Тишина звенит в моей голове. Прошу, отведи меня, отведи, отведи меня домой. Arcade — Duncan Laurence
'71 Charger — Loreen In A Week (feat. Karen Cowley) — Hozier Я люблю тебя. Слова звучали в голове без остановки, словно заевшая пластинка. Сердце в груди не унималось, Сехун не мог найти себе место. И весь путь до дома он просто молчал, смотря в окно. Кое-как вспомнил про оставленные в школе вещи и попросил Бекхена заехать туда, чтобы забрать их. Простоял у своего стола в кабинете, невидящим взглядом уставившись на вечереющее небо за окном. А потом словно бы отключился от реальности, проигрывая в мыслях недавнюю встречу от начала и до конца. Сехуну казалось, что он помнит даже самую незначительную ее деталь. От первого неловкого взгляда в школьных воротах до уверенной улыбки на прощание. От первого взгляда в кафе три года назад до легкого прикосновения к округлому животику в этот день. Неверие, страх, паника — все это окутывало с ног до головы, не давая и шанса спокойно вдохнуть. Сехун аккуратно гладил живот, и это его успокаивало. Успокаивало осознание того, что, чтобы не случилось, теперь он уже никогда не будет один. Какое бы решение не принял омега, в его жизни есть тот, ради кого он будет бороться каждую секунду. Машина плавно остановилась около дома, и Сехун заметил автомобиль Чонина перед воротами. Давно альфа приехал? И почему не предупредил? Но подумать об этом Сехуну не дал Бекхен, осторожно положивший свою руку поверх его и привлекший к себе внимание. Он, конечно, не задавал лишних вопросов по пути, но оставлять все так, как есть, и забыть обо всем, словно ничего важного не случилось, не мог. — Что произошло? — спросил Бён и выжидающе посмотрел на друга. — Бекхен, я не хочу ни о чем говорить сейчас. Завтра. Все завтра. — Скажи только, все ли у тебя хорошо? — Не забивай мысли ненужным, — ушел от ответа Сехуна. Он вымученно улыбнулся и вышел из машины, на прощание бросив короткое: — Спасибо, что подвез. Омега зашагал по тропинке к двери, слыша, как машина его друга отъезжает от обочины. Он оглянулся напоследок, провожая автомобиль взглядом, после открыл дверь и зашел в дом. Запах чего-то терпко-сладкого сразу же окружил омегу, и он непонимающе нахмурился, снимая с себя пальто и кое-как разуваясь. Даже такое простое действие, как снять обувь, становилось до смешного сложным. Сехун прошел по коридору на кухню, откуда доносился запах, и застал там Чонина, расставляющего столовые приборы на столе. Альфа был одет в красивую элегантную рубашку и классические брюки цветом, как мокрый асфальт. Его волосы были аккуратно зачесаны наверх, и он, как и прежде, ловко колдовал над приготовленной собственноручно едой. Казалось, что время повернулось вспять. Исчезли все эти нелепости и тяжести убежавшего времени, осталась кухонька, вкусный запах еды, влюбленный Чонин и смущенный Сехун. Они не знали, что будет впереди, они искренне были благодарны друг другу за подаренное облегчение после потери. Они были спасением друг друга, и им чудилось, что впереди лишь беззаботность и покой. Время повернулось вспять, напоминая, как все было раньше. Вот только как же сильно ошибался каждый из них, считая, что прошлое отпустило и отступило. Сердце сжалось, Сехун застыл на месте. Глаза неприятно защипало, но он не давал слезам сорваться с ресниц. Когда Чонин удивленно обернулся через плечо и наконец-то заметил омегу, то тут же улыбнулся, но улыбка быстро пропала, стоило только альфе заметить, что Сехун, сжав дверной косяк до побелевших костяшек, еле сдерживал рвущиеся наружу слезы. — Эй, малыш, — тут же подошел к нему Чонин и аккуратно взял его руку, безмолвно прося расслабиться. — Ты чего? У тебя что-то случилось? Омега ничего не ответил, всхлипнул и уткнулся носом в плечо Чонина. Альфа ничего не понимал, он обнял Сехун и стал гладить его по спине. — Малыш, не пугай меня. Что произошло? — Чонин ласково прижимал омегу к себе, утыкаясь носом в макушку в ожидании ответа. — Не молчи. Сехун замотал головой, отказываясь говорить. Он чуть поднял голову и посмотрел на накрытый стол. Огоньки в свечах красиво извивались, их свет отражался в пустых бокалах для вина, хотя вино на столе не стояло, вместо него там были графины с соком и водой. Ароматное блюдо и несколько закусок расположились на столе и привлекали своим аппетитным видом. Все было красиво. Все было, как раньше. — Когда ты успел? — прошептал Сехун. Чонин улыбнулся и чуть отстранился, чтобы взглянуть омеге в глаза. — Ушел с работы пораньше, решил, что стоит хоть немного тебя порадовать. Ты, наверное, ужасно голоден. Сехун смущенно кивнул, шмыгнув носом. Вечер. Один вечер он еще может насладиться прошлым. А дальше? Дальше будет неизвестность, в которую омега вступит по собственному желанию. — Пойдем? Чонин аккуратно взял руку Сехуна и повел его за собой. Отодвинул стул и предложил омеге присесть, что он и сделал. Запах еды разжигал аппетит, а улыбка альфы разрывала что-то хрупкое в груди. И Сехун улыбался. Улыбался, потому что было больно. Ведь, в сущности, что еще ему оставалось делать?***
Щелчок замка показался каким-то оглушающим громом в этой пустой тишине чужой квартиры. Чанёль бросил ключи на полочку, снял куртку, ботинки и прошел на кухню, где включил чайник и, дождавшись, пока он закипит, налил себе чай. Альфа прошел в единственную комнату в этой квартире, заменяющую и гостиную, и спальню, переоделся и замер, усевшись на кровать. Оглядывая свое жилье, Чанёль не чувствовал ничего — все чувства и мысли высосали из него переживания. Больше всего в эту самую минуту хотелось прижаться к родному и любимому омеге, утонуть в его глазах и почувствовать, что дом рядом, всего лишь в его руках. Больше ничего не надо, но это было невозможно. Три года счастливой жизни испарились быстро и стремительно, оставив после себя горстку ошибок, которые ошибками назвать выходило с большим трудом. Из-за ошибок, как правило, сожалеют, но Чанёль не сожалел ни о чем. Прожил бы все заново, если и без возможности что-то изменить, то хотя бы ради тех же самых ощущений заботы, тепла и той самой, трепетной любви. Он бы с удовольствием окунулся в прошлое, вновь бы встретил Сехуна, с первого взгляда понимая, что этому человеку в жизни будет отведена особая роль. Он бы прошел этот путь заново, ни о чем не жалея. Он бы вновь притягивал к себе Сехуна и кутал его в свои объятия, теперь потерявшие для омеги какой-либо смысл. Он бы хотел повернуть время вспять и увидеть своего Сехуна беззаботным и веселым выпускником, у которого колени тряслись из-за университетской практики. Увидеть Сехуна глупым и наивным мальчишкой, в которого он влюбился. Как же хотелось вернуть утраченное счастье обратно и задышать наконец-то легко и свободно… Сколько времени было упущено? Сколько Чанёль потерял? А ведь по прилету в Корею, альфа, вставив старую сим-карту в телефон, утонул в бесчисленных звонках двух омег. Звонил сам Сехун, звонил Бекхен. Последний не сдавался целую неделю. Пропущенных звонков оказалось слишком много. Но Чанёль не придавал им никакого значения. Даже не подумал толком, ведь срок им был больше пяти месяцев. Знал ли он, что все они означали потерянную важную информацию? Если бы. Да и к тому времени, как он увидел звонки, правда открылась сама по себе, до смеха нелепо и глупо, но так, что земля была выбита из-под ног. Теперь не было никакого смысла о чем-либо сожалеть. Все так, как есть. Иного пути нет — только бороться до конца, сбивая колени в кровь, бежать за Сехуном и доказывать, что все еще можно вернуть. А если он не послушает, то просто-напросто не оплошать перед своим ребенком, которому альфа слишком много задолжал. Хотя внутри все и горело от мысли, что его сын будет жить с другим альфой, будет звать его отцом, и что этот самый альфа станет свидетелем первых слов, первых шагов и первых побед ребенка, Чанёль не смел чего-то требовать от омеги, чье и без того хрупкое доверие разорвал, не думая о том, что будет после. Виноваты все, и не виноват никто. Нет того, на кого можно повесить вину и облегчить собственную душу, сделав тяжесть чуть легче. Приходится мириться с тем, что есть, и стараться выкарабкаться. Чанёль повалился на кровать, уставившись в покрывшийся тонкими, витиеватыми трещинками потолок, и, недолго думая, позвонил тому, кто должен был помочь с тем, в чем альфа не смыслил до сих пор. Спустя четыре гудка до мужчины донесся знакомый бойкий голос все такого же дерзкого и гордого омеги. — Сколько лет, сколько зим, Пак, чертов, Чанёль? Ты, оказывается, все еще помнишь мой номер? — Не язви, Сан, я не для того звоню, — усмехнулся альфа, поражаясь беззаботности старого друга. — Ты не давал о себе знать больше года, а теперь раздаешь команды. Ты неисправим. — Я стараюсь. Поможешь? — Хоть бы раз позвонил, чтобы просто встретиться, идиот. — Мне действительно нужна твоя помощь, приятель. Я без тебя сейчас никуда, — срывая маску легкомысленности, тяжело выдохнул альфа и накрыл лицо рукой, словно так мог скрыться от внешнего мира и проблем. — Если бы не наше прошлое, поганец, я бы сию же секунду сбросил вызов и внес тебя в черный список, — пригрозил смягчившийся голос, в котором легко угадывалась улыбка. — Но наше обещание не позволяет, я связан по рукам и ногам. Что у тебя? Выкладывай. — Сан, я совершил самую большую в жизни ошибку…***
Сехун чувствовал дыхание альфы на своем затылке. Часы показывали половину второго ночи, но омега все никак не мог сомкнуть глаз. Гладил живот и мысленно, чтобы Чонин ненароком не услышал, пытался выпросить совета у Чанхи, мирно спящего в животике. Омега смотрел на покрытое звездами небо через не полностью зашторенное окно и размышлял. Долго и мучительно, все пытался успокоить разбушевавшееся сердце в груди, но не выходило. Время безжалостно убегало вперед, как и весь этот год, не давая Сехуну хотя бы маленькую передышку. Хотелось стать той самой пчелой, замершей в янтаре, хотя омега последние полгода и был ею. Декоративное украшение, позволяющее делать с собой все, что угодно. Было ли это против его собственных желаний? Нет, омега любил, оттого и позволял. Но, к его большому сожалению, сердце умеет любить разной любовью разных людей. И что хуже, подсказать оно затрудняется. Время решать самому. Рука альфы лежала на плече Сехуна, и он впервые не перекладывал ее к себе на живот, чтобы Чанхи почувствовал любовь отца. Чанёль разрушил даже эту хлипкую заготовку омеги. Медленно знакомя малыша с Чонином, Сехун, сам того не замечая, убеждал себя, что сделал правильный выбор. И это работало, но только ровно до того момента, когда Чанёль снова появился в его жизни. Теперь, ребенок впервые ощутил прикосновение родного человека, так явственно и чувственно, что теперь все прочее было обманом и фальшью, в которую его папа сам его и утянул. Как же сильно Сехун устал от постоянных «но» и «нельзя». Что останавливает сейчас? Что запрещает, закрыв глаза на все, броситься в омут с головой и отобрать у мира свое, законное и заслуженное счастье? В теории — ничего, на практике — тысячи причин. Как бы сильно Сехун не сопротивлялся, усталость сморила. Омега провалился в глубокий сон, и в нем он и его сын были там, где их ждали покой и уют — они были дома. Проснувшись, омега не стал тратить время впустую. Желание обсудить закралось в грудь и свербело там, напоминая о себе. Сехун быстро принял душ, оделся, перехватил на кухне что-то съедобное и уже стоял в дверях, чувствуя на себе недоумевающий взгляд только проснувшегося Чонина, что стоял у лестницы на второй этаж и сонно глядел на своего омегу. — Ты куда так рано? — прохрипел альфа, пока еще не отойдя ото сна. — К Бекхену. — Зачем? Чонин нахмурился и подошел к Сехуну ближе, скрестив руки на груди. — Он попросил… — неуверенно оправдался омега, не имея возможности сказать правду. — Он попросил? — не веря, переспросил мужчина и посмотрел на Сехуна немного исподлобья. — Ты уверен? Или просто хочешь сбежать от меня? Омега испуганно замер, беспокойно смотря на Чонина, чувствуя, как внутри все натягивается от волнения. — Что? — выдохнул он. — Что ты такое говоришь? Нет, конечно! Просто Бекхену нужна помощь кое с чем… вот и все… — Успокойся, малыш, — улыбнулся Чонин. — Я пошутил. — А… — Но я с таким трудом освободил себе эти выходные. Ты точно уверен, что не можешь поговорить с ним послезавтра? Сехун, мы и так редко видимся, а ты хочешь и этого нас лишить? Чонин подошел к омеге чуть ближе и положил руки на его плечи, носом проведя по виску, прикрыв глаза. Сладкий шафран так отчетливо начал горчить, альфа отпрянул назад и посмотрел на Сехуна еще более хмуро. — Все в порядке, малыш? Ты ничего не хочешь мне сказать? Сердце в груди у омеги забилось пуще прежнего, но он постарался улыбнуться. С каждой секундой игра, которую он пытался поддерживать, сдавливала горло, не давая нормально дышать. Сехун начинал задыхаться. Здесь и сейчас, в этом большом пространстве, вмиг ставшем чужим. — Нет, Чонин, все хорошо. Ты слишком переживаешь. Омега уткнулся лбом в плечо альфы, скрывая стыдливый взгляд. Чонин начал легонько поглаживать его спину, все еще хмурясь. Но от этих простых действий стало легче обоим, и вскоре альфа перестал переживать. — Я отвезу тебя, — твердо заявил Чонин и, отстранившись, поспешил к лестнице. — Подожди, я переоденусь. — Стой, не надо, — сказал в спину альфе Сехун, но тот его не услышал. Или сделал вид, что не услышал. В любом случае омеге ничего не оставалось, кроме как покорно присесть и дождаться Чонина, который довезет его до Бекхена, возможно, все еще отсыпающегося в свой выходной. Когда машина припарковалась около дома Бекхена, Сехун поднял глаза к окнам друга, стараясь уловить в них хоть какое-то движение, но ничего разглядеть было нельзя — слишком высоко. Чонин заглушил мотор и, повернувшись к омеге, предложил: — Я могу подождать тебя здесь. — Не стоит, — отказался Сехун, мягко улыбнувшись. — Ты надолго? Я серьезно, малыш, я могу дождаться. — Я не знаю, сколько пробуду там. Не жди. — Не пригласишь? — Чонин кивнул в сторону подъезда, словно бы намекал, что отпускать омегу не намерен. Это одновременно разозлило и обеспокоило Сехуна, так что он резко качнул головой, сжав дверную ручку. — Нет, Чонин, у Бекхена ко мне личные вопросы. Омега уже собрался выйти из машины и поспешить к другу, но его остановило твердое прикосновение широкой ладони к запястью и настойчивое движение альфы, притянувшее Сехуна к нему. Чонин хитро улыбнулся и накрыл губы омеги своими, целуя требовательно и жадно, заставляя чувствовать его власть. — Мне пора, — резко отстранившись, выдохнул Сехун и все-таки вышел из машины. Чонин проводил его непонимающим, оттого и немного печальным взглядом до самого подъезда, а после, выждав еще немного, все же уехал обратно домой. Сехун остановился перед квартирой друга, не решаясь постучать. Несколько раз поднимал руку и столько же раз опускал ее обратно. В итоге не выдержал и все же сделал это. Но в ответ последовала тишина. Когда он вновь поднял руку, чтобы постучать еще раз, дверь тут же открылась и на пороге застыл взлохмаченный Техен, сонно глядя на пришедшего гостя. — Доброе утро, — улыбнулся омега. Техен еще пару секунд простоял истуканом в дверях, а потом, сообразив, расплылся в приветливой улыбке. — Доброе, Сехун. Проходи. Альфа отошел назад, приглашая гостя в дом, и закрыл за ним дверь. — Какие вы уже большие, — Техен кивнул на живот и подмигнул смущенному омеге. — Шесть месяцев, как никак. Я не помешал вам? — Нет, я как раз только проснулся. Сехун всегда по-доброму поражался беззаботности этого парня. Его короткие фразы, брошенные между делом омеге, всегда заставляли улыбаться, прямо как сейчас. Растрепанный, все еще чуть-чуть опухший со сна, он широко улыбался Сехуну и отпускал милые комментарии по поводу его положения. — А Бекхен на кухне, — спохватился Техен, взмахнув рукой куда-то в сторону. Сехун благодарно улыбнулся, снял верхнюю одежду, разулся и направился в указанную сторону, а Техен в это время юркнул в ванную, откуда начал доноситься шум льющейся воды. Бён расставлял на столе тарелки с готовым завтраком и кружки с ароматным кофе. Его волосы, как и у Техена, были растрепаны, а сам он был в растянутой домашней одежде. Заметил Сехуна омега не сразу, только когда обернулся к столу раз в третий. — Ох, милый, напугал! — дернулся Бекхен, схватившись за сердце. Сехун только улыбнулся, уперевшись головой в дверной косяк. Смеяться не было никакого желания, а его беспокойство так отчетливо было заметно, что Бён и сам резко перестал улыбаться. — Будешь завтракать? — как-то неловко предложил он. — Все-таки, время раннее. — Я поел дома. Мне нужно поговорить с тобой. Бекхен, тут же все поняв, кивнул и добавил: — Иди в спальню, милый, я скоро вернусь. Сехун послушно направился в указанное место, оставляя омегу на кухне. В спальне Бекхена было уютно и даже убрано, несмотря на только недавнее пробуждение пары. Пахло ароматизированными свечами, над кроватью висела какая-то купленная на барахолке картина, а рядом с ней вразброс расположились фотографии его и Техена. На стульчике около стола висели вещи как самого Бёна, так и его альфы — и это было так по-домашнему правильно, что у Сехуна невольно сжалось сердце. На двух прикроватных тумбочках стояли разные по форме и стилю ночники, на одной — книга из университета, часы, свечи, маленькая ваза с ростком какого-то цветка и очки; на другой — ноутбук, портмоне, неаккуратно брошенный галстук и паспорт. Такие разные, но такие, черт возьми, правильные. Омега оглядывался по сторонам и не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, что в этой маленькой спальне все так, как должно быть. Как полагается, как раньше было и у него самого. Погрязнуть в своих мыслях не дал вошедший в спальню Бекхен. Он нес в руках две маленьких кружки с кофе, для Сехуна — с молоком, потому что только такой можно беременным, он запомнил. Поставив кружки на столик и присев на кровать, в то время как Сехун сел на стул, Бекхен внимательно посмотрел на друга. — Я правильно понимаю, о чем будет разговор? — спокойно уточнил омега. — Наверно, — пожал плечами Сехун. — Я запутался. — В чем? В чем ты запутался, милый? Ты ведь решил все еще в самом начале. Ты ведь помнил, что было! — Я не знал, что, увидев его, я сдамся, — тяжело выдохнул Сехун, покачав головой. — Я не могу просто так его отпустить, понимаешь? — Расскажи, — попросил Бён. — Расскажи, что было вчера. Омега поднял на него обреченный взгляд, но кивнул и не стал сопротивляться. По мере рассказа Бекхен оставался таким же спокойным, каким был вначале. Его взгляд не менялся, ни одна мышца на лице не дрогнула, и Сехуну оставалось только догадываться, что же он думает. Омега так хорошо помнил, какая обида поселилась в сердце его друга, когда каждый звонок Чанёлю обрывался безжизненным голосом автоответчика. Звонок, который должен был стать точкой в этой долгой и мучительной борьбе с самим собой, в итоге обернулся долгим многоточием, намеренно принятым за конец этой страницы. И вот сейчас, шанс закончить затянувшееся молчание наступил, но сердце Бекхена таило обиду за друга, в то время как сам Сехун оттаял неожиданно быстро и легко. Повлияло ли то, что под сердцем он носил их общего ребенка, или то, что весь этот год он не имел возможности ощутить прошлое счастье рядом, омега не имел ни малейшего понятия. Просто сердце больше не хранило злость на потерянного и запутавшегося альфу. Сердце не знало, как быть. — …и теперь все так, как есть, — закончил Сехун. Он робко поднял на Бекхена взгляд, надеясь увидеть там поддержку. Но ничего, словно бы непробиваемая стена, разрушить которую ему не по силам. — И что дальше? — спросил Бён. — Я не знаю… Я люблю. Всем сердцем люблю Чонина, и он любит меня, я это знаю. Я в этом не сомневаюсь. Он станет Чанхи хорошим, прекрасным отцом. Они смогут полюбить друг друга. Сехун аккуратно коснулся живота и погладил его. — Но?.. — протянул Бекхен. — Ведь есть же «но», которое привело тебя сюда? — Чанёль его отец. — Чанёль бросил вас, — холодно напомнил омега. — Оставил на целых шесть месяцев, а теперь вернулся, поджав хвост. Ты уверен, что он годится на эту роль? — Не знаю, — честно признался Сехун. — Но даже Чанхи почувствовал что-то в прикосновении родного отца. Чанёль раньше очень часто говорил о детях. Постоянно твердил, что хочет семью. Хочет ребенка. И вот, Чанхи, он с нами. — Милый, хотеть ребенка и быть ему отцом — разные вещи. Не путай. — Да, ты прав, — омега согласно кивнул. Сехун продолжал гладить свой живот, и его волнение этим незамысловатым движением передалось ребенку. Тот начал шевелиться в животе, будто бы пытался что-то донести до своего папы. Но Сехун не понимал. Прислушивался, хотел понять, но не выходило. Чанхи беспокоился, Сехун не отставал. Чонин… он ласковый, заботливый и нежный. Он по-настоящему сильный человек, справившийся со всеми трудностями. Сехун любит его, всегда любил. С первого их разговора в больнице. Их сердца объединила одна на двоих тревога, их разговоры стали шлюпкой в море. Шлюпкой, которая помогла спасти пассажиров корабля от неминуемой гибели. Разве может сердце после такого остаться равнодушным? Чанёль… он же простой, любящий и искренний в своих словах и поступках. Он неидеален. Никогда таким не был и вряд ли когда сможет. Чанёль местами бывает той еще проблемой, но проблемой, которая, что бы не случилось, находит пути решения и всегда берет все трудности на себя. Рядом с ним можно стать слабым и хрупким. Их с Сехуном когда-то связала одна на двоих ошибка и три прекрасных года вместе, общие мечты, общая любовь, теперь уже потрепанная и заштопанная, но все еще согревающая и уютная. — Ты ведь все для себя решил, — сдался Бекхен глядя на задумавшегося друга. — Так чего ты теперь ждешь, милый? — Правильно ли я поступаю? — Нет. Ты совершаешь еще одну ошибку, — Бекхен коснулся руки Сехуна и аккуратно сжал ее. — Но ошибки — это не всегда плохо. Ты сам знаешь. Омега последний раз тяжело вздохнул и встал с кровати. Бекхен прекрасно понял еще с первых минут разговора, что Сехун пришел к нему уже уверенный в своем решении. — Меня Техен заждался на кухне. Тебе сделать завтрак? Чанхи нельзя оставаться голодным. Сехун благодарно улыбнулся и кивнул. Бён подошел к двери и замер ненадолго у нее, обернувшись. — Ты должен помнить, милый, что разум иногда мешает делать правильный выбор. Прислушайся к тому, что здесь, — Бекхен коснулся своей груди. — И кто бы что не говорил, ты сделаешь правильный выбор. Омега развернулся и вышел из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь. Сехун достал из кармана кардигана телефон. Его палец замер над контактом альфы. Сейчас или никогда. Многоточие обязано когда-нибудь стать точкой.***
«Наша первая встреча. 15:00. Сехун». Чанёль перечитал пришедшее смс раз десятый. Он все еще не верил. Ноги словно бы приросли к земле. Крутящийся рядом омега держал в руках две мягких игрушки. Одна — плюшевый котенок, с большими голубыми глазами, а вторая — зебра, с высунутым языком и раскосым взглядом. — Пак, слушай, а твой будущий омега будет таким, как Сехун, или таким, как ты? Повернувшись к другу, омега наткнулся на его растерянный взгляд, раскрытые в букве «о» губы, и, присмотревшись, он увидел еще и покрасневшие кончики ушей. — О, всевышний, пусть он будет похож на Сехуна, — скривился омега, критично оглядывая своего друга. — Сан, прочти, что здесь написано, — попросил Чанёль, протягивая телефон. Сан удивленно выгнул брови и, сжав подмышкой зебру, взял телефон, чуть щурясь при чтении. — Наша первая встреча. 15:00… — омега замялся, не поняв, а потом довольно улыбнулся, бросив на альфу хитрый взгляд. — Сехун. — Он попросил о встрече… — Будешь вести себя там так же, как и сейчас, твой Сехун сбежит в первые пять минут, — ухмыльнулся Сан. Он вновь принялся рассматривать игрушки, хмуря брови. Чанёль продолжал стоять на месте, глупо улыбаясь. Как влюбленный подросток. Точно таким же альфа и был, когда первый раз в его жизни первый омега признался ему в чувствах. Как же Сан жалеет, что этим омегой оказался он… Их связывала многолетняя, поистине крепкая дружба, начавшаяся знакомством их пап в роддоме. Год за годом рука об руку. Общий детский сад, общая школа, общий университет. Даже в Сеул переехали вместе. И где-то в промежутке между всем этим недоотношения, начавшиеся из-за глупости Сана, который перепутал свои чувства, перепутал любовь к альфе с любовью к другу. Это были самые странные три месяца их жизни, не перешедшие границу пары-тройки поцелуев, да обжиманий за закрытой дверью чьей-то спальни. Они быстро осознали, что дружба лучше, потому и забылось все очень легко. Но Сан иной раз все равно боролся с желанием звонко треснуть себя по лбу за эту глупую и смешную ошибку. Чанёль подошел к омеге со спины и, бросив быстрый взгляд на игрушки, мягко улыбнулся. — Мне зебра нравится. — Кто бы сомневался… — рассмеялся Сан. — Мне кажется, Сехуну понравится вот этот котенок. — Тогда возьму его. Омега бросил игрушку в уже нагруженную тележку. Там было несколько нужных вещей для малыша. Бутылочки, соски, пеленки, шапочки и чепчики, носочки, пинетки, несколько комбинезонов, погремушки и в довершение ко всему эта мягкая игрушка. Чанёль гордо смотрел на первые покупки для ребенка, для его крохи. Смотрел и надеялся, что Сехуну все это понравится. Альфа так хотел сделать подарок своему омеге, хотел порадовать его. — Спасибо, Сан. Я твой должник, — улыбнулся Чанёль, обняв омегу. — Ты мой должник с тех самых пор, как стал списывать физику, — мягко улыбнулся Сан. Проходящий мимо пожилой омега бросил на них умиленный взгляд, поздравив «молодую семью» с пополнением, смотря на полную тележку. Чанёль и Сан непонимающе переглянулись и тут же отпрянули друг друга, неловко рассмеявшись. — Как там Уён поживает? — направляясь к кассе, спросил альфа. — Спокойно. Работа, дом. Все, как у всех, — улыбнулся Сан. — Знаешь, Чанёль, я поеду. Да и тебе нужно хотя бы привести себя в порядок перед встречей со своим омегой. Побрейся, идиот, — рассмеялся Сан. — И, ради всего святого, убери ты эту свою глупую улыбку! Чанёль вмиг стал серьезным и, отсалютовав, кивнул, соглашаясь. На что Сан только закатил глаза, да пошел прочь из магазина, попрощавшись со старым другом. Альфа подошел к кассе и стал оплачивать сделанные покупки. Но улыбку убрать не выходило. Чанёль был рад — Сехун медленно, но верно шел навстречу. Открывался, что ли. Как это могло не радовать? И место их первой встречи… Ведь если омега помнил это, то еще не все потеряно. Сехун впервые увидел Чанёля на встрече с Тао, в небольшом ресторанчике. Но Чанёль увидел Сехуна немного раньше. Как-то, гуляя по парку, он заметил идущих по тропинке и громко смеющихся омег, привлекающих к себе внимание всех вокруг. И в глаза в ту минуту сразу же бросился высокий, худенький, невероятно красивый омежка, одновременно напоминающий Тао и разительно отличающийся от него. Знал ли тогда Чанёль, что видел того, кто перевернет его жизнь и окажется близким другом его омеги? Нет, даже не догадывался. Но, увидев его потом, Чанёль отчего-то твердо решил, что его появление не случайно. Сехун знал это. Знал, потому что рассказал сам Чанёль. И негласно эта случайная встреча стала их первой, пусть и немного односторонней. Оплатив покупки, Чанёль вышел на улицу и поймал такси. Он приехал домой, сгрузил вещи в спальню и сразу же направился в ванную. Встав перед зеркалом, альфа ужаснулся и признал правоту Сана. Выглядел мужчина просто ужасно. Усталый взгляд, мешки под глазами, щетина, беспорядок на голове. Встречать таким своего утонченного омегу — кощунство. Потратив много времени на то, чтобы искоренить последствия переживаний и бессонных ночей, Чанёль вышел из душа посвежевшим и в прекрасном настроении. Он чувствовал себя, как молоденький, пятнадцатилетний мальчишка, спешащий на первое в своей жизни свидание. И хотя ему уже далеко не пятнадцать и совсем скоро у него уже будет ребенок, это чувство не хотело пропадать. Если речь идет о Сехуне, то все кажется новым и волнующим. К двум часам альфа был полностью готов. Он вышел из дома и неспешно побрел к нужному парку, приводя по пути мысли в порядок. К трем часам он стоял у того самого дерева, раскинувшего свои ветви на метры вперед. Под его тенью было спокойно и хорошо. Больше трех лет назад он, стоя здесь, смотрел на свою будущую любовь. Ветер начинал пробираться под куртку. Люди проходили мимо, не обращая на Чанёля никакого внимания. А он, спрятав руки в карманы, продолжал оглядываться по сторонам, стараясь взглядом отыскать Сехуна. Но его все не было и не было. Бросая быстрые взгляды на часы, Чанёль постепенно начинал волноваться. Передумал? Писал не ему? Ошибся номером? Понял, что не может? Что случилось? Почему Сехуна нет? Десять минут опоздания плавно перетекли в час. Но альфа стоял под этим деревом, зарывшись носом в шарф, и все еще ждал. Замерзло все — нос, уши, руки. Сехуна все не было. И отчаяние заполняло собой все. Он не мог ошибиться с местом и настойчиво убеждал себя в том, что еще чуть-чуть, вот с минуты на минуту, и он увидит Сехуна в толпе прохожих. Время продолжало идти. — Чанёль! — послышалось невдалеке, и альфа мгновенно обернулся. В толпе людей по тропинке, неуклюже спешил он, Сехун. Махал рукой, привлекая к себе внимание. Шарф почти упал, пальто было расстегнуто. Омега держался за живот и проталкивался сквозь идущих ему навстречу людей. Облегчение смешалось с беспокойством, и Чанёль грозно и громко крикнул: — Стоять! — Сехун тут же послушно остановился и ошарашенно посмотрел на альфу. Чанёль сам поспешил к омеге — ему это давалось куда легче. И чем ближе он подходил, тем быстрее начинало биться сердце. Альфа замер перед Сехуном. Глаза в глаза. Страх напополам и неловкость одна на двоих. Сехун дышал тяжело, держался за живот и не сводил с альфы своего испуганного взгляда. А Чанёль опять улыбался, как дурак, разглядывая до боли в груди любимого омегу. И ничего больше ему не надо. — Там пробка… — запинаясь, начал Сехун. — Я на такси. Перед нами авария. Не выйти, не объехать. В самой гуще. Прости. Я старался так быстро, как только мог. — Тебе нельзя бегать, — невпопад прервал Чанёль. — Я не бежал… — Не надо было спешить. — Я боялся, что ты уйдешь… — Я бы не ушел. — Сколько бы ты ждал? — Сколько потребуется. — Прости. — Почему не позвонил? — Телефон… разрядился… — Глупыш. Чанёль улыбнулся и прижал омегу к себе так близко, как только смог. Сехун мгновенно обнял его в ответ и расслабился, прижимаясь теснее. Все было так, как должно было быть с самого начала. Альфа чувствовал окутывающий его, до одури сладкий аромат шафрана, за ним его собственный чуть заметный терпкий сандал, а потом что-то пока еще не обретшее форму, чуть фруктовое, летнее, легкое и до мурашек нежное — их общее, аромат их ребенка. — Я люблю тебя, маленький, — не сдержался Чанёль. — Люблю. Сехун кивнул. Не сказал ни слова в ответ, ни нежного, ни колкого — он просто согласился. Он знал и был уверен, что Чанёль все понимает, все чувствует. Он был прав. Альфа отпрянул от омеги, заглянув в его глаза и улыбнулся, соприкоснувшись лбом и кончиком носа с Сехуном. Вокруг проходили люди, смотрели на них, разглядывали, но здесь и сейчас, под взглядами посторонних, они были ближе, как никогда раньше. Чанёль приблизился к губам омеги и, прикрыв глаза, наконец-то коснулся их. Это было похоже на ураган внутри. Это было фейерверком. Это было сумасшествием. Это было правильно. Сехун не отталкивал, а наоборот, стремился стать еще ближе. — Я скучал, — сжав руку альфы, лежащую на его щеке, прошептал Сехун. Улыбнулся. Рассмеялся и уткнулся лбом в его плечо. Чанёль поцеловал омегу в висок и положил руки на его живот, посмотрев на него. Большой. — Я решил, — твердо сказал Сехун, но голос по-прежнему продолжал дрожать. — Познакомься, Чанёль, это твой сын. Чанхи и, я думаю, он рад тебе. Чанёль удивленно уставился на кругленький живот и снова провел ладонями по нему, чувствуя, как в сотый раз перевернулся его хрупкий мир. Его имя… — Чанхи? — повторил альфа, посмотрев в глаза Сехуна. — Чанхи. Чанни. Твой… наш, — поправил себя омега. — Наш сын. — А что? — хмыкнул Чанёль. — Мне нравится. Сехун довольно улыбнулся, а после сам потянулся к альфе, чтобы своровать маленький поцелуй. Его так не хватало. — На семнадцатой неделе, — рассказывал Сехун, держа альфу за руку и гуляя вместе с ним по парку, — Чанхи первый раз толкнулся так сильно, что я смог это почувствовать. Я был в магазине. Случайно выронил коробку с молоком, и оно разлилось по полу. Я так испугался, что вместе со мной испугался и охранник, подбежавший ко мне. Знаешь, я был тогда в такой объемной кофте, что живота видно не было, да и сам по себе он был небольшой. И вот охранник решил, что мне просто стало плохо. Стал звать врача, а я, когда наконец-то сообразил, что случилось, так громко рассмеялся, что все подбежавшие на крик люди смотрели на меня, как на идиота. Вот так вот Чанхи первый раз поставил своего папу в неловкую ситуацию. — Он будет прытким мальчишкой, — рассмеялся Чанёль. — В тот момент он так напомнил мне тебя. — Почему же? — Ты как-то тоже неудачно пошутил в магазине, и мы разбили вино, — напомнил Сехун. — Ах да, Точно. — Только твои шутки обошлись дороже. Чанёль сконфуженно улыбнулся. Он сжал руку Сехуна немного сильнее и обеспокоенно спросил: — Не устал? Может быть, присядем? — Прогулки полезны и мне, и малышу. Альфа не стал спорить. Он вел Сехуна за собой, и ему было спокойно. Просто спокойно. Тучи потихоньку сгущались, в воздухе пахло дождем. Люди спешили по домам, но ни Чанёлю, ни Сехуну торопиться было некуда. Для них время замерло. Они дышали друг другом, улыбались друг другу и просто были рядом. Большего и не надо было. Они ждали этого так долго. Но оттягивать неизбежное слишком долго невозможно. Потому, когда вечерние сумерки стали сгущаться, Чанёль остановился посреди тропинки и, сам того не желая, задал волнующий его вопрос: — Что будет теперь? Сехун замешкался. Заметно занервничал, отводя взгляд. — Я должен сказать Чонину. Я не смогу больше врать ему. — Это не обязательно делать сегодня. Поехали ко мне. Разговор можно отложить на завтра. — Нет. Я должен сделать это сегодня. — Все будет хорошо, Лисенок. — Не будет, — Сехун покачал головой. — Чонин никогда не простит меня. — Не думай об этом. Я рядом. Чанёль притянул омегу к себе и поцеловал в лоб. Сехун сжал пальцами воротник его куртки и тяжело вздохнул. — Езжай домой, Чанёль. Я сам поговорю с Чонином. Я соберу вещи и приеду. — Ты думаешь, что я отпущу тебя одного? Родной, я теперь буду с тобой всегда. Один раз я уже отпустил тебя. Не хочу повторять это. — Это наш с ним разговор, Чанёль. Я должен сказать все сам. — Скажешь. Сам скажешь. Но я поеду с тобой и заберу тебя. Я не хочу слышать «нет». Сехун ничего не ответил. Чанёль отстранился и сжал щеки омеги ладонями, ободряюще улыбнувшись. Он погладил нежную кожу большими пальцами, чувствуя нарастающее за Сехуна волнение. — Спасибо, — прошептал он и потянулся к альфе за теплым и спасающим объятием. Время вновь побежало. Слишком стремительно, приближая очередной конец очередной страницы еще одной истории. В такси Чанёль обнимал омегу за хрупкие плечи, гладил успокаивающе его животик. И делал это скорее для ребенка, чтобы ему не передавалось волнение папы. Чанхи… Сейчас он мог чувствовать мир только через своего папу, он в безопасности, оберегаемый Сехуном как самое ценное в мире. Чанхи все понимает, и ему, как и Сехуну, нужна поддержка отца. Чанёль дарил ее. Чанёль хотел сберечь своих омег, он готов был бросить к их ногам все. Ничего больше в его жизни не имело значения. Только его Сехун, только их Чанхи. Когда автомобиль припарковался у дома Чонина, Сехун невольно сжался, испугавшись. Чанёль обнял его крепче и спросил: — Уверен, что хочешь сделать это сейчас? — Да. Собравшись с силами, омега вышел из такси, и за ним следом Чанёль, напоследок попросивший водителя дождаться их, сколько бы потом не пришлось платить за ожидание. Омега замер перед воротами, смотря на единственное горящее в доме окно — на кухне. Чонин ждет его. Ждет и не знает, с какой целью Сехун сейчас вернулся в этот дом. Чанёль подошел к омеге со спины, обнимая его за плечи, он, как и Сехун, смотрел в горящие окна. — Я разобью ему сердце, — прошептал омега. — Он поймет тебя. — Я во всем виноват. — Здесь нет твоей вины. — Все испортил только я. Чанёль развернул Сехуна к себе лицом и посмотрел ему в глаза, полные страха и уверенности. Альфа зачесал его челку чуть назад, не зная, куда деть руки, и, собрав мысли в кучу, произнес: — Чонин прекрасно знал, что именно нас с тобой связывало. Он наверняка догадывался, что так будет. — Догадывался? — непонимающе спросил омега. — Да. — А ты? Ты знал, что я вернусь к тебе? — Я мог только надеяться. Чанёль улыбнулся, и Сехун робко последовал его примеру. Альфа притянул его к себе, обнимая напоследок. Он хотел поделиться всей своей силой с омегой. Хотел отдать ему всю свою уверенность. Подняв еще раз глаза на горящие окна, Чанёль увидел то, что увидеть не ожидал. Отдернув штору, на них глядел Чонин. Чанёль не мог точно разглядеть, какое выражение лица было у альфы, но он почему-то почувствовал обиду и решил сделать то, что сделал. Глупо? Опрометчиво? Возможно. Но он все равно, отстранившись от омеги, вновь прильнул к нему, воруя поцелуй. Он целовал своего омегу, свою пару. Он делал это и не сводил глаз с силуэта в окне, пока тот не скрылся из виду окончательно. — Я пойду, — решился Сехун. — Я буду рядом, — пообещал Чанёль и отпустил омегу. Он неспешно пошел по тропинке к дому, и его сердце в груди разрывалось от страха. Сехун остановился перед дверью, еще раз глубоко вдохнул и открыл ее. Дом встретил тишиной. Страшной, волнительной тишиной. На кухне по-прежнему горел свет, и пахло чем-то ароматным. Чонин вновь что-то приготовил. Не снимая с себя пальто, Сехун прошел на кухню и замер в дверном проеме. Альфа поднял на него равнодушный взгляд, а после вновь вернулся к бокалу вина, он начал перекатывать светлую жидкость по стенкам бокала, делая вид, что это куда более интересно, чем стоящий и трясущийся перед ним омега. Бутылка вина, видимо, уже давно открытая, стояла рядом с ним, и стол был накрыт на двоих. Это должно было стать обычным семейным ужином. Но все обернулось иначе. — Проходи, — сухо предложил Чонин. — Я давно жду тебя. Ужин остыл, но не переживай. Я подогрею. Что ты будешь? Сок? Воду? Чай? — альфа встал из-за стола и направился к холодильнику. — Я ничего не буду, — робко ответил омега. — Не надо так, Сехун. Надо что-нибудь выпить. Я бы предложил вино, но тебе нельзя. — Нам надо поговорить. — Все после ужина. Тебя целый день дома не было. Наверное, сильно проголодался. — Нам надо поговорить, — повторил омега. — Какой сок тебе налить? — Чонин… — Не надо, — резко и строго прервал альфа. Он оперся руками о кухонную столешницу, сжав ее до побелевших костяшек. — Прошу, Сехун, не надо. Чонин обернулся к омеге. — Я все видел. Просто скажи, что это было ошибкой и ты прогнал его. Скажи это, и мы все забудем. Сехун замер на месте, вновь положив руку на живот. Сердце в груди разрывалось, но пути назад уже не было. — Нет, Чонин, я не прогнал его. Чанёль ждет меня за дверью. Альфа отвернулся, опустив голову и усмехнувшись. — Я думал, что ты уехал к Бекхену просто поговорить. Думал, тебя не будет дома час, три — максимум. Но тебя не было весь день. Я чувствовал себя виноватым, тратил все свое время на работу, старался заработать деньги, чтобы ни ты, ни ребенок не чувствовали себя плохо. С трудом выкроил полностью свободные выходные. Рассчитывал, что мы проведем их вместе. Может быть, наконец-то выберемся в магазин и купим кроватку, коляску. Наконец-то выберем комнату для ребенка и придумаем, как ее обустроить. Чонин глухо рассмеялся и повернулся к Сехуну лицом. По щекам омеги катились слезы, он кусал губы. А альфу отчего-то прострелило вспышкой слепой злости, подначиваемой обидой. — Считаете меня дураком, да? Глумитесь. Что ты ему успел рассказать про меня, а?! Весело было?! — Чонин, я ничего не… — Не ври! — зло рыкнул альфа. — Не ври хотя бы сейчас. Будь честен со мной. Скажи все прямо! Один чертов раз перестань строить из себя жертву и скажи все, что ты думаешь! Сехун отступил назад, испугавшись еще сильнее. Чонин впервые повысил на него голос. Он был зол, это пугало. Омега бережно держал руки на животе, задыхаясь от слез. — Чонин, прости. Я не хотел, чтобы вышло так. — Но все получилось именно так! — Чонин стремительно зашагал в сторону омеги, а тот инстинктивно попятился назад, пока не уперся в стену. Альфа навис над ним. — Ты хотел этого, да? — Нет, Чонин, все не так! — Скажи мне, ты любил меня? — обессиленно прошептал альфа. Сехун задержал дыхание, стараясь подавить волнение. — Любил, — уверенно ответил он. — Люблю до сих пор. — Но собираешься уйти? Сехун… ты снова врешь мне… — Я не врал. Я всегда был честен с тобой! — Вранье! — громко крикнул Чонин и, не сдержавшись, ударил по стене кулаком. Сехун дернулся в сторону, и в эту самую минуту незакрытая омегой дверь распахнулась. На пороге появился Чанёль. Он посмотрел на тяжело дышащего Чонина, только что ударившего кулаком по стене, на сжавшегося в испуге омегу. В мгновение ока Чанёль оказался рядом с Чонином и, схватив его за руку, оттолкнул от омеги. Он приблизился к Чонину и зло посмотрел в его глаза, чувствуя запах алкоголя. — Не смей трогать его и тем более причинять вред, — процедил сквозь зубы Чанёль. Чонин глухо хохотнул, не отводя глаз от альфы. — В отличии от тебя я никогда не делал Сехуну больно, — выплюнул он, задрав подбородок. — Чанёль, выйди, — сжав руку альфы, попросил омега и требовательно дернул того за рукав. Он стоял позади, испуганно глядя на него и Чонина. — Чанёль, пожалуйста. — Сделай, что просит твой омега, — усмехнулся Чонин. — Я никуда не уйду. И не оставлю его рядом с тобой. — А что же так? — губы альфы скривились в едкой улыбке. — Боишься, да? Переживаешь, волнуешься. Думаешь, что я наврежу ему и ребенку. Раз так боишься, где же ты был все это время? Почему позволил мне так долго быть с твоим омегой, а? Или нет, нет-нет, постой. Я понял, — деловито протянул Чонин. — Ты боишься, что я смогу доказать ему, какое ты ничтожество, раз бросил его. — Замолчи, — пригрозил альфа. — Правда глаза колет? — Чонин, хватит, — запротестовал Сехун, стоя за Чанёлем. Альфа перевел на него холодный, лишенный жизни взгляд. И улыбнулся. — Больно, да? Больно слышать правду, Сехун? — Пожалуйста, хватит. Прости меня, прошу. Чанёль ни в чем не виноват! Это моя вина. — Ты клялся мне, Сехун, — напомнил Чонин. — Уже не помнишь? Как же быстро ты, оказывается, способен забыть такое. — Я помню. Все помню. Но я не могу, Чонин, ты должен понять. — Я ничего больше тебе не должен! — крикнул альфа. Чанёль загородил омегу собой, зло посмотрев на Чонина. — Что? — усмехнулся тот. — Теперь строишь из себя героя? Не поздновато ли? Сехун молчал, сил говорить у него больше не было. Он испуганно прижимался со спины к Чанёлю, и тот чувствовал его слабость. Он перехватил инициативу на себя. Посмотрел на Чонина, выдерживая его ломающийся взгляд. — Я забираю их себе, — просто сказал он. — Я упустил наше время, подарив его тебе. Но на этом все заканчивается. Ясно? Сехун мой. — Он был моим, — не сдавался Чонин. — Был. Чанёль развернулся к омеге, обнял его за плечи и повел к выходу. — Я все еще люблю тебя, слышишь? — крикнул им вслед Чонин. — Сехун! Сехун прижался к Чанёлю и закрыл уши руками. Они быстро прошли по тропинке, оставляя дом позади. Чонин смотрел им вслед сквозь открытую дверь. Глядел на то, как Чанёль открывает дверцу такси, помогает Сехуну сесть в машину, садится следом и такси уезжает. Чонин остался стоять посреди пустого коридора, лишенный сил и чувств. Он сполз по стене на пол и уперся головой в прижатые к груди колени. — Все еще люблю… В такси Сехун отвернулся к окну и молчал. Чанёль держал его руку и обеспокоенно наблюдал за ним. Дорога, занявшая много времени, прошла в полной тишине. Когда автомобиль припарковался около дома Чанёля, он тут же всучил таксисту деньги и помог омеге выйти на улицу. Держа его за руку, альфа провел его до квартиры. Помог снять пальто, разуться. Провел в спальню и усадил на кровать, продолжая обеспокоенно смотреть на него. — Хей, крошки, мы дома. Чанёль сжал животик омеги руками и поцеловал его, вмиг чувствуя пальцы Сехуна в своих волосах. — Наконец-то мы дома. — Ты забрал его, — прошелестел Сехун. Чанёль поднял на омегу недоумевающий взгляд и посмотрел в ту сторону, в которую смотрел он, видя там большого розового медведя. — Ах, да. Папа просил забрать. Просил… просил вернуть его тебе. Сехун устало усмехнулся и бросил мимолетный взгляд на плюшевого медведя. Большой и мягкий. — Чанхи он понравится. Альфа кивнул и потянулся к одному из пакетов, стоящих у небольшого комода около кровати. Он достал оттуда купленного утром игрушечного котенка и протянул его омеге. — Надеюсь, это тоже понравится нашему Чанхи. — Откуда?.. — Утром купил пару вещей по мелочи, — пожал плечами альфа. — Пару вещей? Чанёль кивнул на пакеты. Сехун неверяще посмотрел на него, а потом неуклюже сполз на пол, утирая рукавами непрекращающиеся тихие слезы, что лились с тех самых пор, как Чонин впервые громко крикнул на него. Он развернул эти два пакеты и охнул. Омега дрожащей рукой достал небольшие пинетки и расплылся в нежной улыбке. — Какие маленькие, — прошептал он. — Смотри, я купил комбинезончик. Альфа достал вещь из пакета и показал Сехуну. — Будет маленьким жирафом, — рассмеялся Чанёль, глядя на раскрас одежки. — А это, — он потянулся к покупкам. — Мы с Саном долго думали, какую именно, но в итоге не смогли выбрать. Вот, купили сразу несколько. Чанёль расставил на полу между ними бутылочки. — И еще вот. И следом соски и несколько столовых приборов, специально для детей. — Я не знаю, что ты уже успел купить. Если все это у тебя уже есть, то, я думаю, это не беда. Будет менять бутылочки по дням недели, — Чанёль рассмеялся, почесав затылок. — А одежды не бывает много. С тарелочкой поторопился, конечно, но не думаю, что это плохо… Чанёль замолк, увидев, как глаза омеги опять наполнились слезами, и он закусил дрожащую губу. — Маленький, ты чего? Он потянулся к Сехун и вытер слезы с его щек рукавом своей кофты. — Мы… — прошептал омега. — Мы еще ничего не покупали ребенку… это его… его первые вещи. Сехун расплакался в голос, закрыв лицо руками. Чанёль не стал ничего говорить, он прижал омегу к себе и просто стал гладить его по голове, позволяя выплакаться. Прощаться всегда тяжело. Даже если они теперь есть друг у друга, Сехун не мог так просто отпустить Чонина, простить его, себя, простить их вместе. Слезы катились по щекам, обещая потом покой, но он все никак не наступал. Чанёль прижимал к себе омегу, гладя по спине, и делил его печаль напополам. — Что бы не произошло, я рядом, слышишь? — прошептал он. — Буду рядом всегда. — Я скучал, Чанёль. Так скучал, ты бы знал, — сквозь слезы прошептал Сехун. — Мне тебя не хватало. — Как и мне тебя. Сехун стоял посреди комнаты, оглядываясь по сторонам. Чанёль сидел на кровати, наблюдая за своим омегой, теперь уже таким неповоротливым и большим. Его нос покраснел от слез, он продолжал смешно шмыгать и тереть уставшие и покрасневшие глаза. — Мне надеть нечего, — пожаловался омега. — Я не забрал свои вещи. — Потом заберем, — отмахнулся Чанёль, встав с кровати, и подошел к комоду. — Надень пока мои. Чанёль протянул омеге стопку своих домашних вещей, пахнущих кондиционером для белья. Сехун посмотрел на них с долей ностальгии, провел по ткани кончиками пальцев и шумно выдохнул, улыбнувшись. — Прими душ, родной. Я приготовлю пока что-нибудь. Вам с Чанхи надо поесть. Сехун кивнул и послушно скрылся в ванной. Чанёль сделал что-то незамысловатое, но вкусное и съедобное. Когда омега вышел из душа, то был весь покрасневший от смущения. Вещи альфы, что раньше болтались на нем, теперь были как раз — он набрал в весе из-за беременности. Смущаясь собственных изменений в организме, Сехун долго не поднимал на альфу глаза, что-то тихо бурча себе под нос. А ведь его собственные домашние вещи все еще ему большеваты — он покупал их в магазине для беременных. Каким же большим он стал! Чанёль на это только умиленно закатывал глаза, сцеловывая смущение со щек омеги. Поев, Чанёль сам ушел в душ, смыл остатки этого тяжелого дня и вернулся в спальню. Сехун сидел на краешке кровати, вертя в руках игрушку. — Понравился? — подсев к нему, спросил альфа. — Очень. У него глаза красивые. — Сан выбирал, — признался Чанёль. — Как он? — Все, как всегда, — пожал плечами Чанёль, а после добавил: — Сехун? Можно я спрошу у тебя кое-что? — Конечно, — кивнул омега. — Почему ты не говорил моему папе и Сану об аварии? Почему переносил это один? — Я не был один, — запротестовал Сехун. — У меня был Бекхен. — И все же. Почему ты не сказал им? Омега пожал плечами, принявшись теребить ушко котенка. — Первое время я не верил, что это произошло. Был в какой-то прострации. Когда постепенно пришел в себя, то решил, что не стоит им двоим переносить это. Твоему папе и так было тяжело. А Сан… у Сана только началась счастливая жизнь. Я решил, что, пока он сам не позвонит, я не буду его беспокоить. — Ты нес все это один… — Я верил, что ты очнешься. Ты бы не бросил нас всех так просто. Сехун улыбнулся и потянулся к альфе, касаясь его губ своими. Чанёль довольно хмыкнул и кивнул, соглашаясь. — Знаешь, ты очень сильный, Сехун. Мне нужно брать с тебя пример. — Не говори глупости. — Это не глупости. Сехун ничего не ответил, лишь положил голову на плечо Чанёля и зевнул. Альфа тихо рассмеялся и предложил: — Пойдем спать? Время позднее. — Пойдем. Омега встал с кровати, положил крохотного котенка на большую голову медведя и вернулся обратно к альфе, забравшись на кровать. Чанёль выключил свет и лег к Сехуну, накрыв их одеялом. Накрыв живот рукой, Сехун закрыл глаза, чувствуя накатившую усталость. Но перед тем, как он провалился в глубокий сон, он почувствовал — Чанёль положил свою большую и теплую ладонь на его живот и пожелал им с Чанхи добрых снов. Сехун улыбнулся и уснул. Многоточие наконец-то обернулось точкой.