Ромео и Джульетта

Следующие три дня прошли как-то мимо меня. Все это время я находилась как будто в прострации, совершенно отрешенно от мира, даже мысли никакие не посещали мою буйную голову. Разговор с родителями закончился на второй минуте, когда они поняли, что я их совершенно не слышу и не замечаю. Кормилица не рассказала им о моем знакомстве на балу. За три дня ко мне мало кто приходил. Мама вызвала мне врача, он меня осматривал, ничего, кажется, не сказал и ушел, на следующий день приходил Парис, кажется просил прощения за свое поведение на балу, за то, что толкнул меня, за то, что бросил, просил стать его женой, не помню, как я реагировала. Все три дня я сидела на кровати обхватив колени руками и смотрела на тумбу с зеркалом, на которой лежала серебристая маска. В голову шло всего одно слово — Монтекки. Я совершенно ничего не знала об их семье. В нашем доме было запрещено говорить о них. Следовательно, я ничего не знала о каком-то там Ромео Монтекки, сыне графа Монтекки, паренька, занимающего в той, чужой семье, такое же положение, что и я в своей. Я анализировала все, что слышала о них и сопоставляла эти слухи с реальным Монтекки, с которым мне довелось познакомиться. Тибальт всегда говорил о Монтекки, как о ужасных варварах, обожающих пьянки, гулянки и красивых девушек, которые частенько становились жертвами любвеобильных и похотливых мужчин из дома Монтекки. Родители никогда не опровергали слова Тибальта, и я была склонна верить ему, хотя понимала, что это может быть и не правдой, а лишь вызвано ненавистью брата к той, другой семье. Но все-таки первая моя мысль после бала была о том, что Ромео хотел поразвлечься (он сам так сказал) со мной. Испугался моего имени, потому что не подозревал, что нарвался на крупную рыбу. Все мое существо противилось таким мыслям и отталкивало их. Этому странному существу Ромео явно нравился. Была в моей голове и ещё одна странная мысль, не дававшая мне спать по ночам. Как вернуть маску хозяину? Это было глупо, неразумно, но я действительно хотела вернуть Ромео его маску и поблагодарить за то, что он, рискуя быть замеченным, истинно по-рыцарски, отдал ее мне. Я ценила такие поступки. Именно они для меня были показателями истинной сути человека. Вот такие мелочи, казалось бы, не играющие никакой роли. К таким мелочам помимо маски относился и наш танец. Я не могла забыть, как легко было танцевать с молодым Монтекки, как свободно, как потрясающе это было. С тем же Парисом мне было танцевать противно и неудобно. Он делал слишком много лишних движений, куда-то меня дергал, шагал совсем не туда, куда, казалось бы, должен был. Короче, танцевал один, а я была всего лишь красивым атрибутом к его великолепному танцу. Такая манера танца отражала его истинную суть. Парис действительно не во что не ставил женщину, он привык, что женщина — это его собственность, что она лишь пустая внутри красивая оболочка. Такому ничего не стоит избить жену, ударить мать или же изнасиловать дочь. Ромео был совсем другим. В танце он доминировал, но только потому, что я позволила ему доминировать. Он предупреждал меня обо всех поворотах и шагах, спокойно, гладко, без рывков и дерганий. Он как будто спрашивал моего мнения, может ли он повести меня направо, или же может ли он покрутить меня влево. За 18 лет я ещё не разу не встречала мужчину, который бы спрашивал моего мнения. Это меня, пожалуй, затронуло больше всего. На четвертую ночь я опять не спала. Я лежала и смотрела на маску. Потом встала и вышла на балкон. Мне стало жарко в комнате, хотелось свежего воздуха. Ночь была удивительно теплая и звездная. Миллионы звезд мигали в небе, и я просто утонула в этой красоте. Поэтому не сразу заметила тени, мелькающие в саду под балконом. Точнее, одну тень, перебирающуюся из куста в кусты. От неба я смогла оторваться только когда услышала отчетливый хруст ветки прямо под балконом. Я вздрогнула и облокотившись на перила, посмотрела вниз. Почему-то я не удивилась, увидев под балконом Ромео Монтекки, моего злейшего врага, который не выходил из моей головы уже три дня и четыре ночи. — Что ты делаешь ночью под моим балконом, Монтекки? — ехидно и громко спросила я. Ромео не ожидал, что я так быстро раскрою всю его тайную операцию, поэтому споткнулся об камень и едва не упал. Я с трудом сдержала смешок. — Ты не поверишь! — воскликнул он, стараясь сильно не повышать голос, но так чтобы я могла услышать. — Я уже три дня никак не могу забыть, что произошло на балу. — Ромео перевел дыхание, всмотрелся в мое, ничего не выражающие лицо и договорил: — Верни мне мою маску, наконец, она мне дорога, как память! — Память о чем? О том, как ты пробрался на чужой бал в честь чужой помолвки? Или о том, как ты мастерски замаскировался от знающих тебя в лицо людей? — Память о девушке, которая не успела назвать мне свое имя. — Сказав это, Ромео посмотрел на меня очень серьезно и задумчиво. Я молчала. Я не знала, что могу ответить на это. — Ты разрешишь мне подняться к тебе? — Ромео первым не выдержал молчания. — Вряд ли у тебя выросли крылья. — Я скептически осмотрела расстояние от земли до второго этажа. Но видимо, как раз это расстояние парня совершенно не смущало. Он подошел к стене, и ловко, словно скалолаз, полез по толстенному плющу, обвивающему стену и мой балкон. «Прикажу спилить. Ещё чего не хватало, чтобы всякие пылкие влюбленные по нему ко мне в комнату забирались» — подумала я. Не прошло и пяти минут, как Ромео был уже на балконе. Легко сел на перила, перекинул ноги и спрыгнул на пол рядом со мной. — Мне не нужны крылья, чтобы добраться до своей любимой. — Ромео тонко изобразил тон пылкого влюбленного. — С ума сошел что ли? Мы три дня знакомы! — я отошла от него на всякий случай. Ромео невинно моргнул и усмехнувшись, ответил: — Я так-то маску имел в виду. Не удержавшись, я схватила с кресла подушку и запустила ее в «пылкого влюбленного». Ромео играючи отбил ее и засмеялся. Тихо и мелодично, и в который раз в моем воображение показался эталоном совершенства. — Негодяй. Верни подушку! — Чтобы ты снова в меня ее швырнула? — Ты думаешь если захочу швырнуть, не найду другую? — Я надеюсь, не захочешь. — Если честно, что ты делаешь здесь? На балконе дочери своего злейшего врага? — я не хотела больше смеяться, у меня было много вопросов. Ромео тоже перестал ерничать. Сразу сделался серьезным и снова каким-то задумчивым. Я ещё очень плохо знала его, чтобы распознавать такие сокровенные эмоции. — Это не мой враг. Я не обязан наследовать вражду и ненависть своих предков. — Ромео подошел ко мне и заглянул мне прямо в глаза. От его взгляда у меня ноги подкосились. — Тогда почему ты был так испуган, называя мне свое имя, и когда услышал мое? — Боялся, что ты эту вражду унаследовала. Но я напрасно боялся. Если бы это было так, ты бы не разговаривала со мной сейчас на своем балконе. — А может я тяну время, чтобы позвать стражу и выкинуть тебя из поместья? — Нет, ты не такая. Ты отличаешься от всех, кого я знал до тебя. Лицемерие и притворство не входят в число твоих талантов. Как и танцы. — - С последними словами Ромео со смехом снова стал уворачиваться от неизвестно откуда взявшейся в моих руках новой подушки. Эту я в него кидать не стала. Когда я в очередной раз замахнулась на него, он перехватил мою руку и крепко сжал. Я удивленно посмотрела на него, заглянула в эти голубые глаза и неожиданно для себя поняла, что люблю его. Люблю эту улыбку, эти волосы, эти глаза, этот голос. Как будто я всегда его знала и любила. Как будто только что очнулась ото сна. По его глазам я поняла, что он испытывает тоже самое. — Будь моей женой. — эта фраза прозвучала так тихо и так странно. Она показалась мне совершенно лишней, нарушающей хрупкую атмосферу, создавшуюся между нами. — Умеешь же ты все испортить. — насмешливо протянула я, не отводя взгляда. — Не хуже тебя. — Ромео не остался в долгу, но глаза его жаждали моего ответа. — Я бы согласилась. Но я помолвлена с другим. — при упоминании Париса мне стало тоскливо и обидно. Захотелось прижаться к Ромео и поплакать часок другой. — Парис не в счет. Ты ему не давала своего согласия. — он погладил меня по щеке, я не удержалась и прижалась к нему. Он обнял, крепко и уверенно. Уверенность эта не граничила с нахальством, она была нормальной уверенностью мужчины, обнимающего свою жену. — Мой отец дал ему согласие. К сожалению, Парису этого достаточно. Моего мнения никто не спрашивал. — Значит мы опередим события. — В каком смысле? — Поженимся завтра, я все устрою. Твои родители не посмеют выдать тебя за Париса, если ты уже будешь моей женой. — Как мы можем пожениться без их благословения? — Они никогда не дадут его нам. Они слишком поглощены своей бездарной и бесполезной враждой. — Ты говоришь так уверенно, что хочется тебе довериться. — Так доверься. Я обещаю, что не оставлю тебя. Завтра утром пришли ко мне посланника. Я передам место и время венчания. — Слишком быстро… — У нас нет времени! Увидимся завтра. — До завтра. — До завтра, Джульетта!