Фантастические драбблы

Тина едва поспевает за Ньютом. Она знает, что спешка необходима, потому что оборотное зелье обещает выветриться с минуты на минуту, и это добавляет нервозности в её и без того расшатанное состояние. Страшит будущее, волнами захлёстывает гнев, подкатывает к горлу обида и горечь от той дурацкой статьи в «Увлекало». Она смотрит на спину незнакомого человека, и всё равно видит перед собой Ньюта, от которого поклялась держаться подальше. Ей не хочется находиться рядом, не хочется создавать иллюзию их прежнего тандема. Не хочется… Мулатка в лиловом выныривает из-за угла, тотчас подхватывает Ньюта под руку. Вероятно, принимает за его брата. Крайне невовремя. В довершение ко всему Тина узнаёт в девушке невесту Ньюта, и боль сильнее скребёт по сердцу. Сбавив ход, Тина старается, не привлекая к себе внимания, слиться с толпой. — Что происходит? — спрашивает девушка. Её фамилия Лестрейндж, кажется. — Что за спешка? Ньют выглядит растерянным. Тину удивляет его реакция, своей-то невесте он может доверять. Наоборот, она поможет им добраться до архива, пока действие эликсира не закончилось. Но Ньют отчего-то не выдаёт себя. — Гриндевальд собирает приспешников, — отмахивается он, не сбавляя темпа. Невеста семенит за ним на высоких каблуках, едва поспевая за размашистым шагом. Она миниатюрная и красивая, для Тины это ещё одна причина не любить ее. — Да постой же! — резкий рывок, и Лестрейндж, захватив ладонями воротник Ньюта, притягивает его к себе и впивается в губы своими. Она целует Тесеуса, старшего из братьев Скамандеров. Но она также целует Ньюта. Тина ощущает жгучую ревность, хотя, казалось бы, должна смириться с помолвкой. Невеста целует Ньюта, очевидно, узнав его даже под другой личиной. Вот она — истинная любовь. Стоять на пути таких чувств глупо и подло. Едва подавляя желание сбежать, Тина всё же подходит чуть ближе, своим присутствием напоминая Ньюту о скоротечности зелья. Но он и сам уже отстранил невесту, и вид у него такой, будто ему стыдно и неловко. Ещё бы, они с Тиной ведь вопрос его помолвки не поднимали, наверняка он хотел избежать щепетильной темы. — Будь осторожен, — просит Лестрейндж, поглаживая Ньюта по щеке. — И ты, — отвечает он несколько рассеянно. — Прости, мне пора. Пользуясь замешательством невесты, Ньют быстро уходит, и Тина, не дождавшись приглашения, спешит следом. Они, хоть и не без трудностей, всё же добираются до архива, по пути Ньют снова становится Ньютом, и от этого находиться рядом с ним кажется ещё больнее. Когда же у стойки архивариуса он представляет Тину Литой Лестрейндж, она и вовсе ощущает приступ дурноты. Слышать имя соперницы, привязанное к собственной личности, Тине неприятно, но ради благой цели приходится перетерпеть. На вопрос архивариуса, кто такой Ньют, Тина без колебаний и с нескрываемой тоской отвечает: — Жених. Их пропускают, двери архива закрываются за их спинами. — Тина, по поводу моей помолвки… Конечно же, теперь Ньют считает себя обязанным объясниться. Только Тине это не нужно. Не после страстного поцелуя, свидетельницей которому ей пришлось стать. Если до того она могла держать себя в руках, то теперь находится на грани срыва. — Прости, не успела тебя поздравить, — холодно перебивает она и вырывается вперёд. Создаёт видимость полной сосредоточенности делом, хотя хочется язвительно добавить, что их с невестой светлой и чистой любви она несказанно рада. Тина сдерживается, потому что боится, что эти слова станут спусковым механизмом её надёжно закрытых чувств. Плакать перед Ньютом она себе позволить не может. Слишком унизительно. — Насчёт Литы, я… — не унимается Ньют. Тина снова перебивает. — Да, я безумно счастлива за вас, и… — броня трескается, в голосе появляются первые дрожащие нотки. — Не надо! — с горячностью восклицает Ньют, пытаясь взять её за руку. Тина ускользает. — Не надо тебе быть счастливой! А вот это уже возмутительно! Тина оборачивается, чтобы взглянуть в его бесстыжие глаза. Но Ньют не выглядит насмехающимся. Он по-прежнему растерянный и напуганный. — Нет-нет, прости, я не то хотел сказать. Он перебирает в руках ручку своего чемодана и кажется таким уязвимым, что злость Тины моментально проходит. — Разумеется, я хочу, чтобы ты была счастлива, — продолжает он, и чемодан едва не выскальзывает из его рук. Ньют ловит его у самой земли и прижимает к груди, словно пытаясь спрятаться за ним от наступившей неловкости. — Я слышал, ты уже счастлива, и это просто прекрасно. Прости, я пытаюсь сказать, что ты будь счастлива, только, пожалуйста, не будь счастлива за меня, потому что я… Несчастлив. Он замолкает и, ссутулившись, обращает на неё доверчивый взгляд. Словно просит прощения и выражает свою симпатию одновременно. — Я не… — Тина не знает, что собирается сказать, да Ньют и не даёт. — И не помолвлен… — он закусывает губу, отчего становится ещё более милым, хотя, казалось, ещё более милым он стать просто не может. — Что? — у Тины обрывается что-то внутри. Былая тяжесть сменяется робкой надеждой. — В том глупом журнале была ошибка, — поясняет Ньют со скоростью муховёртки. — Мой брат женится на Лите шестого июня, а я буду шафером, что, конечно, тоже весьма странно… Да ты же стала свидетельницей поцелуя. Их поцелуя. Тина вообще ничего не понимает. — Я решила, что она узнала тебя под зельем… — шепчет она, делая шаг по направлению к Ньюту. В груди гулко колотит растревоженное сердце. Ньют отрицательно качает головой. — Ты приехал, чтобы вернуть её? — спрашивает Тина, очень боясь получить положительный ответ. — Нет… Я приехал, чтоб… — Ньют, наконец, выпрямляется. Смотрит не в глаза, а словно в саму душу. — Знаешь, у тебя глаза как… — Как что? — на самом деле, Тине не важно. Важнее то, что Ньют не помолвлен. От одной этой мысли по телу разливается приятное тело, а руки покрывают мурашки. — Я не должен это говорить. — Ньют в смущении опускает глаза. Он такой взволнованный, что Тине хочется помочь ему. Потому что не важно, чего он там не может сказать. Не важно! Он не с Литой, может ли быть что-то важнее этого? — Я читала твою книгу, — выпаливает она, стараясь поскорее сменить тему. — Постой, ты читала? — Ньют, кажется, начинает выглядеть ещё более встревоженным и напуганным, чем прежде. Шевелит губами, так и не произнеся ни слова. Что-то продолжает беспокоить его, только Тина не может понять, что именно. Между тем Ньют ставит, наконец, свой чемоданчик на пол, чем-то шуршит в кармане. Газетная вырезка, сложенная вчетверо. — У меня тут… — Ньют разворачивает бумагу, попутно то краснея, то бледнея. — То есть, это твоя фотография из одной газеты… Знаешь, у тебя глаза тут такие необычные. И в жизни они такие же, Тина, как будто… Как будто огонёк в воде, в тёмной воде. От его слов начинают подкашиваться ноги, а в уголках глаз щиплет от внутренней тоски, готовой вот-вот выплеснуться слезами. — Такие глаза я видел только… Такие глаза я видел только… Ньют трогательный до невозможности, и Тина понимает, что если сейчас не поможет ему, то расплачутся они оба. — У саламандры… — тихо говорит она, замечая, как светлеет его лицо. Глаза Ньюта блестят в неясном освещении архива. Всё же, слёзы подошли слишком близко, теперь их не просушить одной лишь силой воли. Но Тина больше не сдерживается. Она даёт слезе скатиться по щеке, и видит, как по щеке Ньюта скользит слеза тоже. Ещё недавно Тина была разбита, а теперь она купается в бесконечном облегчении. Остаётся лишь заменить воспоминания о поцелуе Литы чем-то более тёплым. Не задумываясь над тем, насколько это правильно, Тина преодолевает остатки разделяющего их расстояния и прижимается губами к уголку рта Ньюта. Целомудренный поцелуй, от которого ей безумно страшно. Оттолкнет? Отпрянет? Но руки Ньюта крепче прижимают к себе, а губы отвечают. Неумело, осторожно, до бесконечного бережно. Ньюту и самому страшно, Тина не может этого не замечать. Всё что она может — помочь ему, как он помогает ей. Запуская пальцы в его волосы, Тина прикрывает глаза. Они нравятся друг другу, а может даже больше, чем нравятся. Им предстоит многое открыть друг в друге, переступить через бездну смущений и беспокойств. Но главное то, что Ньют готов предложить ей руку помощи, а она никогда не оставит его. Газетная вырезка летит к ногам, шуршит по мрамору, но этого Тина уже не замечает.