***
В клинике царили безмолвная тишина и безупречная чистота. Всё вокруг было стерильным, светлым, но немного угнетающим. И хотя персонал постарался создать хоть какое-то подобие уютного места, расставив всюду кадки с растениями и развесив картины и плакаты — всё-таки больничный дух насквозь пропитывал атмосферу. От запаха лекарств так сильно чесался нос, а сегодня не было никакой возможности воспрепятствовать этому — Кили нёсся по свежевымытому полу с двумя огромными пакетами, набитыми до отказа. Мимо проходящие медсестрички и доктора с удивлением смотрели на него, явно не понимая, куда и кому этот молодой человек накупил столько. Запыхавшийся, растрёпанный и посмеивающийся, он ввалился в палату Трандуила, и тот недоверчиво, но с любопытством взглянул на него широко распахнутыми глазами, зелёными, как листва цветущей весной. — Ты не представляешь, что мне пришлось вынести, чтобы протащить всё это сюда, — Кили ещё раз содрогнулся в смехе и покачал головой. Поставил пакеты на пол, переводя дыхание, глядя на Трандуила очень внимательным взглядом. — Я подумал, что всё это тебе понадобится. Как ты себя чувствуешь? — Лучше, спасибо, — ответил Трандуил, спокойно и без высокомерия, так свойственного Лесной Фее. Уголок рта Кили дёрнулся, ведь все эти перемены лишь подкармливали его интерес. Новые реакции, непредсказуемые, неожиданные — всё то, что пряталось внутри за декоративной маской, и вот у него есть шанс лицезреть их. Он ни за что его не упустит. — Вижу, тебя уже отключили от всех этих пикающих приборов. Ты что-нибудь вспомнил? — Нет, — в голосе Трандуила засквозила обречённость, так что Кили сразу захотелось коснуться его, пройтись пальцами по его щеке, взять за руку. Он был уже переполнен сочувствием и любовью, хотя не находился здесь ещё и пяти минут, но оба эти чувства иссушали его. — Ничего, всё впереди, — произнёс он, засовывая подальше свои двусмысленные желания. — Главное, что тебя тут лечат. Мне внизу сказали, что клиника подала запрос в полицию, сняв полную дактилограмму. Если вдруг имелись приводы, то твоё имя будет в их базе. Тогда мы смогли бы заняться восстановлением документов. — Даже не знаю, что лучше.., — задумчиво отозвался Трандуил. — Было что-то, за что могли быть приводы? — Э-эм.. не думаю, — немного стушевался Кили, ведь всё-таки занятие проституцией давало такие шансы. — Не бери в голову, ладно?.. Смотри лучше, что я тебе принёс. Он принялся вынимать из пакетов гаджеты, мягкие удобные подушки, журналы, разные гигиенические принадлежности и прочее, то, без чего не обходится ни одно пребывание в больницах. Всё это он наваливал на тумбу и стулья, заполняя все пустующие поверхности. Покупок было действительно очень много, потому что Кили скупил почти весь магазин. Он готов был скупить всё в этом мире, да и сам мир, и кинуть его к ногам Трандуила вместе со своим пылающим сердцем. — Это Фили попросил тебя? Рука со свёрнутым шерстяным пледом зависла в воздухе, и Кили сам замер, потому что вопрос буквально парализовал его. Ему пришлось взять себя в руки, чтобы Трандуил не заметил этой неловкой паузы. Надо быть полным дебилом, чтобы заговорить вчера о бойфренде. Благими намерениями, как говорится. — В компании сейчас проверка серьёзная, и он очень занят. Ему просто вообще не отлучиться. Ну никак, — с чувством ответил он, хотя имя брата вновь нанесло ему неизлечимую рану. Трандуил кивнул понимающе, но Кили всё равно чувствовал себя прескверно. Может, пора было сказать правду, но как? Как объяснить, почему Фили вдруг решил бросить его? А если это повлечёт за собой какие-то последствия, сделает ещё хуже, тем более, как говорили доктора, амнезия произошла вследствие стресса? Шестерёнки в его мозгу лихорадочно крутились. Он пытался найти какое-то решение прямо сейчас, пока не услышал: — Не нужно было всего этого, я хотел выписываться завтра. После того, как придёт ответ из полиции. — Чего? — уставившись на него, Кили нахмурил брови. — У меня нет страховки, и даже за эти дни будут большие долги. Не отрывая от Трандуила взгляда, Кили медленно пристроился на край его кровати. Почему от каждой такой его фразы ему хочется умереть? Почему каждая проблема этого человека так отдаётся внутри него, словно своя собственная? Если бы только он мог его коснуться, просто одно тёплое прикосновение, чтобы дать понять, что есть кто-то, кто возьмёт на себя заботу о нём, что не нужно ни о чём волноваться и тревожиться. Но между ними всегда будет Фили. Трандуил это или Лесная Фея — всё равно его сердце принадлежит только Фили, а значит, Кили остаётся лишь прятать свою глупую любовь глубоко внутри по семью замками. — Не говори чепухи, куда ты поедешь? Тебе нужны обследования, наблюдение. Ничего оплачивать не надо, Торин договорился обо всём. — Кто такой Торин? — настороженно спросил Трандуил, на пару секунд посмотрев ему в глаза. — Наш с Фили дядя. — Он очень добр. Пожалуйста, передай ему, что я благодарен за то, что он делает. Кили ненадолго завис от интонации, с которой это было сказано. Лесная Фея никогда так не разговаривала. Слишком тёплый тон, слишком тёплый взгляд. Может, всё дело в мутно-зелёном оттенке глаз, который пусть немного тусклее голубых линз, но Кили нравился гораздо больше. И зачем было прятать себя за такой холодной оболочкой, когда внутри столько прекрасного? — Да, он может быть великодушным, когда хочет, — усмехнулся по-доброму. — Я передам.. о, чёрт, — он соскочил со своего места, бросая взгляд на наручные часы, — надо ехать, обед заканчивается, а мне продолжать развлекать инспектора. Сейчас разложу тут всё и поеду. Палата стала заполняться разными уютными вещами. Кили обложил Трандуила подушками, заполнил внутренности тумбы журналами и гаджетами, разложил в уборной щётку, пасту, пушистые полотенца и прочее, быстро перемещаясь по комнате. Всё это время Трандуил следил за ним изучающим и немного настороженным взглядом, хотя явно скрывал это, потому что каждый раз отворачивался, когда Кили поднимал на него глаза. В этой больничной палате, с перебинтованной головой и под белым покрывалом он выглядел таким хрупким, несмотря на высокий рост и длинные ноги. Кили не хотелось покидать его и уезжать отсюда. Он ненавидел больницы, но мог бы остаться здесь хоть на целую вечность, лишь бы с ним. — Ты приедешь ещё? — словно прочитав его мысли, осторожно спросил Трандуил, как только Кили закончил и остановился, деловито оглядывая палату пристальным взглядом. Тот посмотрел на него задумчиво и никак не мог понять перспективу этого вопроса — может, он Трандуилу в тягость? Может, тот вовсе не хочет, чтобы он к нему приезжал? — А нужно? — ответил вопросом на вопрос, и сердце его вздрогнуло из-за опасений. Если вдруг ему сейчас ответят «нет», то что ему делать? Исполнить просьбу и не появляться больше? Или же, невзирая на нежелание, продолжать навещать? Он весь напрягся в ожидании, и больше не мог смотреть ему в глаза. — Если тебе не трудно. Кроме тебя тут никого не бывает. Кили сглотнул. Блядь. Это вроде положительный ответ, но всё равно было больно. Не за себя, за него. Конечно, ему здесь одиноко. Не с кем даже поговорить в этой пустой палате. А ведь наверняка у него столько вопросов, на которые хотелось бы знать ответы, столько страхов и опасений, которые хотелось бы обсудить. Даже если Трандуил ответил бы «нет», он, конечно же, всё равно пришёл бы. Потому что.. кто, если не он. — Я приеду после работы, вечером, — кивнул Кили и улыбнулся так, что переборщил с нежностью, хотя он всегда с ней перебарщивает, когда дело касается Трандуила. — Надеюсь, меня не попросят задержаться. До вечера. — Спасибо за всё, — тихий, искренний, немного робкий шёпот, который пронзил сердце Кили, заставив его участить ритм раза в два. — Не за что, — мягко улыбнулся и вышел из палаты.***
Кили опоздал. Он приехал с обеда почти на полчаса позже, и поэтому радостный Бофур сообщил ему, что Торин сам повёз инспектора на другой участок. — Чё-оорт, — Кили плюхнулся на чьё-то пустующее место, покрутившись на стуле. — Теперь он точно меня убьёт. В офисе царила небывалая суета с самого утра, как приехал этот самый инспектор. Многие носились с бумагами, приводили документы в надлежащий вид, ибо проблем для компании не хотелось никому. Сотрудники носились туда-сюда или же, наоборот, ни секунды не отвлекаясь от монитора, стучали по клавишам клавиатуры. И среди этого хаоса задумчивый, напряжённый Кили, весь в своих мыслях и чувствах. — А где ты так долго был? — полюбопытствовал Бофур, постукивая ручкой по бедру. Он, как и все в этот день, был задёрган и встревожен инспекцией. На него тоже обрушилось немалое количество поручений, от которых теперь болели глаза, ведь Бофур совсем не привык переусердствовать в обычное время. Так что был чрезвычайно рад отвлечься на что-то, лишь бы не снова за компьютер. — Дела были, — Кили бросил недовольный взгляд на своего брата, зарывшегося почти по макушку в бумаги, — а кроме меня их некому выполнить. Фили поднял на него глаза на мгновение, и тут же вновь опустил голову. — Эй, — ткнув локтем Кили в бок, Бофур понизил голос до полушёпота, — вы с Фили повздорили? За сегодняшний день и словом не перекинулись. Ну, говори. — С чего бы? — буркнул молодой человек. — Всё, мне надо позвонить Торину. Он демонстративно достал из кармана мобильник, давая понять, что разговор окончен, так что Бофуру осталось только пожать плечами. Но этот не был из тех, кто отчаивается — просто с самым дружелюбным выражением лица отправился к Фили, чтобы попытать его на предмет ссоры с братом. К удивлению Кили, Торин не орал, а спокойно объяснил, куда и зачем подъехать. Это было несколько странно, хотя, возможно, рядом находился инспектор, и только потому дядя был так терпелив. И вновь половина рабочего дня в объяснениях и компании Бильбо Бэггинса. На этот раз Торин уже не покидал их, а напрямую участвовал во всех обсуждениях. С ним было куда проще сосредоточиться на задачах, легче концентрироваться на нужных словах. Он поддерживал и направлял, иногда совсем негласно, но благодаря его взгляду становилось понятно, на правильном ли Кили пути или следовало пойти в обход. Инспектор слушал, едва ли не раскрыв рот, так что даже забывал фиксировать в своём блокноте. Они сделали всё, что могли, и это должно было раз и навсегда уверить природоохранную организацию и общественность в том, что вины их компании в загрязнении окружающей среды нет. Когда за окном стемнело, а по небу разлились лиловые чернила сумерек, Кили и Торину ещё пришлось подписывать различные бумаги инспектора, хотя рабочий день подошёл к концу. И вот с того времени Кили занервничал. Он поглядывал на часы каждую минуту, посматривал в окно, стучал носками ботинок по полу и кусал губы. — Торопитесь? — спросил его Бильбо Бэггинс, внимательно взглянув в глаза. — Тороплюсь, — признался Кили, откладывая ручку в сторону. — Меня ждут. — Свидание? — А?.. Не, друг в больнице, — он потёр пальцами усталые веки. Инспектор понимающе кивнул. — Вы можете ехать, не смею больше вас задерживать. Кили так и подскочил с места с горящими глазами, готовый мчаться сию же секунду. — Гигантское спасибо! — прокричал он с излишним пылом, загасив в себе желание заключить инспектора в объятия, рванул с вешалки куртку и заторопился на выход. Вокруг уже царил полумрак — почти все сотрудники разошлись по домам, лишь в нескольких кабинетах горел свет, вычерчивая по тёмному полу бледно-жёлтые прямоугольники. Кили бежал по ним, гулко топая подошвами ботинок. Он был бы счастлив, если бы у него за спиной вдруг выросли крылья, которые помогли бы домчать его скорее. Но ему казалось, что ничего, кроме вил, он не заслуживает. — Куда спешишь? — задал вопрос ему вдогонку Фили, когда, он, на бегу надевая куртку, уже летел к лифтам. Но брат снова был послан в игнор. Хотя бы потому, что Кили действительно ужасно торопился. Он ворвался в городской вечер на своём авто и гнал быстро, проскакивая на мигающий жёлтый. Если бы только пробки не тормозили его, он мог бы добраться значительно раньше, но столпотворение других автомобилей на некоторых участках дорог не давало этого сделать. От нетерпения Кили сильно психовал, барабаня по рулю пальцами, и музыка, льющаяся из колонок, что-то в стиле техно, была под стать ему нервному состоянию, которое, впрочем, резко изменилось, едва он заехал на территорию парковки клиники. В приёмном покое его, конечно же, узнали. Одна из медсестёр пошутила на тему больших пакетов, что он притащил в обеденное время, но слишком задерживать не стала, заметив его нетерпеливый вид. Кили поднялся бегом, перепрыгивая через две ступеньки. Похоже, у него уже вошло в привычку передвигаться здесь так быстро вопреки всем правилам. Его ждали, и эта мысль подгоняла. На этаже уже господствовала полутьма — горели лишь бра на стенах. Заглянув в окно, разделяющее палату с коридором, Кили увидел, что и в палате тоже было сумрачно, а мягкий, тусклый свет изливал единственный светильник над кроватью. Трандуил спал. От сгиба руки, перехваченного бинтом, тянулась прозрачная трубка — ставили капельницу. Это придавало ему ещё более уязвимый вид, от которого болезненно сжималось сердце. Осторожно пробравшись в палату, Кили приблизился и сел рядом на стул, вглядываясь в лицо спящего. Оно было таким красивым. Безо всех этих линз, накладных ресниц и всего, что делало его искусственным. И сидеть здесь, рядом, любоваться им, не прячась, не опасаясь быть замеченным, охранять его сон было до невозможного приятно. Почти интимно. Потому что полумрак, блёклый свет, заставляющий длинные ресницы отбрасывать художественные тени на мраморную кожу, мягкие нежные губы, чуть приоткрытые сейчас. Было хорошо и спокойно. Умиротворённо. И Кили желал продлить этот момент как можно дольше. Он просто смотрел, забывая дышать. В одно из мгновений веки Трандуила дрогнули, и пальцы, покоившиеся на одеяле, крепко сжали его, сминая. Всё тело дёрнулось, так что Кили, слегка растерявшись, сделал первое, что пришло ему в голову — накрыл своей рукой тыльную сторону ладони, осторожно и ласково проводя пальцами по коже. Он и не думал, что это подействует, но Трандуил, словно мгновенно успокоившись, глубоко вздохнул, расслабился и продолжил спать. Кили больше не хотелось убирать руку, и он так и замер, впитывая в себя вновь зародившееся спокойствие. — Ему будет хорошо с тобой, — раздался шёпот над головой так неожиданно, что тот вздрогнул и тут же обернулся. Сзади стоял Фили; его светлые глаза хранили влажный блеск, а лицо было уставшим и печальным. — Что ты тут делаешь? — едко и чуть громче нужного спросил Кили, на всякий случай убрав свою руку с руки Трандуила. — Я скучаю по Лесной Фее, — произнёс его старший брат через пару секунд, задумчиво глядя на знакомое, но словно бы чужое лицо спящего. — Она сияла слишком ярко, чтобы быть настоящей. Кили снова обернулся с сердитым выражением и на этот раз пружинисто поднялся. — Ты спутал образ для работы с реальным человеком, — резко и снова излишне громко высказал он, не справившись с эмоциями. — Вся та мишура отвлекала тебя, но под ней столько всего скрыто! Столько всего, Фили! От этого шума Трандуил пробудился. Медленно открыл глаза, удивлённо глядя на обоих братьев, и, казалось, почти не дышал. Он выглядел каким-то потерянным и слегка боязливым, будто ему было неловко здесь находиться. Словно он мог своим присутствием кому-то помешать. — Привет, — первым среагировал Кили, нежно улыбнувшись, хотя за секунду до этого на его лице можно было увидеть лишь возмущение и ничего больше. — Привет, — произнёс Трандуил, и перевёл взгляд на старшего брата, прочно зафиксировав его на нём. — А это.. это Фили, — представил его Кили тревожным голосом. Он не знал, к чему приведёт эта встреча, не знал, что Фили собирается делать и говорить, и ему всё это не нравилось. Как не нравилось то, насколько внимательно Трандуил смотрел на брата — с такой мягкостью, может даже теплотой. Зелёные глаза изучали его, скользили по его лицу. Воспоминания ли были причиной, но Кили показалось, что тот чересчур долго смотрит, и поэтому осторожно спросил: — Ты помнишь его? Трандуил отрицательно покачал головой, но взгляда так и не отрывал. — Поразительно, но.., — Фили в ответ глядел на бывшую Лесную Фею с печалью в глазах, — это словно другой человек. Прости меня, солнышко, — последнее слово прозвучало с особой горечью, которая всё же просочилась в его голос, сделав чуть более глухим, чем обычно, — но мы не сможем быть вместе. Я не должен был сейчас, но потом было бы только хуже. Очевидно, что Трандуила это ввергло едва ли не в шок. Любопытство в глазах сменилось замешательством, которое плавно перерождалось в печаль. Он молчал, но его реакция была гораздо красноречивее любых слов, и Кили показалось, будто его собственное сердце швырнули под миксер. Глазами, полными сочувствия и боли, он наблюдал за ним, и ему хотелось избавить его всех этих переживаний, сгрести в охапку и спрятать от всего, что могло бы снова ранить. — Почему? — наконец, прошептал Трандуил, словно с трудом размыкая пересохшие губы. — Потому что ты.., — Фили осёкся. Он не знал, как объяснить мягче, так, чтобы не обидеть и не заставить страдать. Ему не хотелось причинять боль, и оттого топило чувство дискомфорта, а подходящие слова никак не находились. — Скажи ему правду, Фили, — потребовал Кили, скрестив на груди руки и помрачнев. — О том, что ты любил его за внешность. — Я любил Лесную Фею, — согласился старший брат, виновато опуская голову, чувствуя себя отвратительно, но понимая, что сейчас ничего не может быть лучше правды. — У тебя. у тебя были длинные, светлые волосы, глаза голубые. И вот теперь я узнал, что всё это ненастоящее. Моей Лесной Феи нет.., — его голос дрогнул, так словно, он стоял над гробом любимого человека и прощался. — Ещё раз извини меня, но. ничего у нас не выйдет. Неизвестно, к чему бы привели эти слова, но внезапно дверь приоткрылась, и в палату заглянула медсестра. — Прошу прощения, — улыбнулась она непринуждённо и приветливо, — мне нужно убрать капельницу. Девушка сверкнула улыбкой снова, заходя внутрь палаты. У неё были длинные, светлые волосы, стянутые в хвост под медицинской шапочкой и красивые, раскосые, голубые глаза. И пока она вынимала иглу из руки пациента, пока скручивала трубки, Трандуил наблюдал за Фили, не спускающим с неё глаз. — Всё в порядке? — поинтересовалась она у пациента, заметив печальный взгляд. Тот неуверенно кивнул ей. И тогда она, кокетливо посмотрев на Фили, укатила капельницу за дверь. — Я, наверное, мог бы вернуть ту внешность, — тихо произнёс Трандуил, с беспокойством блуждая взглядом по противоположной стене. — Только мне потребуется помощь, я не помню, как выглядел раньше. Пусть это прозвучало едва слышно, но было настолько значимым, с тем громадным смыслом, в который вложено столько чувств. Скорее всего, ему хотелось удержать Фили возле себя. Фили ему понравился, он не мог не понравиться, и Кили был на тысячу процентов уверен, что это так. Он злился на брата за то, что тот до сих пор игнорировал просьбу Трандуила прийти к нему, и вот теперь, когда он здесь, эта идея уже не казалась ему такой уж хорошей. Это принесло Трандуилу боль, а его боль он чувствовал слишком остро, будто она была его собственной. — Нет, зачем такие жертвы, — покачал головой Фили, окончательно всё для себя решивший. — Я не тот, кто нужен тебе, — и бросив беглый взгляд на Кили, вновь посмотрел на Трандуила скорбно, так, будто прощался навсегда. — Выздоравливай, солнышко. Всё у тебя будет хорошо. Тяжело выдохнув, он направился было к выходу, но задержался на пару секунд, чтобы сказать последнее: — Если вдруг тебе что-то понадобится, я всегда помогу. Трандуил на него по-прежнему не смотрел, направив взгляд на невидимую точку на стене. Дверь за Фили захлопнулась, и он слегка вздрогнул, так похожий на оленёнка сейчас, что бродит один в лесной глуши в темноте, со своими длинными ногами и выразительными глазами с подрагивающими бесконечными ресницами. Красивый и хрупкий одновременно. — Мне жаль, — прошептал Кили, чувствуя вину за собой и опасаясь за Трандуила, потому что вся его боль была написана на лице. — Пожалуйста, оставь меня одного, — почти выдохом прозвучала просьба. Он сомневался. Не знал, правильно ли поступит, если уйдёт, бросив его здесь, в этой больничной темноте и пустоте, когда одиночество чувствуется особенно остро. Но, быть может, ему действительно надо поразмыслить о многом. Обдумать, как жить дальше. Решить для себя что-то. — Хорошо, — сунув руки в карманы брюк, Кили бросил на него последний взгляд и вышел из палаты, осторожно прикрывая за собою дверь.***
Утро у Смауга не задалось. В ту злополучную минуту, когда он стоял в стойке с широко расставленными ногами, и ему так хотелось забросить мяч в лунку, голос секретарши сообщил, что явился инспектор. Долбанный инспектор, чтоб ему провалиться и подохнуть в муках! Клюшка чуть не сломалась пополам — так яростно он ею взмахнул. — Пригласите его, — сделав интонацию как можно вежливее, произнёс Смауг в динамик, в сердцах отбрасывая клюшку подальше. Та, ударившись о шкаф, свалилась на пол. Через мгновение секретарша открыла массивные двери, и в кабинет вошёл мужчина средних лет, маленький и нелепый, от вида которого Смауг едва не рассмеялся. Носит же земля таких! Но всё-таки инспектор — надо было держать лицо, пусть и небрежно-снисходительное. — Принесите нам кофе, — повелел он секретарше, жестом приглашая мужчину присесть за его стол. Прошёл сам к директорскому креслу и с удовольствием уселся в него, деловито откладывая стопку папок в сторону. — Чем могу быть полезен? — Меня зовут Бильбо Бэггинс, я пришёл к вам с проверкой, о которой вы, должно быть, в курсе, — начал мужчина, присаживаясь и сжимая в руках небольшой кейс. — А то как же, — сложив ладони домиком, Смауг нахально улыбнулся. Ему не хотелось никаких проверок. Ему хотелось трахаться. Не с этим инспектором, конечно, Боже упаси. Лесная Фея с её умелым ртом и минетными губами сейчас бы подошла. — Мне понадобятся все ваши учредительные документы, отчёты о предыдущих проверках и. .. и её умеющие доставить неземное наслаждение руки.. —.., а также доступ к промышленным участкам. Вы подпишете соглашение? — А?.. — Смауг сморгнул. — А-аа.. да, конечно, но вот беда, сам не смогу составить вам компанию, этим займётся мой зам. Знаете, мне так жаль, что вы приехали именно сегодня, потому что мне жизненно необходимо отлучиться. Это невозможно перенести. Вы не огорчитесь? — Нет, что вы, я не требовал обязательного вашего присутствия. Разве что в конце рабочего дня мне понадобятся ваши подписи, — невозмутимо ответил инспектор. — Я вернусь к этому времени, — вновь снисходительная улыбка, потому что инспектор этот, по его мнению, походил на идиота. Он нажал на кнопку, попросив соединить его с одним из своих замов, и проговорил, когда на том конце ответили: — Зайди ко мне для дела чрезвычайной важности. В это время секретарша внесла чашечки с кофе на разносе, отчаянно цокая каблуками, прошла к столу и поставила их на столешницу, искусно прогнувшись в пояснице. — Отопьёте этот чудесный напиток с моим замом, — преувеличенно-любезно произнёс Смауг, даже не взглянув на секретаршу, которая выпрямлялась с разочарованным вздохом. — Дела отлагательств не терпят, — подмигнул инспектору, имя которого уже позабыл, сорвал с вешалки своё пальто и, радостно помахав рукой на прощание, удалился. Водитель парой ёмких словечек отправился куда подальше, нервно буркая в ответ, что теперь-то уж точно уволится, потому что такого грубияна в качестве начальника у него ещё не было за долгие годы работы. Смауг сам сел за руль служебного чёрного Мерседеса и погнал его по тихим утренним улицам города. Конечно же, город давно не спал. Шуршал шинами автомобилей по асфальту, гнал вперёд пешую молодёжь порывами ветра, мигал глазками светофора, громыхал забиваемыми сваями. Сунув в рот ментоловый леденец, Смауг принялся обгонять плетущихся дедов на крохотных смартах, хипстеров на электродвигателях, а также ушлых девиц, возомнивших себя властелинами мира. Женщины созданы для услады мужчин, и как бы обе стороны это ни отрицали, все об этом знают. Властелинами мира им не быть. Мозги этих сук заточены лишь для того, чтобы подсчитать количество порошка для закладки в стиральную машину. А у мирового руля всегда будут мужчины. Но не все, конечно, далеко-оо не все, а только такие, как Смауг. Обойдя победителем очередного старого червя, он выудил из кармана мобильник и нажал на дозвон. Длинные, спокойные гудки никуда не спешили, и поэтому, когда прервались грубым голосом, Смауг довольно улыбнулся. Он-то спешил. — Азог, звони Лесной Фее, хочу её. Ты сам в клубе? — Я — да, а Фея по последней информации в клинике. Всё-таки вывел её из строя, говорил же тебе, она одна за четверых выручку приносит. Смауг зло сжал зубы, чертыхнувшись. Он не хотел так, но эта дура сама напросилась. — В какой клинике? — Какой-то на востоке при... — Радагаста? — нетерпеливо перебил Азога тот, хлопнув ладонью по кнопке сигнала и выбрасывая в воздух оглушающие звуки. Он покажет курицам, как нужно вести себя на дороге, когда его авто едет рядом. — Не знаю я, мне похер. — Хм, — улыбка, довольная и гадкая, пересекла лицо Смауга, — а Фея-то оказалась хитра. Она специально это сделала, это часть её плана, понятно? — Не-ееа. — Тупоголовый, — ругнулся тот, не сдержавшись. Его окружают одни кретины, как ему ещё реагировать на всё это. — Вызови мне любую шлюху, только побыстрее. Хочу ещё навестить Фею. Азог повесил трубку.***
Кили быстрым шагом преодолевал коридоры клиники, и его шаги глухо отдавались в пустых коридорах, а начищенные ботинки сверкали под флюоресцентными лампами. Он сорвался бы на бег, если б мог, но держал в руках букет цветов и не хотел, чтобы хрупкие лепестки облетели во время его марафона. В нём не было и грамма уверенности, что Трандуил вообще захочет его видеть, однако в груди по-прежнему искрило светлое, волнительное чувство, зовущееся надеждой, и он не мог не приехать сейчас. А кроме того, ему необходимо было знать, как он себя чувствует. И желательно от него самого. Какой-то мужчина, явно на взводе, пронёсся мимо него, так сильно задев плечом, что Кили оступился от неожиданности. Он взглянул мужчине вслед и пожал плечами. Наверное, что-то случилось, раз тот даже не извинился. Повернув за угол, он вызвал лифт и поехал на третий этаж. Сразу возле лифта на третьем этаже стояли две медсестрички и что-то бурно обсуждали, отчаянно жестикулируя, словно две итальянки. Они так были увлечены беседой, что не заметили Кили, выходящего из лифта и проходящего мимо них, пока он первый не поздоровался с ними. И тогда, одна из них, подняла на него свои тёмные глаза и округлив их, окликнула его: — Господин Кили! Господин Кили, постойте! — Да? — развернулся тот, с недоумением глядя на них обеих. — Вы к господину Трандуилу, ведь так? — снова затараторила темноглазая медсестра. У него что-то затрещало внутри, и окатило холодом все внутренние органы от смутного предчувствия. — Так. Что-то случилось? — он невольно нахмурился. — Только что у него был мужчина, высокий, темноволосый. — Со шрамами? — перебил её Кили. — Страшный такой. — Не красавец вообще-то, но не страшный и без шрамов, — вмешалась вторая. — И что? — Господин Кили, слышали бы вы, как он орал в палате. Даже когда я прибежала на шум и пригрозила охраной, он не ушёл, а продолжил кричать. Он требовал, чтобы господин Трандуил привёл себя в порядок, чтобы не смел показываться на людях в таком виде, оскорблял его всякими словами и заявил, что сейчас на него не взглянул бы и маньяк после трёх лет воздержания, а потом стал кричать на меня, чтобы я принесла выписку. Бедный господин Трандуил был белее полотна, на него так было больно смотреть и. Кили не дослушал. Он достаточно услышал, чтобы почувствовать себя так, словно его истыкали ножами. Заиндевевшие органы затопил внезапный жар, в каждой клетке воспламенился огонь, готовый превратить всё в пепел. Сорвавшись с места, он побежал к Трандуилу, уже совсем не заботясь о цветах в своей руке, и ворвался в палату, нечаянно хлопнув дверью о стену. Там, в комнате, залитой лучами солнца, Трандуил лежал, отвернувшись к окну и укрывшись почти с головой одеялом. Вздрогнул от резкого звука, но даже не повернулся, чтобы узнать, кто же это пришёл. — Привет, это я, — поспешил возвестить о своём прибытии Кили, с беспокойством оглядывая кокон из одеяла. Его сердце колотилось о грудную клетку так, что готово было пробить её к чертям собачьим. К его облегчению, кокон тут же развернулся, но Трандуил посмотрел на него грустным взглядом, наполненным нерешительностью и даже робостью, и сам он выглядел таким сломленным, будто готов вот-вот сорваться на слёзы. — Я думал, ты не вернёшься, — прошептал едва слышно. — Что это тебя натолкнуло на такую мысль? — с деланной беспечностью произнёс Кили. — Я принёс тебе цветы, — и взмахнул букетом. — Спасибо, я, наверное, не заслуживаю всего этого, — совершенно безэмоционально ответил ему Трандуил, устраиваясь на спине среди подушек и глядя на стену, будто смущался посмотреть в глаза. — Скажи, ты знал о том, что я занимаюсь проституцией? Букет чуть не выпал из рук. Кили тронул лоб свободной рукой, потёр его, смущаясь такого прямого и откровенного вопроса, но одновременно им овладели страх и гнев. Он злился на себя и испытывал жгучее чувство вины. Это из-за него люди из клуба приходили сюда. Это из-за него Трандуил узнал о своей работе, хотя это совершенно лишняя и ненужная сейчас информация, которая нанесла такой удар, что тот теперь еле дышит от боли, бледный, словно обескровленный, страдающий и стыдящийся сам себя. Он обязан исправить всё это. Обязан объяснить. — Прости меня, это я сказал в клубе о том, где ты сейчас. Хотел узнать о твоей семье, и пришлось выдать адрес. Но ты не должен больше волноваться об этом, слышишь?! — он прошёл быстрым шагом, положил цветы на тумбу и сел на стул, с шарканьем подвигая его к кровати, чтобы быть ближе, как можно ближе к нему. — Если ты не захочешь, то больше не вернёшься туда. Никогда-никогда, а значит, нет и смысла переживать. — А Фили знал? — Да, он знал. Вы там и познакомились. Это для него ничего не значило, и он никогда тебя этим не попрекал. Он очень любил тебя. С болезненным стоном Трандуил закрыл лицо руками, словно борясь с новой вспышкой смущения или стыда. — Теперь я не хочу, чтобы ко мне вернулась память, — произнёс он убитым голосом сквозь пальцы. — Я хочу навсегда остаться в этом тумане, потому что моя жизнь была, видимо, слишком позорной. — Пусть будет так, как тебе лучше, Трандуил, — проникновенно промолвил Кили, протягивая руку и касаясь тыльной стороны его ладони. — Раньше ты не стыдился своей работы, и сейчас, когда ты ничего не помнишь, не стоит. Вдруг была какая-то веская причина. Ты не говорил. Да все мы занимаемся проституцией в той или иной степени, я вот вчера весь день нализывал инспектору природоохранной организации, хотя мне хотелось быть в другом месте. А после этого закинул в рот жвачку и поехал дальше. Отняв руки от лица, Трандуил взглянул на него с небольшой толикой удивления, и на его лице появилась слабая улыбка, которая тут же погасла. Он всё ещё был скован, но черты лица совсем немного смягчились. — Ты не должен думать о плохом, я позабочусь обо всём, — продолжил Кили, уже даже не пытаясь замаскировать ласку в голосе. — Распоряжусь, чтобы к тебе никого постороннего не пускали, поговорю с Торином, если нужно. — С Торином? — встревоженно переспросил Трандуил. — Да, это наш с Фили дядя. Помнишь, я говорил тебе? Тревога смешалась с задумчивостью, словно имя Торина вызвало какие-то отголоски воспоминаний или звучало знакомо, но Трандуил никак это не объяснил и ничего не сказал про это, тут же сменив тему: — Почему ты так хочешь помочь мне? Ты ничего мне не должен, тем более теперь, когда твой брат и я., — он резко замолчал, опустив взгляд на руки. Его ресницы затрепетали, и в сердце Кили кольнуло. — Возомнил себя Кларком Кентом, — с грустной усмешкой ответил он, чем завоевал тёплый взгляд. — Я же говорил тебе, что мы с тобой. друзья, так что. , — он протянул руку и почти невесомо прошёлся пальцами по его щеке. Трандуил не отпрянул, прикрыв глаза от контакта, а по телу Кили растеклась тёплая волна какой-то сладкой неги. — Всё образуется. Швы вон снимают завтра. — На завтра также назначен консилиум, и меня это почему-то пугает, — зелёные глаза распахнулись, большой палец коснулся пальцев Кили, мягко-мягко, и тот не знал, хочет ли Трандуил убрать его руку от своего лица или же. Да, пальцы скользнули ниже, коснулись тыльной стороны ладони и переплелись с его пальцами. Они смотрели друг другу в глаза, но внезапно Трандуил вздрогнул, его рука упала на покрывало. Он моргнул и отвернулся. Прямо как тогда, когда Кили поцеловал его в салоне своей машины. Скрывая свой разочарованный вздох, Кили прошептал: — Сегодня вечером я не приеду, у меня будут дела, но я навещу тебя завтра в обед. Хорошо? Медленный кивок в ответ, и Кили поднялся, чтобы поставить в воду букет, что до сих пор ждал своей участи на тумбе.***
Кили кусал губы, поигрывал столовыми приборами, ковырял еду в тарелке, к которой почти так и не притронулся. Хотя на ужин было его любимое рагу, но кусок не лез в горло, да и вовсе не из-за него он решил променять общество Трандуила на типичный ужин в семейном кругу. Аппетитные блюда, горящие свечи в канделябрах, редкое звяканье посуды и тишина, разлившаяся в столовой. Все трое ели молча — он, Фили и Торин. И, похоже, никто не замечал, как Кили нервничает. — М.. Торин, — вилка стукнула о тарелку, нечаянно, не специально, и дядя поднял голову. — Я хотел поговорить с тобой об одной важной вещи. Торин смотрел на него весьма неопределённо, и Кили на секунду показалось, что тот хочет ответить что-то едкое, но вразрез ожиданиям его голос зазвучал тепло и доброжелательно: — Знаю, о чём речь пойдёт. Младший племянник опешил от этих слов, вскинув брови. — Действительно? — Да, — Торин отложил вилку и слегка откинулся на стуле, прижимаясь лопатками к его спинке. — О премии, я угадал? Я считаю, что после того, что ты сделал во время инспекции, твой вопрос даже неуместен. Ты получишь хорошую премию и сможешь купить тот автомобиль, о котором столько болтал. Астон Мартин, кажется? Фили, тебя тоже это касается. Ты тоже получишь премию, пусть и не такую большую, но, признай, Кили превзошёл сам себя в этот раз. Я очень горжусь им. — Да, Кили заслуживает самого лучшего, — согласился старший брат и мягко улыбнулся, переведя взгляд на младшего. Но, вопреки приятным словам, ответная улыбка на лице Кили получилась довольно кислой. — Ага, спасибо, — кивнул он, проводя подушечкой указательного пальца по столешнице. — Но я хотел поговорить о другом. Благожелательное выражение на лице дяди тут же погасло, и тот заметно помрачнел, внутренним чутьём понимая, о чём пойдёт речь. — Угу, — буркнул, выпрямляясь и утыкая взгляд в тарелку. — Знаю я, о чём «другом». Этот «другой» у меня уже в печёнках. Сначала за ним один бегал, как заколдованный, а когда прекратил, начал второй. Что опять не так у этого «другого»? Нервно проведя пальцами по переносице, Кили прочистил горло, прежде чем ответить: — Раз уж я был так хорош во время инспекции, Торин, может, вместо премии ты дашь мне разрешение? — Какое ещё разрешение?! — салфетка с колен полетела на стол, брошенная с раздражением и злостью. Это, несомненно, было плохим признаком, но Кили постарался не обращать внимание на такую реакцию. Конечно, он ожидал, что Торин будет злиться и взбесится от его просьбы, но никакого другого выхода не видел. Нужно просто пытаться донести. Он облизал губы, опасаясь даже посмотреть на дядю, ведь наверняка у него сейчас такой взгляд. — Разреши привезти Трандуила сюда. — Что-оо?! — Торин резко поднялся, и стул позади него с жалобным скрежетом отъехал назад. — Погоди, не начинай кричать. Пожалуйста, выслушай! — выставив вперёд ладони в утихомиривающем жесте, попросил его Кили. — Только выслушай, ладно? Поджав губы, дядя колебался. Он не знал, чего ожидать от этого разговора, но точно знал, что какие бы доводы его племянник не приводил, они всё равно не смогут убедить его дать положительный ответ. Никогда такому не бывать! Мерзкая потаскушка всё продумала, чтобы захомутать приличного парня из хорошей семьи, но просчиталась. Торин — не глупый юнец, с которым пройдут такие фокусы. — Ты хоть понимаешь, ЧТО собираешься сделать?! — гаркнул он, не заботясь о том, что прислуга сбежалась, в панике застыв в проёме. — Привести домой проститутку! ПРОСТИТУТКУ! Я мало сделал, устроив это существо в лучшую клинику?! Так теперь должен ещё отвести комнату в фамильном доме?! Что дальше?! Взять на содержание или сносить здесь клиентов?! — Пожалуйста, Торин,.. сядь, — Кили взглянул на Фили, но тот сидел с задумчивым выражением, возя вилкой по тарелке. — Прошу тебя. Придвинув стул, тот всё же внял просьбам и сел обратно, но всем своим видом показывал, как ему неприятен разговор. Его трясло от бешенства. Он наивно думал, что раз Фили отрёкся от своей затеи, то можно будет хоть немного расслабиться и не думать обо всём этом, но настала очередь младшего племянника играть на его нервах. — Эта дрянь устроила великолепный цирк, когда поняла, что не удастся обвести меня вокруг пальца! — сквозь зубы процедил он. — Он потерял память. — Всё, что он потерял — это совесть, — перебил его дядя. — У него нет при себе никаких документов, он не знает, где его дом. Его нет в полицейской базе. Торин, это страшно. Представь, не помнить, кто ты, и не знать, куда тебе пойти. — Он лежит в лучшей клинике, что ещё?! — снова грубо оборвал его тот. — М..ну.., — глубокий вздох, и Кили всё-таки решил озвучить произошедшее. — Люди из клуба приходили к нему, требуя чтобы он выписался. Медленно подняв глаза, младший племянник взглянул на Торина, угрюмо изучающего содержание своей тарелки. Раздражённое выражение лица никуда не исчезло, но переплелось с задумчивостью и тревогой. Сказанная фраза дяде точно не понравилась, да и к тому же заставила встревожиться. — Я думал сначала снять квартиру, чтобы перевезти его туда, — продолжил Кили. — Это было бы разумнее и не доставило бы никому хлопот, но я ничего не знаю о нелегальном бизнесе. Вдруг всё не так просто, и они не захотят отпускать его, а планируют вернуть для продолжения работы. Укомплектовать квартиру поваром и медсестрой — это одно, но как быть с охраной? А здесь, в доме, с охраной всё в порядке. Я не буду переживать за него, пока сам на работе. — Я не понимаю.., — голова Торина сокрушённо склонилась, он вдруг стал выглядеть настолько подавленным и расстроенным, словно кто-то нажатием кнопки переключил его эмоции. — Ты действительно имеешь виды на него? Заметно напрягаясь, Кили глубоко вздохнул. Сейчас от его ответа значило многое, и ошибиться нельзя было. Он так сильно сжал сиденье своего стула, что пальцам стало больно. Сказать, что он действует из принципов дружбы, и никто не отнесётся к этому серьёзно, да к тому же ему не хотелось лгать — Торин всё равно догадается обо всём рано или поздно. А если сказать правду и объяснить, что у него всё равно нет никаких шансов — так, возможно, будет лучше для всех. — Т-торин.. я не буду врать тебе, я влюбился в него с самого первого взгляда, и я влюблён до сих пор, — взгляд впился в лицо брата, который почувствовал укол вины в который раз. — Но я знаю, что он до сих пор любит Фили. Мне ничего не светит, и всё-таки я не могу оставить его одного с такими проблемами. Я обещаю тебе, что в этом доме не позволю себе ничего такого, что может разгневать тебя. — Любит Фили? — со злой насмешкой переспросил Торин, покачав головой. — Да никогда в жизни эта. этот проклятый проходимец его не любил. Ты для него — последний шанс, так что он вцепится в тебя мёртвой хваткой, попомни мои слова, Кили. Нет там никакой амнезии и быть не может. Эта дрянь нарочно прикинулась бедной овечкой, чтобы жить здесь без забот и хлопот. Говори, это он тебя подговорил, чтобы ты привёл его к нам в дом? — Нет, Торин! — в сердцах воскликнул Кили. — Мы вообще об этом не говорили! Но мне страшно оставлять его там, кто знает, что те люди могут выкинуть. Пожалуйста, позволь ему пожить здесь хотя бы первое время. Что если ты не прав, и он действительно потерял память. — Если ты пытаешься меня разжалобить, то зря — мне его совсем не жаль. Каждый человек получает то, что заслуживает. Будет продолжать гнуть линию про амнезию, окажется в психушке. Но я уверен, что как только такая перспектива замаячит перед ним, этот бессовестный авантюрист тут же всё вспомнит. Фили? Объясни своему брату, чем он рискует, связываясь с подобными людьми. У тебя ведь больше нет шор насчёт этой Лесной Феи. — Я вообще-то не против, — отозвался тот. — Пусть живёт здесь. Я не бесчувственная скотина, как обо мне некоторые думают, — и взглянул на Кили с укором. — Мне тоже жаль, что он попал в такую ситуацию, и я буду рад помочь хоть чем-нибудь. — Хорошо, — медленно кивнув, Торин процедил сквозь зубы, словно угрозу. Это заставило сердце Кили заколотиться из-за опасений, что сейчас дядя решит и вовсе вышвырнуть Трандуила из клиники. Секунды казались бесконечными, потому что он очень ждал ответа, гадая, не окажется ли приговор слишком суровым. — Я потрачу время, съезжу завтра к нему в клинику и поговорю, но я ничего не обещаю, а скорее, хочу заверить, что завтра выведу обманщика на чистую воду. — Будь лояльнее, прошу тебя, не вгоняй его в стресс. — Ему можно вгонять меня в стресс, а мне нельзя, стало быть? И ещё. Завтра оба выйдете на работу, и меня не волнует, что выходной, — Торин поднялся с мрачным видом и, что-то буркнув про испорченный аппетит, ушёл к себе в кабинет. Вокруг расползлась вязкая тишина. Кили пребывал весь в своих путанных мыслях, понимая, что Торин может не дать положительный ответ только потому, что упрямство родилось вместе с ним, но он так надеялся, что, взглянув на Трандуила, дядя поймёт, в каком бедственном положении тот находится, и осознает, что все его обвинения беспочвенны. Только бы разрешил привезти его. Снимать квартиру в хорошем районе, нанять комфортное количество персонала с достаточным количеством охраны — это всё требовало столько трат, что его зарплаты будет хватать совсем впритык, а ведь нужно ещё раскошеливаться на лекарства. — А что там за люди приходили к ней? — сломал тишину Фили, двигая свой стул поближе к стулу брата и заинтересованно глядя на него. — То есть, к нему? Кили пожал плечами. — Не знаю я, но это из клуба, потому что я сам там был, чтобы выяснить хоть что-то о его семье. Пришлось сказать о том, в какой клинике он лежит, а сегодня уже кто-то приходил в палату и выложил всю правду о том, кем он работал. Я виноват, и к тому же теперь ему угрожают, требуют выписаться,. наверное, чтобы поскорее приступить к работе. Я обязан помочь ему и сделаю это, чего бы мне это не стоило. Лицо Фили вытянулось от неприкрытого изумления. — Ты ездил в клуб один? Старший брат был немало удивился безрассудству младшего. Безрассудству и смелости. Его братишка, несерьёзный и ветреный, казался сейчас совсем взрослым, взявшим на себя ответственность за чью-то судьбу. Это походило больше на сон, чем на реальность. Когда же он успел так измениться? — Да. И поеду завтра снова, потому что хочу поговорить с хозяином клуба о Лесной Фее. Что можно сделать для того, чтобы Трандуилу больше не пришлось туда идти. Может, он скажет свои условия. Или просто отпустит. Фили вздохнул, покачав головой и ощущая, как беспокойство сворачивается внутри него клубком. — Это может быть опасно, бро. Я поеду с тобой.