День переходит В ночь. И тебя нет рядом, Чтобы помочь мне пережить её. Я был беззащитен, А ты выбил землю из-под моих ног. Я привык быть тем, кого ты любил. Someone you loved — Lewis Capaldi
Perfectly Wrong — Shawn Mendes Замок защелкнулся, и тишина упала на плечи неподъемным грузом. Простор огромного дома вселял какое-то странное беспокойство. Каждый день дискомфорт возрастал, Сехун стал ловить себя на мысли, что в четырех стенах он задыхается. Хуже становится, когда он один, как сейчас. Когда Чонин еще не был настолько погружен в работу и мог выкраивать хотя бы крохи своего внимания Сехуну, омега чувствовал себя легко и свободно. Было понимание нужности кому-то. Но теперь он коротал свободное время в полном одиночестве. Как декоративная рыбка в большом аквариуме. Поднявшись на второй этаж, омега переоделся в домашнюю, чуть мешковатую одежду, ненавязчиво скрывающую округлый живот. Умылся, приводя мысли в порядок, и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Иной раз становилось жалко самого себя, но Сехун отгонял эти мысли прочь. Он спустился на кухню и принялся отвлекать себя готовкой. Так уж завелось — Сехун нашел себе еще одну отдушину, только теперь дома. Он погружался в приготовление еды, экспериментировал, порой, поддаваясь внутренним позывам, совмещал то, что совмещать никак нельзя. Хотя чувство некой потери скребло в груди — раньше на этой кухне он всегда был с Чонином, всегда готовил вместе с ним, иногда ленился, перекладывая свои обязанности на альфу, и просто следил за ним, не пытаясь скрыть довольной улыбки. Сил удивляться тому, как быстро и стремительно все может измениться, уже не было. Сехун устал обдумывать и размышлять. Вот и сейчас омега настырно скрылся от щекочущей сердце встречи, будто ее не было. Поставив курицу в духовку, Сехун почувствовал слабость. Беременность во всей своей красе. Он лег на диван в гостиной и на секунду прикрыл глаза. Сехун положил руку на живот и выдохнул, расслабляясь. — Чанхи, — позвал омега, уставившись в потолок. — Я ведь делаю правильный выбор? Папа запутался. Ответа, конечно же, не последовало. Но омеге так хотелось понять, что же будет лучше. Не для него, для Чанхи. Для того крохотного карапуза, который еще ничего не понимает, но которому теперь будет посвящена вся жизнь его родителей. Признаваться самому себе было невыносимо. Сехун хотел одного, теперь такого запретного и неправильного. Хотел, желал, но головой-то понимал, что все будет не так, как раньше, все будет сложно. Жизнь, которая есть сейчас, уже привычна и кажется единственно верной и правильной. — Если бы ты мог выбирать, родной, что бы ты выбрал? — не унимался омега, продолжая задавать вопросы ребенку. — Мы должны с тобой сделать все правильно, да, Чанхи? Мы не должны ошибаться. Чего бы ты хотел? Дай мне знать. Тишина. Давящая тишина. Даже резвый и энергичный Чанхи, любящий пинаться в животе, сейчас притих, будто уснул, и был спокоен, как никогда прежде. Казалось, что замерло все, для того чтобы появилось время подумать и понять. Сехун провалился в сон с мыслями о том, о ком думать было нельзя. С мыслями о Чанёле, его испуганных и ничего непонимающих глазах, с мыслями об упущенном времени. Где-то на заднем фоне, заглушено и едва ли различимо послышалось какое-то копошение. Сехун нехотя открыл глаза и тут же почувствовал запах гари. Мысли мгновенно сформировались в один целостный комок, заставивший сердце быстро забиться в груди. Омега в силу своих возможностей быстро встал с дивана, неуклюже засеменив на кухню, где из клубов серого дыма, кашляя, вышел Чонин. — Сехун, быстро в гостиную! — скомандовал он, не обратив внимания на округлившиеся в испуге глаза омеги. Чонин положил руки на плечи Сехуна и повел его в гостиную, где сразу же открыл окно. — Чонин, я… просто уснул, — начал оправдываться омега. — Я забыл… прости… — Сядь ближе к окну, не дыши этим, — продолжил альфа, игнорируя слова Сехуна. Он послушно пересел на кресло рядом с распахнутым окном и опасливо сжал руки на животе. Как он мог забыть про духовку? Как он мог так уснуть? Это же опасно! — Ужин бесповоротно испорчен, — хохотнул Чонин, прервав неловкую тишину. — Прости… — Успокойся, малыш. Альфа мягко улыбнулся и сел на колени перед Сехуном, заглядывая тому в глаза, которые были сейчас на мокром месте. Омега чуть подрагивал, опустив взгляд вниз, и продолжал держать руки на животе. — Если бы я не пришел вовремя, — нервно засмеялся Чонин, до которого смысл случившегося только начал доходить. — Сехун, все хорошо. Все в порядке. Эй, успокойся, ты чего? Чонин коснулся рукой влажной щеки омеги и улыбнулся. — Глупыш, все хорошо. Все в порядке. Ты чего так разволновался? — Я уснул… я думал… забыл… я… — Глупыш. Альфа притянул Сехуна к себе и мягко обнял, зарывшись пальцами в его волосы на затылке. Запах омеги перекрыл выветриваемую вонь подгоревшей еды, но Чонину от этого легче не стало. За шафраном стояло два других аромата. Один был до боли прост и сладок, второй отдавал горечью для альфы каждый раз, когда он его чувствовал. — Закажем еду на дом. Сильно голоден? Сехун смущенно кивнул. — Вот и славно. Я тоже невероятно хочу есть. Успокоился? Чонин сжал щеки омеги и посмотрел тому в глаза, чуть красноватые от слез. Что бы и как бы не было, альфа любил Сехуна и каждый раз, глядя на него, падал в этот колкий омут дальше и дальше. — Прости, — в который раз извинился омега. Он коснулся руки альфы и переложил ее на живот. Чонин незаметно вздрогнул, но, улыбнувшись, прижался лбом ко лбу Сехуна. Ребенок все еще был спокоен, его не коснулся тот страх, который испытали взрослые. Поужинав, проверив тетради и приняв душ, Сехун лег в кровать, чувствуя себя уставшим, как никогда. Чонин забрался под одеяло следом, мгновенно прикрыв глаза. Пока свет от ночника продолжал гореть, Сехун взял с тумбочки заранее положенный туда снимок УЗИ и протянул его альфе. Чонин непонимающе поморгал, взяв в руки карточку, а потом, сообразив, расплылся в нежной улыбке. — Совсем еще крошка, — прошептал он, глядя на снимок УЗИ. Омега устроился у него под боком и принялся рассматривать снимок вместе с Чонином. — Смотри, он будто ручкой машет, — показал Сехун. — Где? Не вижу. Альфа стал внимательно всматриваться в белые пятнышки, не в силах ничего углядеть. — Как же? Вот, — омега обвел кончиком пальца расплывчатое белое пятнышко. Только после его слов оно обрело хоть какой-то смысл. Чонин, довольно улыбнувшись, поцеловал омегу в макушку и отдал снимок обратно. — Ты еще не решил, как назовешь малыша? — поинтересовался он, улегшись набок, когда Сехун выключил свет и лег на спину, в темноте устремив взгляд к потолку. — Пока нет, — соврал омега, не решаясь произнести заветное имя перед альфой. Лгать — это все, что оставалось у Сехуна. Имя ребенка всплыло в его голове в начале лета, когда он гулял по улице, устав сидеть дома. Чанхи. Просто и очень красиво, а самое главное — до боли знакомо и приятно. Имя отдавало легким ветерком прошлого и идеально подходило малышу. Но Чонин не сможет понять, не сейчас. Хрупкость его веры и любви душили омегу, и он не мог пошатнуть их еще больше, разрушив своим ничего, по сути, незначащим выбором. Однако мелочи и становятся спусковым механизмом, если конструкция чувств оказывается ненадежной. Но имя ребенка, его будущего маленького омежки — Чанхи. И ничто уже этого не изменит. — Хм, — нахмурился альфа. — Как-то неловко называть ребенка малышком, согласись, Сехун? Пора бы нам подумать о его имени. — Нам некуда торопиться. Еще много времени впереди. — Тут ты прав. Времени и впрямь предостаточно, — Чонин устроил голову на плече теперь уже неповоротливого Сехуна и закрыл глаза. — Я освободил выходные, малыш, проведем их вместе? — Конечно. Давно мы не были вместе дольше пары часов. В голосе омеги проскользнуло недовольство. — Прости. Работа. — Я понимаю. Чонин благодарно чмокнул Сехуна в губы, а после, лукаво ухмыльнувшись, сорвал с его губ настоящий поцелуй, притягательно сладкий и волнующий, до боли под ребрами трепетный и нежный. Альфе понадобилась всего пара минут, чтобы уснуть. Он сильно уставал, Сехун не смел упрекать его в чем-то. Но сам омега уснуть не мог еще очень долго. Он взял руку Чонина и вновь положил к себе на живот, прислушиваясь к ощущениям. Чанхи не пинался и был спокоен, он не давал своему папе никаких знаков. Хотя, что мог понимать этот крохотный ребенок? Ровным счетом ничего — Сехун успокаивал себя.***
— Подготовьтесь к контрольной на следующей неделе! — выкрикнул Сехун после прозвеневшего звонка. Дети хором крикнули громогласное «Да» и принялись быстро собираться, скидывая в рюкзачки свои книги. Сехун довольно улыбнулся. Пока ученики гурьбой выбегали из класса, он постоянно напоминал им о предстоящей письменной работе и улыбался каждый раз, когда получал в ответ кислую мордашку недовольства. До приезда Бекхена оставалось еще немного времени, так что омега принялся составлять учебный план на ближайшее полугодие. Как бы он сам не противился, близился момент, когда его рабочее место опустеет и его придется отдать другому учителю, назначенному на замену. Думать об этом было неприятно, но ничего поделать омега не мог. Это нужно. И единственное, что он может сделать для своих учеников, это подготовить их будущего учителя к работе по той же схеме, которую разработал он сам. В класс постучали, отвлекая омегу от дел, и он тут же перевел взгляд на открывшуюся дверь. За ней стоял Лухань. — Милый, я в магазин. Тебе купить что-нибудь вкусненькое? Сок, булочку, шоколадку? — Нет, — омега улыбнулся. — Я скоро домой поеду. — Ну тогда до встречи. Сехун кивнул, и Лухань опять скрылся за дверью. Телефон тут же пиликнул, привлекая внимание омеги. Пришло смс от Бекхена. «Сехун, прости! Совещание задерживается, я приеду чуть позже. Если хочешь домой, то езжай на такси. Никакого общественного транспорта. Даже не думай!» Омега усмехнулся и покачал головой, быстро набирая ответ. «Я еще немного поработаю. Если выйдет, дождусь тебя». Отправив смс, Сехун вспомнил про предложение Луханя купить что-нибудь вкусное в магазине. Раз домой он поедет не так скоро, как рассчитывал, то почему бы и нет? Прислушавшись к организму, омега почувствовал нестерпимую жажду сока. Апельсинового. Но можно и вишневого, а лучше сразу два, чтобы не мучиться. Набрав номер коллеги, Сехун стал дожидаться ответа, которого все не было и не было — Лухань, как и всегда, оставил свой телефон в классе. Ничего не оставалось — теперь организм требовал сока, хотя, сока требовал Чанхи, а ему перечить теперь никак нельзя. Отложив работу, омега вышел из класса, накинув поверх пальто, и направился к выходу. Сегодня было ужасно пасмурно, и хотя прогноз не обещал дождя, поднявшийся ветер и хмурые тучи над головой заставили омегу сомневаться. Зонтика у Сехуна с собой не было. Выйдя на крыльцо, Сехун в ту же секунду почувствовал густой аромат сандала, ударивший в ноздри. Списать на беременность и галлюцинацию это ощущение не получилось — около школьных ворот, кутаясь в шарф и переминаясь с ноги на ногу, стоял Чанёль. Заметив омегу, он мгновенно замер на месте и уставился на него. Альфа не делал попыток первым подойти к Сехуну, он просто неотрывно смотрел на него, будто заново изучая. Сбежать? Не получится. Сехун глубоко вдохнул, успокаивая сбившееся дыхание, и начал спускаться по лестнице, игнорируя пронизывающий его взгляд. Каждый шаг давался слишком тяжело, Чанёль не сводил с омеги глаз. Он напоминал призрака прошлого, которое омега похоронил, как ему казалось, очень глубоко. Это было похоже на замедленное столкновение, которого не избежать, как ни старайся. Сехун шаг за шагом шел к неминуемому поражению. Потому, наверное, не дернулся в испуге, когда альфа перехватил его запястье, требовательно, но аккуратно, сжав его и не позволив идти дальше. — Привет, — слова прозвучали до нелепости глупо и смешно, но сил смеяться не было. Омега инстинктивно положил руку на живот, защищая. От родного отца? От той боли, что испытывал при встрече с ним. — На улице холодно, — выждав минуту тишины, заметил альфа и указал на раскрытое пальто омеги. Тот молчал, лишь посмотрел на распахнутую вещь, но ничего не сделал. — Тебе нельзя простужаться. Чанёль отпустил руку омеги, готовый к тому, что тот развернется и уйдет. Но Сехун покорно стоял на месте — то ли не хотел уходить, то ли не мог из-за чего-то, чего альфа пока не мог понять. Чанёль тяжело вздохнул и встал перед Сехуном, осторожно потянувшись к пуговичкам на пальто. Застегивая теплую вещь, он попытался поймать взгляд омеги, но тот был опущен к земле. — Если о себе не печешься, о ребенке подумай, — спокойно сказал альфа. Пуговичка все никак не хотела застегиваться — не позволял живот, тогда Чанёль, сдавшись, отступил на шаг назад и устало посмотрел на Сехуна, наконец-то ловя его взгляд. — Нам нужно поговорить, — выдохнул он, решившись. — Нам не о чем говорить, — огрызнулся омега, снова отведя глаза в сторону от Чанёля. — Мне кажется, что тем для разговора предостаточно, — все так же спокойно, скорее даже обреченно ответил альфа. Он казался вымотавшимся. Под глазами пролегли синяки, волосы были всклокочены, а лучистый свет во взгляде, который Сехун помнил, потух. И правда, призрак прошлого. — Сехун, прошу, — попытался еще раз Чанёль. — Если не захочешь говорить сегодня, я приду завтра. Не захочешь завтра, приду послезавтра. И так до тех пор, пока ты не поговоришь со мной. — Это шантаж. — У меня нет выбора. Сехун сощурился, рассматривая альфу. Чанёль ведь и правда придет завтра. И послезавтра. Он не отступит просто так. Он упертый, омега это прекрасно знает. Мысли путались под пристальным взглядом альфы, но одна билась сильнее всех. Мне кажется, Чанёль должен знать… это и его ребенок. — Хорошо, — кивнул омега. — Только не здесь, — благодарно улыбнулся Чанёль. — Холодно. Взяв омегу за руку, он быстро, но не слишком — так, чтобы поспевал Сехун — повел его в сторону ближайшей кофейни. Омега шел за ним, не сопротивляясь, рассматривал внимательно, словно впервые, и старался понять, что чувствует. Не получалось. Все было странно. Запутанно и очень сложно. Когда они зашли в теплое помещение, наполненное запахом кофе и шумом кофемашины, Сехун глянул на свою руку, которую все так же держал Чанёль. Он и не отпускал ее по пути, аккуратно сжимал и вел омегу за собой. Было так уютно и тепло от этого осторожного действия, но Сехун не смог — выдернул руку и отвернулся. Чанёль снисходительно кивнул, он ни на чем не настаивал. Потянулся к омеге, чтобы помочь ему снять пальто, но Сехун не позволил. Он был колким, как ежик, выставивший иголки для защиты. Повесив верхнюю одежду на вешалку, они прошли к свободному столику в углу, скрытому от посторонних глаз. Подошедший официант положил меню на столик, дежурно улыбнувшись, но Сехун, не открыв его, тут же произнес: — Сок, апельсиновый. Чанёль не смог сдержать умиленной улыбки, взглянув на омегу, и попросил то же самое. Молоденький парнишка кивнул и ушел. После его ухода над столиком повисло напряженное молчание, прервать которое не спешил никто. Сехун смотрел в окно на проходящих мимо людей и неосознанно поглаживал животик. Чанёль внимательно смотрел на него и все никак не мог насытиться открытым ему видом. Его омега, беременный омега. Такой красивый, похорошевший из-за изменений в организме, более притягательный, более любимый и нужный сейчас. И аромат, исходящий от него, сводил с ума. Скрытый за ним, едва ли еще оформившийся запах ребенка был одуряюще сладок — Чанёль чувствовал и сходил с ума. Когда официант принес заказ, вежливо уточнив, не нужно ли что еще, и после скрывшись из виду, Чанёль решился заговорить, уверенный, что теперь их никто не прервет точно. — Как себя чувствуешь? — спросил альфа, привлекая к себе внимание Сехуна. — Хорошо, — кивнул тот. — Никаких проблем нет? Беременность не напрягает? — Все в порядке. — Как ребенок? Что говорит врач? — Причин переживать нет. С ребенком все в порядке. — Двадцать четыре недели. Сехун, не пора ли тебе взять отпуск? Не тяжело работать? Омега непонимающе уставился на Чанёля. — Зачем ты задаешь эти вопросы? Это все темы для разговора, которые у тебя есть? Альфа покачал головой, прикрыв глаза рукой. Он, казалось, за эти пару вопросов устал еще больше, даже синяки под глазами стали более заметными. Или это приглушенное освещение кофейни? Сехуну на долю секунды сжало сердце от незнания, что сейчас происходит в жизни Чанёля, но он отогнал от себя тяготящие мысли, выжидающе смотря на Чанёля. Поймав его взгляд, мужчина улыбнулся, искренне, отчаянно и до скрежета в груди нежно, и, встав из-за стола, присел на колени перед омегой, снизу смотря ему в глаза. — Можно? — он указал на живот. На лице Сехуна проскользнула тень беспокойства и сомнения, но он кивнул. Тогда Чанёль как-то весь загорелся, взгляд изменился, он посмотрел на животик, собирая всю волю в кулак. А после протянул свою руку, как к чему-то тайному и интимному, и положил ее на округлившийся живот. Мурашки пробежались по телу Сехуна. Его рука была горячей, она мгновенно согрела. То ли это стало причиной, то ли что-то скрытое от глаз, но ребенок вдруг очень сильно и больно толкнулся, заставив своего папу охнуть и инстинктивно положить руку на живот. Чанёль, казалось, испугался не меньше, он мгновенно положил свою руку поверх руки омеги, но, поняв, что с Сехуном все в порядке, расплылся в еще большей улыбке. Пару минут ничего не происходило, Чанёль сжимал в руке ладонь омеги, а вторую держал на животике, чувствуя, как ребенок шевелится там. Сердце разрывалось от нежности и отчаяния. Альфа ткнулся лбом где-то чуть выше пупка и шумно выдохнул. Голос дрожал: — Мой, да? Ребенок ведь мой? Сехун не хотел отвечать, все внутри кричало от страха. От того, как все правильно сейчас. Ребенок и его родители. — Ты ведь сам знаешь, — все-так прошептал омега. Чанёль сжал живот еще сильнее. Как это смотрелось со стороны, Сехун боялся представить. Альфа сидит перед ним на коленях, упираясь лбом в живот, и мелко дрожит. — Прости меня, маленький, — запальчиво начал Чанёль, говорил так, словно выплескивал все накопившееся. — Пожалуйста прости. Вы оба, простите, я не хотел вас бросать, я не знал. Если бы можно было… если бы я мог, я бы все изменил. Простите, пожалуйста, простите. Кроха, эй, — обращаясь к животу, прошептал альфа. — Слышишь меня? Не злись на своего отца, он самый последний дурак. Я больше не брошу тебя, слышишь? Никогда. Я буду рядом. Маленький. Сехун зажмурился, прогоняя нарастающую в груди боль, и отдернул свою руку. Глаза неприятно жгло, и он не мог позволить себе такую слабость как слезы. — Не надо, Чанёль, — запротестовал омега. Альфа нехотя кивнул и отстранился, сел обратно и посмотрел на Сехуна, серьезно и уверенно. — Я понимаю, что сам все испортил, — начал заранее отрепетированную речь Чанёль. — Я не буду заставлять тебя или принуждать к чему-либо, Сехун. Позволь помогать тебе. Просто помогать, позволь видеть моего ребенка. Я его отец, и я не отступлю от него. Ты ведь это знаешь? Омега опустил глаза и отвернулся. Ребенок в животе утих, словно зная, когда нужно дать время папе, чтобы собраться с мыслями. Но Чанёль времени давать не собирался. — Я бросил вас, я знаю, маленький. Но я не хотел этого. Я был у папы, улетал в Японию. Знаешь… Я все вспомнил и теперь ужасно сожалею обо всем, что произошло. Я не должен был так поступать с тобой, с нами, с нашим ребенком. Этот год был каким-то сумасшедшим, согласись? Все пошло не так с самого начала, и ты в праве злиться на меня. Но наш ребенок в этом не виноват. Он должен знать своего родного отца, ты ведь и сам это понимаешь. Сехун по-прежнему не смотрел на альфу, чувствуя нарастающий внутри комок чувств, готовый в любой момент лопнуть и вылиться истерикой. В груди сердце заходилось быстрым стуком, мысли кружили и никак не хотели собираться. Омега не знал, что делать. Он запутался. Спас его зазвеневший телефон. Сехун тут же принял вызов, даже не взглянув на имя звонящего. — Милый, прости, что опоздал! — прозвучал голос Бекхена. — Ты все еще в школе? Мне забрать тебя? — Бекхен, — как-то надломлено прошелестел омега. — Я не в школе, я в кафе рядом. Забери меня. — Что случилось? — тут же испугался Бён, услышав голос друга. — Все в порядке. Я жду тебя. И, не став дожидаться ответа, Сехун сбросил вызов. Он быстро отправил другу адрес кафе и отложил мобильник на стол. Все это время молчавший Чанёль поймал его взгляд и выжидающе закусил губу. — Я не оставлю ребенка, Сехун, — повторил альфа. — Я знаю, — сдался омега. Ответ удовлетворил альфу, и стало заметно, как он чуть расслабился. Казалось, что все это время он ждал только этой фразы. Сехун смотрел на него и не понимал. Ничего не понимал. Этот человек… он как ураган врывается в жизнь омеги, переворачивает все с ног на голову и остается в стороне, пока омега находится в смятении. — Кто? — улыбнувшись, Чанёль кивнул на живот. Сехун аккуратно сложил на него ручки и не смог сдержать улыбки при мысли о Чанхи. И тут же пронзила какая-то детская обида. Чанёлю говорить об имени ребенка нельзя. Никто, кроме Бекхена, так и не знает, что ребенок в его животе уже давно получил свое красивое, прекрасное имя, которое должно было связать его с отцом. — Маленький омега, — улыбнулся Сехун. — Омега… наверняка будет таким же красивым, как и его папа. Сехун ничего не ответил, просто потянулся к одиноко стоящему на столе стакану сока и умудрился выпить его за один раз. Все-таки, он хотел его давно. Чанёль проследил за его действиями, улыбнувшись, и пододвинул свой нетронутый стакан ближе к омеге. — Хочешь еще? — предложил он, на что Сехун неловко кивнул и взял и его стакан в руки, на этот раз лишь немного пригубив. — Спасибо, — поблагодарил он и отвернулся в сторону окна. — Сехун, пора прекращать с работой, — посоветовал альфа. — Работа в школе слишком выматывающая, а тебе нужен отдых и покой. Побереги кроху. — Я сам почувствую, когда надо будет отдыхать, — вновь выставил иголки Сехун. — Хорошо, маленький, я не буду настаивать. Только, прошу, не сделай себе и ребенку плохо. — Омега все-таки согласно кивнул. — Тебе что-нибудь нужно? Чем я могу тебе помочь? Лисенок, ты ведь знаешь, что можешь сказать мне о каждом своем капризе. Я тут же выполню его. Невыносимо сильно заныло в груди. Этот разговор… его не должно было быть… не должно. Но ведь он такой правильный, Сехун чувствовал это, хотя сомнение перевешивало чашу весов. — Все, что нужно… Телефон вновь зазвонил — Бекхен. Омега прервался и принял вызов. — Я у главного входа, милый. Жду тебя. — Иду. Сехун сбросил вызов и тяжело выдохнул. Он чувствовал себя очень уставшим. — Чанёль, мне надо домой, — не став заканчивать прошлую мысль, напомнил омега. Он начал вставать из-за стола, и альфа тут же сорвался с места, аккуратно подхватив его под локоть, чтобы помочь. Сехун скомкано поблагодарил, но помочь с верхней одеждой все еще не позволил. Альфа положил деньги на кассу, зная, что дал слишком много, но времени отсчитывать не было. Они вышли на улицу, и сильный порыв ветра чуть не снес с ног неповоротливого омегу. Чанёль вовремя прижал его к себе, поймав, и улыбнулся, когда столкнулся с Сехуном взглядом. Смятенный и недоверчивый со спокойным и полным любви. Когда Сехун уже собирался спуститься к ждущему около машины Бекхену, что одновременно непонимающе и зло сверлил альфу взглядом, который тот пытался игнорировать, Чанёль аккуратно сжал запястье Сехуна и напоследок сказал: — Я помню все, Сехун. Я уже никогда не забуду, и вернулся я сюда, чтобы все исправить. Даже если ты больше не позволишь мне быть рядом, я не хочу, чтобы наши отношения остались такими же холодными, крохе это будет не по душе. Я собираюсь быть рядом столько, сколько ты позволишь. А если решишь меня оттолкнуть, я вернусь. Помнишь, Лисенок, дальше Вселенной и столько же обратно? Сехун вздрогнул, но Чанёль отпустил его руку, не собираясь ждать чего-то в ответ. Омега продолжал стоять на месте, смотря в глаза мужчины. В искренние, печальные, влюбленные глаза. — Сехун, — поторопил Бекхен, и омега, чуть опять не оступившись, развернулся и пошел к другу. Когда он открыл дверь автомобиля и уже собрался сесть, его остановил голос Чанёля. — Я буду ждать следующей встречи, Лисенок, — и одними губами он добавил: — Я люблю тебя.