Когда всё внезапно случилось И я в тишине оказалась, Убедилась, что не напрасно Навсегда я одна здесь осталась. И ничто потревожить не сможет.
Потревожить Не Сможет22 апреля
Бывают же секундные грозы? Те самые, которые начинаются в мгновение, сотрясая мир и переворачивая его с ног на голову, уничтожают всё на своём пути. И молниеносно завершаются, оставляя после себя небольшие рваные тучки. Изломанная, раненная природа ещё долго оплакивает жертвы стихии. Такая же гроза прошлась и по мне. Только не каплями с неба, а в виде чёртовой статьи. Какой дьявол дёрнул нас мамой не посмотреть новости в газете первыми! Ведь это привычка, которую мы выработали, узнав про папину болезнь, чтобы не давать ему лишний повод для переживаний и расстройств. И именно сегодня я плюнула на данное правило! Я проигнорировала принесённую рано утром папой газету с почтового ящика. До сегодняшнего дня никаких громких происшествий не случалось, да и кто знал, что в газете со спортивными новостями напишут про свадьбу Крида! Я толком и не поняла как оказалась в кабинете лечащего врача папы. Суриков копошился в бумагах, сдвинув очки с гигантскими линзами на кончик носа. Иногда мне казалось, что с таким зрением он запросто мог ошибиться с диагнозом папы. Но мы были на приёме у других онкологов, где каждый подтверждал его слова как под копирку. — Ужас! Кошмар! Как так можно?! — бубнил Суриков сам себе, тщетно пытаясь выудить из кипы бумаг нужные листочки, — А вот и наши снимки! — наконец-то заявил он, подняв недавнюю томографию отца. — Что там, доктор? — мама заёрзала на стуле, подмяв под себя юбку. Суриков мучительно выжидал. — Ничего не изменилось. — он сунул снимки обратно и сел, сплетя пальцы рук, — Пациента я оставляю в больнице под личным наблюдением. Всё. Глаза наполнились слезами. Мама задрожала и покачнулась. Я придержала её за плечо. Пара дополнительных минут, решение некоторых деталей и мы с мамой покинули кабинет врача. Мы сидели в длинном больничном коридоре. Моя голова слегка подрагивала на плече мамы — она плакала. И я плакала. Мы обе не хотели думать о предстоящих днях. Лично я не хотела ничего. Мне бы только вернуться лет на пять назад, обнять всеми силами отца и больше никогда и никуда не отпускать. Мне бы быть уверенной, что он проживет ещё лет сорок. Слёзы текут как речной поток. Они не иссякают. Мне страшно, когда они закончатся. Ведь тогда я почувствую ничего. То самое ничего. Мама вскинула голову, протёрла заплаканное лицо и направилась к отцу, надев бодрую и жизнерадостную улыбку. Она пошла сообщать новость: он больше не покинет больницу. Я просидела ещё немного. Или много. Я не помню. Передо мной белая однотонная стена и никакого счёта времени. Уж лучше бы все часовые стрелки мира остановились. Переводят же время на летнее и зимнее. Боже, переведи и мне. — Саша? Женёк пришёл. Мило, что он забеспокоился. Хороший парень этот Женёк. Поменял бы свою дурацкую причёску и собирал девок кучами, а то и не одной. — Я только узнал. Глаза полны сочувствия и сострадания. Серый омут. Цвет того самого неба после бури — спокойный оттенок с проблесками черноты. — Тебе принести чего-нибудь? Принеси мне спокойную жизнь. Ой, надо же что-то реальное. Ну тогда принеси мне своего дружка. Я вздёрну его в этом коридоре. Хотя нет. Передумала. Принеси мне карточку моего отца, я порву её и сожгу на огромном костре! А лучше принеси мне жалобную книгу этой больницы — напишу, что они забирают у меня папу. — Ты в порядке? В полном. Абсолютный порядок. В голове и в мыслях. Все тревоги и переживания смело метлой. Прибралась чутка в себе и своём сознание. — Саш? — парень аккуратно присел рядом и взволнованно осмотрел моё состояние. На колени запрыгнуло рыжий мохнатый клубок. О! Дорогой мой Сюп! А твой хозяин здесь. Если ты когда-нибудь считал меня своей хозяйкой, то нет. Твой хозяин — Юрий Иванович. Когда-то давным давно, когда одной маленькой девочке было девять лет, Юрий Иванович возвращался в очень мерзкую погоду домой. Слякоть, ветер, дождик. И вот идёт Юрий Иванович в новых ботинках, которые ему жена ещё утром подарила на годовщину свадьбы, и видит как негодяй на машине сбил кошечку. Хотел он догнать негодяя да надавать ему лещей, но кошечка сбитая так жалобно мяукала, что не смог Юрий Иванович оставить бедняжку на дороге. Отвёз он кошечку к ветеринару, выходил её врач, да родились у нее котятки. Только вот кошечка умерла вскоре. Юрий Иванович котяток забрал, в дом принёс, позаботился как следует, да раздал всем желающим. А одного самого сладенького и умного дочке оставил. Милый мой Сюп, пушистое солнышко закатное, посиди у меня на коленках ещё немножко. Кошки знают, когда человеку плохо. Сюп начал ластиться и мурлыкая прилёг мордочкой на мою руку. — Саш, не хотелось говорить, но Егор тоже едет. Пусть едет. Мне то что? Мне. То. Что. Едет и едет. — Я могу ему всё объяснить и увести. Муж едет. Ну конечно он мчится. Мы же семья. Мы заботимся друг о друге. Вот если бы я лежала на месте папы, Егор так же плакал, как моя мама? Или бы он просто уехал в какой-нибудь клуб. Выпить? Хочу выпить. Нельзя. Папе не понравится. Не буду пить! Запрещаю себе пить! Буду плакать… А слёзы закончились. Кажется, глаза припухли. Мелочи. — Не расстраивайся. — Женёк присел передо мной на корточки, немного насторожив Сюпа, — Успокойся. Всё с Юрием Ивановичем будет хорошо. Будет. Конечно с ним всё будет хорошо, потому что вы не знаете, как ему плохо. Вы не знаете, что у него рак на последней стадии. Вы не знаете, что семья Залесских живёт последние дни как на минном поле. Вы не знаете, что переживает мать, дочь и их отец. Ого, пожаловал муженёк? Да-да, меня предупредили что ты приедешь. — Саша??? — Егор сел на место Женька. — Что с отцом? Всё в порядке? Я улыбнулась. Ему ведь нужно улыбаться. Если не буду, то подумает, что сошла с ума. Смотри, Егор. Ты меня изнасиловал. А потом я вышла за тебя замуж. Дикий восторг! А ещё ты забыл, что надругался надо мной. И из-за нашей свадьбы мой отец проводит последние дни в больнице. Ну так то да. Всё в порядке. Егор не стал ждать ответов и встал по направлению к регистратуре. Но путь ему внезапно преградил крупный силуэт. Это был парень чуть старше и выше Крида, с медно–рыжими волосами. Черты лица отдавали чем-то норвежским: широкие скулы и подбородок, лёгкая небритость и тёмная зелень глаз под густыми ресницами. Красота парня однозначно вводила в ступор: с одной стороны изумительно прекрасен, но с другой — опасен и дик, словно всю жизнь жил отшельником и вдруг принял решение выйти к людям. Весеннее, тёмно–синее как глубины океана, пальто доходило до колен. Светлые джинсы заправлены в полуботинки, футболка на выпуск. — Ты что тут забыл? — чуть ли не рыча произнёс Егор и, отпихнув незнакомца, прошёл мимо, — Не до тебя. — Я всего лишь приехал взять обещанное интервью. — развел руками рыжий. — Какое интервью! — набросился на него Женёк, — Ты не видишь, что произошло?! Ты не видишь, где мы находимся?! — Я прекрасно всё вижу, — парень отшвырнул от себя руки Женька и стряхнул после них образовавшиеся на футболке складки. Егор развернулся. — У нас нет времени. У нас проблемы. — И что с того? — усмехнулся незнакомец и скинул рюкзак на пол, — Я здесь, я готов. Откажешь — проиграешь. — Кир… — Егор жёстко схватил хама за шею и наклонил, — Плохие игры ты устроил в больнице. Возьми паузу и расслабься. — Со мной не играются, Булаткин.– Кир вырвался из хватки Егора и внезапно развернувшись уставился на меня. Какие же они красивые. Он нахмурился. Мы смотрели строго в глаза друг другу. Он что-то искал в моих заплаканных карих, я что-то искала в его настойчивых зелёных. — Наша маленькая госпожа Булаткина? — улыбнулся он, но улыбаться явно не хотел, всего лишь расплющил рот. Лицо его на секунду изменилось с равнодушного на волнительное. Но всего лишь на секунду. Мне так захотелось всё рассказать. Здесь и сейчас. Этому рыжему хаму, который явно очень старается вывести Егора из себя и, кажется, с намеченной целью справляется — тот кипит. Кир вновь обернулся, но на этот раз на Женька. — Передайте вашему дикому другу, что я буду ждать его и, — он смерил меня быстрым холодным взглядом, — госпожу Булаткину через час в Санто-Бремене. Без опозданий. Какой красивый смышлёный мальчишка. На вид взрослый мужик, но поведение уровня детского сада, где подразнили конфеткой, но не дали, и теперь малыш пакостит как может. Кир ретировался. Мы втроём проводили его долгим одинаковым взглядом. Максимально неприятная вещь, которая только могла добить меня — интервью журналисту. — Сашуль. — тихонечко окликнула мама, отвлекая от набегающих мыслей, — Папа зовёт. Она обняла меня и отпустила. К палате я подходила целую вечность. Каждый шаг давался труднее и труднее, но за открытой дверью меня ждала прежняя спокойная улыбка папы, которая означала «не переживай, мы сильные, мы справимся с этим, я обещаю». И на мгновение мне действительно показалось, что мы справимся. Жестом он предложил присесть рядом. Я с аккуратностью и волнением опустилась на кровать. Почти не сидела. Напряжение завладело всем телом. Дышала через силу, сдерживая кое-как нахлынувшее рыдание. — Новости… — ухмыльнулся он. — Новости… — виновато уставившись в пол, повторила я эхом. — Меня это не волнует. — папа приподнялся и взял меня за плечи, — Ты услышала меня? Не волнует. Никак. Я твой папа и знаю тебя как никто другой. Ты ни в чём не виновата. Ты не сделала ничего плохого и постыдного. Ты — моя личная гордость. Ты — лучшая награда моей жизни. И никто и никогда не сможет этого изменить. Большая ладонь легла на затылок и прижала к родной душе, которую я вот-вот потеряю. Я расплакалась. Слёзы жгли щёки. Он тоже плакал. Как всегда — неподавая виду. — Больно? — забеспокоилась я, почувствовав что навалилась всем телом, и отстранилась. Он быстрым и довольно ловким движением смахнул с моих щёк последние слёзы. — А тебе? И я опять прижалась к отцу в надежде что боль от надвигающейся катастрофы притупится и я смогу успокоить себя и его.***
Я обязана смотреть в глаза. Нельзя отводить взгляда, иначе я потеряю их в темноте леса. Что я делаю в лесу? Да чёрт его знает! Но ни в коем случае нельзя отвлекаться от глаз. Прохладно. Я легко одета, видимо не предполагала что окажусь здесь: летнее платьице и кеды. Настолько темно, что не различаю цвета. Единственное, на чём удалось сфокусироваться — зрачки напротив. Он стоит рядом, почти нос к носу. Ощущаю кожей его дыхание. Страшно. — Бежать и не оглядываться. Только вперёд, навстречу непонятному будущему и не видеть ничего из того, что подвластно тебе. Прочь. Не останавливаться. И не убеждать себя остановиться. Голос незнакомца менялся от слова к слову. Он дрожал, колыхался между томным басом и совсем юным тембром. Предложения его обволакивали и погружали во что-то мягкое и незримое, тёплое и уютное. Он говорил размерено, будто шёл по канату над гигантской пропастью, боясь оступиться. — Лететь сквозь города, страны и континенты. Побывать всюду и не найти себя нигде. Срываться с места на место, искать то, что принадлежит тебе, и потерять то, что принадлежало. Сломя голову нестись к заветной цели. Лес загудел. Ветер пронёсся по кронам деревьев и стих где-то вдалеке. Темнота заволокла нас окончательно и я потеряла даже ощущение говорящего. — Выдохнуть, заметив финиш. И добежав, понять что ты бегал кругами. Все всегда возвращаются в начало независимо от длительности бега, дистанции и цели. У всех одна проблема — место, с которого стартовал в надежде убежать. Вспышка белого света. И ничего. Вокруг ничего. Просто белый лист, а на фоне я. — Твое начало. — Что? Он появился сбоку. Немного выше меня, отчего смотрел сверху вниз. Былые светлые волосы потемнели, несколько прядей стали практически чёрными. Лицо исхудало, щёки впали, и выразились острыми углами скулы. Губы, отчего-то ало красные, с нашей последней встречи не изменились. — Место, с которого ты стартовала. — пожал плечами он и сел, раскинув колени. — Я ничего не поняла. Вдруг белое полотно задрожало и стало чуть прозрачнее. Я подошла ближе и увидела, как выбегаю с подвеской к белому автомобилю. Разговор с Кридом не успел начаться, как белый цвет поглотил изображение. С другой стороны произошло нечто подобное. Образовалась мутная картинка искореженной машины и окровавленного лобового стекла. — Что это? Где я? Что происходит? Незнакомец внимательно вглядывался в дыры, а затем встал. Длинные пальцы взмыли в воздух. Щёлк! Последнее, что я помню, лёгкая и непринуждённая улыбка.23 апреля.
Проснувшись на папиной кровати, я обнаружила, что его нет.