Fume

      Хвойный дым из камина знакомился с запахом купленного в Лондоне табака. По такому случаю откупорили бренди, зажгли свечи — каждую имевшуюся в гостиной — и приказали эльфам-домовикам раздобыть ещё и того, и другого; и, главное, предупредить вторжение в «джентльменский клуб» женщин. Рассеянный жёлтый свет не хуже знаменитого лондонского крема для обуви придавал лоска всем материальным объектам вокруг себя, украшал разговоры о политике, о скачках, и вместе с тем выгодно оттенял нравственную нищету подобного рода сборищ. Пижонский глянец — командный вид спорта, где женам не рады, а у прочих женщин нет права играть на равных. Может статься, что новый мир Гриндевальда и планировал тут чем-то исправиться. Но пока, будто не замечая ни перевалившей за полночь темноты, ни очевидной вульгарности выкрикиваемых шуток, «мальчишки» травили анекдоты, и даже появление в оккупированной гостиной мисс Голдштейн не притушило их запал:       — …А зельевар спрашивает: «Почему именно три с половиной пузырька?». Видите ли, — отвечает министр, — сегодня я ночую у любовницы, приму два. Завтра — с женой, полагаю, хватит и одного. А во вторник у меня заседание Визенгамота: там нужно просто хорошо выглядеть.       Гостиную разорвало от басовитого гогота.       Мистер Саламандер, пристроивший бренди на каминную полку, а себя поставив будто бы начальствовать над развалившимися в креслах членами высшего магического сообщества, курил и сдержано ухмылялся. Его нужно было спасать — этого заблудшего шпиона, и Куинни поспешила вмешаться. Похищая Тесея под надуманным, как все решили, предлогом, волшебница читала в воздухе раздражение, невысказанное недовольство и нечто едва уловимое, но грубое, что всегда шлейфом преследовало хрупкую блондинку в обществе мужчин… К счастью, ощущение прошло, стоило сбежать подальше, а значит, что лично Тесей ничего такого себе не позволял даже мысленно — он слушал её вполуха да всю дорогу скучал по «брошенному на кретинов-заместителей» Лондону. Порядочность мракоборца подкупала, однако Куинни, несмотря ни на что, по-прежнему относилась к нему как ко встрявшей поперек горла проблеме.       — Ума не приложу что с Вами делать, — причитала она, энергичным шагом поторапливая будто намеревавшегося заинспектировать каждый чулан в Нурменгарде Тесея. — Пустых комнат много, но те, что внизу, совсем не отапливаются. Стены сырые, мебель старая, окон нет, поэтому не рассчитывайте на апартаменты с видом на альпийскую долину. О привычном водопроводе тоже можете забыть.       — Ничего, я привык к спартанским условиям. Что на счёт этой?       Волшебница как раз скрипуче отворила одну из спален да так и замерла с заклинанием «Люмоса» на конце палочки, будто гневный перст, указующий на извилистую трещину в потолке.       — Я бы не советовала, — честно предупредила Куинни и поджала губы.       — Мне подойдёт.       Волшебного огонька оказалось достаточно, чтобы Тесей заметил куда больше, чем просто опасную трещину над головой; куда больше, чем хотелось Куинни. Хлестко опустив палочку, она отвела взгляд.       — Мои слёзы не Ваша забота.       Осточертевшая дрожь — ничего нового.       Она то смеётся, то плачет, и, будто без билета вскочив на эту карусель, всё время испуганно озирается в поисках осуждающих рук, что сдёрнут, накажут, вышвырнут. А пока: вверх-вниз, вверх-вниз… По кругу и до тошноты. И то, что обитатели Нурменгарда ни разу не видели Куинни расшатанной, со вздрагивающими в истерике плечами, значит, что маятник раскачивается одинаково в обе стороны.       За завтраком она, должно быть, достигла пика, и всё снова обрушилось. Вниз. Вот теперь её, верно, накажут…       — А мои мысли — не твоя, — ответил Тесей, но беззлобно.       «Американка», — вздохнул он про себя со смесью возмущения и сочувствия, уже в полумраке продолжив вглядываться в покрасневшие от нескольких часов чего-то личного, чего-то навзрыд, глаза.       Карусель продолжает вращаться, у Куинни кружится голова. Найдя здесь единственный, зачем-то подпирающий дверцу шкафа стул, волшебница неловко отодвигает его и присаживается, но ножка хрустко подламывается под весом её разочарования. Или это его личное разочарование от неспособной взять себя в руки Голдштейн? Бывает, когда что-то подводит совсем внезапно, сердце трепещет в страхе, а дыхание сбивается — просто так, на всякий случай. Куинни не подламывается вместе с опрокинутым стулом, перехваченная руками Саламандера, но заряженное предчувствием опасности тело посылает разуму странные сигналы. Ну не всерьёз же она собралась записывать мракоборца в личные «рыцари» из-за пустяковой заботы!       Когда Тесей отступил, чтобы не чувствовать себя дурой, Куинни ткнула в сломанный предмет мебели палочкой. Она вздохнула поглубже, припоминая усовершенствованное для утвари заклинание «Репаро», однако и тут нашлись возражения.       — Где в штаб-квартире революционеров хранятся инструменты? — спросил Саламандер. Рассеяно взъерошив кудрявый затылок, он отодвинул Куинни, склонился над стулом и принялся изучать его с такой тщательностью, словно старинный кусок дерева проходил свидетелем по важному министерскому делу. — От бытовых чар одна видимость, а толку — чуть. Ещё пару лет простоит и совсем в щепки разлетится. В общем вспомни: не припрятан ли здесь где-нибудь ящик с молотком и грудой всяких непонятных гремящих штук.       Такой ящик действительно был — один на весь Нурменгард. И в любой другой ситуации Куинни непременно бы вспылила, оскорбившись снисходительносью обращения, поскольку, кроме молотка, девушка совершенно точно могла выделить в груде «гремящих штук» пилу и гвозди. Однако воодушевлённая выпавшей из разговора темой слёз, волшебница просто призвала «Акцио».       Ах да, конечно же, Куинни не была бы Куинни, если бы Тесей наконец не был удостоен кружки её фирменного какао.       Тепло, сытость и труд свершили свою магию. Уже через полчаса девушка, прежде всего ценившая в мужчинах смелость делать что-то собственными руками, улыбалась, совершенно искренне считая Тесея отличной компанией. Для легилимента это был пустяк — легко расположиться к человеку, чьи мысли листаешь, словно воскресный журнальчик с выкройками. Но для Саламадера доверие Куинни, похоже, многое значило, и из-за спины угрюмого следователя теперь выглядывал кто-то другой.       — Я не верю, когда говорят, что «всё дело в деньгах». Это лишь отговорка, — голос волшебницы звенел колокольчиками.       — Мы жили скромно. Мать, магозоолог: её доход едва-едва покрывал счета за школу и содержание гипогрифов. Отец — мелкий госслужащий. Когда он ушёл, стало совсем тяжело, и, поскольку я был старшим, а младший подрастал точной копией матери, пришлось оставить плотничество и одному вытягивать семью со дна долговой ямы. Риски мракоборцев щедро оплачивались и в то время. А потом была война, взбирание по должностям, новые обязательства. Вот, думал, остепенюсь, куплю дом и пристройкой к нему обязательно устрою мастерскую. Но, хм,— Саламандр печально хмыкнул, — может, ты права, и я просто никогда всерьёз не думал воплощать эту мечту.       Он сидел прямо на прикрытом ковром каменном полу, скрестив ноги и расстегнув верхние пуговицы рубашки от жара окруживших его, словно свидетели тёмного ритуала, свечей. Пока Тесей крутил скошенный обломок ножки, Куинни следила за ремонтом из «гнезда», свитого из сброшенных подушек. Стул так и валялся рядом. С помощью магии и инструментов волшебник пытался соединить обломки каким-то осевым стерженем. Так и не скажешь, что серьезный начальник из самого британского Министерства — увлеченно играющий с отцовскими гвоздями мальчишка; того и гляди вместо стула смастерит рогатку и побежит в сад отстреливать соседских цыплят.       — Тебя ведь дедушка всему этому научил, — рассеянно закручивая на пальце прядь, сказала Куинни.       Окончательно развеселившись, Тесей подмигнул ей.       — Дедушка, скажешь тоже! Про себя я, конечно, его так звал. Но на самом деле это был наш сосед — отставной моряк, магл. Он курил трубку и в любое время суток брюзжал, не стесняясь в выражениях. Всем своим сыновьям и внукам на совершеннолетие он выпиливал нечто среднее между троном и креслом, чтобы будущему главе семьи было где «с удобством устроить зад». Они правда были удобными — эти вычурные кресла. Старик вырезал мне такое на семнадцатилетие, хоть и не родственники, а Ньюту притащил стремянку. Карабкайся, сказал он, к свой мечте, оболтус, дома всё равно не засидишься. Тот даже обиделся вроде, — Саламандер на миг оборвал работу. Вспомнив о брате, он озорно прищурился, уставившись перед собой, и добавил: — Не знаю, что с той стремянкой стало, может, в чемодан свой уволок. Вряд ли выкинул, всё же подарок.       Они помолчали — каждый думал о своём. А затем волшебник вдруг встрепенулся, в пару взмахов палочки приладил ножку к стулу и, поставив его на ноги, также резво поднялся.       — Готово! Ещё лет двести проживёт, вот увидишь.       Похваляясь работой, Тесей постучал палочкой по сидению.       Деревянному стуку немедленно вторил грохот — оглушительный треск с верхних ярусов замка, от которого застонали стены, и трещина проползла ещё пару дюймов. Инстинкт мракоборца сработал быстрее слов, возводя над их головами наслоение защитных куполов.       — Это Криденс, — сокрушенно сообщила Куинни, впрочем, не выдавая шпиону истинного имени брата Дамблдора. Сверху вновь «постучали», и Тесей придвинулся ближе, сужая круг защиты. А Голдштейн всё продолжала зачем-то оправдываться: — Гриндевальд любезно взялся обучать его. Знаешь, у мальчика ведь одни пробелы вместо образования. Считай, только-только палочку в руки взял. Да, как видишь, пока не всё ладится, но прогресс будет заметен позже. Их класс для практикования чар — прямо над этой комнатой, поэтому, милый, я и не советовала бы тебе здесь…       Третья волна грохота заглушил конец предупреждения. Но Саламандер и так всё понял; понял и, сердито нахмурившись, навис над притихшей Голдштейн.       — Чему Гриндевальд хочет научить обскури? Тот и без его лекций оставляет за собой руины.       — Управлять м-магией, — неуверенно промямлила она.       — Может, убивать м-маглов?       — О, ради Мерлина, не забывайте, в чьём доме находитесь!       Возмущением отреагировав на британский сарказм, Куинни выпрямилась. Казалось, она была готова вступиться за Гриндевальда не словом, а каким-нибудь малоприятным проклятьем в адрес пересмешника. Но когда в следующий миг купол осыпало каменной крошкой, Голдштейн уже растеряла весь запал. Трещина продолжила свой путь, всё удлиняясь в обе стороны. А Куинни вцепилась в рукав мракоборца. Дистанция между волшебниками сократилась до необходимого для выживания минимума, поэтому теперь Тесей мог не перекрикивать стихию, а просто шептать:       — Боунс сегодня анекдот рассказывал: лежу я, говорит, в стоге сена и поясницей чувствую, что вилы нужно хранить как-то по-другому. Вот и с их обучением так же, — естественным движением приобняв Куинни за плечи, он добавил: — Пардон, если в моих мыслях первоисточником была заявлена не «поясница».       Не успел Тесей договорить, как шум резко стих, будто закрывшись в надёжном сейфе. Какое-то время они ещё прислушивались, а затем мракоборец снял защиту. Заклинания пали с пыльным шорохом. Потолок выдержал. Стены, кажется, тоже. Починенный стул — со слов мага — обещал выстоять даже если весь Нурменгард ляжет в руинах.       — Уже не возражаешь, — с таким же естественным кокетством улыбнулась Куинни. — Не возражаешь против того, чтобы я читала твои мысли.       — Да нет, глупости, конечно возражаю! Но мой какао был вероломно отравлен...       Саламандер замялся. Шутливо скомкав конец фразы в ухмылке, он точно скопировал манеру младшего брата уходить от ответа. Да и к чему стараться быть внятным и остроумным, когда твой собеседник и так…       —… я тоже рада знакомству, мистер мракоборец, — договорила за них обоих Куинни.       Она вдруг почувствовала что тает, но не от слёз, не под холодным дождём, а, как свечка, — тает, согреваемая прилившим к лицу жаром.       Из коридора повеяло холодом. И вскоре всё нарастающий стук каблучков привел на порог француженку.       — Я провожу Вас к хозяину, — без акцента сказала она.       Гриндевальд и раньше просил Куинни о помощи, когда обучение выходило из-под контроля, — когда эмоции и прорывавшиеся из-за них способности Криденса ставили преподавателя в тупик — поэтому появление его правой руки не казалось чем-то ошеломляющим. Согласно кивнув, Голдштейн шагнула навстречу.       — Не Вас, — остужающе вздернула бровь француженка. Совсем иначе взглянув на Тесея, она любезно пояснила: — Проводить велено месье «золотые руки». Отличная работа, кстати. Вы плотничаете?