Jim: Я не понимаю, о чём ты. V: Все-то ты понимаешь. Что за приколы с моей игрушкой? Jim: Я всегда тебе говорил, что он хороший человек. И всегда тебе говорил, что хотел бы общаться с ним. В чём твоя проблема? V: Только ли общаться? Jim Почему ты докапываешься до меня так, будто он является твоей собственностью? V: Потому что он мой Jim: Твой кто? Jim: Перед тем, как гнать на меня, в себе разберись. Jim: Что, ответить нечего? Jim: Я, почему-то, не удивлён.
Чимин с раздражением откидывает телефон на кровать рядом и зло уставляется в потолок, сведя брови на переносице. Чертов Тэхён с его блядскими закидонами, к которым он так надеялся привыкнуть со временем, однако же, чёткое и ясное — ни хрена. Чимин губы кривит, чувствуя виток глухого, жадно сжирающего нервные клетки раздражения, что кровью по венам, а потом вздыхает и с силой трёт лицо ладонями, потому что, быть может, и сам налажал. Сам был в своё время недостаточно откровенен и честен перед самим собой в том числе, когда говорил своё простое «перестань его мучить», но ничего более. Тэхён в такие моменты брови вскидывал и ронял простое, лаконичное и, что главное, логичное «а схуяли?», а его лучшему другу, из тех, что не разлей вода с самого детского сада, крыть нечем было. Потому что признаться в том, что влюбился в стойкого, но до уважения отчаянного юного альфу с не по-детски серьёзным взглядом, в котором не только упорство, но стержень имеется из самого титана — это взмахнуть перед глазами других красной тряпкой. Потому что Чимин очень трусливая тварь и о себе думал тоже, но просто не хотел, чтобы Чонгука били: уж лучше бы весь класс объявил ему капитальный бойкот до самого выпуска, чем вот это вот всё, когда рыдать, зажимая губы ладонью, а потом, когда все расходятся, вызывать из-за угла скорую помощь. Нервы сдают последний раз, когда Чонгук всё же психует и бьёт слабого, что заслужил, на самом-то деле, и Тэхёна из игры на долгие недели выводит, да так капитально, что сначала необходимо проистерить хорошенько, а потом понять, что нужна операция. Чимин на последствия этого поступка смотреть не желает, вызывает по традиции скорую, а потом стоит, смотрит на то, как растекается красное под недвижимым телом, что бросают на произвол судьбы, и решается. Подходит медленно, осторожно, нервно оглядываясь, а потом садится на корточки рядом и осторожно касается рукой тёмных волос, что ладонь пачкают кровью. Какая же ты мразь, Ким Тэхён, — думает Чимин тогда. А потом не боится встретить бригаду, смотрит на недвижимое чонгуково тело на носилках, а потом и в машине. Ему помогут, обязательно помогут, он сделал всё возможное ради этого, да вот только объясните это глупому сердцу, что обливается кровью (привычно уже). Врач, пожилой омега, окидывает его долгим понимающим взглядом, а потом предлагает тихонько: — Поехали? Бог свидетель, как отчаянно и сильно хочет Пак Чимин прыгнуть в эту машину, но, уже шаг сделав, тормозит, потому что вспоминает, что, на самом-то деле, бог в его мире только один, а он однозначно не одобрит такого поведения своего лучшего друга, и головой мотает отрицательно. Доктор кивает. Машина, включив сирену, уносится по улице вниз, оставляя Пак Чимина стоять подле школьных ворот и сходить с ума от душащего волнения и липкой ненависти к тому, с кем неразлучно был связан с самого детского сада.V: Мое любимое развлечение, Чиминни, что за вопросы такие дурацкие?
***
— Ты с ума сошёл?! — восклицает Чонгук, во все глаза глядя на… Своего парня? В голове не укладывается, если быть до конца откровенным. Они встречаются (именно так: с нелепыми и до милого неловкими поцелуями, ярким «случайным» касанием рук и уютно-смущающими просмотрами фильмов, когда в обнимку, но щёки горят огнём) уже неделю, и дни эти — они, пожалуй, являются самым спокойным и счастливым периодом в жизни Чонгука. С Чимином нет напряжения, нет неловкости, с ним легко не думать ни о чём дерьмовом. Например, о его лучшем друге, как бы забавным то ни казалось. Нет ничего, но тяжелее всего сохранять нейтралитет в рамках школы: омега был против, но в этом отношении Чон выступил весьма категорично — никаких даже призрачных намёков на то, что их связывает нечто большее, чем просто приятельские отношения в рамках класса. Чонгук не хочет, чтобы у того, к кому он привязался такими прочными канатами первой любви, были проблемы, потому что Чимин выбрал такого, как он. Не хочет, чтобы Тэхён знал о чём-то подобном, потому что, зная эту скотскую натуру, с него станется испортить жизнь человеку, которого, как выяснилось, считает своим лучшим другом большую часть своей жизни. Это странно, на самом-то деле: Чонгук не был уверен в том, что у Ви есть кто-то, кроме шавок и прихлебателей, которые готовы до поры до времени подтирать за ним всё дерьмо, однако вот оно что. Объект, как выяснилось, искренней привязанности Ким Тэхёна сидит перед ним прямо сейчас, брови хмурит свои и, кажется, совсем не уверен, как ему поступать теперь, когда у них двоих получилось так, как получилось. Чимин тогда, после поцелуя, сказал, что Чонгук ему нравится уже давно и очень сильно. Чонгук в этих глазах тонул, а в этой нежной улыбке был готов похоронить себя заживо. Но сейчас Чимин, сидя у него в комнате, глаза закатывает, садится на полу поудобнее, а потом подталкивает к нему ближе прозрачный пакет, содержимое которого не оставляет сомнений: бесспорно, дорогая тёплая куртка очередной ведущей марки. Чонгук такой подарок не может принять. — Не надо на меня так смотреть, — щурится Чимин, всё же улыбаясь. — Это не сочувствие и не жалость. Просто мне хочется, чтобы ты не мёрз и не болел. Считай это моей прихотью как мажора. Чонгук вздыхает тяжело, а потом смотрит из-под чёлки расстроенно. — Чонгукки, если ты откажешься от этого подарка, я очень обижусь, — и легко, мягко в грудь толкает. — И, если ты думаешь, что тебе нечем мне отплатить, то ты ошибаешься. Чонгук мажет по нему растерянным взглядом, лихорадочно соображая, по какой такой причине лицо Чимина неожиданно вспыхивает краской смущения, а глаза становятся влажными, будто дурманом окутанными. Омега смотрит прямо в упор, губу закусив, а потом опускает лицо, силясь не видеть, очевидно, реакции на свой дальнейший вопрос. — Чонгукки, ты же девственник, да? — И Чонгук воздухом давится: теперь понять, на что ему намекают, может даже такой полный придурок, как он сам. Чонгук много слышал и читал о том, что в момент гормональной перестройки у подростков сексуальная активность бьёт фонтаном, что, вкупе с природным желанием познать всё новое и ещё не изведанное, может иметь весьма любопытный на выходе результат. Секс в наши дни руководит абсолютно всем вокруг: даже если включить телевизор и наткнуться на рекламу молока, можно увидеть какую-нибудь яркую звёздочку в шмотье, которое скрывает ровным счётом ни хрена, что пьёт это самое молоко так, что в штанах гореть начинает. Что уж говорить о том, что весь современный мир заточен под сношение? Чонгук, бесспорно, не понаслышке в курсе о том, что такое оргазм: в книгах и статьях его расписывают как нечто волшебное, то самое, к чему, если быть откровенным, стремится абсолютное большинство. Люди насилуют других людей с целью сексуального удовлетворения, эксгибиционисты преследуют те же цели путём испуга своих жертв. Даже сознание человеческое без должной разгрузки посылает во снах яркие картинки и образы. Если люди не испытывают подобного расслабления с должной частотой, то они становятся раздражённее, злее. Всё в этом мире, как говорят, держится на сексе, но у Чонгука не было возможности познать что-то теплее близости собственной правой руки, а мастурбация в ванной — это, скорее, очистка сознания. Снятие напряжения, расслабление мозга и нервов. Занятие любовью же, в его понимании, это нечто более важное. Это, в первую очередь, самоотдача, желание доставить удовольствие другому человеку, слиться с ним душами, где оргазм — апогей проявления нежности. У Чонгука таких людей не было до тех пор, пока с ним полторы недели назад не случился Чимин. Если бы он был Ким Намджуном, то непременно бы поиграл бровями похабно, запустив пальцы в волосы на затылке, растянул губы в улыбке и бросил своё самоуверенное «конечно же, нет», соврав без толики смущения. Или бы всё так же похабно поиграл бровями и заявил уверенное «да, но сейчас перестану». В общем, сделал бы всё, что угодно, лишь бы не сидеть сейчас каменной статуей, самому себе напоминая испуганную рыбу-шар. Хён, он весь из себя такой самоуверенный, пофигистичный и непробиваемый абсолютно, он бы ни за что не растерялся в подобной ситуации. Если бы Чон был им, он бы с Чимином занялся сексом уже спустя пару дней после начала их умилительных (уморительных, по мнению всё того же авторитета, что, по его словам, наблюдает за развитием этой истории с иронией и тревогой за будущее) отношений. Он сам Чонгуку об этом сказал в манере «да такого, как этот Чимин, грех сразу не ну это вот самое», за что чуть не лишился всех важных для состоявшегося мужчины органов. Проблема только в том, что он не Ким Намджун. А потому сидит и планомерно охуевает от стремительно развивающихся событий, в которых неожиданно даже для себя оказался замешан. Чимин вскидывает голову и смотрит испуганно. Рот уже приоткрыл, наверняка собираясь выдать своё «извини, я поспешил, это не должно было быть так» — он всегда так поступает. Всегда даёт Чонгуку шанс на то, чтоб сделать шаг назад и сбежать. Чонгук, правда, ни разу не воспользовался этим ворохом шансов, да и сейчас бежать не планирует, хоть и ладони мокнут мерзко от нервов, а на грудь давит волнение. А потому берёт себя в руки. Насколько это, правда, возможно в условиях небольшого нервного срыва. — Да, — выходит тихо, на выдохе, глаза в глаза, и контакт этот зрительный, он не тяжёлый, но загустевший, с немым вопросом между двумя людьми, что сидят по-турецки друг перед другом, слегка касаясь коленями. Чимин нервно цепляется пальцами за полиэтилен, что шуршит в тишине непозволительно громко, а сам на контрасте шепчет почти что бесшумно: — А хочешь перестать им быть? У Чонгука в этот момент в голове — салюты да колокола, а ещё сердце сейчас грудную клетку пробьёт и дышать сложно ужасно: поверить тому, что это всё действительно происходит, почти невозможно. Но Чимин, вот он, сидит прямо напротив и сам сбивчиво дышит, такой мягкий, уютный, реальный. Себя предлагающий. — С тобой — очень, — шепчет Чонгук, а омега посылает ему яркую и солнечную улыбку, что ослепить может, а потом подаётся вперёд и целует сладко и нежно, так, будто делает самую приятную на свете вещь прямо сейчас.