха влился в разгрузочную работу. Вот только из его группы трудился только он, капитан позаботился, чтобы Долтон, Фармер, Карт, Картер и Швитич отдыхали, курили в сторонке и пили водичку. Помогали Ноксу ребята из нового подразделения: молча, без возмущения. Они понимали, что Нокс и другие девятнадцать человек — герои, поэтому и уважение к ним особое. Вот только Бокху на это было глубоко насрать! В ангаре его встретили тоже тепло. Громко, со свистом и хлопаньем по плечам, спине и металлической руке. Поставили на стол бутылки, гриль, порезанные овощи и фрукты. Налили, выпили, закусили, снова налили. Затем пришёл Декстер, сказал, чтобы не пили много. Совсем обречённо посмотрел на бутылки с самогонкой и пошёл в церковь, в который уже раз замаливать грехи. Много у него их в последнее время набралось, да и сознательный вдруг стал, глубоко верующий. Бокх объявил на завтра сдачу нормативов и стрельбища. Проглотил три стакана бормотухи, сунул в карманы бутылки с пивом и, взяв грушу, направился прочь. Нокс начал с пива, закончил более крепким напитком. Но не напился. Мог бы и дальше продолжать, но Швитич отделился от коллектива. Когда они приехали, Томас пошёл наверх, чтобы переодеться. Спустившись, встал в стороне, будто спрятавшись от Фрэнка. Но Нокс видел, что он пил. И ел. И курил. И снова пил. Но в какой-то момент, почувствовав, что вечер вот-вот закончится, откололся от группы и направился к двери. Допив четвёртый стакан самогонки, Нокс некоторое время смотрел на его спину, а потом пошёл за ним.***
Том ждал. Долго ждал. Ему казалось, что время тянулось как кисель: медленно и тягуче. От Бокха получал информацию, которую капитан выкладывал утром или вечером, когда они собирались все в уголке. Руку отрезали… Операция прошла успешно… Поставили металлическую… Операция прошла успешно… Приживается… Скоро будет… Никуда не денется, останется на Фрайксе, даже безрукий, Декстер готов его оставить у себя… А когда увидел его в космопорте, чуть в обморок не упал. Ноги стали ватными, сердце выпрыгнуло из груди, стало тяжело дышать, в ушах зазвенело так, что Тому показалось, он оглох. Стоял и моргал, пытался привести себя в чувство, не знал, что делать, поэтому молчал. Молчал и молчал. И молчал. Долго молчал. Полдня. И вечер. И когда все хлопали Нокса по плечам и спине, тёрся в стороне, кусая губу в желании прикоснуться. А после напился, но самогонка ударила в голову лишь минут на двадцать, а потом выветрилась, оставив лишь головную боль. Почему-то стало обидно и противно. Накрыло ощущение неправильности, глупости и наивности. Тому показалось, что он открыл чистую страницу, взял ручку, а что писать — не знает. Мысли улетучились. Вроде и сказки не хочется, и в тот же момент реальности — жестокой и страшной — тоже. Найти бы золотую середину, вот только кто бы сказал, где и как? Или хотя бы направление дал. А ещё лучше… подойти и обнять. Прижаться к Ноксу и стоять так, пьяно уткнувшись мордой в грудь и вдыхая запах. Поэтому, когда пятый стакан не пошёл, Швитич скурил сигарету, зажевал помидоркой, поднялся и пошёл от всеобщего веселья, понимая, что слишком трезвый для совершения нелогичных и глупых поступков. Из ангара он вышел, споткнувшись о порог. Прикрыл дверь и взял курс в сторону отстроенного общежития. Когда за спиной послышался скрип двери — ангар хоть и привели в порядок, но ворота и дверь были какие-то корявые, — обернулся. Свет уличных фонарей осветил Нокса. Швитич узнал бы его даже в глухой темноте. Сердце остановилось, потом забилось снова. Но Том не остановился, неожиданно ускорил шаг. Почему, не смог бы сказать даже под пытками. В голове билась суматошная мысль: быстрее, прочь, дальше… Только куда? И зачем? Какой же он ТРУС! Ощущения и желания — хаотичные. Реальность и сказка стали глупыми, похожими на тупой стишок, в котором поэт хотел смешать много стилей и жанров, а получилось нечто отстойное. Швитич снова обернулся, Нокс шёл за ним и, кажется, сокращал между ними расстояние. Том свернул, вдохнул, опять посмотрел назад. Из-за поворота появился Фрэнк, и Том заметил, что с души свалился камень. Оказывается, он был рад, что Нокс идёт за ним? Стоп! Что за глупость? Тогда почему он от него убегает?! Дойдя до двухэтажного общежития, он добрался до лестницы, быстро поднялся и отметил, как Нокс, проигнорировав ступени, подпрыгнул и зацепился за перила, подтянулся на металлической руке и перемахнул через парапет. Том прижался спиной к стене, скользнул мимо Нокса, заглянул ему в лицо. Последовал дальше, мимо двери, за которой жил Стоун, обернулся ещё раз, чтобы проверить. Нокс шёл за ним и смотрел как-то… Опасно смотрел. Открыв дверь в свою комнату, Томас переступил порог и сразу же был пойман сильными руками. Ни секунды промедления. Он не смог понять, что произошло, только услышал, как хлопнула дверь, но к тому моменту его уже прижимали к стене и целовали. Только не так, как в амбаре, а по-другому: нежно и страстно, пылко и горячо, мокро и требовательно. И Том понимал, хотя не совсем осознавал, что отвечает, жаждет и ни капельки не отталкивает своего ночного гостя, а только сильнее вжимается в каменное и горячее тело. Нокс оторвался через мгновение, подхватил полы его футболки, сдёрнул одним движением. Снова прижал Тома к стене и опять начал целовать губы. Том отвечал, а когда почувствовал на ягодицах ладони, обвил шею руками, подпрыгнул и обхватил ногами бёдра Нокса. Вульгарно и откровенно, но к тому моменту Швитич уже почти потерял рассудок. Внизу наливалось кровью естество, сердце тарабанило в висках, душа рвалась на волю. Хотелось большего, хотелось Нокса, хотелось до стонов и криков, до обморочного состояния. Понять, что значит плавиться в чьих-то руках и отдавать себя любимому. Ведь Нокс любимый? Да. Фрэнк оторвался от стены и пошёл в сторону кровати. И стоило Швитичу опуститься на незаправленную постель, как он тут же принялся расстёгивать штаны. Правда, свои. Нокс быстро расстегнул рубашку, она была на кнопках — как удобно! Скинул одним движением. Затем стянул с Тома ботинки, носки, штаны, трусы. Накрыл его своим телом и вернулся к тому, на чём остановился. Швитич не совсем понимал, зачем Нокс целует его лицо, сегодня и вчера он не брился, а вот щёки Фрэнка были гладкими. Не понимал, зачем оставляет горячие следы на шее и ключицах, и совсем смущало то, что он сосёт его соски, вылизывает их и прикусывает, доставляя массу наслаждения. Том — парень, к чему такие нежности и прелюдии?! Но чертовски приятно! Пусть что хочет, то и делает. И даже сосёт… Когда Нокс добрался до члена, Том потерялся в реальности окончательно. Он слышал свои стоны, ощущал, как кусает губы, и чувствовал себя трепетной барышней, но не мог остановить Нокса и запретить ему ласкать. Том раздвинул ноги шире, и Фрэнк, будто этого ждал, сунул палец в анус и принялся растягивать, продолжая посасывать член. Через некоторое время Швитич кончил прямо в рот Ноксу, выгнувшись дугой и издав протяжный стон. Подрагивая от оргазма и всхлипывая от невероятных ощущений, Томас растёкшейся лужей лежал на постели, ловил кайф от эйфории, а потом потянулся к Ноксу, чтобы вместе с ним снова утонуть в омуте наслаждения. И опять горячие и влажные губы, жаркие прикосновения, стоны и новое возбуждение. Но когда Фрэнк начал проникать внутрь, это показалось не слишком приятным. Боль Томас мог потерпеть, дискомфорт тоже, но что-то пугало, с чем-то это ассоциировалось. Может, с матерью? Хотя нет, о ней Том вспомнил только в этот момент и сразу понял, что не она тому причина. Тогда братья? Когда они били его, издевались над ним, ломали кости, заставляли истекать кровью… — Фрэнк… — позвал Том и открыл глаза, чтобы посмотреть на партнёра. Может, ему всё снится, и на самом деле он лежит в канаве с поломанными костями и весь окровавленный? — Да, мой Том, я здесь, — прошептал Нокс, огладил его щеку, прижался носом к носу. Горячее дыхание, нежность и тепло, идущее откуда-то изнутри. Швитич сглотнул ком горечи, сморгнул подступившие слёзы, закусил губу. Что за глупости? Почему вспомнились братья? Сколько раз после этого его били? Сколько раз унижали? Сколько раз завидовали и презирали? Сейчас у него другое настоящее, и Нокс — тоже другой. Другой человек, другой товарищ, другой близкий. Любимый! Фрэнк поцеловал: горячо и ласково. Ни с чем не сравнимое удовольствие, и Том расслабился. Слегка приподнял задницу, сильнее насаживаясь на член. Нокс ещё раз поцеловал, и Швитич вдруг осознал, что снова исчезает, растворяется в нежности и огне, что дарит ему Фрэнк. — Мой Том… — повторил Нокс и задвигался. Швитич больше ни о чём не думал. Перестал что-либо понимать, осталось только дикое наслаждение, жар любимого, сводящий с ума, и его тихие, будто заклинание, слова: — Мой Том… Когда они кончили, Швитич долго обнимал навалившегося на него Нокса, целовал его в висок, в губы и опять позволял делать с собой самые невероятные штучки, о которых никогда не мечтал, но в глубине души хотел.***
Томас гладил руку и рубец шрама, обхватывающий предплечье. Смотрел на него. Тот был выше локтя, уродлив, ни капельки не симпатичен. Когда натянут на металл материю, то шрама не будет видно. Ну, Нокс так думал, хотя лично ему на это насрать. А вот Швитич явно зациклился, и это Фрэнку совсем не нравилось. Глупенький, вот напридумывал себе ерунды какой-то. Эх, видно, Поллак был прав, когда говорил, что глупость притягивает ум. Вынув сигарету изо рта, Нокс подхватил лицо Тома и оставил на губах поцелуй. Затем ещё один. И ещё. Пришедшая в голову мысль была шальной и неожиданной, но именно в этот момент она тюкнула Нокса по голове чайником. — Одевайся. — Что? Томас непонимающе уставился на Нокса. Ранее утро, скоро на работу. Они совсем не выспались, долгие часы занимались непристойностями. Задница у Швитича, небось, болит. А сегодня ещё сдача нормативов и стрельба. За ночь Фрэнк укатал Тома так, что тот навряд ли сдаст нужные пункты тренировок. Подскочив с кровати, Нокс начал быстро одеваться. Швитич сонно сидел на одной полужопице, чесал макушку и смотрел на Нокса. Фрэнк быстро собрал его вещи, кинул, намекая, что промедления не потерпит. Спросил, где у Томаса аптечка. Вытянул оттуда два антивирусника, вколол себе и ему, прибавив ещё ампулу с лекарством. Через три часа задница Швитича должна быть в порядке, по крайней мере, так обещала инструкция. Мобиль-сэнд Фрэнк взял в маленьком ангаре. Томас, сунув руки в карманы штанов и скукожившись, смотрел на него с опасением. Сэнды брать можно в любое время, главное, не делать глупостей. В Ноксе он был уверен, но Фрэнк видел на его лице сомнения. Путь был недолгий. Выехав за периметр базы, протянули немного на восток, остановившись метрах в десяти от ионной стены щита. В темноте он отсвечивал лёгким голубоватым светом, но звёздное небо было видно хорошо. Правда, оно уже почти исчезло, на горизонте занимался рассвет. Нокс остановил сэнд мордой на восток. Посмотрел на Швитича, взъерошил ему волосы на затылке. Том подстригся, но растительность на голове можно было захватить в кулак. Металлические пальцы зарылись в волосы, Фрэнк повернул его лицом к себе. Том посмотрел на него вопросительно. — Тебе ведь нравятся рассветы и закаты? — Нравятся, — будто под кайфом ответил Швитич. — А мне нравишься ты, — сказал Нокс, криво улыбаясь. В эти слова он вложил всего себя, продолжая смотреть на Тома так, как никогда раньше ни на кого не смотрел. — Может, я и эгоист, хотя кто в этом мире не эгоист, но так получилось, что с самого твоего прибытия сюда не могу оторвать от тебя взгляд. И не могу отдать тебя никому другому. Поэтому, Том, ты мой. Затем потянулся к нему, коснулся сухих искусанных губ, закрепляя свои слова поцелуем. Нокс не ждал ответа, просто делал и говорил то, что считал нужным. Он давал возможность Тому подумать, тогда и сейчас. Считал это правильным. Но на самом деле им это уже ни к чему. Оторвавшись от губ, заглянул в глаза, расстегнул на штанах Швитича ремень, ширинку, пуговку, опустился ниже, взял в руку горячий член и принялся ласкать его. Как ночью, а может, и по-другому. Том застонал. Нокс прервался на мгновение, бросил на любимого взгляд, тот смотрел на него, слегка прикрыв глаза. — Смотри на небо, — прохрипел Нокс. — На рассвет. Я его тебе дарю. Сколько по времени длился минет, Нокс не сказал бы точно, да впрочем это не важно. Однако кончить Тому не дал, пережал основание, разогнулся. Расстегнул свои штаны. Томас сам залез на него. Перед этим стянул брюки и трусы. Взобравшись на колени Фрэнка, лизнул пальцы, сунул их себе в задницу. Навряд ли этой слюны хватит для хорошего проникновения, Нокс хотел только подрочить, но если Том желает, то будет ему хороший трах. Разве может Фрэнк отказать самому любимому человеку во вселенной?! Когда Том насаживался на член, Нокс смотрел на него, целовал висок, губы, кусал ухо… А дальше — секс. Томас — откровенный, гибкий, жаркий, пылкий и жадный. Его тело — это открытие. Оно страстное, эмоциональное. Гибкое, в меру мускулистое. Поцарапанное металлической рукой, но от того ещё более притягательное и любимое. Том отдаёт всего себя и поглощает Нокса полностью, подчиняя не только взгляд, но и разум, и сердце, и душу, и тело. Такой властный, вроде бы наивный и невинный, робкий в какой-то степени и неумелый, но настолько требовательный, алчный, что Нокс уже ни о чём не думает. Ещё ночью перестал думать о солнечниках, о коридоре, о Спенсе, о врагах, о том, что, быть может, завтра этот мир перестанет существовать… Обо всём. Потому что сейчас на этом свете только он, Том и рассвет, окрасивший небо ядовитыми красками костра.***
Бокх щелчком отправил окурок в полёт и только после этого зыркнул на голубков. Жену не видел уже больше месяца, а эти пидорасы отсвечивают затраханными рожами, смятой одеждой, неправильно застёгнутыми ремнями, сонными глазами и счастливой аурой. А ещё Нокс, педрила, держит Швитича за руку, как мальчишка девчонку. Вот же сволочи! — Я что-то не понял, — Бокх был зол ещё и по другой причине, — кому, блядь, было вчера сказано, чтобы в восемь утра были на месте? Я что, себе, блядь, эту хуетень говорил?! А, Нокс? Ты, блядь, я гляжу, весь невъебенно ещё больной. Работать надо, умник. Суки ёбаные, на минуту опоздали! — Простите. — Швитич вытянулся в струнку, сглотнул, чувствуя настроение капитана. — И хватит, блядь, за руки держаться. Педики ёбаные! Швитич тут же одернул руку, Нокс недовольно поморщился. Стоп. Нокс что, выразил своё недовольство?! Он что, научился на своей каменной морде показывать чувства и эмоции?! — Ладно, на сегодня проехали, но если это войдёт в ваш распорядок, пиздец будет конкретный! Швитич, вперёд на тренплощадку. Тебе штраф - пять кругов. Будет наука, чтобы больше не опаздывал. А ты, Нокс, в тир. На испытание нового оружия. Какая-то хрень пришла. Всё, время пошло. Вам минута, чтобы добраться до мест. Парни тут же выскочили из ангара. Бокх видел, как Нокс притянул Швитича к себе, поцеловал его и сказал: «До вечера». Бокх поморщился, почесал живот и направился на второй этаж, чтобы достать экипировку. Вот что за день сегодня такой? Ну, просто отвратительный!