Семья

Небольшая кухонька была залита светом, от каждой кастрюльки, черпачка, от бежевых обоев и деревянного стола веет уютом и теплом. Полноватая женщина суетится за плитой, раскрасневшись от усердия, будто опаздывает. За столом болтает ногами мальчуган, каштановые волосы растрёпаны, брови сошлись на переносице. - Мааам, ты опять весь день возилась с «этими»? Женщина виновато посмотрела на ребёнка. - Алиса попросила, а им и так несладко… - Они же близнецы! Им должно вполне хватать друг друга, зачем ты ещё? – надулся малыш. В ответ вырвался тяжёлый вздох. - У них проблемы с воспитанием. Ах, если бы Алиса чуть больше уделяла этому внимания… Близнецы обязательно должны дружить. Кулачок стукнул по столу. - Опять ты всё о них! Обо мне побеспокойся! - Вадим, не шали! – воскликнула женщина. Из коридора раздался мужской бас: - Лиза, ещё не готово? - Сейчас-сейчас, дорогой! – тётя Лиза вернулась к плите, завозилась с черпаком. - Мааам, а ты знаешь, что сегодня было в школе? Де… Ещё не начавшийся рассказ прервала трель звонка. Женщина схватила со стола трубку. - Алло? Вадим с нарастающей обидой наблюдал, как белеет её лицо. - Опять поссорились? Как же так?! А что Саша? Его не сильно?... А Денис что говорит?... Валера, погоди, не горячись, я сейчас прибегу! - Опять они? – кисло спросил мальчик, когда мать положила трубку. - Вадим, солнышко, – она сжала его щёки, просительно заглядывая в глаза. – Ты ведь выключишь плиту через десять минуток, да? А маме надо бежать. - Я так и знал, – малыш вырвался. – Выключу. Женщина тут же метнулась в коридор. Вадим приблизился к плите, на лице безразличие. - Конечно, мама… Я потом тебе расскажу, что в школе Денис опять меня побил… Когда-нибудь… Потом… - он сорвался в хныканье. … - Пиво, – командный голос. Комната Вадима в развале, напоминает мою, такой же пыльный стол, мятая постель. Двое друзей расположившись на ней, вяло прикладывались к пиву. «Хозяин» сидит на вертящемся стуле, сейчас выполняющем функцию трона. Я безмолвно подал парню бутылку, игнорируя испытующий взгляд. - Нет, сок! – рявкнул он. Я поплёлся на кухню, вернулся со стаканом сока. - Наушники! Сгрёб с подоконника спутанный провод с бусинами. - Распутай! Послушно распрямил, протянул ему. - АААА, чёрт! И так всю неделю! У тебя есть другие рожи кроме кислой?! Ты вообще умеешь проявлять эмоции?! Я опустил на него равнодушный взгляд. С тех пор, как мы с братом не разговариваем, не считая моих подначек, внутри зародилось чувство бессмысленности. Абсолютное равнодушие, будто я живу только для того, чтобы периодически бесить его. - Чёрт! Улыбнись! Губы послушно растянулись. Вадим зарычал. - Погоди… У меня на крайний случай была припасена идейка… - он резко подкатился к столу, зашарил в компе. Я вяло наблюдаю за тем, как он что-то копает в гугле. С торжественным видом хозяин поднялся, кивнул на стул. - Садись. Я сел, меня подтолкнули к монитору. - Смотри, – он клацнул пуск, пошло видео. Я уставился на сплетённые тела двух парней, из динамиков пошли стоны. Вадим цыкнул на недовольно замычавших друзей. Руки задрожали, непроизвольно расширились глаза. Почувствовал на себе самодовольный взгляд нового лидера. - Ну, вот и эмоции. Ура! Будешь гейскую порнушку у меня смотреть, понял?! И никаких девчонок! – он усмехнулся, глядя, как я напряжённо сжал кулаки. Я вздрогнул, его взгляд нарвался на мою ширинку, поднимающуюся бугром. - Что?... – сорвалось с губ, парень попятился. – Ты… Ты что?! Ты… День… Я поднял на него злой взгляд. - День… … Урок как всегда тянется невыносимой жвачкой. Казалось бы, скажите самое важное, да отстаньте, но нет, надо толкать свой предмет, как основу мироздания… Вадим уже день со мной не связывался, неужели так трудно пережить мысль о моей ориентации? Пока я считался лидером, то скрывал это, только Артём знал, но мы договорились молчать. Иначе меня бы мои же люди избили. Тогда это было важно, а сейчас – плевать. Снова кошусь на точёный профиль. Он опять засмотрелся на одну точку, по виску пробежала капелька пота. Заиграли желваки, покраснел, снова стал белее мела. В последнее время он часто такой. Будто его что-то грызёт изнутри, разрывает на части, он раскрывает рот, собираясь что-то произнести, и тут же со злостью стискивает зубы. Я дрожащей рукой накрыл его колено, заставив дёрнуться, как от удара током. Уже уверенно повёл вверх, к паху. Горячая ладонь сжала моё запястье, в лицо впился ледяной взгляд. - Ты что делаешь?! – прошипел он. Я облизнул растянутые в улыбке губы. - Соблазняю тебя! Давно у меня не было жёсткого секса! Он сжал губы. Прозвенел звонок, все, без исключения, выметнулись из класса, будто кто-то поработал веником. Время столовки. Я поднялся. Неожиданно прытко брат обогнал, звякнул замок на двери. - Чего ты там хочешь?! Он оказался возле меня, швырнул к доске. Сам навалился сзади, опаляя ухо дыханием. - В… школе? – выдохнул я. - А тебе не всё равно? Его руки зашарили по телу, пробрались под майку, соски напряглись от грубых пощипываний. Я задницей почувствовал его накал, дрожь с его пальцев перекинулась на моё тело, стало невыносимо жарко, рот распахнулся в стонах. Он шумно выдохнул. Рука накрыла пах, резкими движениями он стянул с меня джинсы, складками они застряли в районе колен. Звякнула его ширинка. Меня вклеило щекой в доску, руки окрасились мелом надписей. На веки набежала влага. Я почти с нетерпением ждал, когда он грубо ворвётся в меня, выбивая стон. Может, я мазохист, но сейчас болезненно важно почувствовать его в себе, получить кровавые раны, как доказательство того, что мы были вместе. Пусть и так. Но за спиной раздалось чертыханье, молния штанов вжикнула на место. Я сполз по доске вниз. Брат, я знаю. Даже боли не можешь мне подарить. Ты слишком романтичен, чтобы трахаться с тем, кого ненавидишь. Я против воли захныкал, пряча голову под локтями. Трель мобильного отрезвила, я хотел сбросить, но засмотрелся на подпись «Вадим». Перевёл взгляд на брата, с каменным лицом отпирающего дверь. Нажал на ответить. - Ал-ло… День? – дрожащий голос. – Мама… - Тётя Лиза?! Что с ней? – я резко подскочил, одной рукой натягивая джинсы. Брат впился в меня вопросительным взглядом. - Она… В больнице. Наверное, в жизни каждого есть такой человек, которому ты не имеешь права показывать свои худшие стороны. Это как рассказать умирающему ребёнку, что письмо из хогвартса не прилетит, что долбаной магии не существует. Есть люди и иллюзии, которые нельзя рушить. В жизни нас троих это тётя Лиза. Мать одного и заменившая мать двум другим. Я, брат и Вадим встали около койки, нос щекочет запах больницы, всё вокруг белое – как в раю. - Я так рада вас всех видеть, мальчики… - слабый голос, на глаза навернулись слёзы. Внутри жалобно скрипит, когда начинаю рассматривать ввалившиеся щёки, бледную кожу, рак будто высосал из неё жизнь. То, что её забрали в больницу, означает, что пришел конец. Все трое молчим, будто Саша не изнасиловал своего брата, я не сплю с парнями, будто Вадим не является моим «хозяином», и не по его инициативе нас двоих избили. Будто все трое остались теми же, что и в детстве. Тихий Саша, драчливый я и её угрюмый сын. Каждый знает, что как только мы покинем эту палату и эту женщину, то вернёмся в настоящее, связавшее нас ржавой проволокой. Но для неё мы те же дети, и рушить эту иллюзию слишком больно. Мы покинули больницу в тяжёлом молчании, будто сговорившись продлить это ощущение простоты. Я удивлённо уставился на Сашу, сразу за воротами медцентра он вытащил сигарету, умело подкурил, облачко дыма вырвалось из приоткрытого рта. В меня впился злым взглядом Вадим. - Грёбаный пидорас, – выплюнув мне это в лицо, он порывисто зашагал к остановке. Брат молча двинул следом, оставив мне смотреть ему в спину. Я почувствовал, как внутри разрастается пустота.