ID работы: 7572623

Erchomai (Я иду)

Слэш
NC-17
Завершён
8980
автор
ReiraM бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
277 страниц, 41 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
8980 Нравится 1274 Отзывы 4408 В сборник Скачать

CHAPTER FOURTEEN.

Настройки текста
      Он смотрит в зеркало.       Снедаемый чувством тревоги, силясь не кусать свои чёртовы губы от плохо контролируемого животного ужаса, он впивается взглядом в своё отражение и испытывает очередной приступ ненависти к тому, что предстаёт глазам. Искусственно-голубым, по азиатским меркам большим — тем самым, что смотрят на него с будто бы выточенного из камня лица с идеально ровной кожей, которую хочется смять и выбросить в урну, дабы обнажить истинную сущность, что гнила и уродлива.       Про него говорят, что он безбожно красив. Что он обворожителен, галантен и может получить всё, что хочет, стоит только поманить пальцем, а иногда, боги, и того не требуется, если быть до конца откровенным: глупые альфы сами бросают под его ноги всё, что только можно и нельзя.       Наверное, это закон подлости, потому что Пак Чимину не нужно ничего из всего этого вовсе. Невозможно наслаждаться жизнью в полной её мере, если у тебя совесть не просто не чиста, но по ней будто прошёл целый ёбаный полк.       Кладя руку на сердце: не проходит и дня, чтобы Чимин не подумал о Чон Чонгуке и о ситуации, что произошла чёртовых, бесконечных десять лет назад. Чимин сходит с ума каждый ёбаный день, пытаясь понять, что больше терзает: вина за всё то, что произошло не по его воле или же желание просто посмотреть в глаза и сказать роковое «прости», которого никогда не будет достаточно. Тогда, десять лет назад, Чимин замкнулся в себе, страдал в одиночестве молча и думал о том, как могут поломать жизнь, казалось бы, какие-то несколько недель. Он даже не помнит точно, сколько они с Чонгуком встречались, но почему-то сцены каждого секса с этим робким мальчишкой-альфой, до встречи с ним — девственником, впились в сознание не хуже булавок. Почему-то чувство ненависти к себе, будто предал не только его, но и себя самого, сильно так же, как жгло десять лет назад.       Дело не в сексе и даже не в чувствах самого Чимина: он не надеялся на то, что у них могло бы вылиться во что-то серьёзное, но, если честно, тогда хотелось до боли. Те чувства, яркие моменты, они остались далеко позади, припорошенные временем, словно земля — первым снегом, но вот осознание собственной слабости и вины за то, что предал чужое доверие, оно калечит немилостиво.       Чонгук ему доверял. Эмоционально маленький, хрупкий, но такой честный и совестливый Чонгук открыл ему всего себя нараспашку, а Чимин плюнул в душу чужую, и толку от того, что он проклинает себя, нет совершенно, но перестать это делать не может.       Слухи доходили. Всегда доходили. О человеке, которого в низах преступного мира знали как Цепного пса Чон, не слышал только глухой, но только немногие смогли сопоставить пару нехитрых фактов. Тэхён входит в это число, но никогда никаких комментариев не давал по этому поводу: просто шёл мерно к социальному дну, увлекаемый Чимином как тяжёлым камнем, пока Чон Чонгук взмывал к солнцу большой сильной птицей.       А сам Чимин просто не чувствовал себя тем, кто заслужил чего-то иного, после того, что совершил. Но отчего-то сломился, окончательно признал Тэхёна как доминанта, и стал цепляться ещё отчаяннее, не зная уже грани между привязанностью и ненавистью.       Не чувствуя в себе моральных сил на то, чтобы взять и распутать этот блядский эмоциональный клубок.       Он смотрит в зеркало.       Со стеклянной глади на него смотрит не человек, но кукла, идеально сделанная, как по заказу. Бездушная, мёртвая внутри кукла, в которой любви к себе не осталось ни грамма, что дрогнула всем своим существом несколько минут назад, когда дворецкий сказал это своё «Мин Юнги и Чон Чонгук подтвердили своё личное присутствие».       Он не видел его десять лет: Чонгук всегда присылал Намджуна вместо себя. Намджуна, что больше не долговязый тощий смешливый подросток в латанных джинсах, а уверенный в себе альфа, явно потративший не один час в качалке, в дорогих чёрных костюмах, с выбеленными до серебра волосами и вязью тату по частям тела. Намджуна, который смотрел на него безразличными глазами и никаким образом не позволял себе ничего из того, что могло бы сказать о личной неприязни членов одного Дома к другому. Держался учтиво в те редкие моменты пересечения, надевал маску галантности, и Чимин бы действительно мог бы поверить в то, что прощён, если б не знал, какими живыми могут быть эти глаза, что бездушно скользят по его лицу во время приветствия.       Его никогда не простят.       Но он и не заслужил.       — Я хочу поговорить с тобой, — раздаётся сзади негромкое, и Чимин, быстро натягивая на себя привычную маску вежливого равнодушия, которую всегда носит в общении с близкими, оборачивается, чтобы увидеть отца у двери.       — Слушаю.       — Могу ли войти?       — Ну, разумеется.       Пак Чиён входит внутрь, присаживается на край заправленной постели и смотрит. А его старший сын, тот, что не наследник ни разу, но шанс выгодного вложения, так же смотрит на него в ответ: нечитаемо, молча. Потому что Пак Чиён для своего младшего сына-альфы всё возможное сделал: отправил учиться в далёкую Америку с перспективой на постоянное место жительства, открыл на имя Чихёна счёт, что хранит определённого рода накопления из того разряда, когда «на случай, если со мной что-то случится», и вроде Чимин своё место знает лучше, чем многие, но от того не легче.       Быть может, это всё потому, что он в своё время продал совесть и любовь к себе за то, чтобы человек, который ему не звонит и не пишет даже по праздникам, просто жил? И разве имеет он права на претензии, если так никому и не смог рассказать о страшной лазерной точке на голубом пуховичке?       …Где сейчас этот пуховичок, интересно?       — О чём ты хочешь поговорить? — интересуется Чимин, садясь рядом с отцом. Тот смотрит на него с каким-то неясным выражением в глазах: то ли сожаление, то ли жалость — никак не понять. Но неприятно абсолютно всё, что бы ни было.       — Вчера у нас с главой клана Ким состоялся долгий и сложный разговор. О тебе и Ким Тэхёне, — отец делает выразительную паузу.       — Я слушаю тебя, — заламывая пальцы в нервном жесте, давит омега.       — Ты сам знаешь, что последние три года… наши Дома претерпевают крайне сложный период… — и, о, да, он уже давно, на самом-то деле, ждал этого разговора. А теперь удивляется тому, что его не подложили под кого-то ещё раньше, а откровенно тянули время: неужели отец пытался дать ему шанс на то, чтобы успеть пожить?       Ох, это уж вряд ли. Скорее, просто держал его задницу на крайний случай или просто не мог подобрать нужного кандидата на должность горячо любимого зятя.       — Называй вещи своими именами, отец. Ты теряешь власть, потому что Чон и Мин обступают со всех сторон. Ким-старший теряет, а теперь ты пришёл сюда, потому что моё тело — это твой последний козырь. Как и отец Тэхёна сейчас наверняка разговаривает с ним по поводу Дома Вон, — Чимин и сам не замечает, как начинает раздражаться, сцепляет руки в замок и смотрит на замершего отца волком. — Удивляет лишь, что ты только теперь действительно опасаешься того, что эти, как ты выражаешься, лишённые манер юнцы, подвинут тебя с трона. Поэтому, пожалуйста, давай опустим лирику и просто озвучь, под кого ты решил меня подложить.       — Я могу решить всё, что угодно, — тянет отец. — Главная задача будет за тобой, потому что союз с нами этому альфе совершенно не выгоден, а он человек сложный и необдуманных решений не принимает. Поэтому сегодня тебе нужно будет ему доказать, что ты заслуживаешь того, чтобы быть его мужем. Я знаю, что ты хорошо это умеешь. Наслышан. Не то чтобы мне это было приятно, но твоя слава идёт впереди тебя.       — Рад, что ты в курсе моей личной жизни. Так какому клану ты хочешь меня сбагрить?       — Мин.

***

      Тэхёна трясёт всем телом. Бьёт сильной, яростной судорогой, нестерпимо жжёт ненавистью ко всему живому в этот самый момент, когда он прожигает глазами дверь в свою спальню, что мгновение назад закрылась за его (не)дорогим родителем.       Тэхён не согласен. Он чувствует себя в капкан пойманным, кораблём, что тонет в холодной пучине неконтролируемой злобы и ярости, неясно, на кого направленных. Нельзя сказать, что он не знал, что этот самый момент скоро наступит, но оттягивал его так, как только мог. Как нельзя помыслить, что он категорично настроен против обольстительного и идеально вышколенного Чон Хосока, главы четвёртого по силе влияния Дома Вон, некогда бастарда, но ныне — единоличного правителя, расчётливого и амбициозного. Напротив, глупым было бы думать, что эти красивые, ненавязчивые ухаживания, совместное появление в свете, восхищённые шепотки и пересуды, были без определённой цели. Хосок не дурак: расчётлив, умён и пользуется большой популярностью у общества как свежий глоток воздуха в этой бесконечной, жалко прикрытой межклановой дружбой, борьбе за господство.       Клан Тэхёна ощутимо проигрывает. Теряет позицию за позицией, сдаваясь под натиском Пса, будь он проклят, Чон Чонгука и его ублюдских быдловатых дружков: один Ким Намджун чего стоит. Чон Чонгука, что взлетел хищным ястребом так высоко, что если постараться проследить траекторию его полёта, то можно ослепнуть от яркого солнца.       Слова отца разъедают всё существо. Он не повысил голоса ни на ёбаный тон, но от того его слова о том, что Тэхён — бесполезная блядь, что поступает, не думая, режут только больнее, потому что это всё — чёртова правда. И омеге можно было что-то на это сказать, но крыть очевидно нечем, кроме пустобрёхства о том, что отец, знаете ли, сам никогда особо не отличался особой преданностью и привязкой к семье.       — Не тяни с Хосоком, — обрубил Ким-старший свою же речь несколько мгновений назад. — Я не для того вложил в тебя столько денег, чтобы ты в итоге всё просрал, Тэхён, — и грохнул дверью с той стороны.       В такие моменты в нём плачет маленький мальчик. Ребёнок, который с детства знал о том, что его родителей не связывает ничего, кроме выгоды и уговора об одном лишь сыне, который вышел бракованным — слабым полом, которого такой принципиальный человек, как Ким Тэджун, ни за что не поставит во главе клана. Ребёнок, который всё детство провёл психологически далеко от родителей: папу он не интересовал никогда, отец рассматривал его только лишь как выгодное вложение в будущее Дома. Ребёнок, который не знал заботы и ласки, от которого откупались и что рано начал познавать свою сексуальность и миссию в жизни, хотелось ему того или нет: у него никогда не было выбора.       Ребёнок, который просто хотел чувствовать себя хоть кому-то нужным, но никогда не имел такой привилегии, потому что когда ты являешься единственным сыном босса самого влиятельного в Республике клана, то вокруг никогда не будет никого, кроме почитателей и тех, кто тайно мечтает свергнуть тебя с золотого трона.       Тэхёну повезло.       У Тэхёна случился Чимин, которого он не желал ни с кем делить и почти проебал в итоге, цепляясь за такое роковое понятие как «моё». У Тэхёна случился Чонгук, которого он переломил пополам просто потому, что ломали его самого: день за днём, утром и вечером, когда он грыз себя в непонимании, за что же его так не любят родные по крови люди, ведь он ничего им не сделал.       Просто родился.       Омегой.       Бесполезным в их жестоком мире созданием.       Пока Чон Чонгук восставал из пепла, мстя за обиды прошлого, Тэхён катился вниз по наклонной, предпочитая не думать вообще ни о чём, потому что так было проще признать собственную никчёмность; лишь только терзал себя ненавистью к этому уже не мальчишке, упёртому, действительно сильному, которого за десять лет даже не видел ни разу, и, быть может, слава богу.       Увидел бы — в лицо бы вцепился. Глаза выцарапал бы, изрекая из недр покалеченной души своё ядовитое «ненавижу, сука».

Hope: Ты готов? Tae: Через час — буду. Hope: Приём начинается через сорок минут. Ты хочешь разозлить своего отца опозданием? Tae Настоящая аристократия всегда опаздывает, Хосок-щи) Hope: Я тебя услышал.) Заеду через час. Tae: Буду ждать.

***

      — Опаздывают уже на два часа, — роняет Чимин, силясь оторвать взгляд от величественных двойных дверей, что ведут в роскошный гостиничный зал. — Неприлично.       — Ты говоришь с человеком, который сам опоздал на тридцать минут, — пожимает плечами Тэхён и делает глоток шампанского, наслаждаясь плавной тягучей мелодией, что выдаёт оркестр на небольшом подиуме.       — Твой вид прямо кричит о том, что это того стоило, — фыркает друг, окидывая взглядом блестящий чёрный пиджак, который Тэхён натянул на себя, и идеальный макияж на лице Ви. — Тебе идут «смоки».       — А твой вид говорит о том, что ты умеешь прекрасно планировать время, раз приехал сюда вовремя, — и Ким беспардонно тыкает пальцем на серебристое одеяние Чимина, расшитое чёрным ажурным узором. — Эти мудаки вокруг на тебя слюной исходят, ты в курсе?       — На тебя тоже.       — Даже если: ко мне уже как полгода опасно подходить, а вот тебе стоит поберечь свою задницу, — Тэхён быстро бежит глазами по залу в поисках своего суженного, которому скажет «да» этой ночью, когда все начнут разъезжаться по домам. Или куда они там все собираются. Абсолютно неважно.       Но Хосока не видит и хмурится.       — Сегодня мне нужно сделать всё возможное, чтобы я мог говорить точно так же, как и ты, и чем раньше, тем лучше, — устало вздыхает Пак, хочет было потереть руками лицо в досаде, но вовремя вспоминает о слоях макияжа на лице и одёргивает себя.       — Любимый родитель нашёл тебе жениха?       — Любимый родитель нашёл мне кандидатуру, и в моих интересах сделать всё возможное, чтобы он стал моим женихом. Иначе мне просто пиздец.       — И кого, если не секрет? Выбор-то не особо велик, — Тэхён вскидывает бровь заинтересованно, но в глубине души замирает, несмотря на весомый довод сознания: если бы Пак Чиён захотел выдать своего сына за главу дома Чон, Чимин бы явно не стоял здесь в лёгкой апатии, а, скорее, горел синим пламенем животного ужаса, потому что что-то, чёрт побери, подсказывает: здесь ловить нечего уже как лет десять.       Но над тем, почему сердце пропускает удар в ожидании ответа, он думать не будет, конечно же.       — Мин, — и вид у друга настолько отчаянный, что, не бойся Ким испачкать своё дорогое одеяние чужим тональным кремом, то обязательно бы прижал к себе в знак утешения.       Потому что, ну, пиздец?       — Пиздец, — всё же высказывается он и наблюдает, как Чимин на очевидном нервяке опрокидывает в себя бокал шампанского залпом и поспешно ставит на поднос проходящего мимо официанта опустевший сосуд. — И что делать будешь?       — В душе не ебу, Тэтэ. Я его даже не видел ни разу: он, как и Чонгук, приезжает лишь только на особо важные встречи, на которые меня никто, ясен хрен, не берёт. А ты с ним знаком?       — Лично представляли годик назад, — кивает омега. — Он симпатичный. Но странный.       — Спасибо, это я и без тебя знаю. Слава о нём идёт впереди планеты всей. Расчётливый, не любит общение, предпочитает слушать, а не говорить. Ох, а ещё я, кажется, упустил из виду тот факт, что он заодно с Чон, а Чон настроены против нас. И это мне предстоит покорять весь вечер, а я даже не знаю, как к нему подступиться.       — Как и ко всем, — пожимает плечами Ви. — Он, в конце концов, альфа, а они все одинаковые.       — Кто одинаковый? — мурлычут на ухо сзади, опаляя ухо горячим дыханием. Тэхён ухмыляется и откидывает пепельную голову на чужое плечо, позволяя жилистым, но сильным рукам приобнять себя за талию.       — Альфы. Вы все одинаковые, — отвечает с улыбкой.       — Правда? — Хосок фыркает насмешливо, но без нотки злобы, а потом кивает Чимину в приветствии. Тот отвечает тем же. — И в чём выражается наша одинаковость?       — Ну, например, Хосок-щи, спорим, если я тебе предложу уединиться в одном из гостиничных номеров прямо сейчас, ты мне не откажешь? — игриво интересуется Ким, игнорируя это чиминово «ты-блять-серьёзно-оставишь-меня-здесь-одного» лицо.       Но у Чимина здесь своя миссиия, а у Тэхёна — своя. Да, он уверен в успехе, разумеется, блять, у него всё на мази, но ничто не мешает вытрахать из Чон Хосока душу для, так сказать, закрепления усвоенного материала. Потому что да, за все полгода, что они вместе-но-нет, у них были свидания, встречи, провожания до дома, даже поцелуи были — ленивые, томные или же оглушающе страстные.       Но не было секса.       Потому что глава дома Вон — это не тот контингент альф, которые трахнут и отложат до поры до времени, отпуская тебя обратно в вольное плавание. О, нет, Чон Хосок непременно пометит его при малейшей возможности, не упустит шанса, и именно по этой причине Ким откладывал это соитие в долгий ящик. Его абсолютно не ебёт, что Хосок кого-то трахает там, на стороне, как и Хосока совершенно не колышет это же в отношении Тэхёна.       Но только до метки. До тех пор, пока Тэхён не станет официально принадлежать этому красивому альфе, что господствует в клане Вон.       Руки Хосока на его талии напрягаются неверяще, а сам Чон поворачивает к нему своё лицо, что выражает крайнюю степень удивления.       — Прямо сейчас?       — А тебя что-то останавливает, Хосок-щи? — и Тэхён, слегка разворачиваясь в кольце чужих рук, позволяет себе вольность и наматывает на кулак чужой галстук. — Ты не любишь эксперименты? Или ещё не успел поболтать со всеми здесь за два часа?       — Я просто удивлён, не более того, — рокочет Чон негромко, после чего кивает Чимину вновь, роняя своё «до скорой встречи, Чимин-щи».       И тянет Тэхёна за собой в сторону выхода.       Ведёт за собой в новую жизнь.

***

dmx feat. machine gun kelly — i don't dance

      Чимину страшно.       Боже, давно ему не было настолько жутко, но здесь, очевидно, играют роль две чертовски весомых причины: его важная (почти невыполнимая, по его скромному мнению) для жизни клана задача, а так же…       Ну, Чонгук. Первая встреча с тем, кому не просто сердце разбил, но и растоптал его в крошево, смешав с пылью. Первая встреча с причиной всех его душевных терзаний. Первая встреча с тем самым, боль которого стала отправной точкой в путешествии Чимина в бездну отчаяния и ненависти к себе самому. А теперь ещё и Тэхён свалил, бросив его. И чёрт его знает: потому что действительно планирует быть помеченным или же откровенно ссыкует (а Пак видел его нервно бегающие глаза и в том, что кто-то боится так же, как и он, не сомневается) встречи с тем, кого унижал и гнобил когда-то. С тем, кто теперь смотрит на его клан сверху вниз и даже за людей не считает, Чимин уверен.       Неловко покачиваясь из стороны в сторону с намёком на танец, но больше походя на захмелевшего от количества «успокоительного» идиота, блондин мажет глазами по залу в поисках того, на кого один в один похож — и приходит к успеху. Отец разговаривает с кем-то Чимину не знакомым, но это никак не мешает его поддатому сыну направиться в его сторону. В конце концов, он, как не имеющий прав на что-либо омега, так и не был толком представлен преступному миру, а лиц, знакомых по школе, здесь тоже наблюдается крайне мало. Настолько мало, что Чимин, вообще-то, видит только лишь одного Сухо, облачённого в дорогой костюм, но, увы и ах, тот затесался в толпе представителей слабого пола и потому не находится в зоне доступа.       Незнакомец от отца отходит ровно в тот момент, когда Чимин оказывается рядом. Пак Чиён окидывает отпрыска с ног до головы и морщится недовольно.       — Ты пьян?       — Я нервничаю, на секундочку, — напоминает ему сын. — Мне предстоят великие дела, а я даже не наблюдаю объект. Он точно приедет?       — Он дал своё письменное согласие. Будет верхом свинства даже для такого быдла как он не явиться сюда после этого. Так что он должен быть. Если не хочет попасть в чёрные списки, конечно.       — Напугал ежа голой задницей, право слово, — отец снова делает возмущённое лицо, но Пак-младший (средний, вернее) лишь только отмахивается. — Все мы знаем, что единственным кланом, который может дать отпор Чон и Мин, является Вон. А Хосока здесь нет и ему не до этого.       — А где он? — интересуется Чиён, для достоверности снова оглядывая полный людей зал.       — Подписывает договор о сотрудничестве, — фыркает омега было.       А потом происходит…       Он даже не может это характеризовать, если честно. Ну, вот серьёзно: нет просто слов, чтобы описать весь пиздец того, что следует после, однако нельзя не признать, что после подобного клан Мин несколько поднялся в его глазах, что ли.       — Господа, прибыли Чон Чонгук, Мин Юнги и Ким Намджун! — сообщает дворецкий на весь грёбанный зал, но вид у него… странный. Испуганный, удивлённый, выражающий замешательство — всё, что угодно, но не приевшаяся уже чопорность. И это, очевидно, замечает не он один: все присутствующие, что враз заинтересовались тем фактом, что оба главы кланов Чон и Мин приехали на одно и то же мероприятие, начинают несколько недоумевать.       А потом двери распахиваются, и Чимин даже не может сдержать нервного смешка. Потому что это — ну полный провал, но великолепного подхода к делу Пак просто не может не оценить.       Двери открываются будто с ноги: резко и настежь, пуская внутрь зала громкий смех и едва ощутимый запах сигарет. А затем в проёме показывается молодой красивый парень с волосами цвета мяты, в одной только белой рубашке и расслабленном галстуке, закатанной до локтя и обнажающей забитые под завязку предплечья. Под каждой рукой у него — по развязному, густо накрашенному омеге, а в левой кисти зажата полупустая бутылка дорогого виски — совсем, как в ухмыляющихся губах держится запалённая сигарета, которой он имеет честь наслаждаться без помощи рук.       — Мин Юнги! — объявляет нервно дворецкий.       — И это ты хочешь, чтобы я охмурил? — севшим голосом и вмиг протрезвев, интересуется у отца Чимин.       — Ну, когда мы с ним виделись два дня назад, у него был нормальный цвет волос, — это наиценнейшая информация, спасибо большое. Но вот только как она может помочь, Чимин в душе не ебёт.       — Чон Чонгук! — раздаётся тем временем новый возглас.       И у Чимина пол из-под ног уходит от страха.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.