Император всея Междумордии

      Отгремели салюты, заплесневели салаты, часы с кукушкой сообщили о новом дне наступившего года, который я встретил на больничной койке по соседству с директором. В связи с этим поистине нелепым случаем, я путём маленького шантажа получил маленькое, но всё-таки повышение зарплаты. Что ж, это самый лучший новогодний подарок из всех, что когда-либо дарил мне Дед Мороз.       Пьер, исходя из невероятно ценных доносов джуниора Эникеева, который периодически шарился у ведущего разработчика под окнами, да и вообще жил, как выяснилось, в соседней квартире, встретил утро нового года не один. Судя по ритмичным ударам дубовой спинки кровати в стену, вздохах и сдавленных стонах из-за «картонной» стенки, новогодняя ночь «завершилась без ошибки».       Надо сказать, что из нашего дружного «золотого трио» повезло гораздо меньше бедняге Ижорскому, который, как я был уверен, встретил утро в полиции, хотя ему не привыкать «тешить песнями царство полицейское». Осознав свою вчерашнюю ошибку, я, лишь проснувшись, решил позвонить Ижорским и выяснить, как там Саня.       Трубку не взял ни он, ни жена, ни даже черепаха Алексей. Это и неудивительно. Я вообще не понимаю, зачем Саня купил черепахе смартфон. В итоге, начав волноваться за коллегу, я срочно выехал к нему домой, надев пальто прямо на пижаму с изображением Человека-Паука. Переобуться я тоже забыл и уехал в тапках. В автобусе меня приняли за бомжа и сунули в руку пять центов. Так я получил свой первый гонорар драматического актёра.       Через какие-то полчаса я прибыл в резиденцию светлейшего князя тест-кейсов. Ижорские на тот момент жили в унылом кирпичном доме на самом берегу Балтийского моря. Из-за этого серого однообразия, а ещё из-за исправно поступающего с моря густого белого тумана, я вечно не мог с первого раза правильно найти их дом. Но на этот раз мне повезло.       Позвонив в дверь, я через некоторое время услышал топот. Из-за двери раздался звонкий и радостный голос маленькой девчонки:        — Kas see on politsei? *        — Не, это свои, — поспешил я уверить дочь тестировщика. — Это дядь-Аманя из конторы. Открывай, Сань.       Войдя в квартиру, я чуть не упал, споткнувшись о разбросанные по полу игрушки, инструменты и почему-то аккордеон. Его в комиссионном магазине Саня приобрёл за одно евро и страшно этим гордился. И неважно, что музыкальный инструмент был сломан. Саня-младшая, светловолосая девочка пяти лет отроду, внимательно изучала меня, увлечённо ковыряя в носу.        — Сань, а где родители? — поинтересовался я, озираясь вокруг.        — Мама с братом поехали к бабушке Тильде, а папа в душе. Его тошнит. Маму тоже тошнит, но это из-за «маленького». А папу — из-за «маленькой». Это он так сказал. Они с дядей Сашей приехали с праздника и пили вонючую воду. Но та была ещё более вонючая, чем в кране. В кране просто болотом пахнет, а от той глаза болят.       Выслушав увлекательнейший рассказ от малолетней бедняжки и несколько раз возмутившись про себя на тему: «Я-то уж таким не был!», проследовал на кухню и стал дожидаться Ижорского на табуретке.       Вскоре послышался звук поворачивающейся ручки, и из ванной комнаты, держась за стену, почти что выполз Ижорский. Бледный, осунувшийся, с банным полотенцем, обёрнутым вокруг пояса, он тогда представлял собой жалкое зрелище.        — Ну что, с Новым годом? — сочувственно спросил я, воззрившись на коллегу. «Не стыдно в таком виде перед дочкой?» — это я уже про себя возмущённо подумал.        — С новым багом, — горько усмехнулся Ижорский, всё-таки зайдя за ширму, там опохмелившись и переодевшись в майку и шорты. Вышел из-за ширмы уже «как огурчик».        — Почему ты не в полиции? — вдруг вырвалось у меня, за что я мысленно надавал себе по шапке.        — Почему я должен там быть? — удивился Саня, разваливаясь в кресле и машинально нажимая на пульт от телевизора. Телевизор заорал голосом Леонтьева.        — Так погоди… Это не ты стрелял в Екатерину Вторую? — опешил я, на что Ижорский не ответил, а вместо того стал молча набирать какой-то номер.        — Кому ты?        — В психушку, — флегматично и развязно ответил этот недоэстонец-недорусский.        — Ты в курсе, что звонишь в пульт от телека? — вдруг заметил я и громко рассмеялся.        — Папа! Я пиццу приготовила! — послышался с кухни радостный детский голосок.        — Вообще! Что за безобразие, ребёнок вам готовит, пока родители хрен знает чем занимаются! Вот как позвоню в министерство ювенальной юстиции!        — Да брось, — махнул рукой Ижорский. — Видел бы ты эту пиццу, — и поёжился.       Через минуту на пороге возникла Саня. В руках у неё был поднос с разноцветным, на вид весьма аппетитным блюдом… из пластилина и воска.        — Сделай вид, что съел и понравилось, — шепнул мне Ижорский, и я не посмел отказать.       Всё же, после столь «лёгкого» и «сытного» перекуса мы оставили Александру Александровну в гостиной — смотреть, как бедного кота преследует обезумевшая мышь, а сами по-тихому вызвали курьера с доставкой, но не пиццы, а суши, потому что на прежнюю ненавистную работу Саня звонить не хотел.       Вскоре домой вернулись Саня и Саня. Увидев, что муж с подозрительным коллегой, судя по совершенно зелёному виду, четвёртый час играют в приставку, главный дизайнер разозлилась и вытолкала нас на улицу — «мозги проветрить».       А к вечеру у нас обоих так скрутило желудок, что пришлось вызывать скорую и возвращаться туда, откуда я только утром ушёл с триумфом. Только на этот раз на гастроэнтерологическое отделение, а не наркологическое. Впрочем, и на том, и на другом после праздника было довольно много народу, поэтому нас положили на раскладушки в холле. Вот вам и начало нового года!