Время уходит

Батя не любил осень. Нет, совершенно не любил. И самое странное, он даже не знал почему. Даже вспоминая школьные годы, когда первого сентября детвора с охапками тюльпанов бодро шагала в следующий класс, он относился к этому времени года абсолютно равнодушно. Но вот незадача, несколько лет назад он обнаружил, что осенью откуда-то бралось ощущение одиночества. Оно накатывало волнами, в самые неожиданные моменты, порой даже когда он был не один. Было странно просыпаться рядом с женщиной, вроде бы даже и любимой, и с чувством что твое место не здесь. Не с ней. И несмотря на тепло женского тела рядом было невыносимо одиноко. А потом все проходило. Так, словно и не было ничего. И он спокойно завтракал в обществе заботливой женщины, получал на прощание поцелуй в щеку и уезжал на службу. Он не понимал, что с ним твориться. Все бегал, искал чего-то… ну, или кого-то. И с каждым новым разочарованием приходила уверенность, что, возможно, он ищет не там. А может быть и не стоит искать… Может, стоило бы остаться одиноким волком? Булатов не знал. Это чувство появлялось редко, но странным образом поглощало его душу. Засасывало в серую пелену тоски и подолгу не отпускало. Будучи офицером военно-морского флота, да и просто нормальным мужчиной, он не склонен был связывать такое состояние со временем года, но вот осень все-таки не любил. Уже потом, через какое-то время, он понял, почему не клеились у него романы с женщинами. Просто это было… не то. Буквально каждая его клетка вопила, когда он просыпался, обнимая очередную пассию - не она. И, наверное, задаться вопросом «а кто же тогда Она?» было самой большой глупостью в его жизни. Попытка разобраться в себе принесла свой результат. Он понял, что она – та самая женщина которую он хочет видеть рядом – совсем близко. И в то же время недостижимо далеко. Ведь эта женщина – Маргарита Кошкина. Боги, до чего глупо. Столько правил, столько лет дружбы… а потом вот так просто взять и понять, что ты давно уже любишь кого-то, кого любить совершенно нельзя. Невозможно. Неправильно. Ритка… он даже не знал, откуда взялось это чувство. Наверное, оно копилось долгие годы их знакомства, отшлифовывалось случайными взглядами, прикосновениями, фразами… Долго и упорно игнорировалось, а потом вдруг взяло и заявило о себе. Факт. Данность. Но, вопреки логике, находиться с ней рядом не стало ни на йоту некомфотрнее, скорее наоборот. Появилось ощущение какого-то тепла, стабильности. Только вот приступы тоски никуда не делись. Хотя, после всего пережитого, пройденного и осознанного они обрели, наконец, форму. Он тосковал по ней. Тосковал по тому, чего никогда не будет, потому что не может быть. Априори не может. Батя был не склонен к самообману, и прекрасно понимал, что нормальной семьи у него никогда не будет. Никто не сможет вытерпеть его бесконечные командировки, отсутствие дома, ночные звонки… Никто кроме нее не смог бы. Но Иван не был наивным, он прекрасно знал, что даже если и переступит черту, ни к чему хорошему это не приведет. А узнает начальство – все равно расформируют или ушлют кого-нибудь из них подальше. От греха. Так что лучше пусть все остается как есть, пусть они будут друзьями, но он сможет видеть ее, прикасаться, заваривать чай и присматривать на операциях. Это же лучше чем неизвестность? Исходя из этого, Булатов упихал свои чувства куда подальше и попытался начать все заново. Но – не вышло. В каждой женщине теперь он искал ее черты, и ничего не мог с собой поделать. Он хотел семью. Пусть не такую, которую привыкли желать многие офицеры, пусть без детей – у него была Ленка – но семью. Но понимание того, что не все в этом мире бывает так как ты хочешь больно резало душу. С его-то работой… какая может быть семья? Пробовал же. Не получилось. А между тем Иван прекрасно осознавал, что время неумолимо бежит вперед. Скоро вот новая звезда на погоны упадет. А за ней еще одна… И когда появится время, и желание кого-то опекать и оберегать, рядом уже никого не будет. Глупо-то как… Часы ведь тикают. И потом будет уже поздно. Батя неслышно оперся на косяк двери, глядя в сумрак комнаты. Рита стояла к нему спиной, и, казалось, не слышала ничего вокруг. Безумно красивая… и безумно далекая. Или… нет? Он так и стоял, боясь пошевелиться, и слушал как тикают старые часы на стене. Стоял и думал. Вот ведь – судьба. Вроде и смирился уже, утрамбовал свои чувства в самый большой чемодан и спрятал подальше в душу. Ан нет. Снова что-то случается, выбивает из колеи, заставляет вспомнить. Вот и сейчас… поселить их в одной квартире было явно не самой лучшей идеей, но что поделать – начальство. Приказы, видите ли, не обсуждаются. Батя не представлял, как потом, после этой чертовой командировки, будет снова учиться жить без нее. Как будет привыкать к отсутствию на кухне ее беззлобного ворчания, к тому, что не будет больше извечных шутливых стычек возле ванной, казавшихся такими привычными. Просто больше не будет ее. Он снова будет жить на работе, ловя ее улыбки и случайные прикосновения. Ей-богу, мальчишка. Ну да что тут поделать… Она тряхнула головой, и рыжие волосы рассыпались по плечам ярким водопадом. Он смотрел на ее обманчиво хрупкий силуэт, и, впервые за долгое время, не видел в ней своего бойца. Только хрупкую, ранимую женщину. Такую, которую хочется прижать к себе и стать для нее каменной стеной. Когда она прижалась лбом к холодному стеклу, внутри что-то словно надломилось. Позабытое, было, в последние дни чувство одиночества вернулось, нахлынув с новой силой. Слепец. Как он мог не замечать, не желать видеть то, что ей необходима поддержка. И ведь не чья-то. Его. Он почти интуитивно чувствовал, что его. Сомнения терзали разум, но он уже мягко оттолкнулся от косяка. Шаг, другой, третий… и его ладони осторожно, словно боясь спугнуть, опускаются на ее плечи.