broken stars

Tom Walker – Leave a light on

Ладони мёрзнут в карманах куртки. Чонин натягивает шапку пониже, почти на глаза, и бежит под козырёк книжного магазина. Дождь пробирается ему под одежду и юноша чувствует, как неприятно липнет к коже влажный свитер. Весна – не лучшее время для побега. За спиной у него рюкзак и двадцать лет жизни в аду, которые он оставляет в прошлом. Оглядываясь по сторонам, он думает: куда бежать? Маленький город приветствует его, исполосованный шрамами мокрых улиц. Фонари, потрескавшиеся черной краской, словно качают серыми головами. Бежать некуда. Его найдут. Он втягивает носом свежесть весны, подставляет ладонь под моросящий дождь и покидает своё маленькое укрытие. В ботинках хлюпает вода. Терять нечего – он ступает прямо по лужам, проваливаясь в них по щиколотку. На затылке зудит, словно кто-то неотрывно наблюдает. Ян понимает, что скоро его найдут. Он добавляет ходу, переходя на лёгкий бег, и направляется в сторону вокзала. В ушах гремит подступающий ливень. В окне автобуса он видит своё отражение. Тёмные волосы липнут ко лбу, а под глазами залегли тени от недосыпа. Он бы пожалел себя, но так глупо поступать ни к чему. Свинцовое небо, полное тяжёлых туч, грозится обрушиться вниз. Чонину страшно, что его раздавит тяжесть небес до того, как он выберется из этого города. Напротив него сидят двое. Чонину не до разглядывания, но он кожей чувствует на себе чужие взгляды. Под его ботинками образовывается лужа от стекающей воды. Ноги мёрзнут и мокрые носки не спасают. – Может, подрался с кем? – до него доносится тихий шёпот женщины сбоку. Её собеседница только и делает, что кивает головой. – Или беспризорник какой? Вдруг украл что-то и теперь убегает? Чонин отворачивается к окну, чтобы не слушать. Бегающие глаза выдают его страх. Он боится, что не успеет. Боится, что его догонят, найдут и заберут обратно. Желания возвращаться домой нет совсем. Юноша в сидении напротив окидывает его взглядом уже, кажется, третий раз. Чонину разозлиться бы, попросить не пялиться, но в голове кружится, жарко становится до невозможности и хочется уснуть. Он хлопает себя по щекам, лишь бы не задремать. Под конец пути он всё же засыпает. Его окутывает тепло и свет в салоне светит мягко, как ночник. За окном бушует буря, где-то на горизонте сверкают молнии, но внутри он чувствует себя в полной безопасности. Или создаёт для себя очередную иллюзию. – Конечная, – кто-то мягко трогает его за плечо, вырывая из беспокойного сна. Перед ним тот самый парень, что разглядывал его добрую половину пути. Светлые волосы мягкими прядями рассыпаются на лицо, скрывая глаза, и незнакомец убирает их осторожным движением руки. Чонин сглатывает, чувствуя, как его знобит. – Спасибо, – отзывается он севшим голосом и спешит подняться с места. Серая ткань плащевой куртки уже не настолько мокрая. На сидении после себя Чонин видит оставшиеся влажные следы. Он надеется лишь на то, что не успеет заболеть. Глаза слипаются. Ян шатается весь, пока доходит до метро. Знать бы самому, куда ехать – Чонин садится в первый попавшийся поезд с мыслью проехать несколько кругов. Рядом с ним в полупустом вагоне садится незнакомец из автобуса. Чонин уже готов принять его за родного в большом, совершенно чужом городе. – Ты в порядке? – звучит словно сквозь вату. Чонин раскрывает глаза, понимая, что снова провалился в дремоту. Обнаруживает он себя на чужом плече. – Извини, случайно. Щёки горят, дыхание спирает и в горле жжется зарождающимся кашлем. – Тебе плохо? Чонин вертит головой и получает головокружение из-за неосмотрительности. Юноша кладёт ему на лоб прохладную ладонь и выдыхает как-то уж слишком обречённо. – Где твой зонт? У тебя температура поднялась. Тебе скоро выходить? Ян пожимает плечами. – Мне некуда идти. Не то, чтобы он просил помощи. Чужой человек относится слишком хорошо, к такому он не привык. Недоверие бьёт в висках, но юноша давит на них пальцами, подавляя боль. – Как тебя зовут? – и рукой осторожно приглаживает Чонину волосы, пальцами перебирая спутанные пряди. – Чонин. Ян Чонин, – голос у него обрывается подступающим кашлем. – Я Бан Чан. Или Кристофер. Давай-ка переночуешь сегодня у меня, – не спрашивает, а утверждает юноша, осторожно приподнимая Яна с места. – Вот и наша остановка. Чонин думает, что этот Чан ещё более неосторожен, чем он сам. Кто тащит к себе домой больного незнакомца из метро? У юноши остаются сомнения в его инстинкте самосохранения и, конечно же, адекватности. Но благодарности это не уменьшает. Они попадают в квартиру Чана ближе к вечеру. Вокруг темнота, из окна на кухне в прихожую вливается блестящий поток уличных фонарей. В тишине помещения отлично слышно гул города снаружи. Чонин еле держится на ногах. Крису пришлось тащить на себе младшего практически силком, потому что идти тот категорически не мог. Чонин в бреду мечется по подушке. Чан склоняется над ним с холодным компрессом. В нос едко впивается запах уксуса, и дышать становится больно. Новый знакомый поднимает его мокрую от пота футболку, чтобы втереть в кожу согревающую мазь, и застывает на месте. По коже у Чонина черными цветами расползаются побои. Чонин думает, что был рождён для боли, и спастись от судьбы шансов нет. Он ненавидит уродливые цветы, приближающие смерть. Чан пальцами обводит края синяков и сглатывает, понимая больше, чем должен. Чонин продолжает ворочаться в беспокойном сне, бормотать извинения и просить отпустить. Чан засыпает под утро, утомлённый ужасными догадками и заботой о чужом человеке. Чонин просыпается на рассвете. Лучи солнца бьют золотом в окна и текут теплом ему на лицо. Он оценивает своё состояние как "Не умер" и пытается встать. Остатки температуры отдают ломотой в костях. Или это синяки? Он застаёт хозяина квартиры спящим на матрасе, разложенном прямо на полу. Осторожно, чтобы не разбудить, юноша собирает свои вещи и выбирается прочь из квартиры. Напоследок он оставляет Чану записку с единственным "Спасибо", приклеив стикером на входную дверь. Он продолжает свой путь. Он бежит в неизвестность. Остаток дня он проводит в поисках недорогого жилья. Нелёгкая занесла его в столицу, где выжить без денег невозможно – хоть покупай коробку и спи на остановке. От досады ему сводит зубы, но он пытается дальше, перебирая вариант за вариантом. Каждый последующий заносит его всё дальше от центра. Туда идти страшно. Чем ближе к черте города – тем ближе к дому. Под вечер он совсем выбивается из сил и ступает обратно – откуда и начал свой путь. Дождь хлещет его по щекам, Чонин утирает холодные капли ладонями и на болящих ногах бредёт к остановке. Внутри жжется предчувствием настигающей беды. Издалека доносятся сирены полиции. Юноша прячется в капюшоне, зная, что ничего незаконного не сделал. Лишь бы патруль не забрал его с собой, приняв за несовершеннолетнего, разгуливающего по городу без сопровождения. До того, как полиция поворачивает на его улицу, к остановке подъезжает знакомая машина. И у Чонина сердце падает в пятки от страха. Только не это. Как он его нашел? Пытаясь слиться с остановкой, он вжимается в её стенку. – Чонин, – раздаётся грубый голос над головой. Серый волк пришёл, чтобы сожрать Красную шапочку. – Поднимайся. Ян не двигается. Он жмурит глаза в надежде прогнать реальность как видение, страшный сон. Широкая ладонь хватает его за куртку и встряхивает, заставляя подняться. – Что молчишь, паршивец? – закипает мужчина. – Мать решил довести до инфаркта? С таким сыном, как ты, гляди недалеко. Полезай в машину, мы едем домой, – рычит он, дёргая сопротивляющегося юношу к машине. – Не трогай меня! Оставь в покое, слышишь? – Чонину крышу сносит от ненависти, что подступает к горлу. – Хватит делать вид, что ты примерный отец, чтобы никто не заметил, какой ты мудак. Мужчина заносит руку и по лицу прилетает болезненный удар. Чонин хватается за краснеющую скулу и пятится назад. Полицейские сирены всё ближе. – Ты сволочь, понял? Я не знаю, что мама в тебе нашла и почему за столько лет ещё не ушла от тебя. Руки хватают за капюшон. Чонин слышит, как трещит ткань, а после только и успевает выставить вперёд руки, чтобы не разбиться об асфальт. Отец возвышается над ним, словно монстр, что победно улыбается удачному броску. Разбитые ладони саднят меньше, чем избитая душа. – Что тут у вас происходит? – сирены затихают совсем близко, Ян не видит лица полицейского, но взгляд утыкается в начищенные до блеска ботинки. – Здравствуйте, господин, – юноша слышит, как в отцовском голосе появляются трусливые нотки. Он уже чувствует, как мужчина начинает подлизываться. – Я забирал сына домой, но он споткнулся. Всё в порядке, сынок? – отец легко подхватывает его за плечи и ставит на ноги. Взгляд его говорит не делать лишних движений. – Это правда? – спрашивает полицейский, и отец сжимает плечи Чонина так, что там вскоре появятся новые синяки. Ян поднимает голову на незнакомца и встречается с уже знакомым взглядом Кристофера. Чонин сглатывает. Понимает, что сейчас его единственный шанс на свободу, но у участкового во взгляде пустота абсолютная. Такая, что Чонин пугается и не говорит ничего. Только смотрит в чужие глаза так выразительно, что слов и не надо. – Правда, правда, господин, – склоняется отец в неловком поклоне, и юноша чувствует, как тот сжимается. – Я спросил не у вас, а у этого молодого человека, – интонация Чана меняется, от чего по спине Яна проходит озноб. Или это от усилившегося ветра? Чонин кивает, так ничего и не сказав. Бан Чан просит их проехать с ним в участок. Они долго заполняют какие-то бумаги, отца Чонина больше часа опрашивают в отдельной комнате, пока он сам сидит в кабинете и мнётся на краешке стула. Вскоре внутрь заходит отец и двое полицейских, в числе которых и Кристофер. Чонину страшно, потому что сейчас его отдадут отцу обратно и всё начнётся снова, по кругу. В машине мужчина долго ворчал и недоумевал, по какой причине ему, родному человеку мальчика, приходится ехать в полицию и давать какие-то там показания. Но даже так, рядом с чужими людьми Чонин чувствовал себя в большей безопасности, чем когда-либо в жизни. Сейчас Ян понимает, что от него ничего не зависит. Ладони сами собой сжимаются в кулаки от досады. Он наказывает себя болью, которую получает, тревожа свежие раны. Он всегда наказывает сам себя сильнее, чем это делает отец. Разобраться бы только самому, за что именно. – Пойдём со мной, – его выводит из мыслей голос совсем рядом. Юноша поднимает взгляд и сталкивается с серьезными глазами напротив. Чан смотрит внимательно и выжидающе. Чонину остаётся лишь послушно подняться и пойти за старшим следом. В маленькой комнатке для отдыха (Ян не знает, как их сюда вообще занесло) полицейский долго обрабатывает его измазанные в пыльном крошеве и крови ладони, а затем всё же задаёт вопрос, так и не отвлекаясь от дела. В глаза младшему он не смотрит. – Почему ты убежал? У Чонина стоит ком в горле. Вот оно. Сейчас Чан скажет, что это отец и он хочет ему лишь лучшего. Родителей не выбирают, нужно вернуться, чтобы никто не волновался, ведь отец умеет давить на жалость и прикидываться просто мастерски. Он смаргивает выступившие от досады слёзы. – Ты не поймёшь, – идёт он сразу в обход, издалека. Мало ли, что им наговорил родитель. – Он не такой, каким хочет себя показать. – Я спросил не об этом, – немного резко перебивает его Чан, наконец поднимая на него взгляд. Чонин шмыгает носом, не сдержавшись. Ничего не понятно. – Почему ты убежал утром? Я хотел помочь тебе, поговорить. Искал тебя по всему городу и уже боялся, что с тобой что-то могло случиться. Боялся, что он найдёт тебя раньше меня. Я же всё видел, – выдаёт он, помрачнев. Чонин понимает, что раскрыл слишком много, сам того не осознавая. Из уголка глаза скатывается непрошенная слеза, пока он закусывает губу от разочарования. Как он мог так нелепо раскрыть свою историю чужому человеку? И главное: что Крис будет делать теперь? – Не бойся, – прерывает угрюмое молчание Чан, словно читая мысли младшего, – я не дам ему тебя забрать, если ты сам этого не захочешь. Когда они возвращаются обратно в кабинет, Чонин видит только наполненные злобой глаза отца. Мальчик так давно не называл его по имени, что, кажется, даже забыл его. Нелепое "отец" комкается на языке вместе с привкусом перечной мяты. – Теперь мы можем ехать, господин? – спрашивает мужчина, не отрывая взгляда от сына. – Вы можете ехать, – отвечает Чан, и в груди у Чонина всё вдруг сжимается от страха. Он неосознанно разворачивается к полицейскому, но не получает никакого внимания. Словно в комнате отдыха и тут – два разных человека. – Спасибо, господин полицейский, – кланяется мужчина, складывая ладони вместе. От этого жеста Чонина начинает мутить. – Пойдём, Чонин-а. – Я сказал, что ехать можете вы, – выделяет последнее слово Чан. – Юноша остаётся для дальнейшего выяснения обстоятельств побега. Мы отпустим его завтра, но возвращаться домой или нет – решать ему. Он уже совершеннолетний и сам должен решить, что делать дальше. – Я вас понял, господин. Хорошего дня, – Чонин слышит, как отец скрипит зубами и разворачивается на выход. Он понимает, что так просто его не оставят. В кабинете повисает вязкая тишина. Чонин борется с чувствами и запредельной благодарностью, пытаясь сдержать слёзы. Чан продолжает спокойно заполнять бумаги, словно младшего тут нет. – Я заканчиваю через двадцать минут, – отзывается вдруг старший. – Подожди меня тут или в комнате отдыха, а потом поедем домой. Первое время поживёшь у меня, а там решим, что делать дальше. Чонин кивает как болванчик и сияет белозубой улыбкой, впервые чувствуя себя не в клетке. Он остаётся рядом со старшим и наблюдает, как тот работает. Они возвращаются домой около полуночи. За окном бушует дождь, и парни снимают насквозь мокрые куртки в прихожей. Они наскоро готовятся ко сну и Чан стелет младшему на кровати, укладываясь на том же матрасе на полу. Перед сном Ян просит его не выключать свет. Чонин засыпает под рокот молний, впервые в жизни не боясь завтра. Ему двадцать, чужой город норовит проглотить его без остатка, но ему не страшно. Ни он, ни Кристофер не знают, что будет дальше, но им всё равно. Новый отсчёт начинается прямо здесь. И на этот раз всё будет правильно.