Иные

Возвращение домой — забавная штука: знакомые картины, звуки, запахи… единственное, что изменилось — ты сам.

Мадара тогда был слишком пьян, чтобы поднять трубку с первого раза, находясь в таком же забытом опустошении, как и его дом. Вокруг него копилась многовековая пыль, словно бы ставшая символом его ветхой жизни, кружила повсюду, заполняла собой каждый угол. Мужчина давно перестал убираться, так, проходился по дому с шваброй раз в месяц, не утруждаясь слишком сильно. Ни желания, ни сил мыть опустевший трехэтажный дом внезапно не возникало, как и особого смысла. Мадара занимал лишь спальню, ванную и кухню, а остальные комнаты давно стали могилами с лежащими в них вещами, некогда принадлежащими умершим. Комната Таджимы. Изуны. Вся их личность отпечаталась в их мебели, книгах, личном хламе, который мужчина не смел трогать даже ради мнимой санитарии. Ведь что иначе? Пялиться на безликие серые камни на общем кладбище? Это смешно. Он с трудом поднял голову, когда в уши врезалась пронзительная трель звонка. Скривился от боли в голове. Учиха не платил за телефон уже два года, после того как пытающийся заботится о друге Хаширама, махнул на эту идею рукой. Все равно Мадара никогда не отвечает на звонки и не открывает двери. К нему нужно ходить лично, настойчиво стучаться, звать и брать не желающего общаться с людьми измором. А еще утешать дурацкими словами. Протягивать деньги как нищему и умолять не покупать на них алкоголь. Потому что скорбеть уже неприлично. Потому что никто не понимает. Ведь Мадаре пора взять себя в руки. Забыть о брате и жить дальше. О, да. Жить дальше, найти работу и перестать сидеть на шее сердобольных друзей и родственников, будто бы подачки Хаширамы, Мито и семейки Кагами были для него не унизительной необходимостью. Ха. Пусть побудут на его месте. Пусть попробуют найти работу с тем грузом на плечах, что он несет. Интересно, возьмут ли их, потерянных, зависящих от бутылки и едва не попавших в тюрьму из-за попытки убийства хоть куда-нибудь. Мадара выпустил бокал с виски из рук и тот звучно ударился об пол, покатившись. Телефон по прежнему разрывался от звонков. Кто только это мог быть? Мужчина с трудом поднялся на диване, прочистив горло. Ужасно болела голова, а сухость во рту была такая, словно он всунул в свой рот работающий фен. Проклятье. А звонок все еще разрывается. Кому он мог понадобиться? Хаширама приходил два дня назад, насильно вытаскивал бутылку дешёвого пойла из его рук, а потом молча ушёл, словно забыв о нем. И что же на этот раз? Потребовалось неприлично много времени, чтобы на не держащих его ногах добраться до кухни и оперевшись одной рукой о стену, резко поднять трубку. Стены давили, шатались, но не держись за них мужчина, точно бы свалился на пол. — Что? — грубо выкрикнул Мадара, закашлявшись. В глазах двоилось, пришлось опустить голову и зажмуриться, дабы не стошнило. Да, те две рюмки явно были лишними. — Месье Учиха Мадара? — раздался тонкий женский голос. Мужчина нахмурился. Это еще кто? Копы, то и дело наведывающиеся на его участок дабы убедиться, что Мадара ведет себя хорошо? Или он снова занял у кого-то денег и даже не помнит у кого? — Он самый. — хрипло ответил Учиха, уткнувшись лбом в холодную стену. — А вы кто? Ответ не заставил себя долго ждать. — Меня зовут Куроцучи. Я… — Я ничего не покупаю. — отрезал Мадара, уже желая положить трубку в своей привычной манере, но был спешно прерван. — Нет, нет. Вы не поняли меня. Я работаю в Сlinique du Тrocadero* — пояснила девушка, заставив мужчину замереть. Больница? А он какое имеет к ней отношение? Учиха прислонил трубку к уху снова, сипло рассмеявшись. Скажут ему второй раз, что Изуна мертв? Смешно. — Прошу прощения, если позвонила не вовремя, но дело крайне важное… — Ближе к делу. В трубке на какое-то время стало тихо. Девушка осторожно подбирала слова. — Вам знакомо имя Обито? — спросила она вдруг. Мадара открыл глаза. Казалось бы, даже головная боль вдруг отступила, отдав место тяжелым мыслям. Обито? Его двоюродный брат? Ох, сколько времени уже прошло. Мужчина попытался вспомнить его лицо с этим идиотским недовольством в глазах. Да, Мадара его помнил. Мальчишку, вечно надувающего щеки, когда ему что-то не нравилось. Они учились в одной школе, хотя были слишком разные по возрасту. Учиха периодически подшучивал над ним с Хаширамой, а тот только и дело, что-то кричал, возмущался, да прятался за героически защищающим его… как же звали этого белобрысого? Ах, да. Какаши. Готовый стоять за друга до последнего Какаши. — Он мой родственник. — ответил мужчина через какое-то время. Относительный. Так. Мадара лишь знал, что его мать была отпрыском сестры Наори. — Год назад Обито получил серьезные травмы из-за падения с большой высоты. Мы сделали все, что смогли, но он впал в кому через несколько дней после… произошедшего. Черт. Мадара покачал головой. Еще один. Даже он. Смерть по-прежнему забирает у него всех. — Ну и… — Два месяца назад он смог очнуться. Сейчас состояние вашего родственника стабильно, но, боюсь, что из-за черепно-мозговой травмы он утратил почти все воспоминания. — не дождавшись ответа, девушка слегка повысила голос. — Вы понимаете о чем я говорю, месье? Амнезия — частое явление при таких травмах, это… Обито… но при чем здесь Мадара хоть кто-нибудь уже объяснит? — Тогда как вы нашли меня? И почему сказали только сейчас? — перебил ее Мадара. В эти слова верилось с трудом. Может мошенники или вроде того? С чего это мелкому, которого Мадара не видел уже хрен знает сколько, брать и выпадать с окна или крыши, или черт знает чего. А Кагами? Ему тоже звонили? Не повезло Обито. Его семья не была тесно связана ни с ним, ни с самим Мадарой. А Таджима ведь уже не поможет… Таджима — все… — Он смог заговорить совсем недавно. — В каком смысле? Мадара нахмурился. Сомнительная история обрастала все более сомнительными подробностями. Девушка, чувствующая его недоверие, вздохнула. — Такие травмы как у Обито иногда вызывают нарушения в мозге. Пациенты часто говорят бессмысленные вещи, переходят на иностранную тарабарщину или… Сейчас ему очень тяжело дается речь. Вы поймёте, о чем я говорю, когда увидите его лично. Лично? С чего бы Мадаре было приезжать за ним лично? Да и куда? Насколько он помнил, бабка Обито отвезла его не абы куда, а в столицу. — Вы не ответили на вопрос. Почему позвонили мне? — проворчал Мадара. — У Обито и бабушка была, и другие родственники. — Как нам известно, все ближайшие родственники месье Обито мертвы. — раздался краткий ответ. — А вы — единственное имя, которое он смог вспомнить. Мысли бурлили в и без того многострадальной голове. Мужчина выпрямился, размяв плечи. Мирно тикающие часы на кухне отбивали в его черепе болезненный ритм. — И что вы хотите? Денег за ваши услуги? — Мадара не понимал, почему ему не должно было быть все равно. Какое право эти докторишки вообще имели трогать его из-за подобного бреда? — Нет, месье. Страхование Обито полностью покрыло его лечение. — Тогда вы предлагаете мне забрать его, что ли? Сколько мальцу сейчас лет? Семнадцать? Нет, наверное меньше. Он был еще совсем зелёным, когда Мадара выпускался из школы. — Целесообразно будет, если Обито останется в больнице еще хотя бы на пару недель, чтобы мы смогли завершить курс реабилитации. Его переломы давно срослись, но из-за долгого пребывания в коме он едва ходит. И говорит. Это Мадара уже слышал. — И? — Он еще несовершеннолетний, месье… — Хотите всучить мне опекунство? — Даже если вы заинтересованы в этом — для Обито пока существует лишь один сценарий. — тон звонившей вдруг похолодел. — Он самоубийца, месье Мадара. Медицинский устав обязывает нас направлять подобных пациентов в психиатрические лечебницы. — Что? — Мадара не мог поверить в услышанное. Обито? Этот буйный мальчишка не просто выпал из окна или вроде того, он сам взял и…прыгнул? Нет. Невозможно, только не он. — В дурдом прямо с больничной койки? Самоубийца. Мадара видел как умирают его близкие снова и снова. Но ни разу, ни разу они не пытались уйти из жизни добровольно. — Риск того, что инцидент может повториться, если не оказать пациенту необходимую помощь, дает нам право принимать такие решения, особенно если речь идет о несовершеннолетних. Мадара вздрогнул. Конечно. — А если… я буду его опекуном — то смогу мелкого от этого отмазать, верно? — терпеливо спросил он, заранее осознавая, что пусть даже ему захочется влезать во все это — шанса на усыновление нет и не будет. Не у Мадары с его загнивающим домом, отсутствием работы и приводами в полицию. Они скорее сбагрят Обито в психушку на год, а потом и в какой-нибудь вшивый приют для малолеток. Какая жалость. Кто бы мог подумать, что такой радостный ребенок кончит настолько паршиво? — Если получите опекунство, да. — согласилась девушка. — Но я бы не рекомендовала так поступать. В Париже есть множество хороших лечебниц. Мы позаботимся о том, чтобы Обито получил необходимое лечение. Как физическое…так и психиатрическое. — кажется, они подходили к концу. Куроцучи беспристрастно продолжила. — От вас требуются лишь необходимые подписи. Подписи. Вот оно как. Нашли хоть какого-то родственника, дабы промыть несчастному мозги законно, а он и рад. Мадара потер гудящую голову, поморщившись от боли. Девке повезло, что телефоны еще не передают запахи, в противном случае дурка после учуянного перегара нужна была бы ей. Черт. И что теперь ему с этой информацией делать? Проглотить тот факт, что мальчишка, которого он когда-то зажал в школьном туалете, пытался наложить на себя руки и поставить свои инициалы в бланки, решающие чужую судьбу? Обито… твою мать. Но есть ли выбор? Он понимал, что едва ли. Постукивал пальцем по трубке. Чья-то машина проехала за окном, ненадолго осветив фарами его спину. — А если не поставлю их, то что будет? — глухо спросил Учиха. — Нам придется связаться с другими родственниками Обито. Помимо тех, кого он помнит. — То бишь его. Мадара прыснул от тоскливого смеха. — При отказе от опеки или заполнения бланка — больница имеет полное право решать подобные вещи самостоятельно. Проклятье. И что же ему? Бросить там Обито и провалиться в очередное пьяное забытье? А хотелось бы. Хотелось положить трубку и выпить остатки виски на столе. Наплевать на всех и на все, но совесть не позволяет. Совесть и нечто хорошее, что еще тлеет внутри слабеньким огоньком. — Хорошо. — устало произнес он, не веря, что и правда это говорит. — Я приеду. Давайте адрес. Обито, обнимавший его в реальности, простонал под нос что-то нечленораздельное. Мадаре оставалось лишь сухо усмехнуться, подмечая, что даже эта бессвязная тарабарщина куда меньше походила на латынь, а значит бедный малыш понемногу трезвел уже сейчас. Рука прошлась по чужим коротким волосам. Обито. Уже совсем взрослый. Давно отказавшийся от длинной шевелюры, которая появилась у него в юности. А еще ужасно тяжёлый по сравнению с собой-подростком. Тот несчастный просидел на искусственном питании год, кажется. Если вспомнить, как легко мужчина тащил его через Тенсей когда-то — можно было всерьез подумать, что весил малец тогда не больше килограмм пятидесяти, кажется. — Прекращай виснуть на мне. — ворчливо отцепил Мадара цепкие руки от своих плеч. Его родственник тут же ничком рухнул на кровать, свернувшись в клубок и что-то сонно бормоча под нос. Детская привычка. Он спал так с тех пор, как поселился в черном доме, то ли изнывая от холода, то ли от тревожных воспоминаний. Мадара присел на край кровати спиной к уснувшему. Медленно опустил голову, вслушиваясь в шаги за стеной. Хотел дождаться ухода Тобирамы, дабы лишний раз не пересекаться с ненавистным альбиносом, да тот, судя по тяжелым шагам, хоть соизволил отнести Мито в соседнюю комнату, уйти в свою не решился, зачем-то оставаясь стоять в коридоре. Придурок. Все хотел поговорить, будто бы Мадаре могло быть хоть какое-то дело до его слов. Мужчина громко вздохнул, обернувшись к худому силуэту на кровати. Обито спал тихо, лишь иногда произнося что-то тихо, почти шепотом на латыни или немецком, сейчас Мадара с трудом мог разобрать. Руки мужчины были крепко сжаты в кулаки, лицо напряжено и нахмурено: Обито никогда не отличался глубоким сном. Если бы Учиха позвал его по имени не особо повышая голос — он бы проснулся. Мадара приложил ладонь ко лбу и закрыл глаза. — Можно сперва поглазеть на него,, а потом уже подписывать бумажки? — спросил он у женщины, с которой вчера разговаривал по телефону. Если та и хотела возразить, то встретившись с чужим хмурым взглядом, передумала, настолько видок у Мадары, проехавшего несколько часов сперва по разбитой дороге, а затем по оживленному шоссе после вчерашней пьянки, был угрюмый. — Вы можете подписать их, когда посчитаете нужным. Обито пробудет здесь как минимум неделю. — согласилась девушка, замедлив шаг. — Просто дайте мне знать, когда будете готовы, хорошо? Его палата вот здесь… Как забавно. Дальнейшая практика показала, что Мадара был не готов ни тогда, ни после, однако белая дверь с незапомнившимся ему номером была открыта, а порог преодолен: Мадара оказался в крохотной больничной палате с большим окном и одинокой кроватью с белыми наволочками. Погода тогда была дождливой, да и сейчас небо затянуло светлыми тучами, а посему едва желтый больничный свет скрылся за закрытой дверью, окружение, включая самого мужчину, тут же посерело в полумраке. Итак? Одинокая палата самоубийцы. Одинокая кровать и одинокий силуэт, накрытый одеялом. Мадара ничего не сказал, а худощавый, похожий на призрака юноша так и не обернулся к нему. Его голова покоилась на подушке, повернутая в сторону окна, уже покрывшегося мелкими каплями. Руки были сложены на животе, а весь мальчик — укрыт одеялом, посему Учиха не мог оценить, насколько же худым и высохшим он был. Зато отросшие чуть ниже плеч, черные волосы пациента заставили его вспомнить об умершем брате и разом ощутить приступ тошноты и грязной, липкой горечи, давно и надежно засевшей под ребрами. Боже. Если он обернется и Мадара увидит лицо Изуны… Если только… — Есть кто дома? — дурацкая шутка, сказанная севшим от вдруг появившегося волнения голосом заставила мальчишку вздрогнуть. Будто бы тот понял, что в палате кроме него есть кто-то еще только сейчас. Он медленно, будто бы во сне, повернул голову в его сторону, не меняя лежачего положения, и сердце мужчины упало. Не похож. Вместо улыбающегося светлого лица его любимого брата, на него смотрело измученное, усталое лицо повзрослевшего Обито, изуродованное россыпью уже побелевших шрамов с левой стороны. Совсем не похож. Острые черты лица, серая кожа, синяки под глазами и эти ужасные белые полосы на щеке и скуле, ничего невинного и ясного, словно жизнерадостность вышла из него вместе с детством и оставила лишь один усталый, равнодушный и затуманенный лекарствами взгляд. Это не Изуна. Даже не Обито. Мадара не узнавал человека перед собой. А он… возможно, не узнавал его в ответ. — Ну здравствуй. — тихо представился он, сделав шаг к кровати. Рядом с ней стоял стул, повернутый полубоком — для посетителей. Абсолютно бесполезный, судя по пустующей прикроватной тумбочке никто так и не навестил мальчишку за этот год. Мадара осторожно присел, не спуская с его пугающих шрамов хмурого взгляда. Обито не ответил. Может быть не мог. А может и не хотел. — Что, неудачник, даже в самоубийстве прокололся? — мрачно усмехнулся он, однако некому было смеяться над этой старой шуткой. Пришлось торопливо перевести тему. — Помнишь меня вообще? И снова молчание. Мальчик лишь едва заметно вздрогнул. Мадара заметил следы от катетера на его запястье только сейчас. Хм. Ладно. Кажется, врачи говорили, что у него проблемы с речью, но чтобы настолько? У Мадары задергался глаз. Наверняка поганец просто не хотел с ним разговаривать, даже несмотря на то, что сам же по сути и позвал. Запомнил. Ха. Если у Учихи и были хотя бы крохи сочувствия к родственнику, то пьяное раздражение наперебой с остаточной головной болью избавили его даже от них. Мужчина демонстративно закинул ногу на ногу, и взгляд Обито вдруг устремился к его пыльным нечищеным ботинкам. — Не хочешь разговаривать значит? — в очередной раз не дождавшись ответа Мадара устало вздохнул. — Слушай. У меня нет времени возиться с тобой, у самого проблем хватает. Поэтому давай сразу к делу. Усыновить тебя мне никто не даст, так что можешь про это сразу забыть. Он ведь на это рассчитывал? Видел в своем старом мучителе со школы спасение? Как глупо. Мадара даже брата спасти не смог, что ему незнакомый мальчишка? Может, забыть об этом всем. Забыть. Ха. В контексте, застрявшим среди больничных палат пациентов с черепно-мозговыми травмами, эта фраза звучит еще более нелепо. Так же нелепо как купон на велосипедную прогулку для безногого. Обито прикрыл глаза, будто бы утомленный грубыми разговорами, но заканчивать было еще рано. Мадара обратил внимание на сжавшие одеяло маленькие ладони и продолжил: — Я позвоню Кагами или Микото. Помнишь их? Может, кто и сможет тебя пристроить хотя бы для того, чтобы не сбагрили в дурдом. — на этих словах Обито едва заметно нахмурился, но по прежнему хранил немоту. — Ну? Такой план сгодится? Мальчик смотрел на него еще какое-то время, прежде чем повернуться к окну, накрывшись одеялом и свернувшись клубком. Мадара хмыкнул. Похоже, на сегодня посещение закончилось, как и их общение наедине, в палату вдруг вошла пожилая медсестра, окинув гостя настороженным взглядом. — Вы пришли забрать мальчика? — спросила она сухо, — Не забудьте его личные вещи. Все, что было при нем во время…инцидента, лежит в регистратуре. Учиха осторожно кивнул. Бросил взгляд на отвернувшегося от него мальчишку и поджал губы. Личные вещи? Какие они вообще могут быть у Обито? С чем малец решился прыгнуть? Можно было найти ответы. Но нужно ли? Мужчина покинул палату, всунув руки в карманы брюк. Нужно было подписывать бумаги и ехать домой, навстречу запустевшим комнатам, черной древесине и боли, захороненной вместе с Изуной. Здесь ему больше нечего делать, потому что мальчишка, знакомый Мадаре с самого детства едва угадывался в чертах сломленного подростка, которым он стал, и мужчина никак не мог ему помочь. В психушке вправят мозги, а потом… стоит связаться с Кагами. Поискать пареньку семью. Это максимум на который бы хватило его сил. Но ведь эти волосы… он так похож на Изуну… Мадара медленно бродил по пустынным коридорам клиники. Каждый его шаг словно бы отдавался громким тоскливым эхом, не смотря на то, что снующих туда сюда по бесцветным мрачным помещениям было много. Похоже, молчание было здесь своеобразным законом, которому успел подчинится даже когда-то болтливый и шумный Обито. А если Изуна никогда не умирал под колесами? Если он только попал в больницу? Вдруг его маленький брат сейчас жив и нуждается в старшем? Мадара поговорил с позвонившей ему женщиной в медицинском халате еще раз, пообещав прийти завтра, однако что-то у стойки регистратуры заставило его задержаться. Личные вещи, значит? Мужчина подошел поближе, опустив взгляд на очищенный до блеска пол. Это просто любопытство. Она сказала, что Обито даже свое имя может забыть. Даже его. Может, он уже и не Обито вовсе? Мадара коротко попросил медсестру за стойкой подойти, показав удостоверение личности, и та со странной брезгливостью на лице протянула ему пластмассовую коробку с вещами пациента. Прикрыть глаза. Вдох. Нужно отогнать эти мысли прочь. Просто нужно… Изуна не умер в тот день. Он только попал в кому. Он жив. Изуродован и разбит. Но жив. Это самое главное для Мадары. То, что он всегда мечтал услышать. Заткнись. Он резко распахнул глаза, прикрыв лицо руками. Родственник, развалившийся на кровати продолжал сонно бормотать во сне. Не стоило его будить. Мужчина вздрогнул, едва где-то в коридоре захлопнулась дверь — похоже, Тобирама-таки не дождался его. Привыкшие к темноте глаза сузились. Ушел спать. Отлично. Оставалось посмотреть, не грохнулся ли Хаширама с дивана вновь и идти в кровать самому. Мадара снова бросил на спящего Обито тяжелый взгляд, чувствуя, что не хочет уходить. Нужно было отвлечься. Бороться с этими воспоминаниями, но они упорно лезли в голову, порождая тревожные вопросы. Если бы память мальца работала как у всех нормальных людей. Если бы он помнил как Мадара поступал с ним, относился ли он к своему единственному родственнику так радушно? Как Хаширама с его проклятой идеальной памятью? Он и Хаширама. Черт. Мадара не знал как быть сразу с двумя противоречивыми чувствами, хотя и давно доказал себе, что не собирается метаться и раскисать как глупая девица из книжек про подростковые загоны. Хаширама — его друг детства -напоминал ему только самое лучшее: давно утерянное прошлое, которое никогда не вернется. Лето, яркое солнце, украшающее своими лучами смуглого и счастливо улыбающегося мальчишку на велосипеде. Даже сейчас эти воспоминания отдавали нежным теплом в груди. Хаширама ведь до сих пор оставался самым позитивным человеком в его жизни. Подумать только, как легко он закрыл глаза на все эти смерти и просто начал жить дальше. Похоже сейчас его гложило лишь чувство вины перед другом и не более. Такое легкое, находящееся где-то в глубине души. А остальное? Давно отпущено. Не так ли? Обито, напротив, заставлял Мадару вспоминать две худшие вещи в своей жизни. Изуну, тот факт, что он погиб, и самого себя, почти свихнувшегося после того как у него за пару коротких часов отняли все. Обито — это холодные воспоминания. Туманные. Зима, вьюга, падающий в беззвездной ночи снег. Лишь темные образы, окружившие грустного, не улыбающегося юношу, чьи волосы покрывал мягкий свет уличного фонаря. Скрип сугроба под ногами. Боль и красные пятна на коже. Ужасный холод и одновременно, теплая странная меланхолия, охватывающая мужчину, едва он заглядывает в глаза своему соседу. Хаширама был другом детства. Верным и лучшим, что у него был, а Обито, редко улыбающийся Обито, был совсем другим. Мадара даже не мог сказать кем именно. Товарищем? Подопечным? Вечной жертвой его безумия, почему-то до сих пор остававшейся с ним? Кто такой Обито? Может ли он сам ответить на этот вопрос или точно также жаждет спросить кем же приходится Мадаре? У него была попытка восстановить чужую личность по второстепенным кусочкам, собранным за столько лет вне родного города, но и она кончилась неудачей. В личных вещах Обито обнаружился лишь старый кожаный кошелек с кучей мелочи и проездным, да ключи от дома. Естественно. Было бы странно думать, что малец бы спрыгнул с крыши, взяв с собой куда больше лишнего барахла, но наличие ключей могло означать, что собираясь покончить с жизнью, он оставлял себе возможность… вернуться. Да и жилье его найти оказалось проще, чем Мадара думал. Пара вопросов девице из телефона, медсестре на регистрации, и вот он уже ехал по шумным улицам Парижа, равнодушно наблюдая за мигающими светофорами и суетящимися толпами прохожих, спешивших по делам. Столица. Полным полно людей, не знающих друг друга. Вечно спешащим по делам и плевать хотевшим на остальных. Мадара не любил большие города. Слишком привык к месту откуда редко уезжал в последнее время. Не понимал как это — жить там, где знаешь не всех соседей по городу, где из одной точки города в противоположную не дойдешь за часа три и никогда не сможешь заучить его окрестностей на зубок. Сложная тут жизнь. Шумная. Неискренняя. Он бы не прижился. Никто из Тенсея бы не прижился. Разве что Мито, но ее всегда тянуло на что-то большее, чем затерявшийся на границе с Испанией городок. Когда Мадара таки прибыл по адресу, заехав в небольшой старый дворик, находящийся где-то на окраинах Парижа, с белого неба посыпался мокрый снег. Достигая земли, он в ту же секунду таял, оставляя после себя лишь мокрые следы и лужи. Зима приближалась с каждым днем, но как и прошлые, обещала быть хоть и холодной, но абсолютно не снежной. Мадара вообще не помнил хотя бы мало-мальски приличного снегопада после смерти Изуны. Тенсей всегда был жарким и сухим, однако зимы у него все равно были такие, словно бы их приносили прямиком с севера. Когда-то брат обожал их. Интересно, что бы он сказал, узнав, что нечто похожее на ураган вогнало их дом в безнадежную сырость и леденящий душу мороз? Гость поднялся на третий этаж, вставил ключ в скважину и повернул. Темная деревянная дверь с характерным щелчком отворилась. Дом был старый совсем, возможно, даже построенный пару веков назад, когда люди тех лет упивались белыми колоннами, статуями и прочим вычурно-античным хламом, сейчас безнадежно сгнившим или исписанным граффити. Так и крохотный подъезд с потемневшим от времени камнем казался уродливым и тесным, и то же самое можно было сказать о небольшой пыльной квартире. Едва ли бабка Обито могла позволить себе более просторные апартаменты. Жизнь в Париже была дорогой и неблагодарной, наверняка, она не раз жалела, что переехала. Но зачем? Зачем вообще им нужно было хвататься с места и переезжать? Мадара мрачно усмехнулся, едва не толкнув небольшую вазу с засохшими лилиями, стоящую у двери. Теперь мальчик едва ли вспомнит причину. Он осторожно зашагал по коридору, переступая разбросанную по полу одежду. Выглядело так, будто бы Обито перед самоубийством знатно так поистерил. Кто знает. Может, в тот момент он и услышал о смерти последней родственницы. Вряд ли кто заходил в эту квартиру после его попытки наложить на себя руки. Разве что владелец квартиры, сдающий ее в аренду. Мадара нашел выключатель и, включив свет, медленно осмотрелся. Вряд ли здесь делался хоть какой-то приличный ремонт. Серые обои с одинокими ромашками давно выцвели и кое-где даже отошли от стены, мебель была старая, и, скорее всего, привезенная из Тенсея. Кажется, там Обито жил в небольшом одноэтажном доме с плоской крышей, построенным родственниками его матери. Вроде бы его кто-то купил даже, но после бури, повалившей две стены на кухне, забросил, предпочтя вернуться в Марсель. Сейчас от этого дома должно быть уже мало что осталось. Он остановился у спальни. Однокомнатная квартира. Ужасно тесно по сравнению с черным домом. Должно быть, её жильцы делили вместе. А это… Взгляд зацепился за посеревшую от пыли картину, изображающую огромную реку с одинокой лодкой, медленно плывущей в закат. Должно быть, Томас Коул.* Его картины, посвященные яркой и тернистой дороге жизни, смотрелись еще более нелепо на фоне общей застывшей реальности брошенной всеми квартирки. Мужчина вздрогнул — на кухне что-то капало. Войдя туда, он заметил заполненный до краев водой тазик, приставленный возле батареи. Взгляд вверх. А, вот оно что. Крыша протекает. Несчастные смогли позволить себе лишь такие условия. Немудрено. После того как бабка Обито покинула Париж следом за сестрой, ее единственной работой стал одинокий магазинчик специй и чая в Тенсее. С трудом верится, что она смогла найти здесь место побогаче. Продавцы мало кому нужны даже в столице. Мадара вернулся в спальню с цветочными обоями, решив получше осмотреть одинокий раскладной диван у окна, по видимому, принадлежащий Обито. Квартира скорее всего была съемной, Обито уже сюда не вернется. Одного его никто не оставит, да и платить мелкому за жилье нечем. Стоит оказать ему услугу и собрать хотя бы что-нибудь из одежды. Мужчина кивнул своим мыслям, приметил какую-то спортивную сумку у дивана и методично стал складывать туда все, что попадалось под руку. Одежды у Обито оказалось немного. Две каких-то толстовки, свитер, пара маек и одни старые джинсы. Последним шагом было взять его шнурованные ботинки и куртку, чтобы оставить коридор в чистом запустении. Вещи почившей же куда-то подевались. Глаза в последний раз прошлись по старой мебели. Мадара взглянул на письменный стол в углу, перебрал пару школьных тетрадей, вспомнив о еще одной любопытной детали. У мальца с его братом ведь день рождения в один день. А ему сейчас… Семнадцать лет. Если он правильно помнил, в школу малец пошел на год раньше, а значит и заканчивал в этом. Правда… В связи с последними событиями получение аттестата у Обито явно откладывалось как минимум на год. Он уже собирался уходить, когда взгляд привлекла странная глиняная фигурка на столе. Осторожно взял ее в руки, удивленно хмыкнув. Окарина? Обито пробовал учиться играть на этой штуке? Мадара бросил ее в собранную сумку, застегнув на замок. Неожиданный факт. И забавный. Руки опускались от одного только вида брошенного жилища. Искать здесь было нечего. Едва ли хоть что-то могло бы указать на причину самоубийства, да и искать зацепки не было ни времени, ни желания. Прыгнул и ладно. Все равно ничего не помнит. Он еще немного побродил по старой квартирке, втягивая носом запах плесени и пыли, после чего с чистым сердцем закрыл ее на замок, каким-то странным чутьем понимая — ни Обито, ни Мадара туда не вернутся. Напоследок мужчина позвонил арендодателю, чей номер нашел на тетрадном листе, прикрепленном к холодильнику, коротко пояснив ситуацию и тут же положив трубку, как только тип на конце провода стал требовать деньги за неоплаченный бабкой Обито год. Идиот. Интересно, каким образом он собирался просить их у коматозника? И все же. Что-то в этой квартире. Жалкой и тесной, заставило его сомневаться в своем стремлении не лезть в не касающиеся его дела. Должно быть, чужая боль, захороненная в разбросанных на полу вещах. Мадара поездил по Парижу еще немного, прежде чем понял, что не может уехать, пока не поможет Обито хоть чем-то. Сегодня подписывать бумаги было уже поздно, но мужчина даже не был уверен, что его рука бы поднялась поступить подобным образом с раздражающим его в детстве родственником. Банально жалко. Бедный мальчик. Лишиться всего в таком возрасте. Отчаяться так сильно, что не найти иного выхода, кроме как умереть. Немудрено. Обито был ребенком даже в семнадцать и внешне, и, наверное, внутренне. И пока Мадара в его возрасте вовсю строил свою жизнь — Обито был настолько одиноким в этом мире, что даже смерть бабушки заставила его решить, что жизнь кончилась. Мужчина сжал руль крепче. И все же. Неужели даже спустя столько лет этот идиот не завел себе друзей? Девушку? Хоть кого-то? Почему не нашлось никого, кто бы мог его проведать? Там, в больнице? Обито всю жизнь был душой компании с шилом в заднице, взять хотя бы его Какаши и Рин. Так какого черта сейчас он выглядит как оставленный всеми калека, лишенный мало-мальских связей? Это нечестно. Это Мадара опустился на самое дно жизни и лишился всех до единого. Почему он встретил на своем уровне такого молодого и невинного ребенка, махнувшего ему рукой в их общем одиночестве? Такой молодой. Еще даже толком не жил, а смотрит глазами старика, доживающего свой век. Грустно. Мокрый снег снова сменился дождем, заставляя дворники работать на полную мощность. Кто-то из соседней полосы открыл окно и озлобленно закричал ему ехать дальше. Ах, да. Светофор переключился на зеленый пару секунд назад. Мадара остановился у первого же хостела, сняв комнату на одну ночь. Принял холодный душ и попытался уснуть, но мысли о чужой попытке покончить с собой не выходили из головы, как бы мужчина не пытался их отогнать, бессильно ворочаясь в кровати и засыпая лишь под утро. На следующий день, выпив дешевого кофе из автомата, стоящего в вестибюле, Мадара отправился на одно из Парижских кладбищ, найдя данный ему адрес девицей из телефона на купленной карте. Там должно быть бабку Обито и похоронили. Смешок. Ну хоть в катакомбах ее череп не поставили, Мадара был уверен, что у столичных ублюдков такая традиция существовала испокон веков. Мужчина мрачно рассмеялся. Конечно. А иначе, откуда у них там столько костей? Могила старой родственницы пробудила в нем прежние опасения: камень был темный, непримечательный среди кучи таких же стоящих рядом надгробий и отличающийся лишь надписью, да датой, высеченной на ней. Ничего кроме него. Пустота. Как могло быть и с Изуной. Мадара прокашлялся, прикрыв кулаком рот. Осмотрелся, выискивая взглядом одиноких прохожих, бродящих среди могил в поисках утраченных близких, и зябко поежился, выпустив облачко пара из приоткрытых губ. Вот и все. И правда уже на том свете. Что ж. Внук-то ее уже не маленький, через год восемнадцать стукнет. Обычно в таком возрасте юноши находят себе пассию, во всю строят свою жизнь и увиваются с друзьями, всячески отвергая детские остатки себя прежнего. К обеду он купил пакет шоколадных конфет и кое-какие фрукты, дабы не идти к Обито с голыми руками. Кто знает, может, шкет не захотел разговаривать с ним лишь потому, что его родственник ничего не соизволил принести. А втереться в доверие стоит. Ладно. Сейчас он постарается наладить с ребенком отношения хотя бы худо-бедно и, быть может, придумает, что им делать дальше. Будто бы ему это очень нужно. Проходя по больничному коридору со спортивной сумкой на плече, мужчина снова наткнулся на ту самую медсестру, прервавшую его встречу с пациентом в прошлый раз. Она резко остановилась и нахмурилась, поглядывая на него с недоверием. — Куроцучи вас искала, — недружелюбно сообщила. — Спрашивала, когда вы подпишите бумаги, — однако ее глаза потеплели, едва женщина заметила в руках Мадары пакет с едой. — Мой вам совет, месье. Делайте что угодно, но не отправляйте мальчика в дурдом. Для самоубийц это путь в никуда. — Все так плохо? — в его голову сразу пришел гротескный вид психушки из какого-нибудь фильма ужасов, где больных привязывали к кроватям и пытали электричеством, пока те бились в мучительных судорогах, изгибаясь в кривые обнаженные фигуры. Но ведь у них тут столица. Такого просто не может быть, верно? Медсестра покачала головой. — Одиночество и горе не лечатся таблетками, месье. И тоску не скрасят санитары в одинаковых халатах, — она грустно вздохнула. — Я знаю, как ужасно терять близких. И я понимаю, что единственное средство, которое может избавить от боли, — это семья. А если ее нет — ты обречен. Именно поэтому Мадара сходит с ума по своему брату вот уже почти четыре года. А Обито… он совсем один. Ничего не помнит. Даже то, кем был. Быть может потому, что он больше не Обито. Мужчина хотел бы не думать об этом, но что-то темное внутри его уставшего от постоянного горя и скорби разума заставляло возвращаться к этой… идее, желанию, снова и снова и снова. Мадара боялся, что Обито узнает о ней. Заглянет в черные глаза и увидит всю ту гниль, что проела его родственника насквозь. Нужно улыбаться. Натянуто, пусто, но делать вид, что все нормально. Что он все еще хороший человек, который не заливается алкоголем каждый гребанный день, не буянит в барах, когда его отказываются обслужить и не желает проклятому Тенсею сгореть синим пламенем раз и навсегда. Они родились в один день. Месяц. Если это не знак, то самая ужасная издевка, которую можно было придумать. — Ну что, готов говорить? — Мадара тряхнул головой, криво оскалившись. На сей раз не стал садиться на стул у кровати, вместо этого бросив сумку на пол и всунув руки в карманы, остановившись посреди палаты. — Как себя чувствуешь? Обито, никак не изменившийся со вчерашнего вечера, медленно перевел на него затуманенный взгляд. Небо за его окном снова слилось в пустой белый квадрат. И что только высматривает там? Маму с папой? Мужчина закашлялся, спрятав рот в ладони. Они помолчали минуты две, прежде чем Мадара понял, что мальчишка не хочет разговаривать с ним даже сегодня. Хорошо. У него есть средство теперь. — Я принес тебе кое-что. — поборов раздражение, сказал он, осторожно вытащив окарину из сумки. В глазах мальца появилась крохотная заинтересованность, однако головы он не поднял, продолжая неподвижно лежать в кровати. — Это твоя? Глупый вопрос. Будто бы Обито вообще помнит кому она принадлежит. Мадара таки медленно сел за стул, закинув ногу на ногу и поставил пакеты с конфетами и фруктами на прикроватную тумбу. Что же, по крайней мере, он смог заинтересовать Обито хоть чем-то. Мужчина попробовал дунуть в свисток, крепко сжав инструмент в ладонях. Пальцы по-очереди зажали пару отверстий, дабы создать незатейливую мелодию. Вышло так себе. Резко и дрожаще, но зато в этом уродливом звуке Мадара услышал кое-что еще. Он услышал как Обито вдруг издал тихий смешок. Мужчина удивленно опустил окарину, не веря свои глазам, потому что, черт возьми, мальчишка на миг, совсем короткий миг, улыбнулся, слегка прищурив глаза. Ничего себе. Так он все-таки не совсем овощ и возможно даже что-то помнит. Чужая мимолетная радость заставило сердце сжаться от боли. У ребенка была чистая и детская улыбка от которой словно бы даже окружение становилось светлее. Улыбка Изуны. Мадара грустно улыбнулся в ответ, а затем медленно положил глиняный инструмент на одеяло. — Поучишь меня играть? — спросил он у мальчика, а тот уже успел смутиться, будто бы веселье было для него непозволимой роскошью. На его лице опять было тоже отрешенное выражение вечной усталости, но глаз от инструмента на кровати он не отводил, а после и вовсе взял его в руки и стал неуверенно перебирать в пальцах. Зажимал отверстия, поглаживал холодную глину, неуверенный, кому же принадлежит эта вещь. Не помнил. Ничего. Мадара осторожно забрал окарину снова, стараясь не касаться чужой кожи и вновь сильно дунул свисток. В течении получаса он тщетно пытался изобразить хоть какую-то мало-мальски красивую мелодию, но выходило уродливо и нелепо. Зато мальчишке, начавшему улыбаться и даже тихо посмеиваться, сложив ладони у рта, явно нравилось. А Мадара улыбался ему в ответ. И смеялся так, как не смеялся уже давно, ведь снова видел своего брата в чужих глазах. Через час за Обито пришла медсестра, сообщив о том, что должна отвести его на какие-то там процедуры, прервав едва начавшую складываться идиллию между ними. Досадно. Мадаре оставалось лишь наблюдать за тем, как она осторожно помогает пациенту перебраться на инвалидную коляску, после чего везет его по коридорам больницы, любезно предлагая Учихе последовать за ними. Тот не против. Желание подписать бумаги и уехать домой испаряется с каждым тревожным взглядом незаметно оборачивающегося на него Обито, и уступает тяжелым безрадостным мыслям, заставляющим чувствовать чудовищную вину. — Вы простите, что он такой молчаливый. Просто стесняется говорить с незнакомыми этой своей тарабарщиной. И повторяется часто, потому что забывает, что говорил. — болтает медсестра, поглаживая пациента по макушке. — Но он у нас хороший мальчик. Правда, Обито? Мадара думает, что даже не помнит как Обито говорил в свое время и как его речь хоть как-то выделяла его среди прочих. Тараторил постоянно, возможно. Сбивался. А вот Изуна. Изуна обладал чистой и красивой речью, будто бы был создан для того, чтобы своим серебряным голосом читать стихи. Может быть Обито тоже можно этому научить? Хватит. Куроцучи нашла его в одном из кабинетов, где Обито с трудом поставленный медсестрой на ноги, пытался делать маленькие шаги, крепко держась за поручни тренажера обеими руками. Ничего сложного на первый взгляд в этом не было. Дорожка с тянущимися вдоль нее железными поручнями была не больше пары метров, однако даже первый шаг давался мальчишке с невыносимыми мучениями. Его худые колени тряслись от каждой попытки сделать следующий, дыхание было частым и тяжелым, но хуже всего лицо. Искаженное в боли и бесконечной усталости лицо. Вздохи. Стоны. Сжатые зубы. Словно бы босые стопы несчастного пациента ступали по битому стеклу. Должно быть так он себя ощущал сейчас. — И вы надеетесь поставить его на ноги за неделю? — Мадара покачал головой, даже не пытаясь скрыть своего разочарования. — У него хоть кости там срослись, а? Девушка, стоящая рядом с ним кивнула, скрестив руки на груди. — Дело не в костях. Это мышцы ослабли и нуждаются в нагрузке, а Обито не очень-то старается учиться ходить. Мальчишка, словно бы услышав чужое разочарование, вдруг тихо вскрикнул, когда его нога резко подкосилась и согнулась в колене. Мадара вздрогнул, поборов желание броситься к мальцу, едва тот грузно упал на колени, низко опустив голову. Бедняга. На него даже смотреть больно, особенно, когда воспоминания о маленьком Обито, том, который запросто мог обогнать и Мадару и Изуну в его лучшие годы то и дело всплывают в сознании. Все на какое-то мгновение затихли. Медсестра испуганно позвала подопечного, опустившись на корточки рядом. Коснулась вздымающейся от тяжелого дыхания спины, но постанывающий Обито лишь закрыл лицо ладонями, не желая смотреть ни на нее, ни на Мадару. Тени над его худым и беззащитным силуэтом сомкнулись в плотном мраке, и это Учиха в тот день запомнил лучше всего. Гробовая тишина в голове мужчины прерывалась только тяжелым дыханием и мрачными мыслями. Он прошелся немного с медсестрой, отвозившей поникшего ребенка обратно в палату. Не понятно зачем. Хотел посмотреть на опустившего голову Обито еще немного прежде чем отправиться к Куроцучи и поставить крест на его жизни? Поговорить? Поиграть на окарине? Что он хотел? — Эй. — позвал Мадара мальца. Тот неохотно приподнял голову, посмотрев на родственника с немым укором. — Выше нос. Не сегодня, так завтра получится. Обито лишь отвел взгляд. Его глаза стали пустыми и безжизненными, настолько безжизненными, что Учиха невольно потянулся к его руке, в желании коснуться и найти пульс. Эй… Женщина с ним одобрительно улыбнулась. — Конечно. — согласилась она. — Ты не волнуйся, Обито. Твой дядя легко тебя на ноги поставит! И снова. Мадара знает, что опекуном ему не стать. Зачем вселенная напоминает ему об этом снова и снова? Мужчина вздохнул, так и не коснувшись чужой руки. Остановился, решив не провожать их дальше. Никого не спасти. Потому что каждый сам за себя. Под это правило деланы даже законы, и Мадара рад был уйти, да вот один якобы случайно брошенный взгляд опять нарушил все его планы. Обито едва заметно обернулся назад. Хотел посмотреть на него. Убедиться, что тот никуда не исчез. Убедился. И затем слегка прищурившись в подобии улыбки, отвернулся. А Мадаре снова было больно. — Думаете ему правда там помогут? — спросил он Куроцучи через час, сжимая в руках ручку. Они сидели в ее крохотном полупустом кабинете, а на столе покоились документы, которые должны были отправить Обито в дурдом. Девушка, до этого задумчиво ходившая по помещению, остановилась, посмотрев на гостя со странной необъяснимой жалостью. — Никто не сможет дать вам гарантии, но это лучше, чем просто позволить Обито попытаться наложить на себя руки еще раз, не так ли? — едва ли она надеялась, что человеку перед ней не все равно. Честно говоря, каждый ее поступок давал понять, что единственное на что она рассчитывала — быстрее закончить это дело и поставить на очередном пациенте точку. Чтож, это было вполне справедливо. Обито давно выздоровел, оставалась лишь реабилитация, а Мадара ни разу не дал понять, что хоть как-то заинтересован в усыновлении. Они ничего не могли сделать. Поэтому мужчине оставалось лишь поставить подпись и распрощаться с Куроцучи, поблагодарив за помощь, вот только едва его рука зависла над бумагами, как что-то внутри вспомнило Изуну. Его бедного младшего брата на которого Обито был так похож. Так сильно похож, что завяжи он хвостик — был бы неотличим со спины. Разве что покормить его надо, а так — разве он не копия? Не считая шрама, разве это не так? Мадара закрыл глаза, отложив ручку. Куроцучи посмотрела на него с немым вопросом. А вдруг Обито — его второй шанс? Вдруг это буквально подарок от бога, ведь не спроста он так похож на его брата, неспроста фактически отдан ему в руки? Ведь эта вшивая больница могла позвонить кому угодно. Могла не звонить вовсе, но нет. Они позвонили Мадаре, потому что Обито его вспомнил. И не вспомнил больше ничего и никого. Мужчина криво ухмыльнулся. Потому что это подарок. Маленький Обито, похожий на его брата и не помнящий себя — это подарок. А от подарков невежливо отказываться. Особенно если они посланы самой судьбой. — Дерьмо… — прошипел мужчина и досадливо почесал голову. — Что случилось? — Куроцучи подняла на него темные глаза. — Я забыл телефон в палате Обито. Подождите секунду, хорошо? Я туда и обратно. — он торопливо вышел из ее кабинета, не дав удивленной женщине сказать хоть слово. Медленно пересек больничный коридор, огибая спешащих по делам врачей, заставляя себя не бежать сломя голову, дабы не вызывать лишние подозрения. Сколько Куроцучи даст ему времени, перед тем как начать искать незадачливого опекуна? Минут десять максимум? Мадара обернулся по сторонам, перед тем как зайти в знакомую палату и плотно прикрыть за собой дверь. На него тут же уставилась черная пара глаз. Мужчина хрипло рассмеялся. Вот те на. Обито, медленно пережевывающий купленные Мадарой шоколадные конфеты, замер с таким смущением на лице, будто бы был пойман за чем-то непристойным. Разноцветные фантики беспорядочно валялись на смятом одеяле, что-то из них даже упало на пол, видно малец накинулся на них с таким остервенением, будто бы уже давно не ел ничего слаще сахарных пакетиков к чаю. А еще мальчишка впервые за эти дни сидел, свесив неподвижные худые ноги с постели. Вот как. Сидеть все-таки умеет. Многому учить не надо. Мужчина зачем-то вскинул руку вверх, а затем приставил палец к губам. — Планы меняются, Обито. — шепотом пояснил он, вытащив оставленную в палате сумку из-под кровати. Мальца стоило одеть, на улице опять шел снег, тащить его туда в больничной пижаме явно было не лучшей идеей. — Вместо твоей психушки мы поедем в Тенсей. Помнишь его? Это город в котором ты родился. Он бросил смятые джинсы и серую толстовку удивленному родственнику на колени. Еще раз обернулся на дверь, вслушиваясь в шаги за стеной. Пока было тихо. — Ты же хочешь посмотреть на место, где жил раньше? Тебе понравится. Может даже мозги вставишь куда нужно, чудесный план, нет? — судя по растерянности подростка, одеваться он разучился точно также как и ходить, посему Мадара почти грубо уложил его на спину, с трудом натянув на лодыжки старые джинсы. А малец и не сопротивлялся, хоть, судя по скривившемуся лицу и мычанию, явно испытывал дискомфорт. Ничего, малыш. — возникла шальная мысль у Учихи. — Твой дорогой братик будет нежен с тобой, когда убедится, что нам никто не помешает. Стоп. Что это он делал? Он совсем свихнулся? Нельзя ведь просто взять и похитить пациента из больницы. Это абсурд. Это… Кое-как справившись со штанами и толстовкой, Мадара поспешил натянуть на него ботинки, быстро зашнуровав их и помочь надеть, так и не понявшему, чего от него хотят, ребенку темно-синюю длинную куртку. Прекрасно. Решив сделать короткий перерыв, Мадара застегнул чужую сумку на замок, повесив ту на плече, когда Обито вдруг тихо замычал, взволновано указав на дверь пальцем. Что он хотел? Просил не забирать его? Скучал по медсестре? Нет, так дело не пойдет. Мадара тяжело вздохнул и уселся на корточки прямо напротив напуганного мальчишки, положив ладонь ему на колени. — Обито. Послушай. Я знаю, что ты уже привык к этим людям, но они не желают тебе добра, понимаешь? Ты вообще знаешь, что такое психушка? — тихо говорил он, глядя мальчику в глаза. — Это ад в котором такие как ты не выживают, поверь мне. А им главное сбагрить тебя, чтобы ты не вздумал прыгать с крыши снова и не портить им статистику. — ладонь осторожно пригладила чужие волосы. В юности Мадара обожал заправлять то и дело торчащие прядки Изуне за ухо. Подумать только, после стольких лет жизнь дала ему эту возможность снова. — Только я хочу тебе помочь здесь, малыш. По-настоящему. Поэтому ты должен идти со мной. Если Обито и внял его словам, то виду, кроме сменившегося со страха на обреченное равнодушие лица, не подал. И то хорошо. В любом случае он не станет кричать. Стоило надеяться… — Ты должен верить мне, малыш. — прошептал Мадара, сжав чужую ладонь. — Все… будет хорошо. Только позволь мне вытащить тебя отсюда. Подросток неуверенно заглянул в его глаза. После посмотрел на сжимающую его ладонь руку и сжал свою в ответ, неуверенно кивнув. Отлично. Мадара поднялся на ноги, надев на Обито его синюю шапку с помпоном и осторожно взял мальчишку на руки. Тот тут же обхватил его шею руками, прижавшись к мужчине ближе. Может быть боялся такого уязвимого положения, а может и поверил ему, сейчас это не имело значения, потому что Мадара уже открывал дверь в коридор, намереваясь покинуть больницу как можно быстрее. Его ждал неприятный сюрприз в первом же коридоре — Куроцучи, похоже решившая поискать вдруг пропавшего мужчину, медленно шла к палате Обито, к счастью, пока не замечая его самого в руках собирающегося улепетывать Мадары. — Дерьмо! — тот резко спрятался за углом, обеспокоенно повертев головой. Черт с ним. В клинике должен был и другой выход, как минимум тот, который вел бы на парковку. Хм. Кстати о ней. Мадара перехватил затихшего мальчика на руках получше, зашагав в противоположную от главного входа сторону. Если у него не было тех же проблем с памятью, что и у незадачливого самоубийцы, сейчас положившего голову ему на плечо, то Учиха кажется, видел служебный вход у парковочных мест, когда только приезжал в первый раз, а значит его оставалось лишь найти. — Эй. — какой-то тип с белыми волосами, сидящий на скамейке у окна тут же поднял на него покрасневшие глаза. — Где здесь служебный выход знаешь? Короткий кивок. Он медленно вскинул руку указав на лестницу в дальнем коридоре. Молча взглянул на ребенка в руках у Учихи, но не проронил ни слова. Ха. Мадаре хотелось рассмеяться. Видать в этой больнице все были или немые или немногословные. Если конечно это вообще не была проблема всего Парижа и за это он и ненавидел крупные города. Мадара мог лишь порадоваться тому, что припарковал машину совсем рядом с той самой железной дверью. С трудом открыв дверь, он осторожно опустил Обито на пассажирское сидение, пристегнув его ремнем и тревожно оглядываясь, поспешил сесть за руль и завести двигатель. Автомобиль дал назад и тихо выехал на дорогу, ведущую прочь из узкой улицы, у которой пресловутая клиника и располагалась. Обито провожал ее тоскливым взглядом, плотно кутаясь в свою куртку. Бедняга, без одеяла ощущал себя как без кожи и это не удивительно — скорее всего все эти месяцы прикованный к постели Обито просидел в своей палате, видя внешний мир только через окно. Внутреннего дворика у этой клиники не было. — Не бойся, ладно? — сказал ему Мадара, коснувшись мальчишеского колена ладонью. — Я помогу тебе все вспомнить. Все? Будто бы Мадара знал об Обито хоть что-то из того, что мог напомнить ему. Куда проще было восстановить в его памяти совсем иную историю, но каждый раз он говорил себе, что подобный поступок выходил за грань добра и зла… и каждый раз поступал иначе, потому что искренне верил в свое право забыть о боли за счет другого. Разве Мадара не заслужил снова любить своего маленького братика? Разве он недостаточно страдал? Господи, хватит. Просто не думай об этом. Не думать о чем? О том что ты похитил ребенка? Господи, что ты творишь… Что мы творим?! Нет. Нет. Нет. Взгляд на Обито, устало прислонившего голову к стеклу, за которым ветер разметал крупные хлопья снега, заставил темные мысли разгореться снова. Разве он против? Ему плевать. Обито главное, чтобы о нем заботились, так сказала та чертова медсестра, так какая разница, кого он станет играть? Мадара ведь будет хорошим. Он всегда был хорошим братом, а теперь будет самым лучшим. Изуна, он исправится. Больше ничто не заставит его отвлечься от брата. Ничто и никто. Не смей меня игнорировать, Мадара! — Врач сказала мне, что мое имя — единственное, которое ты помнил после того как вышел из комы. — заговорил мужчина, глядя на дорогу. Обито не отреагировал. — Знаешь, кем я тебе прихожусь? Даже не думай об этом. Не смей. Ради остатков рассудка, которые ты еще не пропил, не вздумай ему это говорить. — Я твой брат. — через какое-то время произнес он, и мальчик едва заметно приподнял брови, повернув голову в его сторону. Не поверил? Да нет же. Просто заинтересован. Двоюродный. Ты ему двоюродный брат. Скажи это. Сейчас же скажи ему правду. — Старший, как видишь. — Мадара нервно улыбнулся, облизав губы. Поверил или нет, Обито лишь издал тихий смешок, осторожно кивнув, будто бы соглашаясь с новой правдой за неимение старой. А затем случилось что-то сумасшедшее, заставившее Мадару затормозить и резко сбавить скорость, едва не сбив какого-то одинокого пешехода у дороги. Обито вдруг заговорил. — Für viele Menschen ist ihre Familie Sinn und Grundlage ihres Lebens*. — сказал он так тихо и нежно, будто бы по-французски, хотя очевидно, из французского в этих непонятных словах был лишь мягкий акцент. Мадара поморщил лоб. Его, конечно, предупреждали о тарабарщине и бессмыслице в чужих речах, но не о том, что после комы Обито вдруг станет болтать по-немецки так слаженно, будто бы прожил в Германии всю жизнь. И как же так получилось, что язык, который периодически использовала его бабка и мать, он помнит, а французский, на котором говорил все детство, — нет? — Прости, малыш. Но и у меня, и у тебя от немецких генов уже мало что осталось. Я ни черта не понимаю, что ты там мне говоришь. — честно признался он, повернув руль. Через минут десять они выбьются из общей колеи автомобилей и смогут покинуть Париж, выехав на дорогу, ведущую в Тенсей. А потом… Кто знает. Может, Мадару просто арестуют и посадят в тюрьму окончательно после одного звонка Куроцучи. Может, Обито-таки отправится в дурку. Сейчас трудно сказать. В любом случае Мадара сделал то, что считал нужным и никому его в этом не осудить. — А по-французски можешь? Обито задумался. Его взгляд стал пустым, будто бы попытка вспомнить требовала от ребенка отключить сознание на какое-то время и окунуться в спасительное небытье. Минута. Две. Наконец, он медленно покачал головой, виновато шмыгнув носом. — Ничего… — Мадара нежно потрепал его по плечу. — Потом вспомнишь. У нас будет много времени. — заметив чужую благодарную улыбку, он ощутил еще большую решимость и продолжил. — Братик обо всем позаботится. Не волнуйся. А пока…поговори мне еще на немецком. Приятно тебя слушать. Это было попадание в точку, потому что Обито тут же просиял, счастливо и мягко улыбнувшись. Он вдруг подсел к мужчине чуть ближе, положив свою голову ему на плечо, закрыл глаза, а затем нежно и тихо, так по-французски чувственно заговорил: — Ich will ja nicht, dass du mich liebst. Will nur, dass ich dich nahe weiß. Und dass du manchmal stumm und leis. Die Hand mir gibst.* — его голос завораживал настолько сильно, что, казалось, незримо витал среди падающих с неба снежинок, покрывших сухие поля Южной Франции. Настоящая зима. В ее первозданном виде встретила Мадару, едва он покинул Париж. Разве это не знак, который он так долго ждал? Разве не судьба? Наконец-то он чувствует себя живым. Почти счастливым. Мужчина нарочно не включал музыки и не смотрел на прижавшегося к нему подростка, концентрируясь лишь на побелевшей дороге и мелькающих деревьях, впервые за эти годы мучений и боли ощущая…умиротворение. Он представлял, что это голова младшего брата покоится у него на плече. Представлял, как голос Обито превращается в голос Изуны. Более радостный, не испещренный печалью и болью. Живой и совсем не хриплый или глухой. И это и происходило. Мадара прикрыл глаза, ощущая как он убаюкивает его, бредущего среди пустынной дороги, и ради этой хрупкой иллюзии, ради этого обманчивого чувства того, что его Изуна еще жив. Что он здесь. Рядом. Цел и невредим… Мадара готов был отдать все до последней капли своего рассудка. Все, что осталось у Обито. У кого угодно! И поэтому он больше не думал о последствиях своего безумного желания, поэтому не смотрел на мальчишку на соседнем сидении, боясь разрушить то хрупкое счастье, тот шанс, что обрел снова. Именно поэтому он слышал как тихая немецкая речь возвращается во французскую форму, потому что только Изуна мог поистине красиво говорить на их языке: — Je veux te voir mais tu ne te montres pas. Je veux te parler mais tu ne viens pas. Chaque détour du chemin, je guette, ta silhouette, au loin. Ce n'est jamais toi.* Из воспоминаний его вырвало чужое прикосновение к сжимающей одеяло ладони. Мадара вздрогнул, удивленно обернувшись, и встретился взглядом с уже неспящим Обито. Давно он проснулся? Мадара закрыл глаза. В полумраке он едва различал чужие черты лица, но неизменно видел белесые шрамы, словно они светились в темноте. — Ты помнишь, что я сделал, когда ты только вернулся в Тенсей? — голос как назло охрип. Мадара прикрыл лицо рукой. Потер глаза, а потом и вовсе впился пальцами в черные пряди волос. Помнить всегда так мучительно. — Слабо, если честно. — признался второй мужчина. Удивительно. Он проспал достаточно, чтобы вспомнить даже французский, не иначе как рождественское чудо. Мадара мрачно рассмеялся. Конечно. Если бы амнезия не смягчила всю ту боль, что он пережил — давно бы убрался из этого всеми забытого города как можно дальше. Удалил бы все контакты, сжег мосты, связывающие его с Мадарой, ведь такое не прощается. Учиха не обернулся, когда чужие холодные ладони легли на его плечи. Обито прижался к его спине грудью, осторожно обняв за шею, словно был утопающим, схватившимся за соломинку. Но ведь это давно позади. Времена, когда он был несчастным, оставленным всеми мальчишкой, толком не способным даже ходить, оставлены в прошлом. Его уже не удержать, так почему Обито все еще здесь? Мужчина за спиной вдруг нервно рассмеялся, ощутив странное, пьяное веселье. — Хаширама сказал, что у меня столькг…сток…стокгольмский…твою мать. — захихикал он, вдруг надавив на чужие плечи так сильно, что Мадара неуклюже завалился на спину. Что он… Обито с хитрой улыбкой навис над ним, коснувшись пальцами висков. — Что ты делаешь? — с настороженным смешком спросил его Мадара. Что он вытворяет? Неужто его слова о пьяном Обито-сексуальном маньяке вдруг приобретали правдивый смысл? Мужчина зажмурился, а затем широко распахнул глаза, но наваждение не проходило. — Ничего. — улыбнулся Обито в ответ, а затем медленно нагнулся к чужому лицу, накрыв его губы своими. В нос тут же ударил запах спиртного и застиранной домашней одежды. Мадара любил этот запах. Его ладонь легла на чужую макушку, заставив Обито нагнутся сильнее, углубив поцелуй. Как глупо. Обито наверняка будет жалеть об этом завтра, но останавливать его не хочется сильнее всего на свете. И хотя по себе лобызание Мадаре никогда особо не нравилось, как бы не были известны французы именно этим, но малец почему-то превращал в нечто особенное и чувственное даже его. Мадара погладил мужчину по плечу, без слов попросив отстраниться. С трудом принял сидячее положение, посмотрев на приоткрывшего рот Обито прищуренным тоскливым взглядом. Чувственное. Тоскливое. Меланхоличное. С Обито всегда так. Даже в самый ясный день от него веет зимней полумрачной прохладой. Но Мадара все еще не понимал, что же это значит. Всего лишь пьяные выходки, которые происходили между ним и Хаширамой или что-то другое? Наверное, им стоило поговорить об отношениях куда раньше, не отмалчиваясь и демонстративно ревнуя друг друга, но подобные вещи почему-то происходили сами собой, повинуясь то ли судьбе, то ли неведомой никому стихии. Как там Саске сказал? Рождественское чудо? Мадара подсел к Обито ближе, осторожно огладив его плечи и притянув для нового поцелуя. Тот не сопротивлялся, даже напротив, обнимал за шею, прикусывал чужую губу, нарочито стараясь сделать их поцелуй более интимным. Мадара в их паре ощущал себя почти целомудренным. Ладони старшего Учихи забрались под чужую толстовку, проведя пальцами по животу и груди. Кто же знал, что Обито такой смышленый в французских поцелуях? Мадара коротко выдохнул, воспользовавшись тем, что его партнер ненадолго отстранился. Чужая рука сжала его длинные волосы, слегка притянув к себе. От ощущения чужого языка во рту мурашки прошлись по телу многочисленной гурьбой. Мужчина не знал, хочет ли его подопечный чего-то серьезнее их ужимок в темноте, но ощущал странную, мешающую ему брать инициативу, робость. Ведь это не Хаширама, знакомый ему с детства и о котором Учиха знал абсолютно все. Это Обито, даже спустя столько лет сохраняющий в себе странную, так и не открытую никому тайну. — Не понимаю. — вдруг произнес он, на миг замерев и поморщившись так, будто бы рыбная кость пронзила мягкое и нежное горло. Мадара посмотрел в его глаза с опаской, потому что увидел там что-то до жути знакомое. — Я… кажется, что-то вспоминаю. И это… больно. Проклятье. Только не сейчас. Мужчина притянул его к себе снова, впившись в чужие губы куда более грубым поцелуем. Подмял под собой, заведя чужие руки над его головой. На лице Обито появилось то самое мученическое выражение, которое Мадара видел лишь тогда, когда память снова давала о себе знать. — Не нужно. Все осталось в прошлом. — шепнул он, прижавшись губами к бледной шее. Действовал куда резче. Почти страстно. Кусал чужую кожу, оставлял засосы. Проводил пальцами по животу, забравшись под чужую толстовку. Все что угодно, только не все эти переживания опять. Обито вскинул голову, коротко всхлипнув. Все осталось позади. Ха. Не в их случае. В Тенсее прошлое было полноправным жильцом, ежедневно напоминающее своим соседям о счастливых деньках, которые никогда не вернутся. Разве Изуна был в прошлом? Разве попытка Обито умереть осталась позади? Они все лишь притворялись, что отпустили и забыли свои грехи, а на деле лишь стонали под их ужасным грузом. Взгляд Обито остекленел. Больно. — Это твоя комната. Славная, правда? — сказал ему Мадара, осторожно посадив на кровать, бережно заправленную серым постельным бельем. — Здесь шкаф. Вся твоя одежда там. Вот письменный стол. Большая часть одежды будет немного больше, чем нужно, но ведь можно докупить. Благо, Изуна был не сильно выше и шире мальчишки даже в свои девятнадцать. Да. Природа не пыталась старить его слишком рано. Иногда казалось, что брат застрял в невинном возрасте навсегда. Обито не ответил, хотя теперь едва ли это было жестом недоверия. Мальчик медленно осмотрелся вокруг, сложив ладони на коленях. Ничего вокруг не навевало ему воспоминания ни о детстве, ни о юности. Неужели это и правда была его комната? Белая и пустая палата казалась и то роднее. Подросток вскинул руку, указав на рисунки и мелкие безделушки на стене у письменного стола. — Да, это твое. — улыбнулся Мадара, спрятав руки за спиной. — Ты обожал творчество в любом его виде. Но Обито не ощущал, что способен сделать хоть что-то мало-мальски красивое. Нечто в словах его брата казалось ему притянутым за уши и фальшивым, но из собственных воспоминаний были лишь расплывчатые обрывки. Больница. Усталое лицо пожилой женщины. Падение и ужасная боль во всем теле. Что же было раньше? Кажется, Мадара, имя которого он запомнил. Школьный звонок. Изумительное в своей первичной красоте озеро, старые здания и чьи-то руки, касающиеся внутренней стороны бедра. Чьи-то руки и липкий отвратительный язык. Это воспоминание отразилось в сознании болезненной вспышкой, словно ударом тока. Обито резко схватился за голову руками, оттянув волосы. Заскулил, сжав зубы. — Что такое? — спросил его Мадара, осторожно присев рядом. Тот лишь покачал головой, когда непонятное чувство, едва не заставившее его затрястись от накатившего страха исчезло. Даже если бы Обито мог говорить не смог бы описать его опекуну. Оно походило на то, что испытываешь, когда резко просыпаешься от ощущения падения и не можешь понять где ты. — Ну. Зачем ты так с волосами. Такие как у тебя надо беречь… В голове появилась еще одна сумасшедшая идея. Мадара резко встал на ноги, направившись к одной из полок у стола. Открыл небольшую шкатулку, достав пару цветных резинок. — Ты не любил ходить с распущенными. — пояснил он с мягкой улыбкой. Присел рядом с Обито, нежно завязав мальчишке небольшой хвост, не забыв оставить пару выпирающих прядей. Как Изуна и любил. — Говорил, тебе мешает. Обито пожал плечами, коснувшись волос. Глупо было не верить Мадаре, хотя собственное чутье то и дело трубило о подозрительном равнодушии ко всему, что говорил мужчина, но ведь это также могло быть проблемой амнезии. Ничего. Мадара лучше знает, верно? Он уже взрослый. Ему незачем лгать о подобном. Главное, что мальчик больше не один. Брат поможет ему. — Хорошо. А теперь давай я покажу тебе где душ. — тот медленно поставил ребенка на ноги и позволил мальцу держаться за его локоть, осторожно помогая делать каждый шаг. Правильно — думал Обито. Душ бы не помешал. А потом… кто знает. Может он и свыкнется со своей старой комнатой. Когда прошло пару дней, а Обито, понемногу освоившийся в доме, и даже кое-как научившийся передвигаться самостоятельно, цепляясь за стену, так и не начал говорить, умалчивая уже о том, чтобы выбираться на улицу. Мадара поймал себя на мысли, что отчасти поддерживает его бессилие. Хочет он того или нет, но признать хотя бы одну правду стоит. Его маленький Изуна был похищен, а Мадара в очередной раз переступил закон, который мог бы отправить его за решетку на куда больший срок, чем Кисаме. Мальчишку стоило прятать и прятать хорошо, потому что если кто-то из зевак Тенсея внезапно обнаружит, что брат сумасшедшего Учихи вдруг поднялся из могилы и расхаживает по улицам — посыпятся вопросы и бог знает к чему это все приведет. Мадара не может потерять младшего снова. Только не опять. А Обито и правда был похож на Изуну, особенно после того как стал одеваться в его вещи. Копия. Почти полная. Пара отличий. Это было почти воскрешение. Ведь он выглядел как брат, пах как брат, жил в его комнате, считал Мадару старшим братом… оставалось лишь научить мальчишку быть Изуной и все будет хорошо. А пока Учиха довольствовался лишь вечерами, когда Обито приходил к нему, засыпающему перед телевизором, и ложился рядом, а Мадара снова ощущал невидимое присутствие брата, обнимая его плечи и поглаживая по голове, в то время как запыленная черная коробка тихо рассказывала о сумасшедших снегопадах на следующей неделе. Дни шли один за другим. И сугробы покрывали землю в несколько слоев — Мадара, иногда гуляющий с Обито во внутреннем дворе черного дома, замечал, что проваливается в них почти по лодыжки и улыбался, потому что вместе с возвращением Изуны в Тенсей наконец возвращалась снежная зима. Впервые за столько лет. И впервые за столько лет мужчина чувствовал себя по-настоящему счастливым. Кто бы мог подумать, что такая обманка способна вернуть его к жизни даже после всей боли, что он пережил. И Мадара продолжал обманывать себя, проводя с Изуной почти все свое время. Иногда по вечерам они прогуливались по заснеженным улицам, заходя в парк, однако едва Обито замечал хоть кого-то из случайных прохожих — Мадара тут же тянул его домой. Нет. Это было лишь его сокровище. Зачем Обито кто-то еще? Зачем он кому-либо еще? По большей части мужчина старался скрашивать его дни только взаперти, пряча от всего мира. Фильмы, книги, настольные игры, сладости — Мадара покупал ему все, чего тот желал, лишь бы мальчишка не стремился контактировать с кем-то кроме него. Лишь бы не искал ответы дальше, ограничиваясь лишь краткими объяснениями опекуна. Лишь бы амнезия прогрессировала, заставляя Обито растерянно замирать посреди комнаты и испуганно спрашивать у брата кто же он такой и как его зовут. — Помнишь что-нибудь? — настороженно вопрошал Мадара. А Обито жестами показывал свое падение, кое-как описывал больницу, переходя то на немецкий, то на английский, а после указывал на него. — Ты не помнишь свое имя, малыш? Не помнит имя. Зато помнит слова старшего брата, потому что Обито все еще идеальный подарок с небес. Мадара нежно положил ладони на его плечи, заглянув ему в глаза. — Тебя зовут Изуна. Ты помнишь? И Обито, глядя на него остекленевшими глазами, медленно кивал, касаясь чужой руки. У них все было идеально. Лишь изредка, настоящее «Я» Обито вмешивалось в происходящее, но Мадара жестко пресекал любые попытки вспомнить что-то, что бы не относилось к нему или Изуне, как тогда, когда он тихо приоткрыл комнату брата, увидев как мальчишка, лежащий на животе и болтающий в воздухе ногами, что-то рисовал. Умилительная картина. Рядом с ним стояла одна из любимых шкатулок Изуны и играла тихую тоскливую мелодию, вращая маленького солдатика на вставшей на дыбы белой лошади по кругу. Первый папин подарок. Мадара осторожно вошел внутрь, едва не наступив на один из цветных карандашей, разбросанных по всему полу. — Что малюешь, мелкий? — усмехнулся он, присев на корточки. Изуна протянул ему рисунок с черно-белым кривым лицом ребенка с белыми волосами и черными глазами, так похожего на… О, нет. Нет. Его идиллия ведь только началась. Кто это? Было написано на бумаге. Кто? Мужчина фыркнул. Какаши Хатаке. Проклятый Какаши, которого не могло быть в жизни его брата, какого черта он вспомнил о нем сейчас?! Мадара помрачнел, смяв рисунок в кулаке. Нет, он просто не мог вспомнить о нем. Не мог сделать это сейчас. — Никто. — ответил он хмуро. Встал на ноги и торопливо ушел из комнаты, не оборачиваясь на растерянного подростка, еще долго смотрящему ему вслед. Следующие дни Мадара старательно избегал то и дело всплывающих у мальчишки вопросов, вспыхивающих благодаря изредка мелькающих в его голове воспоминаний, нарочно ведя амнезию Обито по совсем иному пути. Он должен был забыть и позволить себе стать чистым листом, который бы принял тот цвет, которым, когда-то был Изуна. Иных вариантов быть не могло, потому что после смерти брата Мадара хотел лишь одного. Быть с ним рядом. Любить его и заботиться до самой смерти, каким бы сумасшедшим не сделала бы его эта одержимость. Ведь это лишь его вина. Ведь если бы он не забыл о своем брате, если бы не погнался за идиотом Хаширамой — его брат все еще был бы жив и дарил свою светлую улыбку только ему. А Обито? Его улыбка сковывает льдом, но это не страшно. У Мадары достаточно времени, чтобы научить его играть убедительно, а пока мужчина лишь бродит по улице, наблюдая за повзрослевшим Хатаке о чем-то беспечно разговаривающим с Рин у школы. Потому что ему плевать. Мадара говорит это Изуне на следующий же день, когда тот снова просится на улицу. Ведь этот Какаши давно забыл о тебе и живет себе дальше, потому что ему все плевать на тебя, а знаешь кому не плевать? Твоему любимому брату, засыпающему с тобой в обнимку, когда твои кошмары выходят из-под контроля. Мадара не знал, чувствовал ли себя счастливым малец, поначалу послушно играющий чужую роль. Изуна доверял ему не до конца, но не имел ни большого выбора, ни желания бороться за то, чего возможно давно не имел. Воспоминания уходили от него, ускользали как песок из-под пальцев, а он продолжал блуждать по черному дому как прихрамывающее привидение, ведь в буквальном смысле и был им, играя мертвого человека. Но это ведь не так уж и плохо. Мадара считал, что его любви будет достаточно, чтобы удержать мальчишку взаперти. Он всегда был заботлив и нежен с ним. Не взял ни капли в рот после того как Изуна снова появился в его доме. Учил ходить. Говорить. Быть тем, кем тот должен был быть. Любой каприз, желание мгновенно выполнялись потому что это то, что именно этого брат и заслужил. Тепличные условия. Золотая клетка. Мадара считал этого достаточным. Но однажды мальчишка-таки осмелился тихо выйти во двор без него, с трудом дойти до одинокого столба, когда-то бывшего забором и спрятавшись за ним, наткнуться на ошалевшего Хашираму. Чертового Хашираму, который решил навестить друга, дабы почитать ему новую порцию морали, именно в тот день. — Господи… Изуна? — мужчина побледнел, будто бы увидел мертвеца, хоть по факту так оно и было. Мальчик, поглядывающий на него с удивлением, лишь нахмурился, опасливо кивнув. — Нет… не может быть. Ты же… Слава всем богам, что Мадара успел выбежать из дома в этот момент, едва увидел их обоих в окне, крикнуть Хашираме и оттолкнуть мальца за спину. — Что ты здесь делаешь?! — рявкнул он, когда Сенджу испуганно отшатнулся, на миг решив, что бывший друг сейчас накинется на него и задушит, настолько страшное у него было лицо. Мадара резко обернулся назад, не менее грозно приказав мальчишке. — Я разрешал тебе выйти? Быстро домой! Тот не осмелился перечить, взволнованно зашагал обратно к крыльцу, ощутимо прихрамывая, пока старший Учиха пристально наблюдал за прижавшим руки ко рту Хаширамой. В тот день стемнело совсем рано. Ветер трепал по воздуху крупные снежинки, и они словно звезды в чернильном небе, танцевали тревожные хороводы. Никто этого не замечал. — Это… Мадара, кто это? — тихо спросил шатен, не в силах отвести взгляд от худого силуэта, скрывшегося за дверью. — Это ведь не… — Мой брат. Изуна. — Мадара ответил коротко. Смотрел на друга, как на злейшего врага. — Зачем ты пришел? Но безумный ответ отнюдь не убедил Хашираму, ошалело качающего головой. И нужно было ему лезть? Мужчина напротив, потирая зябнущие плечи, посмотрел в окно, едва там показалось чужое бледное лицо, однако стоило Мадаре резко обернуться, как малец тут же исчез. Слишком поздно. Сенджу словно бы прошибло током — он узнал ребенка. — Обито… Ты одел его как Изуну. Зачем? — изумленно пробормотал он, хотел было коснуться чужого лица, но Учиха грубо отпихнул его руку. — Мадара, это ведь ненормально. Откуда он у тебя? Давно ли? Где его бабушка? Они же… — Их больше нет. — Мадара, отвыкший от имени Обито за этот месяц, поморщился, стряхнул с рукава налипший снег. Снегопад в тот поздний вечер был очень сильный. Порой они слышали завывание ветра вдалеке. — В каком смысле? Мужчина, едва поняв, что незваный гость не уйдет так просто, устало вздохнул. Придется поделиться правдой хотя бы с ним. Это долгая история. — Он сиганул с многоэтажки. Пытался убить себя. Из-за травмы все забыл. Бабка его…умерла. — он отвел взгляд. — Так что я привез мальца обратно в Тенсей. — И превратил его в своего брата. — догадался Хаширама. Учиха безразлично пожал плечами. Не он. Сама судьба подвела к этому. Пусть не верит если не хочет. Шатен испуганно вздрогнул, снова попытавшись коснуться чужого плеча. — Значит он все забыл? Даже свое имя? Бедный мальчик. Хаширама сохранил о нем совсем мало воспоминаний. — Верно. — Но… Мадара, ты не можешь заставлять живого человека носить личность мертвого… Это неправильно. Неужели ты думаешь, что Обито добровольно согласился бы на это?! — А какая ему разница? — грубо прервал его мужчина, скрестив руки на груди. — Мальчишка сам отказался от своей жизни, когда решил убить себя. Так пусть теперь живет чужую. — Мадара… — Мы оба выигрываем от этого. Не так ли? — Мадара едва заметно улыбнулся. — В Париже они ютились в однокомнатной комнатушке с протекающей крышей. Существовали на гроши в одиночестве, пока Обито не попал в больницу, с риском отъехать в желтый дом далеко и надолго. Здесь же…Изуна живет так как ему раньше и не снилось. Я даю ему все. А взамен называю братом. Это не такая уж большая цена. Но Сенджу не был с этим согласен. Он поджал губы и решительно покачал головой, тихо произнеся: — Твоя цена — личность, приятель. Это практически как отдать дьяволу душу. — У Обито ее нет. — Мадара лишь отмахнулся, а Сенджу в ужасе протер глаза, отказываясь верить в то, насколько же его друг обезумел. Боже. Он не мог… Не мог дойти до того, чтобы похищать и без того сломанного ребенка и ломать его еще сильнее. А если Обито будет выбиваться из образа Изуны? Если откажется ему следовать, то что тогда? Мадара просто избавится от него или же будет пытаться заставить его играть чужую личность насильно? Страшно подумать. Во что же они все превратились? — Это безумие, приятель… Послушай… — начал было он, но оказался прерван, вдруг подошедшим к нему вплотную Учихой. — Никому об этом не рассказывай, Хаши. Понял меня? Ни слова. — тихо прошептал он тому на ухо. — Об Изуне никто не должен знать. Нет. Пожалуйста. Он не хочет терять его. Только не друга. — Одумайся, прошу тебя… А что будет, когда Обито вырастет? Когда станет не похожим на Изуну? — практически молитва без ответа. Мадара мрачно улыбнулся. — Он будет похож на Изуну. Потом что Обито — и есть Изуна. Хватит. Это безумие. Запаниковавший Хаширама попытался отступить, но был грубо схвачен за плечо и притянут обратно. — Ты услышал меня, Сенджу. — прошипели ему в лицо. — Я не собираюсь терять брата снова, особенно по твоей вине. Узнаю, что ты кому-то рассказал о нем — у тебя больше не будет друга. Запомни. Мужчина болезненно поморщился, словно бы Учиха вогнал ему железный кол прямо в сердце, едва ладонь нащупала мягкую податливую плоть. Обессиленно опустил голову, пока полы его плаща трепала холодная вьюга. Подло. Слабое место. Наблюдающий за ними Обито, все также стоящий у окна, поспешил вернуться в комнату. — Сколько это будет продолжаться? — задал Сенджу последний вопрос. Губы Мадары растянулись в улыбке. Он обернулся к горящему окну в прихожей, будто бы ощутил в нем недавнее движение. — Сколько нужно. С появлением Хаширамы в их маленькой обманчивой игре Мадаре пришлось принять кое-какие меры, дабы отгородить своего брата от нежелательных знакомств в полной мере. Тех, кто произносит его имя не так как Учиха хочет, и этим самым рушит всю ту иллюзию счастья, которую он так кропотливо создавал. И хотя малец так и не начал говорить полноценно, ограничиваясь простыми короткими фразами, Мадара все же умудрился привить ему кое-какие прошлые привычки вроде любви к постоянным зарисовываниям, которыми он пользовался для того, чтобы передать мужчине ту информацию, которую не мог изобразить жестами или короткими фразами. Теперь он как и Изуна когда-то, постоянно таскал с собой блокнот с ручкой (тот, правда, это делал для того, чтобы набрасывать на бумагу появившиеся в приступе вдохновения идеи.), заплетал волосы в аккуратный хвостик каждый день и всерьез считал себя младшим глупеньким братом, который во всем должен полагаться исключительно на старшего в этом большом жестоком мире. Совсем не в характере Изуны, тот цеплялся за Мадару отнюдь не потому что был слабым и беспомощным без него, о, нет. Парень был на редкость самодостаточный и смело кидался с головой даже в самый темный омут, но этот выработанный рефлекс должен был стать гарантией того, что малыш не пойдет в своеволие и не изменит чужому методичному воспитанию, как, например, совсем недавно, когда мужчина принес ему обожаемую братом клубнику, а Изуна мало того, что не стал ее есть, так еще и смотрел на блюдце наполненное ягодами до краев как на горстку горьких пилюль с неизвестным назначением. И это благодарность? Такое лицо, словно бы один вид клубники посеял в нем холодную панику. — Ешь, Изу. — Мадара сел напротив мальчишки, но тот не смотрел на него, продолжая буравить взглядом аппетитные красные ягоды. Его пальцы до побеления сжали края темно-синей толстовки, будто бы он о чем-то сосредоточенно думал. Ох, нет. Только не очередное случайное воспоминание. Он не хочет снова убеждать мальца в том, что оно лишь дурной сон и не имеет ничего общего с реальностью. Учиха мягко улыбнулся. — Это твои любимые. Ты в детстве ел их целыми кустами. Как-то даже чуть не отхватил за их воровство от Буцумы, помнишь? Он рассмеялся при воспоминаниях о теплых летних деньках, когда они были еще детьми, единственная проблема которых была в брюзжащем соседе, махающем розгами при виде двух сорванцов. А сейчас? Что бы сказал Буцума, узнай о том как Мадара пытался застрелить одного из его сыновей, подружившись с продавцом наркотиков? Может, решил бы снова вытянуть из закромов пару смоченных в соли веток? — Хотя бы попробуй. Чего ты. Они тебя не съедят. — улыбка сползала с лица все больше — Изуна, поднявший на него глаза, медленно покачал головой, хотел было встать из-за стола, но был мягко усажен обратно, едва мужчина положил на его плечо руку. Пока легонько, но достаточно сильно, чтобы не сметь ослушаться. — Хоть одну. Ты должен любить их. Я ведь знаю. Мадара подмигнул побледневшему мальчишке, отправив один из плодов в рот. Поморщился. Приторно сладкая, совсем не такая как летом, видима эта пропитана чем-то, дабы сохранять хороший вид даже в эту пору года, но на безрыбье… Изуна ел клубнику целый год, иногда перебиваясь вареньем или замороженными на зиму заначками. Он обожал все, что содержало в себе эту ягоду: напитки, еду, даже чертов гель для душа он покупал исключительно с ней. Мальчишка не может не любить ее, пусть не паясничает. Ну же… Юноша сперва неловко кивнул. Осторожно потянулся к тарелке, но убрал руку даже не коснувшись содержимого, будто бы всерьез чего-то боялся. Мадара почувствовал как начинает злиться. Ну что за бред. И снова качает головой, может отказывается есть ее назло? — Тебе трудно что ли, Изуна? — раздраженно спросил мужчина, а потом, не вытерпев, встал из-за стола, схватив одну из ягод и ткнул ею в плотно сжатые губы мальчишки. — Давай. Открой рот. Тот лишь что-то промычал, отвернувшись, и это разозлило еще больше. Черт возьми, в него теперь даже еду нужно запихивать? — Изуна, — предостерегающе. Снова отказ. Черт. Обито затряс головой, пытаясь избавиться от чужой хватки. Разве это не могло не выводить? — Просто делай, что тебе говорят. Ну? Играй по правилам, играй по правилам, играй по правилам, играй по правилам. Но он не слушал. Наверняка, черт возьми, специально, словно наказывая родственника за попытку запудрить мозги. Мадара ощутил как в голову ударила кровь. Издевается? Знает больше, чем показывает и строит из себя невинную овечку. Сукин сын. Пусть не выбивается из образа, или… — Я сказал тебе открыть свой долбанный рот. — грубый тон старшего брата не на шутку напугал. Мальчишка ощутимо вздрогнул. В глазах был почти шок. — Делай, что тебе говорят, твою… Обито готов был подчиниться, но вкус сока, сочившегося из клубники, которую продолжали твердо надавливать на губы и вцепившаяся в затылок рука, пробудили в нем настолько странное и болезненное отвращение, что мальчик вдруг вскричал, со всей силы ударив по чужой ладони. Замах вышел настолько резкий, что зацепил даже стоящую рядом миску и та полетела на пол, разбившись вдребезги. Глаза Мадары потемнели, едва он осознал, что произошло. — Ну и что ты устроил? — яростно рявкнул он, заставив дрожащего мальчика испуганно схватиться за уши. — Обито… ты… Он осекся, замолкнув на какое-то время, глядя в пустоту, но едва заметил на себе настороженный взгляд и ощутив досаду от своего прокола — продолжил еще более яростно. — Я пытаюсь тебе помочь. А ты как мне платишь взамен?! — Мадара схватил мальца за плечо, грубо встряхнув, дабы тот перевел слезившиеся глаза на него. — Тебе здесь не нравится, братик? Хочешь вернуться в Париж? В психушку? А? Ты этого хочешь? Изуна открыл было рот, чтобы сказать «нет», попытался разжать чужую руку, но его в очередной раз затрясли. Мадара вдруг сжал пальцами его челюсть, заставив приблизить свое лицо к лицу брата. — Я спросил тебя. Ты хочешь обратно в психушку? — севшим от злости голосом прошептали снова. Ребенок испуганно помотал головой. — Отвечай. Пусть не придуривается. Он понемногу говорил все яснее, просто сейчас со злости не хотел даже пробовать. — Nein… Я не хочу… Я… — таки смог выдавить он, прежде чем отвернуться, зажмурив глаза. — Тогда делай, что я говорю. — Мадара толкнул его в сторону лестницы, пытаясь восстановить тяжелое дыхание. Нервно убрал прядь волос со лба, махнув рукой. — Убирайся в свою комнату. Но малец продолжал стоять запуганным истуканом, обнимая себя руками. — Ты глухой? — рявкнул мужчина, сделав шаг к нему. — Я сказал тебе проваливать! И тот-таки подчинился, хромая, исчез на лестнице, то и дело встревоженно оборачиваясь на озлобленного родственника. А тревожиться стоило. Мадара, стоящий на кухне со сжатыми в кулаки ладонями и сверлящий глазами разбившуюся тарелку, с трудом сдерживал себя от желания дать мальчишке хорошую пощечину. Он никогда не испытывал такой злости. Она ужасна. Словно бы Мадара выплескивал на ребенка всю ту ярость и безумие, что накопились в нем за эти годы. Чудовищная злость. И чудовищное чувство вины. Господи. Ну почему? Он ни разу не поднял на Изуну руку, почему он вообще смел думать о подобном? Мужчина тяжело вздохнул, приложив ладонь ко лбу. Его эмоции выходили из-под контроля. Нужно было что-то делать, пока малец все еще верил в его вранье. И он делал. Весь следующий день Мадара переделывал замок в комнате Изуны, удаляя механизм с внутренней стороны и приделывая ее к внешней, пока малец испуганно сидел внутри, вжавшись в самый дальний угол своей новой темницы. Получилось не плохо, а главное работало. В юности Изуна часто запирался в своей комнате, когда обижался на брата за очередные затянувшиеся посиделки с Хаширамой, но обстоятельства изменились. Теперь дверь можно было запереть лишь снаружи, а находящийся внутри оказывался в плену четырех стен, и Мадара пользовался этим постоянно, приучивая подопечного к новым, более жестким порядкам, а запуганный ребенок бесприкословно подчинялся приказам уже спустя неделю. Изуна знал, если его брат уходил куда-то из дома, хоть в соседний магазин, ему стоило послушно уйти в свою комнату и сидеть взаперти, пока тот не вернется домой, но это только все больше ужасало его, отвращало от брата и заставляло пытаться вспомнить хоть что-то еще больше. Происходящее было ненормальным. Он понимал это, даже страдая от амнезии, однако был готов терпеть подобное обращение, пока Мадара не перешел черту окончательно. Изуна понял, что попал в кошмар, когда услышал как старший брат забивает досками окно, ведущее в его комнату. И не только его. Весь третий этаж. Отныне его мир ограничивался только парой комнат и коридором, если не одним помещением, и это заставляло ребенка верить в то, что внешнего мира он больше никогда в своей жизни не увидит. Он не понимал, чем заслужил это, ведь все было хорошо. Почему Мадара так болезненно реагирует на любое расхождение с ним прежним? Почему не дает общаться с другими? Видеть внешний мир. Изуна, сидящий на коленях у пока открытой двери своей комнаты и со страхом разглядывающий темный коридор, в то время как его брат что-то готовил на кухне, ощущал себя пленником у жуткого, скрывающего от него истину, маньяка. Так не может быть. Это не правильно. Изуна не хочет прожить всю жизнь в подобной изоляции. И это побудило его искать ответы сильнее, понимая, в насколько же опасную игру он стал играть, ведь кем бы ни был Мадара Учиха, ясно было одно. Он безусловно был сумасшедшим. Изуна болезненно нахмурил брови, толком не понимая, где находится, даже не осознавая что видит перед собой, когда глаза сверлят темный потолок. Он взрослый тридцатилетний мужчина или же напуганный, сжавшийся в углу большого шкафа, оказавшийся в ловушке ребенок? Может он лишь лежит на кровати и видит прошлое, или напротив осторожно пробирается на чердак и застывает в темном углу у огромного черного сундука, наблюдая за будущим? Чужие руки задирают его старую толстовку, оголяя впалый живот и тревожно поднимающуюся грудь. Дышать нечем. Вдоха не достаточно, чтобы насытить легкие кислородом, будто бы помещение наполнено лишь вакуумом. Мужчина всхлипнул, зажмурив глаза. Отросшие волосы родственника щекотали его кожу, пока тот ненавязчиво целовал его живот, опускаясь в ласках все ниже. Мадара старался не думать о прошлом, механически покрывая поцелуями бледную кожу. Его пальцы безуспешно боролись с пуговицей на ширинке из-за дурацкой, вдруг взявшейся из неоткуда дрожи. Черт. Все должно быть не так. Мадара на мгновение приподнял голову, едва на макушку легла чужая рука, нежно погладив по волосам. Их глаза встретились и мужчину снова пробрала дрожь. Обито смотревший на него со странной болезненной улыбкой до жути напоминал того самого подростка, улыбающегося среди капельниц и больничных стен. Как глупо. Изуна знал, что брат скрывал от него что-то, попутно пряча самого парня от всего мира, но с тех пор как он оказался вынужден смотреть на улицу лишь через прорехи в досках заколоченного окна — он не переставал искать истину в черном доме, то и дело натыкаясь на улики большого обмана в который его заставили верить. Сперва просто несостыковки вроде полного отсутствия фотографий из прошлого в их жизни, затем странные заметки, якобы сделанные им самим, но имеющие отталкивающий, не свойственный его руке почерк. Мадара врал о чем-то. Придумывал отговорки, не отвечал на вопросы. Играл в странную игру смысл которой дошел до мальчишки лишь сейчас, когда он нашел старую открытку, поздравляющую с девятнадцатилетием именно его. Просто завалявшийся хлам. Кусок картона с дурацким котом на обложке и корявой надписью: «Поздравляю тебя с днем рождения, Изу! Будь таким же радостным и милым! От Хаширамы. Как интересно. Мадара говорил, что ему всего семнадцать, а злополучная находка утверждала что сейчас ему как минимум должно было перевалить за двадцать, если не больше. Не может быть. Это какое-то безумие. Изуна не был человеком, за которого его выдавали, но тогда к чему все эти слова от Мадары и кем же он действительно ему приходился? Мальчик впился руками в отросшие пряди, но так и не смог вспомнить хоть что-то, связанное с его воспоминаниями, на ум приходили лишь внушенные чужой волей мысли. Это пугало не на шутку. Ему стоило докопаться до истины, пока его настоящее я не было разрушено окончательно. Даже если он был Изуной Учихой, что-то в Мадаре все равно заставляло его тщательно скрывать от него правду. Но что? Почему он прячет брата от всего мира? Изуна что-то сделал? Почему брат так жесток к нему? В чем ребенок провинился? Мысли не укладывались в голове, а больничные коридоры покрывались вуалью забвения с каждым днем. Ему нужно было понять, что происходит пока мальчик не забыл даже их. Потому что в таком случае Мадара получил бы возможность вертеть его разумом как ему угодно. — Das Badezimmer* — коротко сказал малец Мадаре, осторожно поднявшись с дивана и направившись к лестнице. Мужчина до этого не отрывающий глаз от книги в руках, лениво повернул в его сторону голову. — Зачем идти на второй этаж? Тут есть еще одна, забыл? — спросил он равнодушно. Изуна поджал губы, обернувшись к брату. — Затем… туда. — с трудом выговорил он, напряженно сжав руки в кулаки. К счастью, Мадара не счел это подозрительным и лишь устало махнул рукой. — Как хочешь, Изу. — он вернулся к книге, а Изуна, еще какое-то время пристально смотревший ему в затылок, тихо сказал: — Ich hab' dich rasiert* И стал подниматься по лестнице, прихрамывая. Мадара не ответил, так и не поняв чужих слов. Все прошло быстро и ясно, дав Изуне окончательный ответ на все вопросы. Он нарочно включил воду в ванной, закрыл дверь, оставив свет включенным, а сам незаметно пробрался в комнату брата, дабы найти хоть что-то из фотографий. Как назло, Мадара не был дураком и не оставил ничего даже там, пожалуй, проколовшись лишь в том, что положил в самый нижний ящик прикроватной тумбочки железный ключ. И Изуна знал для чего он был нужен, потому что уже осматривал чердак, где нашел небольшой темно-синий сундук, заботливо упрятанный среди кучи хлама. Неприметный совсем. Мальчик не обратил бы на него внимания, если бы не тот факт, что он был под замком. И ключ сейчас оказался у него в руках, в этом не было сомнений. На первом этаже громко закашлялись. Подросток вздрогнул, опасливо глянув на дверь. Прижал ключ к груди, поспешив вернуться в коридор и снова забраться на чердак. Ванная уже была почти полной, когда он осторожно открыл сундук, обнаружив там все, что было надежно спрятано. И это повергло Изуну в шок. Он искал ответы, но не был готов к тому, что получит их в таком огромном масштабе, ведь Мадара сложил здесь абсолютно все, что могло натолкнуть мальца на правду. Фотографии юноши, до ужаса похожего на него, но заметно взрослее, его одежда на них, улыбка. Свидетельства о рождении, дипломы, какие-то документы и выписки, и почти все на одно имя. Человека с фотографии. Ребенок застыл на месте, медленно опустившись на колени. Закрыл рот рукой. Это был Изуна, но он не узнавал себя на фотографиях. Все слишком чужое. Незнакомое. Даже лицо. Вот он обнимает брата на фоне чистого неба и пшеничного поля, вот сидит на дереве, свесив ноги, в ярких лучах солнца, вот стоит под проливным дождем с синим зонтом и смеется. А как много было со снежных парков и рождественских праздников с елочными игрушками и яркими коробками с бантами. Но ведь это совсем другой человек. Пусть и похожий. Такие же волосы. Та же одежда, но лицо… оно не его. Кем бы ни был мальчишка, какое имя бы не носил, человек на фотографии, носивший имя Изуна никогда не являлся им. Господи… Трясущиеся руки медленно перебирали снимки. Почти все подписанные. Лето. Семнадцать лет. Осень. Восемнадцать. Даже чертов выпускной. И везде ни намека на его лицо, даже когда мальчик дошел до семейной фотографии. Таджима, Мадара, Изуна и еще трое. Глаза задержались на ребенке с темными волосами и широкой улыбкой. Хаширама. Тот что приходил сюда. Знает ли он какой ужас происходит в черном доме? Последним Изуна вытащил свидетельство о смерти. Сперва некого Таджимы, а затем… его самого. О Господи. Мальчик закрыл рот руками, в шоке выронив старый помятый документ на пол. Нет. Это… это невозможно. Он ведь был жив. Изуна был жив, тогда почему… Пальцы снова вцепились в волосы, до боли сжимая. В голове появился белый шум, словно бы в его мозгу отключили сигнал и он разразился этим отвратительным звуком, как сломанный старый телевизор. Изуна Учиха мертв, а он — нет. Но если он не мертв, значит он не Изуна, верно? Но… тогда кто он? Кто он черт возьми такой?! Подросток обессиленно наклонился к самому полу и, зажмурив глаза, открыл рот в беззвучном крике. Сильно трясло. Шум в его голове становился оглушительно громким. Он буквально орал, давя на барабанные перепонки. Все сильнее и сильнее, и сильнее. А затем наступила тишина. — Изуна Учиха. Кто это? — ясно спросил юноша, встав перед все также читающим на диване братом. Тот посмотрел на него с немым вопросом в глазах, нахмурив брови. — Ты головой опять ударился? — спросил он у тяжело дышащего ребенка. Тот был в шаге от истерики, судя по дрожащим рукам. Даже глаза слезились. Он монстра в ванной увидел что ли? Сердце почуяло неладное. — Это ты и есть. — Die Wahrheit? * — Изуна улыбнулся почти издевательски. Мадара еще никогда не видел на его лице таких эмоций. Парень вдруг выставил вперед спрятанную за спиной руку, продемонстрировав какой-то документ. — И давно я мертв? Молчание. В глазах Мадары появилось смутное узнавание, сменившееся сперва ужасом и болью, а затем такой жуткой яростью, что мальчик невольно сделал шаг назад, едва документ оказался вырван у него из рук. — Ты копался в моих вещах? — тихо прошипел он, сжимая бумагу в кулаке. Изуна старался сохранить остатки мужества, с вызовом глядя в его глаза, но страх подступал все больше. Мадара медленно поднялся на ноги, положив руку на пояс. — Кто тебе дал на это право? А? — Ты обманывал меня. — не слушая, ответил ему мальчишка. — Ты заставил меня думать, что я toter Mann.* Нет, нет, нет, нет, только не это! Хватит уже своей тарабарщины. Мадара закатил глаза. И с каких это пор подонок вдруг стал волноваться о подобном? Его дело было лишь послушно играть, чем он и занимался эти месяцы. Что вдруг побудило его закатывать истерики? Может не стоило учить мальчишку говорить? Может, нужно было запереть его где-нибудь и дождаться пока он снова все забудет? Какая досада. Мадара тяжело вздохнул, стараясь побороть кипящую в нем ярость из-за болезненного разрушения его прекрасной иллюзии. Ничего. Все еще можно исправить, особенно когда амнезия этого идиота то и дело дает о себе знать. Ведь можно, верно? Они оба забудут. Да. Просто забудут и начнут сначала, ничего страшного не произошло. Его брат в порядке, вот же стоит перед ним! Слышишь? Изуна не мертв. Ничего еще не кончено. Но мальцу было мало. — Кто я такой? На самом деле. — громко спросил он, но Мадара не ответил. Даже не смотрел в чужие яростные глаза. — Отвечай! — Изуна Учиха. — Не лги! Старший Учиха взглянул на него с холодной улыбкой. — Изуна. Учиха. — вкрадчиво произнес он. Подросток не выдержал. Ударил мужчину в грудь обеими руками с озлобленным криком. — Хватит лгать! — Я и не лгу. — Мадара пожал плечами, словно бы и не заметив ни чужой истерики, ни ударов. Ничего. Покричит и успокоится. С Изуной такое было не впервые. Не смей меня игнорировать! Слышишь?! — Как меня зовут? Кто я? — с резким всхлипом. Ярость куда-то ушла, оставив после себя только боль и слезы. Он поспешил утереть их ладонями. Мадара прищурился. Ты думаешь только о себе, Мадара, и именно поэтому у тебя ничего не получится! — Изу, пожалуйста, не кричи… — Пока ты в этом доме, ты будешь тем, кем я тебе скажу… — сказал он, и это стало последней каплей. Изуна резко развернулся к нему спиной и направился в коридор быстрым шагом. Хорошо. Тогда он уходит отсюда. Если Мадара не скажет ему правду, то это сделают другие и пусть только попробует ему помешать. Мальчик взял с крючка старую куртку, дернул ручку двери, намереваясь выйти на улицу, но в ужасе осознал, что она заперта. Нет. Нет, пожалуйста. Он тревожно заоглядывался по сторонам, обшарив несколько ближайших курток. Где ключи? — Это ищешь? — облакотившийся о стену Мадара за его спиной, поигрывал связкой ключей в пальцах. — Отдай. — Нет. Пусть только попробует… Подросток протянул руку, но мужчина и не думал отпускать брата. — И куда ты пойдешь? Обратно в Париж? — рассмеялся он, и сердце мальца упало. Мадара никогда не вызывал у него страха, а его внешность не казалась отталкивающей, но именно сейчас, стоящий в полумраке с его свободой в руках человек напоминал дьявола. Жуткая холодная улыбка, отблеск помешательства и безумия в черных как ночь глазах — как только мальчик не замечал этого раньше? Когда все успело измениться в один момент? Изуна прижался к двери, стараясь сохранить остатки самообладания. — Wen juckt das? * Подальше от тебя. — голос предательски дрожал. Он ведь в настоящей западне. Всегда был в ней. С того момента как Мадара забрал его из больницы, решив воспользоваться чужой болью. — Правда? — улыбка мужчины стала шире. Он сделал шаг вперед, и Изуна испуганно вскрикнул. — Не подходи! — Хочешь туда? Думаешь ты кому-то там нужен кроме меня, а, малыш? — сухо прошептал он. Обито промолчал. Мадара разочаровано покачал головой, посмотрев на ключи в своей ладони. — Ты не умеешь хитрить, не так ли? Никогда не умел. Как и приоритеты расставлять, — вздохнул. — Твое тупое упрямство бесило меня еще в школе… — Отдай мне ключи. Живо! — А то что? — рявкнул мужчина, заставив ребенка отшатнуться, ударившись о стену. Мадара нервно поджал губы. Подкинул связку ключей в воздух, поймав их одной рукой. На его лице не было ничего кроме пустоты и равнодушия. — Я хотел дать тебе ту жизнь, о которой многие сироты только мечтать могли, а взамен просил лишь одного. Только, мать ее, одну вещь. Так трудно было сыграть для меня брата, сукин ты сын?! — началось. Он швырнул в подростка ключами со всей силы. А тот вскричал от боли, когда связка ударилась о его скрещенные у лица руки. — Хватит! — Изуна резко присел, пытаясь схватить упавшие ключи, но чья-то рука дернула его за волосы, заставив болезненно зашипеть. Нет. Пожалуйста. Мадара перехватил его под грудь, слегка приподняв и потащил кричащего и упирающего юношу к лестнице. Попался. Нужно запереть его где-нибудь. В ванной например. Быть может если он посидит пару дней без общения — снова забудет все, что происходило. Оставалось лишь на это надеяться. — Пусти! Нет! Помогите! — верещал мальчишка, вцепившись в чужую руку. Его ноги беспомощно бились об пол, не находя нормальной опоры. Бесполезно. Он слишком истощен — не сможет отбиться от здорового мужчины, даже если постарается изо всех сил. Что теперь с ним сделают? — И кого ты зовешь? — с тяжелым придыханием спросил его Мадара, затаскивая на лестницу. Волосы как назло упали на глаза, мешая видеть. — Думаешь в этой дыре тебе хоть кто-то поможет? И кто же? Все кому было до тебя хоть какое-то дело давно мертвы. Мадара не верил, что говорит это. Он ведь не хотел. Не должен был, но что-то темное, пробудившееся в нем после смерти брата заполнило его разум слишком сильно, чтобы сопротивляться. Безумие. Боль. Ненависть. Мадара хотел быть прежним заботливым братом, но эта трагедия изменила в нем все. Отец. Изуна. Все мертвы. Разве он сказал неправду? — Не надо… — мальчик уже во все рыдал, почти перестав сопротивляться. Слезы капали на руку, перехватившую его под грудь. Черт. Это и смешно и грустно, да? Для всех зрителей этого спектакля, кроме самих актеров. Мадара и не представлял, что способен на подобное. Быть может в городе говорили правду, когда считали его спятившим и опасным, но Учихе давно уже было наплевать. Пусть считают. Пусть даже это будет истиной, но он получит своего брата назад, даже если придется ударить Обито его тупой головой о землю снова. Даже если придется бить его снова и снова, пока на белой плитке не останется красных следов. Он притащил упирающегося куда хотел, заметив почти залитую до краев ванную, и очередной обман мальчишки привел Мадару в еще большую ярость. Вот оно как. Умнеет. Где же его безвольный братик из больницы? Обито вскрикнул, ударив ногой по дверному косяку. Может и не лучшая идея запирать его здесь, разрушит же все к чертям, но Мадаре нужна была хотя бы секундная передышка дабы подумать. Заткнись. Здесь нет никакого Обито! — Зачем ты это делаешь? — захныкали вдруг в его руках. Ах, бедняга. Все еще тщетно пытался вырваться, крича от ужаса, когда мужчина подскользнулся на образовавшейся из-за стекающей с бортиков воды. — Хватит дергаться… — вместо ответа. Идиот. Мадара резко закрыл кран, поборов желание окунуть в полную ванную мальчишку с головой, да подержать немного, а стоило бы. Успокоился бы. Прав… Он едва успел посмотреть на зарычавшего Изуну, как согнулся от боли, когда тот, умудрившись схватить фарфоровую мыльницу с умывальника, яростно разбил ее об чужой лоб. Эй! Голову словно прижгли раскаленной кочергой. Мадара неуклюже завалился на спину, выпустив мальчишку из рук. Взвыл от боли, схватившись за окровавленный висок, пока брат, не теряя времени, поспешил подняться на ноги и броситься в коридор. — Стой! — Учиха почти поймал чужую лодыжку, но тут же выпустил ее из пальцев. Сбежал. Парень бросил на него взгляд полный страха и злости. Словно бы раздумывал стоило ли заходить далеко. Ха. Ему страшно. Мадара тут истекает кровью, а идиоту страшно! Жалости не дождался. Малец всего навсего резко захлопнул дверь. Твою мать. Ванная запиралась ключом, а ключи он спрятал… черт. Если этот ублюдок обшарил его комнату, то где находились мелкие ключи знал. — Изуна! Даже не смей, ты… Но слишком поздно. Мадара с трудом успел подняться, оставив на белой плитке ванной окровавленный отпечаток ладони, когда уши уловили характерный щелчок от вставляемого в замочную скважину ключа. О, неужели. И что он собрался делать? Морить братика голодом? Догадки разбились об тяжелый шаркающий топот ног — мальчишка и правда сбегал. — Стой! Вернись и выпусти меня сейчас же! — заорал Учиха, ударив кулаком по двери. По щеке обильно стекали струйки липкой крови. К черту. Она деревянная. Нужно было выбивать. — Изуна, ты слышишь меня?! Мальчишка ударился плечом о стену, не успев вовремя остановиться, а тяжелые удары по двери заставили его в ужасе обернуться, оступившись. Крик. Он покатился по лестнице с приглушенным хрипом пока его хлипкое тело беспощадно ударялось о ступени, наконец достигая стены. Последний тяжелый удар — и оно безжизненно обмякло на полу. Больно. Изуна с трудом перевернулся на бок, открыл рот в очередном немом крике, схватившись за голову рукой. Белый шум заполнил собой сознание, перебивая даже яростные крики наверху. — Открой эту чертову дверь, сукин ты сын! — Мадара ожесточенно бил по ней кулаками. Кровавые капли падали на пол с каждым новым ударом. Нет. Не надо… Мальчик смог встать на четвереньки, трясясь всем телом от новых приступов боли. . Оборачиваться было непозволительным промедлением. Бежать, куда угодно, плевать куда. И не оглядываться. Он с трудом поставил руку на ступеньку ведущую в коридор, но снова неуклюже завалился вперед, покатившись по новой порции ступеней. Когда Изуна оказался в коридоре, у нее вообще не осталось сил. Болело абсолютно все. — Изуна, ты слышишь меня?! Новый удар побудил действовать. Мальчик попытался встать, но лишь безнадежно упал на живот. Тошнило. Ужасно кружилось голова. Может получил очередное сотрясение? Он с трудом открыл слезящиеся глаза, приподняв голову. Глаза с трудом сфокусировались на том, что впереди. Входная дверь и лежащие у нее ключи. Совсем недалеко. Изуна уперся об один локоть, осторожно пристав, второй рукой он помогал себе отталкиваться, дабы ползти. Тяжелое дыхание было его единственным союзником в неравной борьбе с сумасшедшим страхом и болью. От падения с черных волос слетела яркая резинка и сейчас длинные пряди упрямо лезли в глаза. Мешали и без того ужасной видимости. Проклятье. — Только попробуй выйти на улицу и я… У двери чужие крики были почти не слышны. Титаническим усилием воли парень заставил себя сесть на колени, нашарить рукой ключи на полу и трясущимися пальцами вставить их в замок. Боже. Улица встретила его холодным ветром. Намечалась сильная вьюга. Подросток простонал под нос, схватившись за ручку и медленно встал на ноги. В последний раз обернулся назад, а потом не оглядываясь бросился прочь. Сильный снегопад укрыл его силуэт в туманной дымке, стоило мальчишке покинуть участок. — Это… это не может быть правдой. Ты не мог поступать так. Ты ведь… — Обито покачал головой, не глядя на нависшего над ним мужчину. А ему нечего было ответить. Мадара никогда не представлял, что способен зайти так далеко в своем безумие, но их маленькая тайна это только подтверждала. Вина снова заскребла на сердце. Если бы он только мог сделать хоть что-то… Мужчина нежно погладил Обито по лицу, прошептав сбивчивое: — Я давно не такой. Ты ведь знаешь. Ты… Все в прошлом. Да. Сейчас он просто придурок с дурацкой улыбкой, от которого ждешь очередной выходки, редко выходящей за рамки. Саске считает его таковым. Наверняка. А Хаширама и Обито. Тенсей. Они все знают насколько же опасным может быть Мадара Учиха доведенный до ручки. Но это в прошлом? А не самонадеянно ли так говорить? Изуна шел по заснеженным улицам, шатаясь так, словно был выпивохой, возвращающейся после очередного паба. Обнимал себя руками, дрожа от жуткого мороза — на мальчике была лишь синяя толстовка и легкие джинсы, не говоря уже о том, что он не взял даже обуви и сейчас его тонкие носки промокли и покрылись толстым слоем снега. Не взял ничего. Зря. Но в те минуты не было времени думать. А еще он то и дело оборачивался, с трепетом ожидая яростной погони. Как назло, видимость была ужасная. Изуна ориентировался лишь на одинокие фонари. Окна горели в очень немногих домах. Тенсей давно уснул и сейчас лишь сонно ворочался, накрываясь снежным одеялом с головой и казалось бы не обращал на одинокого путника никакого внимания. Никто не обращал. Даже одинокие силуэты, наблюдающие за ним со своих участков. Мальчик наткнулся на каменный забор и пошел вдоль него, в надежде выйти к центру города, где движения должно было быть побольше даже в эти часы. Может быть ему повезет и найдется хоть-кто-то, кто поможет. Тенсей мог быть ужасным местом только на словах Мадары. Но как же холодно тут было… Руки окаменели от мороза, приходилось то и дело дышать на них, пытаясь согреть. Никого впереди. Ни намека на людей. Будто бы он просто как дурак слонялся под фонарями, потому что теперь не видно было даже домов. Только снег и его завывание. Он прошел еще немного, пару улиц или около того, прежде чем обессиленно рухнуть в сугроб. Тепло уходило слишком быстро. Изуна шмыгнул носом, снова приставив руки ко рту. Тело ныло от синяков. Ему не добраться. Боже, неужели он все-таки погибнет и получит долгожданное избавление от всего того кошмара, на который обрек его последний живой родственник? Неужели то никчемное выживание после падения было лишь отсрочкой неизбежного? Изуна болезненно рассмеялся, задрав голову к черному небу. Снежинки окутали его волосы, ресницы, даже обветренные губы. Подросток не был против такого исхода. Принимал его философично. Как данность и ни капли не жалел. Не было о чем. Вся его прошлая жизнь стерта, а новая стала западней и темницей под чужим именем. Никто не захочет такого. И все же как жаль, что он умрет не зная даже собственного имени. Как жаль. Интересно, было ли ему хоть раз в прошлом так плохо и отчаянно, болезненно одиноко? Ощущал ли он себя преданным, когда тот, кто обещал, что любит в итоге просто пользовался им? Как куклой. Заготовкой для другого. Мертвого. Снег запорошило совсем рядом. Он осыпался на дрожащего витиеватой волной и взмыл в небо. Изуна зажмурил глаза, чихнув. Не сразу заметил изумленно уставившегося на него мужчину, идущего навстречу одинокому силуэту у фонаря. — Обито… боже мой. — Хашираму как будто послали боги в ту ночь. Может быть ему подсказало его шестое чувство или как там его, если, мужчина конечно в это тогда верил, а может просто хоть что-то в этом мире снизошло до того, чтобы назвать мальчишку по имени. По-настоящему. Подросток с трудом сфокусировал на нем взгляд, медленно вытянув руку. Снова шел к Мадаре? Черный дом недалеко? О, нет. Мальчик всхлипнул. Его бледное изнеможденное лицо, прикрытые глаза и тянущаяся ладонь должно быть, очень напугали Сенджу. Посему тот и поспешил броситься к нему как можно скорее. А мальчишке на совсем ничтожный миг показалось, что смотрел на него совсем другой. Он… Какаши. Имя мальчика с рисунка было Какаши. Нужно идти к нему? Найти? Точно. Только пусть Хаширама позвонит хоть кому-нибудь. Пусть остановит это безумие. Пожалуйста. — Не плачь, малыш. Я здесь. Сейчас… пойдем ко мне, ладно? Расскажешь, что случилось. — Хаширама аккуратно помог ему подняться. Торопливо снял свое серое пальто, накинув замерзшему на плечи. Но подросток вовсе не плакал. — Вот так. Пойдем, пойдем. Не бойся. Буря взвыла в ночи пуще прежнего, словно была огромным волком, зовущим луну. Что-то в ту ночь выло вместе с ней. Изуна сжимал в руках чашку зеленого чая так крепко как мог. Смотрел в одну точку, не обращая внимания на суету Хаширамы, заваривающему суп на кухне. Теперь все было хорошо. Тепло. Его промокшие носки покоились на батарее. Плечи покрывал темный плед, а в соседней комнате Сенджу разговаривал со своей женой, не подозревая, как хорошо его слышат. — Я не могу пойти в полицию… Ты же знаешь. Сколько Мадаре дадут за похищение несовершеннолетнего? Нет. Это не выход, Мито. Он только еще больше озлобится. — вышедший на миг к мальцу Хаширама, подмигнул ему. Изуна слабо улыбнулся, отпив немного чая. По телевизору шла цветастая реклама стирального порошка. — Я понятия не имею почему его до сих пор не спохватились. Может в Париже полиция работает через задницу, я не знаю. И я не знаю, что мне делать, Мито. Помоги мне. Мальчик осторожно положил кружку на столешницу, получше закутавшись в плед. Босые ноги утопали в мягком ковре. Дом Хаширамы был совсем не похож на черный дом. Светлый, ухоженный. Уютный. Будто бы ребенок снова был у… Бабушка. Где же его бабушка? — А если он заявится сюда? — мужчина в ужасе прикрыл рот рукой. — Ты с ума сошла? Я не отдам ему ребенка. Мито, он ведь неадекватен. Ты не представляешь, что он может сделать с ним. Мадара сказал, что все близкие подростка мертвы. Была ли это очередная ложь? Изуна верил Хашираме, не имея ни малейшего понятия о его слабостях перед лицом бывшего друга. А тот сел перед ним на колени. Взял за руку, мягко улыбнувшись. — Кто такой Какаши? — вдруг спросил его ребенок, заглянув тому в глаза. — Мадара сказал, его не существует. Хаширама слегка приподнял брови в удивлении, неуклюже поправив упавшую на лоб прядку темных волос. — Мальчик с Райкири, 14. Улицы, на которой ты раньше жил с бабушкой. Не помнишь? — произнес мужчина. — Твой… лучший друг. Насколько я знаю. Лучший друг. У него он все-таки был. А Мадара сказал, что у брата есть лишь он и никого более. Хаширама меж тем устало усмехнулся, коснувшись чужой щеки кончиками пальцем. Совсем незаметно и ненавязчиво, но мальчик почему-то вздрогнул. — Не бойся, Обито. Мы что-нибудь придумаем. — уверял Хаширама и его уверенность внушала храбрость. А еще тревогу. Изуна пытался назвать себя новым именем, но оно упорно вылетало из головы. Это его настоящее? Почему тогда так тяжело запомнить? Почему оно такое не родное? Не вызывает эмоций. Может это очередной обман? Хватит. Ты не Изуна. Он мог больше не называть себя так даже вслух. …До той поры, когда к ним на порог не заявился Мадара Учиха и все спокойствие, вместе с напускной веселостью рухнуло и разбилось вдребезги. Он был зол — в обсидиановых глазах отражалась бесконечная ярость на пару с усталостью и даже горькой обидой, будто бы с точки зрения морали мужчины было ужасным поступком — пытаться убежать от сумасшедшего родственника, спасая остатки и без того умершей личности. На нем была не застегнутая зимняя парка черного цвета. Изуна помнил, как искал в ее правом кармане ключи, когда весь этот ужас разверзнулся. Мадара вошел без разрешения или приветствия. Молча вступил на порог, откинув свои длинные волосы на плечо. Мальчик быстро поднялся на ноги, выронив чашку с чаем. Та упала на ковер и темное пятно медленно растеклось по белому ворсу. Мадара смотрел на него с такой ненавистью, словно бы пришел убить. Даже напуганный Сенджу это заметил. — Стой где стоишь! — Хаширама попытался задержать его. Положил свою смуглую ладонь другу на грудь, наровясь оттолкнуть, пытавшегося зайти внутрь Мадару, но тот отпихнул его куда-то вбок, озлобленно уставившись на испуганно пятящегося от него мальчишку. Хаширама отступил за ним следом, закрыв Обито собой. — Я не шучу, Мадара. Достаточно. Обито мне все рассказал. И опять Учиха лишь отмахнулся от некогда близкого, схватив того за плечо и встряхнув. Надвигался жестоко и неотвратимо. Как разъяренное пламя, охватившее город. — Не лезь не в свое дело, если не хочешь, чтобы у твоего братика снова были большие проблемы. — грубо прошипел он, не отводя взгляда от дрожащего мальчишки. Нет. Нет. Хаширама обязан остановить его. И остановит. Иных вариантов нет. — Не угрожай мне. — настойчиво парировал Сенджу. — То что ты делаешь выходит уже за все рамки. Мужчина холодно рассмеялся, таки соизволив посмотреть на друга. — Рамки? За какие-такие рамки? Хаширама недовольно дернул плечом. Надеялся вразумить, будто бы не видел как чудовищное безумие поглотило Учиху с головой. — Мадара, ты запугал бедного ребенка и испортил ему и без того хреновую жизнь. Пора остановиться. Изуна не вернется. Смирись. Это болезненно резануло по сердцу. Мадара бросил взгляд на обнимающего себя руками в холодном ужасе мальца и на миг на его лице появилось сожаление, тут же растворившееся в новой вспышке гнева. Руки сжались в кулаки. Не вернется? Так вот же он. Стоит и играет не свою роль. — Дружище. — Хаширама положил ладонь на его плечо. С трудом заставил себя улыбнуться. — Я понимаю как ты себя чувствуешь, но пойми уже. Это не поможет ни тебе, ни Изуне. Ты лишь заставляешь Обито страдать. — в глазах Сенджу появилась крохотная надежда. — Пожалуйста, Мадара. Прислушайся ко мне хоть немного. Прислушаться к Хашираме? Он пробегал и прослушал его все детство и к чему это привело? Нужно было слушать только Изуну, чтобы у того даже язык не повернулся, кричать в тот день об игнорировании. Уходить из дома с котом. Демонстративно. Мадара должен был пойти за ним и умолять простить его, и тогда Изуна был бы жив, но он выбрал другого человека и сейчас жестоко за это платил. С него хватит. Мадара больше никогда не выберет Хашираму Сенджу. Без ответа. Учиха медленно покачал головой. Не поможет. Отпусти. Забудь. Изуна бы не хотел таких страданий по нему — и еще тысяча одинаковых фраз, вот, что он слышал со времен похорон от всех, кого мало-мальски знал. Замкнутый круг бреда и брани, который ни на мгновение не помогал облегчить свою ношу хоть немного. Хаширама. Что он понимает? Как смеет говорить такое, имея живого и невредимого брата? Брата, который… — Ты меня… — Мадара сжал зубы. — Нихрена… Не понимаешь. Удар пришелся прямо в нос, Хаширама даже вскрикнуть не успел, как отлетел к старенькому коричневому дивану, ударившись о его край плечом. Темные волосы беспорядочно растеклись по изумленному лицу. Мужчина болезненно ахнул, с трудом повернув голову к возвышающемуся над ним Мадаре. Обито у стены испуганно всхлипнул, закрыв рот руками. В его глазах кипела паника. Бедный ребенок. — Не смей делать вид, будто бы знаешь, что я чувствую. — тихо ответил Учиха, прищурив глаза в холодной злобе. У Хаширамы защемило сердце. Его бывший друг неизбежно падал в бездну безумия, которое создал своими же руками. — Никто из вас этого не понимает. Никто. — Мадара… Изуна издал панический стон, сделав пару шагов назад, когда Мадара направился прямо к нему. Оглянулся. Бежать было некуда. Справа находилась лишь кухня и ванная, слева две комнаты и лестница, к которой не успеть добраться с его ногами. — Слышишь их, а? — улыбнулся побледневшему мальчишке Учиха, наклонившись к нему. — Все говорят одно и тоже. Имеют наглость заявлять мне в лицо, что знают каково мне было все эти годы. Хаширама коснулся носа и посмотрел на пальцы. Кровь. Стекала по губам и подбородку, капала на ковер. Переносицу болезненно жгло. Боже. Что он собирается делать? Мальчик продолжал медленно отходить назад, пока не уперся в стену. Опять западня. Смотрел на него как загнанный в ловушку кролик. — Это был несчастный случай. Никто не виноват. Ты давно должен был пережить эту скорбь. Возьми себя в руки. Это был… — Мадара схватил Изуну за плечо, грубо притянув к себе. Мальчик истерично вскрикнул, даже не пытаясь вырваться. Одни только сумасшедшие глаза опекуна заставили его понять, что сопротивление может дорого ему обойтись. — Несчастный, мать его, случай… который даже носит имя, правда, Хаши? Хаширама с трудом поборол в себе страх, разгоревшийся в груди. Кровь рекой хлестала из разбитого носа. Господи. Он сумасшедший. Он просто поехал крышей. Нет. Пожалуйста. Только не его друг. Только не его Мадара. — Тобирама Сенджу, который почему-то жив. Когда мой брат… — Мадара тут же замолк, бросив взгляд на почти расплакавшегося подростка. Мужчина зажмурил глаза, проморгавшись. Словно бы избавился от наваждения, в трезвом уме посмотрев на Сенджу, зажимающего нос. — Страшно тебе, ха? Можешь позвонить в полицию, если хочешь. Ну? Почему нет? Какая разница кем я тебе там был раньше. Хаширама медленно встал на ноги, не отрывая от улыбающегося мужчины напряженных глаз. Мадара заставил пойманного подростка повернуться к себе спиной, положив руки ему на плечи. Изуна умоляюще прошептал что-то, что напоминало имя человека напротив. — Ну давай, Хаши. Это разве не твои идеалы? Те самые. О чести или долге. Я уже не помню… Чего же ты? Вот он я. Стою здесь. И веду себя как полный псих. Позвони кому нужно и помоги бедному мальчику, который из-за меня страдает. — улыбка Мадары стала шире, едва Сенджу, будто бы вняв его совету, осторожно взял с журнального столика домашний телефон. — Ну? Он ждет. — хлопок по плечу подростка. Тот тут же громко всхлипнул. Пожалуйста. Пусть он позвонит. Пусть все это закончится. Хаширама осторожно набрал нужные цифры. Приставил телефон к уху, тревожно вслушиваясь в долгие гудки. Мадара усмехнулся. Все трое замерли. Тишина стала почти гробовой. — 911, слушаем? О, господи. Вот он, шанс положить этому конец и обезопасить себя и Обито. Но…почему же он медлит? — Я… — Хаширама сжал зубы, не решаясь сказать самое важное. Его глаза пристально следили за ухмыляющимся другом. По виску стекала капелька пота. Что с ними всеми? Как они дошли до такого? Мужчина не мог осмыслить происходящего, даже когда оно ударило его кулаком по носу. В творившееся с его лучшим другом необходимо было поверить, а это не то, к чему он был готов даже увидев все воочию. Мальчик снова всхлипнул, за что был грубо ткнут в спину. Если он это сделает — Мадара обречен. Пути назад не будет. Ни для него, ни для Обито. — Слушаем вас. — Дело в том, что… понимаете, так уж вышло… — Хаширама путался в словах, начиная с фраз одна глупее другой. Мадара с трудом сдерживал себя от того, чтобы не засмеяться. Вот оно как. А наш герой был куда слабее своих идеалов, да и те оказались хрупкими как умирающие осенью цветы. Хаширама мог говорить о том, что прошлое больше не живет в нем сколько угодно, пусть так. Пусть он отпустил и отца и Изуну, но его глаза не врали. Бедный ублюдок все еще скорбел по одному человеку. По Мадаре Учихе, которого когда-то встретил в своем летнем саду. — Покажется странным но… Милый черноволосый ребенок улыбается ему во все зубы, сидя на дереве под летними лучами солнца. Подрагивающий от сумасшедшей ярости взрослый хрипло смеется, потому что его друг опускает голову, едва палец вдавливает кнопку отмены. Вот и все. Хаширама так и не нашел в себе решимости посадить близкого в тюрьму, даже после увиденной картины. Как и не решился помочь Мадаре посадить Тобираму, хотя знал, что он заслужил этого. Слабак. И всегда им был. — Выходит хоть чему-то ты у меня научился. — уничижительно усмехнулся Мадара, потянув упирающегося Изуну к выходу. — Н…нет! — крикнул тот, умоляюще посмотрев на помрачневшего мужчину. Хаширама не ответил. Даже не взглянул на него, продолжая стоять, опустив голову и прижимая пальцы к носу. Так не может быть. Он ведь взрослый. Он должен разобраться! Помочь! Это нечестно. Изуна не жертва для дракона, который съев его взамен не тронет деревню у его скалы. Как Хаширама может пользоваться им как разменной монетой? — Прижми холодное полотенце к переносице и кровь пройдет, — хороший мальчик. Мадара даже смягчился, решив поощрить чужую нерешимость. Хаширама не ответил. Ладно. Его послушная собачка получит свою кость позднее. А пока стоит отправить маленького беглеца домой и убедиться, что он уже не сможет покинуть стены черного дома. И что же с ним сделать? К кровати привязать? Или достаточно просто запереть и больше никогда не выпускать на воздух? Чтобы его сокровище никто не увидел. Изуна, словно прочтя его мысли, громко позвал Хашираму. — Умолкни. — Мадара заставил его надеть обувь, а после потащил за собой до самой машины, вынуждая то и дело оборачивающегося мальчика беззвучно рыдать. Пожалуйста. Его не могли предать таким образом. Хаширама же такой… Хороший. Он обернулся в последний раз, заметив Сенджу на крыльце своего дома. Кровотечение из носа почти прекратилось, но бурые следы по прежнему покрывали его верхнюю губу. Мадара не смотрел на друга, когда грубо запихивал мальчишку на заднее сидение машины. Не обернулся он даже, когда сам сел за руль, повернув ключ зажигания. Подросток придвинулся к окну, прижав к холодному стеклу ладони. Не отрывал от Хаширамы взгляда даже когда тот стал лишь маленькой точкой позади, а Сенджу только и мог, что сдерживать подступающие от осознания собственной слабости и боли слезы, тихо шепча: — Прости меня, Обито. Он помнил эти дни, хотя все наиболее травматичные моменты его пребывания в черном доме давно уже покрылись мутной пеленой полузабвения, дающего лишь отдаленное представление о том, что происходило, но забирающее эмоции. Обито не ненавидел Мадару, не злился и не держал каких-либо обид. Разве что отвратительные комки из острых эмоций, когда-то ассоциирующиеся лишь с его беспомощностью и страхом юности вспыхивали в голове как сейчас, оставаясь в голове на пару дней, но потом ил прошлого, поднявшийся к поверхности, снова оседал на дне, оставляя в покое. Как и сейчас. Обито погладил мужчину по щеке, криво улыбнувшись. Притянул к себе, позволяя поцеловать себя снова, а Мадара молча поддавался. В этом времени он был совсем другим. По-своему понимающим. Мадара который насильно вытаскивал трясущегося ребенка из машины был совсем на него не похож. — Пусти… — жалостливо проскулил подросток, когда его опять схватили за плечо, заставив войти в дом. От его черных стен уже тошнило. Мальчик яростно вскрикнул, резко утерев кулаком слезы. Попытался рвануть вбок, но был перехвачен сильной рукой. Мадара лишь грубо толкнул его на пол, громко захлопнув дверь. Изуна неуклюже упал на колени, с трудом успев выставить руки. Озлобленно обернулся к опекуну и прищурился. — Bei dich piept es im Oberstübchen! * Мадара лишь косо усмехнулся, схватив мальца за руку и насильно подняв на ноги. Весь оставшийся путь до комнаты Изуны он вырывался как мог, но по итогу обессилел настолько, что запутавшись в ногах, свалился на пол с глухим криком. — Господи. Да перестань ты корчиться. — раздраженно прорычал Мадара не сбавляя шага. Изуна которого буквально тянули по полу, громко кричал. То ли от боли в плече, то ли от обиды и страха, если не все вместе. — Вставай, живо. Пришлось поднимать мальца с земли снова, а затем насилу швырять его на кровать, равнодушно перегораживая дверь. Изуна всхлипнул, упав лицом в подушку, с трудом принял сидячее положение, смяв в кулаках клетчатое одеяло. Яростно обернулся назад. Глаза его были красные от слезы. Нижняя губа мелко подрагивала. — О, как мы смотрим. — злобно улыбнулся ему опекун. — И кого ты винишь, а? Меня? Я всего лишь пытался быть хорошим братом для тебя, Изуна! Опять. Опять он это делает. Юноша почувствовал как истерика снова подступает к его сердцу. А родственник меж тем разглогольствовал, ходя по комнате в плохо скрываемой ярости. — Пошел к добренькому Хашираме за помощью. Какой умный. Жаль только что он оказался трусом, который печется только о своей шкуре, да? — Мадара повысил голос. — Но ты не серчай. Здесь еще полно народу! Иди нахрен перебуди весь город, может кто-то из местных ублюдком и снобов тебе помогут, даже не смотря на то, что ты носишь мою фамилию! Ты думаешь только о себе, поэтому у тебя ничего не получится! — Прекрати… — Что прекратить, Изуна? Пытаться сделать так, чтобы ты не замерз заживо на улице? Дать тебе новую жизнь? Спасать тебя от поехавших врачей и психбольницы? Что, мне, моя маленькая неблагодарная дрянь, прекратить?! Черт возьми, Мадара хрен знает сколько выбивал эту чертову дверь, шлялся по улицам в поисках этого идиота, а ему плевать. Для него хорошим будет его любимый Какаши. Эта Рин или позер Минато. Да даже драный Хаширама, но никогда не он! — Меня зовут не Изуна… — тихо ответил подросток, обняв себя руками. Не смотрел на Мадару, а тот распалялся все больше. Мужчина ударил кулаком по косяку двери, заставив его вздрогнуть. Пусть заткнется. Пусть заткнется и играет по правилам! — Чего ты добиваешься? Хочешь вернуться назад? Хочешь в приют? Ты об этом мечтаешь?! — он сделал шаг вперед, а Изуна, видимо и правда решившись, что его собираются убить, напуганно отполз к изголовью кровати. — Так только скажи и я отвезу тебя обратно! Давай! Скажи, что хочешь остаться один среди кучки таких же ничтожных сирот как ты. Скажи, что хочешь быть никому не нужным! — Нет! — мальчик разрыдался. Нет. Он не хотел в лечебницу. И не хотел быть приютской сиротой. Изуна думал, что дома сможет почувствовать себя лучше, но произошло обратное. Мадара казался таким хорошим… Он ведь не знал. — Тогда какого черта ты старательно портишь мне кровь?! — мужчина уже вопил во все горло. Повезло, что у них не было соседей. Подросток беспомощно закрыл уши руками. На его лице появилось мученическое выражение. — Скажи мне, Изуна! Я многое у тебя просил?! Тогда почему тебе было так трудно сделать для меня хоть что-то? Черт возьми, не молчи! — Я не Изуна! — завопил тот, зажмурив глаза, едва Мадара схватил его запястья, повалив мальчишку на кровать. Придавил собственным весом, заставив испуганно сжаться. Он не Изуна. Он… как же его звали. Хаширама ведь совсем недавно называл его по имени. Настоящему имени. Что-то на К? Нет. Нет. На О. Точно. Его звали… — Заткнись! — крикнул ему мужчина в лицо, накрыв подростка своей тенью. Его ладони продолжали придавливать чужие запястья к постели. Стало еще страшнее. Он пытался вырваться и скинуть с себя опекуна, хотел перестать задыхаться под другим человеком, но сил становилось все меньше. Его имя начинается на О. На О, и это ни оспорит никто, даже его сумасшедший родственник, сейчас смотрящий на него горящими от ярости глазами сверху-вниз. Мальчик вскрикнул еще раз. Замотал головой, будто бы пытаясь очнуться от дурного сна. — Просто позволь мне делать это для тебя, Изуна! — отчаянный и полный боли крик был прерван еще более отчаянным. — Меня зовут Обито! — взвыл мальчик, обессиленно расслабившись. В комнате на пару мгновений воцарилась тишина, прерванная лишь громкими рыданиями. Он уже не сдерживал слез. Свернул голову на бок и громко скулил, всхлипывая и роняя слезы на постель. Тяжело дышащий Учиха изумленно распахнул глаза. Обито. Не Изуна. Но где тогда его маленький брат? Где Изу? Ярость вдруг куда-то испарилась, словно бы ее и не было. Словно он вдруг очнулся от кошмара, и не веряще оглядывался кругом, пытаясь понять где реальность. Мадара сглотнул вязкую слюну, скривившись будто бы от головной боли. — Ты… — начал было он, но лишь досадливо прикрыл глаза, отпустив чужие руки. Медленно встал с кровати. Впавший в истерику ребенок не слышал его. Лишь громко рыдал, перевернувшись на бок и скрючившись в маленький дрожащий комок. Мужчина смотрел на него какое-то время, пытаясь сказать хоть что-то, но имя брата умерло внутри него, не успев прозвучать вслух. — Не важно. Я потерял настрой. Мадара опустил голову, скрестив руки на груди. Он был не в состоянии ни утешить себя, ни успокоить мальчишку, посему все, что оставалось — спуститься на кухню, с трудом шагая одеревеневшими ногами, постоять пару минут в полной прострации, посмотреть в пустоту и понять что произошло. Горя не было. Боли тоже. Лишь сожаления. Бесконечные сожаления от которых можно скрыться лишь одним способом. Мадара налил в стакан воды и бросил туда таблетку снотворного, которую нашел в аптечке. Он пил их так часто, что они уже давно вошли в рацион вместе с крепким алкоголем. Наверное, Учиха просто надеялся переборщить с таким плохим сочетанием и в один момент не проснуться. Белый кружок громко запенился, начав медленно растворятся. Взгляд упал на маленькие пузырьки. Мадара тщетно пытался считать их, чтобы не слышать рыдания наверху, но они все сильнее проникали в голову. Сердце все еще быстро билось в груди. В конце концов Учиха сдался и поспешил подняться наверх. Где его маленький брат? — На. Выпей. — он протянул плачущему стакан, коснувшись его плеча. Обито помотал головой. — Пей. Поможет. Мальчишка что-то пробормотал, вытерев слезы рукавом все еще влажной толстовки. Он не смотрел на опекуна. Все время держал глаза закрытыми. Мадара вздохнул. — Давай. И я отстану от тебя. Клянусь. — устало произнес он. И это подействовало. Через минут шесть малец все же взял стакан, осушив его осторожными глотками, а после снова лег на кровать, повернувшись к Мадаре спиной. Его плечи все еще содрогались в рыданиях, но теперь они хотя бы стали молчаливыми. Учиха хотел было погладить его по спине, но передумал, прижав руку к груди. — Изуна, просто… Черт. Мадара сжал зубы, почувствовав как сердце сжалось от боли. Встал на ноги, тяжело вздохнув. — Просто будь здесь. И никуда не уходи. Пожалуйста. Завтра они… решат, что делать дальше. Наверное. Если они могут сделать хоть что-то. Мальчик не ответил. Если не Изуна и не Обито, то кто? Кто он такой? Эти мысли заставили болезненно усмехнуться, закрыв глаза. Мадара медленно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Хотя бы не запер. Изуна разрыдался в голос снова, едва услышал как шаги за спиной стали тише — мужчина спускался с лестницы. И лишь подросток остался один как весь ужас и горечь сегодняшнего дня накрыли его с головой, заставив закрыть лицо руками. Мальчик сжал зубы, издав сиплый стон. Накрылся одеялом, пока слезы все так и продолжали течь по лицу. И никто не успокоит. Не придет. Не утешит. Он совсем один. И лишь по этой причине хотелось исчезнуть навсегда. Забыться. Раствориться в бездне и больше не чувствовать боли. В этот момент он, так и не осознавший всего в полной мере, но чувствующий, как оказался на самом дне, мечтал лишь о смерти. Но вместо нее пришел глубокий сон в котором Изуна так и не услышал как его опекун покинул дом, также решив утопить свое горе. За окном было темно даже, когда он проснулся спустя пару часов, с трудом разлепив тяжелые веки. На улице выла вьюга, агрессивно стуча невидимыми кулаками в стекло, скрытое за деревянными досками. Опять буран. Похоже с прошлого дня он так и не прекращался. Мальчик лениво поднял голову с подушки и прислушивался. Постель была теплой в отличие от комнаты. По спине пробежала дрожь. В доме тоже тихо и холодно, будто бы он проснулся посреди кладбища. Изуна медленно повернул тяжелую голову к двери. Плечо все еще побаливало от чужой хватки. Как долго он спал? Почему так тихо? Взгляд медленно блуждал по едва видным во мраке предметам, принадлежащим погибшему брату Мадары. Ах, да. Разве по факту он сейчас и не находился на могильнике, запертом в четырех стенах? Проснулся на кровати мертвого, одетый в одежду мертвого, названным его именем. Разве неясно откуда такое ощущение? Словно бы все вокруг медленно сжимается на его горле, опаляя морозным дыханием. Словно Изуна давно умер, а решил было, что просто долго спал. Но где же Мадара? Он медленно встал на ноги, поежившись от холодного пола. Поправил задравшуюся толстовку и осторожно выглянул в коридор, морщась от боли в коленях. Темно и тихо. Как и везде. Мадара куда-то ушел посреди ночи? Но куда? Тихие шаги в коридоре. Взгляд на лестницу. Первый этаж. Если Мадара и был сейчас здесь, то очень хорошо прятался. Подросток устало вздохнул, помассировав голову ладонью. Обняв себя руками, подошел к входной двери и какое-то время просто смотрел на нее, не решаясь коснуться ручки. Куда мог уйти его опекун в такую вьюгу, кричащую за окном? Изуна вспомнил чем кончился его прошлый побег и с отвращением поежился, но таки заставил себя попытаться повернуть ручку, чтобы обнаружить, что дверь заперта. Ха. Конечно. Конечно его не могли не запереть. Почему-то этот очевидный факт отдался болью в сердце, словно бы это разочарование окончательно заставило заполниться чашу весов и Обито потерял какую-либо надежду на лучший исход. Вязкая дурнота давила на ребра с еще большей силой. Черт возьми, почему вдруг так плохо? Мальчик опустил голову, прикрыв глаза. Искать ключи смысла не было. Скорее всего обе связки Мадара забрал с собой, но ведь это не тюрьма. Должен быть другой выход. Изуна поморщился, когда голову пронзил электрический импульс. Какаши. Райкири, 14. Показалось, что в спину кто-то пристально смотрит, он резко обернулся, наткнувшись лишь на свое отражение, висящем в коридоре зеркале. На миг он увидел вместо своего лица лицо настоящего Изуны, молодое, как из фотографии, но проморгавшись понял, что запуганный, худощавый подросток с шрамами на лице и синяками под глазами не имеет ничего общего с радостным братом Мадары. Лишь оболочка. Общая наружность. Других сходств нет. И как только Мадара смог убедить себя в том, что вернул своего брата из мертвых? Подросток осторожно подошел к окну в зале, попытавшись разглядеть заснеженную улицу. Крупные комья снега бились в стекло так яростно, что почти полностью покрыли его слоем сугроба. Изуна не помнил такие зимы в Париже. Но ведь он давно уже ничего не помнил. Рука повернула ручку окна и с трудом потянула на себя. В лицо тут же ударил морозный ветер, вместе со снежинками. Немного сугроба свалилось на подоконник и пол, тут же превратившись в лужу. Интересно, что теперь его опекун будет делать. Изуна усмехнулся. Снова начнет играть в брата или же таки сдастся и отправит ставшего ненужным и бесполезным ребенка обратно в больницу? Наученный на прошлой ошибке подросток надел свою старую куртку, висящую на крючке. Повязал у шеи шарф. Шапку найти не получилось. Даже перчатки куда-то исчезли. Черт. Мадаре ведь плевать на него, верно? Он показал это еще тогда, когда пожертвовал чужой личностью ради хрупкой возможности снова увидеть брата. А вот Изуна… На Изуну ему никогда не будет плевать. Его любви к погибшему можно было лишь бесконечно восхищаться. Завидовать. И мечтать о точно такой же. Так может… игра в кого-то другого — не такая уж и большая цена, чтобы стать нужным и любимым? Осторожно забравшийся на подоконник мальчик отогнал от себя эти мысли. Сделал глубокий вдох, прищурив глаза. На волосы и ресницы тут же налип снег. Он спрыгнул прямо в глубокий сугроб с трудом не упав на колени. Нужно было идти. Возможно, Какаши был единственным, кто помог бы по-настоящему. Тяжелая дорога оказалась на удивление быстрой. Изуна, с трудом пробираясь через бурю, тем не менее, смог добраться до старого города, как и в прошлый раз ориентируясь по одиноким фонарям. В теплой одежде это оказалось намного легче, и вскоре оказался окружён темными каменными домами и тесными улочками, да закоулками. И все же стало совсем тяжело пробираться через блуждающие по ним холодный ветер, отчего пришлось спрятаться в ближайшей подворотне у фонаря, потирая покрасневшие ладони. Обито осторожно вскинул голову, разглядывая одинокие горящие окна в каменных домах у арок и вымощенных булыжником стен. По ощущению было часов пять утра, может шесть, интересно, почему они не спали? Едва ли страдали от тирании сумасшедших родственников, так в чем же причина бодровствовать когда за окном такая вьюга? Обито закрыл глаза, представив себя на месте тех счастливых, у которых был собственный уютный дом и семья. Спал ли он сейчас безмятежно в своей постели, прояви Мадара хоть каплю сочувствия? Он ведь не такой плохой, наверное. Они бы ужились, не будь мальчишка так похож на его мёртвого брата. Не давай он бессмысленных надежд. Наверное это все его вина. Изуна закрыл глаза, подставив лицо снежинкам. Небо все еще чернильно-темное. В свете фонаря снегопад кажется летающими во тьме бледным мушками, приземляющимися на ресницы и брови. Чей-то силуэт появился в арке, из которой подросток и пришел. Громко стряхнул налипшие к куртке снежинки, а затем застыл, едва обнаружил подростка в пустом переулке. Сердце мальчика сжалось. Только бы не Мадара. Второй побег ему не простят. Изуна был уверен, что если мужчина снова притащит его домой — на сей раз просто сломает мальцу ноги, раз и навсегда лишив возможности сбежать. — Изуна…? — ошалело выдохнул незнакомец, сделав шаг к напрягшемуся парню. Тот лишь лениво повернул к нему голову, равнодушно заглянув в красные глаза. Не Мадара. Какой-то красноглазый тип с волосами под цвет падающего им на головы снегопада. Что ему нужно? Сколько еще людей назовут мальца Изуной? Они смотрели друг на друга какое-то время, боясь пошевелиться. Красноглазый тяжело дышал, будто бы перед тем как найти его пробежал марафон. Его руки дрожали. Изуна прищурился. Изуна. Да. Как же его тошнило от чужого имени. Незнакомец примирительно поднял руки, сделав шаг навстречу. Хотел подойти. Понять кто он и предложить помощь. А потом просто отдать его в руки дяди, как Хаширама, потому что этот чертов город позволяет Мадаре выходить сухим из воды вновь и вновь. Мальчик тряхнул головой, прикрыв глаза. Даже он сам. — Ты… стой! — тип бросился за ним следом, едва малец рванул в следующую арку. Ноги все еще побаливали, но он не умалял бега, не желая встречаться с очередным знакомым Мадары. Тот был близок. В этом городе он всегда был слишком близок к беглецу и от этого недоверие разжигалось еще сильнее. — Подожди! Но парень не ждал. Спустившись с одной из лестниц, он резко свернул в другой переулок и едва увидел окна круглосуточного магазина — поспешил войти внутрь, спрятавшись за полкой с сухими хлопьями. Продавец, разбирающий коробку с консервами даже не обернулся в сторону запыхавшегося и молчаливого гостя. Хорошо. Хоть не вопит при виде него и не называет Изуной. В его положении даже равнодушие — благо. Преследователь выбежал на ту же улицу, где находился магазин. Обито прижался к стеллажу спиной и осторожно выглянул, посмотрев в окно, но тут же спрятался, едва мужчина, уперевший руки в колени, бросил взгляд на витрину. Через какое-то время он торопливо удалился, видимо, решив, что его беглец предпочел гонку пряткам. Изуна измученно вздохнул, пройдясь ладонью по мокрым волосам. Медленно направился к кассе, закрыв гудящие от слишком плотного недавнего сна глаза. Ноги болят. Давно он не бегал так от кого-то. Ха… Мадаре стоило дать ему куда большую дозу, если он расчитывал вырубить мальца на целую ночь. Лошадиной, после отдыха в коме, явно не хватило. Подросток задумчиво прошелся вдоль полок, оглядывая разноцветные упаковки чипсов и снеков. Денег у него не было. А есть наоборот хотелось. Что ж, тут хоть тепло. Изуна криво улыбнулся. Осторожно оглянулся на занятого коробками кассира и одиноких покупателей у кассы и схватился за шоколадный батончик. Но только он собрался всунуть его в карман, как чужая бледная рука перехватила его запястье. Мадара! Изуна, с трудом сдержавшись от крика, отшатнулся, испуганно покосившись на молодого мужчину. Желтые глаза смерили его с холодным лабораторным любопытством. Нет. Не он. Этот был с ухоженными прямыми волосами, сейчас струящимися по его плечам, острыми скулами и наряде типичного эксбициониста, натянувшего на себя максимально длинное пальто. Подросток яростно прищурился. И что дальше? Сдаст? Но тот лишь вежливо улыбнулся, убрав свою руку. — Не стоит, мой милый мальчик. — тихо прошелестел он с какой-то странной, змеиной интонацией. — Воровство никого не красит. Мальчик только закатил глаза. Будто бы у него был выбор. Будто бы Мадара соизволил дать ему хоть какой-то еды сегодня. Незнакомец меж тем вдруг покачал головой, не убирая странной улыбки с лица. — Если такой голодный — позволь мне купить его тебе. — он протянул руку, дабы взять батончик, а Изуна посмотрел на него с подозрением, но позже таки пожал плечами и положил шоколадку на протянутую ладонь. Пожалуйста. Выглядит как обман, но уж лучше так. Незнакомец довольно кивнул. И развелось же их в Тенсее. Они оба пошли на кассу, где брюнет заплатил как за свои покупки, так и за угощение мальчишки, протянув батончик ему обратно. И что? Все? Подросток сухо кивнул, дрожащими руками открыв упаковку. — Меня зовут Орочимару. А ты у нас? — Изуна, — тихо ответил мальчик, не глядя на собеседника. — Tun Sie mir einen Gefallen und vergessen Sie meinen Namen* Орочимару удивленно вскинул брови. Едва ли поверил в то, что умерший восстал из могилы и теперь разговаривает с ним, но если и догадался о личности мальца, озвучивать догадки не стал. — Dass ich dich seit Jahren nicht gesehen habe.* — вдруг произнес он на идеальном немецком. Даже типичный французский акцент смешанный с местным диаллектом пропал. Мальчишка застыл как вкопанный. — Ich glaube, du bist verängstigt. Wenn du Hilfe brauchst, lass mich dir helfen.* Изуна слегка тряхнул головой, поборов первое удивление. С вызовом посмотрел в чужие желтые глаза, откусив кусок батончика. Довериться? В прошлый раз это кончилось плохо для всех. — Verspreche mir nichts, was du jetzt noch nicht liefern kannst.* Орочимару довольно усмехнулся. — Warum kann ich nicht? Мальчишка бросил взгляд на окно. Не вернулся тот тип? Вроде бы нет. — Es ist nicht dein Problem. — произнес он, откусывая новый кусочек. Слишком сладкий. Подросток не очень любил такие. А настоящий Изуна наверняка любил, значит ей придется давиться еще очень долго. — Warum würdest du mir helfen wollen? Ich weiß, was ich zu tun hab. Что ж. Оставалось только вежливо кивнуть. Орочимару пожал плечами, слегка вскинув руку. Хотел было погладить мальчика по голове, но тот вдруг резко съежился, словно ожидая удара и идею пришлось отбросить. — Bist Du sicher, dass Du das schaffst? Изуна кивнул, однако в его глазах отразилось сомнение. Мальчик доел остатки шоколадки, а затем посмотрел на мужчину почти умоляюще. — Вы знаете, где находится Райкири, 14? — спросил он и незнакомец качнул головой. Продавец, восхитившийся чужой иностранной болтовней, изумленно смотрел им вслед. Когда подросток дошел до нужной улицы стало светлеть: на горизонте понемногу проглядывались голубовато-фиолетовые оттенки сумеречного неба. Бушевавшая ночью вьюга хоть и растеряла силу, но не прекратилась, разметая снежную пыль по скрывшейся за сугробами дороге. Сумасшедшая зима для юга Франции. Словно бы природа переняла состояние одного конкретного жителя Тенсея и сейчас полностью подчинилась его переменчивому горю. Изуна счел эти мысли глупыми. Спрятав руки в карманы, он продолжал идти вдоль одинаковых заборов, рассматривая цифры на одиноких одноэтажных домах. Десять — скромный белый домик с несколькими голыми вишнями, одиннадцать — одноэтажный дом с плоской крышей и темно-красными стенами. Двенадцать и тринадцать — смежные дома с темными окнами, и наконец… Изуна остановился напротив одноэтажного каменного здания с голандской крышей и полуразваленной дымоходной трубой. Такой старый. С потемневшими от времени деревянными окнами и небольшой верандой сбоку. Удивительно. Выглядит так как будто ему очень много лет. Даже деревья, покрытые серебристым снегом, обступившие его со всех сторон казались древними. Жил ли здесь Какаши? Подросток поморщил лоб, попытавшись вспомнить хоть какие-то детали из своего детства, но едва ли не вскрикнул, когда кто-то из давно потерянной памяти вдруг улыбнулся, накрыв его своей тенью. Чужая рука коснулась щеки, нежно погладив. Изуна распахнул глаза. Сердце вдруг стало бешено колотиться. Проклятье. Что могло его напугать? Стараясь дышать как можно глубже, подросток осторожно перелез через низенькую старую калитку и направился к дому. Окна не горели. Либо хозяева еще спали, либо… Нет… Нет. Нет. Оказавшись рядом с одним из окон, мальчик провел по запотевшему стеклу ладонью. Попытался высмотреть в темноте хоть что-то. Резкий порыв ветра ударил его в лицо, заставив съежится от мороза. Как же холодно. Он прищурился, заглянув в окно снова. Никого. И ничего. Даже мебели нет. Только пустые серые стены. Дом казался безнадежно заброшен. Мальчик опустил голову, отойдя от окна. Может… Какаши переехал? В другой дом? Улицу? Город. — насмешливо шепнуло ему сознание. И где же его искать? Кого спрашивать, если подросток ничего не помнит? Какаши был его единственным шансом все вспомнить. Сбежать от Мадары, вернуться хоть к чему-то родному, но теперь сумасшедший родственник, видящий в нем своего мертвого брата остался единственным, кого ребенок помнил. Это несправедливо. Так несправедливо, что хочется рыдать. Учиха, утративший надежду, устало присел на ступеньки у веранды, спрятав замерзшие руки в карманы. У него больше не было связей, которые когда-то существовали в Тенсее. Дом. Возвращение к истокам. Ему должно было стать лучше, но по итогу мальчик ощущал себя еще более потерянным и обреченным. Лучше бы он не тешил пустые надежды. Лучше бы не вспоминал Какаши. Лучше бы не выбирался из комы. Вьюга заметала его снегом все больше. Скоро вся одежда была покрыта его тонким слоем и положивший голову на колени мальчишка, лениво распахнул глаза. Он быстро терял тепло, сидя здесь среди снегопада. Сколько Изуна прождал Какаши у его бывшего дома? Минут пятнадцать прежде чем разум разразился еще одной глупой идеей, вынудившей его осознать, что друг из прошлого не придет. Подросток медленно встал, и, не поднимая головы, направился вниз по улице. На дом он не оборачивался. — А ты кто? На Учиху похож, — недоверчиво произнес мужчина, назвавшийся Данзо, кутаясь в свое серое пальто. Парень просто спросил его дорогу к вокзалу, но на него уже смотрели так, будто бы он совершил преступление. Что ж. Это было похоже на правду, если учитывать то, что Данзо сказал после этого, — Так ты отпрыск Мадары? — насупился он, едва мальчик молча кивнул. — Тогда тебе не на вокзал, а в бар на Каге Мане. Знаешь, где это? Вверх по улице до Старого города и сразу направо. Бар там только один. Не перепутаешь. Но мальчик отрицательно покачал головой, повторив, что ищет вокзал. Данзо устало вздохнул, раздраженно скрипя зубами. Будто бы один разговор с Учихой заставлял его шаткие нервные клетки умирать. Мужчина вдруг схватился за карман, достав пачку сигарет, поджег одну из них зажигалкой и сделал долгую затяжку, выпустив облачко дыма прямо в ребенка. — Очень плохо. Его бы не мешало оттуда забрать, пока он опять не напился до чертиков и не начал крушить все подряд. С его заслугами перед народом это чревато. Не то, чтобы мне не было все равно. Просто бар жалко. Один после его веселья уже закрылся. А там ведь подавали прекрасное чешское пиво… Они распрощались на холодных тонах, однако Данзо не обманул с направлением и вскоре изрядно замерзший Изуна поспешил укрыться в небольшом привокзальном здании, отогревая руки и рассматривая безликое расписание поездов на одной из стен. Кроме него и одинокой билетерши никого не было. Поезд на Париж должен был отбыть через пол часа, а у мальчика ни гроша в кармане. А даже если и были бы. Нужно ли уезжать? Он взглянул на стационарный телефон у старых стеклянных дверей. В конце концов с Мадарой первое время было не так уж и плохо. Изуна ведь и правда ощущал себя нужным и любимым. Не то, что в больнице, где единственный кто мало-мальски волновался о нем была лишь престарелая медсестра, ухаживающая за ним после комы. Вздох. Точно. Взяв тяжелую красную трубку телефонного аппарата, он набрал единственный запомненный им номер. Раздались гудки. Изуна поджал губы, снова посмотрев на табло с расписанием. Если бы он не начал искать правду — Мадара бы любил его как раньше, верно? Может все что происходит на самом деле лишь его вина? В трубке кто-то хрипло прокашлялся. — Чие? — тихо позвал мальчик, тревожно оглядываясь по сторонам. Мадара мерещился ему везде. — Обито? Господи, милый мой. Как я рада слышать твой голос. — раздалось на той стороне. Мальчик вздрогнул. Точно, его настоящее имя. Только бы не забыть опять, — Ты не представляешь как Куроцучи ругалась из-за твоей пропажи. Несколько раз успела твоего дядю проклясть. Даже полицию хотела вызвать, но ты не волнуйся… — женщина громко вздохнула. — Я ей не дала. Сказала, что тебе будет лучше с родными. Все равно же скоро восемнадцать стукнет, чего уже тебя тягать… Лучше расскажи как ты там? Вспоминаешь хоть что-нибудь? Мальчик прикусил губу. Это была интересная история. — Я не знаю. — честно признался он. — Мы пока…не можем… — Что такое, милый? — обеспокоенно прошептала женщина. — Мне твой дядя показался хорошим. Но если тебе с ним не нравится, то к нам возвращайся. Нечего тут… Мальчик болезненно улыбнулся. — Не можем поладить. — с трудом закончил он, дернув плечом. Поезд на Париж должен был уходить через двадцать минут. — Это ничего. Нельзя сразу сойтись характерами, сам понимаешь. Дай ему время привыкнуть к тебе. — заговорила Чие. — Взрослому мужчине куда тяжелее заботиться о ребенке, чем женщине. Такие уж они есть. Как же тут было холодно. Даже в помещении. Изуна бросил взгляд на окно. Снег переливался в фиолетовых потемках и казался сиреневым оттуда. Солнце по прежнему не было видно. Спряталось за темным лесом вдалеке, а через пару часов исчезнет и в толстом слое облаков, чтобы уйти за горизонт обратно, едва день станет хоть немного светлее. Они немного помолчали. Сигнал прибывшего поезда отвлек его от размышлений. Он мог бы попросить Чие о помощи. Рассказать правду и сесть в поезд, проехав зайцем до Парижа. И все это бы кончилось. — Тяжеловато тебе с ним, да? — догадалась женщина по молчанию. Да. Часу от часу не легче. Изуна хотел было сказать правду, но язык не слушался. — Он… хочет чтобы я жил по некоторым его правилам. — смог выдавить он из себя. Точнее, правило было только одно, верно? Теперь Обито был Изуной. И оно не могло нарушаться. Даже в мыслях. — Это нормально, милый мой. У всех есть свои правила и пока ты не живешь один — их придется соблюдать. Верно. И здесь нет ничего ужасного. Возможно подросток просто драматизирует? Возможно ему стоило сделать скидку на чужое горе? Подросток вздохнул. Ну, все. Хватит загадок. Просто расскажи ей. Расскажи про то как сбежал. Как тебя запирали. Как окна твоей комнаты заколачивали, а тебя таскали по полу. Расскажи. Но Обито сказал совсем иное. — Чие. Можно задать тебе вопрос? — Конечно, Обито. — раздалось в ответ. Он помедлил. Свое собственное имя на чужих устах казалось чем-то неправильным. Его так долго называли другим. Мальчик нервно облизал губы и тихо заговорил. — Если бы ты выбирала… быть собой, но никому не нужной. Или изображать другого…ну, человека и чтобы его… то есть тебя, бы любили. Что бы ты выбрала? Тишина. Чие думала. — Ну… это сложный вопрос, мальчик мой. Мне ведь уже так много лет, сам знаешь. Такие старухи как я за нужность хоть кому-то все, что угодно отдадут. — наконец сказала она, и что-то встало в голове мальчишки на место. Он тоже. Много чего может отдать лишь за одну только нужность, — а что у тебя за вопросы такие? — Просто. Повод поговорить только. Спасибо. Изуна положил трубку, посмотрев на отправившийся в Париж поезд. На пероне он еще долго наблюдал за набирающими скорость вагонами, пока они не растворились вдали, напоследок отдав его тёплым воздухом. Мальчик повернулся в сторону дороги. Нужно вернуться обратно в Тенсей. Бар на окраине Каге Мане находился в плачевном состоянии и без вмешательства уже изрядно набравшегося Мадары, сейчас сидевшего в гордом одиночестве в углу барной стойки. Редкие посетители, такие же торчащие здесь с ночи выпивохи за соседними столиками, лишь бросали на него недоверчивые взгляды, но противостоять присутствию Учихи не решались. Может быть были слишком пьяны для этого. А может просто боялись связаться с тем, кто до сих пор держал в своем черном доме ружье. Плевать. Мадара допил остатки джина, прищурившись от слишком яркой неоновой вывески над стойкой. Мужчина, протирающий стаканы напротив, бросил на него заинтересонванный взгляд. Еще? Сухой кивок. Мадара намеревался напиться до отключки, а под утро заявиться к мальцу в его доме и… черт его знает, что сделать. Выбить из мелкого остатки мозгов? Чудная идея. Приковать его к кровати и кормить с ложечки? Еще лучше. А лучше запереть где-нибудь. Да. Запереть и никогда не выпускать. Мадара усмехнулся собственным паршивым мыслям, протерев нос. Лучше себя запереть. Чтобы больше никто не страдал. А мелкого оставить в покое, не добивая еще больше. Бедный мальчик. Бедный и несчастный, рискнувший довериться Мадаре и потерять почти все. Как и всегда. Учиха умеет только разрушать. Раздался хлопок открываемой двери. Мадара лениво перевел взгляд на нового посетителя, поморщившись от раздражения. Шикаку улыбался, глядя в его подернутые пьяной дымкой глаза. Улыбался так, будто бы врезал ему в нос и победил в драке, которая еще не состоялась. Ублюдок. Мужчина нарочито медленно подошел к барной стойке, присев рядом. Заказал бокал вина, не глядя на Учиху. Удостоил он Мадару вниманием лишь когда им обоим принесли выпивку. — Смотрю как после тебя закрылся тот прекрасный паб в старом городе — ты теперь заливаешься в более злачных местах — усмешка. Шикаку отпил немного вина. Сухое. И белое. Мадара ненавидел белое. И сухое тоже. — Ты не пьешь пиво. Тебе-то какая разница? — с трудом ответил мужчина, закрыв глаза и приставив полный стакан со льдом ко лбу. — Да никакого. Просто хобби у меня — записывать в блокнотик весь ущерб, который ты нанес городу, но при этом не получил наказания. — беспечно ответили ему. Шикаку сухо оскалился, выудил откуда-то влажную салфетку и брезгливо протер ладони. — Завидуешь? — улыбнулся Мадара. — Хотел бы сам так? Шикаку поджал губы, посмотрев на собеседника с презрением. Так смотрят на подворотных алкашей. Какое унижение. Мадара сжал стакан крепче, и поборов желание разбить его о чужую голову, выпил все до последней капли. — О, нет. Нет. Семейные люди так не могут. — произнес он надменно. — Это прерогатива отщепенцев вроде тебя. Ты же у нас до сих пор один. Правда, Мадара? Мужчина бы посмеялся, да глоток рисковал пойти не в то горло. Установки общества, которые давали тебе статус успешности только если ты имел за плечом отношения, желательно, жену и детей, всегда его раздражали, а от этого гребанного мерзавца еще и били по самолюбию. — И почему я не удивлен? — улыбнулся Шикаку. — Таким как ты только в одиночестве и сдыхать. Учиха раздраженно зарычал, посмотрев на мужчину в упор. — Нахрена ты ко мне придолбался? — едва не рявкнул он. — Делать больше нечего, мистер, семейный человек? Сидел бы лучше с сыном. — Завидуешь. — скорее не вопрос, а утверждение. Шикаку отпил еще немного вина, прежде чем демонстративно вскинуть бокал, направившись к столикам. — И правда. Не стоит мне марать руки о городского сумасшедшего. Но знаешь, иногда так славно бывает посмотреть на тебя и порадоваться своей жизни. Этакое сравнение. Любой недовольный своим жалким существованием преисполнялся благодарностью к господу, просто за то, что не жил как Учиха. Это ублюдок хотел сказать. Однако… Злобно сощурившийся Мадара вдруг усмехнулся. Почти снисходительно. — Эй, Шикаку. — позвал он. Мужчина устало обернулся. — Ты ведь приперся сюда в такую рань потому что женушка очередной скандал закатила? Хочешь знать почему она вечно тобой недовольна? — Мадара вскинул одну бровь, наслаждаясь тем, как побледнело чужое лицо. — Просто благодаря мне, она узнала, что такое нормальный член и что им можно не только на забор отливать. Кто-то из выпивох рассмеялся. Кто-то опасливо попросил Шикаку не кидаться в драку. А тот яростно сжал зубы, сделав шаг к Учихе. — Не смей унижать мою жену, ты…старое дерьмо. — А я не унижал. — оскалился Мадара, встав на ноги. Бармен испуганно отступил. — Хотя… если заставить женщину кончить за пару минут — это унижение. То пожалуй… — Закрой рот! — А еще она как-то сказала, что отсасывать мне — все равно, что пытаться всунуть в рот арматурину. Даже зубы боялась сломать. Тебе она кстати тоже боялась отсасывать. Говорила, у тебя такой маленький, что можно откусить и незаметить… Шикаку с яростным криком бросился на него с занесенным кулаком. Мадара спокойно парировал, тут же врезав тому в ответ. Кулак угодил точно в висок. Потрясающие дни. Сплошные драки. Шикаку ойкнул, прикусив язык. Завалился на спину, а Мадара тут же уселся на его бедра, ударив того по лицу еще раз. И еще. И еще. И еще, не остановился даже, когда его активно вырывающийся противник стал булькать кровью и задыхаться. Пока багряная жидкость пузырьками не стала выходить сквозь разбитые губы… пениться. Течь. Он уловил себя на мысли, что хотел бы слизать ее. Почувствовать себя живым хотя бы так. Кто-то кричал что вызовет полицию. Кто-то испуганно молился, увидев что-то демоническое в черных глазах Учихи. Кто-то подлетел сзади и схватил его. Кто-то худой и миниатюрный… — Нör auf! — крикнул Обито ему прямо в ухо, попытавшись оттащить от Шикаку, чье лицо превратилось в обезображенную кровавую гематому. Оба глаза поплыли в набухших синяках. Домой ему лучше не идти сейчас. — Hör auf, Bitte! Нör auf! * Мадара ошалело посмотрел на подростка, с трудом встав на ноги. Затем медленно покачнулся, ударившись о барную стойку. Обито тут же перехватил его под руку, помогая удержать равновесие. Что он здесь делал? Как… Нет, только не сейчас. Мадара коснулся чужой щеки ладонью, размазав по бледной коже кровь. Ах, да. Его руки. Черт. — Это не я, малыш. Это… Подросток не ответил. Молча потащил его к выходу, пока бармен пытался помочь потерявшему сознание Шикаку. Мальчик старался не смотреть в ту сторону, усердно давя страх. Безразлично вытер ладонью кровь с щеки, потянув Мадару по заснеженной улице. Нужно идти домой. — Эй… маленький мой… Мадара с трудом зарылся рукой в карман куртки, выудив оттуда. О, боже. Малец недоуменно поморщился, с трудом сохраняя дыхание. Тащить Мадару было тяжело. Интересно, вызвали ли в баре полицию? — Это тебе. — старший Учиха вдруг протянул ему шоколадку с клубничным джемом, и сердце псевдо-Изуны сжалось. Трогательно. И больно. Мальчик всхлипнул, отведя взгляд. — Спасибо, братик. — сухо ответил он и лицо Мадары просияло от счастья. Он знал, кто перед ним. Но после этих слов на него снова смотрел лишь один человек. Было уже пол десятого, когда вьюга стихла, а Изуна таки дотащил родственника домой, устало сгрузив повисшее на нем тело на диван. Мадара лишь сонно ахнул, с трудом сняв куртку и ботинки, бросив их прямо на ковер, и провалился в глубокий сон, больше не обращая внимания на склонившегося над ним мальчишку. Тишина. Взгляд мальчика зацепился за его окровавленные руки. Изуна опасливо обернулся на дверь. Вернулся к ней, дабы повернуть вытащенный у мужчины из кармана ключ в замке. Вот так. Может им повезет и даже драка в баре не обернется для Мадары ужасными последствиями. А сейчас… Он нашел на кухне пару салфеток и стер остатки крови с чужих ладоней, пока отключившийся тихо посапывал на диване. Затем повесил куртку на крючок и шатаясь, ушел в ванную. Только бы не… Что-то внутри Изуны взвыло и он с глухим стоном согнулся пополам. Прикрыл лицо ладонью, а затем отмахнулся от чего-то, холодными пальцами коснувшегося его щеки. Не трогай меня. Подросток приоткрыл глаза, кое-как встав на ноги. Вокруг никого не было. Лишь он и падающие из-под крана капли воды. Мальчик вцепился в края умывальника ладонями, посмотрев на свое бледное уродливое отражение. И что же теперь? Рука потянулась к стеклянному шкафчику, пошарила между одинаковыми бритвами и баночками с шампунем, чтобы найти необходимое. Лезвия. Будто бы он знал, что обнаружит их здесь. Один из шампуней упал на бок и покотившись свалился на пол. Изуна вздрогнул, обернувшись к двери. Мадара громко всхлипнул, но голоса не подал. Ладно. Нужно было что-то делать. Верно? Дрожащая рука открыла упаковку с лезвиями и достала одно. Остальные он бросил в умывальник, а затем играючи приблизил лезвие к правому глазу. На миг оно застыло в миллиметре от зрачка, но новые воспоминания не появлялись. Если бы вспыхнули сейчас — Изуна бы пронзил себе глаз в банальном аффекте. Капли продолжали мирно стучать по бледной эмали. Он ждал минуты две в таком положении, пристально глядя на свое отражение, а затем молча опустил руку с лезвием, приставив его к левому запястью. И это вдруг случилось. — Все хорошо… Не бойся… — чей-то голос, шепчущий в ухо, заставил его надавить на запястье со всей силы. Боль отрезвила и воспоминания отступили. Что-то теплое стекало по пальцам и падало на пол. Черт. Не правильно порезал. Изуна не смотрел на запястье. Его равнодушные глаза столкнулись с такими же за зеркалом. На миг показалось, что его бездушная копия, смотрящая на него тяжело и мрачно, устало улыбнулась. Но это был лишь он сам. Еще одна багровая капля упала на пол. — Изуна… Это не был голос из воспоминаний. Парень словно бы очнулся ото сна, испуганно обернулся, вслушиваясь в происходящее за дверью. Мадара хрипло звал своего брата. Глаза опустились на запястье, когда боль пронзила его неприятным импульсом. Лезвие все еще торчало из кожи. Изуна осторожно вытащил его и снова приблизил к лицу, с холодным любопытством осматривая свою же кровь. Ну вот. Он стоит у развилки и решает. Окончить это недоразумение парой движений или же посмотреть, что же будет дальше. Если интересно. Если еще не плевать. Мальчик сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Рука понемногу немела. Отражение из зеркала смотрело на него испытующе. Если он так сильно не уверен в том, чтобы покончить с собой, значит ли это, что стоит пожить хотя бы еще немного? — Изуна… умоляю, принеси воды. Еще немного побыть нужным хоть кому-то. Мадара ведь тоже остается один. Изуна вдруг вздрогнул, неловко выронил окровавленное лезвие и оно звонко упало на пол, разбрызгав его кровь по плитке. Там ведь ничего нет. А здесь есть хоть что-то. Правда? Но ведь это так глупо. Может он просто боится? Изуна прижал к кривому глубокому надрезу на запястье первое попавшееся под руки полотенце и вышел из ванной. Отражение в зеркале все также испытующе смотрело ему вслед. С какой страшной головной болью он тогда проснулся — не хотелось даже вспоминать. На часах было около одиннадцати дня. Причем следующего. Посему очнулся Мадара почти полностью протрезвевшим, потратив целый день и ночь на отходянки. Ничего. У него нет ни работы, ни детей, чтобы было о чем волноваться после такой пьянки. Вспомнить бы только, что было вчера и почему так болят кулаки… Мадара устало прикрыл глаза, намереваясь поспать еще немного, но со странным запахом, ударившим в ноздри, в голову вдруг пришло мысль, заставившая его резко принять сидячее положение, едва не спровоцировав приступ рвоты. Малой! Мадара тут же поднялся на ноги, осматриваясь по сторонам. Дерьмо. Когда это он вернулся домой и отрубился? Неважно. Мужчина проспал достаточно, чтобы мелкий смог свистнуть у него ключи и свалить куда глаза глядят, замерзнув в ближайшей подворотне. Черт, черт! Мадара бросился к двери, но обнаружив, что она заперта, отправился обратно в зал. Обе связки ключей на месте. Значит не через дверь. Может через окно полез? Как давно мог уйти? Если он… — Я приготовил завтрак. Мадара едва не вскрикнул, увидев мальца на кухне. Медленно осмотрел его с ног до головы, не веря своим глазам. Не может быть. Он не мог не уйти. Он… На мальчике снова было что-то из одежды Изуны, какая-то черная немного свободная ему кофта с широким воротом и серые джинсы. Волосы он завязал в низкий хвост, и сейчас жутко походил на брата с одной из рождественских фотографий их семьи. Когда Изуна надевал эту кофту? Кажется, когда они всей семьей и Хаширамой поехали кататься на лыжи. А еще в ту зимнюю ночь у камина. И, кажется когда смотрели на февральские салюты, сидя на крыше одного из старых домов центра. Как давно это было? Мадара громко проглотил слюну, разглядывая мальчишку еще пару минут. Как его теперь называть? Изуной уже не получится, а Обито почему-то не поворачивается язык. — Ты ведь будешь есть? — спросил его мальчик. Эти слова успокоили мужчину. Некоторое время он буравил того тяжелым взглядом, как будто пытался понять, плод ли он воображения. Подросток слабо улыбнулся. — Есть яичница. И оладьи. Я полил их сиропом, который нашел в холодильнике. После больницы мне тяжело тут ориентироваться… Слишком слаженно говорит. Даже без немечины. Что-то не так. — Где ты взял яйца? — хмуро спросил мужчина, перебив его. Они ведь закончились пару дней назад. — Купил. — Купил? — недоверчиво насупился он, скрестив руки на груди. В том ближайшем магазине что ли? Странно. — А почему просто не ушел? Мальчик недоуменно поморщился. — Куда? Этот вопрос поставил Мадару в тупик. И правда. Куда ему идти? Куда бежать от своего мерзкого двоюродного брата? Может эта врачиха таки была права? Может несчастному было бы безопаснее даже в желтом доме, чем с ним. В конце концов там от таких как Мадара хотя бы санитары спасают. Мужчина тяжело ступая, направился на кухню и угрюмо уселся за стол, как ни странно, и правда заставленный едой. Оладьи, яичница, бекон. Зачем готовить так много на двоих? Взяв в руку стакан апельсинового сока, он медленно отпил его, не отрывая взгляда от присевшего напротив ребенка. Голова пухла от боли и догадок. — А деньги откуда взял? У меня из кошелька? Тот кивнул. — Других не было. — сказал он равнодушно, взяв в рот немного бекона. Странно. Ведет себя так будто вчера ничего не произошло. Будто бы не помнит. Но этого же не может быть верно? Мадара подозрительно прищурился. Должно быть просто боится. Мадара за эти дни успел его порядком так запугать. Бедный. Мужчина молчал еще какое-то время, прежде чем сдаться и приняться за трапезу. — Вкусно. Спасибо. — нехотя развеял он тишину. Мальчик мягко улыбнулся. — Все лучшее — брату. Это заставило Мадару едва не выронить вилку. Чт… он издевается так? Мужчина нахмурился, посмотрев на него с немым вопросом, но подросток лишь равнодушно пожевывал свои оладьи. Какого черта? Гудящая голова подкинула ему не самые хорошие мысли. — Изу… — малец послушно посмотрел на него, проглотив прожеванное. — Что вчера было не помнишь? Почему я так надрался? Тот какое-то время смотрел на него, а после вдруг сказал: — Плохо помню. Кажется мы поссорились. И ты ушел. — пожал плечами мальчик. Мадара почувствовал странный испуг внутри себя. — Так… а почему ты этого не помнишь? Мальчишка недоуменно качнул головой. — У меня ведь травма после той аварии. Бывает, забываю. — ответил он, отправив еще один кусок в рот. — А у тебя почему с памятью проблемы? Шутка не вышла. Мадара ошалело покачал головой. Снова забыл? Или только делает вид, чтобы как-то искусно сбежать? Нет. Это бессмысленно. Мог бы и раньше. Украсть деньги, вернуться в Париж. В полицию пойти. Вроде того. Неужели из-за Мадары его амнезия усугубилась? Дерьмо. И что же ему с этим всем делать? Учиха снова отпил немного сока. Что же делать. Что делать, когда копия его брата таки стала идеальной, а он не готов пользоваться ей? Черт возьми. Обито… — Сегодня едем в Париж. — вдруг произнес он. Подросток вздрогнул. — Отвезу тебя в больницу. Все такое. Молчание. Ребенок пожал плечами. — А когда домой вернемся? — спросил он. Мадара прикрыл глаза, морщась от досады. Говорить было тяжело. Но нужно. Пока он еще не осознал от чего отказывается. Пока не утонул в сомнениях и эгоизме. — Мы не вернемся, малыш. Ты не вернешься. Это было правильным поступком. Первым правильным поступком за все эти годы. Даже если Обито все забыл — Мадара не мог посметь дурить ему голову снова. Только нет так. К тому же если бы он опять все вспомнил — это маленькое мучение началось бы снова. И снова. И снова. Мадара просто искал замену своему брату. Тот, кто убедительно сыграл бы его и принес иллюзорное счастье, но на деле же мальчик оказался еще одним мучительным напоминанием о том, что Изуна мертв. И напоминал об этом вновь и вновь. Хватит. Пожалуйста. Мадара должен был отпустить и его и брата. Достаточно уже скорби. — Я не понимаю… — тихо проговорил мальчишка, подняв на него грустный взгляд. — Ты больше не хочешь со мной жить? Мадара покачал головой. Больно. — Врачи тебе все объяснят. Собирались недолго. Мадара достал старую сумку мальца, сложив туда все его немногочисленные вещи, отдал теплую куртку Изуны и отвел в машину, ежась от неприветливого мороза. Кажется, было минус десять. Вчерашняя вьюга полностью исчезла, даже легкий ветерок испарился, а солнце немного пробивалось через плотные кучные облака. Если посмотреть на дорогу, казалось, снег лежал на ней идеальным ровным полотном. Выехать будет тяжело, но в Париже, должно быть, снег давно убрали. Мадара откопал на чердаке старое зимнее пальто и черные сапоги. Сейчас посреди белоснежной пустоты он походил на уродливого ворона. — Ну. — кивнул Мадара стоящему у машины Обито. — Садись. Тот не шелохнулся. Медленно обернулся к черному дому, а после посмотрел на мужчину почти умоляюще. — Я правда не смогу вернуться? — эти слова отдались в сердце тугой болью. Мадара прикрыл глаза, — Когда ты приедешь? Никогда. Так будет лучше для них обоих. Только бы не передумать… Вот так. Сдает его назад как ненужную собаку. Откуда же и взял. Учиха знает что это самый благородный из выходов, потому что не сможет просто вести себя как раньше, после того, что сделал. Он хотел бы быть сильным. Но не может. — Садись в машину. — тихо ответил он. Открыл дверь водительского сидения и посмотрел в стекло заднего вида. Мальчик нехотя сел за ним, низко опустив голову. Выдохнул короткое облачко пара, обняв себя руками. Даже в автомобиле было холодно. И похоже, дело было не только в погоде. Мадара устало вздохнул, откинул голову на сиденье, закрыв глаза. Обито за его спиной молчал. Теперь он отвезет копию Изуны обратно. Сдаст раньше, чем успеет понять что сделал и больше не увидит. Не увидит своего маленького брата. Голова все еще предательски болела, хотя Учиха выпил пару таблеток аспирина. — Эй, Обито, — вдруг позвал он. Сзади не откликнулись, и Мадара, прочистив горло, позвал снова. — Изу… Подросток вскинул голову. Мадара хотел было что-то сказать, но не решился. А посему лишь молча завел машину, вцепившись пальцами в руль. Обито обреченно вздохнул, когда они тронулись с места, поехав вниз по улице. Мужчина старался не смотреть на него. Лишний раз не видеть Изуну в чужом худом силуэте. Я не понимаю. — говорило его сознание. — Ты вернул своего брата. Получил шанс прожить с ним всю жизнь, а теперь добровольно избавляешься от него? Ты отвратителен. Тишина. Черный дом исчез позади. Обито равнодушно смотрел в окно. Тени от домов, которые они проезжали, накрывали его своим мраком, только для того, чтобы растаять в полуденной дымке. Мадара прокашлялся, сжав руль еще сильнее. В ушах что-то ужасно шумело, будто бы он слышал далекие взрывы и голоса вдалеке. С каждой минутой они становились все разборчивее, вскоре напряженный Учиха разбирал отдельные слова. — Мне так жаль, Мадара. Мне так жаль, что я не смог хоть чем-то помочь… Мадара перестал следить за дорогой. Нога надавила на педаль газа. — Тобирама… он не хотел… он сейчас в аффекте, не может сказать ни слова. Мне очень жаль. Очень жаль. Всем очень очень жаль, что Мадара медленно гниет изнутри. Дома мелькали в окнах все быстрее. Они набирали приличную скорость. — Этот проклятый кот опять убежал! Ты слышишь, Мадара? Не делай вид, что меня игнорируешь! — Соболезную твоей утрате, Мадара. Изуна был прекрасным человеком. Он сейчас в лучшем мире… — Мадара! Ау! Ты снова пытаешься набить нам огромные счета на телефон? Дай, угадаю. Хаширама? Мужчина закрыл глаза. Голоса становились все громче. Только бы не слышать Изунин. Только не его. — Нам очень жаль. — Мадара! — Не смей меня игнорировать! — Кость задела продолговатый мозг. Смерть наступила мгновенно. — Нам очень очень жаль. Руки сжали руль крепче. Обито обеспокоенно позвал его, но голос мальца потонул в потоке других. Что-то издавало низкий гул. — Мадара, ты куда опять собрался? — Мадара! — Мадара, приезжай быстрее! Твой брат, он… — Ты думаешь только о себе… — Изуна был любим всеми в Тенсее. Пусть память о нем будет вечна в наших сердцах. — Мне так жаль. — Ты меня слышишь? Хватит игнорировать! — Сожалею. У него был шанс выжить, если бы Изуну оставили в том положении, в котором он был… Халатность. Не более. Халатность. — Это ужасно. То что произошло… — Мадара! Хватит игнорировать меня! Ты думаешь только о себе! И поэтому… Поэтому у тебя ничего не получится! Мадара! — Мадара! — вскрикнул мальчишка в реальности. Мужчина распахнул глаза, словно выйдя из транса. Гул и голоса тут же отступили, а перед машиной оказался Изуна, испуганно замерший посреди дороги. Распахнутые глаза младшего встретились с его собственными, словно он был… Дерьмо! Мадара резко затормозил, зажмурившись. Удара не последовало, но снаружи кто-то громко вскрикнул. Тяжелый вздох. Мужчина измученно тряхнул головой, а затем посмотрел на побледневшего, вжавшегося в сидение мальца. Сердце билось как бешеное. — Сиди здесь. — он вышел из машины, оставив дверь открытой. Осторожно сделал два шага вперед к ежившемуся от страха школьнику, едва не угодившему под колеса. Это… Как же его звали? Ах. Да. Неджи, торопливо вставший на ноги, посмотрел на него с ужасом и паникой, а после поспешил броситься прочь, скрывшись за домами. Мадара облегченно помотал головой. Пронесло. — Ты в порядке? — тихо спросил его, вышедший из машины малец. Мадара повернулся к нему с теплой улыбкой. Хотелось смеяться. Громко, с надрывом. Мадара усмехнулся. Его рот исторгал из себя кучки пара с каждым тяжелым выдохом. Да. Он в порядке. Полном. В порядке потому что Неджи не погиб. А значит и Изуна тоже. … и поэтому у тебя ничего не получится! — Все нормально, братик. Я просто… — он пожал плечами. — Перенапрягся. На бледном лице мальчишки появилось беспокойство. — Тогда… — тихо спросил он. — Едем дальше? Он хотел… нет. Мадара отрицательно покачал головой. — Не думаю, что ехать куда-то далеко в моем состоянии хорошая идея. — произнес он, махнув ему рукой. — Знаешь… просто вернемся домой сегодня. Ладно? Мадара отвезёт его в Париж завтра. Обязательно. Он клянётся в этом сам себе. Обито без улыбки кивнул. Открыл заднюю дверь, дабы снова сесть в машину, все еще тревожно поглядывая на родственника, когда тот вдруг окликнул его. — Изуна? — подросток замер. — Да? — Поехали купим клубники. Я ужасно по ней соскучился. Мадара не смог сдержать своего обещания ни завтра, послезавтра. Он не пытался убедить себя в том, что делает то, что делает кому-то на благо. Не забыл произошедшее и не обманывал самого себя, просто… Тянул. С решением. С окончательной расстановкой всех точек над И. А Обито как назло подыгрывал, будто бы склоняя его просто оставить эту идею и сделать вид, что все нормально, как бы не тревожила совесть. Следующие несколько дней они прожили почти также как в первые дни после побега из Парижа, разве что мальчишка теперь полностью принял свою новую роль в их отношениях и играл послушно и искусно, иногда и правда напоминая брата. Больше не выходил из дома. Не искал других людей. И что мешало быть таким по-началу? Что изменилось сейчас? Он просто… сдался? Мадара не верил в это, но с каждым часом проведенным с якобы братом, терял желание копать слишком глубоко. Им было хорошо вместе. Так считал мужчина, все реже задумывающийся о том, что именно помнил малец, а что успешно забыл и просто продолжая понемногу налаживать жизнь. Искать работу. Налаживать быт в черном доме. Проводить время с братом, забыв о всем остальном. Он ведь так давно не был настолько близок с кем-то. Как можно было отказаться от такого искушения добровольно? Они завтракали и ужинали вместе, ходили в ближайший продуктовый, выбирая что приготовить сегодня, днем Мадара учил родственника давно забытым словам, обычно прося его читать вслух, а по вечерам Изуна устало засыпал на его плече, убаюканный тихим голосом, доносящимся из телевизора. Мадара как и раньше обнимал его спящего, поглаживая черные отросшие волосы в такие моменты, а затем относил спящего в кровать и тихо закрывал двери, уже не мучаясь от вины по ночам. И не задавал вопросов. Просто принимал все как должное, будто бы его брат и правда вернулся с того света, а прошлые дни превратились в дурной сон. Обито давно не против. А он? Он давно уже далек от разумного взрослого. Будни проходили одинаково, хотя и имели слабое терапевтическое свойство для него. У Мадары был повод наладить свою жизнь с появлением и возвращением нового жителя черного дома. А мальчик… казалось, выглядел счастливым, но кто мог знать правду? Что он на самом деле чувствует, играя мертвого? Никаких мыслей. Нельзя заподозрить, что ему плохо — Обито играет идеально. Иногда разве что нервничает, когда ощущает себя выбивающимся из образа, смотрит на брата с опаской, будто бы за ошибку тот всерьез может его ударить. А так ничего. Никто из них ничего не спрашивал, а меж тем черный дом погрузился в странный меланхоличный анабиоз. — Я нашел работу. В другом городе. В Тенсее меня точно никуда не примут. Сам понимаешь. — сказал как-то Мадара, застав брата на диване. В кои-то веки в его руках была клубника, которую, он с какой-то странной сосредоточенностью жевал, глядя в светлый экран телевизора. Шла какая-то старая черно-белая комедия. Даже звука кроме дурацкой музыки не было. Мадара присел рядом с ним, устало откинувшись на диване. — Теперь я библиотекарь. Можешь поздравить. Изуна не ответил. Отправил еще один плод в рот, а затем медленно облизал липкие пальцы, не отрывая взгляда от экрана телевизора. Мадара не счел это странным. — Начинаю с завтрашнего дня. Так что… буду днем пропадать на работе. Ты уж прости. Сможешь себя тут развлекать? — улыбнулся мужчина. — Могу тебе книг принести. Или просто купить что-то этакое. Что хочешь? Подросток равнодушно пожал плечами. Оставаться одному в таком большом доме было не по себе, но не будет же Учиха теперь таскать его с собой на работу? Придется смириться. — Не волнуйся за меня. — улыбнулся он, бросив взгляд на отсвечивающее голубоватым в экранном свете лицо брата. — Я придумаю, чем заняться. Больше они не проронили ни слова в тот день. На следующее утро Мадара, не решившись будить брата, поехал на работу. Как ни странно, удачно. Шесть часов прошло почти незаметно, даже давно отвыкшему от будних дней Учихе. А самое главное, здесь его никто не знал, что безусловно позволяло работать без того багажа дурной славы, что он имел в Тенсее. Славное было место. Уютное. Огромные архивы, несколько залов, а еще неплохое начальство, да удобоворимая для скромных запросов Мадары зарплата. Отличный был город. И место. Но самое страшное произошло не там, а когда он вернулся домой, застав лишь пустующий первый этаж. Было ужасно тихо. А еще нигде не горел свет. Мадара осторожно вошел в зал, удивленно оглядываясь по сторонам. Может его брат спит? Не мог же просто сбежать, верно? Это было бы глупо. У него было тысяча шансов, почему было делать это сейчас? Бред. Нет, всему этому есть иное объяснение. Главное его найти. Взгляд упал на разбитую миску с клубникой. Белые осколки усеяли ковер и пол, торча в некоторых местах ворса словно акульи зубы. Что тут творилось? — Изуна? — позвал Мадара громко, но ему не ответили. Нет. Нет. Он не мог снова пропасть. Только не опять. Ему незачем было уходить. Мадара замер. Если только он вдруг не вспомнил абсолютно все, что мог. — Изуна! Мужчина ринулся на третий этаж, не переставая звать брата. Сперва открыл ванную из которой шел слабый свет. Пусто. Только перевернутая аптечка, высыпанные на пол таблетки и витающий в воздухе слабый запах рвоты. Изуна чем-то отравился? Мадара бросился к его комнате, распахнул дверь, включив свет, но и там никого не оказалось. Боже. Куда он мог пойти в таком состоянии? Взгляд блуждал по помещению. Комната выглядела нетронутой, разве, что одеяло куда-то исчезло. Мадара хмыкнул, хотел было уйти, но тут увидел, что дверца белого шкафа, с налепленными на ней стикерами была слегка открыта. Медленно подошел к ней, открыв ее полностью и изумленно вздрогнул, когда увидел в самом углу полностью накрывшийся одеялом силуэт. — Изу, что с тобой? — испуганно спросил он, присев на колени. — Ты заболел? Мальчик не ответил. Мадара лишь сейчас услышал как тяжело и натужно он дышал, словно каждый вдох давался ему с большим трудом. Задыхается? — Изуна… — он сдвинул обувные коробки у стены вбок, дабы рука смогла дотянуться до забившегося в угол мальчишки, но едва пальцы коснулись одеяла, как Изуна громко всхлипнул. — Не смотри на меня! Мадара нахмурился. Что с ним? Малец закутался в одеяло еще плотнее. Его дыхание стало чаще и тяжелее. — Малыш, ты должен сказать мне что случилось. — произнес Учиха, осторожно потянув родственника к себе. — Что там у тебя? Давай посмотрю. Изуна сопротивлялся. Упорно не хотел заглядывать брату в глаза, но с горем на пополам, до него удалось добраться. Мадара медленно скинул с него одеяло, коснувшись чужого подбородка, и заставил мальчишку посмотреть на себя. — Прости меня. Прости меня. Прости… — вдруг панически зашептал тот, всхлипывая от катящихся по щекам слез, а Мадара ошалело застыл, почувствовав как что-то внутри него оборвалось. Потому что Изуна умер. Изуна умер, а ты больше не сможешь себя обманывать. — Почему… — тихо произнес Мадара, обессиленно покачав головой. Такой чудовищной боли он не ощущал с тех пор как погиб его младший брат. Осознание произошедшего вдруг свалилось на него, придавив еще одним невозможным грузом. Учиха ощущал себя так будто бы его окунули в ледяную реку, а мальчик в его руках напугано шептал извинения. — Почему ты не сказал, что у тебя аллергия на клубнику? Послышался хруст разбившейся иллюзии. Изуна в его голове громко смеется, потому что он победил. Потому что Мадара снова думал лишь о себе и у него ничего не вышло. Больно. Смотреть на то, до чего он дошел. И на то, как яркие красные точки покрыли чужую бледную шею, редкими отметинами добрались до подбородка и перешли на лицо. Будто бы мелкая россыпь веснушек. На коже аллергическая реакция отразилась не так сильно как на легких и глазах. Потому что, очевидно, они слезились не только из-за душевной боли. — Ты ведь ничего не забывал. Правда? — тихо произнес Мадара, чувствуя как слезы подступают к горлу. — Прости! Отойти от шока было тяжело. Чужое дыхание понемногу становилось легче. Наверное, самое страшное его бедный мальчик пережил, когда опекуна не было дома. Должно быть приступ застал его в зале и напуганный и задыхающийся ребенок с трудом поднялся на третий этаж, где его и вырвало. Быть может это и спасло мальца от Анафилактического шока, и Мадара в этот вечер не нашел его мертвое тело, покрытое чудовищными отеками. Быть может ему повезло. Если жизнь с Мадарой вообще можно назвать везением. Учиха готов был разреветься прямо здесь, глядя на то, как слезятся глаза у его подопечного. Сколько он задыхался в этом шкафу? Несколько часов? И все лишь потому что боялся вызвать врача, даже Мадаре боялся звонить. Дерьмо. Ведь одна его аллергия на любимое лакомство брата суровой рукой перечеркивала тот факт, что они — один человек. Все кончено. Прекрасная иллюзия Мадары проиграла. И столкнувшись с реальным миром, он наконец полностью осознал какую боль причинил другому. — Обито… ты… — мужчина погладил его по плечам, почувствовав как срывается на слезы. Твою мать. Он ненавидел рыдать на людях. — Прости, я не хотел тебя обманывать. Прости. — испуганно ответил тот, пытаясь отвернуться и спрятать красные точки на лице. Дышать по прежнему было тяжело, но приступ понемногу отступал. — Прости… Мадара опустил голову. А потом вдруг притянул мальца к себе, обняв так крепко как мог. Громко всхлипнул, ощутив, как неизбежное упало ему на голову. Изуна умер. И больше не вернется. Никогда. Можно торговаться сколько угодно и с кем угодно. Со смертью, временем, да хоть с собственным рассудком — ничего это уже не изменит. Все что остается его старшему брату — доживать свою жизнь без него. Вместе с Обито, который тоже лишился абсолютно всех. Обито. Так его звали. Понимание этих истин заняло у него почти пять лет. Пять долбанных лет он не хотел верить в то, что больше никогда не увидит брата. Мальчишка уткнулся в его плечо носом и тихо зарыдал, с трудом делая короткие вдохи. Опухшее изнутри горло понемногу приходило в норму. В тот день ему повезло съесть не так много, чтобы заработать анафилактический шок, кто знает, что бы случилось — будь симптомы астмы куда яростнее. В тот день Мадара мог потерять и Обито, давно скинувшего с себя маску его брата. На следующий день симптомы почти исчезли, но изменения между ними оказались необратимы. С самого утра Мадара молча сидел за столом не глядя на мальчишку напротив и нехотя ковырял вилкой сваренные на скорую руку макароны. — Тебя зовут Обито. Ты мой двоюродный брат. — дождавшись кивка, мужчина через какое-то время продолжил. — Да. Двоюродный…так, что же там было еще? Ах, да. Мы учились в одной школе. Ты был совсем мелким тогда. Помню тебя такого роста. — Учиха медленно вытянул ладонь. Обито улыбнулся. — Твои друзья — Какаши и Рин. Еще… ты кажется обожал бегать в школе. Постоянно носился как идиот. Он замолчал, стыдливо отведя взгляд. Обито посмотрел на него с нетерпеливым ожиданием. — Что-то еще? — Я… думаю это все, что я знал о тебе. Как забавно. Мадара знал все о своем брате, посему и мог создать его образ из небольшой копии. А сейчас оказалось, что при этом он совсем не знал Обито. И не мог помочь ему даже с хоть какими-то воспоминаниями. Мальчик безрадостно вздохнул, но посмотрел на мужчину без злобы. — И что теперь? Мадара не понял вопроса. — Что мы будем делать? — уточнил Обито. Что они должны делать? Как можно знать подобное? По хорошему Обито стоило держаться от него как можно дальше, но он здесь. Смотрит в его глаза и готов простить. — Начнем все с начала. Здесь. — пожал мужчина плечами. — Никакого обмана. Только я и ты, Обито. Настоящий ты. — немного подумав, он добавил. — Переселю тебя в другую комнату хорошо? И куплю немного шмотья. Твоего собственного. Ну и… Мадара вдруг замер, посмотрев на мальца со страхом. — Если ты конечно вообще хочешь здесь оставаться. — тихо сказал он. — Я пойму, если нет. Отвезу тебя обратно или к Кагами. Только скажи. Подросток посмотрел на него в упор. За его спиной в зеркале на фоне темно-синего неба порхали снежинки. Его болезненная и понимающая улыбка на их фоне выглядела еще более нежной и красивой. — Я хочу. Мадара ощутил странное облегчение, будто бы от его ответа зависела чья-то жизнь. Тряхнул головой, усмехнувшись в ответ. — Тогда добро пожаловать в черный дом, Обито Учиха. Он распахнул глаза. Взгляд врезался в темный потрескавшийся от времени потолок. Черт. Голова гудит. Обито не помнил, успел ли проспать хоть немного после того, как все кончилось, но судя по давно видящему десятый сон Мадаре, посапывающему у него на плече и легкой синеве, отражающейся на стене у окна — было раннее утро. Часов семь или восемь. Саске, оставшийся у Наруто на ночь не должен был вернуться раньше десяти или около того и хорошо. Не нужно было ему все это видеть. Обито осторожно повернул голову к уснувшему. Легко, почти невесомо погладил его длинные волосы, невесело усмехнувшись. Вот и вся его история. Уместилась в паре отрывков. А что-то раннее по прежнему не возвращается. Мужчина потер вспыхнувшие засосы у себя на плечах и груди, медленно принял сидячее положение, с трудом отстранившись от обнимающего его партнера. Ха. Партнера. Едва ли Мадара, протрахавшийся с Сенджу всю их относительную молодость скажет это даже в пьяной горячке. Так. Очередная интрижка. Очередное ничего. Обито думал, что Мадара боится чего-то более-менее серьезного на личном фронте. Боится лишних драм и обязательств. Справедливо в общем-то. Они давно не молоды. Да еще и мужчины. Все звезды сошлись на том, чтобы Мадара и Обито прожили под одной крышей всю жизнь, не заходя дальше нелепых намеков и двусмысленных фраз, а теперь? Едва Саске появился в их доме — оба как с цепи сорвались. Обито раздражает Хаширама, Хашираму — Обито. А Мадара не любит ни Рин, ни Какаши. И вот к чему это привело, какая нелепость. Им ведь не по двадцать лет. Обито усмехнулся, коснувшись чужого плеча. Мадара спал на боку, обхватив подушку обеими руками. Его грудь едва заметно поднималась и опускалась в такт медленному дыханию. И все же не плох, если посмотреть. Хоть чему то они с Хаширамой научились за всю жизнь, и хотя Мадара оставался ужасным бегуном, на его внешности паршивая физическая форма почти не отразилась даже в его сорок. Но эти слова стоит держать при себе. Этот идиот очень потешит свое самолюбие, если узнает, что первый раз у Учихи был именно с ним. Ладно. Он встал на ноги. Пошарил по полу в поисках своей одежды, с трудом натянув на себя майку и нижнее белье, а затем тихо удалился в коридор, в последний раз оглянувшись на спящего. Что-то в голове вспыхнуло огоньком воспоминания. Когда-то Обито уже покидал спящего Мадару, чтобы порезать себе глазницу, но почему-то предпочел искромсать руку и после стыдливо прятать ее под толстовками. Обито медленно взглянул на бледный шрам на внутренней стороне запястья и раздраженно вздохнул. Хватит уже. Что было то прошло. Мадара все еще ощущал вину перед ним, но Обито давно отпустил те дни и жил дальше, потому что мусолить все это было по-просту бесполезно. Было и было. Двигаемся дальше. Он уже не напуганный семнадцатилетний мальчик, с трудом способный разговаривать и ходить, а Мадара давно утратил всю ту мрачность и злобу, которую таил в душе целых пять лет. Все кончилось. Ему не на кого злиться, потому что толку от этого все равно не будет. Обито зашел в ванную, не зажигая свет. И плевать, что это плохая примета. Прямо сейчас он равнодушно смотрел в глаза своему взрослому отражению и оно больше не улыбалось и не смотрело испытующе в ответ. С вопросом. Ведь знало ответ итак. Мужчина включил холодную воду. Умыл лицо, а затем отпил немного воды прямо из-под крана. Вздох. Намного лучше. Обито закрыл глаза, и уперевшись руками о умывальник, устало выгнулся в спине, вытянув голову. Тело все еще хранило в себе приятную истому, после недавнего секса, хотя не то, чтобы они проделывали друг с другом что-то фантастичное. Ха. Повезло, что Мадара не решился лезть слишком далеко даже на пьяную голову, наученный горьким опытом, и это, пожалуй, единственный раз, когда младший Учиха мог бы назвать его мудрым. Мудрый не по годам. Ага. Обито вытер лицо полотенцем. Постоял немного в ванной, размяв шею, но когда уже намеревался уйти — в глаза бросилось содержимое небольшого мусорного ведра у умывальника. Подарок чей-то? Ах, Мадара бессердечная сволочь. Даже не посмотрел, что внутри. Мужчина недовольно вытащил его наружу, взвесив в руке. Не тяжелый и квадратный на ощупь. Кажется, его дарил Тобирама. Обито прыснул. Тогда немудрено, что идиот даже не открыл. Учиха оглянулся на дверь с хитрой улыбкой, а затем торопливо разорвал упаковку. Ну ничего. Он посмотрит. Что мог подарить Тобирама? Это ведь вопрос на века. Внутри оказалась старенькая, кажется, записанная давным-давно кассета. Обито недоуменно повертел ее в руках. Ха? И что же на нем? Пиратский фильм? Порно? Кажется сбоку было что-то приклеено. Надпись аккуратным почерком. «Покажешь это кому-то — из-под земли достану!» Что? Искра любопытства разожглась внутри. Кому бы не принадлежала эта кассета — Тобирама очень хотел показать ее Мадаре. Так сильно, что лично навестить того, кто ненавидит его всей душой и даже провел с ним рождество. Что же в ней такого ценного для него? Обито осторожно выглянул наружу. Мадара все еще спал. Все остальные, судя по тишине — тоже. Тихо ступая по старому деревянному полу, он преодолел коридор и спустился по лестнице. Медленно вошел в зал, с досадой обнаружив там громко храпящего на полу Хашираму. Черт. Нет, при нем такое смотреть нельзя. Обито почесал подбородок. Еще один небольшой телевизор был в комнате Изуны, куда он не поднимался еще с того дня, как Мадара поселил его на втором этаже после инцидента с аллергией. Работал ли он? Не проверит — не узнает. Обито мысленно кивнул сам себе и осторожно поднялся на третий этаж, стараясь не шуметь. Приоткрыл дверь в комнату Изуны, опасливо оглядываясь по сторонам и поежился от пробежавшего по спине холодка. Тут все осталось прежним. Словно бы он никогда и не вспоминал свое имя и не вырастал, оставаясь беспомощным подростком, живущим чужую жизнь. Но ведь это все позади. Обито перевел дух и присел у запыленного телевизора. Подергал провода, удостоверившись, что тот работает, и осторожно всунул кассету. Видеомагнитофон, не использующийся вот уже несколько лет на удивление тихо загудел, мерцая лампочками, а экран телевизора вдруг окрасился в белый. Обито, присевший на колени удивленно застыл. Маленький голубоватый экран отразился в его черных глазах двумя квадратиками. — Так и знал, что ты не сдержишься. — произнес чей-то тихий голос, почти перешедший на шепот. Человек из кассеты сипло рассмеялся. Мужчина не заметил как чья-то темная тень приоткрыла дверь в комнату Изуны и притаилась, пристально глядя в чужую спину. — Любопытство — не грех. Но именно из-за него… Ты сейчас и умрешь.