***
Жиряков было мало. С того раза, как местная фауна атаковала их биолом всей своей армией и парни чудом остались живы, жиртресты поредели. Был период, когда пустыня вообще была спокойная и тихая. Но уже неделю-другую как те дают о себе знать. Вот только есть ещё одна особенность: зубоскалы — это имя местной братии мужики притянули с другой стороны Фрайкса — стали какими-то осторожными и не всегда нападали на биоломы. Однако, если была возможность, парни отстреливали их, как и прежде, надеясь на то, что, может, изведут опасных тварей. Хотя думать об этом было смешно. Жиряки — это центр этого мира, без них даже скучно. На западный пост, которым командовал Пэрриш, прикатили уже к вечеру. Кесседи разработал такой вид антенн, которые могли фиксировать движение солнечников, ловить в лазерную сетку и управлять их падением. Поскольку солнечники уже месяц как не падают, а те, что упали, выстроились в коридор, Чарльз кое-что доработал, заменил функции, и уже неделю они гоняют по Жёлтой красавице, расставляя эту гадость. Установили только восемь, три ещё надо поставить и девять на подходе с орбиты. Теперь этот многогранный геометрический куб будет следить за движением не только того металлолома, что остался в песке на Фрайксе, ведь не все корабли сложились в коридор, но и за самим коридором тоже. Как-никак, опасность от вторжения до сих пор остаётся открытой. Робинсону лично было насрать, за чем гонять по пустыне и в поисках чего. Но постоянно находящийся рядом Кесседи слегка напрягал половые органы, ну и нервы, конечно, тоже. Особенно обтягивающими штанишками, футболочками, ботинками на высокой резной подошве, кажущимися огромными лапами монстра на тонких кривых ноженьках; прилизанными недокучерями и несносными голубыми глазами, отчего хотелось исцеловать сухие и покусанные губы и заявить на них свои права. И именно сегодня Робинсон задумался о том, почему медлит на самом деле. Только ли потому, что Кесседи худой и он боится его сломать? Или потому, что не может смириться с мыслью, что это Кесседи? Робинсон задумался и поводил глазами по салону, наполненному парнями. Не нашлось никого, кто бы мог перетянуть внимание Тима с Кесседи на себя, и Робинсон вдруг понял, что его сердцу насрать, с кем хозяин проведёт остаток своей жизни. Это почему-то удручало! Так вот, несколько антенн нужно было установить в районе западного поста. Он располагался в самой гуще Жёлтой пустыни по другую сторону от Вильна. Они въехали на территорию Пиджа, когда солнце коснулось краем диска горизонта и заявило о том, что пора всем готовиться ко сну. Тратить на установку четыре часа и что-то делать в сумерках и темноте Бокх не собирался, поэтому Пэрриш любезно предоставил им ночлег. Пэрриш был элитой. Робинсон знал этого парня ещё тогда, когда они были в учебке. Пэрриш особо не выделялся, если не считать его внешность, амбициями не страдал и тогда, оказавшись в гуще простых смертных, сумел доказать всем, что не просто сынок богатенького папочки, а парень, которому насрать на деньги, влияние родителей и родословную в целом. Пэрришу многое пришлось стерпеть в учебке, но почему-то первым, кто помог ему и стал на пару месяцев изгоем, был именно Робинсон. Потом их пути разошлись, но тот год оставил особые отпечатки в душе Тима. Пэрриш был красивый: высокий, жилистый, стройный, с аппетитной, будто орешек, жопой, слегка раскосыми чёрными глазами. Длинные пышные ресницы, белоснежная кожа, под палящим солнцем Фрайкса лишь ненадолго приобретавшая золотистый цвет, который сходил за несколько дней, когда начинался сезон дождей; прямой нос и тонкие губы. Саймон Пэрриш — само очарование, больная тема и мокрый сон для любителя остренького и божественного. Робинсон за всю свою жизнь ни разу не встречал кого-то более утончённого и красивого настолько, что ломило яйца от одного только воспоминания о нём. Декстер был красавчиком тоже, да и Мейда страшилой назвать язык не поворачивался, однако такой изящности Тим ни в ком не наблюдал. И вроде не было в Пэррише ничего бабского, но прикоснуться к нему было страшно, а вдруг в обморок упадёт. Пэрриш в обморок падать не собирался, с ним никогда подобного не случалось. В Саймоне удивительным образом сочетались сила духа и тела и изящество. Робинсона это поражало до сих пор. — Дарю, — Пэрриш протянул ему бутылку коньяка. Вечер, как обычно, прохлады не принёс, до сезона дождей ещё месяц. На небе привычная россыпь звёзд, но почему-то сегодня казалось, что на тёмном полотне нет свободного места, и притулившийся с краюшку серп полумесяца будто был гостем на этом празднике жизни. — В честь чего? — Робинсон закусил фильтр зубами, вдохнул дым, принял бутылку, прищурившись, окинул её взглядом. Они стояли под фонарём, Пэрриш шёл откуда-то со стороны лаборатории, а Робинсон бесцельно гулял. Решил проветрить мозги и разобраться в своих желаниях. — Встреча старых друзей, — Саймон улыбнулся, и Робинсон на мгновение завис. Красиво. Чертовски соблазнительно! Пэрриш в этот момент был похож на кота, бесшумно ступающего по веткам деревьев, чтобы напасть на зазевавшегося птенца. — Удивительно, что ты до сих пор считаешь меня своим другом, — Робинсон вынул сигарету изо рта, внимательно посмотрел на Пэрриша. Давно это было, но Тим до сих пор помнил, как они стали друзьями. И не только. Два юнца, скрывающие от других свои увлечения, нашли друг в друге что-то иное, больше похожее на договорённость. Секс пусть и не был регулярным, но пар они спускали, прячась по закоулкам и углам от любопытных глаз. С Саймоном было всегда интересно, он придумывал такие вещи, что у Робинсона мозг в трубку сворачивался. Можно ли их было считать настоящими друзьями? Робинсон до сих пор задавался таким вопросом, но Пэрриш всё равно считал его другом, несмотря на то, что с того дня, как их дороги разошлись, они мало общались, почти не переписывались и не созванивались. Но и чужими их назвать язык не поворачивался. Пэрриш, дослужившись до майора, при встрече всегда был прост. Его обыденность действовала как релакс, и Робинсон сразу же расслаблялся. За годы у него появилось много друзей, но Пэрриш и правда был каким-то особенным. Близким. — Тим, ты слишком сильно заморачиваешься, — покривился Саймон, перехватил сигарету, затянулся пару раз и выбросил окурок в рядом стоявшую урну. — Выпьем за встречу? Робинсон глянул на коньяк в руке. — Не, у меня есть другой, — Пэрриш снова улыбнулся. Саймон — это откровенность. Если ему нравилось — он не таился и не скрывался, показывал свою любовь со всех ракурсов; если не нравилось — хрен ты к нему подкатишь, даже если он будет сильно хотеть трахнуться. Робинсон с удовольствием засадил ему в задницу ствол — трубы горели и яйца уже звенели так, что мозг плавился, а в глазах бегали снежинки, — с наслаждением оттянулся, накрывая собой самого горячего и страстного партнёра во вселенной. И всё же в какой-то момент перед взором предстало одно навязчивое тощее существо, посмотрело на него голубыми осуждающими глазами, нахмурило бровки, поджало губки, хлюпнуло носом и, развернувшись, убежало, чтобы снова явиться пред очи Робинсона в тот самый момент, когда он заливал задницу Пэрриша горячей спермой. Бог ты мой, как прекрасно! — Тебе кто-то нравится? — Саймон любил после секса ходить голым. Чёрные, будто ночь, волосы, волной падающие до задницы, горящие угольные глаза, припухшие, влажные от поцелуев губы… Одно наслаждение. Но Робинсон чувствовал пустоту. Оттого и пил горько-сладкий коньяк. — Мне многие нравятся. — Тим затянулся никотином, передал сигарету сидящему напротив Саймону. Тот принял эстафету, сделал две затяжки, отдал курительную палочку Тиму. — Я имею в виду… любовь. — Пэрриш скривился. — А-а, ты про это... — Тиму потребовался весь его актёрский талант, чтобы выказать пренебрежение. Помогла сигарета. Затянулся так, что дым повалил из ушей. — Навряд ли. Ага, признать, что ты реально кого-то любишь, просто… Это смешно! Тут самому себе в этом признаться сложно, так с чего бы это он говорил подобное Пэрришу? Несмотря на то, что они друзья… — А мне нравится, — Саймон вздохнул, облокотился на спинку стула и посмотрел в открытое окно. Капли пота стекали по коже, и Робинсону казалось, что они блестят в свете звёзд. Взгляд друга сделался печальным. Тим аж забыл затянуться и некоторое время держал руку с сигаретой у рта, глядя широко открытыми глазами на Пэрриша. — Никогда бы не подумал, что моё холодное сердце способно на такое. — Кто? — Кто? — спросил Саймон, глянул на него игриво, резко поменяв настроение. — Да хуй тебе, — скривился Робинсон. Ага, разогнался, сейчас он скажет, кто ему нравится! — Уже был, — ответил Пэрриш и хмыкнул. Когда Тим уходил, Саймон вдруг сказал: — Сегодня на орбиту прибыли новички. Ты ведь служил под командованием Владена? — Ну да, — буркнул Робинсон, вспоминая своего командира, практически упрятавшего его в тюрьму за то, что Тим подставил свою задницу под одного имбецила, а на следующий день тот его сдал. — Его привезли после обеда вместе с другими. Говорят, попался на гомоебле. — Да ну? — с сомнением протянул Робинсон, пытаясь рассмотреть на лице Пэрриша намёк на то, что тот пошутил. Хотя Саймон не юморист. — Декстер заберёт его на центральную. Так что держи себя в руках. — А мне-то что, — фыркнул Робинсон и почувствовал острое желание отправиться на Базу и двинуть пару раз по яйцам Владену. Пэрриш коснулся его члена, слегка сжал, выгнулся гибким котом, прижался сильнее и поцеловал в щёку. — Береги себя, не хочу второй раз из кожи вон лезть, чтобы вытаскивать твою вонючую задницу из дерьма. Робинсон заглянул в глаза другу. Да, именно Пэрриш позаботился о том, чтобы Тима притащили на Фрайкс. Тогда Саймон уже год как являлся начальником западного поста. — И тебе не хворать, — буркнул он, оторвался от нагого и горячего Пэрриша, зачем-то взъерошил его волосы и вышел из комнаты, сразу же взяв курс к ангару.***
Установка остальных антенн прошла без каких-либо заминок. Робинсон снова смотрел на Кесседи и пытался понять, оценить, взвесить, укомплектовать. Мозг не всегда выдавал нужную информацию, иногда зависал, часто просто пропускал информацию мимо, говоря о том, что подумает об этом завтра. Правда, иногда отвлекался на Пэрриша и его неожиданную любовь. Тима это тоже удивляло. Саймон всегда казался слегка холодным, недоступным. Если бы он первый не сделал шаг, Робинсон так бы и не осмелился к нему подкатить и даже подумать о том, что он гей до мозга костей. Он до сих пор, кстати, не знал, почему Пэрриш оказался здесь. Ходил слух, что из-за увлечения парнями, но кто-то говорил, что сам прилетел. У Декстера Робинсон как-то боялся спрашивать, да и не любил у кого-то искать ответы, когда можно спросить у человека, который стоит прямо перед тобой. Да и нужно ли это Робинсону, вот в чём вопрос. Пэрриш здесь и, кажется, улетать отсюда никуда не собирается. Иногда Робинсон отвлекался на Владена. Воспоминания, уже было притупившиеся, вновь становились острыми и яркими, будто всё, случившееся с ним тогда, произошло вчера. В принципе, особо злиться и тосковать не о чем, служба в наземных войсках шла не так легко и плавно, как того хотелось бы. До мозга костей правильный отряд под командованием молодого элитарного засранца Владена отчего-то сильно напрягал нервы. Не то чтобы Робинсон не любил постоянно следовать Уставу, но иногда тошнотворная правильность и слепая вера в приказы злили и вызывали несварение желудка. Бегать по джунглям, искать террористов, попутно уничтожать деревни и расстреливать людей без суда и следствия, потому что кто-то капнул, что они приспешники организации террора и в их комодах хранится взрывчатка, а на деле было всё по-другому, быть страхом и нести на своих плечах груз ответственности и невинных смертей — лично для Робинсона оказалось трудным делом. Отслужив в таком отряде восемь лет, он понял, что закон не обязательно всегда прав. Однако перевестись так и не успел. Пидор Бассет, который вытрахал его жопу три раза с явным и огромным удовольствием, сдал на следующее утро Тима с потрохами, заявив, что сам ни при чём, а Робинсона трахал не он, а какой-то деревенский житель. Тим так и не понял, к чему была эта заварушка. То ли недавно пришедший в их отряд Бассет хотел выслужиться, то ли Владен обиделся на то, что Робинсон, не согласовав предварительно с ним, послал прошение о переводе, то ли чтобы была хоть какая-то причина войти в деревушку и навести там шороху. Владен поступил с ним жестоко, отправил сразу в тюрьму. Там Тим пробыл месяц, посмотрел на прелести жизни, когда даже за воздух приходилось драться не на жизнь, а на смерть. Такой подставы от командира он не ожидал. Владен мог бы засунуть его в другую, менее ужасную жопу, но не глядя подписал бумажку на арест и сопровождение в Глаза Дьявола. С тех пор Робинсон по-особенному стал относиться к людям. Вера в человека — хорошее качество, но и она может превратиться в опасный коктейль, наполненный ядом — не всегда просто забыть и вновь поверить, даже если перед тобой уже другие люди. И если бы не Пэрриш, а потом и не Декстер с ребятами, оказавшиеся рядом и в одной с ним кормушке, то Робинсон стал бы настоящим мудаком с двинутыми фантазией и психикой. Так отчего же Владен, вечно правильный, прислужливый и готовый на всё ради Королей засранец, оказался на Фрайксе? Да ещё за гейство? Голубых он на дух не переваривал, ненавидел так сильно, что отправил Робинсона в Глаза Дьявола! Как мог сам стать геем? Неужели скрывал свои наклонности? Хотя дело не в этом, а в том, что Владен всю жизнь был правильным! — Робинсон! — Писк со стороны очкариков заставил Тима вздрогнуть, вернуться в действительность и посмотреть на Кесседи. — Чего стоишь как истукан?! Иди и помоги мне! Тим вздёрнул бровь, глянул на Бокха. Капитан закатил глаза и кивнул. Вообще-то, Робинсон стоял на посту, там, где поставил его капитан, и без его спроса покидать позицию не имел права. Однако Бокх разрешил, и Робинсон двинулся в сторону очкариков. Оказавшись рядом с Кесседи, он окинул его оценивающим взглядом. Ну что за страх Божий, где он взял эти колготки? Оранжевые!!! В обтяжку!!! Да ещё по щиколотку!!! Чёрные, осыпанные пылью ботинки на высокой резной подошве, футболка ярко-голубого цвета с какой-то убогой карикатурой, волосюшки перетянуты двумя резиночками салатового цвета на затылке. Срань Господня, убейте Робинсона о песок! Кесседи был без шлема и бронежилета, с одной персоналкой, и выглядел почему-то сильно недовольным. Так и потянуло его поцеловать. Робинсон чмокнул его в поджатые губы и тут же получил по морде. Правда, удар был такой слабый, что только пощекотал щеку. Тим почесал место, где был оставлен лёгкий след от персоналки — сам он был без защиты — обратил внимание на то, как Чарльз поморщился от боли. Неужели так сильно ушиб руку о его скулу, что даже персоналка не спасла? — Скотина, — выдавил Кесседи. — Где-то шлялся полночи, а теперь чмокаешь тут направо и налево. Не стыдно вонять чужим парфюмом?! — и так гневно заиграл ноздрями, что Тим на мгновение задумался: соврать или сказать правду? — С чего бы это мне было стыдно? Наоборот, было заебись. — Сволочь недалёкая! — взвизгнул Кесседи. — Трахался где-то, а теперь стоишь тут и сверкаешь довольной бородатой мордой! Пидорас недоделанный! — Кесседи, блядь такая, работай! — рявкнул Бокх. — Нам ещё до Базы сегодня пилить! Чарльз недовольно поджал губы, шмыгнул носом и присел на корточки. Робинсон оценил вид несчастного Кесседи, улыбнулся. Всё же милый он, такой непосредственный и глупый. А Робинсон просто придурок!