Я видимо искал то, что проходило мимо. Тебя не замечал, но я помнил твоё имя. Я видимо искал то, что мне не подходило. Но вокруг лишь твоё имя, Вокруг лишь твоё имя. Видимо — Миша Марвин
Bitter and Sick — One, Two5 месяцев спустя.
— Япония, мальчик мой, страна соблазнов, — мечтательно протянул Чанёль, откинувшись на спинку продавленного кресла и устало вздохнув. В комнате стоял полумрак, разбавленный теплым светом торшера. На столе покоилась початая бутылка виски, которую Чанёль купил в небольшом минимаркете около дома. Тишина прерывалась тихой музыкой, включенной на телефоне альфы. Он крутил в руках полупустой бокал с алкоголем и внимательно смотрел на стену напротив. — Ты всегда говоришь это, когда выпьешь, — насмешливо заметил мальчишка, валяющийся на кровати и листающий небольшую книжку. — Ты порой такой скучный, Дэхви, — сморщился альфа и осушил бокал. Дэхви — молоденький омежка, еще подросток, сын владельца квартиры, которую Чанёль снимает. Он приходит к альфе ради уборки в квартире, за что получает гроши, но отчего-то и им искренне радуется, каждый раз трезвоня о том, что копит на свою мечту. Что за мечта у этого мальчишки, Чанёль не имеет ни малейшего понятия, да и вдаваться в подробности ему никогда особо не хотелось. Поначалу Дэхви приходил исключительно ради работы и вел себя словно мышь, бесшумная и ненапрягающая, а потом — то ли почувствовал себя увереннее, то ли понял, что Чанёль ему ничего не сделает — начал постепенно влезать в дела альфы, раскручивая того на разговоры. Сначала были короткие диалоги, на которые Чанёль отвечал нехотя, потом альфа как-то и сам начал интересоваться Дэхви, поддерживая его легкую болтовню. И вот за четыре месяца, что альфа живет здесь, этот мальчишка стал… родным что ли? Словно младший брат, которого у Чанёля никогда не было. — Я не скучный, а наблюдательный, — запротестовал Дэхви, показывая язык. — Айщ! — не выдержал Чанёль и скривил рожицу в ответ, из-за чего омега звонко рассмеялся, упав спиной на постель. — Кто тебе разрешил вообще лежать у меня на кровати, мелкий? — возмутился альфа. — Технически, эта кровать — моя. Могу делать, что захочу. — Технически, ты в шаге от того, чтобы получить. Я плачу за нее, а ну слез! Чанёль кинул в мальчишку лежащее на столике полотенце, угодив им прямиком в его лицо. Дэхви замер на мгновение, а после устало опустил плечи, стянув с головы пропахшую едой ткань и зло зыркнув на мужчину. — Ребенок, — покачал он головой. — Кто бы говорил, деточка. Дэхви слез с кровати и уселся в соседнее с Чанёлем кресло, кинув полотенце в его лицо в ответ. Альфа только перехватил летящую ткань и отбросил ее от себя на кровать, после открыв бутылку с виски и вновь налив немного алкоголя в бокал. Дэхви тихо сидел в кресле, перебирая ткань своей рубашки в тонких пальцах, и кусал нижнюю губу — опять о чем-то задумался. Чанёль внимательно посмотрел на мальчишку, а потом перевел взгляд на все ту же стену. — Пять месяцев, — тихо констатировал мужчина. — Я в Японии уже пять месяцев, а все никак не привыкну. — К чему? — удивился мальчишка. — К ритму жизни, к вашим традициям. Все такое странное, непонятное. — По-моему, пять месяцев — большой срок, чтобы привыкнуть, — Дэхви пожал плечами и посмотрел на Чанёля. — Не могу. Как бы ни старался, все равно не могу. — А твой папа? Минхо, да? Ты рассказывал, что он давно здесь. Как он привык? Чанёль пожал плечами, сощурив глаза, вспоминая. Его папа? Да легко он привык… Чанёль и не думал, что у него в Японии все будет так хорошо… […Шагнув наконец-то на твердую землю после перелета Чанёль первым делом отправился искать такси, чтобы добраться до небольшого городишки, где живет его папа — Оцуки. В самолете альфа старательно вспоминал карту, надеясь, что так он не заблудится и легко сможет сориентироваться в стране, которую и не помнил почти. Слишком давно он тут был. Оцуки находился километрах в шестидесяти от Токио. Расстояние небольшое, на машине добраться легко. Поиск такси занял у альфы добрых десять минут. Но когда он уже со спокойной душой уселся в автомобиль пожилого мужчины, то облегченно выдохнул и, вставив новую сим-карту в телефон, написал папе, что уже в пути. Дорога, в итоге, отняла у Чанёля полтора часа, потому что они вместе с таксистом заплутали в объездных путях, а после долго искали нужную улицу. Заплатив мужчине по приезде за проделанную работу, Чанёль вежливо поклонился и дождался, пока машина скроется за поворотом. После альфа развернулся и взглянул на небольшой домик, с красивым садиком, в котором цвели и благоухали десятки разных цветов. Домишка был совсем крохотным — ровно для одного человека, но настолько уютным и красивым, что альфа невольно засмотрелся. Традиционная крыша, с несколькими скатами и козырьками, опирающаяся на специальные каркасы. Красивая веранда, украшенная цветами и зеленью. Маленькая лесенка — всего три ступеньки, с невысокими перилами. И небольшие окошки, за которыми Чанёль углядел копошение, легко выдающее, что папа его заметил. Буквально спустя пару секунд входная дверь открылась, и на пороге замер взрослый омега, Минхо, с чуть растрепанными, кучерявыми волосами и большими добродушными глазами. Его губы украсила прелестная улыбка. Омега поспешил добежать до Чанёля, раскрывая руки для объятий. — Сыночек! — заключив мужчину в кольце рук, выдохнул Минхо, что был на голову ниже своего сына и упирался тому носом в грудь. — Чанни! Как же я скучал! — Пап, — радостно прошептал Чанёль, сжав до боли хрупкого омегу в своих руках и вдохнув сладковатый запах кипариса, окутывающий с ног до головы и мгновенно успокаивающий. — Пап…***
Минхо расставил на столе приготовленные угощенья, наложил всего и понемногу в тарелку сына и сел напротив него, взглядом скользя по его лицу. Губы омеги тронула та самая, присущая только родителям улыбка, и он, подперев щеку рукой, продолжал любоваться собственным сыном. — Чанни, — повторяя детское прозвище сына, Минхо начинал улыбаться еще ярче. — Какой ты у меня стал. Большой, красивый. Весь в отца пошел. Чанёль смущенно улыбнулся, принимаясь за еду. — Проголодался, наверное, в дороге. Совсем исхудал. — Пап! — Молчу-молчу. Кушай. Чанёль ощущал на себе взгляд папы, и чувство неловкости смешивалось с осознанием того, как же он скучал. После еды, Минхо все быстренько убрал и принес готовый чай. Ягодный, как Чанёль всегда и любил. Казалось, омега волновался больше собственного сына, он все время что-то поправлял, спрашивал, не нужно ли Чанёлю чего, порывался куда-то убежать, чтобы что-то принести. Одним словом, никак не мог усидеть на месте. — Пап, успокойся, — не выдержал наконец альфа. — Все в порядке, просто посиди со мной. — Хорошо, — смущенно улыбнулся Минхо и кивнул. Они вышли на задний дворик и сели на веранде, скрывшись в тени от палящего солнца. Все вокруг утопало в зелени, цветах и кустах, за которыми Минхо усердно ухаживал — подстригал и удобрял. Садоводство стало единственной отдушиной для омеги. Он обвел довольным взглядом свои труды и неловко, смутившись, положил голову на плечо сына, сжав его руку. — Здесь очень красиво, — улыбнулся Чанёль и накрыл руку папы своей. — Твой отец всегда говорил, что у меня талант в этом деле, — печально рассмеялся омега. — Он был прав. Как и всегда. — У тебя что-то случилось, родной? — обеспокоенно спросил Минхо. — Ты очень взволнован. — Все хорошо, — соврал альфа. — Не обманывай, Чанни. Я ведь чувствую, что у тебя что-то не так. Ты не звонил мне так долго… Чанёль закусил губу, чувствуя разрастающуюся вину. Минхо ведь и правда ничего не знает. Что он думал, когда его единственный сын не звонил ему? Переживал ли? Или просто не хотел быть навязчивым и лишний раз напомнить о себе? После смерти мужа в омеге поселилось слишком много ненужных страхов — в том числе страх стать обузой для сына. Он принимал все, что с ним происходило, как данность, ничего не пытаясь изменить. Если Чанёль когда-нибудь решит забыть о своем папе, вычеркнув из своей жизни, омега не станет сопротивляться и пропадет, не давая о себе знать. Врачи назвали это легкой стадией посттравматического стрессового синдрома, с которым Минхо боролся очень долго. А после, когда врачи осознали, что причина кроется в обстановке, окружающей его, было принято решение о скором переезде. Здесь, в Японии, омеге и правда стало лучше. Он многое смог принять и осознать, со многим наконец смирился. — Прости… у меня были проблемы, — понимая, насколько глупо это звучит, все-таки попытался оправдаться Чанёль. — Я знаю, родной, и нисколько не злюсь. Твой омега мне все рассказал. — Мой омега? Сехун? — не понял альфа. — А у тебя есть кто-то другой? — искренне удивился Минхо, чуть отстранившись от сына и взглянув в его глаза, после вновь устроив свою голову на его плече и тяжело вздохнув. — Он рассказал, как непросто тебе приходится на работе. Как ты устаешь. Просил не давить и дать тебе время устроиться. — Вы с ним часто говорили? — Он звонил мне несколько раз, просил не волноваться о тебе. Замечательный он. Симпатичный, заботливый и вежливый. Береги его, Чанёль. Такие, как он, одни на миллион. Чанёль усмехнулся, прикрыв глаза. — Ты прав. Он и правда такой один на миллион. Только теперь не мой. — Что? — мгновенно отстранился Минхо, настороженно посмотрев в глаза сыну. — Как это он не твой? Омега попытался найти ответ на свой вопрос в потерявшемся взгляде сына, но тот только грустно приподнял уголки губ в улыбке и неопределенно пожал плечами. — Вот так. Мы расстались. По омеге было видно, что он первым делом захотел расспросить сына, завалить его вопросами, допытаться до истины. Но его остановила печаль в глазах сына. Минхо невольно вспомнил, как больше десяти лет назад так же сидел с ним на кухне и выслушивал первые неловкие признания в чувствах к какому-то омеге со школы, а потом и горькие подробности первых нелегких расставаний. Тогда они все так же пили сладкий ягодный чай и были близки, как никогда, и где-то в другой комнате тарахтел над сломавшимся радио отец Чанёля. — Все сложно, пап. — Ты потому приехал, родной? — Мне нужно время, чтобы все обдумать. Минхо тяжело вздохнул и притянул сына к себе, укладывая его голову себе на колени и принимаясь перебирать его волосы, нежно улыбаясь и смотря невидящим взглядом куда-то вдаль. — Знаешь, — начал он. — Твой отец как-то сказал мне, что любую печаль в сердце можно залечить лишь тремя вещами. Чанёль заинтересованно взглянул на омегу. — Новыми впечатлениями, любовью или временем. Твой отец был мудрым человеком, Чанни, и всегда говорил что-то, поначалу кажущееся глупым. Но лишь на опыте можно было понять, что он был прав. Сейчас тебе больно, — омега накрыл тонкой ладонью грудь сына, — но совсем скоро боль уляжется. Ты полюбишь снова, и новые воспоминания вытеснят старые. Так устроен мир, родной. Но ты еще очень молод, тебе не стоит тратить время на переживания. — Но что, если я не хочу любить кого-то другого? — шепотом спросил Чанёль. Минхо мягко улыбнулся и потрепал сына по волосам. — Дай своему сердцу время, чтобы оно смогло понять, чего хочет на самом деле. Не торопись, сынок. У тебя все впереди. — Ты ведь не смог полюбить еще раз, — укоризненно напомнил Чанёль, посмотрев папе в глаза. Омега горько усмехнулся и кивнул, признавая правоту сына. — Я прожил с твоим отцом больше двадцати лет вместе, Чанни, такое не забыть, сколько бы времени не прошло. — Значит, отец все-таки в чем-то ошибся, — печально улыбнулся альфа. — Нет, он никогда не ошибался. Просто ты еще молод, чтобы понять. Минхо поцеловал сына в лоб и накрыл его щеку рукой, принимаясь нежно ее поглаживать. — Все-таки, я очень скучал по тебе, родной.***
Минхо открыл дверь в небольшую комнату, освещенную теплыми солнечными лучами, делающими ее еще светлее, чем она есть на самом деле. В самом центре находился большой футон, аккуратно застеленный белыми простынями, а поверх лежало тонкое одеяло. Около стены рядом с дверью стоял низенький столик, с небольшими подушечками по краям. У противоположной стены расположились цветы в горшках, такие же красивые, как и на улице. А в углу стояла мягкая игрушка, ярко выбивающаяся из стиля комнаты. Ярко-розовый, большой медведь, смотрящий своими игрушечными глазами слишком печально, словно бы по-настоящему грустит. — Вы в прошлый раз забыли его у меня, — выглянув из-за спины Чанёля, объяснил омега. — Я оставил его в этой комнате, пообещав, что вы его обязательно заберете, когда приедете в следующий раз. Но, наверное, он вам больше не нужен… Чанёль непонимающе посмотрел на папу и вновь перевел взгляд на игрушку. Минхо нахмурился, но продолжил: — Сехуну он очень понравился, он постоянно напоминал мне о нем, когда мы говорили. Жалел, что вы так нелепо оставили его здесь, забыв забрать с собой. Омега потрепал медведя за ухо и перевел взгляд на сына, мягко ему улыбнувшись. Чанёль стоял как вкопанный, медленно переваривая слова папы. Альфа был уверен, что он не видел его четыре года, а теперь выяснилось, что он навещал папу, так еще и с Сехуном. Попросить все рассказать? Минхо сразу заподозрит что-то неладное. А можно ли теперь ему все знать?.. Будет ли омега переживать сейчас, когда Чанёль, живой и здоровый, расскажет о том, как был на грани жизни и смерти и как из-за своей же глупости упустил любимого? Будет. Но это же папа. Родной и самый близкий человек… Чанёль может рассказать. — Пап? — решившись, позвал он. Минхо кивнул. — Нам нужно поговорить. Слова легко срывались с губ альфы, складываясь в большой, пропитанный всеми до этого скрываемыми чувствами и страхами Чанёля рассказ. Он говорил без остановки, сжимая руку папы в своей и давая ему понять — сейчас его сын цел и невредим. Минхо старался держать себя в руках, но с каждой новой подробностью его глаза все сильней расширялись от страха, и он начинал сильнее сжимать кулаки, так, что белели костяшки. Чанёль, начав, уже не мог остановиться. Как ребенок, делился всеми своими переживаниями, перекладывая тяжести на родного человека, чтобы слегка облегчить собственную ношу. И когда рассказ закончился, альфа почувствовал себя настолько уставшим, что казалось, будто он может провалиться в долгий и глубокий сон прямо здесь — на руках папы. — Почему я ничего не знал? — по-детски обиженно и испуганно спросил Минхо, поймав взгляд сына. — Сехун знал, как тяжело тебе далась потеря отца. Наверное, он не осмелился тебе рассказать про меня. Если бы я мог, я бы сам ему запретил. — Родной, а если бы ты… если бы это… — Минхо не смог договорить свою мысль, настолько тяжелой она была. Чанёль сжал ладонь омеги обеими руками и поднес ее к губам, виновато смотря ему в глаза. — Я ведь мог никогда больше… — Все хорошо, пап. Это уже в прошлом. Омега замолк, отведя взгляд в сторону. Минхо за все те года без мужа слишком состарился. Его природная красота изрядно потрепалась тяготами и переживаниями, но каждая морщинка на его лице — была следом их истории. Морщинки на лбу — свидетельства тяжелых дней, морщинки у глаз — следы громкого смеха, морщинки у губ — остатки улыбок. Минхо оставался прекрасным, но слишком уставшим. — Вы всегда были такими с отцом, — после долгого молчания заговорил он. — Вы слишком пеклись обо мне, считая, что я слаб. Чанни, ты недооцениваешь меня. Жаль, что ты внушил это и своему омеге. Я мог помочь вам. Ему. Если бы… сейчас все было иначе, я бы до конца жизни корил себя, что ничего не попытался сделать. — Прости, — Чанёль поцеловал ладонь папы. — Мы больше всего боялись сделать тебе хуже. — Сехун все это время врал мне, да?.. Он казался таким расслабленным и веселым, когда мы говорили. Рассказывал про тебя… Неужели все это было неправдой? Чанёль даже не мог представить, каково было Сехуну в те самые моменты, когда нужно было улыбаться в трубку и весело рассказывать о несуществующем счастье. А после ронять телефон и прятать слезы беспомощности. Сколько раз омега так делал? Чанёль не имел ни малейшего понятия. — Сехун невероятно сильный. Он пытался заботиться обо всех и сразу. — Как вы могли расстаться? Минхо внимательно посмотрел на сына, но тот отвел взгляд, растрепав свои волосы. — Расскажи мне все, что я не помню, пап, — запальчиво попросил альфа. — Расскажи, чтобы я знал. Омега удивленно распахнул глаза, но после, мягко улыбнувшись, кивнул. Все, что когда-то связывало его с парой сына, Минхо рассказывал без утайки, не взирая на печаль, сковывающую сердце сына. Чанёль должен знать. — …вы улетели на следующее утро, пообещав мне, что навестите еще раз, как будет время, — закончил омега и допил уже остывший чай. На улице смеркалось, из приоткрытого окна в комнату пробиралась ночная свежесть. Чанёль сидел, привалившись к стене, и устало смотрел на папу. — Чанёль, дай себе время все принять. Не торопись. — Я боюсь, что упустил все возможности. Я обидел Сехуна, теперь он счастлив. Мне нет места в его жизни. — Не глупи, родной. Прими правильное решение. Минхо встал из-за стола и убрал кружку в раковину, оперевшись о нее руками. Выждав минуту, он повернулся к сыну и строго на него посмотрел. — Главное, Чанни, не иди против себя. Хорошо?..] Чанёль тяжело выдохнул и устало потер глаза. — Папе здесь хорошо, Дэхви-я. У него все немного иначе. — А тебе здесь плохо? — омега подпер щеку рукой и внимательно посмотрел на мужчину, ребячливо выпятив нижнюю губу. Чанёль посмотрел на мальчишку и горько усмехнулся. Хорошо ли ему здесь? Нравится ли? Спокойно? Альфа ехал сюда ради этого, надеялся, что повторит судьбу своего папы, сбежав из Кореи и убрав проблемы с глаз долой. Чанёль искренне верил, что, уехав, он действительно станет свободней и сердцу будет легче. Но мужчина ошибся. Ошибся так сильно, что в пору волком выть и скрести ногтями по стенам. Каждый день давался тяжелее, а мысли о Сехуне не покидали… Особенно после… — Неужели тебе плохо в моей компании? — насупился Дэхви, прервав мысли Чанёля. — В твоей компании я чувствую себя старым, — отмахнулся альфа, осушив бокал. — Так ведь ты и так старый. — Айщ! Дэхви! — Что? — омега прикрыл рот ладошкой, скрывая прорывающийся наружу смех. — Разве не так? — Я еще молод! Ты, мелкий, а ну забрал свои слова обратно. — И не подумаю, Чанёль, ты старый, дряхлый и пьяный альфа! — омега уже хохотал в голос. Чанёль встал с кресла и направился в его сторону, угрожающе нависая над мальчишкой. Он скрестил руки на груди и злобно посмотрел на омегу, а тот и не боялся вовсе — смеялся и постепенно заражал мужчину своим детским смехом. Не выдержав, Чанёль сдался, подхватывая настроение младшенького и сдержанно смеясь вместе с ним. Что бы альфа делал без этого надоедливого, дотошного и слишком капризного мальчишки? Наверное, слишком бы погряз в своих мыслях. Дэхви каким-то чудом всегда понимал, какое настроение у альфы, когда ему нужна компания, а когда уединение. Этот омега был словно хамелеон, меняющий окрас от обстоятельств. То он достает до нервных мурашек на коже, то покорно молчит, тихо выполняя свою работу, а потом уходит, будто его и не было вовсе. — Дурак, — покачал головой альфа и направился в сторону кухни. — Кто обзывается, тот так и называется, — показал язык ему вслед омега. — Замолкни, а то чай не налью, — шуточно пригрозил альфа. — Больно-то и хотелось. — У меня есть твой любимый шоколад. — Шоколад? С орешками? И цукатами? — мальчишка подорвался с кресла, заинтересованно смотря на проем в двери, куда только что вышел Чанёль. — Именно. — Чанёль, я хочу! Ответ Дэхви донесся до Чанёля приглушенным шумом, альфа усмехнулся и поставил чайник кипятиться. Он выглянул в окно, но на улице было совсем темно — почти ничего, кроме ярких неоновых вывесок, разглядеть было нельзя. Альфа жил на окраине Токио, недорого снимал квартиру и подрабатывал неподалеку. Ему вполне хватало и того, что у него есть сейчас. Но, единственное, не доставало кое-чего еще. Пожалуй, самой важной детали, чтобы стать счастливым. Дыру в сердце ничего не могло залатать. Сколько бы Чанёль не старался, а заполнить пустоту мог лишь один человек. И был он в тысячах километрах от альфы. Чанёль тряхнул головой и развернулся к закипевшему чайнику, принимаясь разливать чай по кружкам. Ягодный, Минхо специально отдал. Альфа уехал от папы в столицу спустя месяц после того, как приехал к нему. Минхо не держал, его сын давно стал большим и самостоятельным. Хотя перед отъездом омега все-таки попросил Чанёля напоминать о себе почаще, чтобы он мог не беспокоиться о нем. С тех пор альфа живет в Токио, глуша боль и печали работой и изредка алкоголем. Когда Чанёль вошел обратно в комнату, Дэхви был полностью погружен в своей телефон, смущенно улыбаясь и ловко и быстро что-то там строча. Альфа расставил кружки с чаем на столике и положил ближе к омеге обещанный им шоколад, но мальчишка, к большому удивлению мужчины, даже не обратил на него внимание. Чанёль сел обратно в свое кресло и, закрыв бутылку виски, убрал ее на пол — для одного вечера вполне достаточно. Он принялся ждать, когда омега наконец-таки обратит на него внимание, но Дэхви все продолжал и продолжал общаться с кем-то в виртуальном мире. Так что альфа не выдержал и сказал: — У тебя скоро лицо приклеится к телефону. — А? — Дэхви поднял на Чанёля свои большие глаза и быстро убрал телефон в карман джинсов. — Ты что-то сказал? — С кем переписывался? — вместо ответа, спросил альфа. — Да так, ни с кем. О, шоколад. Дэхви стащил шоколадку со стола и принялся ловко разворачивать обертку. Чанёль посмотрел на него внимательно и улыбнулся. — Это тот, кто тебе нравится, да? — догадался он и сощурился. — Что? Нет! Вовсе нет. Мне никто не нравится. Омега покраснел до кончиков ушей и, насупившись, откусил большой кусочек от шоколадки. — Колись, мелкий, все по глазам вижу. — Отвали. — Ладно. Чанёль пожал плечами и взял свой телефон со стола, выключив музыку. Он принялся копаться в мобильнике, не обращая никакого внимания на Дэхви, а тот в свою очередь продолжал уплетать сладость, изредка бросая на Чанёля стыдливые взгляды. — Это альфа из параллели, — тихо прошуршал омега. Чанёль победно хмыкнул и убрал-таки телефон на стол, внимательно взглянув на Дэхви. — И как же его зовут? Мальчишка бросил на мужчину еще более смущенный взгляд и надул щеки. Чанёлю невольно захотелось в голос засмеяться и потрепать мальчишку по волосам, чтобы он так не нервничал. А этот омежка может быть милым, вся дерзость как-то резко сошла на нет. — Сону. — Он знает, что нравится тебе? — Может быть, догадывается. Я не знаю. Мы редко общаемся. — Предложи ему встретиться. — Он уже… сам… предложил. Дэхви покраснел еще больше, хотя, казалось бы, куда еще. Омега закрыл лицо руками и, растопырив пальцы, взглянул на мужчину. Чанёль улыбнулся и заметил: — Ты так на выдру похож. — Чанёль! Замолчи! — Ты как со старшими разговариваешь, мелкий? — беззлобно фыркнул Чанёль. — Я с тобой вообще-то нормально пытаюсь поговорить, помочь. — Ты не помогаешь, а злишь. — Правильно. Что еще я могу сказать? У тебя уже намечено свидание, моя помощь будет лишней, — Чанёль игриво повел бровями, на что Дэхви распахнул глаза и прикрыл рот ладошкой. — Свидание?.. Глаза омеги загорелись от переполняющей радости, и улыбка украсила пухленькие губы. Чанёль покачал головой, поражаясь невинности этого мальчишки, и устало откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Если бы Дэхви не напросился подождать друзей здесь, в его квартире, то Чанёль давно бы уже спал. А так, мальчишка поссорившийся с отцом и желающий отправиться к друзьям, в данный момент прожигающим свое время в кино, сейчас чуть ли не визжал от радости в квартире едва ли знакомого альфы, искренне доверяя ему. Будь на месте Чанёля кто-то другой, этому взбалмошному и глупому омеге было бы несладко. Но ему повезло. — Сейчас лопнешь, Дэхви-я, — хохотнул альфа, приоткрыв один глаз и взглянув на омегу. — Прости, — смущенно извинился тот и растрепал волосы на затылке, мило улыбнувшись. Дэхви взял кружку со стола и немного отпил уже подостывшего чая. Омега бросил на Чанёля быстрый взгляд, виновато закусив губу. Чанёль полулежал в кресле, прикрыв глаза, и хмурился чему-то своему. — Чанёль? — робко позвал омега. Альфа вновь приоткрыл один глаз и посмотрел на него. — Давно хотел тебя спросить. Почему ты здесь? — Потому что мне негде жить, — Чанёль пожал плечами и вновь закрыл глаза. — Да нет. Почему ты не вернешься в Корею? Зачем ты себя мучаешь? Альфа вздохнул и сел в кресле нормально, сцепив пальцы в замок и хмуро посмотрев на Дэхви. — Все сложно, — в который раз повторил он. То ли все еще пытался убедить в этом мальчишку, то ли повторял это ради себя. — Не вижу ничего сложного. — Ты еще маленький, Дэхви. — Да без разницы! Будь мне хоть пять лет, Чанёль, положения вещей это не меняет. Ты ведешь себя как самый последний кретин. И нет, я не извинюсь. Не могу смотреть на тебя подавленного, когда у меня все хорошо. Ты мне картину портишь. — Так и не смотри, — бросил Чанёль и отвернулся. Слова больно задели что-то живое в груди. Альфа раздраженно глянул на Дэхви и, встав с кресла, опять ушел на кухню. Там он открыл окно и замер перед ним, стараясь привести вдруг взбудораженные мысли в порядок. За спиной послышался шорох, и Чанёль чуть обернулся, взглядом ловя тонкий силуэт мальчишки. Дэхви стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу, и не решался подойти ближе. — Не бойся, — хмыкнул альфа. — Я не злюсь. Получив негласное разрешение, Дэхви подошел к альфе, поравнявшись с ним, и оперся руками о подоконник, так же, как и он, устремив взгляд на темную улицу. — Прости, Чанёль, я не хотел тебя задеть. Ты ведь сам знаешь, о чем я. — Знаю, но от этого не легче. Дэхви понимающе кивнул, замолкнув на целую минуту, о чем-то думая, а потом вздохнул и решительно произнес: — Идешь против себя, как капризный ребенок. Любишь, но ничего не делаешь. Страдаешь просто так. Ты ведь все помнишь. Тебе уже не забыть, понимаешь? Дэхви замолк выжидающе, а потом развернулся, смотря Чанёлю прямо в глаза. Не по-детски взросло и серьезно. — Долго будешь бегать от самого себя? […После того, как Чанёль уехал из Оцуки, прошло около недели. Альфа снял небольшую квартиру где-то на окраине, а теперь тратил время на поиск подработки. Это отнимало много сил и терпения. И вот опять, Чанёль ехал с очередного провального собеседования. Ведь кому нужен на работе в Японии кореец, который может оставить рабочее место в любой момент? Никому, альфа и сам это прекрасно понимал. Но тратить полученные с продажи машины деньги он не желал, как и сидеть у папы на шее или вернуться обратно в Корею. Окинув вагон метро недовольным взгляд, Чанёль сморщился — из-за усталости и желания поскорее избавиться от раздражающей толпы. Рядом с ним с одной стороны сидел какой-то пожилой альфа, от которого за версту несло противно пахнущими лекарствами, с другой — малолетний омега, через наушники которого слишком громко играла какая-то ванильная попса. Чанёль устал и вымотался. Когда над головой раздался приятный голос: «Станция Шинджуку», Чанёль отчего-то весь встрепенулся. Он оглянулся на динамик, словно это был живой человек, которого можно попросить повторить, но, как и ожидалось, это был просто обычный динамик, из которого звучал заранее записанный голосом. Засуетившись, альфа стал осматриваться по сторонам, но люди сидели неподвижно, лишь те, кому нужно было выходить, столпились у дверей вагона, послушно ожидая их открытия. Не понимая, какому порыву он поддается, Чанёль быстро встал с места, в последние секунды успевая покинуть вагон. Остановившись посреди платформы, альфа почувствовал себя каким-то клоуном, на которого люди оборачивались ради смеха. Он подошел к информационной стойке, посмотрел на карту и еле поборол желание звонко треснуть себя по лбу. До нужной ему станции оставалось еще шесть. Какого черта он вышел именно здесь и сейчас, Чанёль искренне не понимал, но что-то внутри неприятно заскребло, подначивая выйти из метро. Это «что-то» подсказывало, что так будет правильно. Бросив последний взгляд на людей на платформе, Чанёль тихо выругался себе под нос и вышел на улицу. Она встретила теплыми солнечными лучами и гулом проезжающих мимо машин. Чанёль медленно побрел пешком, оглядываясь по сторонам. Люди шли, словно марионетки, все под копирку одинаковые — деловые костюмы, портфели, галстучки, уставший взгляд; все они спешили на работу. Когда альфа смотрел на них, ему становилось немного не по себе. Из этой толпы в такое время выделялись только туристы и дети, спешащие с занятий домой. Альфа остановился перед одним из магазинов, невольно засмотревшись на него. Большой ювелирный, он притягивал взгляд и заставлял какое-то смутно знакомое чувство зашевелиться над солнечным сплетением. Чанёль внимательно его рассматривал, цеплялся взглядом за каждую незначительную деталь, но ничего не мог вспомнить. Из магазина вышел какой-то незнакомый альфа, на вид он был моложе Чанёля и гораздо счастливее. От одного взгляда на него хотелось поежиться и скривиться. Чанёль проводил его одновременно завистливым и раздраженным взглядом и вновь посмотрел на магазин. Он хотел зайти, но не стал. Развернулся и зашагал дальше, не зная цели, ради которой слоняется по малознакомой улице. Чуть дальше магазина расположился туристический квартал, работающий даже в такое время. По обеим сторонам улицы находились небольшие палатки с едой, сувенирами или какими-нибудь играми, за которые туристы готовы были платить огромные деньги. Хотя в середине дня улица была не такой оживленной, как ночью. Чанёль был уверен, что в темное время суток, когда включаются фонари, она преображается и становится чем-то вроде яркого света для мотыльков — на него сбегаются все приезжие. Пройдя этот «путь туриста» почти до самого конца, Чанёль замер перед самой последней палаткой с едой. Запах от нее исходил невероятный — до одури сладкий и притягательный, живот невольно заурчал, напоминая о том, что завтрак был очень давно. Альфа уже собирался подойти и что-нибудь купить, но его остановил звонкий смех какого-то омеги, что как раз стоял у палатки. Рядом с ним был рослый альфа, аккуратно обнимающий его за талию, прижимая к себе. А рядом крутился маленький мальчишка, годика три или четыре, совсем еще кроха, с большим цветастым рюкзачком наперевес. Он тянул свои крохотные ручки к угощению, тихо канюча, что голоден. Чанёль смотрел на эту картину, а перед глазами стояло совсем иное. Похожее, но уже его, родное и знакомое. Поздний вечер, эта же улица, яркая и светящаяся, как и предполагал альфа, та же самая палатка с едой и все тот же сладкий запах японских сладостей. Он стоит на том же месте и смотрит, как его папа и его омега, тихо перешептываясь, вместе оборачиваются и бросают на него лукавые взгляды, покупая японские моти на палочках. А рядом, раскрыв рот, стоит какой-то неизвестный мальчишка, с завистью смотрит на вкусные сладости, сжимая в пальчиках монетки, которых ему не хватает. Сехун замечает ребенка, мягко улыбается, приседает на корточки перед ним и, сказав что-то, чего Чанёль не слышит, отдает ему свою порцию, ероша вьющиеся волосы на голове мальчишки. Тот стоит пару секунд в недоумении, а после быстро обнимает омегу за шею, краснея от неловкости, и срывается бежать в противоположную сторону. Сехун провожает его нежным взглядом, а потом оборачивается к Чанёлю и, чуть наклонив голову, обезоруживающе улыбается, пожимая плечами. Почему-то Чанёль был уверен, что после этого его собственная порция сладости была поделена напополам. Настолько яркими, настолько волнующими были воспоминания, что Чанёль еще долго стоял на месте, смотря на палатку с едой. Та замужняя пара уже давно покинула это место, а альфа все продолжать стоять и смотреть на забытое прошлое, прорвавшееся сквозь пелену, которую мужчина старательно разрывал последние месяцы своей жизни. После того случая воспоминания вереницей потянулись к Чанёлю. Он все еще помнил, каким грузом оказалось выносить все плавно всплывающее из прошлого. Альфа долго размышлял, почему? Почему именно здесь и сейчас? Вдалеке от Сехуна, когда все упущено окончательно? Что стало толчком? И только последний пазл, дополнивший картину, прояснил все, что было не так. В тот день и в ту минуту, взглянув на своего омегу и того маленького мальчишку, Чанёль осознал, что не видит будущее без Сехуна. Без своего омеги. В тот миг его посетило желание связать с ним всю свою жизнь. Страшнее всего оказалось осознавать, что кольцо, которое он держал в руках и которое принял за подарок Чонина, на самом деле, принадлежало ему. И в тот роковой день, когда их жизнь изменилась, он спешил к Сехуну, чтобы сделать предложение…] — Чанёль? — повторил Дэхви. Альфа перевел на него потерянный взгляд. В этот момент ему казалось, что он запутался еще больше, что этот омега — куда более взрослее его самого, и только он может помочь. — Я не знаю, Дэхви-я, — измученно выдохнул Чанёль и прикрыл рукой глаза. — Ничего не знаю. — Но ты ведь понимаешь, чего ты хочешь? Чанёль нехотя кивнул. Он все прекрасно понимал, но… Всегда поперек стояло «но», закрыть глаза на которое совсем не получалось. Как бы сильно альфа не старался, это у него не выходило. — Я ему не нужен, — признался он, посмотрев на Дэхви. Тот забавно фыркнул, закатив глаза, и, закрыв окно, уселся на подоконник, свесив ноги вниз. — Ты его спрашивал об этом? Или сам надумал? — Он выгнал меня, хотя мог просто все рассказать. — Ты такой глупый, Чанёль. На лице омеги отразилось искреннее непонимание и удивление. Дэхви знал историю Чанёля от самого начала до самого конца. Альфа рассказал по пьяни, жалел потом очень долго, но, к его большому удивлению, Дэхви не стал осуждать. Порой, как и сейчас, возвращался к этой теме, но быстро замолкал, видя в глазах мужчины нескрываемую угрозу умолкнуть. Но сегодня все было иначе. Злость во взгляде альфы пропала, на ее место пришло банальное отчаяние. Сегодня все было по-другому, сегодня сердце изнывало от тоски. Чанёль не торопился огрызнуться за детское оскорбление, на что мальчишка удовлетворенно кивнул и продолжил: — Ты просто смотришь на ситуацию с одной стороны. В этом твоя большая проблема, Пак. Ты не старался встать на место Сехуна и посмотреть на свои поступки его глазами. Ты забыл его, бросил, предал, Чанёль, понимаешь? А потом вновь прибежал, размахивая кольцом и обвиняя его в измене, на которую сам же и толкнул. То, что Сехун не просил тебя уйти, тебя самого не оправдывает. Будь голова на плечах, ушел бы сам, а потом продолжил добиваться дальше. Неужели ты правда думал, что Сехун расскажет тебе все, кинется в объятия и все простит из-за одной только ночи? Ты подорвал его доверие еще в тот самый день, когда бросил в больнице. А сейчас ты сбежал, бросив второй раз. Ты думал, что сделаешь ему лучше, но ты не спросил его. Хорошо ли Сехуну там, одному? Чанёль слушал Дэхви, стараясь понять и осознать каждое произнесенное им слово. Сердце в груди начинало биться быстрее, он смотрел на мальчишку, напугано, отчаянно и печально. — Дэхви, он не один, — запротестовал Чанёль. — Нет, Пак, — мальчишка тяжело вздохнул. — Он один. Не понимаешь? — Чанёль мотнул головой. — Ты сейчас со мной, но ты один. Наличие рядом человека не избавляет тебя от одиночества, если этот человек не тот, кого хочет видеть твое сердце. Понимаешь? Можно быть одиноким, когда вокруг толпа. — Дэхви, я… — Ты просто трус, который не хочет бороться за своего омегу, боясь быть отвергнутым. — Он его любит. Он живет с ним, позволяет к себе прикасаться. Дэхви закатил глаза, уставившись на мужчину. А потом, недолго думая, схватил его за ворот футболки, притянул к себе и аккуратно клюнул в щеку, прижимаясь мягкими губами к теплой щеке Чанёля. — Ты позволил мне прикоснуться к тебе, но ни ты, ни я не почувствовали ровным счетом ничего, — Дэхви чуть покраснел и отвернулся, дергано отпустив футболку мужчины. — Разве что, теперь мне неловко. В общем, я это к чему. Ты нужен Сехуну, но прохлаждаешься здесь, словно вам двоим так будет лучше. Не пора ли перестать быть той еще занозой в том еще месте и вернуть наконец-то то, что ты хочешь? Омега посмотрел на Чанёля как никогда серьезно и строго. Альфа словно бы был на минном поле — шаг влево, шаг вправо — взрыв. — Вернуться? — как дурак, переспросил Чанёль. — Вернуться, — уверенно кивнул Дэхви. Альфа опустил взгляд на улицу, цепляясь им за проезжающую мимо машину. Она выехала из темноты и в темноте скрылась. Словно тень, бесшумная, тихая и такая же черная. Пробрал смех. Он рвался наружу, заставляя Чанёля истерично смахивать выступающие слезы и не сдерживаться. — Когда ты стал таким взрослым, Дэхви-я? Чанёль потрепал мальчишку по волосам, за что получил по рукам. — Я час на укладку потратил! Убери свои руки! — И вот опять ребенок, — мужчина умильно улыбнулся. — Не меняйся, Дэхви. Ты мне больше нравишься капризным подростком. Омега ничего не ответил. Он опустил голову, смотря вниз и улыбаясь так, чтобы Чанёль ничего не видел. В этом молчании вдруг пропало всякое напряжение. Дэхви склонил голову к правому плечу, по-прежнему не поднимая глаз, и тихо-тихо спросил: — Я убедил тебя? Чанёль тихо хмыкнул и положил руку на плечо мальчишки. — Убедил, Дэхви-я, можешь не переживать.***
Сехун посмотрел на свое отражение в зеркале и тихо выдохнул — синяки под глазами, потускневший взгляд, растрепанные волосы и искусанные губы, от былой красоты и ухоженности почти ничего не осталось. Он прикрыл глаза не секунду, переведя дыхание, а потом принялся наносить увлажняющий крем на лицо. За спиной омеги в зеркале появился Чонин, подошел ближе и аккуратно сжал его талию, не решаясь положить руки на округлившийся живот, ставший заметным под тканью футболок и рубашек. Альфа провел носом по виску Сехуна и улыбнулся их отражению. Омега неуверенно повторил за ним. — Завтра к врачу, Чонин, ты помнишь? — напомнил Сехун, продолжая медленно втирать крем и смотреть в глаза альфы в отражении. — У меня встреча, малыш. Может, позовешь Бекхена? — Конечно. Бекхен, вроде бы, свободен. Чонин довольно улыбнулся и, поцеловав омегу в щеку, развернулся и направился к двери, бросая короткое: — Жду в спальне. Сехун кивнул, но увидело это лишь его отражение, и опустил взгляд к раковине. Омега положил руку на живот и шумно втянул воздух, чтобы привести дыхание в норму. — Завтра, маленький, мы посмотрим на тебя.