*Я в заперти, я арестован, Твои слова — мои оковы. Не скрою, больно, и я расстроен. Думал, ты знаешь, ломать — не строить.
28 марта.
Таксист добродушно дотащил семидесятикилограммовую тушу с перебитыми ногами до кровати и распрощался с нами. Я осталась наедине со своим кошмаром в пустой квартире. Комната Егора (по большой двухспальной кровати с тёмно-синем одеялом я поняла, что это была его комната) оказалась на порядок меньше, чем я могла бы вообразить. Одной ночью в больнице я представляла эту квартиру. Спальня размером с амбар моего деда, с высоким потолком чуть ли не до «седьмого неба», полностью однотонная, с ноткой минимализма; вся мебель из первосортного **амаранта, низкий комод из слоновой кости с мега-тонкой плазмой; обязательный бежевый книжный шкаф и журнальный столик. Хаос заключен в татуировках по всему телу, а дом наоборот — абсолютно пустынен и заброшен, погряз в пыли, липких полах и затхлом воздухе. Квартира лишь пристанище для очередной проститутки. Здесь не должны расти цветы и бегать домашние питомцы. Образ его дома — синоним со словом «кладбище». Всё мертво. Но… Но я здесь. Стою в комнате. Смотрю на полосатые обои. Обвожу взглядом светло-коричневые прикроватные тумбочки, полки с наградами, подоконник с цветочными горшками. Вот на ковре разбросаны блокнотные листы и карандаши. А прямо над кроватью висит огромная пустая рамка для фото. Видимо для семейной фотографии, но из-за ссоры он вытащил её. А тут, за тяжёлой бирюзовой шторой, стоит чёрная гитара. Но обоях за моей спиной маркером нарисованы кривой скрипичный ключ и ноты. Не спросив разрешения, я прошлась дальше. Кухня длинная, в конце — окно. Всё выполнено в нежно-голубых и бежевых тонах. Довольно тепло, словно незваный гость недавно готовил здесь. Холодильник, микроволновка и духовка встроены в гарнитур. Мама отдала бы душу за такую кухню. Если, не дай Бог, мои родители увидят всю эту красоту, то я мгновенно перееду к Егору без всяких вопросов, дабы мама каждый день приходила стряпать любимые вареники с вишней, а папа — смотреть по крутому плоскому телеку футбол. Помимо кухни и спальни здесь была одна комната с обычным гостевым набором: кровать, тумба, шкаф. Кроме того — раздельный санузел (позже я обнаружила вторую ванную), небольшой коридор, габаритный зал, кладовка, гардеробная, рабочий кабинет. Зачем музыканту и певцу рабочий кабинет с компьютерным столом и ноутбуком? Что он там делает? Общается с Тимати по скайпу и гуглит, в каком клубе лучше нажраться? Я вернулась. Он лежал пластом и не двигался. Смотрел в потолок. — Ты даже представить не можешь, сколько у меня накопилось вопросов. — сказал он соседям сверху, наверное. На меня внимание не обращено. Вдруг он поднял голову, доставая подбородком до груди, и посмотрел в глаза. — Я весь в гипсе. — Я не буду. — ответила я на ещё не заданный им вопрос. Потому что я поняла, что он захочет, чтобы я попыталась снять гипс и высвободить ему руки и ноги. Но я не буду. Во-первых, Степан Алексеевич строго наказал — фиксация рук и ног останется до ближайшего рентгена, какой состоялся бы через две недели, если бы мы не сбежали. Во-вторых, я не хочу, чтобы в данный момент Крид имел хоть какую-то свободу в движениях. Я понимаю, что он и без гипса не сможет встать и бегать по ромашковым полям, но уж лучше обезопасить себя. — Я понял. — он откинулся назад, — У тебя сейчас включён режим упёртой бабы. Подождём, когда он выключится. Принеси газировки из холодильника. — Ваше величество, изволите чего ещё? Лайм? Кокос? — Опять… Дай угадаю: твои любимые цветы — кактусы? — Твоё любимое животное — козёл? Он ухмыльнулся и отвернулся. — Я хотел поговорить об этом позже. — начал Крид. — Без шуток. Но пока у нас есть время и нам никто не мешает… Саша, зачем ты врёшь? Так, блять, всё. Сказка закончилась, карета превращается в тыковку. Я предполагала, что сей момент настанет, но он должен был настать в двенадцать ночи по сказочному, а не в семь утра по московскому! Я совсем не готова. Что я сейчас расскажу? «Мне никто не поверил, что ты ударил меня, поэтому я добавлю еще изнасилование»? Или «мой папа болен и мечтает, чтобы я поскорее вышла замуж»? Может сказать, что я аферистка? Ага, замечательно! Тогда сяду за решётку на год другой. Дышим. Ситуация разрешимая. Притвориться дурочкой? Продолжить гнуть свою правду? Почему я не следила за своим языком? Девушки в отношениях ведут себя по другому. Нужно было хоть раз погладить его нежно по щеке. Что я несу? Он же не собака какая-то, чтобы за морду трепать. У меня никогда не было продолжительных любовных отношений. Мороженое от Славика в шестом классе не в счёт. В старшей школе, в десятом классе, наклёвывался роман с местным авторитетным бандитом, ворующим пирожки в столовой, но что-то как-то не склеилось. Ах да, не забываем дышать. А у Крида? У него много серьёзных отношений в прошлом. Он знает в этом толк. Быстро меня раскусил. Мои любовные похождения по сравнению с его как одиночное восстание алкаша Юрика против Путина. Возможно у него уже пять сыночков и лапочка дочка, а он и не в курсе. Разве при такой популярности вспомнишь каждую. Я выгляжу очень ущербно? Что сказать? Если выпалю всю правду-матку, то его хватит сердечный приступ. Или меня. Не знаю — кого, но точно скорую вызывать придётся. А мы оттуда только что сбежали. Выйдет тупая ситуация: сбежали из травматологии, а вернулись к кардиологу. Надеюсь сосед сверху не закрыл кран и топит Крида. Сбегать посмотреть? Надо было «случайно» включить газ. Уронить вазу? Разбить гитару о голову?! А, чёрт! Возьми себя в руки. Сколько я уже паникую? Минут пять? Он всё понял. Что он у меня спросил? Попросил принести воды? — Саша. Ау. — Я не вру! — выпалила я от неожиданности. — Мои друзья тебя не знают. Ты ни разу не была в квартире. Сторонишься меня! Ох, как же выбешивает. — Такие отношения. — Какие отношения? Какие, Саша? Ты не проявила ни капли заботы. Со дня аварии прошло десять дней. Ты даже в лоб не поцеловала. — В лоб целуют покойников. Ты не умер. — Для твоего поцелуя я должен умереть? Было бы замечательно. — Нет, конечно. — Саша, блять, я нихуя не понимаю! Ты собираешься меня ограбить? Давно бы сделала. Ты хочешь залететь и подать на алименты? Ты даже прикоснуться ко мне не можешь. С катушек съехавшая фанатка? Нет. Психбольная? Нет! Тогда что? Зачем? — У нас отношения. — Смени пластинку! У нас фотки совместные есть? Мне как проверить подлинность твоих слов? — Фоток нет. — А что так? Дай угадаю, ты не любишь фотографироваться? Ой! Нет! У нас не было для этого времени, мы были слишком счастливы? — Скажи, чтобы я ушла. Скоро приедет Женёк. Могу его подождать и свалить. Просто скажи. Что ж молчал целую неделю? — Назови причину своей бесполезной игры и вали, куда хочешь! — Ладно! В прошлом го… Бздинь! Твою ж мать! То есть когда во мне нашлись силы вылить на Крида всю грязь, которую я усердно скрывала в связи с его амнезией, звонят в дверь и отвлекают! Что за оборзевшие суки? Ах, ну конечно! Женёк! Я иду убивать! Прохожу длинный коридор, открываю дверь. — Мама?! Папа?! Что?! Первой вошла мама в обожаемом изумрудном пальто, элегантно сняв и повесив его на крючок. Затем порог переступил папа, разуваясь на ходу и любопытно осматриваясь. За ним грациозно вплыла молодая блондинка в лёгком полушубке. За блондинкой закрыла дверь женщина с уложенными в шикарную причёску мелированными волосами и серыми блестящими глазами — мама Егора. В блондинке также наблюдались наследственные признаки, предполагаю — сестра. Эта четвёртка, трое из которых были разгневаны, и только мой папа сиял так, будто начищал лицо доместосом, быстренько окружили кровать с неходячим Егором. Тот шокировано не подавал признаков жизни. — Дорогой мой сыночка, — высоким тоном с долей сарказма сказала старшая Булаткина, — что ты снова натворил? Почему Степан Алексеевич звонит в три часа ночи и говорит, что ты сбежал? Папа едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос, и тихо кашлянул в сторону. Полина недовольно посмотрела на него. — Прошу прощения, конечно, но вы обо мне вспомнили только тогда, когда я дал дёру? Я взяла маму под руку, а папу подтолкнула к двери. Нам не стоит слушать разговор обидевшейся семьи. Пускай разбираются сами. Тем более, у меня есть что сказать своей родне. Я вывела свиту в зал. Мама села на диван, папа прилип к плазменному телевизору. — Вы как тут оказались? Да ещё и с семьёй Егора? — выставила руки в боки я. — Степан Алексеевич позвонил… — Она такая огромная! — папа мерил экран ладонями. — …и сказал, что вы пропали. Мы тут же приехали… — Сколько же стоит это чудо? — …в больницу и встретились с Полиной. Она предложила проверить… — О Господи! Я что, в раю? — радовался папа, наткнувшись на Xbox. — …дома. И вот мы здесь. — Оля, это же Xbox! — Хорошо. Я поняла. — я сунула в задний карман телефон, — Поехали домой. — Оля. — папа вдруг подсел к маме и взял за руки. Превращение маленького дитя, радующегося новой игрушке, в серьёзного взрослого мужчину сильно меня озадачило. Грядёт что-то страшное. Такое поведение для папы характерно в двух случаях: тяжёлая новость и рыбалка на выходных с друзьями. Рыбалкой тут не пахло, а значит сейчас из его уст вырвется ужасающее и леденящее кожу нечто. Мама побелела. На руках выступили вены. Она посмотрела на отца вопросительным взглядом. Тот одобрительно кивнул ей. Она тряхнула головой, сбрасывая невидимый груз, встала и отошла. Папа выдохнул. — Вы с Егором друг друга любите. Встречаетесь уже некоторое время. Я присела рядом, не соображая, к чему он ведёт. — Ну типа того. — Он заботится о тебе. Ты заботишься о нём. — папа бросил секундный взгляд на маму и продолжил, сглотнув, — Женитесь. — Что?! — одновременно заорали мы с Егором с разных комнат. Точно не помню как, но уже через пять секунд я стояла у изголовья его кровати. Ситуация, видимо, была такой же, как и у меня. — Так, секундочку. — я схватилась за голову и зашагала из стороны в сторону. — Подождите, подождите. — Егор тяжело дышал. — Какая свадьба?! Откуда это взялось?! — Это невозможно. — нашёптывала я сама себе. — Мне жениться? Вы пошутили? — Егор сел, несмотря на боль. — Я поговорила с твоим отцом. Он полностью согласен. — Марина Петровна взяла с полки детское фото Егора, — Вы женитесь. — Постойте. Давайте успокоимся. — у меня подкосились ноги, пришлось опуститься на кровать, — Ещё вчера мы были в больнице, никто не говорил о свадьбе. — Сашенька, Егор тебя любит. — на этих словах моего отца Крид открыл рот, — Ты любишь его. Вы вместе. Никаких проблем нет. Я заметила, что в данной дискуссии не участвуют Полина и мама. Блондинка тихо пряталась за Мариной Петровной и едва могла что-либо сделать, да и, как мне показалось, была вполне довольна таким раскладом и противоречить матери не собиралась. А вот моя мама тревожно крутила меж пальцев пуговицу на белой рубахе и как только открывала рот для возражений, тут же перебивалась моим отцом. — Всю организацию мы берём на себя. — обратилась Марина Петровна к моему папе. — Вы не волнуйтесь. — Я полностью вам доверяю. — отвечал он ей, — Но с нашей стороны мы хотели бы оплатить часть свадьбы. — Без проблем. Мы всё детально обговорим. — мать Крида оказалась весьма твёрдой в решениях. — Пардон. — улыбнулся Егор, обращаясь непосредственно к матери, — А наше мнение? — Прости, дорогой, но это уже не обсуждается. — ответила женщина и, пригладив выбившиеся из причёски волосинки, с гордо поднятой головой вышла, за ней — Полина. — Пап. — умоляюще посмотрела я в родные глаза, — Не надо свадьбы. Пожалуйста. Он промолчал. Поняв, что я не смогу переубедить отца, я выбежала из квартиры. Да как они смеют принимать такое важное решение за меня? На что они рассчитывали? Неужели думали, что я брошусь к ним на шею и буду долго обнимать, пока не задушу от радости и восхищения? По моему поведению разве не было понятно, что «любовь» к Егору не такая страстная и безрассудная, чтобы сломя голову лететь в загс. Родители, знающие меня 23 года не поняли, что это фальш? Почему? На улице светило солнце. Погода радовалась большим переменам, ведущим к моим похоронам. Свадьба. Какая свадьба?! Кто предложил эту тупую идею и почему её все одобрили? Мать Егора впервые видит «невестку» и с полной готовностью доверяет любимого сына. Эта женщина нездорова. Я не могу понять её. А отец? В пять лет учил кататься на велосипеде, в семь лет взял за руку и повёл в первый класс, в десять — помогал строить из шишек и еловых иголок поделку для школьного конкурса, в пятнадцать — утирал слёзы от неразделённой любви и клялся, что никогда и никому не отдаст единственную дочурку. И что в итоге получаем? Дочурку выдают замуж против воли с благословения отца и матери. Я свернула в сквер. Ноги заплетались. Я очень долго шла, сама того не заметив. — Саша! — окликнула запыхавшаяся от бега мама. — Я не хочу разговаривать. Я предприняла попытку скрыть от неё в ближайшем проулке. — Саша, это важно! Постой! — Я не хочу разговаривать! Но мама не сдавалась. Из последних сил она догнала меня, вцепилась в рукав кофты и заставила приземлиться на скамейку. — Твой папа… — Мой папа приказал мне выйти замуж! — я вскочила, — Мой папа отдаёт меня за первого встречного! — всё пылало от гнева и несправедливости, — Мой папа так меня любит, что даже не спрашивает согласия на эту свадьбу! — Твой папа умирает! — закричала мама и зарыла ладонями лицо. — Да. У папы рак. — я старалась отдышаться и продолжать спокойно, но никак не получалось, — Мы знаем. Я делаю всё возможное, чтобы он был счастлив. А что делает он?! — Ему остался месяц. — шепнула мама. — Он только твердит об идеальном зяте! Хочу ли я замуж?! Оно мне надо?! Я вообще-то не собиралась… — тут я взглянула на маму и до меня наконец-то дошли сказанные ею минутой раннее слова, — Какой месяц? — Мы… — мама заплакала, — Мы неделю назад ходили к онкологу. Химия больше не помогает. Опухоль выросла… — холодные ладони обняли меня за плечи, — Врач сказал не больше месяца. — Мало ли что он сказал. — буркнула я и вырвалась из объятий, — Врачи могут ошибаться. Они не правы. Папа хорошо себя чувствует. У него полно сил. — С каждым днём ему труднее вставать с кровати. — безнадёжно констатировала мама. С густых ресниц свисали слёзы. — Он плохо ест. — Нет! — я дёрнулась, когда мама снова попыталась обнять, — Нет, ты врёшь! — Я тоже против вашей свадьбы. — Да при чём тут свадьба?! Мой папа умирает!***
Егор: Срочно нужно поговорить. Возвращайся. — Жених! — в полупьяном бреду воскликнула я то ли бармену, то ли хлещущему вторую бутылку вискаря парню рядом. Я забрела сюда случайно. В поисках одного бара, где работал далёкий знакомый, я невероятным образом заглянула в данное место и осталась здесь, не силах плутать по городу дальше. Комфортно страдать в полумраке, когда там, за кирпичной стеной ясный день с голубым небом. Выпиваю очередную стопку водки и опять убеждаюсь, что я жалкий комочек человеческой кожи. Замуж за насильника. Кто-то поспорил с Богом на самое жестокое наказание для меня? Ну что ж, кто-то, я поздравляю тебя с победой. Ты выиграл. На что же ты спорил? На мои страдания? Наслаждайся теперь своей наградой, упивайся успехом и смотри, как я медленно схожу в могилу. Закажи гроб из дуба, покрась бардовой краской и поставь под дверь. Буду считать лучшим подарком на свадьбу твой подарок. Замуж за насильника. Каждое утро видеть его, спать с ним, готовить трясущимися руками завтраки и ужины и кричать от ужаса каждый раз, когда он выходит из душа. День за днём наблюдать, как он смеётся, плачет, расстраивается, веселится — живёт, не зная, что сделал. А когда вспомнит? Сделает опять или отпустит? Глаза наполняются слезами при одной лишь мысли о совместной жизни с Кридом. Как это будет? Замуж за насильника. Папочка, я люблю тебя. Ради твоей улыбки, ради твоих слёз счастья — мне придётся шагнуть в ад. Я спускаюсь в преисподню, чтобы ты ушёл в Рай с лёгкой душой. Ах, боже, папа, как мне больно. Ты представить не можешь. Ты никогда не узнаешь о произошедшем. Никто не узнает. Я не гордая, я просто не хочу позорить нашу семью, ведь поздно что-либо доказывать. Я опоздала, папа. Но я сделаю всё, что ты захочешь. Я никогда не буду винить тебя. Замуж за насильника. Жить с чудовищем в браке. В восемнадцать лет мечтала о безупречных отношениях с прекрасным молодым человеком, любящим меня всем сердцем, с добрым взглядом и широкой улыбкой. Ты тоже мечтал об этом, папа. Я знаю. Попытаюсь слепить из Крида того, кого ты хотел. Хотя, он и без изменений тебе понравился. Если бы ты знал, папа… Если бы знал, свернул бы ему шею. Свернул бы ему всё, что может сворачиваться. — Мой смелый папа… Егор: СРОЧНО! Егор: СРОЧНО ВЕРНИСЬ! — Ах, Бог ты мой… — я пыталась сфокусироваться на мелких буковках сообщений, всё плыло, — Срочно! Вернись срочно! — я поднесла телефон к губам, — Бегу, любимый! Потом я прилегла на барную стойку и заснула. Или отключилась…