Erchomai (Я иду)

      — Джексон пропал.       Это то, что слышит Тэхён, неловко переминаясь около закрытой двери кабинета Чонгука. Слышит — и замирает с занесённым для стука кулаком, потому что Намджун на его памяти никогда не звучал настолько серьёзным и рассудительным: ни капли от привычного шута и придурка, только напряжение и странные, порыкивающие нотки такого рода, когда прорезаются в голосе небольшим бархатным отголоском, который не предвещает ничего хорошего.       — Как это случилось? — у Чонгука голос тоже звенит напряжением и сталью, но это не так впечатляет: уже привычно. Почти не страшно. Вызывающе сладкий трепет в груди, несмотря на то, что происходит определённо нечто нехорошее, о чём ему наверняка не расскажут в силу того, что это, конечно, омегу тоже касается, но не настолько плотно, чтобы ставить в курс дела.       Тэхён точно знает, что ему всё объяснят лишь в том случае, если клан Хосока загонит их в угол, скооперировавшись с правительственными силами, которым Дома Чон и Мин своей амбициозностью и категоричностью не дают жить спокойно. Ким ещё тогда, когда непосредственно варился в этом, многое слышал о двух альфах, что не идут на уступки, предпочитая не прогибаться, а нагибать, и не то чтобы был сильно удивлён, узнав каждого из них чуточку ближе. Чонгук и Юнги всё привыкли держать под контролем и промашек не допускать, а так же решать все свои проблемы в рамках узкого числа доверенных лиц, не вовлекая даже внутрь кланов сторонних людей в подробности, которые Тэхёну, вообще-то кажутся важными, потому что, что уж говорить: всё то, что сейчас происходит, вспыхнуло из-за него. Раздражает, когда тебе ни хрена не сообщают, хотя ты являешься главным героем этой блядской драмы.       Поэтому последнее время его новое нездоровое хобби цветёт пышным цветом, а ушная раковина такими темпами точно сольётся с дверью воедино.       — Юнги получил информацию о стычке одной из подчинённых группировок с людьми Вон и отправил Джексона выяснять, что происходит. Это было вчера утром, на звонки он не отвечает, на месте встречи нет даже следов борьбы: возможно, нет, скорее всего, их просто очень хорошо замели, но даже наши ребята не смогли найти ничего на той улице. Он просто… пропал.       — Пусть Югём берёт ребят и присоединяется к поискам. Возможно, Джексон ещё жив и ему требуется помощь, — голос Чонгука перезванивается металлом и сосредоточенностью в наступившей давящей тишине, в процессе которой Тэхён сглатывает и даже на мгновение теряет бдительность и позволяет себе прикрыть глаза вместо того, чтобы мониторить пустой коридор на случай ненужных свидетелей того, как низко он пал, так откровенно подслушивая. Но, вообще-то, у него в рукаве есть неплохой аргумент-козырь: по скромному тэхёнову мнению, уж кто-кто, а единственный наследник клана Ким просто обязан быть в курсе того, что происходит в преступном мире.       Даже если для этого нужно подслушивать, ясно? Он не виноват, что никто ему ничего не рассказывает.       — Есть, босс, — после небольшой паузы роняет Намджун, а омега понимает, что вынужден резко отстраниться и отбежать на пару шагов назад за секунду до того, как дверь открывается и являет взгляду Ким Намджуна с нечитаемым застывшим лицом: лишь только ноздри раздуваются широко в попытке подавить, быть может, гнев, направленный на Чон Хосока.       Намджун смотрит на него, не мигая и замерев, и в этих глазах Тэхён видит слишком много справедливых презрения и ненависти. Взгляд правой руки клана Чон отчётливо кричит о том, что он-то точно знает, кто виноват в том, что Джексон Ванг попал в беду. В том, что все они в полном дерьме, и нельзя сказать, что Тэхён с ним не согласен или что подобного отношения не заслужил, что что-то всё же сильнее него самого.       А потому он, вместо тысячи слов, альфе широко улыбается. Намджун скалится едва заметно, разворачивается на пятках и уходит дальше по коридору, но не к чёртовой матери, как того бы хотелось.       Тэхёна раздражает то, что этот человек его осуждает от носков до самой подкорки, считая, что во всех действиях Хосока виноват именно его бывший жених. Тэхён не просил похищать Джексона Ванга, не насиловал Чимина и уж точно не впутывал Чонгука в это дерьмо: предложил лишь, и тот согласился. Это сделка, выгодная клану Чон по всем параметрам: они здесь выиграют куда больше, чем тот, кто её предложил, потому что это только у Тэхёна здесь — острые осколки болезненной любви к тому, кто пользует. Это Тэхён здесь нуждается в ком-то так сильно, что не может дышать.       У Намджуна нет прав его осуждать.       Он и сам с этой задачей на высший балл справляется, заживо сжирая себя каждую минуту своего низменного существования, перманентно занимаясь рефлексией, которая уже его самого заебала, но просто плыть по течению и отдаться судьбе, как Чимин, он тоже не может.       На самом деле, его всегда раздражали главные герои в фильмах и книгах, особенно с уклоном в романтику: те самые, которые слабого пола и что постоянно влипали в неприятности, силясь «разрулить ситуацию», но лишь усугубляя и без того дерьмовое положение; а потому титул короля драмы принимать отказывается и передаёт корону власть имущему, тому самому, что остался сидеть в кабинете — тот точно не допустит тупых, вызванных эмоциями ошибок. Потому что у него нет эмоций. Не по отношению к омеге, которого он пометил.       Тэхён сглатывает и вздыхает тихо, чтобы уже развернуться и отчалить в свою спальню, когда в кармане дважды коротко вибрирует сотовый, а он понимает, что его спалили безжалостным образом.

JK: Я знаю, что ты за дверью.

JK: Зайди ко мне.

      Снова вздыхает, цепляет на лицо маску безразличия и втаскивает себя в кабинет едва ли не волоком, но засунув руки глубоко в карманы джинс, лениво рассматривая приевшуюся обстановку. Вот тот диван, на котором у него был секс. Или вот это вот кресло, перед которым он стоял на коленях и отсасывал. Или вот этого вот человека, что на нём сидит, насмешливо бровь вскинув, с которым у Тэхёна тоже уже было всё, что только можно.       — И давно ты знаешь? — вместо приветствия интересуется омега, наморщив лоб в лёгкой досаде.       — С самого первого твоего визита, — ухмыляется Чонгук, вставая и подходя ближе, почти что вплотную, а Ким надеется, что его запах, нет, их запах, источаемый его телом, не начинает нервно вибрировать по воздуху, выдавая взволнованность от подобного рода близости. — А ты любишь всё знать, Тэхён.       — Конечно, — пожимает тот плечами, а потом поднимает взгляд на чужие глаза и понимает, что совершил ошибку: тёмные бездонные омуты завлекают, пленят и пьянят, и он мгновенно оказывается втянутым в их чёртову магию, которая не оставляет ни шанса — Чонгук смотрит, а в глазах у него тлеет желание, открытое и неприкрытое. Но попытаться вырваться всё-таки стоит. — Как ты узнал? — и дёргается, как от электрического разряда, когда холодные пальцы альфы оттягивают ворот чёрной худи, обнажая шею, и очерчивают след от зубов, слегка царапая кожу.       — Когда ты неподалёку, я тебя чувствую, — с усмешкой отмечая, как вздрагивает Тэхён всем своим чёртовым телом. — А когда ты подслушиваешь за дверью, запах не почувствует только глупец.       — И всё же ты ничего от меня не утаил и не выгнал. Я подслушиваю уже две недели.       — Не утаил, — лицо босса клана Чон становится рассеяно-отвлечённым, а его прохладные пальцы скользят на обратную сторону шеи омеги, где зарываются в волосы на чужом затылке. — И не выгнал.       — Почему? — это Тэхён выдыхает уже в чужие приоткрытые губы, чувствуя, как распадается на миллионы частиц.       — Потому что ты заслуживаешь знать, — тихо рокочет Чонгук.       И целует.       А омега даже не задаётся вопросом, почему.

*** lenka — blue skies (revoke remix)

      — Пожалуйста, не надо, — Чимин смотрит снизу вверх больными глазами, за руки цепляется дрожащими пальцами, а на бледном лице — мука выбора: не дурак, знает же, что решил судьбу связать не с офисным клерком. — Не оставляй меня, как бы эгоистично это ни звучало. Просто не сейчас, не сегодня, — а самого трясёт не по-детски.       — Ты будешь не один, — Юнги кивает на Ким Тэхёна, что стоит, лениво прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки с таким видом, будто этот особняк целиком принадлежит ему. Хотя, с учётом того, как Чонгука при виде этого странного, нетипичного омеги коротит, то можно сделать вывод, что, возможно, тот и не совсем неправ. — Я вернусь сюда. Здесь ты будешь под защитой, пока я ищу Джексона.       — Мне неважно, буду я один или нет, — Чимин быстро оборачивается через плечо, окидывая рассеянным взглядом друга детства, и снова переводит глаза на своего альфу. — Дело в тебе. Пожалуйста, не уезжай. У меня очень плохое предчувствие.       — Чимин, есть вещи, которые необходимы к исполнению, — парирует альфа, после чего сжимает эти небольшие руки — и выпускает из своих собственных, напоследок осторожно положив ладонь на чужой ещё подтянутый живот. — Я вернусь к тебе. Обещаю.       — Да, как вариант, по частям.       — Не могу отрицать. Но ты знал, на что шёл, когда решил, что хочешь от меня ребёнка, верно?       Пак губу закусывает и в сторону отводит глаза, позволяя себе резкий выдох. А потом прикрывает глаза и кивает быстро.       — Знал. Я люблю тебя.       Юнги улыбается на прощание нежно, толкает омегу в спину, наблюдая, как тот пересекает короткое расстояние от ворот до ступеней и поднимается к Тэхёну, а потом переводит глаза на фигуру беззастенчиво курящего Чонгука в паре шагов от них и с интересом рассматривающего эту душещипательную сцену.       — Вы ждёте ребёнка? — интересуется, склонив голову.       — Да, — и это получается… с вызовом, и Юнги морщится несколько, а потом вздыхает. — Да, ждём. Прости, я не хотел, чтобы это прозвучало так грубо.       — Всё в порядке. Мои поздравления, — Чон салютует сигаретой.       — Позаботься о нём, пока я еду за Джексоном, хорошо?       — Разумеется. Звони, если что.       — Боюсь, если произойдёт это «если что», я не успею набрать, — роняет мятноволосый, но на Чонгука злиться не может: понимает, что конкретно эта проблема — лично его, да и когда оба важных омеги находятся под столь внимательным присмотром, несколько спокойнее.       Мин бросает последний взгляд на уже опустевшее крыльцо, а потом позволяет одному из охранников открыть дверь чёрного джипа и садится в салон, закуривая только здесь: дымить около беременного Чимина — идея такая себе.       — Склад? — тянет задумчиво, барабаня пальцами по бедру.       — Да, босс, — отвечают с водительского.       Юнги выдыхает сизую струю дыма, а потом прикрывает глаза. Когда склад — это не к добру. Это добровольно закрыть себя в четырёх стенах, отрезать пути отступления без варианта подмоги. Возможно, это ловушка, скорее всего, это так и есть, но он не относится к тому типу руководителей, которые разбрасываются своими людьми, и не может оставить Джексона, которому нужна помощь.       Как и Чимина тоже не может, поэтому оставляет любимого человека с самым близким, тем самым, который поможет в случае того, если после этой вылазки Юнги уже не будет на свете.       …Склад располагается в небольшом сером здании на восточной окраине города, куда они приезжают на трёх машинах по неровной дороге: район не из благополучных, с тесными улочками и общей давящей атмосферой, спровоцированной холодными, потёртыми временем тусклыми домами с окнами старого образца — в такие наверняка задувает ледяной ветер, а повышенная сырость осенью или ранней весной провоцирует появление плесени на раме. Людей почти нет: разгар рабочего дня, наверняка все уехали в центр на заработки, а потому ничто не может помешать Юнги забрать своё.       Или сдохнуть, как позорной собаке, тут уж как карта ляжет. Юнги всегда отличался редким здравомыслием и реально оценивает риски своего положения на данный момент и в принципе, а потому легко переживал мысль о том, что может умереть в любой момент. Но, с другой стороны, он никогда не любил кого-то настолько сильно.       Никогда не захотел защищать кого-то так отчаянно.       Но есть в мире вещи, которые сделать необходимо, и он, выйдя из машины, быстрым шагом идёт в сторону места, где находится его правая рука, зная, что его люди, его семья, следуют прямо за ним.       Внутри холодно, темно и пусто. Щёлкают пистолеты, которые снимают с предохранителей, а альфа, идя из зала в зал, вглядывается во мрак до боли в глазах, но ничего не говорит о том, что где-то здесь страдает человек. Клан Мин за ним также источает ароматы озадаченности: не может такого быть, чтобы ошиблись, и Юнги в этом полностью солидарен, а потому ведёт носом ещё раз, уже почти отчаявшись.       И чувствует.       Срывается с места, позволяя гулким звукам ударов подошвы кроссовок о пол взмывать к высокому потолку, и слышит такой же топот нескольких ног прямо за ним, но ровно до того момента, пока они не сворачивают в дальний зал и не видят.       — Срань Господня, — тихо шепчет кто-то, а Юнги с ним солидарен, потому что от открывшегося зрелища кровь стынет в жилах: Джексон, утопая в своей уже подсохшей крови, буквально распят на противоположной стене, а на лбу его красуется аккуратный маленький квадратный листок бумаги.       Это ловушка, мелькает в голове, но Юнги всё равно быстрым шагом идёт вперёд к изуродованному, измазанному, как краской, кровью трупу, едва не скользит на обилии красного на полу, но подходит всё равно, отмечая, что записка ко лбу приклеена чёртовой скрепкой. Он срывает её, не цепляя металла, но не читает: сначала, выдохнув резко, осторожно закрывает мёртвому подчинённому глаза, а потом опускает собственные на жестокое послание.       Это ловушка, кричит внутри интуиция, а в страшной записке всего два блядских слова.

«Добро пожаловать»

      Юнги стоит спиной, когда сзади раздаётся выстрел и сразу за ним — предсмертный стон одного из его подчинённых.