Дубль первый
С недавних пор Дёгтев загорелся идеей обучить своего незаменимого помощника искусству программирования, чтобы тот за него бэк-энд дописывал, когда старина Амантий занят. Вот тут я должен сказать вам, товарищи читатели, горькую и страшную правду. Пётр Иванович Дёгтев, он же Ле Гудрон, терпеть не мог работу с серверной частью приложения, особенно — с базами данных. Но на деле он просто не особо «шарил» в этой области. Так, с легкой руки Дёгтева, известное всем.NET-разработчикам слово «DB» (Database) трансформировалось сначала в «дыбы», а затем и в «дыбу», известное старинное орудие пыток. Первый раз это название всплыло ещё на нашем первом совместном проекте для английских заказчиков, когда Пьер из-за ширмы крикнул: — Амантий, у нас баг! Проверь «дыбу»! — Что?! — Дыбы проверь! — Какие дыбы?! — Идиот! Базу данных проверь! Вскоре «дыбой» в нашей команде стал называться вообще весь бэк-энд, а не только база данных. И как-то получилось, что я, как большой нелюбитель вёрстки и большой любитель всяких там контроллеров, подключений и запросов, с той самой «дыбы» практически и не вылезал, пока Пьер свои «окошки» в Европу, Азию и Америку со скоростью реактивного двигателя верстал, Саня с ещё большей скоростью в этих «окошках» баги выискивал, а потом я эти баги фиксил и мусор из кода вычищал. Дошло до смешного: во время одного собеседования, на которое позвали нашего супер-специалиста Дёгтева, выяснилось, что кандидат хорошо разбирается в бэк-энде, но совсем не знает основ вёрстки. И когда старший менеджер по персоналу спросила Иваныча, что делать с кандидатом, тот спокойно ответил: «На дыбу!» У бедняги-кандидата глаза на лоб полезли, и он просто по-тихому сбежал. Ну и хрен с ним, не нужны мне конкуренты! Вот так и работали. А теперь вот ещё новую себе забаву старший разработчик нашёл — «тестера своего, Алексашку, си-шарпской грамоте обучать, дабы человеком зело достойным и учёным стал, а не токмо клопов из кода выковыривал». — Говорю же тебе, Ильмарыч, пиши поля все в одном месте кода, а свойства — в другом. Чтоб порядок был, — поучал старший разработчик тестировщика. — С чего вдруг? Разве это неправильно, что большой Боб и маленький Боб вместе? Вон код смотри.private object bob; public object Bob { get; set; }
— С точки зрения работы приложения — неважно, — буркнул Пьер. — А выглядит — плохо. Да и вообще можно этого маленького Боба убрать. — Как убрать? Большой без маленького не сможет, — не понимал Ижорский. — Используй автосвойства. У тебя же тут нет никакой дополнительной логики, можешь по-простому писать. Кстати… Ижорский, какого лешего у тебя переменная называется Боб?! «Да уж, маразм процветает», — подумал я и, надев наушники, продолжил своё увлекательное кодописательство. Однако уже спустя два часа мою гармонию грубо нарушили. Опять же Саня и Пьер. А именно, начали активную переписку в скайпе, хотя и сидели в одной и той же комнате, хоть и через две ширмы друг от друга. — Пьер, пришли пароль от того аглицкого сервака! Понеже не помню ни х"№; % — «ДЕРЖИ ПАРОЛЬ, АЛЕКСАШКА»! — напечатал в верхнем регистре Дёгтев, в конце предложения поставив злобный смайлик — морду графа Дракулы. И тут вдруг произошло то, чего я ну никак не ожидал. Из-за ширмы раздался звонкий тенор Ижорского: — Я знаю пароль! Я вижу а-р-р-ринь-тир-р-р… — …я верю в то, что Саня желает в сортир! — высоким сопрано допел из-за ширмы я. — Амантий, не мешай! Я тут решил музыкой заняться. Не посоветуешь препода хорошего? — Посоветую. Моя жена.Дубль второй
Долгожданный для восторженного тестера урок запланировали на вторник, в восемь вечера. Мы как раз к этому времени заканчивали свой рабочий день и расползались по домам. На всякий случай перед этим мы зашли к Ижорским, дабы старший дизайнер Саня предприняла необходимые меры безопасности, а именно надела своему пройдохе-мужу наручники и поверх них — большой шерстяной носок. Вот теперь безопасность гарантирована. Вот поднялись мы на наш энный этаж. Слышу — из квартиры звуки старого расстроенного пианино доносятся. Видимо, опять кто-то из ребят на индивидуальное занятие пришёл. Ладно, не будем мешать. Вошли мы, значит, с Саней в квартиру и решили в прихожей подождать завершения урока. Сидим на тумбочке, скучаем. Аккомпанемент закончился, и послышался голос… Голос?! Голос!!! Даже на кофейной гуще гадать не пришлось, чтобы явно осознать: на урок к Сонечке принесло контр-тенора. Это и ежу понятно. Причём, не просто контр-тенора, а того самого Марка Звездича, которого, как мне казалось, я давно уже убил. Но разве она не знает, каким образом этот голос влияет на меня?.. Разве не знает, что послужило поводом к той моей эпичной «ссылке» в психушку?! Я еле сдерживался от того, чтобы не вломиться в комнату с ножом и не прирезать этого деятеля, порочащего своим жалким фальцетом великую старинную оперу! Теперь-то я прекрасно понимал Ижорского, который сидел на тумбочке в наручниках и с носком на руках, места себе не находя и шаря глазами по интерьеру. Мания — это вам не цветочки, это грибы, и грибы опасные. — А хорошо поёт девка, мне «зашло», — как будто назло мне прокомментировал Саня. — С дуба рухнул? Это мужик поёт! — огрызнулся я, всё ещё сдерживая это ужасное, вновь возникшее непреодолимое желание убивать. — Что-то евнухов развелось в Ыксляндии, не находишь? — как всегда, не подумав, брякнул Ижорский. — Да пошёл ты в мягкое место к болотной кикиморе! — проворчал я. — Никакой он не евнух, а фальцетист — самозванец и негодяй! На дыбу его! Но на настоящую, а не в базу данных! — Тише ты. Говоришь, не из твоей команды будет? Так что ж это, каждый мужик таким голосом может петь? Может, и мне попробовать? Тут меня уже сорвало, и я накинулся на Саню с кулаками. — На! Получи кренделей, певец хренов! — заорал я пронзительным сопрано и заехал тестировщику по носу, а он со своим носком на руках даже и ответить толком не смог. — Так, что за базар в коридоре? — послышалось гневное инквизиторское контральто из дверей гостиной. Мы обернулись и увидели Соню в элегантном костюме из синего вельвета с надписью «Пума». Жена держала в руках папку с нотами, видимо, собираясь наконец-то применить её по назначению — меня отдубасить, а за её спиной заламывал руки и закатывал свои маленькие красные глазки мерзкий тип с грязными голубыми волосами и такой же пропитущей мордой. — Дратути, — глупо улыбнулся Саня, взглянув на Сонечку снизу вверх, что меня окончательно разозлило. — Тэре, — безучастно ответила Соня. — Манс, это что, новый ученик? — Да, — буркнул я, бросая гневные взгляды на того гадкого контр-тенора и страстные — на ножичек в углу, а затем обратился по-английски к этому грязнуле-Мальвину. — Полагаю, урок закончен. Можете идти. — Манс, не хами, — возмутилась супруга. — Господин Звездич, не обращайте внимания. Марк понимающе покачал головой и начал собираться на выход, предварительно подкрасив ресницы перед зеркалом. Саня тихо ржал в углу, но старался выглядеть солидно. Мы с Ижорским прошли в гостиную, и тут до меня из прихожей доносится жеманный голос этого Звездича: — Дорогуша моя, ваш сын — ужасно агрессивный подросток. — Да, «enfant terrible», — с сарказмом ответила Соня. — До скорой встречи, господин Звездич! Совсем оборзел, такие вещи молодой красивой женщине говорить! Даром что я и правда как подросток выглядел. Ну нет, попадись мне ещё раз, «звездун» несчастный! Точно убью, не помилую! — А почему у вас носок на руки надет? — поинтересовалась моя фея музыки, присаживаясь за пианино и разглядывая нового ученика. — Это стиль такой, — ответил вместо него я. — Меншиков-стайл. При упоминании этой известной во всех нехороших смыслах фамилии, Соня скривилась и, видимо, мгновенно поменяла своё отношение к тестировщику. Дело в том, что эту личность в тех краях не очень любили. Тот же никак на мою реплику не отреагировал, давно уже смирившись со своей вполне заслуженной кличкой и даже подыгрывая безумному Пьеру, чтобы тот наконец отстал. — Что ж, Меншиков-стайл, вставайте в угол, «вельми понеже» будем распеваться, — невозмутимо ответила Соня и виртуозно сыграла арпеджио, от которого моё сердце забилось чаще и чуть не выпрыгнуло из груди. Позанимались на славу, несмотря на то, что Ижорского страшно плющило при виде разбросанного по квартире барахла, и в глазах бегущей строкой читалось желание «исправить этот баг и домой унести». Пели с ним по очереди, пели дуэтом, даже трёхголосный кант «Виват, Стив Джобс!» исполнили. А уж песни нашего любимого Раймонда Паулса и вовсе хорошо дались музыкально одарённому тестировщику. Вот только ноты за пять лет учёбы он так и не смог выучить. Пришлось Сонечке ещё за дополнительную плату с ним сольфеджио заниматься, но до конца урока он не выдержал и рванул домой, подальше от недоступных соблазнов чужого интерьера, объяснив ситуацию тем, что «Санек спать укладывать пора».