Иные

Для дикаря боль — мерило его самоценности. Но мы же не дикари…

Он вспомнил. Обито вспомнил все. Все до последней детали своего прошлого, приведшего его к краю крыши в далеком Париже. Его отчаянье, его боль и слезы, сливающиеся с дождем. Нога, занесенная над пропастью — все ничто, по сравнению с тем, что он ощутил после того, как Какаши нажал внутри него тот самый затаенный рычажок. Триггер, разом пробудившее давно дремлющее подсознание тысячью фейерверками. Они взорвались внутри него. Опалили мозг и сердце, заставили душу наполниться всем и сразу. Обито буквально сжигал себя изнутри. Все началось мгновенно. Стоило только Саске поселить сомнения внутри него своими словами, а Минато признать их. Обито смутился еще тогда. Еще тогда ему не дала покоя это подозрительная новая деталь в безгрешном образе бывшего учителя. Туника Изуны. Она лежала на его чердаке все это время, надежно спрятанная от Мадары, и Минато не сказал об этом ни разу. Быть может не сказал бы и сейчас, не вспомни об этом Саске. — Какаши, — позвал Обито друга слабым и напряжённым голосом. Он не мог перестать думать об этом даже после того, как прошло около двух часов с ухода Минато и Рин. Даже Саске снова ушел, благо в этот раз хотя бы предупредив. Какаши, варящий на кухне овсянку, апатично улыбнулся, слегка выглянув в зал. — Слушаю? — усмехнулся он, глядя на сложившего руки в замок друга. Тот сосредоточенно рассматривал картину, висящую над телевизором. На ней было изображено широкое озеро, окруженное летним лесом. Позади него были горы, а около самого песчаного берега бежало несколько собак, утопая ногами в пенной воде. Обито нахмурился. Озеро напомнило ему их секретное место, однако причала на картине не обнаружилось. Секретное место… — Тебя не удивило, что у Минато нашлась туника Изуны на чердаке? — спросил Учиха задумчиво. — Узнай об этом Мадара… наверное от их дома бы живого места не оставил. Какаши равнодушно пожал плечами. — Ну, Минато же объяснил, откуда она. На кухне раздалось шипение, отдавшееся болью в голове Учихи. Какаши с тихим вздохом поторопился приглушить огонь, дабы вспенившаяся каша медленно ушла на дно. Запахло чем-то сладким — скорее всего мужчина добавил в кастрюлю немного кленового сиропа. Обито опустил голову, но взгляд его остался на картине. Все такое солнечное и зеленое. Такое светлое. Как его детство, из которого он совсем ничего не помнил. Что-то играло пронзительной трелью и струнами на скрипке в его ушах. Яркие и зеленые листья деревьев, что склонились над водой. Их зелень отразилась в водной глади, словно то было зеркалом для леса и неба. Обито вдохнул теплый воздух августовской природы носом и закрыл глаза. — Почему мы не остановились у самого причала?! — возмутился он, уперев руку о дерево. Одинокий комар, жужжащий над его ухом, таки укусил мальчика в щеку, и тот яростно ударил себя по ней ладонью. Ай. — Наше место там! Какаши устало вздохнул, посмотрев на него как на идиота. Бросил рюкзак с припасами прямо к чужим ногам, отчего Обито пришлось судорожно отскочить, дабы чугунная кастрюля, что висела на рюкзаке, не ударила его по пальцам стопы. — Эй! Хатаке упер руки в бока. — Потому что на причал иногда ходят и другие люди, придурок. Это не только «наше» место. Плюс, вечером там бы нас сожрали комары, — возмутился он. Рин тихо рассмеялась, вынудив Обито покраснеть еще больше. Какаши. Баран каких поискать. Еще и учить вечно пытается, будто бы ему не двенадцать, а каких сорок. Достал. Еще как назло и не видит — Обито и без того заживо едят все кому не лень в этом парке. — Без ругани, Какаши. — Минато, рассматривающий окрестности, улыбнулся. — Однако он прав, Обито. Это место не только наше. Если мы уместим там палатки — будем мешать и гуляющим, и тем, кто приходит сюда порыбачить. — Но туда почти никто не ходит! — Да заткнись ты уже! Учителю, взявшему их с собой в небольшой поход, оставалось только устало вздохнуть. Рин помогла ему разложить первую палатку, пока остальные двое учеников препирались между собой. На самом деле красиво было даже здесь несмотря на то, что этот лес давно уже был парковой зоной, а не диким уголком девственной природы. Они разместились в большом овраге, вокруг которого разрослись ясени и ивы. Здесь было немного сыровато, но зато лесной полог и кустарники надежно скрывали путешественников от глаз гулявших по дорожке прохожих, что периодически заглядывали в отдаленный от центра города парк. А как было жарко. По-летнему жарко... Обито ненавидел лето. Оно напоминало ему самое худшее в его жизни, но почему-то проснувшиеся в нем воспоминания заставляли верить в то, что эта пора года когда-то была прекрасна в Тенсее. Опадающие с деревьев листья, поющие птички, перелетающие с ветки на ветку над их головами. Шум деревьев, словно шепот, что переплетался в красивую мелодию тишины. Обито невольно залюбовался этим, хоть все еще был уверен в своей правоте. У озера еще красивее, а отсюда до него все же далековато, хоть и терпимо. Август. Да, это был август. Последние жаркие дни уходящего лета. А впереди сентябрь. Месяц, в котором он спешно покинул Тенсей. — Ты поможешь мне или нет? — вдруг пробубнил Какаши ему на ухо. Обито отмахнулся от него, за что получил по затылку и едва не набросился на Хатаке с кулаками. Ну и придурок, боже! С горем пополам они таки поставили обе палатки. Затем Минато послал их за хворостом. Да. Кажется, они остались там всего на выходные, ведь с понедельника снова нужно было в школу. Суббота запомнилась им большим костром. Учитель, кажется, научил строить их так, чтобы они были почти бездымными и не оставляли характерный столб в небе. Затем жареные на шампурах сосиски и маршмеллоу. В нос Обито врезалось сразу несколько аппетитных запахов. Сладкие, соленые, пряные… Они тогда сытно поели. Рассказывали друг другу смешные и забавные истории, пока еще летнее солнце пекло им щеки. А затем наконец пошли на причал, где Обито и Какаши сперва стали соревноваться в прыжках на плавание, а вскоре и вовсе вновь подрались так ожесточенно, что Рин, выигравшей у обоих, пришлось разнимать друзей. — Я быстрее плаваю, ясно?! Я честно победил! — ткнул Обито пальцем в Какаши. — Да ты разве что у мертвой жабы можешь выиграть, придурок! — рявкнул тот в ответ. Рин закатила глаза, а потом вдруг толкнула обоих в воду с причала и рассмеялась. — Вы оба плаваете неважно, успокойтесь. — улыбнулась она, вынырнувшим из воды. Минато, усевшийся на песчаном берегу, тихо рассмеялся в ответ. Как бы они втроем не пытались затащить его поплавать, упорно не получалось. — Ну учитель! — канючил Обито, дрожа от холода. В воде было еще тепло, а вот стоило выйти на берег без полотенца — начинал стучать зубами. Обито же полотенце само собой не взял, посему и оставалось ему лишь дрожать в одних мокрых синих плавках. — Так нечестно. Вы же не загорать сюда пришли! Минато и правда к вечеру успел покрыться легким золотистым загаром, а его щеки обожгло солнцем до красноты. Но он все равно упорно не шел в воду. Мужчина покачал головой. — А тебе вот не мешало бы. — усмехнулся он. — Ты уже синий, Обито. Сядь погрейся хотя бы пару минут! — Но у меня полотенца нет. — Я тебе дам. Иди уже сюда. Обито обернулся к брызгающим друг на друга водой друзьям и устало вздохнул. Ему правда было жуть как холодно. Мальчик уселся рядом с Минато, и тот набросил ему на плечи свое полотенце. — Спасибо. — Обито укутался в него как в одеяло, не переставая дрожать. Плотно поджал к себе ноги и уткнул подбородок в трясущиеся колени. — Ну вот. А я говорил вам, чтобы долго в воде не сидели. — Минато со снисхождением потрепал мальчишку по голове. Какаши вдруг закричал, потому что Рин поднырнула прямо под него и попыталась схватить за ногу. Раздался всплеск. Где-то заквакали лягушки. — Какаши, придурок, — буркнул Обито под нос, ощутив укол детской ревности. Августовское солнце понемногу уходило за горизонт и забирало свое тепло с собой. Скоро должна была наступить осень, а затем так нелюбимая мальчишкой зима. Но Обито не помнил, как она прошла. Была ли вновь бесснежной или же нет. То лето было последним проведенным им в Тенсее перед комой. — Думаешь, он правду говорит? — спросил повзрослевший и обессиленный жизнью Обито у своего старого друга, таки повернув к нему голову. Какаши облизал ложку с овсянкой и задумался. На миг в его глазах появилось странное мрачное знание, но оно тут же уступило место флегматичной радости. — Знаешь… Минато сложный человек. Особенно если речь идет об Изуне. — В каком смысле? Небольшая заминка. Какаши вздохнул, не зная, как выразить словами то, что таилось в его голове. — Он, кажется, не особо любит брата Мадары. Тот вроде как действительно ему проблемы доставлял, но… — мужчина небрежно повел плечом. Его голос стал тише и ниже. — Однажды Минато сказал мне, что был… скажем так ему очень нравился Изуна когда-то. Эта внезапная новость стала почти шоком. Обито резко поднялся на ноги, замерев посреди комнаты солдатиком. Что-то в чужих словах посеяло в нем странную тревогу. — Нравился? Но ведь… — Да, он был его учеником. Слушай… там правда неприятная история, — сказал Какаши, вытирая руки о кофту, словно на них осталась липкая каша. — Он не рассказывал мне всего. Но, кажется, Изуна знал о его симпатии и, вроде как… даже шантажировать пытался. Ну. Понимаешь. Чтобы Минато ему оценки повысил. Прогулять разрешил. Все такое. Так что... Можешь себе представить, какое облегчение на душе испытал Минато, когда он таки выпустился из школы. Почти выпустился, потому что его выпуском стала смерть. Обито покачал головой, глядя в никуда. Его лицо стало пустым и потерянным. В глазах поселилось неверие и сомнения. Обито вдруг ощутил себя застрявшим в статическом шуме телеэкрана. Все вокруг шумело. Сплетни, ложь, провокации. Кому он мог верить в этом гомоне из помех и голосов? — Нет. Изуна никогда не был таким. Он не стал бы шантажировать Минато, — прошептал Учиха, снова посмотрев на картину с озером. — Точно не этим. Изуна любил Тобираму. Очень любил. Ему и в голову не пришло бы мучить учителя истории, да еще и столь грязным способом. Ради чего? Оценок? Какая глупость. Может Изуна никогда не был лучшим учеником в школе, но и двоечником не являлся. Даже при всем своем не самом легком и упрямом характере брат Мадары никогда бы не стал поступать столь низко. На кону ведь репутация Минато. Его семья. Ребенок. Карьера. Кем нужно быть, чтобы угрожать кому-то всей его жизнью? Шантажировать? Минато врет. Минато всегда врет. Он соврал и на следующий день, когда вместо того, чтобы после сытного завтрака, приготовленного прямо в старом котелке, который они повесили над костром, повести детей на озеро — вдруг объявил, что вынужден свернуть их поход. Кажется, у Кушины появились какие-то срочные дела, и мужчина вынужден был поехать домой и помочь ей, оставив учеников на съедение воскресной скуке. А ведь Обито так хотел поплавать. Так сильно, что раскричался и обидчиво уселся прямо у давно затушенного костра, скрестив руки на груди. Не слушал он и уговоров Минато, отвернувшись от учителя, и упреков Какаши, и усталых замечаний Рин. Просто сидел и не двигался с места минут двадцать, после чего отчаявшийся учитель попросил давно собравшихся Какаши и Рин идти без него. Благо, дорогу домой в их маленьком городе дети знали. — Ну и оставайся тут, придурок, — махнул Какаши на него рукой перед уходом. — Ведешь себя как ребенок. — Я не ребенок! — Обито показал ему язык, тут же отвернувшись и вскинув голову. — Я взрослый. И принимаю взрослые решения. — Ну-ну, — усмехнулась Рин. — Кричал ты сегодня оче-е-е-ень по-взрослому. Это застыдило его. Заставило покраснеть и, свернувшись в комок, спрятаться от всех в коконе обиды. Минато устало вздохнул, присев с ним рядом, но говорить начал, лишь когда Какаши и Рин покинули их маленькую брошенную полянку. — Хорошо, — вдруг сказал он с мягкой улыбкой. Обито удивленно нахмурился. — Пойдем — поплаваешь в последний раз. Обито неверяще вскочил на ноги. — Правда? — улыбнулся он. Минато кивнул. Ха! Вот тебе, Какаши! Жарься на своем солнцепеке сам, а Обито вновь окунется в прохладную воду, и уже никто не усомнится, кто из них обоих плавает быстрее, да ныряет глубже. Мальчик был так рад столько чужой внезапной милости, что забыл и об обиде, и друзьях. Так наивно. Как можно было быть таким наивным? Он разделся сразу же, как они подошли к причалу. Небрежно бросил свою одежду на горячие доски и с воплем прыгнул в воду, обдав Минато холодными брызгами. Тот лишь усмехнулся, усевшись на причале по-турецки. Все время какое Обито плавал и веселился в воде — он неотрывно следил за ним привычным для всех меланхолично-задумчивым взглядом. Мальчик боялся, что учитель рано или поздно прервет его и прикажет одеваться и идти домой, но этого не происходило. Каждый раз, когда их глаза встречались — Минато только щурился от солнца и улыбался ему. — Почему вы снова не плаваете? — ворчливо протянул его ученик, усевшись на причале. Под ним сразу же образовалась мокрая лужа. Понемногу темнело. Даже Обито, пожалуй, надоело резвиться в воде. Минато усмехнулся, поправив ворот белой рубашки с коротким рукавом. — Знаешь, я не очень это люблю. Обито пожал плечами. Не любить плавать в холодном озере посреди жаркого дня? Странно как-то. Может учитель просто не умеет? Минато вдруг повернул к нему голову. — Ты уже все? — спросил он тихо. — Хорошо. Давай посидим тут немного. Оставалось лишь кивнуть, немного откинуться назад, подперевшись руками и подставить мокрое лицо солнцу. Полотенца уже были упакованы в рюкзак. Они молчали какое-то время, просто наблюдая за тем, как последние лучи уходящего за горизонт золотого диска играют в воде бликами. Обито вытер мокрый нос и шмыгнул, вдруг с удивлением заметив, что учитель давно не смотрит на озеро. А неотрывно и явно поглядывает на него. — Знаешь, Обито. — Минато прикрыл глаза. — Это место и моего детства тоже. Мое секретное место. — Правда? — удивленно спросил мальчик. — Да. Я сделал его таким, когда мне было примерно столько же, сколько тебе. Приходил сюда часто, чтобы посидеть одному. — Намикадзе окунул одну из босых ног в холодную воду. Тогда она еще была прозрачной и чистой. Настолько, что можно было увидеть разноцветные камешки на дне у причала. — А когда я стал постарше… встретил здесь твоего родственника. Изуну. Совсем еще маленького и глупого. Сколько было мальчику-Учихе в тот момент? Пять? Может больше? Трудно сказать. Он тогда даже разговаривал как-то совсем бестолково и бессвязно. Как совсем еще маленькие. Обито отвел взгляд. Изуна, кажется, погиб совсем недавно. Мальчик даже был на его похоронах с бабушкой и видел, как гроб с его дальним родственником погрузили под землю. Удивительно, но это было самое яркое воспоминание о нем. Они редко пересекались. Может быть раза два за всю жизнь, не то, что с его глупым и злым братом. Обито поморщился, вспомнив как он со своим другом закрыли мальчишку в туалете и не давали идти на урок. Втискивали какие-то деньги в руки, уговаривали вроде как раздеться. Гадость. Ну и недоумки. Хорошо, что Какаши вовремя вытащил его из их лап. — Я видел его могилу. — вдруг произнес Обито грустно. И запомнил скорее ее, чем живого парня. Он ведь был таким молодым, кажется. Бабушка сказала, что смерть забрала его слишком рано, но она никогда не бывает справедлива. Иногда Обито спрашивал себя, представляя смерть костяной старухой в черном плаще, как скоро она придет и за ним? — Я помню его совсем еще маленьким. Он пришел сюда однажды. На этот причал, и сел прямо туда, где сейчас ты сидишь. Я застал его тогда совсем одного. — Минато зачем-то перешел на шепот, нагнувшись к изумленно Обито. Его рука коснулась чужого мокрого плеча. — И тогда это место стало для нас тайным. Знаешь почему, Обито? Мальчик удивленно покачал головой. Что-то в тоне учителя не нравилось ему, но он не мог понять, что, как бы не пытался. Скрипка пронзительно выла в ушах. Пахло сладкой овсянкой. Мужчина вдруг отпустил его, сложив руки в замок, и неловко отвел взгляд. — Ах, прости… Я не думаю, что ты умеешь хранить тайны. А это очень важный для меня секрет. Мальчик обиделся. В каком это смысле не умеет? Минато не доверяет ему? А кому тогда доверяет? Рин? Или этому придурку Какаши?! — Скажите! — попросил он, заглянув в чужие глаза. — Я никому не проболтаюсь. Клянусь! — Прямо-таки никому? Даже Рин? — лукаво усмехнулись в ответ. — Даже Рин. И уж тем более Какаши! Минато рассмеялся. — А Кушине? — продолжил допытываться он. — И Кушине тоже не скажу! — буркнул Обито. — Ну раз уж так. Ладно. — мужчина был доволен. Он снова подсел к ребенку поближе и слегка нагнулся к его уху, прошептав, — Это был наш с ним маленький секрет. Тайная игра. Мы никому о ней не рассказывали… Что-то в голове Обито отдалось ужасной болью. Он зашипел, сжав руки на висках. Опустил голову и зажмурившись, выругался под нос. Какой еще секрет, ты, долбанная сволочь?! Какой секрет у тебя мог быть с маленьким ребенком?! Но память не пропускала его дальше. Не хватало того рычажка, что кто-то в нем дернул. Дыра все еще жила внутри груди, или скорее души. Хотел ли он ее заполнить? — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил его Какаши, поставив тарелку на журнальный столик. — Овсянка готова. Обито поднял на него измученные глаза. — Какаши… Ты помнишь, когда он тебе это рассказал? — спросил он хмуро. — Не молчи, Какаши! Мужчина отвел взгляд. — Я… правда, хотел рассказать об этом еще на той пробежке. Но решил, что это давно минувшая история и… знаешь. Еще Мадара там был. — проговорил он. Голову Учихи снова сковало тисками. Чертова скрипка. Можно ли прекратить эту заунывную мелодию в его ушах? — Скажи мне все, что хотел. Прошу тебя. Моя голова разрывается от боли. — Дело в том, что… черт, он просил мне никому не рассказывать. Ладно. — вздох, Какаши скрестил руки на груди. — Понимаешь, мы с Минато какое-то время состояли… в полуромантических отношениях. Конечно, после того как ты уехал. Обито застыл, не переставая хвататься за голову. Его глаза расширились. Черные зрачки дрожали. Он смотрел на Какаши и казалось, не узнавал. Это правда его друг сейчас говорит с ним? Признается в таких странных вещах? Даже страшных? Какаши, его Какаши, который задирал Обито пол детства, а еще пол детства защищал от выскочек в школе и всегда был готов поддержать даже в самой абсурдной затее, просто, чтобы Учиха не попал в неприятности? — Сколько тебе было? — прошептал он охрипшим голосом, продолжая смотреть в пустоту. Какаши смутился. Он ведь совсем другой теперь. Давным-давно нет той детской горделивости, нет огонька, что всегда горел в нем. Его лидерство, желание показать миру, что он умнее всех. Этого нет. Его детская сильная личность давно изъята из него чьей-то грубой рукой. Все что осталось - уставший от жизни в крохотном, затерянном в глуши городке, одинокий взрослый. Обито больше не услышит от него насмешки или привычной издевки, с целью разозлить. Нет, теперь Хатаке разговаривает с ним как с хрустальным, боясь обидеть лишним неаккуратно брошенным словом. Думает, что Обито давно выжил из ума во всех смыслах, но правда куда проще. Безнадежно выжили из ума они оба, и все это - вина лишь одного человека... — Я знаю, это убило бы его репутацию, если бы нас словили, но… Мне было так одиноко без тебя и.... Мой отец, черт, ты знаешь, у него снова начались проблемы с психикой и я иногда так боялся оставаться с ним дома, что бегал ночевать к Минато. Он много для меня сделал. Я… да, это неправильно, но я тогда морально был уже достаточно взрослый, чтобы… — Сколько тебе было лет?! — повысил голос Обито, посмотрев на него в упор. Его старый друг побледнел и в который раз за разговор стыдливо опустил глаза. — Не думаю, что это уместный вопрос. Тишина стала слишком давящей. Обито неверяще покачал головой. Боже. Его воспоминания. Его жизнь после комы. Это все… боже. — Господи, Какаши… он же растлил тебя. — прошептал Учиха, впиваясь пальцами в виски. На его лбу пульсировала жилка. Хатаке вздрогнул от чужих слов. На его лице появился страх. — Нет! Нет, не подумай ничего такого. Все... было добровольно. Я правда его любил. — попытался улыбнуться он, испуганно глядя на друга. — У нас были просто ни к чему не обязывающие отношения. У многих такие бывают в школе. Нам было хорошо друг с другом, я ни в коем случае не говорю о нем плохо. Правда, Обито. Это пустяк. Всего лишь наш старый маленький секрет. Маленький секрет. У Минато много таких. Он окружил себя ими. — Прости я… — Обито не смог дослушать его, потому что последние слова сорвали все оставшиеся барьеры в его памяти окончательно. И на Учиху навалилось сразу все чудовищное осознание происходившего много лет назад. Это знание стало для него таким острым, что его желудок стянуло узлом, и мужчина ощутил, как к горлу подступила рвота. О, нет. Его вот-вот стошнит. Обито бросился в ванную. — Обито? Он успел закрыть ее на замок и даже поднять крышку унитаза прежде, чем из глотки вырвалась зловонная желчь. Обито яростно закашлялся, ударив себя по груди кулаком. Из глаз полились слезы. Мужчина сплюнул кислую слюну, и из последних сил нажал на рычажок смыва. Ноги подкосились. Его ставшее тяжелым тело безвольно упало на колени. Господи… нет, пожалуйста. Он не хочет вспоминать. — Обито! Ты как? Тебе плохо стало? — постучался к нему Какаши. Его голос казался встревоженным, но Обито не слышал его из-за шума в ушах. Шум ветра. Воды. Птиц и треска костра. Все как тогда, не считая назойливой скрипки. — Открой, прошу тебя! Я могу вызвать скорую, если ты… Но он уже не слышал повзрослевшего друга детства. Боль в его голове была столь сильной, что заглушила собой весь реальный мир. Нет. Господи только не это. Обито согласен на все лишь бы не вспоминать, что именно произошло на их секретном месте. Внезапно наступила тишина, забрав с собой во мрак все звуки. Лишь тихий гул, похожий на завывание метели остался один на один с длинноволосым мальчишкой, стоявшим посреди бурана у фонаря. А дальше тьма. Ничего кроме снега и тьмы. Обито смотрел в спину самому себе и видел, как развевается его старая куртка на холодном ветру. Снежинки таяли в черных как смоль волосах. — Я не хочу… — взмолился Обито, хватаясь за голову от боли. Где-то там до него судорожно пытался докричаться Какаши. — Только не это. Пожалуйста. Одинокий мальчик из той самой ночи под фонарем обернулся к нему, и их черные глаза встретились. Он так ничего и не сказал, но его молчание было хуже любого ответа. Лед на Лете стал трескаться. — Что вы… делаете… — испуганно прошептал Обито, стоило Минато коснуться его мокрой щеки губами. Это было чем-то странным для мальчишки. Он не помнил, чтобы учитель делал нечто подобное хоть с кем-то из них. Минато прищурился, мягко улыбнувшись. Его рука осторожно опустилась на чужую впалую грудь. Обито это насторожило. Он не понимал, что конкретно происходит. Был еще слишком мал, но даже тогда ему было не комфортно. Почти страшно от столь резких перемен на чужом меланхоличном лице. Минато вел себя странно. Касался его странно. Смотрел странно. Может ему нездоровилось? Помутился рассудок? Как у отца Какаши. Он тоже делал всякие жуткие вещи, когда впадал в безумие. Бегал по городу и кричал, например. Называл всех демонами, дрался. Иногда Какаши убегал из дома, потому что его отец ломился в его комнату по ночам и требовал от сына собирать свои вещи и проваливать. — Тише, Обито. Все хорошо. — доверительно прошептал Минато. — Я просто открываю тебе свой секрет. Как Изуне. Мальчик всхлипнул. Руки Минато огладили его бока. Это неправильно. Так не должно быть. Учитель для Обито почти как отец. Опекун. Авторитет. Возможно единственный кого он готов слушать и чьи наставления принимать, почему он рвет эту связь между ними? За что? — Не надо… Обито сжал зубы, уткнувшись лбом о крышку унитаза. Собственный детский голос звоном отдавался в ушах. Его копия грустно смотрела на него сквозь метель. Ее постепенно заметало снегом. Слезящиеся глаза сияли от света фонаря над головой. Им так плохо. Всем троим. Обито смотрел в абсолютно спокойное лицо учителя с нескрываемым шоком и страхом. Брови изогнулись в мучительной гримасе. Боже. Он ведь и не рассказал никому. Не знал даже, должен ли это рассказывать. — Пожалуйста… — Не бойся, Обито. Я же не делаю ничего плохого. — голос Минато как яд. Такой же приторно сладкий и отравляющий. Сам образ Минато - приторно-сладкий. Как и его фальшивая мерзкая жизнь, нужная лишь для того, чтобы прикрывать грязные пороки. — Мы просто немного поиграем и забудем. Это будет наш маленький секрет. Только мой и твой. Обито лежал на причале и боялся пошевелиться. Его слезящиеся глаза неизменно заглядывали в холодные голубые. У Минато были красивые глаза. Как зимнее небо. Он возвысился над мальчишкой, поставив обе руки по обе стороны от его головы и улыбнулся, ведь знал. Сюда никто не придет в воскресенье. И никто не помешает. Никто. — Хватит. — прошипел Обито, резко распахнув глаза. В них не было ничего кроме ярости, боли и ужаса. Юноша из далекого зимнего вечера опустил голову. Где-то там, среди снежного бурана его искал Мадара. — Обито? — Какаши удивленно отступил, стоило только его другу выйти из ванной. Их взгляды встретились, но Хатаке не увидел в нем прежнего изумления. Ведь все стало понятно как ясный день. Обито все вспомнил. Вспомнил, что случилось на том причале, который он ненавидит до сих пор. Вспомнил, что сделал с ним Минато. Вспомнил то лето. Какаши, Рин. Его память прорвала плотину из покрывшейся льдом давней амнезии и выплеснулась устрашающим цунами. Но Обито не было страшно как в детстве. Его рвало на части. Давило и убивало изнутри, но все что он чувствовал — ярость. Бесконечную страшную ярость. Он знал, рано или поздно она испепелит его чувства полностью и останется лишь горе, но пока… — Все в порядке? — Какаши коснулся его плеча. — Тебе плохо стало? Только не говори, что от вида овсянки… Учиха поджал губы. Маленький мальчик внутри него тихо вернулся домой, когда весь этот кошмар кончился. Когда Минато как не в чем не бывало отвел его домой и попрощался, напоследок напомнив о том, как важно хранить маленькие тайны. Но Обито никогда не было хорошим хранителем тайн. Он пришел к последнему родному человеку, едва закрыл дверь своего дома и посмотрел на бабушку со слезами на глазах. А она поняла все без лишних слов. — Он так за это и не ответил. — прошептал Обито, глядя в никуда. Хатаке удивленно вскинул брови. — Бабушка боялась, что у нас не хватит денег на то, чтобы провести суд и нанять адвоката. Боялась, что запятнает мне жизнь. Что о нас будут ходить грязные слухи, стоит только попытаться наказать его. Поэтому мы просто уехали. Подальше от этого долбанного города. — Я не понимаю… Обито вдруг оттолкнул его, направившись к входной двери. — Куда ты? — позвал его Какаши. — Боже, Обито, да объясни ты что происходит! — Потом. — отмахнулся тот, выходя на улицу. — Сперва я должен наведаться к кое-кому… Обито не собирался церемониться. Он уже не ребенок и не боится защитить если не себя, то свое прошлое. Пора бы задать Минато пару вопросов о его так называемых «маленьких секретах». Отец Ино был явно удивлен появлению чужих на пороге своего заросшего всевозможной растительностью дома, но прогонять Сакуру и Саске не стал. Даже позволил им войти внутрь, стоило только назваться друзьями его дочери, и махнул рукой в сторону двери, ведущей на задний двор. — Она в оранжерее. Цветы поливает. — уточнил он. — Идите к той, что освещена. Странно, но мужчина показался детям довольно нормальным для того, кто был родителем столь необычной девочки. Он был одет в простую домашнюю одежду и старые тапочки, держал в руке сковороду с жареными овощами и всем видом источал странный домашний уют, что витал в этом доме везде. А еще он был очень похож на Ино. Такие же длинные светлые волосы, убранные в хвост, светлые глаза и северные черты лица, свойственные скандинавам и немцам. Интересно, какой же была их мать? Насколько Саске понял, она с Ино не жила. Подростки прошли по коридору, целиком заставленному цветами. Он был похож на прихожую черного дома. Такой же отделанный деревянными досками, правда, более бурыми, так же с красивыми картинами, в основном чьими-то черно-белыми портретами. Разве что растений неприлично много на каждом углу, да светильникам видать лет так десять, а в остальном… Саске почти скучал по дому Мадары. — Ты уверен, что Ино может нам помочь? — удивилась Сакура, открыв дверь во внутренний двор, стоило отцу Ино уйти обратно на кухню и не прожигать детей взглядом. — Не пойми меня неправильно, она же… ну, вроде городской сумасшедшей. Ее все десятой дорогой обходят, а ты считаешь, что именно она знает, где искать Кагую? — Именно поэтому она и может помочь. — возразил Саске. — В последний раз, Ино сказала мне, что секреты Тенсея нужно уметь заслужить. Я думаю, последней рисковой вылазкой мы заслужили как минимум один ответ на свой вопрос. Внутренний дворик тоже оказался заросшим и заброшенным. Сорняки и лоза, сейчас надежно скрытые под снегом, захватили половину старого каменного забора Яманака, а оставшуюся часть двора занимали разросшиеся деревья, с вылезшими из земли корнями, да уснувшие до весны кусты диких роз. Среди всей этой забытости, посреди большого участка скромно притаились стеклянные оранжереи. На участке их было три. Одна достаточно большая, и две поменьше. Как и сказал отец Ино — там горел свет. Саске набрал воздух в грудь. Он не знал, хороша ли его идея или нет, но не хотел отказываться от нее раньше времени. Ино запомнилась ему странным, почти мистическим знанием всего обо всех, и если не она могла дать наводку на жуткую старуху, говорящую с мертвыми, то кто? Дети переглянулись между собой перед тем, как постучаться в мутное стекло оранжереи. Саске вошел первым и едва не стукнулся головой о свисающие с стеклянной крыши горшки на толстых канатах. Ух. Мальчик замер, выглянув из висящего растения и увидел Ино. Ее оранжерея казалась заброшенной. Старая плитка под ногами с замысловатыми узорами растений давно потрескалась и кое-где раскрошилась — оттуда выпирали все те же сорняки. Внутри же стеклянной оранжереи находились лишь продолговатые скамейки, со стоящими на них растениями. В основном маленькими еще не выросшими деревьями, но кое-где были и кустики роз, прогреваемые старыми обогревателями на полу. Хм. Батареечные? Учиха огляделся. Помимо свисающих с балок горшков и лозы, на крыше и стенах также крепились гирлянды и маленькие бумажные фонарики, тускло освещающие пространство внутри. Ино стояла к ним спиной ровно посередине помещения и сосредоточенно поливала один из кустов с давно не цветущими розами. Саске прокашлялся, и она обернулась к ним, сжав в руках маленькую железную лейку с ржавым носиком. — Саске, — странно, но она показалась даже удивленной. Саске же в свою очередь удивило, что девушка вновь была босиком, хотя на улице уже отнюдь не бабье лето. На ней было легкое салатовое платье с длинным рукавом и небрежно наброшенное на плечи старое пальто. Девушка прошлась по его лицу изучающим взглядом, а после перевела его на спрятавшуюся за чужой спиной Сакуру. — И ты здесь… — Привет, Ино. — неловко махнула рукой та. Ино вопросительно согнула голову к плечу. — Мы пришли за помощью, — сказал Саске прямо. Он не знал согласится ли она, но решил не размениваться на вежливую подводку к главному, — все это время я делал как ты говорила. Искал ответы, и даже нашел несколько, но мне все равно не хватает важных… частей паззла. А времени не осталось. Я должен найти Кагую, но не знаю где искать. — Я не знаю где живет Кагуя. — коротко сообщила она. — Мы знаем. Адрес почты для нее — Ооцоцуки 90. На самом краю города. — ответил мальчик. — Она поселилась где-то в лесу после бури, но мы не понимаем, как попасть к ней. — Саске вздохнул. — Пожалуйста, помоги нам. Ты ведь хорошо знаешь этот город и его историю. Ты наверняка можешь ее найти. Ино задумалась. Саске ждал, что она скажет что-то по-своему умное, намекающее на то, где искать ответы, и это разрядит появившуюся еще с утра безотчетную напряженность. Но Ино молчала и мальчик почувствовал, как что-то у него внутри сжалось еще сильнее. Наконец девушка ответила. — Старые ведьмы не селятся в городе, потому что жители городов столь глупы, что готовы обвинить их во всем при любом удобном случае. — сказал девушка тихо, не отрывая от подростков глаз. Саске был согласен с ней. Жители Тенсея казались добрыми и гостеприимными, но только до поры до времени. Стоит тебе сделать что-то не так. Оступиться. Упасть. Все ополчатся против тебя и сотворят в тебе всеобщего изгоя. Таков был этот мертвый город. — Но и жить слишком далеко от него они не могут. Ведь разумным людям может пригодится их помощь. Должен быть короткий, но скрытый путь к ней. Тропа. Ино прикрыла глаза и мысленно кивнула самой себе. — Так ты поможешь нам? — спросила ее Сакура, хотя в глубине души и не хотела идти в лес с этой странной отталкивающей девчонкой. Однако Ино медленно кивнула, вопреки чужому ожиданию, согласившись. — Я отведу вас туда. В лесу и без того наступавшие сумерки окончательно погрузили мир в голубоватую тьму. И хотя странный клубящийся туман давно минул Тенсей — тьма обступила дрожащих от холода подростков со всех сторон. К тому же с неба снова медленно валил снег. Саске жалел о том, что они решили идти сейчас. Ино вела их вдоль лесной тропинки все дальше от цивилизации, держа в руке лишь старый фонарь на масле. Со всех сторон их окружили деревья, стоило только уйти от разбитой дороги с несколькими домами на всей улице — и они уже были в полной власти высоких сосен и укрытых снегом елей. К тому же и снег здесь был по колено, и надежно укрывал и поваленные грозой, сгоревшие стволы и всевозможные плотно росшие вдоль тропы кусты. Было темно. И холодно. Иногда, пока они шли, слушая завывание ветра над головами, Саске спрашивал себя — попал ли его брат в точно такой же лес, когда навестил Тенсей, спасаясь от Монстра? Было ли ему также страшно как младшему сейчас, находившему в себе мужество лишь на то, чтобы держаться за руку Ино, что приказала им всем схватиться друг за друга так крепко, как они могут? Где-то вдалеке взвыл волк. Сакура испуганно ахнула и обернулась во мрак. — Что это? — тихо спросила она. Никто не ответил. Тогда девушка затрясла Саске за плечо и прошептала. — Может быть лучше сюда утром идти? Саске, посмотри уже как стемнело. А вдруг мы заблудимся? — Тот, кто знает, зачем идет в лес — никогда не заблудится, — ответила Ино не оборачиваясь. Она остановилась у особо плотных кустов и повернула налево, сходя в упершуюся в тупик тропу. Сакура устало вздохнула. — При всем уважении, Ино. Ты, конечно, замечательная одноклассница, когда на занятия приходишь раз в год, и все такое, но что-то кроме загадочных фразочек у тебя еще есть? Ты хоть назад нас сможешь вывести? — Сакура! — шикнул Саске на нее. — Ну что?! — возмутилась та. — Я говорю, как есть! Мы уже далеко от города и, если она заблудилась — попадем в глубокую задницу мы все. Я уже молчу о том, что слышала волка, который… — Это не волк. — произнесла Ино без лишних эмоций. — Это псы Дикой Охоты. Харуно лишь молча и устало махнула рукой. После часа ходьбы по сугробам в лесу у нее гудели ноги. А вот Учиха резко замолк, изумленно уставившись на возобновившую путь девушку. Внезапно над их головами закричал ворон, и сорвавшись с ветки, улетел прочь. Стало еще страшнее. Не зря ли они оставили себя столь беспомощными? Не набросится ли на них тот самый монстр? — Ты знаешь о Дикой Охоте? — изумленно спросил Саске. Ино не ответила. Она вдруг снова остановилась, глядя куда-то вдаль. А затем затушила свой фонарь. — Что ты делаешь?! — возмутилась Сакура, направив свой фонарик ей в затылок. Здесь было так темно, что девушка панически боялась остаться без света. — Выключи фонарик. — попросила Ино. — Ну уж нет! Здесь и так черт ногу сломит! Саске вздохнул. — Сакура, пожалуйста. Просто сделай как она говорит. — И ты туда же? Да почему мы вообще должны слушать эту странную… — Просто выключи фонарик хотя бы на минуту! — мальчик почти забрал его, вцепившись ей в руки, но Харуно сопротивлялась. — Да поверь ты мне! — Аргх! — она вдруг сдалась. Свет от фонарика погас. — Доволен?! И что дальше? Теперь мы как идиоты ничего не видим, потому что, знаете ли, Ино так захотелось! — Тсс! — шикнул на нее Саске. — Не тсыкай на меня! — еще больше запричитал Сакура. — Ну и ну. Он теперь на меня тсыкает! Это надо же… — Да посмотри ты вперед! — прошептал Учиха, пальцами повернув лицо девушки в сторону открывшейся им опушки. Там, при свете полной луны, вдалеке горели два огонька. Можно было решить, что это блуждающие огоньки вроде тех, которые они видели на озере с Обито, однако в отличие от них, те не двигались. Зато подняв голову чуть выше, можно было заметить дым, слегка заслоняющий луну и россыпь одиноких звезд, гуляющих как маленькие светящиеся лодки между облачными островами. Они нашли дом Кагуи. Он стоял прямо по центру заснеженной опушки. Совсем маленький и незаметный глазу. Не удивительно, что его огней не было видно в свете фонаря. Нужно было постоять во мраке, чтобы разглядеть в нем слабый свет. Ино медленно обернулась к Сакуре и демонстративно зажгла фонарь снова. — Ум далеко не всегда связан с посещаемостью в школе. Иногда, чтобы прослыть умной, достаточно… — она подняла фонарь над головой и махнула рукой, отправившись к дому. -…просто прислушиваться к странным девочкам с загадочными фразочками. На этих словах Ино повела их дальше, оставив раскрывшую рот Сакуру позади. Одноклассник посмотрел на нее с явной усмешкой. — Я же говорил тебе, что она не так проста, как кажется, — улыбнулся он. — Пошли. Сакура только раздраженно качнула головой. — Подумаешь. — хмыкнула она, поспешив за остальными. — Тоже мне уловка. Будто бы без нее мы бы до этого не додумались… Дом Кагуи был небольшим и целиком построенным из грубой каменной кладки. У него было два завешанных шторами окна, из-за чего их свет и казался тусклым, и одно маленькое над самой старой покосившейся крышей. Чердак? Все трое неуверенно замерли перед дубовой дверью со странными символами на ней, словно бы вырезанными ножом. Интересно, что они значили? Саске не решался постучаться, даже когда обе девушки уставились на него в ожидании. Ситуация уж больно напоминала ему сказку про сладкий домик ведьмы и заплутавших в лесу детей. А знала ли ведьма об их присутствии? Как далеко простирались ее мифические силы? — Ты ведь знаешь, что ей говорить? — тихо спросила Сакура парня. Саске пожал плечами. Меня преследует монстр? Помогите? Абсурд. Учиха готовился к этой встрече несколько дней, но на пороге чужого дома словно бы забыл, как говорить. Нужно было собраться. В конце концов он ведь уже не раз пересекал дома жутких, окутанных страшными слухами незнакомцев и один из них был его дядей. Они справятся. Саске громко постучал в дверь и вдруг спросил себя, кто же мог построить Кагуе новое жилище посреди леса? Неужели она сама? Или недовольные жители Тенсея, так желавшие от нее избавиться? А может наоборот - сочувствующие? Версию со строящими ведьмин дом мертвецами малец упорно игнорировал. — Госпожа Кагуя? — позвал он женщину, и в этот же момент что-то по ту сторону двери заскрипело. Словно бы давно сгнившее дерево. Сакура спряталась за его спиной, испуганно обняв за плечи. Некто подошел к двери тихой, но четкой походкой и замер. Воцарилось молчание. Дети ждали. Неизвестный прислушивался к их дыханию. Неожиданно старая тяжелая дверь отворилась, вынудив всех троих замереть. Женщина на пороге оказалась не столь стара, как Саске представлял. Напротив, вблизи она даже казалось моложе, чем тогда, когда он увидел ее впервые. У нее было ровное, хоть и морщинистое лицо, осыпанное тонкими мимическими морщинками. Узкие светлые глаза, светлые ресницы и белые длинные волосы, что ровным каскадом спадали на ее узкие плечи. Они были невероятной длины. Возможно, достигали самого пояса. И это старая ведьма? Саске стоило отнестись к легендам об их вечной молодости внимательнее. Мальчик осмотрел ее лицо новым взглядом. Его удивили ее толстые брови, слегка смазывающие впечатление строгой надменной старухи. Забавно. Можно ли было считать ее белой ведьмой? Говорят только такие и не ели детей на ужин. Женщина хмыкнула, оглядев троих гостей на ее пороге, но главным образом ее взгляд остановился на Учихе. Вернее, на его глазах. — Учиха. — прошептала она низким тихим голосом, а затем бросила взгляд и на Ино. — Яманака. Почти половина Иных здесь. Должно быть у вас случилось что-то действительно серьезное. Саске удивился. Она его знает? Помнит с того самого вечера? — Вы знаете кто я? — спросил он настороженно. Сакура сжала его плечо сильнее, а вот Ино, кажется, не удивило чужое знание. Женщина усмехнулась, снова внимательно, даже хищнически заглянув в его глаза. На ней было белое платье с длинными рукавами, расшитое тонкими бисеринками. Она смахнула свои волосы с плеча и сухо кивнула. — Мальчик, грех не знать род со столь уникальными глазами. — произнесла женщина. — Уверена, что многие вроде меня душу бы продали за столь прекрасный дар. — Дар? — не понимающе переспросила Сакура. Кагуя нахмурилась, будто бы заметила девочку только сейчас. — Зачем вы пришли сюда? — спросила она прямо, будто бы вид Харуно заставил ее стать строже к пришедшим. — За ответами, которые можете дать только вы. — Ино вдруг выступила вперед, посмотрев на Кагую с гордо поднятой головой. Они обе словно бы что-то знали. То, что пока было недоступно остальным. — В последнее время в Тенсее творятся очень плохие вещи. Мы надеемся, что вы подскажите, что делать. Кагуя задумчиво почесала подбородок. Ее пожелтевшие острые ногти были цвета слоновой кости. — В Тенсее всегда творятся плохие вещи, девочка. Это его вечное проклятье. Что же на сей раз произошло? — Мертвые поднялись из могил. — нарушил свое молчание Саске. — И служат чудовищу, которое убило моего брата. Глаза Кагуи вдруг расширились в тихом изумлении. Она отвела взгляд и прикрыла рот рукой. Воцарилась тишина, прерываемая треском горящих поленьев за ее спиной. В лесу снова что-то завыло. На сей раз ближе. — Входите. — коротко бросила старуха, и вдруг ушла внутрь дома, оставив дверь открытой. Дети переглянулись. Саске и Сакура сделали шаг за порог, но с удивлением остановились, увидев рассыпанную ровной линией соль. От вампиров? Или еще чего-то? Неожиданно за их спинами раздался тихий голос. — Мне нужно идти. Саске удивленно нахмурился, обернувшись к оставшейся на улице девушке. — О чем ты? Ты не с нами? Ино покачала головой. — Но ты же не пойдешь назад одна! — сказал ей Сакура. — А как же мы? Как мы то вернемся? — Кагуя проводит вас назад. — ответила Ино, уже уходя прочь. — Простите. Но мне правда уже пора. Она быстро растворилась в темноте. Лишь ее фонарик медленно удалялся прочь из опушки, оставив двоих подростков в недоумении. Сакура и Саске переглянулись. Ну. Ладно. Значит дальше они вдвоем. Дети опасливо закрыли за собой дверь ведьминого дома, совершенно не представляя, что их ждет. Псы Дикой Охоты наблюдали за ними в тени деревьев. У Узумаки был счастливый ужин в кругу семьи, когда пришел Обито. В их доме пахло курицей и лавандой, что Кушина заботливо вывешивала в маленьких мешочках у входа в дом по выходным. Говорят, этот запах успокаивал. Что ж. Успокоение — это хорошее слово для тех, кто посетил их дом ранее. Сперва это был напуганный Наруто, без лишних слов усевшийся на кухне и слопавший две порции ужина, а после угрюмо удалившийся в свою комнату. Минато пытался узнать у него, что же такого случилось. Насколько он помнил, его сын просто гулял с Учихой, так чего же вернулся то так рано? Поссорились? Может и так. Минато не стал давить на него. Остановил от этого и жену, вместо этого предложив провести время за просмотром какого-нибудь романтического фильма в обнимку. Когда-то они постоянно коротали свои вечера именно так, но после появления в их семье ребенка, романтика сменилась рутиной. Влюбленные стали все реже уделять время друг другу и все чаще сыну, постепенно забывая о том, что и вовсе когда-то были влюблены. Ну… как влюблены. Кушина положила голову ему на плечо, получше укутавшись в одеяло. Они смотрели какую-то мелодраму, про двух безнадежный любовников и периодически целовались как будто снова были двадцатилетними. Минато помнил, что фильм перевалил уже за середину, когда кто-то громко постучался в их дверь. — Я люблю тебя. — сказала ему Кушина в этот самый момент. На экране, кажется, главная героиня говорила что-то подобное тоже, но и ее, и второго героя, в которого та была влюблена, прерывала соперница, внезапно появившаяся на пороге загса. — Хах. А вот у меня такой не было. Неужели ты все время любил только меня? — Ты же знаешь, что всегда была моей первой любовью. — мягко улыбнулся Минато, обняв жену крепче. — Зачем мне была третья с такой девушкой? Верно. Кушина любила Минато за ту простоту, что он, казалось бы, нес в себе. Он никогда не рассказывал о своих бывших, уверяя, что до Кушины ни с кем не встречался. Не плел интриги, не искал любовниц и был примерным парнем и мужем. Многие завидовали Кушине просто за тот факт, что ее партнер оказался столь правильным человеком, и даже в зрелом возрасте не тащил на себе хвост из недомолвок и подростковых нервотрепок, какие свойственны обычно молодым. — Иди ты! — усмехнулась Кушина. До ее ушей снова донесся громкий стук. Ох. Похоже и правда кто-то пришел. — Ты ждешь кого-то? Минато пожал плечами. — И я нет. Мужчина вздохнул, пообещав открыть. Нехотя встал с дивана и направился к двери. — Сейчас, сейчас! — крикнул он и повернул замок. Увиденное заставило его недоверчиво замереть. Незваным гостем оказался Обито. — Обито? Что ты здесь делаешь? Но мужчина молчал. Минато удивленно заметил, что на нем не было даже верхней одежды — только черный гольф с высоким горлом. И не холодно? Судя по частому дыханию и растрепанному виду, он мчался сюда на всех порах, но зачем? Мужчина поджал губы, почуяв неладное. Обито смотрел на него волком. В его глазах было столько злости и мрачной решительности, что на мгновение Минато показалось, что бывший ученик пришел убить его. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил он. — Мадара что-то сделал опять? Он попытался положить руку ему на плечо, но Обито отпихнул ее так грубо, словно руки Намикадзе были грязными. Мужчина нахмурился. Происходящее нравилось ему все меньше. — Мадара тут не причем. — тихо, сквозь зубы, проговорил Учиха. — Я пришел поговорить только с тобой. В его голосе было что-то зловещее. Но пока не получалось понять что. Минато прижал ладонь к груди. — Обито, я… с радостью бы поговорил с тобой, о чем угодно, но сегодня мы с женой проводим время друг с другом. Так что… — О, замечательно. Выходит Кушина дома? — произнес Обито громче. — Думаю ей тоже будет интересно послушать. — Послушать что? — не понял Намикадзе. Обито улыбнулся ему почти хищнически. — Про наше секретное место. Воцарилось гробовое молчание. Для Минато все разом встало на свои места. Мужчина медленно осмотрел чужое лицо новым взглядом и изумленно покачал головой. Вспомнил. Спустя столько лет его жизни с амнезией, мальчик вдруг взял и вспомнил. Как же не вовремя. Намикадзе не собирался впадать в панику от одной этой новости. Как бы остро Обито себя не ощущал, тот случай — давно минулое. Зачем ворошить прошлое попросту? Разве можно что-то изменить? Минато отвел взгляд. — Не думаю, что стоит вмешивать в это мою семью. — тихо ответил он, проигнорировав пробежавшие по спине мурашки. Оба вздрогнули, стоило Кушине позвать мужчину из гостиной. — Тогда соизволь организовать нам приватный диалог. — Обито был тверд в своем решении. Столь тверд, что у Минато не нашлось чем ему ответить. Он кивнул и позволил бывшему ученику войти в дом, закрыв за ним дверь. Кушина, укутанная в одеяло, выглянула посмотреть кто же пришел и улыбнулась, узнав в госте любимого ею когда-то мальчишку. — Обито! — обрадовалась она. — Неужто решил нас навестить? Так, подождите, я поставлю чай… — Не стоит. — прервал ее Минато почти холодно, что заставило женщину удивленно замолчать. — Он ненадолго. Только обговорить со мной одну вещь. — Но… — женщина посмотрела на мрачного ученика, но тот ничего не сказал. Его присутствие словно бы вносило в их дом странное неприятное напряжение. От тембра голоса мужа у Кушины будто что-то захлопнулось внутри, и она почувствовала себя маленькой девочкой между двумя огнями. Минато улыбнулся ей мягко и доверительно, хотя голос его оставался каким-то вымученным. — Все хорошо, милая. Просто досмотри фильм без меня, ладно? — тихо сказал он. — А я вернусь как договорю с Обито. И, хотя Кушина не хотела уходить просто так, толком не пообщавшись с молчавшим мужчиной, но все же нехотя вернулась в зал, где герои как раз наконец признавались друг другу в любви. Минато же молча кивнул в сторону кухни. Он решился говорить только тогда, когда плотно закрыл дверь кухни, убедившись в отсутствии лишних ушей. Все нормально. Наруто все еще сидит в своей комнате. Кушина снова занята фильмом. Никто их не услышит. И никто так ничего и не узнает. — Должно быть ты пришел получить ответы на свои вопросы. — тихо сказал Минато, остановившись у стола, но Обито отрицательно покачал головой. Он был напряжен как струна или даже ружье, готовое вот-вот выстрелить. Вся его амнезия была подобным ружьем. И вот... спустя столько лет приезда мальчишки, упорно молчавшего из-за дурной памяти, Намикадзе услышал грохот в небе. — Нет. Я и так знаю достаточно. — ответил Обито сквозь зубы. — У меня лишь один вопрос. Как ты мог? Минато вздохнул, опустившись на стул. Силы разом покинули его ноги, но стыда не было. Не было и чувства вины. Ни тогда, ни сейчас. Он не смотрел на мужчину, когда тот явно прожигал взглядом дыру в его голове. Учиха же не хотел церемониться. Он мечтал оказаться в любом другом месте, однако его печальная судьба привела его именно к этому разговору. И что же теперь? Что он хочет? Справедливости? Наверно, да. Ему слишком больно. Невыносимо больно держать в себе то, что он узнал. А еще он ужасно зол. — Обито, послушай… Я понимаю, что ты злишься и… — Злюсь? — мужчина едва не подавился слюной. — Это то, что я чувствую по-твоему?! Злюсь?! Минато замолчал, опустив голову. Чужие яростные эмоции невольно обжигали даже с безопасного расстояния. На Обито было грустно смотреть. — Я не просто злюсь, Минато. И мне не просто больно. Ни одно слово во французском словаре не способно описать все то дерьмо, что я чувствую из-за тебя, Hurensohn*! — Пожалуйста. Потише. — А что не так?! Боишься, твоя семья узнает, что их прекрасный и образцовый отец и муж на самом деле долбанный педофил?! — Обито насмешливо качнул головой. Его взгляд бешено скользил по чужому лицу, выискивая хотя бы намек на раскаяние. Но его не было. На лице Минато оставалась его фирменная меланхоличная тоска. — Как ты мог, Минато?! Я ведь любил тебя. Как учителя. Черт возьми, почти как отца. Ты был одним из немногих кому я доверял. Как ты мог предать меня? Как мог так нагло и непростительно смешать с грязью? Осквернить? Обито от этого уже никогда не отмыться и никогда не забыть. Его память вернулась. То, что раньше было покрыто коркой льда забытья растаяло и сейчас выло от боли. Обито ощущал, как горят его щеки. Он сам горел всей этой яростью и злостью, давно и надежно похороненной. — Ничего страшного не произошло, Обито. — попытался успокоить его Минато, вскинув руки. — Мы просто немного поиграли и забыли. Тебе ведь совсем не было больно. Даже приятно. — Я нихрена не забыл! — мужчина едва сдерживался, чтобы не закричать. Он ощутил, как натянулись его мышцы лица. Как крепко сжались в кулаки руки. — Я помнил это до самой комы, вспоминал каждый день о том, что ты со мной сделал. Даже когда я уехал, твой уродский голос не оставил меня. Я не мог ни учиться в новой школе, ни жить дальше, ничего! У меня не было друзей, потому что на протяжении всей моей жизни в другом городе я только и делал, что рыдал или молчал. — он фыркнул. — Поиграл и забыл только ты, ублюдок. А для меня это было изнасилование. — Изнасилование? — Минато почти усмехнулся, вскинув голову. — Нет, нет. Я никогда бы не совершил такой поступок. Ты удивишься, но я не монстр и не желаю никому вреда. Проникновения не было. Я сделал это между твоих бедер, помнишь? — Заткнись! — Обито с трудом перешел на шепот. Во рту пересохло. — Тебя это никак не спасает. Ты разрушил всю мою жизнь. Из-за тебя я оказался в тот день на крыше. Из-за тебя прыгнул. Так что если тебе ни капли меня не жаль, то будь добр, хотя бы соизволь ответить за что ты так со мной поступил. Он ведь был сиротой, почти лишенным друзей. Неужели он не заслужил ни капли сочувствия?! Долбанной пощады даже в таком уродливом контексте? Минато помолчал какое-то время. Затем медленно встал на ноги и небрежно прошелся по кухне, посмотрев в окно. Но на улице не было видно ничего кроме толстых сугробов и падающих из черного неба снежинок. Лишь одинокий фонарь в углу улицы, освещающий небольшое пустое пространство рядом с покосившимся забором соседей. Похожий на тот, у которого когда-то стоял Обито на самом дне своей жизни. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это из-за меня, Обито. Вряд ли ты мне поверишь, но это правда. — вздохнул Намикадзе. — Я не хотел, чтобы так вышло. Все получилось случайно. Сложились обстоятельства. Сперва ты отказался идти домой вместе со всеми. Затем мы остались лишь вдвоем. Я хотел бы сдержаться, но не смог. Обито дышал так тяжело, что мог задохнуться. Не передать словами, какое отвращение и разочарование он испытывал от одного вида своего некогда идеального учителя. Минато Намикадзе. Образчик правильности Тенсея. Ни одного пятна на репутации. Ни одной неопределенности. Человек-символ начиная с презентабельной приятной внешности, заканчивая прекрасной семьей. У Обито ничего этого не было. Из-за Минато он стал его противоположностью, спутанной с самым худшим человеком этого города по версии многих его жильцов. — Ты ведь учитель в школе… Ты учишь детей. Как давно тебя к ним тянет? — глухо спросил он, поражаясь, что вообще спрашивает такие вещи. Господи. Минато ведь проводил время с Саске. У него и сын есть. Как такого человека можно подпустить к детям? Мужчина обернулся к нему. В тусклом свете лампы на потолке его голубые глаза казались пустыми. Обито ненавидел голубой цвет еще с малых лет. — Полагаю… с собственного детства. Учиха обомлел, от страшной догадки. Конечно. Конечно и в этой истории также был замешан брат Мадары. Он не хотел говорить, слова сами срывались с губ: — Это началось с Изуны. — даже не вопрос. Факт. Минато неохотно кивнул. На его флегматичном лице впервые отразилась злость. Пожалуй, лучше и не скажешь. Минато усмехнулся. Было бы абсурдным заявлять, что Изуна изменил всю его жизнь или вроде того. Нет. Скорее... подкорректировал некоторые вещи в ней, сделав их безобразными и испорченными. Такими, что приходилось прятать от чужих глаз. Он помнил, как впервые встретил Изуну Учиху на причале. Том самом, где чуть позже мальчишка будет самозабвенно лобызаться с Сенджу, а после жизнь Обито поделится на «до» и «после». Минато и сам был почти ребенком. Подростком, просто проходящим мимо стоячей воды в далеком мае. Он считал причал своим. Приходил сюда каждые выходные, чтобы побыть одному в угоду собственной стеснительности. Минато боялся людей и не понимал. Сейчас уже никто не догадается об этом и назовет его самым компанейским и приятным человеком, что они встречали, но в те годы куда лучше ему было наедине с собой. В тихом месте. Том, какое можно было считать секретным, но вот незадача. Оно стало чьим-то еще. Минато помнил, как хотел тихо уйти, дабы не стать замеченным маленькими детскими глазами, но чужой заливистый смех заставил его замереть. Изуна был без брата в тот день. На нем была его длинная, несоразмерных форм синяя толстовка и старые шорты, явно доставшиеся ему от старшего. А затем Намикадзе приблизился к мальцу с опаской, даром он сидел к нему спиной, мотая по воде босыми ногами. Как Обито после него. Минато помнил, что в его руках была стрекоза, кусающая мальчика за пальцы. Он держал ее в руках все время, пока Намикадзе наблюдал за ним, но как только ощутил за спиной чужое присутствие — резко отпустил, и она поспешила улететь, недовольно жужжа свои проклятья напоследок. Изуна уставился на него почти с изумлением, будто бы не ожидал, что на причал может заглянуть кто-то кроме него. А Минато вдруг пробрало странной нервной дрожью. — Это расстройство. — сказал ему Обито. — Ты должен был лечить его, раз уж оно у тебя с самого детства. Мужчина усмехнулся. — Тогда я не понимал, что со мной происходит. А когда вырос… — он пожал плечами. — Как бы все объяснил? Меня бы только затравили. Намного хуже, чем Орочимару. Вокруг него ведь просто слухи ходят, а в моем случае они были бы чистейшей правдой. — Поэтому ты выбрал заботиться о своей шкуре. — с отвращением выплюнул бывший ученик. — Что ты сделал с Изуной? — Ничего. — улыбнулся Минато. — Не смотри на меня так. Это правда. Этот взгляд. Такой непосредственно детский и наивный. Не замутненный ни страданиями дальнейшей тяжелой жизни, ни разочарованием в ней. Истинная чистота бывает только у ангелов, а дети приближены к ним. Они попадают в рай после смерти, потому что лишены грязных взрослых помыслов. Это то что подкупало Минато всю его жизнь, и эта жажда чего-то невинного преследовала его из года в год вместе с собственной уходящей молодостью. Взрослеть тяжело. Тяжело сносить на себе отпечатки отвратительной жизни, но от этого никуда не деться. Минато вынужден был наблюдать за этим постоянно. За неизбежной потерей детства — самой прекрасной и неиспорченной поры человеческой жизни. Подростковые годы не такие. Они болезненные, разочаровывающие. Убивающие в тебе ребенка и деформирующие твое идеальное тело во что-то неказистое и порочное. Но дети непорочны. И Изуна. Его маленький ангел был непорочен. Он смотрел на него своими огромными черными глазами без тени страха. Со слепым доверием как новорожденный котенок. Минато сел рядом с ним, не находя слов. В нем клубились неправильные, страшные мысли. Он знал, что они взялись из увиденных им пустых и пошлых ток-шоу. Из ужасных фильмов, которые он не понимал, но которые невольно запоминал, когда отец включал вечерний прайм тайм, часами на пролет просиживая штаны на старом диване. У Минато не было детства. На протяжении этого времени из-за равнодушных к нему родителей, он вынужден был взрослеть за считанные минуты. Выживать, искать деньги, воровать еду и обеспокоенно думать о будущем. Заботиться о тех, вещах, о которых должны были заботиться взрослые, оказавшиеся еще большими детьми, чем он. Его глупая мать, бросающаяся в детские истерики, стоило ей услышать даже самую легкую критику или упрек, а затем вынуждающую сына брать ответственность за ее чувства и судьбу. Отец, что волновался лишь о себе, потому что завел ребенка слишком рано, еще в годы горячей юности. Они были инфантильными детьми, наплевавшими на свои взрослые обязанности. Минато пришлось стать для них взрослым. Стать их родителем, а взамен его семья отняла у него самое дорогое - возможность побыть беззаботным ребенком. Минато никогда не был невинным. Какое-то слабое понимание этой серой и грязной жизни уже родилось в его голове. А вот Изуна не понимал ничего. И Минато по-черному ему завидовал. — Изуна был уникальным. Правда? — усмехнулся он, глядя на то, как бывший ученик в гневе поджимает губы. Дети априори невинны, но Изуна эту невинность буквально источал. Она зазывала, манила лакомым кусочком и прикосновением к чему-то давно забытому, даже когда мальчишка подрос. Словно бы одни его темные глаза — приглашение в те годы жизни, когда реальность и детская фантазия переплетались в один мутный и скрытый от чужих глаз мир. Мир, где обитали давно отвергнутые игрушки, невидимые друзья, фантазии и игры. Мир, в котором смотришь на все снизу-вверх. В котором столько так и нераскрытых загадок. Изуна Учиха и есть этот мир. Будет им даже после смерти. Даже после того, что с ним произошло. Минато поцеловал его на том причале совсем по-ребячески. Только легко коснулся пухлых губ, и мальчишка лукаво согнул голову к плечу. — Гадость! — улыбнулся он, хитро прищурившись. Но отстранившемуся Минато было мало. Он не встретил сопротивления, и это раззадорило еще больше. Его руки вдруг вцепились в чужие рукава теплой толстовки и повалили Изуну на спину. А тот только рассмеялся, упершись босыми ногами ему в живот. Мальчишка не переставал смеяться даже, когда Минато, еще совсем неумело поцеловал его лодыжку, а после и внутреннюю сторону бедра. С Обито он действовал куда увереннее, это было… — Хватит! — прервал его мужчина. — Меня тошнит от одного только этого рассказа. Минато вздохнул. Конечно, его бывшему ученику едва ли понять. Но он и правда не сделал ничего слишком порочного. Возможно, потому что где-то со стороны парка вдруг раздался голос Мадары, и Минато испуганно отпустил его брата, отпрянув. Тогда он впервые подумал, что делал что-то очень и очень неправильное. Задрожал, осознав это. Вот, сейчас Изуна расскажет все старшему брату и тот побьет его, а может просто расскажет это взрослым. И Минато будет ужасно стыдно. Ему стало так страшно, что он невольно вжал голову в плечи. — Иду! — крикнул Изуна брату, после чего взглянул на побледневшего незнакомца лукавым взглядом. А затем поднялся на ноги и совершенно неожиданно прошептал, — Не бойся. Я никому не скажу. — приставил палец к губам, и произнес насмешливое. — Это будет наш маленький секрет! И Изуна убежал прочь, схватив свою обувь в руки. Минато последовал за ним, но остался за скрывшими его кустами, не решаясь выйти. Смотрел на то, как Изуна бросается на шею брата, после чего они оба в обнимку уходят домой. Это была последняя подобная их встреча. Первая и последняя. Дальше, увы, как бы Минато не пытался, застать его одного не выходило. Сперва, потому что мальчик вовсю увивался за старшим братом, затем же хвостом стал ходить за Тобирамой Сенджу. Никогда не с ним. — Дай угадаю. — вдруг прошептал Обито, заметив, как мужчина вслушивался в громкий шум телевизора в гостиной. — Тунику Изуны ты взял из шкафчика отнюдь не после того, как он умер. Точно. Как же Обито не вспомнил об этом еще тогда? Тобирама говорил, что однажды кто-то украл ее у Изуны прямо из шкафчика. Все на удивление складывалось. — Зачем? Усмешка. Пальцы мужчины невольно коснулись лица. Что тут можно сказать? У Изуны был потрясающий ничем не испорченный запах. Жаль, что та вещь хранила его в себе всего пару дней. — Я же сказал тебе, Обито. Изуна был уникальным. Даже когда он стал подростком, в нем все равно оставалось что-то детское. Чего не было больше ни у кого. — произнес он, облизав губы. — Его лицо. Мимика. Запах. Мальчик был потрясающей находкой для такого как я. Меня все еще тянуло к нему, но при этом за секс с ним мне не светила бы тюрьма. Жаль, было только одно но… — Он ни за что бы не стал твоим. — понял Обито. — Верно. — Минато согласился. — После того как я вернулся из Парижа и начал работать учителем — нас отделила непреодолимая стена. Как бы я не пытался с ним сблизиться, хотя бы заиметь какое-то доверие, схожее с твоим — он всегда отказывал. Я был ему не интересен. В отличие от обожаемого им Сенджу. — Но ты ведь всегда отзывался о нем плохо. Говорил, что он вечно скандалит. Провоцирует. Ты даже оставлял его после уроков... — Само собой. Я был зол на него. А ты не был бы зол, если бы то, что ты так упорно пытаешься получить упрямо не давалось тебе в руки? — усмехнулся Минато мягко, облокотившись о тумбу. — К тому же… как думаешь, зачем я оставил его после уроков в тот день? У Обито похолодело на душе. Нет… Удивительно. Но тогда Изуна не стал спорить, покорно придя в кабинет Минато после уроков и усевшись за одну из парт. Минато был почти доволен его послушанием. Дал ему, кажется, конспектировать первую половину двадцатого века из учебника, а сам сел за учительский стол и наблюдал за тем, как подрагивают чужие ресницы в мягком вечернем свете, когда подросток исписывал тетрадь особо вдумчиво. Минато знал — Тобирама ждет своего Учиху после школы у причала, давно переставшего быть секретным место только для него. Но это вызывало лишь глухое раздражение и не более. Сейчас ведь Изуна был в его распоряжении и ничего не мог с этим сделать. Власть учителя над учеником незаметна, но всегда неоспорима, посему Минато и мог заставлять мальчишку проводить свои вечера именно таким образом сколько угодно. До тех пор, пока Учиха не выпустится из школы. А это ведь совсем скоро. Пара лет. Что будет после этого? Намикадзе вздохнул, почесав переносицу. Бросил равнодушный взгляд на Изуну, перелистывающего страницы и вдруг тихо усмехнулся. Ему нравилось присутствие мальчишки рядом, но чертовски не хватало чего-то более личного в их отношениях. Маленькой тайны, как в далеком детстве. Интересно, помнил ли ее Изуна? Минато медленно поднялся с места, направившись к парте ученика. Тот никак не отреагировал на чужие перемещения. Жаль. Изуна был недоступен для своего учителя, как бы тот не старался проявлять к нему внимание. Других его учеников, что так боготворили столь чудесного молодого преподавателя и безнадежно влюбленных в него учениц подобное бы сделало счастливыми, но не Изуну. Его не купишь доверием. Он ребенок, но давно не столь простой, чтобы бросаться на незамысловатые подачки. Но быть может возможно было заставить его стать покладистее иными средствами? Страхом. Или стыдом. — Не торопись, Изуна. Почерк неразборчивый. — строго сказал он, склонившись над мальчишкой. Тот стал писать помедленнее. Ничего себе. Такое послушание. Сегодня какой-то особенный день? Или Изуна снова провоцирует? Что ж. Тогда ему стоит получить свое. — Куда-то спешишь? Изуна поджал губы. Ручка замерла над тетрадью. — К другу. — коротко и ясно, даже не оборачиваясь. Минато знал о ком он говорит, только Тобирама был совсем ему не друг. Он следил за Изуной достаточно, чтобы понимать это. — Другу. — хмыкнул мужчина. — Надеюсь, у твоего Тобирамы много терпения. Я хочу, чтобы ты занес все, что записал в таблицу. С датами. Изуна изумленно обернулся к нему, распахнув свои большие черные глаза. Ох… Когда он так смотрит… — Откуда вы знаете, что я с ним дружу? — подозрительно спросил он. Точно. Эти герои-любовники же прячутся ото всех. — Можно на ты. — улыбнулся Минато доверительно, но на Учиху не действовали такие вещи. — Скажем так. Это не тяжелая наука. Достаточно просто быть внимательным. Как в истории. Подросток вспыхнул. — Ну и ладно. — буркнул он, отвернувшись и принявшись писать еще ожесточённее. Конечно. Хотел быстрее закончить и поскорее покинуть нелюбимого учителя. — Мы не очень-то и скрывались. Чистая ложь. Никто не знал об их странной дружбе и то, что они на самом деле скрывали внутри нее. Ни их братья, ни отцы, ни окружающие. Минато думал, что эта информация — хорошая разменная монета для его собственной тайны. Он не любил рисковать репутацией, вынуждая кого-то поддаваться ему насильно. Путем шантажа или даже угроз. Нет. Минато Намикадзе был хорошим человеком, которого любили все его ученики без исключения. Он мог положиться на свою идеальную личность, порождающую безотчетное доверие. Мог положиться на нее во всем кроме треклятого маленького Изуны, который словно бы видел его насквозь. К нему нужен был иной подход. Оно и очевидно. Малыш Изуна столь особенный, что просто не может позволить себе сдаться столь простым методам. Ему нужны жертвы. И риски. Минато поставил ладони на парту по обе стороны от своего ученика, нависнув над мальчишкой угрожающим силуэтом. Его лицо было так близко к чужому затылку, что Изуна наверняка слышал его сиплое дыхание и ощущал его макушкой. Но вновь не реагировал. Это могло быть хорошим знаком. Некоторые люди слабы настолько, что предпочтут до последнего делать вид, что ничего не происходит, чем хотя бы попытаться сопротивляться. Неужто Учиха из таких? — А стоило бы. — прошептал он на ухо замершему подростку, обдав тонкую шею горячим дыханием. — Ваши отцы вряд ли оценят столь откровенные отношения между двумя мужчинами. Они оба весьма старой закалки и уверен, хотели бы видеть своих сыновей у свадебного алтаря отнюдь не друг с другом. Изуна вздрогнул, но тщательно скрыл свое напряжение. Не обернулся к Минато, даже когда его руки легли на худые плечи подростка. Намикадзе с удовлетворением ощущал его частое сердцебиение. Он был уверен, что маленький мотылек надежно запутался в паутине собственного страха уже тогда. А Изуна - именно мотылек. Хрупкий и трепещущий на ветру. Чьи нежные крылышки так легко сломать. — Откуда вы… — Я ведь сказал. Ничего сложного, Изуна. — ответил Минато, снова прошептав в самое ухо юноши. — Мне было очень любопытно узнать кому же в итоге достанется такое маленькое невинное сокровище. Изуна нервно сглотнул. — У тебя много поклонниц и поклонников не так ли? Большой выбор. — улыбнулся мужчина, осторожно взяв в руку его длинный хвост. На Изуне на удивление не было привычных ему толстовок и свитеров с обязательным длинным горлом. Нет. В этот раз его красивая шея была полностью открыта. Минато осторожно убрал волосы, чтобы рассмотреть ее получше. Его прикосновения вызывали у Учихи неприятные мурашки по всему телу. — И из всех ты выбрал Тобираму Сенджу. Подумать только. А ведь были куда более достойные. Но Минато не причислял себя к ним. Ему не нужны были отношения с Изуной. Он лишь хотел утолить свой давний голод. Для этого было достаточно одного случайного совпадения, прежде чем эти мучительно-сладкие минуты утонули бы во мраке. — Что вам нужно? — голос Изуны сорвался. Он резко опустил голову и вжал ее в плечи. — Тоже что и всем им, Изуна. — шепнул мужчина доверительно, а затем легонько коснулся губами задней стороны шеи. Вот так. Все на своих местах. И никто не узнает. После того как он понял, что не получил сопротивления — поцеловал уже наглее, поднявшись чуть ближе к затылку. Изуна все еще изумительно пах. Прихватывать губами его хрустальную кожу было столь приятным удовольствием, что Минато не удержался и провел по ней мокрым горячим языком, заставив подростка задрожать от отвращения. — Я не понимаю… — тихо сказал он вдруг. — Вы ведь мой учитель. Минато слегка поддел пальцами ворот его кофты и оголил часть ключицы, тут же прильнув к ней мокрыми губами. Он действовал осторожно, боясь оставить засосы, но вялость подростка заставляла его вести себя наглее. — Да… Дистанция. «Конечно», —прошептал он, проводя ладонями по чужим плечам. — Иногда слишком велико искушение ее нарушить. Изуна нахмурился и помрачнел. Что-то в его лице вдруг утратило первичную растерянность. — Неужели вы нарушали ее с другими? Минато усмехнулся, вновь прижавшись губами к тонкой шее. Боже. Этот запах. Такой живой и явный. Еще лучше, чем тот, что остался на его тунике. — Нет. Ты первый… Но не последний. А после - случилось то, чего мужчина никак не ожидал. То, что заставило поверить - мальчишка все же не мотылек. Он что-то куда более опасное. И Намикадзе не стоило в этом сомневаться. Изуна вдруг схватил его за руку и сжал так крепко как мог, заставив мужчину недоуменно отстраниться. Повернулся к нему корпусом, посмотрев в чужое лицо исподлобья. В глазах его пылала мрачная решительность. Минато это насторожило. — Это хорошо. — неожиданно смело произнес Изуна. — Значит у вас будет меньше проблем, если я заявлю на вас в полицию. Что… Минато попытался одернуть руку, но ее слишком хорошо держали. Изуна вдруг встал из-за парты, поравнявшись с удивленным учителем и гордо вскинул голову, упрямо заглянув тому в глаза. — Изуна, что ты… — Знаете почему, я не сделал это раньше, еще когда повзрослел и понял, что вы пытались натворить на том самом причале? — Изуна вдруг потерял всю свою жертвенность. Минато обомлел от вдруг сковавшего его страха, ведь его жертва оказалась вовсе не жертвой. — Потому что решил дать вам шанс. Вы ведь тоже были ребенком. Как я. И даже когда вы вдруг стали учителем — я продолжал отметать худшие предположения. — Я… — его руку наконец отпустили. Минато сделал шаг назад, растеряно уставившись на мальчишку, и едва не споткнулся. Изуна вдруг улыбнулся ему. — И теперь вы снова пытаетесь воспользоваться моей доверчивостью. Знаете… — сказал он. — Мы наверняка оба понимаем, насколько вы ужасный человек, но раз уж я пока единственный, кого вы пытались испортить — дам вам последний шанс. Советую воспользоваться им с умом. — губы Изуны вновь расширились в холодной улыбке. Его было не узнать сейчас. Минато вдруг ощутил себя собакой, схватившей кость, которая оказалась ей не по зубам. — Потому что, если я узнаю, что в нашем городе что-то произошло с ребенком..., пойду в полицию и в первую очередь укажу на вас, Минато Намикадзе. Подумайте об этом. Минато не нашел слов. Изуна произнес его имя с такой ненавистью, что мужчина разом опешил, едва не открыв рот от изумления. Мальчишка же тем временем грубо отпихнул его от себя и демонстративно вытер шею длинным рукавом кофты. А затем просто направился прочь из кабинета. И Минато не посмел его останавливать. Лишь изумленно смотрел подростку вслед, а стоило тому обернуться — тут же отвел взгляд. — Изуна, ты не так все понял… — но и тут он не нашел слов, зато страх и стыд сковали его по ногам и рукам. Что же теперь? Что же будет? А если он все же расскажет, что будет с Намикадзе? В голове поднялся целый ворох страшных мыслей. Но мальчик, похоже, ему не поверил. — Мою тунику можете оставить себе. — с отвращением произнес он. — Не хочу знать, что вы с ней… делали. И он ушел. Ушел, бросив Минато в полном ужасе, панике и ярости. Такой ярости, что заставила его незаметно распускать об Изуне слухи, портить его репутацию и ждать того дня, когда она станет столь отвратительной, что он сможет взять реванш и выиграть у этой выскочки всего за пару ходов. Намикадзе верил, что у него все получится. Что их глупая игра в любовь с Сенджу временна. Что когда-нибудь Изуна вновь останется один, а с его помощью — еще и бессилен. И тогда капкан снова схлопнется. Да так сильно, что даже бойкий мальчишка не сможет сопротивляться. Минато верил, что этот день не за горами. Посматривал на Изуну из темных коридоров и верил. Но вот незадача. Изуна умер раньше, чем это случилось. И Минато пришлось заменить его хотя бы для себя. Отыграться хоть на ком-то из их семейки. Кто же мог предположить, что в итоге первой маленькой жертвой его порока станет именно Обито. Право слово. Никто. Учиха лишь медленно покачал головой. С каждой секундой наедине с этим человеком он все больше его ненавидел. — Значит вот оно как. Стало быть, Конохомару стал твоей второй жертвой? — глухо спросил он. — Конохомару? — усмехнулся Минато, — Обито, его убийца ведь был пойман, а после брошен в тюрьму, где и скончался. А я как видишь еще жив. И на свободе. — Это ненадолго. — прошипел тот. — Я сдам тебя полиции прямо сейчас, Минато. И заставлю пожалеть, о том, что ты предал меня на том причале. Довольно с меня. Я узнал достаточно. Теперь пора тебе ответить и по закону. Но Минато лишь рассмеялся, снисходительно покачав головой. Смех его был застоявшимся, приторным. Вязким как не застывший янтарь или сахарная карамель. От него тошнило. — Ты правда считаешь, что тебе кто-то поверит? — улыбнулся он мягко. — Что кто-то всерьез будет слушать заверения Учихи? — Я сделаю все, чтобы меня услышали. — сквозь зубы прорычал его бывший ученик. — Брось, Обито. Взгляни правде в глаза. — мужчина изучающе посмотрел на силуэт Обито в тусклом свете лампы и завернутого в морозный узор окна. — У тебя ни доказательств, ни репутации, ни адвокатов. Ничего. Даже время давно не на твоей стороне. — Минато вдруг прошел у бывшего ученика за спиной, остановившись совсем рядом. Обито опустил взгляд. — У тебя ни одного шанса засадить меня в тюрьму. Достаточно поставить себя на место Тенсеевского суда, чтобы это понять. Подумай только! Образцовый семьянин с идеальной репутацией и один из лучших учителей в школе... против эмоционально нестабильного самоубийцы-неудачника с фамилией семьи, у членов которой вечные проблемы с головой. Как ты думаешь, кому же поверят, мне или тебе? Вопрос риторический. Можешь не отвечать. Тебе дадут от ворот поворот еще в полиции, едва узнают в тебе Учиху. Скажи своему дорогому Мадаре спасибо за это. Обито прошипел что-то себе под нос. Руки дрожали от ярости и бессилия. Боже, как он хотел избить этого проклятого подонка прямо на этой кухне. Пусть бы сюда и сбежалась вся его фальшивая семья. — По-твоему это меня остановит, ублюдок? — Может быть и нет. Может ты готов позориться до конца, но помни вот еще что. — Минато снова прошел у него за спиной. Обито резко повернулся. — Если эта история каким-то образом дойдет до суда, у меня очень удачно найдется более занимательная... на твой счет. История о том, как к бедному мальчику Обито приставал его двоюродный брат, предлагая делать непристойные вещи за деньги. История, как минимум доказуемая Цунаде и Шизуне. А еще тот факт, что этот бедный мальчик давно потерял память — а его странные воспоминания об учителе не более чем их подмена. Защита психики. Скажем так. Чтобы не обвинять последнего живого родственника в столь мерзком преступлении и найти виноватого в чужом лице. — Sei un miserabile figlio di puttana*… — ошалело прошептал Учиха. — Думаю, статья за педофилию станет вишенкой на торте для Мадары на послужном списке в полиции. Возможно, она даже будет той самой последней каплей для него... или может Тенсея. Что скажешь? — Минато пожал плечами. — А уж как журналисты обрадуются… Интересно, сможет ли репутация Мадары после твоей медвежьей услуги пострадать еще больше… А Саске? Обито вдруг схватил его за горло кофты и притянул к себе, озлобленно уставившись в глаза. — Abschaum!* Не смей даже говорить о нем. — прошипел он Минато в лицо. — Если я узнаю, что ты хоть пальцем Саске тронул, я… — Я не собираюсь его трогать. — спокойно сказал мужчина в ответ, даже не испугавшись. — Обито, мне ведь уже за сорок. Я давно не бегаю за маленькими мальчиками. Особенно за Учихами. Уж кто как не я убедился, что цена за каждого из вас... слишком высока. Но это нисколько не убедило мужчину, сейчас ощущающего почти убивающее его изнутри бессилие. Он не мог позволить Саске общаться с таким как его бывший учитель, но правда состояла в том, что этот ужасный человек действительно был прав. Прошло так много времени, а Обито давно не ребенок. Что он может сделать? Прямо сейчас пойти в полицию? Рассказать, как есть? Но кто ему поверит? Кто поверит чертовому Учихе? Два полицейских на весь город, которых Мадара давно отвернул от их семьи? Адвокаты? Судьи? Конечно нет. На стороне Обито ни доказательств, ни людей. Он может попытаться хотя бы подмочить репутацию Минато, но тогда точно отвернет от себя Кушину и Наруто. А может и последнюю часть города, что так не любила Мадару, но готова была терпеть его. У Обито ни шанса. Он готов защитить Саске любой ценой, стоит только Минато хотя бы намекнуть на свой интерес к нему, но справедливость в этом проклятом городе давно канула в Лету. А значит всю оставшуюся жизнь Обито придется видеться и со своим насильником, так подло предавшим его в детстве, и с Мадарой. Предавшим… сейчас. — Ты рано радуешься, — прошипел он вдруг. — Я знаю, что ты сделал с Какаши тоже самое, что и со мной. Он будет моим свидетелем. — Ах, Какаши. — Минато снисходительно покачал головой. — Он был покладистым мальчиком в отличие от вас с Изуной. Такой несчастный и брошенный всеми. Тобой... видел во мне единственного, кто любил его. Его доверием легко было пользоваться, а он и рад был стать удобным ради моего одобрения. Жаль, слишком быстро подрос. — мужчина смахнул челку с лица. — Но… ты не добьешься от него признания. Наши отношения с ним были вполне добровольные, он не решится меня сдать. Вдобавок ко всему… Какаши слишком хорошо понимает какие могут быть риски столь необдуманного поступка. А терять работу и получать клеймо любителя взрослых мужчин в Тенсее ему отнюдь не захочется. Увы, Обито. Но на этом поле ты один. Всегда был один. Был и будешь. Кушина пришла как раз тогда, когда ее бывший любимчик лишился последнего желания драться, а его ярость сожгла сердце дотла, оставив лишь унизительную беспомощность. И ужасное горе. — У вас все хорошо? — спросила она, заглянув Обито в глаза. Но тот лишь отвел взгляд. На миг женщине показалось, что он плачет, но то была лишь игра тусклого света и полутени. На самом же деле Обито не ощущал ничего кроме душевной пустоты. Боль вдруг утихла. Осталось лишь чувство поражения. — Конечно, милая. Мы уже закончили. — улыбнулся ей Минато, кивнув на ученика. — Обито уже уходит, правда? Черные глаза столкнулись с холодными голубыми. Минато небрежно покрутил обручальное кольцо на пальце, и оно странным образом привлекло внимание Учихи. Золотое, но такое мутное, словно бы мужчина давненько не снимал его, чтобы почистить в уксусе и соде. Обито нехотя кивнул. Да. Он ничего не хочет, кроме того, чтобы уйти. Уйти и… кто знает. Сейчас мужчине нужно было побыть одному. Обдумать, хотя думать и нечего. Он проиграл. Снова проиграл свое прошлое, потому что не может бороться. Потому что, если даже решиться - только сломает всем жизнь. Чертовому Мадаре, Кушине, Наруто... даже Саске, которого скорее всего в спешке заберут отсюда родители, стоит только им прослышать про мутные делишки его дяди. А ведь Минато действительно позаботится о том, чтобы они были услышаны. Заставит пожалеть, что его бывший ученик посмел открыть рот и рассказать о своей боли. Разрушит его жизнь второй раз, и теперь уже окончательно. Боже... Обито не хочет этого. Он не готов идти на жертвы. Не готов сражаться до конца. А если они правда заберут Саске? Обито молча вышел на улицу, вдохнув холодный воздух полной грудью. Снежинки мирно падали на его волосы и ресницы, стоило только вскинуть голову. В мыслях была лишь пустота. В сердце тоже. Он не чувствовал ничего, кроме бесконечного отчаяния. — Надеюсь ты заглянешь к нам еще, — вдруг закричала ему вдогонку Кушина. — Знаешь ли, я по тебе скучала, а ты только к мужу моему заглянул. Приходи хоть завтра на чай. Молчание. Обито не обернулся к ней. — Прости, Кушина. Но я не могу. — Почему? — грустно спросила женщина. — Я уезжаю. — Уезжаешь? — удивилась она. Минато за ее спиной почти довольно улыбнулся. — Надолго? Обито лишь пожал плечами, так и не посмотрев на них обоих. — Наверное… навсегда. Саске никогда не верил в ведьм, хоть порой и читал о них в книгах, но женщина произвела на него столь необычное впечатление, что он невольно стал называть ее именно так. Естественно, не вслух. Кагуя, конечно, может и не была именно ведьмой классической, то есть не летала на метле, не ела детей на завтрак, обед, и ужин, и уж точно не готовила странные зелья для приворотов. Однако она считала себя медиумом, а в голове подростка, выросшего на телевизоре и глупых детских шоу — медиум не слишком то отличался от гадалок или пророков. Тот же загадочный старый дом посреди леса, та же таинственная аура неких зловещих сил, что помогали ей говорить с мертвыми и многое многое другое. Были ли столь очевидные стереотипы правдивы в реальности? Что ж. Наполовину — пожалуй так. Вопреки ожиданиям Кагуя хоть и жила посреди леса — не устроила свой дом как ведьмину избушку с всевозможными шклянками, засушенными пауками для зелий или же стеклянного шара посреди комнаты. Нет. Все было вполне цивильно, хоть немного не прибрано. Маленькая кухня, со старенькой железной плиткой и торчащей везде чугунной посудой. Уютный зал с горящей печью и лежащей на полу шкурой медведя, да большими креслами, расшитыми все тем же бисером с ручным узором. Должно быть Кагуя умела вышивать. В ее работах было все, от скатерти на кухне до висящих на стенах ковров. А жилище женщины напоминало скорее смесь хижины охотника и рукодельницы в одном лице. В этом плане дом Хаширамы Сенджу и то больше походил на ведьмин. У него даже карты Таро были, а у Кагуи из околомагического разве что черные не зажженные свечи на светлых старых полках. И быть может… завешанные черной тканью зеркала. Все до единого, что встречались на пути. — Так откуда же вы меня знаете в самом деле? — Саске решил все же поинтересоваться этим, когда женщина отвела их в гостевую. Здесь зеркал не было вовсе. Кагуя мрачно хмыкнула, словно бы вспомнив что-то неприятное. — Я ведь уже ответила на твой вопрос. Глаза Учихи ни с чем не спутать. — ответила она сухо. — Они запали мне в мысли — стоило только повстречаться с твои дальним дедом. — Таджимой? — догадался Саске. — Ох, и доставил он нам хлопот, когда влез в катакомбы Джирайи. — женщина указала рукой на кресла, позволив детям присесть. — Однако такова ваша сущность — тянетесь к смерти изо всех сил. Кто же вас остановит? Сакура и Саске опасливо переглянулись, но таки уселись в кресла, неуютно оглядываясь по сторонам. Здесь пахло корицей и травами. А из звуков было лишь потрескивание костра. Почти домашняя обстановка, если забыть, где они и почему здесь появились. Кагуя молча села в третье кресло, положив руки на его локти, а затем грозно посмотрела на молчавших, нахмурив толстые короткие брови. А Сакура смутилась и прокашлялась. Она, как и Саске не знала с чего начать. В голове не было ничего кроме смутной опаски из-за присутствия давно изгнанной всеми жительницы Тенсея. — Простите, что пришли без приглашения. — все же начал Саске, вцепившись руками в колени. Было немного холодно даже в прогретом помещении. А еще пахло ладаном. — Но нам правда нужна ваша помощь. Вы… — ведьма ничего не ответила, посему пришлось продолжить заполнять тишину хотя бы своим голосом, — я слышал, вы говорите с мертвыми. И знаете, что творится в Тенсее. И кто за этим стоит. А нам… очень нужны ответы. Молчание. Кагуя поджала губы с таким видом, словно бы у нее спросили что-то абсолютно глупое. Очевидное даже младенцу. Какое-то время она не произносила ни слова, будто бы вслушиваясь в завывание вьюги за маленьким окошком. — И почему же Учихе вдруг понадобился кто-то еще, чтобы говорить с мертвыми? — почти удивленно спросила она. — Неужели ты не видишь их сам, мальчик? — Я… — Саске неуверенно отвел взгляд. — Вижу. — Не слышишь их? — Ну… слышу тоже. — Не чувствуешь? В этот раз он и вовсе не ответил. Кагуя довольно усмехнулась. Молодой Учиха попытался вытянуть из нее хоть что-нибудь касательно интересующих его вещей, но неизбежно потерпел неудачу. — Тогда тебе не нужна помощь медиума, чтобы общаться с мертвыми. — прищурилась женщина. — Разве что пара советов. Но за этим ко мне не идут. — Я не понимаю. — недоуменно помотала головой Сакура, сложив руки в замок. — Почему именно Саске общается с мертвыми? То есть… слушайте, пару месяцев назад я бы и вовсе в это не поверила, но уже видела достаточно, чтобы заметить… Кагуя посмотрела на нее с интересом. — Все просто, юная леди. И ясно как день. — произнесла она. — Особенно для жителя Тенсея. — А мне нет. — Саске смутился. — Если это какой-то дар, то откуда он у меня? И как с этим связаны мои глаза? — новый вздох. Мальчик опустил голову. — А может это и вовсе проклятье? Моей семье он приносит одни проблемы. За окном окончательно стемнело. Женщина взглянула сквозь тусклое стекло и усмехнулась. Мрачно и совсем невесело. — Это длинная история. И она начинается отнюдь не с вашей семьи. — Кагуя вдруг встала из кресла и направилась к камину, чтобы подставить ему свои промерзшие руки. Саске и Сакура не отрывали от нее взгляда. — Вы ведь считаете меня ведьмой, не так ли? Боитесь, что я могу вас околдовать? Дети не ответили. — Не стоит. Ведь ни ведьм, ни демонов, ни ангелов, ни даже магии не существует. Все это просто фантазия. Людские выдумки, живущие лишь в головах. — тихо проговорила женщина не оборачиваясь. Языки пламени тенями играли на ее волосах. — В этом мире есть только одна мистическая, но вполне осязаемая сила. И это смерть. Саске вздрогнул. Одно из поленьев, лежащих в огне, громко треснуло. — Она родилась задолго до самого рождения и будет существовать до тех пор, пока есть мироздание. Ее нельзя обмануть, ведь она слишком коварна. Нельзя договориться, ведь она беспощадна к своим жертвам. И нельзя с ней сразиться, потому что она непобедима. — Кагуя повернулась к Саске и посмотрела на него с мрачным ожиданием в глазах. — Однако можно стать ее проводником. Как ты, Саске. — Я? — изумился мальчик. — Такие как ты... твоя семья называются «Иными». Не мертвые, но связанные с их миром больше, чем с миром живых. Только у них есть уникальный дар быть посредниками между усопшими и живыми. Быть еще одним инструментом в руках смерти. — произнесла она. — Семья Учиха само собой не одна такая. Есть и другие. Такие как Яманака, например. Или же я. — Значит… этот дар передается по крови? Но что это? Умение разговаривать с мертвыми? — спросил мальчик удивленно. Кагуя кивнула. — И да, и нет. Дар может быть очень большим, как у тебя. А может весьма ограничиваться. И хотя он передается из поколения в поколение — чтобы открыть его, недостаточно просто родиться под счастливой звездой. Нужно… пережить смерть. Саске медленно, словно бы находясь под гипнозом, кивнул. Девушка рядом недоуменно покачала головой. Она не понимала, что старуха имела ввиду. А он понимал. Мадара не видел призраков, но хорошо слышал, Итачи мог говорить их голосами и соприкасаться с ними, Саске видел. И все они пережили смерть. Изуны, Таджимы, Итачи. Это и пробудило в них иных. Но кто эти иные? В чем их предназначение в мире живых, если они сами не в полной мере живые? — Иные могут быть разными, Саске. Однако Учиха уникальны. Их глаза — это своего рода врата на ту сторону для них самих. — женщина хитро улыбнулась, будто бы прочитав его сомнения на лице. Мальчик вдруг задумался. Чужие слова навели его на определенные мысли. — А на них…ну, мои глаза… могут вести охоту? — спросил он, и Кагуя недоуменно вскинула брови. — Ты пришел по этой причине? — она уселась в кресло поудобнее и нагнувшись к столу, сцепила руки в замок. — Расскажите мне все. С самого начала. И подростки рассказали. Рассказали все, начиная с таинственной смерти Итачи, которого так рьяно преследовало странное чудовище заканчивая недавним нападением Нагато. Саске старался не упустить ни одной детали. Подробно вспомнил и о событиях в доме Джирайи, и о Дикой Охоте, что преследовала их по ночам. Кагуя не перебивала. Молчала даже тогда, когда Саске закончил рассказ. — Вы… понимаете, что происходит в Тенсее? — тогда неуверенно спросила ее Сакура, наконец не выдержав молчания. Та лишь мрачно усмехнулась, посмотрев на Учиху в упор. — Что ж… само собой нет. Я давно отошла от дел Тенсея. Дел и живых и мертвых, однако скажу вот что. Этот город всегда был средоточием странных вещей, даже потусторонних. Но то, что творится сейчас - явно чей-то весьма скверный умысел. — Но чей? — Сакура обеспокоенно прикрыла рот рукой. Кагуя встала из-за стола вновь. Направилась к полкам у камина, заваленным всевозможными книгами, и вдруг взяла оттуда что-то плоское, завернутое в черную ткань. Учиха было подумал, что это тарелка, однако женщина не спешила вытаскивать предмет наружу. — Существо, о котором вы говорите, появилось в этих местах сразу после Бури. — произнесла она негромко. — Я помню, как ощутила это. Оно ворвалось в Тенсей с той стороны и даже почти разрушило грань между мертвыми и живыми. Это было столь непростительным и нарушающим все законы мироздания, что Дикая Охота, раньше не смевшая вторгаться в мир живых, впала в такую сильную ярость, что до сих пор патрулирует здешние болота. — Конохомару сказал, что они ищут Монстра. — прошептал Саске. — Но кто этот Монстр? И как он смог вырваться из мира мертвых? Кагуя вздохнула, повернув плоский сверток в их сторону и подойдя к столу. — И что такое Дикая Охота? — вдруг спросила Сакура и крепко обняла себя руками. Скорее всего ей тоже было жутко холодно, хотя огонь в камине и должен был согревать всех троих. — Мой дед говорил, что это мертвые всадники со сворой призрачных гончих. Они охраняют мир мертвых в тех местах, где грань между ним и нашим миром слишком тонка. А порой… спасают не отпущенные души. — женщина отвела взгляд. — После его смерти я отказалась иметь дел с мертвецами. Забросила его дом, заколотила катакомбы и решила, что смогу пойти против своего дара. Но увы, как это обычно бывает… Там, куда ты бежишь от своей судьбы — ее же и встречаешь. Саске ощутил странный ком в своем горле. Ему было неуютно из-за непонятного предмета в бледных руках ведьмы. Та словно уловила его страх и холодно улыбнулась. — Мне неизвестно кто такой этот Монстр, хотя пара предположений у меня все же есть. Полагаю… — Кагуя вдруг сорвала черную ткань с предмета. Подростки вздрогнули. В ее руках было зеркало. Большое и круглое, с тонкой железной обрамкой. Оно напоминало те, что девушки использовали, когда хотели нанести макияж, но без ручки. — Лучше всего будет спросить у него лично. — Лично? — удивился Учиха, едва не встав из-за стола. — Но он ненавидит нас. Как мы… Но Кагуя словно бы не слушала его. — Он не зряч в нашем мире. Но он видит тебя через зеркала. И чувствует. — на этих словах она слегка повернула зеркало в руках так, чтобы в нем оказалось отражение напуганного Учихи. Мальчик внутренне сжался, встретившись со своими темными глазами. Его зеркальная личность тоже казалась напуганной. Ничего общего с тем, что происходило в том зеркале из гардеробной. — И, хотя Монстр явно заинтересован в тебе, пока достать тебя не может. — Почему? — Я думаю, ему что-то мешает. Быть может ответ лежит в тех самых зеркалах, что некто принес в дом моего деда. — женщина оставила зеркало на середине стола. Затем достала пару свечей из тумбы и зажгла несколько, положив по три рядом с каждым гостем. — Итак. Теперь дайте мне ваши руки. — Вы… уверены, что стоит звать его сюда? — испуганно спросила Сакура. Мальчик был с ней согласен. После пережитого с утра меньше всего ему хотелось встречаться с монстром снова. — Но ведь вы пришли за ответами. — нетерпеливо ответила женщина. — И я их дам, если будете отважными. Саске и Сакура переглянулись. Они не знали, стоит ли верить этой странной старухе, но не видели иного выхода, а посему неуверенно взялись за руки вместе с ней. А та вдруг вскинула голову, закрыв глаза. Пару минут ничего не происходило, как бы Саске не прислушивался. Однако в следующую секунду до его ушей вдруг донесся странный, едва различимый сознанием гул. Что это было? Шум метели? Далекий ветер? Треск камина или же нечто с той стороны зеркала? Ответ не заставил себя долго ждать. — Замрите. — произнесла Кагуя шепотом, и дети невольно затаили дыхание. Женщина вдруг заговорила, так и не открыв глаз. Громко и ясно. — Я знаю. Ты видишь нас, Монстр. Так покажись нам. Никто не ответил. Лишь огонек свечей на столе едва заметно задрожал. У Саске пересохло в горле. Он никак не мог оторвать взгляд от темной поверхности зеркала, ожидая что вот-вот увидит там движение. Но ничего не происходило. Кагуя молчала какое-то время, а затем вдруг испуганно зашептала. — Он идет. Внезапно свечи, что были на столе, погасли, и единственным источником света остался лишь огонь в камине, но стоило только Сакуре испуганно обернуться — пропал и он. Они остались в полном мраке. Саске настороженно взглянул на зеркало, но не увидел там ничего кроме абсолютной тьмы. — Что происходит? — вскрикнула его одноклассница, едва ощутила на себе странное ледяное дыхание. — Тише. — шепнула Кагуя. — Закройте глаза, живо! Мы не должны его видеть. Саске подчинился, тут же плотно зажмурившись. Что-то холодное, почти жгуче ледяное прошло за его спиной во тьме. От этого «что-то» веяло таким могильным ужасом, что Учиха невольно подумал — а не навестила ли их сама смерть. Рука Сакуры, которую он держал так крепко как мог, дрожала. Девушка явно была напугана. Дышала так часто, словно бы взбиралась на высокую гору. — Саске… он за моей спиной. — Не открывай глаза. — попросил он ее. — И держи мою руку. Чтобы не случилось. Нечто остановилось прямо перед ним. Саске чувствовал, как оно дышало на него, если это мертвое создание вообще могло дышать. Мальчику стало холодно. Его тело понемногу коченело, но он не решался двигаться. Знал — монстр смотрел на него, находясь совсем рядом. Открой Саске глаза — увидел бы красные глаза существа так близко, как не видел никогда ранее. И это было бы последним, что он сделал. — Самое время воспользоваться своим даром, Саске. — сказала вдруг Кагуя. — Монстр будет говорить с тобой до сих пор, пока ты будешь готов слушать, однако не трать его время. Сейчас он не может причинить тебе вред, но очень скоро грань между вами перестанет тебя защищать. Саске судорожно всхлипнул. Его сердце билось как бешеное, даже несмотря на то, что его сковал страх. Но он должен был побороть его. — Кто ты? — сипло спросил мальчик, облизав сухие губы. Существо что-то прошипело. Саске показалось, что оно посмеялось над ним. — Если он не отвечает, переходи к следующему вопросу. — нетерпеливо прошептала Кагуя. — И не задавай те, на которые знаешь ответ. Это может разозлить его. Саске вздрогнул. Ладно… он… хорошо. Боже. Оно правда здесь. Это существо... здесь. — Ты… ты пришел из мира мертвых. Почему? Существо приблизилось еще больше. Его дыхание обдало губы Саске неприятным морозом. Мальчику почудилось, что на его ресницах образовался иней. — Не пришел. — ответило существо статичным многоголосым воем. — Меня призвали. Призвали? Саске застыл. Но кто? Тот ли человек, что расставил те зеркала? Эта история становилась все запутаннее и запутаннее. Нужно было задавать новые вопросы. — Кто тебя призвал? Но существо потеряло интерес к его голосу. И к словам. Оно пришло не за этим. — Отпусти меня. — вдруг прошипело оно тихо и холодно. Отпустить? Саске нахмурился. Откуда? Из зеркала? Но как? И какие это повлечет за собой последствия? — Зачем ты хочешь выбраться? — Выпусти меня. — на сей раз от его шипения затряслась мебель. Потухшая свеча вдруг упала на бок и покатившись, полетела со стола на пол. Сакура вскрикнула. — Госпожа Кагуя… мне кажется ситуация выходит из-под контроля… Женщина молчала. Мебель трясло все сильнее. — Как мне отпустить тебя? — тихо спросил Саске. Монстра это взбудоражило. До ушей мальчишки донесся треск стекла. Зеркало? О, нет. — Негде прятаться. — произнесло оно. — Смерти больше не будет. Приходи скорей. — Что тебе нужно от меня? — Выпусти меня. — голос существа, потусторонний и искаженный, пробирающий до дрожи и мороза по коже, становился все громче и агрессивнее с каждым словом. Саске нахмурился. — Зачем тебе быть свободным? — Выпусти меня! — Ответь на мой вопрос. Монстр взвыл. Сакура снова испуганно закричала. Но мальчик не мог позволить себе поддаться панике. Он сжал зубы, и переведя дыхание, продолжил: — Что ты сделал с Итачи? С моим братом? — проговорил он уверенно. — Ты ведь убил его, верно? Зачем? Монстр рычал. Его дыхание снова опалило лицо. — Я просила тебя не злить его, Саске. — зашептала женщина за столом. — Время истекло, прекрати задавать вопросы. — Но… — Хватит. Или это станет опасным. — Но он не ответил мне! — Саске! — Пожалуйста, пусть он уйдет… — захныкала Сакура. Мальчик тряхнул головой почти яростно. Существо перед ним источало такую страшную злость, что вот-вот готово было зарычать. Он тоже. — Почему ты сделал это с Итачи… — Саске, остановись! — Почему ты сделал это с Итачи?! — закричал Учиха, и в этот момент монстр вдруг вцепился ему в лицо ледяными пальцами. Саске разом выпустил весь воздух из легких. И открыл глаза. Что-то в его голове оглушительно взорвалось, едва он углядел странный угловатый узор в пылающим алым взгляде чудовища. Одна секунда, и Саске утонул в нем с головой. ...Он смотрел на себя совсем еще ребенка, сжимая в руке кухонный нож. Что? Итачи изумленно вздохнул, не в силах понять, где именно сейчас находится. Он был в старой родительской кухне. Стоял там, в полумраке у тумб и разделочных досок, глядя на своего напуганного младшего брата. Итачи чувствовал, как что-то темное, захватившее его тело на лесной дороге, яростно пытаться подавить его волю. Шепчет ему на ухо проклятья. Разрывается тысячами голосов в голове и вопит. Бесконечно и невыносимо вопит от боли, потому что маленький мальчик оказался ей не по зубам. Тварь выбрала Итачи, потому что он был связан с миром мертвых сильнее всего. Его дар был самым уникальным во всей семье. И самым опасным. Существо выбрало его, но оно узнало, что не сможет сладить с чужой силой слишком поздно. И теперь оно жаждало получить Саске. Но Итачи лучше умрет, чем позволит монстру забрать его тело. Он сжал нож так крепко как мог и мученически улыбнулся младшему брату, напугано наблюдающему за ним из коридора. — Итачи… ты пугаешь меня, перестань! — взмолился Саске, сделав шаг назад. Итачи понимал это. Но ничего не мог с собой поделать. Монстр дергал за ниточки его тела, словно ребенок был марионеткой. Пока удавалось удерживать себя неподвижным лишь одной силой воли, но она быстро таяла у него на глазах. Боже… Саске… прости. — Я вижу тебя. — голос в его голове становится его собственным голосом, но он не намерен сдаваться так просто. Даже когда существо бросается в погоню за братом, сжимая нож в руке, Итачи противится до последнего. Давит изо всех сил и подавляет чужую волю, заставляет себя упасть на колени и наставить нож на живот, едва только рука вцепляется за плечо брата. Итачи трясет, ломает от боли, но он до последней капли сознания пытается бороться, даже когда отчаянье настигает его во всей своей мощи. Он знает — тварь не победить. Она преследовала его так долго, что теперь никогда не отступит. Он не избавится от нее в своем теле, только если та не отнимет у него брата. Не победит. Не уничтожит. У Итачи есть только одна надежда. Один шанс. Он ребенок. Маленький ребенок, замученный мертвыми, но он все равно готов на этот шаг. Последний в его жизни. — Саске… мне очень больно. Принеси мне воды. Пожалуйста… — шепчет он. Глаза бешено метаются, блуждая по помещению и не в силах остановиться на чем-то одном. Саске испуганно кивает. Стоит какое-то время в проеме двери, глядя на сжавшегося в комок брата и таки сбегает на кухню. Молодец. Хороший мальчик… Итачи улыбается — в последний раз в своей жизни. Сквозь слезы. — Я всегда буду любить тебя, Саске. — но сил кричать нет. Его послание перед смертью никто так и не слышит. — И всегда буду рядом. Чтобы не случилось. Трясущаяся рука приставляет лезвие ножа к запястью. Итачи закрывает глаза. Монстр внутри него яростно вопит, но не может сопротивляться. Мальчик сжимает зубы. Внутреннее готовится, зная, что брат может прийти в любой момент… и делает первый глубокий надрез. Саске закричал, схватившись за руку. Та взорвалась страшной и противной болью. На миг ему показалось, что ее и вовсе отрезали. — Саске! — закричал над ним кто-то. — Боже! Ему больно. — Не кричи. Дай ему воздуха. — женский голос у самого уха привел в сознание. Саске изумленно распахнул глаза. Боль пропала также внезапно, как и появилась. — Боже… он в порядке? С ним все хорошо?! — Попросила же. Не кричи. Он просто потерял сознание. — Кагуя осторожно смахнула челку с его мокрого лба. А? Саске выдохнул. Кажется, он лежал на полу. Что-то произошло? Он был без сознания? Мальчик еще раз взглянул на свою руку, но та была цела. Итачи… ох. Нет. Саске резко принял сидячее положение. — Как ты себя чувствуешь, Саске? Но тот лишь покачал головой, закрыв лицо руками. Мысли путались. — Я видел брата… — прошептал он. — Я… теперь я знаю, почему он сделал это с собой. — О чем ты говоришь? — удивленно склонилась над ним Сакура. Но мальчик лишь всхлипнул. Из глаз полились слезы. Итачи… он. Боже. Ему было так мало лет, а он уже совершил поступок, достойный всей их глупой семьи. Они не заслужили этого. Саске не заслужил такого брата. Если бы не он, Итачи… он бы… — Монстр преследовал моего брата. Несколько лет подряд. Он так боялся… я… помню, как он боялся все мое детство. — Саске вытер слезы кулаком, и захныкал громче. — А затем Итачи попытался попросить помощи у Мадары и… Монстр вселился в его тело. А затем просто появился в нашем доме. — Зачем же? — скупо спросила его Кагуя. — Потому что ему нужно было мое тело, а не Итачи. — тихо ответил подросток. — Но он не позволил ему причинить мне боль. И поэтому погиб. Наложил на себя руки, чтобы спасти меня. Боже… Сакура грустно опустила голову. — Мне очень жаль, Саске. Итачи любил его. Любил так сильно, что погиб, лишь бы тварь не добралась до младшего брата. Это… Саске так долго и упорно спрашивал себя, что заставило родного ему человека оставить его, и теперь знает. И знает совершенно четко. Итачи никогда не был сумасшедшим. Не был самоубийцей. Он был героем. Хотя бы для Саске. От этих мыслей хотелось кричать. Они отдавались в груди такой сумасшедшей болью, что затмевали собою даже страх, возникший от появления монстра. — Выходит, он показал тебе это… — задумчиво проговорила старуха тем временем. — Что ж… это не последнее его послание для тебя. Саске непонимающе вытер слезы рукавами кофты и удивленно вскинул голову, когда женщина вдруг протянула ему то самое зеркало. На его поверхности было что-то выцарапано. Словно бы ножом, но… ВЫПУСТИ МЕНЯ! Саске вздрогнул, будто бы ощутил всю ярость, с которым была написана эта надпись. Осторожно коснулся ее пальцами и неожиданно понял, что зеркало было по прежнему гладким на ощупь. Неужели надпись выцарапали с той стороны? — В страшных делах ты замешан, мальчик. — подвела вдруг суровый вердикт Кагуя, протянув ему руку. Саске схватился за нее, и женщина поставила парня на ноги. — В очень темных и страшных. Но они никак не связаны с чудовищами или демонами из преисподней. Учиха посмотрел на нее с вопросом во все еще слезившихся глазах, с трудом сев обратно в кресло. Он не был готов слушать кого-то из-за мыслей крутящихся в голове, но должен был оставить боль от поступка брата и слушать. — О чем вы говорите? — Говорю о том, что судя по всему... твой монстр — явно чья-то запертая в зеркалах душа. Сакура рядом с ним нахмурилась. — Душа? — спросила она непонимающе. Кагуя хмуро кивнула, положив испорченное зеркало на стол. — Умерший человек, насильно вытянутый из мира мертвых. — женщина подошла к камину, взяв в руки спички. Нужно было разжечь огонь. Здесь становилось холодно. — Я поняла это, как только ощутила ту страшную копившуюся в нем годами ненависть. Ко мне. К тебе. Ко всему миру. Такая бывает лишь у тех призраков, что застряли между мирами и вынуждены влачить вечность так неупокоенными. — Я не понимаю. — Саске устало потер голову. — Чей это призрак? И почему он преследовал именно меня и Итачи? Кагуя бросила спичку в камин, и бревна в нем начались медленно загораться. Достав кочергу, она осторожно подвигала угли. — Сакура, принеси мне газету с полки. — негромко попросила женщина. Та незамедлительно подчинилась. Совсем недавняя газета полетела в огонь. — Мне это неизвестно. Я смогла понять лишь несколько вещей, но многое в вашей истории покрыто мраком. — Кагуя посмотрела на Саске с сожалением. — Единственное в чем я уверена — эта душа, не просто призрак, который по каким-то причинам остался на земле. Хотя бы потому что над этим бедным созданием явно поиздевался тот, или же те, кто многое знают о работах Джирайи. — Вашего дедушки? — спросила Сакура. Она подошла к своему креслу, но так и не решилась сесть обратно. — Вы имеете ввиду, все эти слухи, что он хранит в катакомбах своего дома всякие жуткие штуки про воскрешение мертвецов? Кагуя вздохнула, приложив ладонь ко лбу. — Ох, как я жалею, что в свое время не сожгла там все до последней записи. — горько усмехнулась она. — Думала, что будет достаточно спрятать их, но мне не стоило недооценивать память Таджимы Учихи. — женщина покачала головой. — Он обещал Джирайе, что не скажет ни слова об увиденном. И что в итоге? Конечно же знает весь город. Не стоит верить лингвистам на слово. Слова — это их конек. — Но что за записи хранил там Джирайя? — спросил ее Саске. Женщина махнула рукой. — Я никогда не хотела иметь с ними дела. Не изучала. Не погружалась в это все с головой, потому что была уверена, что Джирайя зашел слишком далеко в своем познании. — устало ответила она. — Однажды он сказал мне, что смерть — не просто неотвратимая сила мироздания. Это почти сущность. Личность, которую можно обмануть. Или же ублажить. Которая дает свою силу обычным людям и связывает их с собой еще до их кончины. А еще у нее есть магия которой можно воспользоваться. — Эм... магия? — подростки озадачено переглянулись. Пусть они и готовы были поверить и в зеркальных призраков и ходячих мертвецов, но слово "магия" казалось совсем уж абсурдным. Но Кагуя так не считала. — Джирайя называл это Магией Смерти. Иногда техниками. Он записывал свои знания в свитках, которые все чаще пытался применять на практике. Все чаще… и чаще. К концу своей жизни он стал одержим тем, что находил. Мечтал возвращать людей к жизни. Давать бессмертие. Уничтожать саму суть смерти и жизни. — женщина отвернулась от детей. — Я оставила его, ведь понимала, что он дорого заплатит, пытаясь играть со смертью в ее же игру. — Но откуда ему были известны такие знания? — По его словам — их дала ему сама Смерть, после того как он смог победить ее в Прятках. — пожала она плечами. — Но как видишь. В конечном итоге единственным проигравшим в их игре оказался сам Джирайя. Он так не нашел ни бессмертия. Ни воскрешения. Ничего кроме своей кончины. Увы, от судьбы не убежишь. Саске нахмурился. Прятки. Вот как. Прямо как в истории и песне Изуны. Неужели и они правда? Разожженный камин вновь освещал и согревал помещение, но мальчику все равно было ужасно зябко. — Значит… мой Монстр — чья-то не упокоенная душа. Которую кто-то вытащил из мира мертвых и насильно привязал к Тенсею. — подытожил он тихо. — Верно. И похоже она здесь достаточно давно, если Буря — результат нечестивого возвращения из мертвых. Что бы не сделал этот неизвестный, какие бы трюки моего деда не использовал — теперь его стараниями обыкновенный призрак похоже… обладает очень большой силой, раз так легко захватывает тела других людей. А ведь он кем-то заперт. Что же будет - если его освободить? И кто же этот неизвестный, что обрек их всех? Саске всхлипнул в последний раз и вытер лицо рукавом своей кофты. В голову лезли лишь мысли о жертве Итачи и желание отомстить проклятому духу за потерю брата, но мальчик постарался взять себя в руки. Он думал, что человеком, призвавшим дух монстра, явно был некто знающий о катакомбах и более того, умеющий пользоваться их знаниями. Кто-то явно не молодой. Учиха вспомнил о зеркалах. Может это он и заточил чудовище в зеркало, и теперь оно жаждет выбраться, чтобы напасть на Саске. Наверное, у него в доме Джирайи нечто вроде штаба. Тогда Саске несказанно повезло, что этот человек не повстречался ему еще в первое посещение заброшенного дома старика-отшельника, верно? Быть может вызвать туда полицию было бы хорошей идеей. Но что они найдут? — Значит… монстру нужно мое тело? Но зачем? И почему именно мое? — спросил он. Женщина лишь пожала плечами. — Кто бы не обрек его на бессмертие — призрак явно не готов коротать уготованную ему вечность в зеркалах. Возможно твое тело нужно ему, чтобы наконец по-человечески умереть. Ха. И все? Нет. Здесь должно быть что-то большее. Они упускают детали. — Так… хорошо. Что же нам теперь делать? Искать того, кто все это устроил? — взволновано заговорила Сакура. — Я имею ввиду… весь Тенсей сплетничает о катакомбах! Это может быть кто угодно. И… даже если предположить, что наш неизвестный просто пытался вернуть к жизни дорого ему человека — тех, кто потерял в этом городе близких и родных — сотни. Нам никогда его не вычислить. Только если мы не будем сутками караулить его у дома Джирайи. Но старуха вдруг прервала ее. — Вы должны искать не его, а вашего призрака. — сказала она. — Потому что без знания имени и личности вы никогда его не упокоите. — Упокоим? Мы должны вернуть его в мир мертвых? — Саске вздрогнул. За окном снова выли псы. — Если хотите, чтобы он от вас отвязался. — Но как? Кагуя коснулась одной из потушенный свечей и строго посмотрела на обоих подростков. — Вам повезло. Если мой дед предпочитал возвращать мертвых в наш мир, то я стараюсь давать им покой. — сказала она. — Что бы не делал этот неизвестный, он воскресил не только этого вашего монстра, но возможно и тех мертвецов, что напали на вас. Нагато… Неджи — они не духи, у них есть тела, хоть и весьма хрупкие. Я немного знаю о подобных воскрешениях, никогда не сталкивалась с ними в живую, однако предположу, что механизм схож с тем, что удерживает его в Тенсее. — Но разве можно воскресить из мертвых так просто? — спросил Саске, стараясь, чтобы в голос не прокрались тревожные нотки. — Мой брат… он ведь тоже неупокоенный призрак, верно? Но кто воскресил его? — Никто. — равнодушно отрезала ведьма. — Он сам выбрал остаться с тобой. А ты выбрал не отпускать его. Эта история лишь ваша личная. Саске опустил взгляд. Вот как. Значит это он держит брата в мире живых, потому что не хочет терять его навсегда. Бедный Итачи… сколько он уже блуждает между мирами, не в силах найти покоя? Кагуя тем временем продолжила. — Что Монстр, что эти мертвецы, которых вы встретили — не могут находиться среди живых сами по себе. Их должно что-то привязывать. Какая-то памятная вещь. Возможно человек. Я называю подобное — якорями или узелками. Развяжи все — и призрак отправится обратно в мир мертвых, больше ни за что не цепляясь. Предположу, что один из таких якорей для монстра — зеркало, в котором его заточили. Однако я бы не стала надеяться, что привязан он лишь к нему одному. — Значит, если отвязать их всех — монстр исчезнет? — удивилась Сакура. — Но как нам найти эти... якоря? Кагуя прикрыла глаза. — К сожалению этого я не знаю. Но думаю, пойми вы, кем был при жизни ваш монстр — понять, что держит его в Тенсее станет в разы легче. — вздохнула она. — Это все, что я могу сказать. Все? Но ведь у Саске еще столько вопросов! Зачем их преследовала Дикая Охота? Кем мог быть человек, что призвал монстра? Зачем он это сделал? Почему Обито не видит мертвых? Почему Мадара ничего не сказал ему про свой дар? Какое отношение к этому имеет сам Саске и почему монстру нужно именно его тело? Как мальчику отпустить Итачи? И... Сакура вдруг взяла его за плечо. За окном совсем стемнело, и им пора было уходить домой. Ведь Кагуя явно дала понять, что больше не намерена отвечать на расспросы. — Но… — начал он. — Но что нам теперь делать? Кагуя посмотрела на него почти с укором. Она, как и мертвые не любила вопросы, на которых уже был известен ответ. Саске хмыкнул. Конечно. Узнать, кто такой этот монстр. И выпустить его отсюда, как он того хочет. Кагуя сказала, что один из узелков. Печатей… это зеркало. Саске был готов поспорить, что она говорила об одном из тех, что неизвестный принес в заброшенный дом отшельника. Но как? С чего им начать? Это ведь как искать иголку в стоге сена! — Ты прекрасно знаешь, что делать, Саске Учиха, просто этого еще не понял. — сказала ему женщина. Глаза ее блеснули в лунном свете, пробравшегося сквозь окно. — Верь своей судьбе. И тем связям, что она связала с тобой. Хах. Связям? Каким? Обито? Мадара? Им не до него. Саске совсем один. Вынужден разбираться с этим всем и блуждать в собственном незнании. Как жаль. Во всем этом кошмаре, его одиночество еще более болезненное. — Лучше бы не было у меня этих связей. — буркнул он устало. В последние годы его жизни они только и делали, что приносили мальчику боль. Итачи, которого он так любил, не стало. Мадара наплевал на них всех, Обито слишком погружен в свои страдания, чтобы заметить племянника. Они снова оставили его одного и это ужасно, ужасно больно. — Да... Связи способны причинить нам самую страшную боль. — Кагуя неожиданно согласилась с ним. Ее ладонь вдруг осторожно коснулась подбородка Саске и медленно приподняла. Учиха удивленно посмотрел ей в глаза, и женщина впервые за их разговор улыбнулась. — Но они также могут и исцелить нас от нее. Удачи, Саске. Куда бы они тебя не завели. Кагуя провела их из леса к ближайшей улице Тенсея. Оставила прямо у мигающего фонаря, как раз, когда снегопад кончился, и в воздухе повисла мертвая тишина. Было ужасно поздно. Им не мешало поспешить домой. Дети поблагодарили Кагую и уже собрались уходить, как та вдруг позвала их в последний раз, вынудив обернуться: — Помните, что Нагато мог быть не первым и не последним живым мертвецом, что вы встретили на своем пути. — прокричала она им вслед. — Они хорошо умеют притворяться живыми. Играть игру, которую никто из вас не раскусит. Не доверяйте никому, Саске. Если этот неизвестный раскрыл столько секретов Джирайи — кто знает, скольких он вернул к жизни таким способом. И сколько жителей Тенсея не помнят о том, что совсем недавно лежали в могиле. Саске отвернулся. Не хотел думать об этом слишком много, потому что подобные мысли пугали его и сбивали с толку. Ведь… если слова Кагуи имели смысл, то Тенсей мог быть кладбищем не только в традиционном смысле этого слова, а… Саске вспомнил с кем в последний раз пересекался и подумал — а вдруг и они были давно мертвы. Как Нагато? Вдруг их сердце не билось вот уже много лет, и каждый из них мог рано или поздно наброситься на Учиху по велению жуткого монстра из зеркала? И мертвым мог быть кто угодно? Сай. Ино. Сакура. Наруто. Обито. Или даже Мадара. …Вопреки ожиданиям, опекун не встретил Саске с новым скандалом, хотя подросток пришел домой почти ночью. Вместо опекуна его ожидала лишь тяжелая, гнетущая тишина и одно единственное горящее окно на кухне. Саске не знал, что ему сказать. Если Обито спросит его, где же малец пропадал — как ответить? Что сказать? Правду? Саске сомневался. Он сомневался насчет многого, только не говорил об этом вслух даже при Сакуре. Слова Кагуи о мертвецах посеяли в нем столь сильное недоверие к Тенсею, что оно умудрилось отпечататься даже не близких. Обито… Мадара. Если они не мертвецы, если их сердца все еще бьются — как знать не они ли те самые неизвестные, что призвали монстра в их мир? Не они ли стоят за всем этим? Или кто? Кому можно доверять, а кому нет? Саске вздохнул. Скрепя сердце он все же вошел на кухню, но с удивлением заметил, что там был лишь Какаши, обеспокоенно смотрящий в окно. — Саске! — улыбнулся он грустно. — Ты бы еще в полночь пришел, старик. Где тебя носило? — А где Обито? — вопрос вместо ответа заставил мужчину опустить взгляд в пол. Учиха почуял смутное беспокойство. — Хотел бы я знать. — вздох. Хатаке взглянул в окно снова, слегка приоткрыв полупрозрачную шторку. — Он ушел куда-то в очень расстроенных чувствах пару часов назад. — Расстроенных чувствах? — переспросил Саске тревожно. Ох, не хватало только этого. Он не может отойти от страха, недоверия и новых подробностей о самом себе, а судьба снова бросает ему очередные проблемы. — Что-то случилось? Какаши, усевшийся на стул, медленно качнул головой. — Мне кажется… Я не могу быть уверен, но похоже он вдруг что-то вспомнил. — сказала он тихо. — Знаешь. Из забытого. И это были очень плохие воспоминания. О, нет. Неужели именно те, что могли привести Обито к краю крыши много лет назад? Саске схватился за голову. Если Обито резко вспомнил абсолютно все, что мог пережить когда-то, если это просто вылилось на него ледяным душем — кто знает, решит он повторить свое неудавшееся самоубийство или нет. Черт... если в тот раз он действительно выжил. Он или Какаши. Господи. Как же тяжело жить с паранойей. Мальчик же все равно волнуется за опекуна и не может перестать! — Это… очень плохо. — испуганно сказал он. — Какаши, мы должны срочно найти его. — Я искал по всему городу. Но его нигде нет. — устало вздохнул Какаши в ответ. — Будто в воду канул. В воду… Глаза Учихи расширились в странной догадке. Вода. Конечно. Если Обито вспомнил что-то из прошлого и ушел, то скорее всего направился к самому памятному месту в своей жизни. Причалу. Но… о, господи. Саске ведь прекрасно видел, что случилось с ними, когда мужчина почти провалился в ледяную воду из-за гнилых досок, а нечто в озере пыталось настигнуть и его, и подростка. А сейчас Обито там один. И некому предупредить его в случае чего. Некому помочь! — Я знаю где он. — мальчик подскочил к учителю, сжав его руку так крепко как мог. — Нужно срочно ехать туда. Какаши, пожалуйста! — Но откуда… — нахмурился мужчина. Однако глядя на испуганное лицо мальчика — тормозить поиски Обито расспросами и сомнениями ему не хотелось. Саске бы не стал над таким шутить. — Нету времени! Мы должны ехать уже сейчас! Какаши снова посмотрел в окно. Снегопад кончился. На улице стояла кромешная тьма и тишина. И где-то среди этой мертвой тьмы должен был быть его друг, оставленный наедине с терзавшими его воспоминаниями. Ох, Обито. Хатаке скупо кивнул подростку, сжав руки в кулаки. — Ладно. Если ты правда знаешь, где он сейчас — давай поторопимся. Они действительно нашли Обито у самого причала, стоило только остановить машину на парковом холме и торопливо спуститься с него как раз там, где Саске с ним когда-то катились кубарем прямо к воде. В этот же раз он шел за Какаши, тревожно оглядываясь по сторонам. Было очень темно и мальчику казалось, что у каждого сухого дерева его поджидали чьи-то темные силуэты. Причал к их удивлению не был похоронен под сугробами, хотя толстая кора льда и покрыла все озеро целиком, кое где сразу уходя на прибрежный снег будто бы никакой глади грязной заросшей воды здесь и не было. Лишь один большой пустырь посреди лесов и болот, бережно укрытый снежным одеялом. Только он, спрятанные под сугробами кустарники и камыши, и лишь темный деревянный причал посреди всей этой холодной белизны. Какаши остановился у его края, так и не зайдя на гнилую поверхность. Зимой старые доски приобрели устрашающий и мертвый вид. — Обито… боже мой. Что ты тут забыл? — сквозь тяжелое дыхание позвал друга Хатаке. Саске остановился совсем рядом. — Тебе мозги не отморозило столько на холодном сидеть? Мужчина, сидящий к ним спиной, не ответил. Он дрожал от холода и обнимал свои колени. Его опущенная голова не шелохнулась, даже когда позади раздался шум от их громкого приближения. С расстояния причала он казался худым и потерявшимся подростком. — Обито? — неуверенно позвал Какаши. Саске нахмурился. Осторожно зашел на причал, едва не упав ногой в то самое место, где однажды застрял его опекун и медленно направился вперед. Какаши последовал за ним. — Все… в порядке? — спросил мальчик, нехотя присев на колени рядом с Обито. Было слишком холодно для вот таких вот разговоров по душам, но мужчину, сидящего тут вот уже битый час, это, кажется, не смущало. — Ну и напугал ты нас. — Какаши же остался стоять на ногах, зябко пряча руки в карманы белой куртки. Какое-то время все трое молчали, словно бы ожидая пока заговорит хоть кто-то. Вот только никто не хотел. Саске постарался заглянуть в чужое лицо, но опекун не смотрел на него. Слишком надежно увяз в собственных болезненных воспоминаниях. Был где угодно. Но не здесь. — Ты помнишь это место? — вдруг глухо спросил его Обито. Во мраке его лицо словно бы прятала одна большая тень, но на фоне белой пустыни впереди он хотя бы не растворялся в окружении. — Здесь многое началось. Его голос казался слабым и натужным. Даже, каким-то совсем не принадлежащим ему. В нем не было ни звонких ноток, ни той саркастичной интонации, с которой он обращался только к Мадаре. Ни привычной иностранщины. Ничего от прежнего Обито. Лишь застывшая в зиме скорбь и боль. — Мадара подружился здесь с Хаширамой. А Тобирама с Изуной проводили свои тайные свидания. Ну а мы... с Какаши и Рин приходили сюда летом, чтобы поплавать. Минато… — голос мужчины дрогнул. У Саске сжалось сердце от того, каким безжизненным он казался. — Этот причал - воспоминание для многих. Но все здесь стало таким уродливым теперь. Уже ничего хорошего не вспомнишь. — Обито… — Саске хотел положить ему руку на плечо, но не решился. Над его головой раздался тихий кашель — это Какаши, неловко перемнулся с ноги на ногу, и таки сел сбоку от друга, с грустью заглянув ему в глаза. Обито молча смотрел на снег, переливающийся россыпью звезд из-за редкого света луны, выглянувшей сквозь плотные тучи. Она освещала и его лицо, сейчас больше напоминающую застывшую печальную маску, взятую из драматического театра. По сути, они все здесь были актерами бесконечной трагедии. А порой и комедии. Кажется, у смеси этих двух непохожих друг на друга жанров была своя особая смесь. — Я ненавижу этот город. — произнес он тихо, но яростно. Рука сжалась в кулак. — Боже, знали бы вы как я ненавижу его. Никто ему не ответил. Какаши грустно вздохнул, словно бы догадавшись о чем-то. Опустил голову и негромко спросил: — Это произошло здесь? Молчание. — Ты ходил к Минато, верно? — догадался он. — Он… он тоже? — вздох. Больше не нашлось слов. — Хочешь наказать его? Обито цинично и глухо рассмеялся. — Ничего не выйдет. — ответил он. Саске нахмурился. О чем эти двое говорили? Причем тут Минато? Что-то произошло, пока он ходил к Кагуе? Мальчик все же коснулся чужой холодной руки, и его опекун вздрогнул. — Даже если мы вдвоем попытаемся, не выйдет. Да и смысл? Что это даст? Только нервы Кушине потреплем, а она последняя, кто в этом виноват. — Но… — Не хочу быть странным Учихой, который кричит, что его насиловал бывший учитель. Все просто подумают, что я пытаюсь привлечь внимание. Как Мадара. — прошептал мужчина горько. Насиловал? Саске распахнул рот в шоке. — Что?! О чем они говорят? Неужели о Минато? Нет, нет. Это невозможно. Может мальчик неправильно понял? Пожалуйста, пусть они объяснят. Но взрослые словно бы не слышали его. Какаши прокашлялся: — Ты расскажешь Мадаре? Уверен, он… — Он что? — грубо огрызнулся мужчина, повернув к другу голову. — Снова достанет ружье и расстреляет дом Узумаки? Пришибет кого-нибудь? Нет. Я не собираюсь никому рассказывать. Мадаре тем более. Саске непонимающе покачал головой. Минато… насиловал? О чем они вообще говорят? Это же отец Наруто. Человек, который помог ему еще на пути в Тенсей. Там. В Париже. Добрый учитель, который всегда поддерживал его. Друг детства для Обито, Рин и Какаши. Этого… просто не может быть. — Тогда что ты будешь делать? — спросил его Какаши. Обито облизнул губы. Из-за мороза они потрескались так сильно, что понемногу начинали кровоточить. На языке остался привкус крови. Болезненный и терпкий привкус. — Думаешь, Рин он тоже тронул? — но Какаши покачал головой. Едва ли. Он был слишком близок со своим учителем достаточно долгое время, чтобы заметить подобное. Минато держал с Рин дистанцию до самого ее взросления. Он был учителем для нее. Не более. Для них же Намикадзе стал проклятьем. Обито вдруг посмотрел на Саске и сжал его руку в ответ. — Тогда здесь больше не о чем говорить. Я поеду домой. — Домой? — удивился мальчик. — Но твой дом… — Давно не здесь. — Обито снова посмотрел на замерзшее озеро. Хотел бы он чтобы его рассудок снова была таким. Холодным и подернутым толстым слоем льда. Хотел бы он снова ничего не помнить. Но теперь уже поздно. Обито придется жить со своими воспоминаниями всю жизнь. — Я возвращаюсь в Париж. И… Саске. Надеюсь, что ты поедешь со мной. Саске неверяще покачал головой. Обратно в Париж? С Обито? Но… это кажется чем-то абсурдным и одновременно… ох. Боже. — Ты правда этого хочешь? — грустно спросил его Хатаке. — Там ведь у тебя тоже… не самые приятные воспоминания. — Всяко лучше, чем здесь. Entschuldige*, Какаши. — Все хорошо. Я… понимаю. Конечно. — мужчина вдруг положил руку ему на плечо. — Я подсоблю с деньгами. Сможешь снять себе квартиру на первое время, пока будешь искать работу и… все такое. — Ты можешь пожить у нас. — неуверенно добавил Саске. — В комнате… Итачи. Обито грустно улыбнулся, крепче обняв колени. — Спасибо. — Похоже, он был готов разрыдаться, но из последних сил держал себя в руках. — Правда… Я… спасибо. — Все хорошо. — Саске вдруг обнял его, вцепившись пальцами в чужую куртку. — Я поеду с тобой, если ты хочешь. Он не знал, правда ли готов бросить Тенсей и все его тайны и предостережения и вернуться в Париж, но не мог видеть Обито в таком состоянии. Мальчик не знал, что же именно произошло и как в этом был замешан отец его друга. Он был абсолютно сбит с толку и потерян, все еще не понимал как его жизнь разрушилась в одно мгновение снова, но все равно хотел для опекуна как лучше. Черт возьми. Словно бы Саске вновь встал перед фактом смерти брата. Будто был снова в той самой точке невозврата. Обито вдруг всхлипнул. Затем снова, спрятав лицо в ладонях. Ох, нет. Его плечи затряслись в тихих рыданиях. — Danke* То есть... Grazie tante*. — Обито сжал зубы. Слезы катились по его щекам. Наверное, это хорошо. Слезы — признак признания произошедшего. Саске положил голову ему на плечо и вздохнул, глядя в сторону белой глади. — Maldito infierno.* Я снова забываю французский язык... — Все хорошо… Какаши не знал, что сказать. Не находил ни слов поддержки, ни хоть какого-то утешения, поэтому лишь молча приобнял друга за плечи и вслед за остальными посмотрел на белоснежную пустыню. Их черные силуэты на ее фоне были похожи на застывшие во времени статуи. Вновь начавшийся снегопад медленно усыпал их льдистыми снежинками. Обито провалился в глубокий сон сразу, как Какаши уложил его на диван, приготовив зеленый чай и ему, и замерзшему мальчику, сидевшему на кухне все то время, пока они тихо переговаривались между собой. В основном о переезде, как ни прискорбно, будто бы со стечением лет у Какаши и Обито давно не осталось общих тем для разговора. После учитель литературы вернулся к нему и опустил грязные кружки в мойку, протерев руки о висящее рядом кухонное полотенце. Посмотрел на молчавшего Саске с грустью в глазах и вдруг попытался улыбнуться. — Что ж… Похоже, ты вернешься домой немного раньше запланированного. — сказал он устало. Саске не рассмеялся, вместо этого потупив взгляд еще больше. — Я имею ввиду… жаль. Конечно. Я понимал, что ты ненадолго здесь. Но все равно. Ты был очень хорошим учеником. Ха. Спасибо. Наверное. Мальчик поджал губы. Только бы не начать хныкать прямо здесь. Он ведь давно не ребенок. — Тенсей меня ужасно пугает. Даже сейчас. — признался он. — Но я все равно буду скучать. Какое-то время я думал, что здесь и правда мой дом. — Это ничего. — Какаши положил руку ему на плечо. — Даже если твой дом не здесь — он обязательно есть еще где-то. Просто ты его пока не нашел. Саске хмыкнул. Такая вот философия жизни. — Вы правда просто отпустите Обито? — спросил он негромко. — У меня нет выбора. Я… думаю ему правда будет лучше вдали от места, где… понимаешь. — мужчина печально вздохнул. — Я бы хотел, чтобы он остался, но не могу об этом просить. Быть может когда-нибудь я навещу его. И надеюсь, тогда он все же опустит то, что произошло. Обито бы не помешало разобраться в себе. Быть может и наедине с собой. Да. И наконец на самом деле, а не искусственно забыть ту боль, что мучает его уже столько лет. Но сможет ли он? И что от него тогда останется? А что останется от Саске, если он провернет тоже самое? — Думаю, он поедет уже завтра или послезавтра. Тебе бы не мешало забрать у Мадары свои вещи. — Вскоре молчание между ними стало почти убивающим. Хатаке, почувствовавший себя лишним на кухне, направился к двери, ведущей в зал. Обито все еще спал, укутавшись в одеяло. — Спокойной ночи. — Какаши! Мужчина удивленно обернулся. Саске смутился, но все же заставил себя посмотреть ему прямо в глаза и произнести твердое: — Я позабочусь о нем. Обещаю. Его учитель грустно улыбнулся. — Я не сомневаюсь в этом, Саске, — сказал он напоследок, и исчез во мраке, оставив мальчика одного. А тот вдруг понуро опустил голову, потому что последняя горящая искорка в его душе, наполненной океаном усталости и отчаянья, была потрачена именно здесь. Саске самому нужна была поддержка. Помощь. Хотя бы кто-то, кто дал бы ему спокойно выговориться, но таковых просто не было с ним. Может их не было никогда. Что уж таить. Учиха ничего с этим не сделает. Как всегда проглотит, промолчит о накопившимся и забудет в который раз. Что ж. Нужно было укладываться спать, раз уж скоро они уезжали домой. Он подошел к окну и взглянул на освещенную уличными фонарями улицу. В отличие от черного дома здесь было светло — Старый город был утыкан ими вдоль и поперек. Пожалуй, у него были свои достоинства, но Саске все равно скучал по всеми забытому черному уголку неподалеку от пустырей и болот. Но теперь уже ничего не будет как прежде. Наверное позавчера — было последним днем, когда он считался жильцом Черного дома. Мальчик прикрыл глаза. Снежинки медленно падали на подоконник. Что же ему делать теперь? Будет ли монстр преследовать его во время поездки в Париж, как обещали самые худшие предсказания? Или на этом все и кончится? Но как же Сакура и Наруто? Как же этот неизвестный, что так глубоко зарылся в секреты старого отшельника? Как же мертвые, что встали из могил? А слова Кагуи? Он должен забыть об этом всем только потому, что реальная жизнь с куда более прозаичными травмами снова постучалась в его дверь? Это… Саске испуганно дернулся, когда заметил чей-то силуэт неподалеку от их дома. Нахмурился, ощутив странную злость. Опять? Снова этот чертов красноглазый монстр пришел пугать его? Но Учиха знает, что он сидит в зеркале, какого черта эта тварь снова пытается его мучить?! — Ну все. Подросток решительно направился к входной двери по пустому коридору, — Какаши давно поднялся к себе, — и осторожно вышел на улицу, чтобы не разбудить спящего опекуна. В лицо ударил ночной холод на пару с растаявшими на губах снежинками. Мальчик резко спустился со ступенек и заозирался по сторонам. — Ну и где ты? — сквозь зубы прорычал он. — Такой грозный, но при этом прячешься от меня по углам! Никто не ответил. Тогда мальчик слепил из снега снежок и яростно бросил его в то место, где видел силуэт из окна. — Я не боюсь тебя, понял?! — крикнул он. — Тебе нужно мое тело?! Иди и получи его уже! Ну? Я жду! Как глупо это было. Но ему не было страшно. Только горько, обидно и больно. Саске готов был сорвать злость даже на чудовище, потому что слишком устал. — Давай! Я ни капли не боюсь, понял?! Так устал... Устал и ощущал тягучее осознание того, что так никому и не помог. Что как бы не старался поддержать Обито, убедить Мадару в неправоте - все это пошло прахом за пару мгновений. Саске старался быть всем психологом. Рубашкой для слез. Наконец другом. И что теперь? Где все те, кому он помогал? Нигде. Потому что он так им и не помог. И они ему не помогут. — Давай! — крик сквозь слезы и сорвавшийся голос. А затем странное движение за спиной. Что-то высокое выросло прямо за ним, но едва Саске попытался обернуться — как неизвестный резко схватил его сзади, закрыв рот ладонью. Мертвец! Мальчик испуганно замычал, вцепившись в чужую руку. Ноги беспомощно повисли в воздухе. Нет! Нет, отпусти его! Учиха взвыл. Неизвестный потянул его прочь от двери к углу дома. Неизвестный... Точно! Это он. Помогает Монстру! Хочет, чтобы тот... Черт. Нужно было срочно спасаться. Саске яростно ударил похитителя по колену, и тот охнул, отпустив парня на землю. — Саске! — прошипел кто-то у уха. — Пусти! — мальчишка попытался вырваться, но его схватили за плечо. — Да же уймись ты, малой! Саске изумленно распахнул глаза, наконец узнав голос. Замер, не в силах поверить своим глазам. Мадара. Его за плечи держал Мадара. — Это я, — улыбнулся мужчина, отпустив его руку. — Успокоился наконец? А теперь потише: не хочу, чтобы этот Какаши проснулся и застукал нас. — Ты… нет! — изумление тут же сменилось злостью. Саске грубо отпихнул родственника, скрестив руки на груди. — Ты в своем уме? Я думал... неважно! Что ты тут делаешь посреди ночи? Мадара, одетый в свое черное пальто, лишь мрачно усмехнулся. — Сам как думаешь? Пришел за вами, — сказал он. — Не смотри на меня так. Я был у болвана Хатаке сегодня раза три, а он только и говорил, что вас нет дома. Вот и пришлось приходить тогда, когда вы не шатаетесь по улицам, как идиоты. — Единственный идиот тут ты! — прошипел Саске. — Идиот, который все испортил! Зачем ты вообще пришел? Тебя тут никто не хочет видеть! — Саске… — Мадара удивленно отступил он него, но подростка уже было не остановить. Черт возьми. Он пережил за сегодняшний день столько неприятного дерьма, что уже больше не мог держать это все в себе. Какого черта он просто приходит сюда и ведет себя так, будто бы ничего не случилось? Какого черта пугает, когда нервы и так на пределе?! — Уходи, — рявкнул мальчик. — Я тебя ненавижу, понял? Из-за тебя Обито плохо, и мне… я… из-за тебя мне пришлось бегать от мертвецов, лезть в злачные места… шастать по лесу. И все одному! Ты оставил меня одного! По щекам Саске потекли слезы. Мадара вдруг схватил его за плечи, удивленно вглядываясь в чужое лицо. Сам он выглядел куда как лучше. Опрятно одетым, кажется, даже спокойным внешне. Во всяком случае из глаз пропала та холодная злоба на всех, которая кипела в Мадаре на протяжении пары дней после Рождества. — Боже мой, малой. Что у вас там стряслось? — спросил он тихо. — О каких мертвецах ты говоришь? — А тебе откуда знать?! Ты прогнал нас! — сквозь слезы прошипел мальчик. Голос его дрожал и срывался. — Просто взял и выгнал, будто бы мы никогда не были тебе нужны. — Саске, послушай… Но Мадаре его не остановить. Больше нет. Достаточно уже! — Я думал, что ты хороший! Что тебе не плевать на меня, как моим родителям, но ты такой же! Сперва написал мне это чертово письмо, пообещал, что поможешь, а потом просто сказал, чтобы я убирался на все четыре стороны! Я ведь думал, что твой дом и мой тоже, а ты снова меня обманул! И теперь мне нужно возвращаться в Париж и ехать к глупой бабке... а я ненавижу ее котов! — Письмо? — Мадара перестал его успокаивать, похоже, искренне изумившись сказанному. — Саске, я не писал тебе никаких писем. Наоборот же, я от тебя его получил. С просьбой пожить, пока твои родители в разъездах, помнишь? — Это ложь! Очередная ложь вашего тупого города! Я… я не знаю. — Саске заплакал сильнее, спрятав лицо в ладонях. Напряжение и злость понемногу отступали, оставляя место лишь усталости. — Не знаю. Тут кругом обман. Я не знаю, что правда и кому верить. — Эй, — Мадара вдруг притянул его к себе и крепко обнял, погладив по спине. — Иди сюда. Саске всхлипнул. Уткнулся в чужое плечо, крепко обняв в ответ. Ему чертовски не хватало именно этого. Поддержки. И хотя он все еще злился на дядю — отказаться от нее не мог. — Вот так. А теперь давай по порядку, малыш, — прошептал Мадара, продолжая обнимать его. — Что у тебя случилось? С самого начала. — Ты мне не поверишь, — буркнул мальчик. Какой спокойный... И где было его это спокойствие раньше? Неужели что-то все же встало в голове? Не верится. — Я попробую. — А если нет? Если эта история странная? Про мертвецов и злых призраков, которые на меня охотятся. Ты наверняка решишь, что я сумасшедший, как Итачи... — запричитал Учиха. — Эй. Ты говоришь с самым долбанутым на голову жителем Тенсея, мелкий. Если не я тебе поверю, то кто? — только усмехнулся на эти слова племянника дядя. В его голосе не было скептичности. Неужели... — А если я скажу, что видел ходячего мертвеца? — Тогда я отвечу, что ты очень храбрый мальчик. Саске всхлипнул, подняв на родственника заплаканные глаза. — А если… скажу, что мертвецом можешь быть и ты? Мадара замолчал на мгновение. А затем вдруг улыбнулся, поправив серый шарф. — Тогда я спрошу, какого черта мои боли в спине не оставили меня даже после смерти. И тут мальчишка грустно, но громко рассмеялся, положив голову ему на плечо. Чужая рука небрежно погладила его по волосам. — Давай, Саске. Я ведь знаю, что ты не стал бы загоняться по пустякам, — почти прошептал Мадара вдруг, слегка отстранив от себя мальчишку. — А лучше... знаешь, поскольку Какаши и Обито вряд ли пустят меня на порог — поехали в Черный дом. И там я выслушаю тебя от начала и до конца. Обещаю. Мадара махнул рукой в сторону улицы. Должно быть, там была припаркована его машина. Но... что-то в его словах очень не понравилось Саске. Уехать сейчас? Посреди ночи, никого не предупредив? Это казалось чем-то странным даже для его дяди. — Правда? — с сомнением спросил он охрипшим голосом. По спине пробежали странные мурашки, но мальчик проигнорировал их. Нет. Это не Мадара. Точно не он. Он ведь всегда был рядом. И обещал выслушать. — Правда. — улыбнулся мужчина и поманил племянника рукой. Знакомая Саске машина оказалась на соседней улице. Неужели он и правда следил за ними? Подросток поджал зубы, глядя на то, как Мадара открывает ему дверь пассажира, но ничего не сказал. Он понял, что мог совершить страшную ошибку только тогда, когда оказался внутри, и тело его сковал страх, стоило Мадаре завести двигатель. Автомобиль сдвинулся с места, направившись прочь из Старого города. Из освещенной фонарями улиц навстречу теням и пустырям, пропахшим гнилыми болотами. Руки Саске задрожали. Он взглянул сперва в окно, на резко кончившуюся каменную ограду и простирающие за дорогой снежные холмы, а затем на родственника. Который улыбался. Все еще улыбался, будто бы планировал запечь племянника с овощами к ужину и позвать гостей, но ведь это лишь воображение. — Хорошо, что так получилось, да, Саске? — Мадара нарушил их напряженную тишину, весело посмотрев на мальчишку. — Черный дом нас уже заждался. И, быть может, не только он.