ID работы: 7572623

Erchomai (Я иду)

Слэш
NC-17
Завершён
8980
автор
ReiraM бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
277 страниц, 41 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
8980 Нравится 1274 Отзывы 4408 В сборник Скачать

CHAPTER THIRTY SIX.

Настройки текста

pitbull feat. becky g — superstar

      День икс выпадает на утро вторника: облачные, ничем не примечательные одиннадцать часов, когда Юнги, закуривая свою первую за день сигарету, щурится сонно, глядя в окно, где солнце еле-еле прорезается сквозь густое белое, и зарывается пальцами в волосы на затылке с уже убого отросшими чёрными корнями.       Красить снова или нет, вот в чём вопрос, над ответом на который он решает подумать чуточку позже: сейчас он неспешно движется в сторону кухни, шлёпая босыми ногами по прохладному ламинату и чувствуя стайку мурашек, что обвивает голые бёдра от соприкосновения разгорячённой после одеяла кожи с прохладным воздухом — возможно, домработник где-то оставил открытым окно. На самом деле, Юнги чертовски нравится такая погода: от природы отличаясь крайней степенью бледности, он сгорает мгновенно от любого, даже мельчайшего касания солнца к своему бренному телу.       Но он понятия не имел, насколько ярко будет гореть от пламени другого солнца в его жизни, такого, что появилось совершенно недавно, но выжгло, казалось бы, из него всё то чёрное, что он так тщательно лелеял глубоко внутри, силясь сохранять жалкую видимость могучего самца и хамоватого нигилиста. Юнги за двадцать семь лет своей жизни даже подумать не мог, что когда-нибудь случится такое, что только влажный, открытый, но с нотками пошлости взгляд чьих-то бездонных тёмных глаз сможет заставить разряд тока пробежать от затылка к копчику. Никогда не брал в расчёт, что какая-то его простая, глупая влюблённость из категории тех, которую переболел и забыл, смешается в жгучую смесь с чувством ответственности, желанием защитить и страхом за чью-то жизнь. Чимин ему понравился с первого взгляда ещё там, на приёме, с его ловкими-неловкими подкатами и хитрыми ужимками, столь недвусмысленными, что сканать за дебила было сложно, но всё же возможно. Юнги тогда Чимином загорелся ужасно: настолько, что, вернувшись домой, рисовал, рисовал, рисовал, силясь запомнить, выцепить из памяти какие-то мелкие детали и передать бумаге ту игривую заинтересованность, что пронзила его глупое, такое, оказывается, наивное сердце, стрелою навылет.       Юнги его пытался из головы выбросить, как Пак наверняка выкинул его самого: неудачная попытка, лишённые информативности воспоминания, так, лёгкий приток чего-то прикольного, не несущего особой смысловой нагрузки — это то, как альфа представлял себя в мыслях столь восхитительного по всем статьям омеги из враждебного клана.       А потом Чонгук позвонил.       Позвонил, и у Юнги немного башню снесло, и, нет, не только из чувства долга перед старым другом он втопил педаль газа в пол. Не из уважения к Чонгуку он вылетал из любимой тачки, даже не потрудившись её закрыть, и не из понимания того, что Чон Хосок перешёл все грани, он расстрелял этих ублюдков, которые терзали тело несчастного Чимина, такого отзывчивого, отличающегося от их мира Чимина.       Когда Юнги мыл его у себя в ванной, аккуратно и в каждое движение душу вкладывая, он понял, что ему пришёл тотальный, бесповоротный пиздец.       Он понял, что Чимина Чонгуку ни за что не вернёт, даже если тот будет ну очень просить.       Просто не сможет.       Просто…       Юнги вздрагивает всем телом, вырываясь из собственных мыслей, и чёртова ложка жалко брякает о ещё пустую чашечку для кофе, которую он сжимает в руке, и спасибо на том, что посудина не летит из пальцев к чёртовой матери, потому что в гостиную, что с кухней объединена, просачивается нечто такое, что невесомое, тонкое, едва уловимое, но от того — не менее рассудка лишающее. Если быть точным, думается боссу клана Мин, когда он аккуратно ставит чашечку на тумбу и прикрывает глаза, силясь дышать ртом, но природа и инстинкты неумолимо берут своё, а потому этот чёртов запах оседает даже на корне языка, пахнет, конечно, жасмином, но так отчётливо, ярко и невозможно желанно и тягуче, что игнорировать его невозможно. И здесь только один вывод, понимает альфа почти с каким-то неприкрытым ужасом глядя в сторону коридора, где там, за закрытой дверью, остался в спальне спящий Чимин.       Тот самый Чимин, у которого началась течка.       Тот самый Чимин, который выглядывает из-за двери, полыхая красными щеками и трясясь всем телом то ли от ужаса, то ли от судорог желания, то ли от всего и сразу, и смотрит несчастно-несчастно, цепляясь за косяк своими аккуратными пальцами, облизывая полные пересохшие губы.       Тот самый Чимин, который если не скроется к хренам собачьим, то у того самого Юнги башню сорвёт, потому что нельзя просто так взять и проигнорировать течку своего омеги, с которым обменялся взаимными метками, просто нельзя. Это неправильно. Так не бывает. Это будет чувствоваться, даже если Мин сейчас за дверь выскочит, спустится на улицу и будет дышать часто-часто, силясь абстрагироваться от того, что осталось там, в квартире: неудовлетворённое, жаждущее, жутко напуганное и тоже ощущающее, что того самого рядом нет.       Юнги сможет с этим справиться, если Чимин сейчас вернётся в постель и закроет дверь. Возможно, он её даже не выбьет, а действительно выскочит вон и уедет беспробудно бухать, наплевав на опасность со стороны правительства и клана Вон, что дышат в спину жадными псами. Юнги сможет это контролировать, потому что не время, совершенно не время ему предаваться инстинктам, потому что вокруг и так неспокойно: он всё ещё может думать, он может мыслить, он прекрасно осознаёт все последствия, он…       — Пожалуйста, — шепчет Чимин, делая шаг навстречу, скидывая с себя чёртову белую футболку Юнги, которую тот выдал ему для сна, оставаясь в одних только боксерах. — Пожалуйста, Юнги-я… — и альфа сглатывает нервно, увидя тонкую прозрачную струйку смазки по внутренней стороне подтянутого смуглого бедра. — Я никогда не тёк так сильно до этого. Я никогда не хотел кого-то так сильно, как хочу тебя прямо здесь и сейчас.       А ещё говорят, что омеги — это слабый пол. Возможно, омеги — это то самое зло, что обрекает каждого альфу на то, чтобы гореть в грёбаном аду: или, быть может, конкретно Пак Чимин бульдозером сносит конкретно Мин Юнги с намеченного пути этой мягкой полуулыбкой и закушенной губой.       Юнги хочет быть рассудительным так отчаянно сильно, но Чимин манит пальцем, и он, как под гипнозом, идёт вперёд.       Юнги так боится сделать ошибку, но в тот самый момент, когда он, на время притупляя это бесконтрольное животное желание, доводит омегу до разрядки прямо на диване в гостиной и сам балансирует на пике, что делает так остро и ярко, что буквально пара фрикций — и логичный финал, Чимин обхватывает его ногами за талию и прижимает к себе, выбивая из колеи и не давая возможности отстраниться в нужный момент.       — Какого?.. — это явно не то, что нужно говорить при сцепке. Вообще из категории «неправильно», когда происходит половой акт, но у Юнги больше нет других слов.       — Потому что я люблю тебя, — задыхаясь, отвечают ему.       И Мин почему-то не против, хотя понимает, что обрекает на возможный полный пиздец уже троих человек.

lana del rey — art deco

      — У Юнги всё плохо, — роняет Намджун, в кои-то веки выглядя ужасно серьёзным. — А ты медлишь.       — У Юнги всё плохо, а, значит, плохо и у Сокджина, — парирует Чонгук, исправляя пару пунктов в договоре аренды помещения, который ему подсунул Хан Вонбин — мелкий предприниматель, и морщит нос: околесица, да и только. Этот склад стоит куда больше, чем этот скряга хочет отдать. — Вопрос в другом: что заботит тебя больше — давний друг или пара?       — Ты неправ. Вопрос совершенно иного формата: когда это начнёт заботить тебя настолько, чтобы ты начал делать хоть что-то? — хён нервно потирает волка, набитого на шее, и Чонгук физически чувствует, как тот прожигает его неодобрительным взглядом. — Все мы уже поняли, что ты не устраняешь Чон Хосока только потому, что боишься расставаться с этим вот, но ты разочаровываешь меня как лидер, когда ставишь собственную выгоду выше дел клана и содружества. Если клан Вон так и продолжит подкидывать наводки правительству, Юнги может грозить даже смертная казнь? Неужели ты можешь позволить себе быть настолько глупым?! — это Намджун уже восклицает, громко и с чувством, не справляясь со своими эмоциями и не думая о том, что, быть может, стоит начать подбирать выражения. Будто не знает правил поведения в обществе, да и вообще, такой формат, как здоровые межличностные отношения, ему мало знаком.       Вместо ответа Чонгук поднимает на него глаза, точно не зная, что в них читается, потому что в груди до странного пусто, и только лишь глухое раздражение щекочет рёбра изнутри, вырываясь наружу тихим глухим рычанием.       Намджун делает шаг назад и поспешно выставляет руки ладонями вперёд.       — Я понял, понял. Мне стоит следить за языком, босс. И всё же: что ты собираешься делать? Так и будешь отсиживаться в стороне, глядя на то, как клан Мин топят?       — Я не отсиживаюсь в стороне, я просчитываю ситуацию на несколько ходов вперёд, — парирует Чон. — Мне нужна машина, Намджун. Займись этим.       И к окну отворачивается, не желая продолжать этот абсурдный разговор. Хотя, быть может, в чём-то хён и прав так, что в сердце жжёт немилостиво — Ким Тэхён Чонгуку болезненно нужен, отрицать бесполезно, и с каждым днём привязывает к себе всё больше и больше, позволяя прощупывать границы дозволенного, раскрывается под миллионами новых углов и сияет иначе.       Бог свидетель, Чонгук так сильно хотел, чтобы этот омега для него оставался всё таким же однобоко-чёрным, этакого 2D формата, плоским рисунком без мозгов и идей, но потерпел сокрушительное поражение в попытке сохранить эти отношения такими же угольно-болезненными, как и десять лет назад. На самом-то деле, Чон Тэхёну даже благодарен: чёрт его знает, что с ним было бы, если бы не это ослепляющее, жгучее в груди чувство всепоглощающего желания доказать собственную значимость — та толкала вперёд день за днём, макала лицом в унизительное прошлое, полное презрения, стоило лишь повернуться в неуверенности назад, и давала пинка.       Чонгук Тэхёну и его максималистски-садистским наклонностям действительно благодарен, пожалуй. Но, что становится куда более интересным, так это переписка Чимина с Хосоком, которую Юнги с разрешения первого другу демонстрирует. Чонгук, он должен сконцентрировать всё своё внимание на психологическом давлении, которому подвергся бедный, но не такой уж беззащитный Пак, а сам, кажется, тихо дуреет при виде строчек о том, что его омега под главой Дома Вон кончить без унижения и боли не мог, а при последнем коитусе с Чонгуком, в котором не было ни капли жестокости, лишь только душащее альфу желание защитить и прижать к себе. Тэхёна тогда вело от удовольствия, Тэхён плакал как ребёнок.       Чонгуку не нужно делать омеге больно, чтобы тот насладился, а Тэхёну больше не нужно вытягивать из него чёрную ярость, чтобы секс казался ярким и взрывным. Что-то изменилось по обе стороны баррикады, развернулось на сто восемьдесят, кинув ослепляющей отдачей в ответ, но вот только когда, Чон совершенно не знает, и это, если честно, пугает ужасно, потому что последние десять лет он привык всё контролировать, а здесь не может себя в узде держать.       Чонгук не привык совершать ошибок или глупостей, а Тэхён вынуждает его оступаться раз за разом, думать не о том, поспешно исправляться и пытаться ловить нити разговора. Запах сливочного ликёра, сейчас так гармонично сочетающегося с кофейным, будоражит рассудок до мокрых ладоней, будто Чон школьник какой-то.       Чонгук испытывает острое чувство необходимости того, чтобы именно этот омега был рядом с ним всю его жизнь, неважно, как много ему отпущено судьбой, и это пугает до чёртиков, потому что словно по щелчку пальца или, быть может, пока Чонгук был в туалете и пропустил столь любопытный перфоманс, это ощущение, что раньше было угольно-чёрным и разъедающим, резко сменило свою ипостась, превратившись во что-то такое, что сопоставимо с кристально чистой морской водой, той самой, когда дно видно до самой песчинки. Но, что более важно, контролировать это… невозможно.       Быть с Тэхёном рядом хочется до истерики, и собственный рассудок Чонгука ведёт с ёбанным сердцем непонятную войну каждый день, час, секунду, где приводит миллионы аргументов «против», но то только вздыхает устало и выдвигает свои «за». Тэхён испортил его жизнь, но они были детьми. Тэхён хотел убить брата Чимина, но кто бы стал портить отношения между кланами только из-за прихоти подростка. Тэхён вёл себя неадекватно, но Чонгук не поленился нарыть информацию о его семье ещё в прошлом: нежеланный ребёнок, драгоценный товар, отец-блядун, папа-шлюха — полный боевой комплект для образцовой семьи. Тэхён не знает, что такое любовь, ему чуждо чувство привязанности, только, пожалуй, детское желание прижать к груди то, что понравилось, потому что он не умеет иначе, в отличие от того же Чонгука, у которого в сознательном возрасте была любовь его собственного папы, такая яркая, чистая, что до сих пор грудь режет при одном только воспоминании. Тэхён упрям, как чёрт, но подставляется испуганным котёнком под руку, будто не понимая, что это за ощущение такое: вроде гладит рука страшная, а всё равно очень приятно.       Чонгук даёт Ви миллионы оправданий, пытаясь заставить себя понять, что Ким того не заслуживает, но он пустил его в свою постель, он пришёл своими ногами в чужую спальню, потому что действительно сердце рвалось, хотя, казалось бы, в бешеном в последнее время калейдоскопе проблем клана он должен был падать на кровать без чувств и спать мёртвым сном, но ни черта подобного. Зато с омегой в объятиях уснул как младенец.       Дерьмо.       — Машина подана, — сухо и обиженно бросает Намджун от двери, и Чон, кивнув, поднимается с кресла, силясь собрать в кучу разбегающиеся мысли и заставить себя начать делать первые шаги в этой страшной войне, из которой не может не выйти победителем: прав не имеет, потому что тот, кто дорог, на него чертовски надеется.       И лишь только рычит тихо, сидя на заднем сидении, когда телефон уведомляет о новом входящем сообщении.

Yoongi: Каннам. JK: Они ещё не стучали в твою дверь? Yoongi: Ты же знаешь, они не будут стучать, а сразу придут с пушками клана Вон, потому что тот лижет жопу власть имущим. Тупорылые. JK: Я считаю, что тебе нужно перевезти Чимина и Сокджина ко мне. Находиться в лофте опасно, туда могут в любой момент нагрянуть. Yoongi: Пока это невозможно. JK: ? Yoongi: Течка. Left Hand + Right Hand: Помни, дорогой: да спасут тебя от детей нежелательных презервативы качественные, противозачаточные заморские иль умение высунуть агрегат во времечко нужное. А уж коль сцепке во время течки случиться сталось, будь готов к появлению отпрысков на свет Божий! Left Hand + Right Hand: И не забудь написать при таких раскладах: нужно будет успеть связать чепчики! Вы удалили пользователя Left Hand + Right Hand из общего чата. Вы добавили пользователя Left Hand + Right Hand в общий чат. Left Hand + Right Hand: Я обиделся :( Yoongi: А я позволил случиться сцепке, поэтому вяжи чепчики, но такими темпами я не увижу, как они будут красоваться на головах моих детей.

По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.